Безлюдное место
Глава 3. Практик с ученой степенью
жүктеу/скачать 2,85 Mb.
|
Sulim Bezlyudnoe-mesto-Kak-lovyat-manyakov-v-Rossii.r6LxXQ.606460
| Глава 3. Практик с ученой степенью
29 августа 1998 года дома у выпускницы кулинарного училища Веры Рыбаковой собралась большая компания. Сидели шумно, громко играла музыка; соседка, которая в тот вечер поздно вернулась с работы и укладывала ребенка, даже сделала им замечание — пора расходиться. Вере в тот год исполнилось 22 года, а жила она вместе с мамой Надеждой Хмелевой на первом этаже двухэтажного дома в центре Ангарска, недалеко от отделения милиции. Надежда живет здесь и сейчас: темный коридор, зал с сервантом и расстеленным диваном-кроватью, кухня, где громко работает телевизор, и почти пустая комната дочери, куда Хмелева в последние годы почти не заходит. «Мне все говорили: „Ой, Надя, у тебя такая дочка симпатичная“. Как сглазили!» — говорит она, показывая фотографии из альбома: вот Вера заканчивает детский сад, вот стоит, наряженная, возле новогодней елки, вот гуляет с большой дворнягой (собак и кошек мама с дочкой то и дело подбирали с улицы), а вот уже совсем взрослая позирует для группового портрета с друзьями, которые были с ней в тот вечер. Пока дочь училась в школе и училище, Надежда Хмелева работала то на нефтекомбинате, то в торговле, а потом устроилась в столовую — в кулинарное Вера поступила отчасти по стопам матери, хотя до того мечтала быть воспитательницей в детском саду. «Прежде чем сварить вермишель, она ее жарила, — рассказывает Хмелева о любимом блюде дочери. — Я с нее хохотала, а она говорила, что макароны нужно сначала обжарить, чтобы они не распадались». Еще Вера любила делать прически всем желающим — благодаря чему ее мама каждый день ходила на работу с новой укладкой. «Бывает, придешь домой в 12 часов ночи, а она Стасика стрижет, — вспоминает Хмелева. — Спрошу у нее: „А что это у нас Стасик так поздно дома делает?“ А она мне: „Ну, мама, пока тети Наташи дома нет, я его подстригу!“» Соседка Лена — та самая, что просила друзей вести себя потише, — вспоминает, что Вера «постоянно смеялась» (во дворе ее еще называли «зажигалкой») и нянчилась с маленьким сыном Лены, будто старшая сестра: забирала из детского сада, учила с ним таблицу умножения. «Бросит ему мяч и говорит: „Дважды два?“ А он должен его поймать и сказать — „Четыре“, и так пока все не выучит, — рассказывает Елена. — Она же еще совсем ребенком была — обеспеченным, нормальным ребенком. Надя Вере ни в чем не отказывала: она ходила в кожаных куртках, у нее было что поесть, где спать». Другие знакомые девушки говорили о ней по-разному: одни называли Веру «спокойным, уравновешенным и общительным человеком», другие — «гулящей» и «ведущей паразитический образ жизни». Тогда, в августе 1998-го, около полуночи у друзей закончилось спиртное, и Вера вместе с одним из парней решили сходить в ларек, расположенный неподалеку, — купить еще. Там они ненадолго потеряли друг друга из виду, а когда знакомый Рыбаковой уже расплатился и собирался идти обратно, то увидел, как она садится в какой-то автомобиль и уезжает. Вернувшись, он рассказал об этом остальным — те подумали, что девушка просто встретила знакомого. Вера и правда знала водителя: он жил с семьей в соседнем доме, и она регулярно встречала их во дворе. Перед тем, как девушка села к нему в машину, мужчина предложил ей выпить, и она согласилась. Спустя 15 лет убийца скажет, что Рыбакова часто злоупотребляла спиртным и наркотиками (двоюродный брат Веры тоже упоминал об этом, уточняя, впрочем, что девушка прошла курс реабилитации), вступала в «беспорядочные половые связи», из-за чего он считал ее «безнравственной и аморальной», и поэтому решил убить — в том числе в назидание другим женщинам. После того, как они заехали в ночной киоск за алкоголем, водитель повез Веру в лесной массив за кладбищем «Березовая роща». Там он вытащил ее из машины и стал бить топором по голове, телу и рукам. Девушка умерла той же ночью от многочисленных рубленых ран головы, повреждений черепа и мозга. Ее руки и кисти тоже были в глубоких рубленых ранах. Некоторые пальцы висели на лоскутках кожи — видимо, она пыталась закрыться от ударов руками. Тело нашли на следующий день случайные прохожие. Вера лежала лицом вниз на дорожке, которая шла вдоль бетонного забора у кладбища: черные брюки расстегнуты, на порванной белой кофте-сеточке, задранной вверх, — бурые пятна крови. «Вот зачем ему надо было рубить ее? Ну, что он, не мог по-другому, что ли, как-то? — говорит мать Веры. — Мне сказали потом, что он не стал ее насиловать, потому что у нее ноги были грязные». Другие подробности исчезновения дочери Хмелева 20 лет спустя, по ее словам, помнит плохо. В материалах уголовного дела говорится, что она в день убийства отбывала наказание в исправительном учреждении. Сейчас Надежда об этом не упоминает — но вспоминает разговор с другом дочери, который ходил вместе с ней в ларек: тот, узнав, что Вера так и не пришла домой, якобы попросил передать ей, что он обиделся, и ушел домой. «Она же большая уже была, не маленький ребенок, — объясняет женщина, почему не хватилась дочери. — Думала, может, она у друзей где-нибудь или к моим брату или сестре уехала. Что с ней случилось, мы поняли, когда уже по телевизору показали — на третий день». «После смерти Веры ее друзья часто окликали меня в городе, кричали мне: „Вера! Вера“. Я спрашивала: „Что, так похожа?“ — „Ну, сзади да“, — продолжает Хмелева. — Сначала они мне о ней напоминали, потом напоминали, когда в прокуратуру вызывали — там меня до невроза доводили. Сейчас вы пришли, и, как только ее имя назвали, у меня сразу же лихорадка началась — и это несмотря на то, что столько лет уже прошло». Кроме матери и соседки о Вере постоянно вспоминает еще один человек. Надежда называет его не по имени, а «Веркиным женихом». Он уже много лет живет и работает в Америке, но почти на каждый родительский день присылает Хмелевой розы — чтобы она отнесла их на могилу дочери. К моменту убийства Веры Рыбаковой власти Ангарска уже начали понимать, что женщин в городе убивают систематически. В 1998 году прокурор Иркутской области Анатолий Мерзляков поручил отправить в Ангарск следователя транспортной прокуратуры Николая Китаева — «оказывать консультативно-методическую помощь» в расследовании убийств женщин на сексуальной почве. Выбор был неслучайным — Китаев к тому времени уже был известен как один из главных в России специалистов по серийным убийцам. Он стал первым, кто изучил более десятка убийств женщин и объединил их в одно производство — позже оно станет известно как дело ангарского маньяка. У Китаева несколько высших образований: юридическое, психологическое и журналистское; он также прошел полный курс оперативно-разыскной деятельности, а еще — защитил кандидатскую диссертацию «Вопросы теории и практики изобличения лиц, совершивших умышленное убийство» и написал сотни статей по криминалистике. «Теоретиком я себя не считаю, — говорит семидесятилетний следователь, давно уже вышедший на пенсию. — Я скорее практик с ученой степенью». Китаев мечтал расследовать преступления с детства — и даже в какой-то момент предпочел эту работу карьере, отказавшись стать прокурором Иркутской области. Расследования стали существом его жизни. «Бывало, собираемся с женой и детьми в кино. Звонят с работы: труп и, кроме меня, ехать некому, — рассказывает он. — Семья с тоской в глазах идет на фильм, а я сажусь в воронок и еду на место преступления». Одним из самых громких дел Китаева стало расследование преступлений «иркутского монстра» Василия Кулика. Младший ребенок в интеллигентной семье профессора-энтомолога и директора школы, родившийся недоношенным и много болевший в первый год жизни, Кулик еще подростком начал проявлять агрессию — мучал и вешал кошек, однажды, разозлившись, чуть не зарезал сестру. Родители, которые боялись, что ребенок умрет во младенчестве, многое прощали мальчику; смерть отца он потом тяжело переживал — и даже пытался покончить с собой, выпив флакон корвалола. В юности Кулик стал чемпионом Иркутска по боксу, но, получив травму, со спортом завязал. Первый секс у юноши был еще в школе — по его словам, девушка потом его предала, после чего Кулик в женщинах разочаровался. Вскоре он поступил в Иркутский мединститут, устроился врачом на станцию скорой помощи, женился и стал отцом — что, впрочем, не мешало ему постоянно заводить любовниц. В 1980 году на Кулика напала группа подростков: его ограбили, избили и сильно ударили по голове. Как он позже утверждал на допросах, после этого молодой врач начал представлять, как занимается сексом «с девочками, мальчиками, а также со старушками». Кулик познакомился с девятилетней девочкой и стал ее соблазнять: дарил игрушки, писал записки, а однажды пригласил прийти поиграть к нему на чердак, но девочка отказалась. После этого мужчина начал добиваться желаемого силой. Первой жертвой Кулика стала 72-летняя пенсионерка — его бывшая пациентка, которую он случайно встретил на улице. Та рассказала, что живет одна, и Кулик решил ее изнасиловать. Оказавшись у женщины дома, он измерил ей давление и ввел двойную дозу аминазина, чтобы женщина не сопротивлялась, а потом — изнасиловал и задушил. Когда тело нашли, врачи решили, что причиной смерти стало больное сердце. После этого Кулик почувствовал себя безнаказанным. Он регулярно насиловал детей (сколько их было, неизвестно до сих пор — по всей видимости, родители жертв стеснялись идти в милицию); многих — убивал: первой маленькой жертвой маньяка стала девятилетняя девочка, который он предложил поиграть в прятки, а потом расправился с ней в подвале многоэтажки. Пожилых жертв Кулик убивал всегда. В какой-то момент он завел список «старух, которые его заинтересовали», в основном это были одинокие женщины, которые знали его и относились к нему доброжелательно. За два года он убил 13 человек — шесть детей и семь пенсионерок. Самой младшей жертве было два года семь месяцев, самой старшей — 75 лет. Кулик объяснял потом: ему хотелось, чтобы жертвы сопротивлялись, но «незначительно». Еще он мечтал заняться сексом с ребенком одной из своих любовниц и дважды пытался изнасиловать собственного трехлетнего сына — каждый раз матери детей неожиданно возвращались домой, после чего Кулик уходил на улицу искать очередную жертву. Задержали Кулика в 1986-м благодаря бдительности обычных людей — об убийце к тому времени говорил уже весь город, а фотороботы преступника висели едва ли не на каждом столбе. Работницы детского сада заметили, что мужчина ведет мальчика в сторону стройки и подняли шум, на который прибежали двое стоявших на остановке мужчин. Они и задержали убийцу и доставили его в милицию. Кулик признал вину, но на суде от своих слов отказался — заявил, что оговорить себя его принудил преступник, который якобы угрожал убить его близких. Дело отправили на доследование — и передали Николаю Китаеву. В 1986 году он был следователем по особо важным делам, заместителем начальника следственной части прокуратуры Иркутской области. К тому моменту Китаев написал уже нескольких научных статей — о видах судебно-психологической экспертизы, а также о возможности использования музыки и гипноза во время допроса. Он разыскал изнасилованных Куликом девочек, оставшихся в живых, и пригласил их на опознание. Несмотря на то что с момента совершения преступления прошло четыре года, потерпевшие узнали преступника по характерной манере разговора — он картавил. (О том, что новая встреча с насильником может ретравматизировать жертв, тогда никто не думал.) Кулик уверял следователей, что не мог насиловать и убивать детей в подвалах и темных помещениях, потому что близорук. Тогда Китаев заказал офтальмологическую экспертизу, которая показала, что преступник мог «свободно ориентироваться в условиях различной степени освещенности, независимо от того, был он в очках или нет». Следственно-оперативная группа под руководством Китаева устранила множество ошибок в расследовании, которые были допущены их предшественниками. Например, была неправильно определена группа крови, найденная на одежде одной из жертв. Китаев отправил вещественные доказательства на экспертизу в Москву, где и было установлено, что сперма, обнаруженная на платье девочки, принадлежит Кулику. Следователь также добился проведения другой экспертизы, которая анализировала особенность походки обвиняемого: свидетели и потерпевшие говорили о его специфической манере ходить, как бы «выбрасывая» одну ногу в сторону. Результаты экспертизы подтвердили их показания. Когда все доказательства были собраны, Китаев обратился к биоритмологу — во время расследования выяснилось, что все свои преступления Кулик совершал в новолуние или в полнолуние, и следователь хотел точно вычислить день, когда тот будет максимально эмоционально неустойчив. Необычные техники допроса вообще были одной из особенностей работы Китаева — в частности, он любил во время разговора с подозреваемыми включать музыку и часто «колол» людей под песню Юрия Лозы «Плот». В итоге Кулик признался во всех изнасилованиях и убийствах, в которых его обвиняли, и рассказал о тех, про которые следователь не знал. В явке с повинной бывший врач скорой написал, что считает себя полностью здоровым, и потребовал применить «крайнюю меру наказания»: «Считаю, что людям, подобным мне, не место среди людей, не говоря о совместимости с моей профессией». В 1989 году Кулика расстреляли. Китаев и сейчас считает: благодаря тому, что в СССР практиковалась смертная казнь, преступники боялись расстрела и убивали меньше людей; по его подсчетам, высшая мера позволяла сохранить от пяти до семи тысяч жизней ежегодно. «Я человек довольно-таки сентиментальный, отец двух дочерей. За 20 лет работы я своими руками переворочал на осмотрах более 600 трупов: свежих и гнилых, скелетированных и сожженных, расчлененных и целых, — вспоминает бывший следователь. — Однажды у меня на столе лежала кучка измельченных каких-то белых фрагментов, которые можно было накрыть носовым платком, а это были останки 20-летней Гали, которую два негодяя заманили в гараж, поочередно изнасиловали, а затем убили и за несколько приемов сожгли тело. Чего, кроме смертной казни, я мог им желать?» В 1990-х, по словам Китаева, страну «отпустило» и «бандиты стали валить друг друга пачками». Бывший следователь связывает это именно с отменой смертной казни — однако мораторий на нее начал действовать в 1996 году, как раз когда пик постсоветской преступности уже прошел и статистика по убийствам начала падать. Дело Кулика сделало Китаеву имя на всесоюзном уровне. В 1992-м, спустя три года после расстрела маньяка, следователь стал старшим помощником Восточно-Сибирского транспортного прокурора — в его полномочия входил надзор за расследованием дел особой важности. На новом месте службы Китаев продолжил изучать серийных преступников, а в 1994 году защитил диссертацию «Вопросы теории и практики изобличения лиц, совершивших умышленное убийство». В общем, Китаев был тем самым человеком, которому логично было поручить дело нового сибирского маньяка. «20 лет назад в Ангарске и его окрестностях трупов хватало, — вспоминает Китаев. — Но когда я туда приехал в 1998 году, то обнаружил более десятка дел со схожими чертами: в них фигурировали трупы женщин, со следами сексуального посягательства, причем все они были довольно привлекательными в силу своего молодого возраста и убиты поздно вечером или ночью». Следователь провел проверку и, по его словам, доложил о результатах областному прокурору Мерзлякову. Результаты были неутешительными: некомпетентность милиционеров и следователей привела к тому, что десятки убийств остались нераскрытыми, а найти преступника стало куда труднее — из-за того, что прошло много времени. Китаев сообщил, что готов сам взяться за поимку маньяка, и попросил наделить его необходимыми полномочиями — тем более что многое он уже успел сделать в рамках проверки. «Мы могли его найти тогда за полгода. У нас уже был список подозреваемых, в котором фигурировали фамилии семи сотрудников милиции, — говорит Китаев. — Под видом вакцинации можно было проверить около ста милиционеров, причем из этого списка можно было сразу исключить следователей и оперативников. Было понятно, что они не будут бросать использованный презерватив на месте преступления, а какой-нибудь мент, который не очень в теме, может. Круг уже сузился». Китаев утверждает, что рассказал о своей работе на совещании в Иркутске, после чего Мерзляков предупредил всех собравшихся, что результаты работы не должны выйти за пределы его кабинета — иначе «Москва нас всех повыгоняет» (связаться с самим Мерзляковым и узнать его версию этой истории мне не удалось). После этого расследование остановили — по всей видимости, региональное начальство надеялось, что убийств больше не будет. В 2000 году транспортная прокуратура, в которой работал Николай Китаев, была ликвидирована. Вместо предложения о новой должности следователю выдали трудовую книжку, и он ушел в отставку. Нападения на женщин в Ангарске тем временем продолжались. Одним летним вечером 1999 года домой за 18-летней Женей Королевой заехали трое парней, двоих из которых тоже звали Женя — с ними Королева познакомилась накануне. Молодые люди предложили ей поехать в гости к одному из них и там выпить; та согласилась. В разгар вечеринки Королева уединилась с одним из мужчин в комнате и занялась с ним сексом, после чего засобиралась домой. Было около трех часов ночи, когда она с двумя спутниками вышла из квартиры. Вместе они дошли до перекрестка в центре Ангарска, после чего провожатые откланялись. Один из провожающих напоследок обернулся и увидел, что рядом с Евгенией остановилась иномарка темного цвета, но значения этому не придал: недалеко был бар, рядом с которым часто парковались такси. Водитель автомобиля — на вид ему было около 35 лет — опустил стекло и представился: он сказал, что его зовут Михаил, и показал удостоверение, на котором Женя увидела мужчину в форме. Михаил спросил, почему она так поздно идет одна по улице, и предложил довезти до дома. Женя ответила, что дойдет сама, но он продолжал ее уговаривать, «постоянно улыбаясь», и в конце концов девушка села на заднее сиденье. По дороге водитель что-то рассказывал Жене, но от большого количества выпитого и от усталости ее стало клонить в сон, и она не заметила, что водитель проехал мимо ее дома, выехал на объездную трассу и свернул на лесную дорогу, где вскоре остановился. Проснулась Королева от резких прикосновений и криков — водитель машины пытался вытащить ее из машины и орал, что сейчас убьет. Сняв туфли на каблуках, девушка побежала в сторону леса, но Михаил быстро нагнал ее и чем-то ударил по голове, а потом стал душить и избивать руками и ногами. После очередного удара Королева потеряла сознание. На следующий день семья, пошедшая по грибы, обнаружила в лесу голую Женю. Она была без сознания, но жива; ее пиджак, порванные футболка, юбка и трусы были разбросаны рядом. Грибники вызвали скорую помощь и полицию. В иркутскую больницу Королеву доставили с закрытой черепно-мозговой травмой, следов сексуального насилия врачи не обнаружили. Она очнулась на следующий день и в первое время из-за частичной потери памяти не могла вспомнить даже своих родителей. Поэтому показания у нее тоже получились очень путаные. Она хорошо запомнила, что напавшего на нее мужчину звали Михаил и что он носил бейсболку и спортивный костюм, и сказала об этом следователям — однако те не придали этим деталям значения, решив, что запомнить их девушка не могла. Про милицейское удостоверение, которое показал ей напавший на нее мужчина, Евгения вспомнит на допросе в 2013 году. Ни один из парней, с которыми Королева провела тот вечер, к ней в больницу так и не приехал. В первые дни именно их считали главными подозреваемыми — и даже на несколько дней задержали, но вскоре отпустили. Вновь они увиделись только 14 лет спустя — во время следственных действий. Сейчас Евгения Протасова работает в кассе коммунальных платежей; в 2007 году она счастливо вышла замуж и поменяла фамилию. О событиях того страшного вечера она рассказывает нехотя и один раз почти начинает плакать — когда вспоминает, как убегала от убийцы и кричала ему, чтобы не трогал, чтобы отпустил, чтобы не убивал. На левом виске у нее заметен бледный шрам. Несмотря на многочисленные операции, полностью восстановить зрение в левом глазу врачи так и не смогли, но ни линзы, ни очки Протасова не носит: говорит, что правый глаз у нее видит хорошо, и она справляется. Как появился еще один шрам — в районе запястья, она не помнит. Евгении повезло: кроме нее в живых после столкновения с тем же водителем в спортивном костюме остались еще две девушки. Прославившись, Николай Китаев дал несколько десятков интервью — он и сейчас может по памяти назвать точную дату выхода каждого из них. В 2002 году к уже бывшему следователю (сейчас он преподает в Иркутском национальном исследовательском техническом университете на кафедре уголовно-правовых дисциплин и днями просиживает в библиотеке — продолжает самообразование) обратился журналист «Московского комсомольца» Марк Дейч, после чего в газете вышла статья «Убийца по средам» — первая публикация об ангарском маньяке в федеральной прессе. Через некоторое время Дейч рассказал Китаеву, что материал показали генпрокурору Владимиру Устинову и министру внутренних дел Борису Грызлову. Те приказали сделать все возможное для поимки преступника — и в Ангарск отправили следователя по особо важным делам из Москвы. жүктеу/скачать 2,85 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|