а также Переднего Востока и индоиранского мира 93. Произвольность и
бессистемность сопоставлений делают построение Д. А . Мачинского весьма
уязвимым и недостаточно убедительным, лучшими же страницами в его
работе остаются те, где он не выходит за пределы хорош о
знакомого ему
скифского материала и дает свое толкование образов женских божеств.
По Д. А. Мачинскому, нижний фриз (сцена терзания) передает «благое
страдание», но почему-то и борьбу великой богини и амазонок с грифонами,
средний — «благие образы, мировое дерево», верхний — «весеннее стадо»
и скифов, в которых он видит скопцов-энареев (поскольку они заняты жен
ским занятием — шитьем), обращающихся к богине типа Аргимпасы —
Афродиты Урании, на основании чего пектораль связывается с культом
этой богини, а весь комплекс погребения — с культом ее и Ареса 94.
С принципиально иных позиций подошли к толкованию пекторали
Б. Н. Мозолевский и Д . С. Раевский, что привело их к совершенно иным
выводам. Исходя из
законов мифологического мышления, они проанализи
ровали пектораль, пользуясь данными общемифологическими, индоиран
скими и собственно скифскими, и пришли к очень близким выводам, соот
ветствующим в целом и моей интерпретации Чертомлыцкой вазы. Трехчаст
ную композицию обоих памятников единогласно интерпретировали как
космологическую модель Вселенной, сцену терзания — как
возрожде
ние через уничтожение, растительный орнамент — как мировое дерево.
Д. С. Раевский уделил большое внимание иерархическому ряду изображен
ных животных и композиционной структуре пекторали, в которой он вы
явил систему оппозиций95. Верхний фриз он на основании индоиранских
данных объяснил как символическое изображение весеннего возрождения
природы, «всескотия» как «воплощения магической формулы», обеспечи
вающей благополучие и «прежде всего — умножение скота». Большое ме
сто в его работе посвящено также роли руна в свете данных различных индо
европейских традиций. Т у же идею оппозиции
п рирода
—
культ ура
выявил в конструкции пекторали и Б. Н. Мозолевский, идя совершенно
иным путем —
методом сопоставления композиции пекторали и фронтонов
Парфенона 96.
Ему принадлежит и очень удачное сопоставление верхнего фриза пек
торали с происходящими из Подунавья сценами посвящения миста в Элев-
синских мистериях 97: их роднит с пекторалью не только сама композиция
центральной группы с растянутой шкурой, игравшей важную роль в обря
де, но и культовые повязки на голове жрецов, и нагота персонажей, и
амфора для причащения, и сцена терзания (включающаяся в
композицию
и осмыслявшаяся в пифагорейском духе как символ воскрешения). Это дает
Б. Н. М озолевскому убедительные основания интерпретировать верхний
фриз как изображение таинства приобщения Деметре или соотносившейся
с ней великой богине Скифии, посвящения, происходившего на главном
празднике весеннего возрождения (о чем говорит изображение самок с мо
лодняком) и, по-видимому, совершавшегося самим царем, исполнявшим
в обществе сакральные функции и, возможно, игравшим на весеннем
празднике роль супруга богини. Такое толкование надежно подтверж
дается данными о роли руна в свадебной обрядности индоевропейцев и
значении свадебного ритуала в Элевсинских мистериях.
93
Мачинский. Пектораль..., с. 131.
94 Там же, с. 139— 146.
95
Раевский. Из
области скифской космологии, с. 115— 133.
98
Мозолевсъкий. Товста могила, с. 214—226;
он же. Синтез..., с. 191—204.
97 Там же, с. 220—224. Что касается сопоставления с изображением на чаше из
Хасанлу, то оно представляется мне сомнительным. Во-первых, там изображена совер
шенно иная сцена и нет шкуры; во-вторых, сама интерпретация изображения чаши,
предложенная Г. Н. Курочкиным (К интерпретации некоторых изображений железно
го века территории Северного Ирана.— СА, 1974, № 2, с. 34—47), сомнительна и
опровергается другим толкованиями на основе неиранских мифологий, что более
соответствует исторической обстановке в Иране в начале I тыс. до н. э., где ираноязыч
ное население было малочисленно.
106
РЕПОЗИТОРИЙ ГГУ ИМЕНИ Ф. СКОРИНЫ
Косвенным, но очень важным аргументом в пользу интерпретации
Б. Н. М озолевского является находка в Толстой могиле калафа — парад
ного головного убора скифской царицы.
Анализ изображений скифских
калафов, по-видимому, позволяет признать скифскую царицу главной
жрицей культа богини-матери, выступавшей на
весеннем празднике
в роли ее земной заместительницы, а также говорить о большом влиянии
в Скифии в IV в. до н. э. элевсинских и дионисийских культов 98.
Н аряду с интерпретацией отдельных образов и композиций, представ
ленных на одном предмете, делались попытки рассмотреть и целые ком
плексы изображений. А. К . Акишеву принадлежит очень удачный опыт
интерпретации всего комплекса украшений парадного костюма вождя из
кургана Иссык (Семиречье, IV в. до н. э.) как связного текста — космо
граммы " .
Исходя из
индоиранских данных, в трехъярусной композиции укра
шений колпака он видит передачу идеи трилоки; изображение
дерева
с птицами в центре композиции он объясняет как универсальный образ
дерева жизни, прорастающего через три сферы; саму же идею поместить
космограмму на парадном головном уборе он связывает с представлением
индоиранцев о сакральной роли царя.
Справедливость толкования А. К. Акишева подтверждается при ана
лизе изображений на парадном головном уборе (калафе) скифских цариц
и бактрийской короне 100. Они также несут изображение древа жизни и
сопровождаются символами ж енского божества, подчеркивая роль скиф
ской царицы как главной жрицы и земной заместительницы богини-ма
тери. В комплексе бактрийского парадного головного убора и на некото
рых скифских калафах есть изображения, связанные с культом Диониса,
и сцены брака Диониса и Ариадны, отражающие значение священного
брака в
царском культе и роль царицы, выступающей в ритуале замести
тельницей супруги Диониса Ариадны, подобно греческой басилине на
празднике Анфестерий.
Итак, предметы убора, парадная посуда и оружие, украшенные изо
бражениями, выполненными в зверином стиле, сделаны из золота, их сю
жеты прокламируют и освещают царскую власть. Большая часть их най
дена в курганах, возведение которых требовало колоссальных трудовых
затрат огромного коллектива, в курганах, по богатству инвентаря и гран
диозности насыпи сопоставимых с египетскими пирамидами. Это дает ос
нование признать драгоценные вещи с
изображениями в зверином стиле
атрибутами военной аристократии и инсигниями царя. Вместе с тем это
позволяет заключить, что искусство звериного стиля отражало социальные
потребности и выражало идеологию прежде всего скифского нобилитета,
причем прокламативный характер искусства особенно усилился в IV в.
до н. э .— в эпоху утверждения скифского царства.
Анализ изображений на парадном уборе и инсигниях царей и цариц
у народов евразийских степей приводит к выводу, что в
среде саков и ски
фов сохранялись представления о царе как посреднике между людьми и
богами, как земном наместнике бога, от духовных и физических сил к о
торого зависит плодородие земли и процветание народа. К руг этих пред
ставлений о сакральной роли царя засвидетельствован большим количест
вом текстов, отражающих индоиранскую традицию, и восходит к индо
европейской эпохе, что документируется общеиндоевропейским единством
98
Кузьмина Е. Е. Роль царицы в обществе скифов.— В сб.: V III Всесоюзная ав
торско-читательская конференция ВДИ. Тезисы докладов. М ., 1981, с. 46—47.
99
Акишев А . К. Идеология саков Семиречья.— КСИА, 1978, вып. 154, с. 39—47;
Достарыңызбен бөлісу: