Безлюдное место
Глава 18. Соседями характеризуется положительно
жүктеу/скачать 2,85 Mb.
|
| Глава 18. Соседями характеризуется положительно
Небольшой, на 40 тысяч жителей городок Тулун расположен в 400 километрах от Иркутска в изгибе реки Ии: по форме он напоминает набитый монетами кошель, а название переводится с бурятского как «кожаный мешок». Его современная история чем-то похожа на историю Ангарска. Здесь тоже в 1950-х начала бурно развиваться промышленность: построили гидролизный, стекольный, авторемонтный и электромеханический заводы; модернизировали — водочный и маслодельный; неподалеку возник крупнейший в регионе Мугунский разрез, откуда ежегодно отправляли миллионы тонн угля на предприятия области и всей страны. В 1990-х многие предприятия разорились, сотни людей теряли работу и уходили в алкоголизм, процветала преступность и коррупция. Сейчас продолжает действовать угольный разрез, другой важный источник рабочих мест — железная дорога: Тулун — важный перевалочный пункт по пути из Иркутска в Красноярск. Этого, конечно, не хватает — в поисках лучшей жизни многие ездят на вахты на север или просто уезжают из Тулуна насовсем. Оперативники вспоминают, что, когда они приехали в город, больше всего им запомнилось то, как центральная площадь Тулуна выглядит в родительский день — когда она превращается в рынок искусственных цветов и венков и «становится похожа на огромное кладбище». В 2019 году город попал в федеральные новости — тем летом Ия, выйдя из берегов, прорвала дамбу и почти целиком затопила Тулун: 25 человек погибли, тысячи пострадали и потеряли жилье и машины, некоторые улицы смыло полностью, и в низинной части города теперь почти никто не живет. Остальные районы более-менее восстановились после наводнения уже спустя несколько месяцев — о катастрофе напоминают только участки земли, покрытые обломками и грязью, да отремонтированная к визиту Владимира Путина центральная дорога. При знакомстве с материалами дела «тулунского маньяка» у Артема Дубынина с коллегами случилось дежавю: как и в случае с Попковым, налицо было большое количество схожих преступлений, которые до последнего не хотели объединять в одно дело. «Опять плохо регистрировали дела, опять происходило замалчивание большей части преступлений. Опять чтобы статистику не портить, — возмущается Виктор Маслаков, который тоже вошел в состав группы. — Не поймать насильника, который совершил столько преступлений, в таком маленьком городе, где все друг друга знают, — это просто разгильдяйство. Они должны были весь город перевернуть и на уши поставить». О том, что в городе орудует серийный маньяк-насильник, тулунские милиционеры знали уже в 2008 году. Один из оперативников обратил внимание на схожие черты у десятка нераскрытых дел: крепкий мужчина среднего роста с растительностью на лице в ночное или утреннее время — чаще всего в районе железнодорожного вокзала — нападал с ножом на девушек и женщин, а потом насиловал их на стройках, пустырях или в общественных туалетах. Все эти дела лежали нераскрытыми, и специально по ним никто не работал. В 2014 году в Тулун приехала сотрудница Иркутского следственного управления. Она проанализировала нераскрытые преступления прошлых лет, выявила 12 изнасилований со схожим почерком и доложила об этом своему руководству, но и тогда объединять их в одно дело никто не стал. Не сообщили о нем и «маньячной группе», которая продолжала работать в Ангарске. Впрочем, кое-чего иркутская следователь все-таки добилась. По ее распоряжению полицейские начали брать образцы слюны у сидевших в СИЗО и просто подозрительных лиц — и направлять их на экспертизу, чтобы сличить с генетическим материалом преступника, который обнаружили на телах жертв. Кроме того, к тому моменту в Тулуне уже составили фоторобот преступника — студенты художественного колледжа нарисовали настолько точный портрет насильника, что пострадавшие, увидев его, думали, что это фотография. Вплотную заняться маньяком у местных оперативников времени так и не хватало — нужно было раскрывать другие тяжкие преступления, которые совершались в городе. «Обычному оперу не хватает времени, даже чтобы просто прочитать все нераскрытые дела, не говоря уже о том, чтобы по ним работать, — объясняет один из моих собеседников. — Без личной заинтересованности этого маньяка до сих пор ловили бы. Если работать формально, по закону, вообще никакое преступление не раскроешь». Без создания специальной следственной группы поймать серийного преступника было невозможно — нужны были люди, которые бы тратили все свое время на анализ информации по серии, а сотрудники местного ОВД зачастую были вынуждены заниматься этим по собственной инициативе, в нерабочее время. Начальники тулунской полиции понимали, что в городе действует особо опасный преступник, но инициатива тормозилась на областном уровне. «Руководству главка надо было тогда не в прятки играть, а признаться Москве, что существует такая проблема, что надо создавать группу и целенаправленно заниматься этим делом, — объясняет мой источник. — А они все боялись от Москвы по шапке получить, поэтому и хотели эту проблему просто замолчать». Когда с подачи московского начальства «серию» наконец признали, все эпизоды объединили в одно производство и создали следственно-оперативную группу — ее возглавил Евгений Карчевский, который сразу попросил себе в подчиненные сотрудников «маньячной группы» из Ангарска. В итоге «в поле» в Тулуне работало семь человек — два следователя, четыре оперативника и два водителя; сам Карчевский контролировал ход расследования из областного центра. Как вспоминают мои собеседники, когда следователи из Иркутска приехали в Тулун, местные сотрудники тоже зашевелились — им было выгодно поймать преступника, чтобы столичные гости поскорее ретировались. «Они понимали, что мы приехали работать по их косякам. Но в процессе работы мы наладили с ними контакт, объяснили, что наша задача — не уличить их в бездействии или халатности, а найти преступника и уехать отсюда, — рассказывает Дубынин. — В итоге они шли нам навстречу и давали всю необходимую информацию». Поначалу без энтузиазма отнеслись к созданию оперативной группы и жители Тулуна, которых опрашивали в рамках расследования. Как рассказывает один из сотрудников, они, с одной стороны, возмущались, что полицейские получают большие зарплаты ни за что, а с другой, не хотели взаимодействовать со следователями, чтобы их потом не затаскали по судам. Не помог и ажиотаж в соцсетях в первые дни после приезда оперативников: в пабликах во «ВКонтакте» писали, что никакого маньяка на самом деле нет и на самом деле расследовать собираются коррупционные преступления. Даже потерпевшие оперативникам не доверяли: некоторые уже потеряли надежду на справедливость, другие не хотели вспоминать случившееся, у кого-то еще к тому моменту поломалась жизнь — были среди жертв и девушки, занимавшиеся проституцией, и пациентки психиатрических клиник. «Люди стеснялись, что их дочери стали жертвами таких преступлений, — говорит Артем Дубынин, — Они хотели побыстрее все замять, чтоб другие ничего не узнали, ведь подумают еще, что это она сама дала повод, и как потом с этим жить, как замуж выходить?» Дело тут было еще и в том, как вообще обычно расследуются в России дела об изнасиловании. Травматична даже сама процедура: если женщина — а в делах о сексуальном насилии в подавляющем большинстве случаев речь идет именно о женщинах — приходит в полицию, чтобы подать заявление, ей приходится многократно, не менее пяти раз в мельчайших подробностях рассказывать о том, что с ней произошло: сначала — участковому, потом — начальнику отделения, далее — следователю, судмедэксперту, психологу, адвокату. Чаще всего все эти люди оказываются мужчинами, которых никто не учил работе с жертвами изнасилования. Нередко каждый из них подвергает рассказ женщины сомнению или обесценивает его. «У нас же сначала спрашивают: „Может, ты сама это все сделала и пришла, чтобы перед мужем отмазаться? Или ты сама все спровоцировала, а теперь хочешь мужика упрятать?“ — признает Дубынин. — В общем, отталкивают от себя потерпевшую. Она не чувствует, что ей хотят помочь». Другие оперативники в разговоре со мной защищали такие методы работы, указывая, что полиция обязана проверять заявления на предмет оговора. «На моей практике был случай, когда девушка 14 лет заявила о насильственных действиях сексуального характера в отношении своего родного дяди, — говорил один из них. — А потом выяснилось, что дядя души в ней не чаял, баловал всяко-разно, больше чем родители, и она попросила у него айфон. Он предложил ей купить телефон подешевле, и она написала на него заявление». (Согласно американским исследованиям, количество ложных обвинений в изнасиловании не превышает 10 %, при этом о более чем половине сексуальных преступлений в полицию просто не сообщают.) Работа «маньячной группы» в Тулуне осложнялась еще и тем, что руководство ограничило сумму командировочных расходов. Жить предлагалось на 500 рублей в день. Чтобы сэкономить, оперативники снимали двухкомнатную квартиру впятером и жили «как в казарме». Картошку, мясо и макароны приходилось привозить из дома — денег не хватало даже, чтобы поесть в столовой. 26-летний Эдуард Панов попал в группу, которая занималась «тулунским маньяком», по счастливой случайности. Выпускник юрфака, он успел недолго поработать юристом по корпоративным спорам, потом четыре месяца расследовал дела «нелеток» (так на профессиональном сленге называют несовершеннолетних) в одном из райотделов Иркутска, а в конце 2017 года прикомандировался в отдел криминалистики главного управления СК по Иркутской области — «приводить в соответствие базы криминалистического учета». В этих базах ведется статистика тяжких и особо тяжких преступлений против личности (изнасилований и убийств), в том числе для того, чтобы отслеживать серийные преступления. «В середине и в конце 1990-х в Иркутской области зафиксировано чудовищное количество убийств — катастрофическое, — рассказывает Панов. — Там тысячи и тысячи нераскрытых преступлений. С 2008 года это число сильно сократилось». Однажды Панов услышал на работе разговор двух следователей, которые обсуждали преступления «тулунского маньяка» и создание специальной оперативной группы под руководством Евгения Карчевского. Эдуард, несколько уставший от рутинной работы с бумагами, давно мечтал поучаствовать в «чем-то таком», тем более что о Карчевском был наслышан: его будущая жена, тоже студентка юрфака, когда-то участвовала в следственных действиях по банде «молоточников» и была сильно впечатлена тем, как четко, «прям как в книгах» выстраивал свою работу следователь; потом, когда Карчевский занялся делом Попкова, он тоже был на виду и давал много интервью. Через знакомую Панов попросился стать сотрудником группы — Карчевский навел справки и согласился. В Тулун Панов вместе с еще одним следователем приехал в один из самых холодных дней января 2018 года — температура опускалась ниже 50 градусов, последние несколько километров машина ехала через пургу со скоростью примерно 10 километров в час и в условиях нулевой видимости. Добравшись до города, следователи сняли квартиру в четырехэтажке неподалеку от работы — и включились в дело. Тулун произвел на молодого следователя жуткое впечатление. «Отвратительный город с гнетущей атмосферой, — говорит Панов. — Женщин там много одиноких — с мужиками проблема серьезная, в том плане, что пьют сильно. Кто не пьет, на вахте зарабатывает, уезжают на севера, женщины одни остаются. У меня там друг есть — работает гаишником. Во время наводнения [2019 года] он был в Иркутске на курсах повышение квалификации, а когда вернулся, то шутил, что в Тулуне ничего не изменилось». Местные жители казались оперативнику закрытыми и недружелюбными — по его словам, на визиты оперативников они всегда реагировали негативно и чаще всего «отказывались взаимодействовать»: «Приходилось применять гибкость, как-то психологически располагать, объяснять — не через бедро ломать». Впрочем, Панов понимал, откуда берется такая реакция: во-первых, как подозревает следователь, у некоторых свидетелей были свои «криминальные скелеты в шкафу», и они боялись, что под видом допроса о насильнике «копают под них». Во-вторых, у большинства жителей Тулуна были проблемы поважнее. «Там в городе зарплаты чудовищно низкие, работы нет, — объясняет Панов. — Людям приходится выкручиваться, они сосредоточены на выживании, а не на том, чтобы маньяка ловить». Одной из первых задач следственно-оперативной группы было создать точную и полную картину географии преступлений. Проблемы возникли даже с этим — пришлось делать карту на заказ. «Точных карт Тулуна вообще нигде нет, — объясняет Панов. — Как будто мы в 1980-е годы попали: улицы перепутаны местами, дома указаны коряво, геолокация постоянно глючила». Дальше началась рутинная работа — изучение материалов дела, разработка версий, допросы потерпевших и свидетелей. В свободное время следователь либо занимался спортом в «единственном нормальном месте на весь город» — спорткомплексе «Дельфин», либо смотрел сериалы, в частности, «Охотника за разумом» — американское шоу об агентах ФБР, которые первыми попытались описать психологию серийных убийц. Иногда на выходные начальство разрешало Панову съездить к родным в Иркутск — и каждый раз после Тулуна ему казалось, будто он попал в Барселону или Берлин. Карчевский появлялся в Тулуне наездами и занимался в основном «стратегическим планированием»: выслушивал версии своих подчиненных, направлял их работу. Сотрудники группы, как вспоминает Панов, регулярно оказывались в состоянии полного отчаяния — и «оживали», только когда появлялась новая зацепка. В эти трудные минуты поддержка руководителя была важна особенно. «У Карчевского очень щепетильное отношение к работе, спустя рукава с ним не поработаешь, — объясняет Панов. — Причем он не был авторитарным, но своим магнетизмом, своим внимательным отношением к работе, к планированию он нас заражал. Он никогда ни на кого не срывался, не кричал — его все уважали. Таких руководителей очень немного». Дубынин, Панов и их коллеги изучили все архивные уголовные дела, в том числе приостановленные и прекращенные, и на этой основе составили справку-таблицу, сгруппировав преступления маньяка по месту и времени их совершения. Туда же добавили информацию со станции переливания крови Тулуна и Братска — группа знала, что у насильника вторая или четвертая группа крови, что немного сужало круг подозреваемых, — а также сведения о всех ранее судимых, умерших, получивших увечья и осужденных жителях города и района: последнее преступление «тулунского маньяка» датировалось 2012 годом, поэтому по одной из версий преступник мог умереть, сесть в тюрьму или получить инвалидность. Наконец, были проанализированы протоколы освидетельствования жертв изнасилований, составленные судмедэкспертами: следователи искали случаи, когда преступление совершалось на улице, в заброшенных зданиях, недостроях, на пустырях, свалках или в уличных туалетах, а насильник не использовал презерватив. В итоге количество выявленных жертв маньяка выросло почти вдвое — с 12 до 22. «Информации было предостаточно, — вспоминает Артем Дубынин. — Оставалось только поймать преступника». Оперативники знали генотип преступника, установили его примерный возраст, также было известно, что у него вторая или четвертая группа крови. Ориентировки с описанием маньяка, его фотороботом и контактными данными следователей были расклеены по всему городу: в больницах, отделениях почты, Сбербанка, у продуктовых магазинов. Дубынин, считал, что круг подозреваемых нужно было сузить, а не брать образцы эпителия у всех подряд, тем более что был известен примерный возраст преступника и его приметы. Вместо этого, по словам оперативника, маньяка решили ловить «большим неводом»: во все райотделы по области разослали требования брать образцы эпителия у всех доставленных. Исключения не делались даже для тех, кто очевидно не вписывался в критерии следствия: людей с другой группой крови, а также тех, кто в момент совершения преступления находился в тюрьме или в другом регионе. В итоге в сорокатысячном Тулуне было взято около 8 тысяч проб. На обработку каждой из них нужно было потратить около 5000 рублей — но на экспертизах в этот раз, в отличие от довольствия оперативников, никто не экономил. «Чтобы произвести впечатление на Москву, руководство Следственного комитета решило охватить как можно больше людей и брать образцы у всех подряд, — рассказывает Артем, которому это казалось „работой в воздух“. — Вместо того чтобы заниматься розыском преступника, мы занимались набиванием дела. Никого не волновал итог этих следственных действий». Оперативники обрабатывали целые предприятия — например, приезжали на железную дорогу и опрашивали всех рабочих. «На это могли уйти недели, причем никакого видимого результата такие проверки не приносили — но нам говорили: „Чтобы группу оставили, надо показывать результат“, — продолжает Дубынин. — Иногда доходило до абсурда: не хватало нам 2–3 человек, мы шли в продуктовый магазин, у зоомагазина вставали, подходили к более-менее подходящему мужичку, приглашали в отдел, допрашивали, брали образец — лишь бы добить статистику». По мнению Дубынина, если бы следователям не надо было отчитываться перед руководством и брать по 20–30 образцов эпителия в неделю, маньяк нашелся бы намного быстрее. Следователь Евгений Карчевский не согласен с оперативником — он считает, что 15 тысяч взятых образцов эпителия в итоге оправдали себя. «До нас ведь его тоже искали, и ничего не получалось, так что наш способ оказался более действенным, тем более что мы попутно раскрывали и другие преступления: кражи, убийства и изнасилования, которые тоже все эти годы оставались без должного внимания, — объясняет Карчевский. — Мы не „мазали“ всех подряд, а брали образцы только у подходящих под наш портрет мужчин». В свободное от этой рутинной работы время Дубынин самостоятельно отбирал «наиболее интересных», подходящих по всем поисковым признакам подозреваемых, и отрабатывал их вместе с коллегами. Иркутские эксперты шли им навстречу — и проверяли наиболее похожих подозреваемых первым делом. Среди таких людей был судимый мужчина, который жил в приюте для наркозависимых при церкви: одна из жертв, посмотрев на фотографию, сказала, что он очень похож на насильника. Оперативники приехали в приют, допросили мужчину, взяли у него образец эпителия и потом сутки караулили подозреваемого, пока шла экспертиза, которая в итоге не выявила совпадения с генотипом преступника. При этом, по словам Артема, полицейское руководство неофициально предлагало, не дожидаясь результатов экспертизы, задержать мужчину и арестовать его на два месяца — но Дубынин отказался. Это был не единственный такой случай. «Однажды мы вышли на человека, по которому сходилось вообще все, — рассказывает один из оперативников. — Мы нашли потерпевшую, которую он изнасиловал аналогичным способом, у него были такие же проблемы, что и у того человека, которого мы искали: от него пахло мочой или чем-то затхлым — наш подозреваемый работал на тракторе с соляркой, а его бывшая жена, которую он избивал и которой угрожал ножом, рассказала, что, когда он напивается, у него моча не держится. Но его генетический материал тоже не совпал с образцом преступника». По словам оперативника, в итоге изнасилованная женщина не стала писать заявление — и на мужчину даже не завели уголовное дело. До поры результата не давала ни одна из тактик следствия — ни массовый сбор генетических образцов, ни более точечная работа Дубынина, поэтому оперативники продолжали заниматься и тем и другим. В конце 2018 года они начали отрабатывать улицы, на которых были совершены преступления, — с окраин шли к центру. «Мы заходили в каждый дом, в каждую квартиру, опрашивали жильцов и брали у них образцы эпителия, — рассказывает Дубынин. — Преступник как раз на одной из этих центральных улиц и проживал, а значит, очередь вот-вот бы до него дошла. Не делся бы никуда — это было делом времени и техники». В итоге, однако, тулунского маньяка поймали случайно. В один из первых январских дней 2019 года женщина в Тулуне шла рано утром на работу, когда ее, угрожая ножом, остановил мужчина и попытался заняться с ней сексом — но у него ничего не вышло: не было эрекции. Тогда он заставил сделать ему минет, забрал у жертвы деньги и украшения и ушел. Сплюнув сперму на месте преступления, женщина отправилась в полицию и собиралась заявить об изнасиловании — однако дежурные уговорили ее не делать этого, чтобы «из-за огласки на нее не тыкали пальцем». В результате вместо заявления об изнасиловании появился документ, в котором происшествие было описано примерно так: «Подошел мужик с ножом, попросил закурить и обругал ее матом». В тот же день начальник уголовного розыска Тулуна, просматривая сводки происшествий, обратил внимание на это дело. Оперативники выехали на место преступления, потерпевшая указала, куда сплюнула сперму, и генетический материал в срочном порядке отправили на исследование. Пока ждали результатов, отрабатывали близлежащую территорию — и обнаружилось, что неподалеку были установлены видеокамеры. По записям установили номер машины преступника, а по номеру — и как его зовут. А вскоре экспертиза подтвердила, что нападение совершил тот самый маньяк. Происходило это в новогодние праздники, и сотрудники оперативной группы разъехались по домам — отмечать с семьями. Не дождавшись от них быстрого ответа, тулунские полицейские решили действовать сами — и придумали целую спецоперацию. «Мы предполагали, что он может с собой что-то сделать, когда поймет, что за ним приехали, — он же понимал характер своих преступлений, — рассказывает один из задерживавших маньяка сотрудников. — Сказали, что в школе, где работает его супруга, было совершено преступление имущественного характера и он нужен нам в качестве свидетеля. Под этим предлогом его и забрали». Настоящую причину задержания подозреваемому озвучили только в отделе. Ничего не сказав, он опустил голову — но его показания следствию уже и не требовались: достаточно было результатов экспертизы. После этого, как и когда-то Попкова, маньяка отправили сначала в СИЗО Тулуна, а потом в изолятор в Иркутске — Артем Дубынин говорит, что лично просил его сотрудников обеспечить преступнику безопасность, «потому что все его хотели порвать на клочки». После ареста насильника в силовых ведомствах опять начались аппаратные игры. По мнению моего собеседника из тулунской полиции, несмотря на то что именно местные оперативники задержали маньяка, Следственный комитет решил «перетянуть одеяло на себя»: «В новостных заметках и репортажах по местному телевидению формируется мнение, что насильника поймали без помощи тулунских полицейских, даже люди в Тулуне говорят: „Вот приехали из Иркутска, все раскрыли, а тут никак не могли ничего сделать“», — жалуется он. При этом Артем Дубынин считает, что его тулунские коллеги сработали нормально, хоть и «коряво». К концу лета 2020 года следствие по делу тулунского маньяка было завершено, и обвиняемый знакомился с материалами дела, в котором уже около 100 томов. Мужчине предъявлены обвинения в 7 изнасилованиях, хотя на самом деле, по словам следователя, он изнасиловал более 70 женщин: по большинству эпизодов истекли сроки давности, по другим потерпевшие не хотят предъявлять обвинения, чтобы не встречаться с преступником в суде. Преступник безнаказанно насиловал жертв почти 30 лет — с 1990 года. Мой собеседник в следственной группе добавляет, что половина жертв — несовершеннолетние девочки в возрасте от 11 до 16 лет: «Он педофил, сексуальный маньяк, насильник и убийца». Действительно, преступник уже сознался в двух убийствах, которые также вошли в состав обвинения. Обеих жертв нашли с похожими множественными ножевыми ранениями и следами изнасилования, одна из женщин работала учительницей. «У него был ножик перочинный, он им каждый раз тыкал, подставлял к шее, наносил колюще-режущие удары, — рассказывает Дубынин. — А тут, видимо, оказала сопротивление или как-то оскорбила его из-за проблем с потенцией. Он часто не мог совершить половой акт — долго мучил своих жертв, пальцы им везде вставлял, заставлял минеты ему делать, избивал их сильно. Где-то перестарался». Тулунского маньяка зовут Павел Шувалов, ему 52 года, и он, как говорят поймавшие его оперативники, обычный, «среднестатистический для Тулуна мужик». Жена, с которой они делят небольшую квартиру в трехэтажном доме, работает в школе и преподает русский язык и литературу. Двое сыновей выросли и уехали в Иркутск. Сам насильник работал на угольном разрезе на бульдозере и получал 70–80 тысяч рублей в месяц — большие деньги для маленького города с высоким уровнем безработицы. В советские годы Шувалов был осужден за хищение социалистической собственности, после этого не привлекался, «соседями характеризуется положительно». «Шувалова, как и Попкова, породила атмосфера безразличия. Когда мы приехали, о том, что у них зверствует маньяк, никто в городе даже не знал, — говорит Дубынин. — Там по такому принципу живут: пока меня проблема не касается лично, она меня не волнует. Если пришли бить соседа, я лучше посмотрю в окошко или в глазок и подальше отойду от двери, будто меня дома нет». Шувалов был признан вменяемым, но эксперты выявили у него психическое отклонение, при котором мужчина может сексуально возбудиться, только когда женщина испугана, — раптофилию. «Сексуальное возбуждение у него возникает только в момент, когда он насильно заставляет женщину вступить с ним в половой акт: эмоционально давит ее, бьет, когда она находится у него в полной власти», — объясняет Евгений Карчевский. Мои собеседники уверены, что свои преступления Шувалов совершал не ради наживы — а потому, что, как и Попков, чувствовал безнаказанность. «В Тулуне ведь с девушками проблем нет. Здесь, чтобы построить с кем-то отношения, достаточно быть более-менее воспитанным и порядочным, — рассуждает один из моих собеседников. — Для него все это была игра, некое разнообразие. Все его жертвы — это молодые девушки, каких-то бичеватых или старых бабушек он не трогал. Шел, видел пустырь, попадалась жертва, и он ее брал». С женой Шувалова мы столкнулись у подъезда их дома — она возвращалась после уроков, из сумки торчала стопка тетрадей. Поговорить со мной она отказалась; сказала: «Нам с этим жить еще» — и закрыла дверь. По словам моего собеседника в тулунской полиции, женщина до последнего не могла поверить в происходящее, а когда сомнений больше не осталось — замкнулась в себе: «Ее вообще очень жалко, она адекватная, сдержанная, в школе о ней очень хорошо отзываются и понимают, что она не виновата». Сейчас она регулярно приносит супругу продукты: макароны, конфеты, печенье. В той же школе училась одна из жертв маньяка — Мария, которую он изнасиловал, когда она приехала в Тулун на поезде летом 2006-го. Жена насильника преподавала у нее русский язык, и они даже ездили всем классом в лес — как Мария вспоминает теперь, на один из таких пикников Шувалов привез своих сыновей, но его лица она тогда не запомнила. Девушке бывшую учительницу тоже «очень жалко». «Помню, что в школе она как с подружками с нами общалась, но и поругаться могла, — вспоминает она. — Я почему-то запомнила, что они с мужем часто ссорились. Мы с девочками уже знали: когда дома были неприятности, она сама младшего сына из школы забирала и приводила его к нам на уроки, а мы его, как могли, развлекали». Когда Марии сообщили, кем оказался напавший на нее мужчина, некоторые детали преступления встали для нее на свои места — например, Шувалов действительно мог знать ее отца, поскольку тот сдавал в аренду технику для работы на угольных разрезах. Теперь девушка собирается приехать на процесс над насильником — единственная из всех жертв, с которыми мне удалось поговорить: чтобы посмотреть ему в глаза и удостовериться, что больше он никому не навредит. Начаться суд должен осенью 2020 года; Шувалов полностью признал вину. Год назад Мария развелась с мужем, и осталась одна с двумя сыновьями — сейчас им 4 года и 8 лет. Когда они расставались, супруг, чтобы задеть ее, сказал: «Тебя ж в твоей юности изнасиловали, что ж ты не померла!» «Не могу сказать, что его слова мне ножом по сердцу, я уже прошла этот этап, — говорит девушка. — На ошибках учатся, из всего нужно делать выводы: например, не нужно быть такой самоуверенной, как хотелось бы. Я была слишком уверена в себе: обернулась — идет мужик, ну и ладно; пошла дальше, он усилил шаг, ну и ладно. Долгое время шум шаркающих шагов даже снился мне. Каждый человек умрет, когда ему нужно, но хорошо, что я не в тот момент умерла». Одной ей поначалу приходилось тяжело: нужно было платить ипотеку и водить мальчишек на хоккей. В самые трудные минуты Маша даже задумывалась о том, чтобы вернуться обратно в Тулун, где у ее родителей есть «два больших коттеджа», но потом передумала: «Тулун — хороший маленький городишко. Сейчас там печально из-за наводнения, а так население хорошее, инфраструктура вся есть, но нет работы, а это ведь самое главное. Да и не могу я перечеркнуть всю карьеру своим детям — там им совсем негде будет заниматься». Заговорив о своих семейных делах, Мария вдруг вспоминает, что ее бывший муж работал в одном из охранных предприятий Ангарска вместе с другим маньяком — Михаилом Попковым. Однажды она даже виделась с ним. Попков показался ей «нормальным человеком». жүктеу/скачать 2,85 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|