Шестая лекция. Предположения и техника толкования

что не знает этого . 
Вы можете мне заметить, что я опять ввожу новое предположение, уже второе в этом 
коротком изложении, и тем самым в значительной степени ставлю под сомнение 
достоверность своего метода. Итак, первое предположение заключается в том, что сновидение 
есть психический феномен, второе – в том, что в душе человека существует что-то, о чем он 
знает, не зная, что он о нем знает, и т. д. Стоит только принять во внимание внутреннюю 
неправдоподобность каждого из этих двух предположений, чтобы вообще утратить всякий 
интерес к вытекающим из них выводам. 
Но, уважаемые дамы и господа, я пригласил вас сюда не для того, чтобы подурачить или 
что-то скрывать. Я, правда, заявил об «элементарном курсе лекций по введению в 
психоанализ», но я не намерен был излагать вам материал in usum delphini,15 изображая все 
сглаженным, тщательно скрывая от вас все трудности, заполняя все пробелы, затушевывая 
сомнения, чтобы вы с легким сердцем могли подумать, что научились чему-то новому. Нет, 
именно потому, что вы начинающие, я хотел показать вам нашу науку как она есть, с ее 
шероховатостями и трудностями, претензиями и сомнениями. Я знаю, что ни в одной науке не 
может быть иначе, особенно вначале. Я знаю также, что при преподавании сначала стараются 
скрыть от учащихся эти трудности и несовершенства. 
Но к психоанализу это не подходит. Я действительно сделал два предположения, одно в 
пределах другого, и кому все это кажется слишком трудным и неопределенным, кто привык к 
большей достоверности и изяществу выводов, тому не следует идти с нами дальше. Я только 
думаю, что ему вообще следовало бы оставить психологические проблемы, потому что, 
боюсь, точных и достоверных путей, которыми он готов идти, здесь он, скорее всего, не 
найдет. Да и совершенно излишне, чтобы наука, которая может что-то предложить, 
беспокоилась о том, чтобы ее услышали, и вербовала бы себе сторонников. Ее результаты 
должны говорить за нее сами, а сама она может подождать, пока они привлекут внимание. 
Но тех из вас, кто хочет продолжать занятия, я должен предупредить, что оба моих 
предположения неравноценны. Первое предположение, что сновидение является психическим 
феноменом, мы хотим доказать результатами нашей работы; второе уже доказано в другой 
области науки, и я только беру на себя смелость приложить его к решению наших проблем. 
Так где же, в какой области науки было доказано, что есть такое знание, о котором 
человеку ничего не известно (как это имеет место, по нашему предположению, у видевшего 
сон)? Это был бы замечательный, поразительный факт, меняющий наше представление о 
душевной жизни, который нет надобности скрывать. Между прочим, это факт, который сам 
отрицает то, что утверждает, и все-таки является чем-то действительным, contradictio in 
adjecto.16 
Так он и не скрывается. И не его вина, если о нем ничего не знают или недостаточно 
в него вдумываются. Точно так же не наша вина, что обо всех этих психологических 
проблемах судят люди, которые далеки от всех наблюдений и опытов, имеющих в данном 
вопросе решающее значение. 
Доказательство было дано в области гипнотических явлений. Когда я в 1889 г. наблюдал 
чрезвычайно убедительные демонстрации Льебо и Бернгейма в Нанси, я был свидетелем и 
следующего эксперимента. Когда человека привели в сомнамбулическое состояние, заставили 
в этом состоянии галлюцинаторно пережить всевозможные ситуации, а затем разбудили, то 
сначала ему казалось, что он ничего не знает о происходившем во время гипнотического сна. 
Бернгейм потребовал рассказать, что с ним происходило во время гипноза. Человек 
утверждал, что ничего не может вспомнить. Но Бергейм настаивал, требовал, уверял его, что 
он знает, должен вспомнить, и вот человек заколебался, начал собираться с мыслями, 
15 In usum delphini – 
«для дофина» (надпись, сделанная на издании классиков, которое по приказу Людовика 
XIV было составлено для его сына). – Прим. нем. изд.
16 
Противоречие в определении (лат.). – Прим. пер.

вспомнил сначала смутно одно из внушенных ему переживаний, затем другое, воспоминание 
становилось все отчетливее, все полнее и, наконец, было восстановлено без пробелов. Но так 
как он все это знал, как затем и оказалось, хотя никто посторонний не мог ему ничего 
сообщить, то напрашивается вывод, что он знал об этих переживаниях ранее. Только они были 
ему недоступны, он не знал, что они у него есть, он полагал, что ничего о них не знает. Итак, 
это совершенно та же самая ситуация, в которой, как мы предполагаем, находится видевший 
сон. 
Надеюсь, вас поразит этот факт и вы спросите меня: почему же вы не сослались на это 
доказательство уже раньше, рассматривая ошибочные действия, когда мы пришли к 
заключению, что приписывали оговорившемуся человеку намерения, о которых он не знал и 
которые отрицал? Если кто-нибудь думает, что ничего не знает о переживаниях, 
воспоминания о которых у него все-таки есть, то тем более вероятно, что он ничего не знает и 
о других внутренних душевных процессах. Этот довод, конечно, произвел бы впечатление и 
помог бы нам понять ошибочные действия. Разумеется, я мог бы сослаться на него и тогда, но 
я приберег его для другого случая, где он был более необходим. Ошибочные действия 
частично разъяснились сами собой; с другой стороны, они напомнили нам, что вследствие 
общей связи явлений все-таки следует предположить существование таких душевных 
процессов, о которых ничего не известно. Изучая сновидения, мы вынуждены пользоваться 
сведениями из других областей, и, кроме того, я учитываю тот факт, что здесь вы скорее 
согласитесь на привлечение сведений из области гипноза. Состояние, в котором совершаются 
ошибочные действия, должно быть, кажется вам нормальным, оно не похоже на 
гипнотическое. Напротив, между гипнотическим состоянием и сном, при котором возникают 
сновидения, имеется значительное сходство. Ведь гипнозом называется искусственный сон; 
мы говорим лицу, которое гипнотизируем: спите, и внушения, которые мы ему делаем, можно 
сравнить со сновидениями во время естественного сна. Психические ситуации в обоих 
случаях действительно аналогичны. При естественном сне мы гасим интерес к внешнему 
миру, при гипнотическом – опять-таки ко всему миру, за исключением лица, которое нас 
гипнотизирует, с которым мы остаемся в связи. Впрочем, так называемый сон кормилицы, при 
котором она имеет связь с ребенком и только им может быть разбужена, является нормальной 
аналогией гипнотического сна. Перенесение особенностей гипноза на естественный сон не 
кажется поэтому таким уж смелым. Предположение, что видевший сон также знает о своем 
сновидении, которое ему только недоступно, так что он и сам этому не верит, не совсем 
беспочвенно. Кстати, заметим себе, что здесь перед нами открывается третий путь к изучению 
сновидений: от нарушающих сон раздражений, от снов наяву, а теперь еще от сновидений, 
внушенных в гипнотическом состоянии. 
А теперь, когда наша уверенность в себе возросла, вернемся к нашей проблеме. Итак, 
очень вероятно, что видевший сон знает о своем сновидении, и задача состоит в том, чтобы 
дать ему возможность обнаружить это знание и сообщить его нам. Мы не требуем, чтобы он 
сразу сказал о смысле своего сновидения, но он может открыть происхождение сновидения, 
круг мыслей и интересов, которые его определили. Вспомните случай ошибочного действия, 
когда у кого-то спросили, откуда произошла оговорка «Vorschwein», и первое, что пришло ему 
в голову, дало нам разъяснение. Наша техника исследования сновидений очень проста, весьма 
похожа на только что упомянутый прием. Мы вновь спросим видевшего сон, откуда у него это 
сновидение, и первое его высказывание будем считать объяснением. Мы не будем обращать 
внимание на то, думает ли он, что что-то знает, или не думает, и в обоих случаях поступим 
одинаково. 
Эта техника, конечно, очень проста, но, боюсь, она вызовет у вас самый резкий отпор. 
Вы скажете: новое предположение, третье! И самое невероятное из всех! Если я спрошу у 
видевшего сон, что ему приходит в голову по поводу сновидения, то первое же, что ему 
придет в голову, и должно дать желаемое объяснение? Но ему вообще может ничего не прийти 
или придет бог знает что. Мы не понимаем, на что тут можно рассчитывать. Вот уж, 
действительно, что значит проявить слишком много доверия там, где уместнее было бы 

побольше критики. К тому же сновидение состоит ведь не из одного неправильного слова, а из 
многих элементов. Какой же мысли, случайно пришедшей в голову, нужно придерживаться? 
Вы правы во всем, что касается второстепенного. Сновидение отличается от оговорки 
также и большим количеством элементов. С этим условием технике необходимо считаться. Но 
я предлагаю вам разбить сновидение на элементы и исследовать каждый элемент в 
отдельности, и тогда вновь возникнет аналогия с оговоркой. Вы правы и в том, что по 
отношению к отдельным элементам спрашиваемый может ответить, что ему ничего не 
приходит в голову. Есть случаи, в которых мы удовлетворимся этим ответом, и позднее вы 
узнаете, каковы они. Примечательно, что это такие случаи, о которых мы сами можем 
составить определенное суждение. Но в общем, если видевший сон будет утверждать, что ему 
ничего не приходит в голову, мы возразим ему, будем настаивать на своем, уверять его, что 
хоть что-то должно ему прийти в голову, и окажемся правы. Какая-нибудь мысль придет ему в 
голову, нам безразлично какая. Особенно легко ему будет дать сведения, которые можно 
назвать историческими. Он скажет: вот это случилось вчера (как в обоих известных нам 
«трезвых» сновидениях), или: это напоминает что-то недавно случившееся; таким образом, 
мы замечаем, что связи сновидений с впечатлениями последних дней встречаются намного 
чаще, чем мы сначала предполагали. Исходя из сновидения, видевший сон припомнит 
наконец более отдаленные, возможно, даже совсем далекие события. 
Но в главном вы не правы. Если вы считаете слишком произвольным предположение о 
том, что первая же мысль видевшего сон как раз и даст искомое или должна привести к нему, 
если вы думаете, что эта первая пришедшая в голову мысль может быть, скорее всего, 
совершенно случайной и не связанной с искомым, что я просто лишь верю в то, что можно 
ожидать от нее другого, то вы глубоко заблуждаетесь. Я уже позволил себе однажды 
предупредить вас, что в вас коренится вера в психическую свободу и произвольность, но она 
совершенно ненаучна и должна уступить требованию необходимого детерминизма и в 
душевной жизни. Я прошу вас считаться с фактом, что спрошенному придет в голову именно 
это и ничто другое. Но я не хочу противопоставлять одну веру другой. Можно доказать, что 
пришедшая в голову спрошенному мысль не произвольна, а вполне определенна и связана с 
искомым нами. Да, я недавно узнал, не придавая, впрочем, этому большого значения, что и 
экспериментальная психология располагает такими доказательствами. 
В связи с важностью обсуждаемого предмета прошу вашего особого внимания. Если я 
прошу кого-то сказать, что ему пришло в голову по поводу определенного элемента 
сновидения, то я требую от него, чтобы он отдался свободной ассоциации, придерживаясь 

жүктеу/скачать 3,38 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: