известных в переднеазиатской, ахеменидской, греческой и собственно скиф
ской трактовкахel, указывает на то, что они были реинтерпретированы ски
фами и выражали какие-то очень важные в их
идеологии представления.
Сцена терзания возникла в шумерском искусстве как символическое
изображение происходившей весной смены гелиакальных созвездий Плеяд
(по-шумерски «звезда быка») и Кассиопеи («звезда оленя») созвездием Льва
с яркой звездой Регул («царской»); композиция воспринималась как кален
дарный символ весны 62. Из
Передней Азии композиция широко распро
странилась по всему Старому Свету и в разноэтничных традициях реинтер-
претпровалась в соответствии с местными мифами, сохраняя повсеместно
свое значение символа весеннего возрождения 63.
Это
дает основания полагать, что аналогичным образом трактовалась
сцена терзания саками и скифами, которыми она была реинтерпретирована
как символ главного праздника иранцев Н оуруза (Нового года) — Дня
весеннего равноденствия84. В дуалистической концепции индоиранцев
равновесие (циклическая смена явлений) в мире обусловлено борьбой про
тивоположных сил, достигающей своего апогея в день Н ового года — празд
ника ежегодно повторяющейся победы бога или героя-родоначальника,
обеспечивающего торжество света над тьмой, плодородия над бесплодием 65.
Такая трактовка сцены терзания подкрепляется тем, что аналогичным
образом она толковалась в Иране, где при Ахеменидах она воспринималась
как царская эмблема в6, поскольку в
иранской традиции царь рассматри
вался как земное воплощение героя-родоначальника, устанавливающего
порядок на земле, подобно тому как божественный герой обеспечивает
гармонию в космосе 67. Пережитки сходных представлений и соотнесения
Н оуруза с днем коронации царя прослеживаются и у восточноиранских
народов Средней Азии 68.
Судя по тому, что в Причерноморье сцену терзания чаще всего помещали
на золотых парадных предметах, находимых в царских курганах, можно
полагать, что и в
Скифии эта композиция — по законам тождества макро-
и микрокосма — воспринималась и как символ весеннего возрождения,
и как царская эмблема.
Символическое значение имеет и часто встречающаяся в восточной части
ареала евразийских степей сцена поединка двух коней 69. Она может быть
объяснена на основании очень архаичной легенды, сохраненной в авестий
ском Тиштр яште (14, 26— 29), о борьбе на берегу озера Воурукаша (Кас
пийского моря) героя Тиштрии 70 за освобождение вод и восстановление пло
дородия. Тиштрия в облике прекрасного белого коня сражается с демоном
61
Артамонов. У к. соч., рис. 80, 105, 131, табл. 29, 41, 116, 118, 120, 122, 132
145, 157, 160, 162, 181, 183, 208, 213, 236, 241, 242, 317, 329;
он же. Сокровища саков
М ., 1973, рис. 31, 34, 46, 175, 176, 178— 180, 182, 193, 241, 243, 286.
62
Hartner W ., Ettinghausen R. The Conquering Lion: the Life Cycle of a Sym bol.—
Oriens, 1964, v. 17, p. 161— 170;
Hartner W. The Earlist History of the Constellation
in the Near East and the M otif of the Lion — Bull Combat.— JNES, X X IV , № 1—2,
1965.
63
Erlenmeyer M .-L ., Erlenmeyer H. Ober griechische und altorientalische Tierkam-
pfgruppen.— A K , 1968, № 1—2, S. 53—67
\ D esneuxJ. Sur quelques representations
du «lion a la proie» en glyptique et en numismatiques antiques.— RBNS, 1960, CVI,
p. 17 — 19.
64
Кузьмина E. E. О
семантике изображений на Чертомлыцкой вазе.— СА, 1976,
№ 3, с. 68—71;
она же. Сцена терзания в искусстве саков, с. 78—83.
65
Nyberg Н. Questions de cosmogonie et de cosmologie mazdeennes.— JA, 1931,
C C X IX , № 1—2;
Brown W. Theories of Creation in the Rig V eda.— JAOS, 1965,
v. 85;
Duchesne-Guillemin J . La religion de 1’ Iran ancien. P., 1968, p. 268—269.
66
Herzfeld E. Iran in the Ancient East. L .— N. Y ., 1941, p. 251 f.;
Duchesne-Guil
Достарыңызбен бөлісу: