Жан-Поль Сартр «Тошнота» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
56 было иметь такие лица. Но, готовясь перейти в бессмертие, они вверили себя именитым ху-
дожникам, чтобы те деликатно подвергли их лица тому же углублению, бурению, иррига-
ции, посредством которых сами они изменили море и поля вокруг Бувиля. Так с помощью
Ренода и Бордюрена они подчинили Природу – вовне и в самих себе. На этих темных полот-
нах передо мной представал человек, переосмысленный человеком, и в качестве единствен-
ного его украшения – лучшее завоевание человечества: букет Прав Человека и Гражданина.
Без всякой задней мысли я восхищался царством человеческим.
Вошли господин с дамой. Они были в трауре и старались казаться незаметными. По-
трясенные, они застыли на пороге зала, господин машинально обнажил голову.
– Вот это да! – взволнованно произнесла дама.
Господин первым обрел хладнокровие.
– Целая эпоха, – почтительно произнес он.
– Да, – сказала дама, – эпоха моей бабушки.
Они сделали несколько шагов и встретились взглядом с Жаном Парротеном. Дама ра-
зинула рот, но муж ее не был гордецом: вид у него стал приниженный, на него, наверно, не
раз устремляли устрашающие взгляды и выпроваживали за дверь. Он тихонько потянул же-
ну за рукав.
– Посмотри вот на этого, – сказал он.
Улыбка Реми Парротена всегда ободряла униженных. Женщина подошла и старатель-
но прочитала:
«Портрет Реми Парротена, профессора Медицинской школы в Париже, родившегося в
Бувиле в 1849 году, кисти Ренода».
– Парротен, член Академии наук, – сказал ее муж, – написан членом Французской ака-
демии Ренода. Это сама История!
Дама кивнула головой, потом поглядела на Великого Наставника.
– Как он хорош! – сказала она. – Какое у него умное лицо.
Муж широким жестом обвел зал.
– Это все они и создали Бувиль, – просто сказал он.
– Хорошо, что их всех соединили здесь, – сказала растроганная дама.
Мы были трое рядовых, маневрировавших, как на плацу, в этом громадном зале. Муж,
который из почтительности беззвучно посмеивался, кинул на меня беспокойный взгляд и
внезапно перестал смеяться. Я отвернулся и подошел к портрету Оливье Блевиня. Тихая ра-
дость завладела мной – точно, я не ошибся. Вот умора!
Женщина подошла ближе ко мне.
– Гастон, – позвала она, внезапно расхрабрившись. – Иди же сюда.
Муж подошел.
– Послушай, – сказала она, – ведь это его именем названа улица – улица Оливье
Блевиня. Помнишь, маленькая такая улочка, она идет вверх по Зеленому Холму возле само-
го Жукстебувиля. – И, помолчав, добавила: – Видно, он был человек с характером.
– Да уж надо думать, не давал спуску смутьянам.
Фраза была обращена ко мне. Господин покосился на меня краешком глаза и засмеялся
на сей раз громче, с самодовольным и требовательным видом, точно сам он и был Оливье
Блевинь.
Оливье Блевинь не смеялся. Он нацелил в нас свою перекошенную челюсть, кадык его
выдавался вперед. Настала минута молчания и экстаза.
– Кажется, вот-вот шевельнется, – сказала дама.
– Это был крупный торговец хлопком, – с готовностью пояснил муж. – А потом он за-
нялся политикой, стал депутатом.
Я это знал. Два года назад я навел о нем справки в «Кратком словаре великих людей
Бувиля» аббата Морелле. И переписал посвященную ему статью.
«Блевинь, Оливье-Марсиаль, сын предыдущего, родился и умер в Бувиле (1849 –
1908), закончил юридический факультет в Париже, в 1872 году получил звание лиценциата.