2.2 Казахские специалисты в группах учителей, врачей, фельдшеров,
ветеринаров
На территории проживания казахов российские власти применяли
традиционную модель управления, которая в целом являлась характерной для
восточных провинций. В XIX веке в регионах со смежными со Степными
областями ранее начался процесс формирования чиновников из числа
101
башкирского и татарских народов. Деятельность чиновников соответствующих
национальных групп всех уровней была показательной в стремлении
достижения статуса для казахского населения. Достаточно отметить, что
руководителем 1-го российского посольства в Младшем жузе являлся татарин
Тевкелев. В XVIII-начале XIX века в системе российского делопроизводства в
степных регионах определенную роль выполняли татарские переводчики. При
этом их функции соответствующего периода существенно разнились с
постановочными задачами переводчиков начала ХХ века. На первоначальном
этапе исторического взаимодействия метрополии и провинции от искусства
перевода и способностей информирования общества татарскими
переводчиками во многом интенсифицировались дипломатические отношения.
Поэтому
корпус
переводчиков-татар
формировался
представителями
определенного социально-имущественного статуса. Примечательно, что
впоследствии
татары-чиновники
ассоциировались
в
государственных
структурах во многом как сочувствующий элемент татарскому
мусульманскому миссионерству [163, л.21].В данный исторический отрезок
взлет татарских чиновников носил показательный характер для казахов.
Впоследствии наследники князя Тевкелева сочетались браком с потомками
казахских султанов. В менталитете тюркских патриархальных обществ -
казахов, татар, башкир на протяжении жизни многих поколений сохранялась
генетическая память о сословной чести. Традиции семейного воспитания
ориентировали на сближение выходцев этих семей по социальному признаку и
ранговый титулатуре. С показательными образами аккультурации тюркских
служащих в российских учреждениях сталкивались, прежде всего,
находившиеся на обучении в школах, казахские юноши. Так, в Сибирском
кадетском корпусе работал некто Сейфулин [164]. В Оренбургском кадетском
корпусе популярность приобрел татарин Мирсалих Бекчурин. Он считался
весьма состоятельным человеком и имел влияние на чиновничество Приуралья
и Поволжья. Бекчурин неоднократно привлекался властями к выполнению
пикантной миссии сопровождения властей. В 1883году статский советник
Бекчурин в качестве переводчика сопровождал эмира Бухары Туреджана
[165]..Позже аналогичную миссию выполнял А.Сейдалин, сопровождавший
казахские и среднеазиатские депутации в Санкт-Петербург [166, л.3]. В 1893
году полковник лейб-гвардии Атаманского полка султан Газы-Болат Валихан
находился при свите Бухарского эмира. Впоследствии он принимал участие при
торжественной встрече императора и Хивинского хана [167]. Социальное
происхождение и профессиональная деятельность казахских военных-
администраторов определили их ролевую функцию в данный исторический
момент.
Итак, в динамике постепенного усиления влияния государственной власти
служебный статус тюркских чиновников башкирского и татарского
происхождения являл показательный пример для представителей казахской
знати и остальных слоев казахского общества, воспринимавших новые реалии
как долгосрочную перспективу.
102
Преобразуется стереотип поведения соответствующих лиц, в сознании
которых наблюдается реальное усиление роли управленческих структур, явно
превалирующих над традиционными родовыми институтами господства.
Патронально-вассальные отношения номадического социума по принципу
«общинник – глава общины» смещаются в новую конструкцию «личность -
государство». Первые школьные учреждения ориентировали учащихся на
подготовку государственных служащих, сфера деятельности которых
ограничивалась работой в школах в роли учителей, и в канцелярских
учреждениях на должностях переводчика, письмоводителя, посыльного и т.п.
Примечательно, что с усложнением процедуры делопроизводства изменяются
критерии качества труда данных групп, но принципы подготовки оставались
прежними. Процесс организации первых учебных заведений был начат в
Оренбургском крае. Постепенно данная тенденция распространилась на другие
регионы Казахстана, в частности, во второй половине XIX в. учебные
учреждения были зафиксированы в приграничной зоне Сибири и Восточного
Казахстана [168, с.31].
При малочисленности образованной группы казахов логичен вывод об их
одиночестве. Фрустрационное состояние каждого из них могло способствовать
психологической деградации. Но подобных фактов в архивной документации
не прослеживается. Контактные связи между данными представителями на
уровне личных отношений продолжали сохраняться. Доминирующую роль в
общественно-культурной жизни тюркского населения городов Оренбурга,
Омска, Томска, и ряда других городов Сибири, Приуралья, Поволжья и
Степного края выполняли представители татарского купечества. Медленный
карьерный рост казахских служащих сопровождался их желанием работать в
городах, что косвенно подтверждает положительный настрой данной категории
граждан на восприятие действительности. По сути, отъезд казахов из городов
наблюдался только в ранний период их обучения в училищах. В последующее
время, прошедшие через столь сложное испытание привыкания к новой среде,
определенная часть казахских специалистов, как правило, стремились осесть в
городах. Парадоксально большинство состоявшихся просвещенных казахов
именно в раннее адаптационное время перенесли тяжелые заболевания. Это Ж.
Акпаев, А-К. Ниязов, С-Г. Джантурин и других. Данный фактор оказался
стимулирующим в их совершенствовании.
В студенческий период обучения казахские специалисты получили другие
ценности, восприятие которых меняло их ментальность и мировоззрение.
Трансформация казахских провинциалов проходила в их длительный период
обучения на протяжении 7 и более лет и сохранялась впоследствии. Казахские
интеллигенты и служащие логично пытались привить новые формы
представлений о мире и современной действительности своим землякам.
Данные методы работы носили очаговый характер и в большей мере оказались
успешны при концентрации казахских прогрессистов и их слаженных
действиях.
В аульной среде, отдаленной от городов, течение времени оказалось
103
другим в отличие от крупных стационарных центров. Определенно воздействие
казахских чиновников могло быть минимизировано, ибо уклад жизни и образ
мыслей общинников отличались от европейски образованных земляков.
Впрочем, эта картина оказалась примечательна для многих зауральских и
сибирских регионов проживания не только казахов, но и славянского
населения.
Проживая
в
одиночестве,
без
равного
общения
с
единомышленниками в аграрной глуши, немногочисленные чиновники теряли
изысканный лоск и превращались в обычных обывателей, работая без грядущей
цели и какого-либо собственного совершенства.
Каждый казахский юноша в момент обучения ставил перед собой задачи,
которые преломлялись и изменялись с учетом меняющейся ситуации.
Взросление молодых людей в условиях аккультурации конкретизировало
направленность их действий и способность адекватно оценивать собственные
возможности. В их реальной оценке собственные итоги работы в городах,
возможно расценивать как результативный успех. Фактически поставленные
цели выполнялись с учетом комплексного развития изучаемых представителей.
Сравнительный анализ производственной деятельности медиков, учителей,
ветеринаров, администраторов и юристов определяет некоторые выводы. По
биографическим сведениям, только профессия юриста в казахских семьях
зачастую носила наследственный характер. Например, отцы и дети Темировы,
Сейдалины обучались по специальности правоведа. В других группах
служащих студенты в семьях были представителями в первом поколении.
Только юристы из всех исследованных групп концентрировались в губернских
городах, тогда как специалисты других профилей рассеивались в единичном
порядке. Значительная часть юристов представлена выходцами из султанских
семей. Постановочные задачи в султанских и прочих представительских
династиях носили совершенно иное содержание в отличие от семей
этнического большинства.
В XIX веке в результате социально-экономических изменений уровень
жизни казахских аристократов, равно как и представителей высших сословий,
«черной» кости, оказался выше уровня жизни рядовых общинников. Выходцы
из этих общественных категорий данное положение вещей считали вполне
естественным. Соответствующая характеристика сознательно предполагала
наличие у знатных особ целого круга обязательств, выполнение которых
являлось условием сохранения их положения в обществе. Аристократы всегда
находились в центре и всем своим воспитанием и действиями обязывались
соответствовать общественному положению. Прежде всего, казахский
аристократ представлял собой образец чести. В регионе влияния фамильных
кланов каждый их представитель являлся нравственным, правовым и
культурным стержнем. Поэтому казахские султаны, как и влиятельные
выходцы из «черной кости», не стремились уезжать из родовых территорий, т.к.
не имели альтернативы в других областях с иным образом жизни или в
смежных зонах доминанты других знатных семей. Во всех локальных
антиимперских движениях вплоть до событий 1916 года и даже очаговых
104
выступлениях советского периода 1918-1930 годов представители знати
выполняли организационную существенную роль. Их дипломированные
потомки перемещались по служебной необходимости внутри области или за ее
пределы. Косвенным доказательством данного утверждения является природа
перемещения служащих по производственной сфере. Медики и учителя
останавливались на достигнутом рубеже или перемещались по горизонтали в
другие регионы. Юристы из одной сферы в другую переводились гораздо чаще.
Анализ личных дел служащих всех профессиональных групп подтверждает
данный вывод.
Казахские аристократические семьи сохранили свою значимость в аульной
среде. Реформирование российского общества во второй половине XX века
существенно снизило статус российского дворян. Аналогичные процессы
происходили на территории Казахстана. Вследствие реализации реформ 1867-
1868 годов, по замечанию Ж.А. Ермекбаева, произошло ослабление влияния в
народе родовой аристократии, что отразилось на их общественно-правовом
статусе [169, с.147]. Наличие обедневших султанов косвенно свидетельствует о
возросшей необходимости изменения модели поведения султанской группы.
Европейски образованные султаны во втором поколении стремились в города.
Очевидно, их социальный уровень султанского звания дополнялся
профессиональными качествами. В городской среде эпохи первой половине
XIX века соблюдалась иерархия чинов и званий. На рубеже XIX-XX веков
меняется форма отношений в городской среде. Чиновничья титулатура
превалировала в сфере деловых отношений и личных связей в сравнении с
наследственными званиями. Казахские чиновники в городской сфере лишались
привычного общения с родственными этническими группами и социальной
основой. Эти служащие имели длительный опыт проживания в иноэтническом
окружении, что собственно подготовило их к восприятию городов.
Имущественный статус соответствующих граждан оставался невысоким.
Перспектива карьерного роста предполагала повышение по иерархической
вертикали и территориальное перемещение. Изначально незначительные
профессионально-образовательные параметры подавляющего большинства
служащих существенно снижали их социальную устойчивость. Представители
первой волны светски образованных юношей сложно вписывались в иную
социоэтническую среду, в которой доминировали совершенно другие
культурные императивы. Большая часть молодых людей локализовалась в
районах, характеризующихся такими признаками как аграрное производство,
моноэтническая культурная среда, слабость индустриально-урбанизационных
процессов. Подвижническая активность данных личностей ограничилась
деятельностью в аульных и волостных школах.
Таким образом, казахская молодежь, получавшая образование в
официальных
светских
учебных
заведениях
медленно
восполняла
государственные структуры управления и социального обеспечения в областях.
В ХIХ веке часть наиболее успешных и амбициозных просвещенных казахов
начинает обустраиваться на работу в городах. Зачастую в светских семьях
105
казахские служащие являлись первыми представителями, задействованными в
подобной сфере. В данный период формируются группы юристов, учителей,
врачей, ветеринаров, канцелярских работников.
В страте служащих количественно лидировали группы аульно-сельских
учителей и канцеляристы низового уровня. Таким образом, период
формирования указанных выше слоев общества приходится на вторую
половину ХIХ – начало ХХ веков. Логично численное преобладание
сохранялось за представителями неаристократического происхождения. Ареал
их действия – аулы, причем иногда отдаленные от городов, переселенческие
поселения и позднее города административного значения. Их образовательный
уровень представлен аульными мектебами, русско-казахскими школами,
волостными и уездными училищами рубежа 70-80-х годов ХIХ века.
Выпускники среднеспециальных городских училищ вливались в ряды
канцелярских служащих и школьных учителей.
Учительские школы, позднее учительские семинарии, функционировали в
административных городах – Омске, Оренбурге. Училища подобного профиля
действовали в 80-90-е годы XIX века в городах Троицке, Актюбинске, Иргизе,
Кустанае, Петропавловске, Кокчетаве, Атбасаре, Семипалатинске. В этих
заведениях обучались казахские дети. Общее количество юношей, получивших
учительское образование, установить сложно. Скрупулезный анализ архивных
данных фиксирует оценку в несколько десятков человек. Информативная база
относительно учителей аульных и прочих отдаленных от административных
участков школ недостаточна для создания картины роста и совершенства
профессионального мастерства данной когорты служащих. Из всех категорий
казахских служащих по принципу оседания в местах концентрации казахов
выделяются школьные учителя. В середине 90-х годов корреспонденты
Киргизской степной газеты отмечали рост количества аульных школ. По
замечанию редакции газеты звание учителя мог получить и казахский юноша
при условии получения образования в русском учебном заведении, дающим
право быть сельским учителем [170, с.434]. Эти учителя, как правило,
начинали с молодых специалистов в аульных или смешанных русско-
казахских школах. Зачастую их должностной потолок ограничивался уровнем
заведующих небольшой школы. Их финансовое обеспечение было низким. Но
их положение в обществе зависело от гаммы нравственных качеств и
способностей практической реализации своих знаний. Сельские учителя
рассчитывали на собственные силы и весьма проблематичный в сельских
условиях учебно-методический инструментарий.
Аульно-сельские учителя получали незначительный финансовый оклад
и фактически лишались возможности повысить свою производственную
квалификацию, ограниченную ранее полученным багажом знаний. Контактная
сфера их общения носила локальный характер. Точечно рассредоточенные в
небольших аулах казахские учителя не имели иной альтернативы своего
развития. На бедственное положение сельского учительства указывали
многочисленные информаторы. В данный период в империи спорадически
106
проводились учительские курсы повышения квалификации для сельских
работников. В источниках не фиксируются сведения о переподготовке
казахских специалистов. Подобные курсы в крупных городах расширяли
кругозор учителей, способствуя пополнению их знаний во всех сферах науки,
культуры и искусства. В 1912 году накануне выборов в IV Государственную
Думу такие курсы и вовсе закрылись, что вызывало возмущение
общественности: «И если вспомнить, сколько сделал, народный учитель…, что
в курсах он видел лишь новое оружие, новое средство к той цели –
просвещение родной страны, тогда посягательства на самое существование
этих очагов культуры работы представляется вопиющим фактором» [171].
Значительная часть казахских учителей надолго, если не навсегда, оставалась
в сельской глубинке без совершенствования знаний и методики.
В аульно-сельской глубинке народные учителя были предоставлены
самим себе. По замечанию одного наблюдателя, плохо материально
обеспеченные учителя чаще болели инфекционными заболеваниями и не
имели возможности к обеспечению собственной социальной защиты [171].
Состоявшиеся в городах казахские учителя начинали свою служебную
деятельность в смешанных русско-казахских или русских школах.
Приобретенная привычка работы в ином этническом окружении послужила
основой адаптации учителей в городском секторе. Многие учителя в отличие
от некоторой части юристов являлись выходцами из рядовых социальных
групп. В городских условиях эти учителя ощущали свою социальную
ответственность перед обществом и стремились к сохранению достигнутого
положения. Городские учителя, как, например, семейная чета Кульжановых,
занимались общественной деятельностью, возвышающую их значимость в
обществе.
Известны единичные факты работы учителей-казахов в городских школах.
В 1901 году в числе учителей Атбасарской низшей сельскохозяйственной
школы на должности временного преподавателя приготовительного класса
упоминается выпускник Омской учительской семинарии Айманов Ержан.
Через год он назначается учителем искусств Омского пятиклассного городского
училища [172]. Айманов обладал качествами, необходимыми для работы в
училище, если руководство доверило ему соответствующую должность при
существующей в городе конкуренции. Ранее Ержан Айманов состоял в
должности учителя Худайбергеновской аульной школы при Спасском заводе
господ Рязановых. Первоначальный опыт учебно-организаторской работы
казахские учителя получали в аульных, сельских школах. В начале 90-х годов
XIX века Оренбургскую учительскую школу закончил Кульжанов Нургали.
Длительное время он заведовал русско-казахскими школами Уральской и
Тургайской областей. Кульжанов продолжил собственное учительское
совершенство, поступив в 1900-м году в семинарию. В первом десятилетии ХХ
века Кульжанов учительствовал в Семипалатинской семинарии. Там же он
получает звание коллежского секретаря [173, л.2]. Учительским ремеслом
занимался студент медицинского факультета Томского университета
107
Джаксалыков Исхак. Ранее он обучался в Верненской гимназии, так как являлся
уроженцем Верненского уезда Семиреченской области [174, л.12]. По
признанию Джаксалыкова, годовой стипендии в 360 рублей оказалось
недостаточно для сносного проживания. Ему, как и многим студентам,
приходилось подрабатывать. В начале ХХ века в Томске наблюдается
концентрация студенчества. Горожане довольно часто прибегали к
образовательным услугам студентов, привлекая их в качестве преподавателей.
Поэтому труд студентов оценивался достаточно дешево [175, с.25].Он
преподавал в Томском магометанском частном училище, вел дисциплины
«Русский язык» и «Арифметика». Его годовой оклад составлял 240 рублей [130,
л.2]. В 80-е годы ХIХ века по смете расходов оклад учителя русского языка и
мусульманского богослужения составлял 200 рублей в год [176, л.6].
Инициировал деятельность Джаксалыкова попечитель русско-татарского
училища томский татарский купец Сайдашев. По мнению Сайдашева,
Джаксалыков прекрасно справлялся с возложенными на него обязательствами:
«студент Исхак Джаксалыков знает хорошо как по-русски, так и по-татарски,
что необходимо по нашему мнению, для растолкования … и обучением
которого пока ученики довольны» [177, л.6]. В 1904 году в городской татарской
школе обучалось 36 детей, из них 22 ученика относились к сословию торговцев
и промышленников [175, с.154]. Уровень притязаний родителей к качеству
подготовки учителя был велик.
В Омском пансионате для казахских и русских детей преподавал
выпускник Омской учительской семинарии Токпаев Ермухамед [178, л.74]. К
городским учителям можно причислить Салтеева Джумана, который окончил
Омскую казахскую школу. С 1884 году он выполнял обязанности
преподавателя казахского языка в Омском пансионате для казахских, русских
детей [179, л.25].
В Семипалатинске в учительской среде популярность приобрела
учительская пара Кульжановых. Ранее Назира Кульжанова окончила
Кустанайскую
женскую
высшую
гимназию
и
получила
в
ней
преподавательскую должность [62]. Кульжанова состояла в родственной связи
с учителем Кульжановым, работавшим в местном училище. Анализ личных
дел казахских учителей свидетельствует о том, что они работали в городах их
исходной этнотерритории. Перемещение кустанайцев в Семипалатинск
представляет единичный случай социальной истории казахских учителей. На
новом месте Кульжановы не остановились на достигнутом, а продолжили свою
практику в местной гимназии. В казахском обществе Кульжановы
демонстрировали новый тип казахских граждан, объединенных по
профессиональному признаку. Ранее в казахском обществе не фиксировались
занятые в учительской сфере семейные пары.
Сейдалина Ажар Жансултановна преподавала в русском классе при 1-м
женском Кустанайском мектебе. В данный период в суде работал известный
казахский юрист Жансултан Сейдалин – отец Сейдалиной [180, с.150].
Несомненно, творческий путь Сейдалина послужил основой деятельности его
108
дочери. Учительская стезя являлась одной из тех немногих сфер, в которых
реализовывали себя женщины имперского периода. Сейдалина по примеру
отца и родственников-мужчин не имела возможности проявить свои познания
в юриспруденции, так как это направление делопроизводства комплектовалось
по половому принципу. Сюжет деятельности просвещенных казашек изучен
недостаточно.
Примечательно, что уже в 80-е годы XIX века в училищах Сибирского
казачьего войска преподавала казашка Мария Колмогорова - выпускница
Омской женской гимназии [181, л.3]. В официальной документации
зарегистрирована окончившая Омскую женскую гимназию некая Мария
Ивановна Холмогорова, с 1887 года занимавшая должность начальницы
Семипалатинской 4-х классной прогимназии. Холмогорова являлась супругой
капитана Захарова и преподавала рисование. Оклад Холмогоровой составлял
360 рублей [182, с. 89].
Очевидно, семейно-родственная связь образованных казашек с казахскими
служащими стимулировала их общественно-политическую деятельность. В
дореволюционный период популярность в Оренбургском крае приобрела
писательница Досжанова Аккагаз. Отец Досжановой работал учителем
Бердянской аульной школы. Досжанова обучалась в Оренбургской женской
гимназии. Примечательно, что параллельно с ней учились родственница
учителя Балгимбаева – Халима Балгимбаева и дочь врача Карабаева – Хусния
Карабаева [183, л.69]. Фактически девичий контингент гимназии представляли
дочери или ближайшие родственницы казахских служащих.
По окончанию гимназии ее выпускники получили право преподавания. В
Степных областях и смежных с ними регионах находилось несколько учебных
заведений, в том числе и женских гимназий, в которых учились девушки
разных сословий. Ими, по преимуществу, пополнялся контингент учительниц
Сибири, Приуралья, Степных областей. По мнению специалистов,
дипломированные выпускницы зачастую не имели возможности устроиться по
профессии. Во всех регионах империи спрос на учительниц государственных
училищ оставался ничтожно малым. Значительную роль продолжали
выполнять
протекционные
связи
в
проблеме
трудоустройства
дипломированных специалисток: «Таким образом, в данном случае
сильнейшими и счастливейшими конкурентами являются не успехи и
способности человека, а богатство и влияние его родителей и патронов» [184].
В казахской среде женский учительский слой только начинал формироваться, и
был представлен незначительным числом просвещенных специалисток.
Очевидно, на начальный период устройства по специальности у этих
выпускниц не могло существовать затруднений по причине их
немногочисленности.
В империи под воздействием интеллигенции женское образование
развивалось посредством открытия и функционирования самостоятельных
высших учебных заведений. Все высшие женские курсы содержались за счет
частных пожертвований. В 1912 году общее количество слушательниц курсов
109
составляло 20 тысяч человек. Правительством отмечалась хроническая
нехватка специалистов-медиков, из которых женщины составляли всего лишь
8%.. Данная проблема приобрела актуальность в мусульманских регионах
государства, население которых критически оценивало мужчин-медиков в
вопросах лечения женщин. Наблюдатели отмечали увеличивающийся дефицит
учителей средних учебных заведений. Наиболее приемлемым средством
снижения напряженности аналитики считали открытие женских стипендий в
университетах и доступ женщин к работе в указанных сферах [185].
Следует отметить наличие учителей-женщин в школах Оренбургского
учебного округа. Женщины в незначительном количестве работали в городских
школах. Доступ в университеты и институты для большинства из них был
закрыт. Казахские девушки рубежа XIX - XX веков только вступали в ту фазу
формирования профессиональной группы служащих, через которую прошла
процедура организации группы казахских служащих-мужчин
На преподавательской службе при Оренбургской казахской учительской
школе в 80-х годы состоял Суюничгалиев, имевший юридический диплом
Казанского университета [9, с.143]. За период существования данной школы
зафиксировано несколько казахских учителей. Так, в должности преподавателя
казахского языка в данной школе по документам 1905 года состоял Исмуханов
Батырша Султангереевич [186, с.42]. Ранее, с конца 90-х годов, в данной школе
функции учителя начальных классов выполнял Имангазиев Тулеген
Имангазиевич [187, с.53]. С 1896 году на протяжении 3-х лет в этом же
училище в должности учителя начальных классов преподавал Альбеков
Губайдулла Альбекович [188, с.49]. Также в 1891 году на аналогичной
должности находился Бахтыгереев Бергалий Бахтыгереевич [189, с.92]. В
Оренбурге это была единственная казахская школа.
Казахские учителя оказались обязательно востребованы для обучения
казахских учеников в школе. Исторический эпизод проникновения и
обустройства казахских учителей в города весьма интересен. Успешный дебют
названных личностей представляет совокупность положительных качеств,
направленных на социальную мобильность. Полное восприятие городского
европейского образа жизни определяло дальнейшую суть поведения и выбора
новых ценностей данного контингента. Городские учителя в большей степени
распределялись в уездных городах, которые по меркам изучаемого периода по
своим объемам и масштабам оказались незначительными.
На период 1916 года в административном центре Иргизского уезда в
двухклассном русско-казахском училище на должности учителя работал
Сарыбатыров Булебай Сарыбатырович. Параллельно с ним в этой же школе в
качестве учителя-мастера шорно-сапожного ремесла состоял Испулов Тлеген
[190 , с.112]. Ранее на этой должности был задействован Сатан Саркетович
Саркетов. В этот же период в Тургайском одноклассном училище
зафиксировано 4 учителя. Из них Балгимбаев Мухаммедьяр Балгимбаевич
занимал должность вероучителя. Байменов Ильяс Байменович исполнял
обязанности учителя. Профессиональные обязанности учителя указанной
110
школы выполнял Каратаев Валихан Жокенович. Учителем сапожного
мастерства являлся Итаяков Махмуд Итаякович [191, с.176]. В Кустанайском
двухклассном русско-казахском училище работал не имеющий чина Иралин
Муртаза Иралинович [192, с.143].В Челкарском двухклассном русско-
казахском училище преподавал Талап Беркембаевич Беркимбаев [191, с.108].
Обратных примеров выезда из городов в аграрную стихию урбанизированных
казахов не обнаружено. По численности населения и инфраструктуре эти
города существенно уступали Оренбургу. Культурный микроклимат этих
городов формировался в условиях периодических переселенческих миграций и
медленного оседания казахов.
Из числа исследованных учителей незначительные единицы добились
карьерного роста. В учительской иерархии на уровне заведующих школ
зафиксированы всего лишь несколько человек. Так, например, заведующим
Тургайского «Яковлевского» ремесленного училища являлся Жабагин
Космухамед Жабагинович [190, с.76]. Жамалетдин Бейсенов работал
заведующим 2-х классным русско-казахским Забеловским училищем
Кустанайского уезда [190,с. 15]. В этом же уезде обязанности заведующего
Домбарского 2-х классного училища исполнял Ханафия Жолдыбевич
Жолдубаев [193, с.179]. В административно- управленческом образовании края
состоявшие казахские учителя исполняли функции заведующих школ в
сельских училищах.
Контингент
заведующих школ комплектовался из выпускников
учительских школ и семинарий. Как правило, соответствующее образование
учителя получали в близлежащих городах, в которых находились подобные
школы. По примеру городских учителей заведующие школ имели перспективы
перемещения в города при условии повышения квалификации, что
представлялось сложным в сельской среде.
Преподавательский корпус большинства волостных и уездных школ
ограничивался штучным количеством сотрудников. Так, в Томар-Уткульской
волостной школе из 3-х учителей 2 были казахи: вероучитель Касым
Пангиреевич Каратаев и учитель Сагындык Дощанов [191, с.96]. В Кость-
Истекском русско-казахском училище из 2 учителей в качестве заведующего
состоял Тлеген Медетович Медетов. В Тургайском крае формируются
наследственные учительские династии. В частности, Балгимбаевы реализовали
себя в учительском секторе. Ахмет Балгимбаевич Балгимбаев возглавлял
Карабутакское 2-классное русско-казахское училище.
Волостные
Каратургайскую, Тусунскую, Сарыкопинскую школы
соответственно возглавляли Абен Тастемирович Тастемиров, Жалмухамед
Жалгасынович Жумартов, Альмухамед Касымович Касымов [191, с.108]. В
области продолжали действовать интернаты. В двухклассном русско-
казахском училище с интернатом преподавал Едрес Кушербаевич Кушербаев.
Наурзумским 2-классным училищем заведовал Хамза Бекмухамедович
Бекмухамедов. В Оренбургском крае длительное время учительствовал Омар
Алмасович Алмасов.
111
Качество подготовки в аульных школах по статистическим данным
хронически оказывалось хуже в отличие от казахских учеников городских
школ. Количественно увеличивавшиеся аульные школы требовали наличия
квалифицированных кадров. Подобная ситуация хронически оставалась
типичной для всех областей края. Оренбургская учительская школа оказалась
не в состоянии обеспечить волостные и 2-классные русско-казахские училища
должным количеством учителей: «Развитая сеть аульных школ требовала
значительного числа учителей, поэтому в аульные школы приходилось
приглашать выпускников двухклассных училищ, далеко не всегда пригодных к
такой деятельности» [15,с.42].. Аналогичная ситуация происходила и в других
областях края. Русские выпускники училищ не имели перспектив в казахских
школах по факту незнания национальной культуры, психотипа казахов и
казахского языка. Данная тенденция с особой остротой проявилась в
местностях компактного расселения неевропейских народов. Этот негативный
аспект неоднократного озвучивался на страницах местной периодической
печати. В период предшествующий проведению общесибирского съезда по
вопросам внешкольного образования в декабре 1915 года в Томске
представители общественности вновь актуализировали обозначенную проблему
пагубного состояния учебного дела в нерусских школах [192].
Известность получили учителя, достигшие степени влияния в
административной системе обучения. Безусловно, огромной популярностью
пользовался Ибрай Алтынсарин. Карьера Алтынсарина начиналась с должности
письмоводителя при Тургайском уездном управлении в звании хорунжего [146,
с.97]. В биографии И. Алтынсарина наблюдался механизм действий, обычно не
практикуемый в казахской учительской среде. Из административной системы
управления И. Алтынсарин переводится в учительский сектор и достигает
карьерного успеха. Из-за нехватки кадров просвещенные казахи параллельно
совмещали должности в разных структурах. В 1863 году учитель казахской
школы при Оренбургском укреплении Мумин Байдусов получил право
выполнения обязанности переводчика при местном правлении. Решение
руководства мотивировалось необходимостью замены Алтынсарина, «который
известен и Областному правлению с самой лучшей стороны» [194, л.24].
Финансовая сторона вопроса играла немаловажную роль в подобных
ситуациях. При минимизированном окладе аульно-сельские учителя
занимались личным подворьем и могли рассчитывать на хозяйственную
помощь однородцев. С течением времени школы открывались и
патронировались влиятельными людьми, протежировавшими и учителей.
Алтынсарин относился к социальной группе представительно-сословной
фамилии. Деятельность в должности письмоводителя с соответствующим
уровнем жалования гипотетически не могла удовлетворить социальные
запросы Алтынсарина. Мотивировка перевода Алтынсарина в Тургай
заключалась им в необходимости установления контроля над фамильным
хозяйством. В процессе реализации своих планов Алтынсарин уволился из
канцелярской службы и определился учителем в Тургайскую школу [194, л.24].
112
Местом своей жизнедеятельности Алтынсарин выбрал город Тургай,
прекрасно осознавая, что работа в городской уездной школе позволит ему
сохранить хорошую основу для дальнейшего совершенства. Городской
период явился важным фактором карьерной перспективы Алтынсарина. Его
последователи и единомышленники, казахские учителя-администраторы
также долгий период работали в городских школах, имевших существенные
отличия от аульно-сельских по всем показателям. С 1864 года Алтынсарин
начинает заведовать Тургайским русско-казахским училищем.
Известность в Тургайском крае приобрел Балгимбаев Габдугалий,
получивший звание инспектора народных училищ Тургайского уезда [198,
с.68]. Балгимбаев получил образование в Оренбургской учительской школе.
Его карьера началась с руководителя волостной школы. Значительную роль в
становлении Балгимбаева сыграли его коллеги и друзья И.Алтынсарин и
Васильев А.В.
Таким образом, учителя достигали успеха, демонстрируя прагматизм и
рациональный подход – типичные европейские признаки периода
капитализации экономики. Их интуитивное чувственное восприятие
подсказывало практицизм выбора решения. В отличие от этнического
большинства учителя, тем более специалисты стационарных селений оказались
менее зависимыми от природных несуразиц и многих социальных катаклизмов.
В
исторической
памяти
казахов
города
Оренбург
и
Омск
идентифицировались как составная часть казахской культуры и былой
государственности. Оренбург основывался под влиянием Абулхаира на
территории Младшего жуза. Впоследствии потомки Абулхаира получили
светское образование в местных училищах. Светски-образованные выходцы
из семейства Абулхаира, его сторонников и противников консолидировались
в Оренбурге как важном административном центре и культурном секторе на
основе сближения по общим идеологическим принципам служения казахскому
народу.
Омск возводился в районе кочевий казахских племен. Бесспорно, в
Сибири Омск по социально-экономическим параметрам и административно-
политическому статусу имел привилегированную роль. Именно Омск
ассоциировался казахами как некий объединительный центр казахского
народа Северного Казахстана и близлежащих областей Сибири. В 1822 году
депутаты казахских родов и представители Омского общества мусульман
обратились с ходатайством генерал-губернатору Западной Сибири о постройке
мечети в Омске. Мусульмане в Омске составляли незначительное
меньшинство. Региональное расположение Омска в зоне концентрации казахов
и его административное положение как центра Западно-Сибирского
губернаторства при наличии ведавших управлением государственных
учреждений обусловили необходимость строительства мечети [201,165с.].
Исторически казахи не являлись ортодоксальными мусульманами. В динамике
взаимоконтактов с русским населением существовала потребность наличия
культурно-объединительного сектора испытывавших рост этнического
113
самосознания казахов. В этом городе произошло сближение первоначально по
этническому принципу всех казахских учащихся. Впоследствии происходит
сближение казахов по культурно-образовательным параметрам и социальной
статусности.
Производственные перегрузки чиновников от образования в восточных
губерниях и областях хронически были высокими. По качественным и
количественным показателям развития учебного процесса эти провинции
уступали центральным губерниям. С целью упорядочивания учебной системы
казахских
районов
и
унифицирования
образовательных
процессов
Правительством вводятся дополнительно должности инспекторов народных
училищ. Так, в наиболее проблемной и отдаленной от Оренбурга Тургайской
области дополнительно вводятся 2 единицы инспекторов. Аналогичные
единицы вводились в Сырдарьинской, Уральской, Семиреченской и
Приморской областях. При этом объем канцелярских и разъездных расходов
увеличивался на 600 рублей в год [202].
Определенная часть образованной молодежи не желала заниматься
учительским ремеслом. Торгово-ростовщический капитал, как и все
предпринимательские звенья, не достиг таких масштабов развития в казахском
обществе, как, например, в татарском. Промышленная индустрия в крае
развивалась медленно. Логично перемещение дипломированных юношей в
управленческий аппарат и в сферы обслуживания. Движение казахских юношей
в города сопровождалось ослаблением их зависимости от родовых общин.
Нарушение гармонии привычных отношений сопровождалась необходимостью
формирования новых методов восприятия городских реалий.
Анализ биографических данных свидетельствует о явном стремлении
выходцев из богатых и разорившихся, но знатных семей в престижные сферы
занятости, к коим школьное образование в их картине мира не относилось.
Не все выпускники учительских училищ продолжили свое поприще по
специальности. Так, выпускник Омской учительской семинарии Аблайханов
Султан Мадальхан начал свою карьеру в Омском городском полицейском
управлении [203, л.4]. Выпускник 1886 года той же семинарии Султангазин
Динмухамед продолжил обучение в университете по специальностям,
ориентированным на административную деятельность [204, л.1].
Общее количество казахских городских учителей оставалось мизерным.
Право преподавания совершенно разных дисциплин в городских, уездных,
волостных училищах с русскоязычной публикой характеризовалось этими
национальными учителями как результат упорной деятельности утверждения
принципа востребованности средой по критерию наличия знаний. Проживая в
городах, учителя рассчитывали на единственный вид дохода – заработную
плату, которая оставалась фиксировано стабильной. В отличие от них их
аграрные коллеги занимались личным подворьем и согласно национальным
традициям могли рассчитывать на общинно-коллективную помощь, равно как
чиновники и медики. В целом их морально-психологическое настроение
соответствовало главной мотивационной идее – достижению необходимого
114
образовательного уровня и включения в прогрессивную городскую ауру.
Изначальные условия быта, следовательно, и потребности таковых граждан
были незначительными. Согласно биографической генеалогии, они не
относились к сословию обеспеченных.
В крае, как и во всей империи, сохранялась парадоксальная ситуация: при
преобладании учительских училищ всех уровней наблюдался дефицит
учителей, особенно в отдаленных районах. Согласно анализу областных
властей казахские питомцы Павлодарского интерната Семипалатинской
области в конце 70-х годов XIX века не занимались педагогической
деятельностью. Многие из них состояли в других сферах занятости или уехали
в аулы. Тенденция оттока начинающих казахских специалистов отмечалась
чиновниками от образования уже в 1879 году. По наблюдениям местного
инспектора, на содержание каждого мальчика в год расходовались суммы от
100 до 110 рублей. Из двух выпусков местных интернатов общая численность
окончивших составила 10 человек при общем количестве учившихся в 58
человек. Из них двое продолжили обучение в Омских школах, остальные 5
юношей влились в управленческие структуры в качестве переводчиков и
письмоводителей [205, л.39].
Проблемы подготовки учительских национальных кадров нашли свое
отражение на областном уровне. Генерал-губернатор Туркестанской области
в своем отчете отмечал необходимость повышения качества подготовки
казахских учителей: «Успешность обучения в аульных школах зависит от
учителя, который предоставлен самому себе. Чрезвычайно желательно
повысить образовательный ценз этих людей и не допускать педагогически
неподготовленных» [199, л.2]. В 70-е годы XIX века обучением казахских
детей занимались аульные муллы, вызывавшие подозрения государственных
властей. Военный губернатор Семипалатинской области с целью преодоления
сложившейся ситуации предлагал Главному инспектору училищ Западной
Сибири проект организации так называемых кочующих школ по 1-й, на волость
с обязательным обучением русскому языку казахских детей.
Трудности в подготовке и функционировании казахских учительских
кадров сохранялись на протяжении всего периода реформирования имперской
системы обучения. В хронологический рубеж середины 80-х годов XIX века по
официальной статистике в низших городских училищах Акмолинской и
Семипалатинской областей, т.е 3-х, 5-классных училищах работал 1 казахский
учитель Сатаев. Он состоял на службе в Омском пансионате для казахских и
русских детей [200, л.27].
Качество работы учительских кадров снижалась проблемой незнания
русскими учителями казахского языка. В середине 80-х годов XIX вв. Западно-
Сибирском округе была произведена инспекция на предмет владения казахским
языком русскими учителями. По результатам работы комиссии только 2
учителя знали казахский язык – заведующий Семипалатинским 2-классным
русско-казахским училищем И. Сиротенко и студент Омского училища
М.Матвеев [173, л.2].
115
Дефицит национальных казахских учительских кадров сохранялся в начале
XX века. В процессе преобразования национальных школ актуализировалась
проблема специалистов-учителей, знающих казахский язык. В 1916 году по
заданию министра просвещения А. Рогинского в Западно-Сибирском учебном
округе вновь была проведена поисковая работа по выявлению учителей на
соответствие двум условиям: организации учебного процесса в сопредельных
казахских школах и знании «инородческого», т.е. казахского языка. По
статистическим материалам из русских учителей только 5 специалистов
соответствовали первому условию. Языковыми знаниями владел учитель
П.Крылов, окончивший факультет восточных языков Санкт-Петербургского
университета. Впоследствии он работал в Оренбургской русско-казахской
школе и параллельно занимался исследованием быта казахов Тургайской
области. Затем он выполнял обязанности инспектора Казанского учебного
округа Уфимской губернии, Тургайской области, Пермской губернии, курируя
мектебы и медресе [201, л.42]. В Акмолинской области работал учитель
Атбасарского высшего начального училища И. Григорьев, знавший казахский
и татарские языки. По статистике 1916 года из числа казахских учителей
Западно-Сибирского Учебного округа знакомых с административной работой
фиксируется только Н. Кульжанов [173, л.46].
С последней четверти XIX века встречаются сведения о переходе
казахских учителей в другие сферы занятости. Упомянутый выше Г. Альбеков с
1899 года оказался задействованным в должности переводчика при
Оренбургском окружном суде [157, с.61].Эта тенденция отмечалась
специалистами от образования. Исследователь народного просвещения в
Тургайской области Васильев указывал на отток казахских учителей в аулы или
другие направления канцелярского типа [9, с.200].
Так, выпускник Омского 5-классного училища Мусульманбек Джуманович
Сеитов начинал свою учительскую деятельность в Бекбалинской аульной
русско-казахской школе Усть-Каменогорского уезда. В течение года он
получил должность заведующего Ережеповской русско-казахской школы [202,
л.13]. Затем он ушел в отставку и в течение 3-х лет служил в экспедиции А.В.
Переплетчикова по обследованию казахских хозяйств Павлодарского, Усть-
Каменогорского и Зайсанского уездов. В дальнейшем Сеитов ходатайствовал о
его принятии в Омский окружной суд, что сулило ему классный чин и
соответствующее финансовое содержание. В этот период большинство
казахских учителей, согласно титулярным спискам, не имели чинов и званий.
Данный фактор являлся весьма существенным в судьбах служащих.
Таким образом, наиболее многочисленной группой из профессионального
слоя просвещенных казахских граждан являлись учителя. Анализ истории
создания и деятельности казахского учительства определял ряд выводов: во-
первых, учительский корпус формировался из выпускников среднеспециальных
училищ. Университетские специалисты составляли минимум в национальной
учительской среде; во-вторых, подавляющее большинство казахских
специалистов оказались задействованными в школах, удаленных от городов; в-
116
третьих, перспективные казахские учителя росли по служебной линии или
перемещались в города. Карьера успешных казахских учителей ограничивалась
уровнем заведующих школ; в-четвертых, в ХIХ – начале ХХ века начинает
формироваться незначительный учительский управленческий корпус, в
котором заметную роль сыграли И. Алтынсарин, Г. Балгимбаев и ряд других;
в-пятых, категория городских учителей была представлена незначительно,
характерно, что именно в этот период происходит отток юношей с учительским
образованием в другие более привлекательные для них сферы; в-шестых, в
последней четверти ХIХ века формируется незначительная группа казахских
учительниц. Казахские учительницы были связаны родством с
преуспевающими казахскими служащими. Итак, с этого времени начинается
медленный процесс складывания европейски просвещенных казахских
женщин, настроенных на работу в социальной сфере в качестве учителей, т.е
категории, ранее незнакомой и непривычной казахскому населению, так как
учительское ремесло отождествлялось с деятельностью мужчин.
Профессиональная ориентация казахских служащих логично определяла
их распыление по профессиональным группам. Анализ территориально-
географического
расселения
просвещенных
казахов
показывает
их
рассредоточенность по региону в зависимости от образовательного уровня и
служебной ориентации. Данный аспект предопределял их профессиональную
сферу занятости. Закономерно, соответствующее распределение служебных
кадров
определенным
образом
способствовало
их
локализации
в
незначительных территориальных рубежах. Данные обстоятельства определяли
степень контактов учителей городов пригородной зоны или в аграрной среде.
Это качество отношений характеризовало специфику взаимовлияния казахских
служащих и интеллигентов.
Казахские юноши выбирали то направление интеллектуального труда,
которое исторически имело сильную основу в национальной духовной культуре
– просвещение и медицина.
Врачебное искусство издревле почиталось казахами. В их представлении
духовные лидеры обладали таинствами медицинского искусства. Европейские
наблюдатели отмечали стремление казахов к познанию врачебного дела. В
Оренбургском крае из татар и башкир формируется корпус медиков. Для
некоторых из них Неплюевский корпус явился стартом к своему развитию.
Например, по окончании военного училища в начале 30-х годов XIX века
Субханкулов, Муслюмов и Шарыков изъявили желание стать врачами.
Избранные молодые люди командировались на обучение в Казань. Араслан
Субханкулов официально признавался первым медиком из тюркского
населения края [203].
Неоднократно путешествовавший по местам проживания казахов
башкирский военный медик Субханкулов в Оренбургском крае пользовался
популярностью среди казахской общественности. Пример Субханкулова,
Шарыкова и др. тюрков стимулировал действия казахских учащихся и молодых
служащих. Общее количество медицинских специалистов всех уровней в
117
регионе подсчитать сложно. По официальной статистике только в Акмолинской
области в 1914 году отчислилось более 300 медиков различного профиля [204].
Большинство из них составляли представители европейских народов.
В Акмолинской и Семипалатинской областях функционировало несколько
ветеринарных училищ, в которых учились и казахские юноши. Как правило, их
обучение проходило за счет стипендии от областей. Количество стипендий
носило ограниченный характер. На основании анализа архивных материалов и
сведений «Обзоров» Степных областей, мы предполагаем, что численность
казахских врачей и ветеринаров за период последней четверти XIX – начала ХХ
века едва превышала 106 человек.
Фельдшерские кадры формировались на территории областей уже в
первой половине ХІХ века. Так, Сарсенгали Мукашев окончил Оренбургскую
фельдшерскую школу в 1817 году и вместе с казахским фельдшером
Утебаевым откомандировывался во Внутреннюю Орду [205, л.39].
С начала 60-х годов XIX века в фельдшерскую школу при Оренбургском
военном госпитале был объявлен набор для обучения казахских детей. Из числа
учащихся известны Мусабай Тутаев и Исмаил Байтавов. Мальчики успешно
прошли курс оспопрививания и сносно читали на латыни. По мнению
попечителя прилинейных казахов Троицкой дистанции ученики имели хорошие
способности [206, л.4].
В Омске действовала центральная фельдшерская школа. Согласно
отчетным данным 1886года, в данной школе обучалось 14 казахских
стипендиатов от Акмолинской и Семипалатинской областей [207, л.14].
Параллельно в войсковой ветеринарной фельдшерской школе Сибирского
казачьего войска числилось 4-6 казахских стипендиата. [132, л.18].
Курс обучения в подобных училищах проходил до 4-х лет. Определенная
Достарыңызбен бөлісу: |