ГЛАВА 24
Как всегда, сицилийское утро заливало золотистым солнечным светом
спальню, где Майкл, только что пробудившийся от сна, в который раз
восхищенно разглядывал лежащую рядом Аполлонию. Ее жалко было
будить. Она спала, раскинувшись, будто малое дитя, и солнце гладило ее
медовую кожу.
Теперь Аполлония была уже на втором месяце беременности. Сегодня
они собирались переезжать с виллы доктора Тазио в другое укрытие. В
последнее время в окрестностях Корлеоне стало слишком беспокойно. Дон
Томмазино накануне вечером долго разговаривал с Майклом за столом в
саду, когда Аполлония уже ушла.
— Твоя женитьба раскрыла все карты, — говорил он озабоченно. —
Удивительно, почему дон Корлеоне не волнуется за твою безопасность
здесь. Ему следовало бы найти для вас с Аполлонией не только дом, но и
другую страну. В Сицилии сейчас тревожно.
Дон Томмазино решил переправить их в другой городок на южном
побережье. Фабрицио и Кало тоже поедут с ними.
Но прежде чем уехать отсюда, Аполлония захотела погостить в
родительском доме неделю-другую. В ее новом положении ей опять
понадобились материнские наставления. Майкл решил завезти ее по
дороге, а потом, недели через две, прислать за нею машину, чтобы она
приехала уже на новое место их обитания.
Дон Томмазино предупредил, что утром не сможет проводить их, так
как дела призывают его опять в Палермо. Доктора Тазио тоже не будет, да
оно и к лучшему — старый греховодник опять нацелился в свой очередной
экскурс по палермским бардакам, как бы не ляпнул лишнего сгоряча.
Майкл с благодарностью принял предложение дона Томмазино. Того
явно одолевали неприятности, нельзя было не заметить, как он осунулся,
как часто нервничает даже в кругу друзей и не решается выйти на улицу
без охраны. С оружием дон вообще не расставался.
Если они уедут подальше от беды, дон Томмазино тоже почувствует
себя спокойнее. Во всяком случае одной заботой станет меньше.
Майкл прикоснулся рукой к горячему от сна плечу Аполлонии. Она
проснулась, мягко и грациозно потянулась, будто молодой игривый зверек,
и убежала в ванную наводить туалет. Майкл, все еще лежа под утренними
лучами, выкурил первую сигарету. Потом загасил окурок, облачился в
простые рабочие брюки и рубашку, нахлобучил кепку с козырьком —
неизменный атрибут сицилийского мужчины. Босиком подошел к окну
спальни и выглянул во двор. Внизу, удобно устроившись на летнем
плетеном кресле, нес караул телохранитель — Фабрицио. Правда, сейчас
он был занят в основном тем, что наводил красоту на свои иссиня-черные
кудри, водя по ним густой гребенкой.
Майкл свистнул ему. Фабрицио оглянулся.
— Выводи автомобиль, — приказал Майкл. — Скоро едем. А Кало
где?
— Кало на кухне, пьет кофе, — ответил Фабрицио. — А ваша супруга
тоже поедет вместе с вами?
Майкл с интересом посмотрел на парня. Расстегнутая на груди рубаха
обнажала знакомую татуировку с роковым сюжетом. С чего бы это его
интересовало, куда поедет Аполлония? Не то, что Фабрицио позволял себе
поглядывать на молодую жену друга дона Томмазино, — такое может
позволить себе на Сицилии лишь свихнувшийся самоубийца, — но как-то
излишне часто парень посматривает в сторону Аполлонии. Майкл
подчеркнуто холодно ответил:
— Нет. Она побудет у своих родителей в гостях.
Фабрицио сейчас же с услужливой готовностью направился к
каменному строению, где размещался гараж и стояла «альфа-ромео».
Майкл пошел умываться. Аполлонии не было видно, наверное,
убежала готовить ему прощальный завтрак.
В кухне ее тоже не оказалось.
— Где Аполла? — спросил Майкл у Кало, вошедшего в спальню за
чемоданом.
Замкнутое лицо Кало озарилось сдержанной улыбкой:
— Синьора села за руль. Хоть никогда не была в Америке, а уже
совсем как американка стала.
Ей действительно очень нравилось водить машину, она уже почти
научилась этому неслыханному и невероятному для сицилийской
деревенской девушки делу.
Майкл сказал Кало:
— Ступайте с Фабрицио в машину, садитесь и ждите меня. Я сам
принесу чемодан.
Чемодан был уже собран, Аполлония еще с вечера пересмотрела и
собрала все необходимое. Перед тем, как выйти, Майкл огляделся по
сторонам, окинул взглядом всю комнату и опять посмотрел за окно.
Машину вывели из гаража, но не подогнали к крыльцу, а оставили почему-
то у портика подле парадного подъезда. Аполлония сидела на переднем
сиденье, аккуратно, будто школьница за партой, сложив руки на руле. Она
была похожа на маленького ребенка, залезшего поиграть в папин
автомобиль.
Кало ставил в багажник корзину с продуктами на дорогу. Фабрицио —
Майкл с раздражением отметил это про себя — двигался по направлению к
воротам. Наверное, что-то забыл сделать и вспомнил в самый последний
момент, растяпа. Совсем распустился парень, черт бы его побрал… Надо
будет сделать внушение.
У ворот Фабрицио вдруг воровато оглянулся, Что-то недоброе
скользнуло в сознании Майкла, какая-то неясная тень, но он отогнал ее.
Спустился с чемоданом на крыльцо навстречу утреннему легкому ветерку и
ласковому солнцу. Запах цитрусовых окружал сад.
Аполлония помахала рукой Майклу, показывая жестами, что она сама
хочет подогнать машину к крыльцу. Кало, тихо и радостно ухмыляясь,
стоял рядом с лупарой на плече. Фабрицио исчез совсем. И тут из
незначительных вроде бы деталей в мозгу у Майкла сложилась ясная и
страшная картина. Все части подошли одна к другой, ошибки не могло
быть.
— Стой! — крикнул он Аполлонии. — Не надо! Нет…
Но было уже поздно. Сильный взрыв заглушил его слова и его крик:
Аполлония включила зажигание. Взрывом кухонную дверь разбило в
щепки. Майкла отшвырнуло вбок, к самой стене, придавив сверху грудой
камней. Чем-то тяжелым его ударило по голове, и последнее, что он видел,
теряя сознание, были четыре колеса на стальной оси, искореженные до
неузнаваемости, — все, что осталось от «альфа-ромео».
Майкл очнулся в полной темноте, потянувшись на приглушенный звук
голосов. Но слов он не смог разобрать, и, повинуясь инстинкту, постарался
не показать, что пришел в себя. Но разговор прервался и кто-то, сидящий
рядом, наклонился над ним со словами: «Ожил, слава тебе, Господи!»
Майкл ощущал, что все тело и особенно голова налиты тяжестью, как
свинцом. Лиц он не различал. Только низко наклонившееся над ним
белесое пятно постепенно стало напоминать очертаниями голову доктора
Тазио. Свет полоснул Майкла по глазам.
— Я только минуточку посмотрю и сразу погашу, — пообещал доктор,
светя фонариком прямо в глаза Майклу. — Ну, ничего, могло быть и хуже.
Со временем обойдется, — продолжал он. Потом выпрямился, погасил свет
и сказал — С ним можно поговорить, только недолго.
— Пару слов, — согласился дон Томмазино. Оказывается, это он сидел
рядом на стуле, теперь Майкл вполне признал его.
— Майкл, Майкл, ты меня слышишь? — спросил дон Томмазино. —
Ты в состоянии понять мои слова?
Язык отказывался повиноваться Майклу. Единственное, что он
смог, — это приподнять и вновь опустить руку, подавая знак. Дон
Томмазино понял его и продолжал:
— Ты знаешь, кто выводил машину из гаража? Это был Фабрицио, да?
На застывшем неподвижном лице Майкла возникла зловещая ледяная
улыбка, о которой он сам не подозревал, но которая произвела впечатление
на дона Томмазино и на доктора. Они переглянулись. Пожалуй, с Майклом
можно было говорить начистоту.
— Фабрицио мы не смогли найти, — сказал дон Томмазино. — Ты
пролежал без памяти целую неделю, слышишь, Майкл, и все считают, что
тебя нет в живых. Опасность миновала. Тебя больше не будут выслеживать.
Оказывается, мои неприятности с «новой мафией» в Палермо были
связаны с тобой. С самого начала им был нужен ты, а не я, меня только
отвлекали, чтобы организовать покушение, когда мы утратим бдительность.
Я сообщил обо всем твоему отцу, дон Корлеоне дал мне распоряжения
относительно тебя. Ты скоро возвратишься домой, теперь уже недолго
осталось, а пока спрячешься в горах, у меня есть домик, до которого никто
не дотянется. Да им и на ум не придет. Как только прошел слух о твоей
гибели, эти подонки из Палермо предложили мне мировую. Ты понимаешь,
Майкл? Они просто отвлекали внимание, а тем временем готовили
убийство. Запомни это. А в остальном положись на меня. Ни о чем не
думай. Набирайся сил, они тебе еще понадобятся.
Майкл все понял и все вспомнил. Аполлонии нет в живых. У них не
будет ребенка. Кало тоже погиб. Он с трудом выговорил:
— Фабрицио… Пусть найдут — скажите пастухам, за Фабрицио я
отдам лучшую землю в Сицилии.
Оба старых мафиози опять переглянулись.
— Найдется, — утешил доктор Тазио, подходя опять ближе к кровати
и беря Майкла за руку, чтобы сосчитать пульс. — Ты теперь вдовец,
дружище, — сказал он поощрительно, словно это тоже могло утешить, и
пояснил: — У нас, на Сицилии, все больше вдовы. А вдовцы — редкость.
Майкл сделал знак дону Томмазино, чтобы тот наклонился поближе.
— Сообщите отцу, что я хочу вернуться домой — сказал он. —
Передайте ему, что я хочу выполнить сыновний долг.
Однако болезнь еще на месяц отодвинула отъезд. А когда Майкл
поправился, понадобилось еще немало времени, чтобы оформить
необходимые документы, продумать все моменты на всем протяжении
длинного пути за океан, чтобы обеспечить полную гарантию безопасности.
Ему предстояло лететь на самолете из Палермо в Рим, а из Рима — в Нью-
Йорк.
А след Фабрицио, хотя его искали со всем усердием, так и не
отыскался.
|