нул. Его глаза снова открылись, и он поймал мой взгляд. Он
выглядел невыносимо уставшим. – Расскажите мне что-ни-
будь хорошее.
Помедлив мгновение, я откинулась на подушки рядом с
ним. Мы сидели почти в темноте и смотрели, как снежинки
на мгновение вспыхивают в лучах света и исчезают во мраке
ночи.
– Знаете… я просила папу о том же, – наконец откликну-
лась я. – Но если я расскажу вам, что он говорил в ответ, вы
подумаете, будто я сумасшедшая.
– Еще
более сумасшедшая, чем мне кажется?
– Если мне снился кошмар, или было грустно, или я че-
го-то боялась, он пел мне… – засмеялась я. – Ой… я не могу.
– Говорите.
– Он пел мне «Песню Абизьянки».
– Что?
– «Песню Абизьянки». Я думала, ее все знают.
– Поверьте, Кларк, – пробормотал он, – я впервые о ней
слышу.
Я
глубоко вдохнула, закрыла глаза и запела:
Я хочу жить в краю Абизьянки.
В
жаркий полдень я в нем был рожден.
И на банджо играть чужестранке,
Моем банджо престаро-ро-ром.
– Господи Иисусе.