Уважаемые дамы и господа! То, что я сказал вам на прошлой лекции об общей
нервозности, вы посчитали, наверное, самым неполным и самым недостаточным из моих
сообщений. Я это знаю и думаю, что ничто не удивило вас больше, чем то, что в ней ничего не
было сказано о страхе, на который жалуется большинство нервнобольных, считая его самым
ужасным своим страданием, и который действительно может достичь у них громадной
интенсивности и привести к самым безумным поступкам. Но, по крайней мере в этом вопросе,
я не хотел быть кратким; напротив, я решил особенно остро поставить проблему страха у
нервнобольных и подробно изложить ее вам.
Сам по себе страх мне не нужно вам представлять; каждый из нас когда-нибудь на
собственном опыте узнал это ощущение, или, правильнее говоря, это аффективное состояние.
Но я полагаю, что никто никогда достаточно серьезно не спрашивал себя, почему именно
нервнобольные испытывают страх в гораздо большей степени, чем другие. Может быть, это
считали само собой разумеющимся; ведь обычно слова «нервный» и «боязливый» 44
употребляют одно вместо другого, как будто бы они означают одно и то же. Но мы не имеем
на это никакого права; есть боязливые люди, но вовсе не нервные, и есть нервные,
страдающие многими симптомами, у которых нет склонности к страху.
Как бы там ни было, несомненно, что проблема страха – узловой пункт, в котором
сходятся самые различные и самые важные вопросы, тайна, решение которой должно пролить
яркий свет на всю нашу душевную жизнь. Не стану утверждать, что могу вам дать ее полное
решение, но вы, конечно, ожидаете, что психоанализ и к этой теме подходит совершенно
иначе, чем школьная медицина. Там, кажется, интересуются прежде всего тем, какими
анатомическими путями осуществляется состояние страха. Это значит, что раздражается
Medulla oblongata
,* и больной узнает, что страдает неврозом блуждающего нерва.
Medulla
oblongata –
очень серьезный и красивый объект. Я хорошо помню, сколько времени и труда
посвятил его изучению много лет тому назад. Но сегодня я должен вам сказать, что не знаю
ничего, что было бы дальше от психологического понимания страха, чем знание нервного
пути, по которому идут его импульсы.
О страхе можно много рассуждать, вообще не упоминая нервозности. Вы меня сразу
поймете, если такой страх я назову
реальным в противоположность
невротическому .
Реальный страх является для нас чем-то вполне рациональным и понятным. О нем мы скажем,
что он представляет собой реакцию на восприятие внешней опасности, то есть ожидаемого,
предполагаемого повреждения, связан с рефлексом бегства, и его можно рассматривать как
выражение инстинкта самосохранения. По какому поводу, то есть перед какими объектами и в
каких ситуациях появляется страх, в большой мере, разумеется, зависит от состояния нашего
знания и от ощущения собственной силы перед внешним миром. Мы находим совершенно
понятным, что дикарь боится пушки и пугается солнечного затмения, в то время как белый
человек, умеющий обращаться с этим орудием и предсказать данное событие, в этих условиях
свободен от страха. В другой раз именно большее знание вызовет страх, так как оно позволяет
заранее знать об опасности. Так, дикарь испугается следов в лесу, ничего не говорящих
неосведомленному, но указывающих дикарю на близость хищного зверя, а опытный
мореплаватель будет с ужасом рассматривать облачко на небе, кажущееся незначительным
пассажиру, но предвещающее моряку приближение урагана.
При дальнейшем размышлении следует признать, что мнение о реальном страхе, будто
он разумен и целесообразен, нуждается в основательной проверке. Единственно
целесообразным поведением при угрожающей опасности была бы спокойная оценка
44
В немецком языке «боязливый» (angstlich) – прилагательное от слова «страх» (Angst). В современной
психологической литературе это слово зачастую переводится как «тревожный». Мы сочли возможным в
настоящем издании перевести это слово как «боязливый», так как Фрейд употребляет это слово в более общем
значении (склонный к страху «вообще», а не только к беспредметному страху, каким является тревога). –
Прим.
Достарыңызбен бөлісу: