Т. В. Шевякова д филол н., профессор кафедры журналистики Казнпу им. Абая хуш столетие нередко называют веком фразеологии, что вполне правомерно, поскольку именно в этот период возникли или окончательно оформили

Абай атындағы ҚазҰПУ-дың Хабаршысы, «Филология ғылымдары» сериясы, №2 (36), 2011 ж. 
 
0 
 
 
 

Абай атындағы ҚазҰПУ-дың Хабаршысы, «Филология ғылымдары» сериясы, №2 (36), 2011 ж. 
 
1 
 
 
 

Абай атындағы ҚазҰПУ-дың Хабаршысы, «Филология ғылымдары» сериясы, №2 (36), 2011 ж. 
 
2 
 
 
 

Абай атындағы ҚазҰПУ-дың Хабаршысы, «Филология ғылымдары» сериясы, №2 (36), 2011 ж. 
 
3 
 
ТІЛ БІЛІМІ 
   ЛИНГВИСТИКА  
 
 
 
МЕТАФОРИЧЕСКИЕ ИМЕННЫЕ ФРАЗЕОСОЧЕТАНИЯ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ  ХУШ ВЕКА 
 
Т.В.Шевякова –  
 д.филол.н., профессор кафедры журналистики КазНПУ им. Абая 
 
ХУШ столетие нередко называют веком фразеологии, что вполне правомерно, поскольку именно в 
этот  период  возникли  или  окончательно  оформились  многие  фразеологические  единицы,  
функционирующие  в  русском  языке  по  сей  день.  Особый  интерес,  на  наш  взгляд,  представляют  собой 
метафорические (генетически восходящие к метафоре) коннотативные фразеосочетания (ФС).  
Именным  коннотативным  ФС  обычно  свойственно  то  или  иное  изменение  прямого  значения 
одного  или  даже  всех  компонентов,  и  основанием  такого  изменения  нередко  служит  лексическая 
метафора,  которая  преобразует  «смысловое  содержание  слова,  обозначающего  какой-либо  признак 
семантически ключевого слова» [1]. В результате метафорического переосмысления лексем нарушаются 
установившиеся  прежде  связи  между  словами  и  создаются  новые.  Ранее  свободные  предметно-
номинативные  значения  оказываются  фразеологически  связанными,  появляются  новые  ФС  и 
фразеологические серии.  
В.Н.Телия отмечает, что в языке существуют такие ассоциации, которые возникают у слов в силу 
аналогии с иноприродными для обозначаемой реалии свойствами. Поэтому при описании коннотативных 
закономерностей  сочетаемости  слов  представляется  уместным  предполагать,  что  «коннотации, 
сопровождающие словесные значения, имеют ассоциативную природу» [1, с. 228]. Коннотативные ФС – 
это несвободные сочетания лексем, которые  характеризуются ярко выраженной образностью, так как они 
способны  «создавать  наглядно-чувственные  образы  предметов  и  явлений»  [2].  Рядом  с  первичными 
наименованиями  реалий  постоянно  возникают  вторичные,  среди  которых  немало  метафорических 
сочетаний лексем. 
 «По существу метафора является моделью порождения новых значений, выполняющей в языке ту 
же лингвокреативную функцию, что и словообразовательная модель, но только более сложную и к тому 
же  действующую  «скрыто»  и  нестандартно»,  -  отмечает  В.Н.  Телия  [3].  Становление  коннотативной 
мотивированной  семемы  наблюдается  во  ФС,  где  одна  из  лексем  содержит  денотативную  семему, 
создавая контекст (подробно о классификации семем см. в трудах М.М. Копыленко и З.Д.  Поповой). То 
есть в переносном фразеологически связанном значении выступает только один из компонентов, и именно 
это  значение  воспринимается  в  семантическом  соединении  с  прямым  свободным  значением  другого 
компонента  как  образно  мотивированное.  В  новое  значение  привносится  тот  образ,  который 
ассоциируется с денотатом «буквального» значения  переосмысляемого слова (или сочетания). 
Например,  во  ФС    весна  румяная  образные  ассоциации  связаны  с  восприятием  весны  как 
символа  молодости,  обновления,  красоты,  пробуждения  жизненной  силы  природы    и  человека. 
Прилагательное  румяная  в  данном  ФС  репрезентирует  коннотативную  семему  -  «цветущая, 
здоровая,  красивая»,  которая  развивается  из  денотативной  семемы  –  «покрытая  румянцем»  в 
результате  метафорического  переноса.  Отметим  также,  что  эпитет  румяная  (в  денотативном 
значении) обычно используется при описании молодой, красивой и жизнерадостной девушки, что, 
без  сомнения, также  отражается  в  семантической и  образной  структуре ФС  весна румяная:  «Весна 
румяная  предстала!  Возникла  юность  на  полях;  Весна  тьму  зимнюю  облистала!»  (В.К. 
Тредиаковский)
1
. 
Фактически  метафоризация  «сопровождается  вкраплением  в  новый  концепт  знаний  об  уже 
познанном и названном объекте, отображенных в значении переосмысляемого имени, что оставляет следы 
в  метафорическом  значении,  которое,  в  свою  очередь,  «вплетается»  и  в  картину  мира,  выражаемую 
языком» [3, с. 136].  
Так,  неприятие  бюрократии  и  чиновничества  в  обществе  очень  легко  обнаруживается  в  языке 
через  метафорические  ФС:  мыши  из  архив  –  «…Пускай  Кощеиха  совсем  меня  ограбит,  Мое  имение  и 
здравие  ослабит,  И  крючкотворцы  все  и  мыши  из  архив  Стремятся  на  меня,  доколе  буду  жив,  …  Мне 
сыщет  истина  на  помощь  обороны…»  (А.П.  Сумароков);  подьяческий  крючок,  приказный  сверчок  -  
                                                           
1
 Все примеры извлечены из письменных памятников 18 века 

Абай атындағы ҚазҰПУ-дың Хабаршысы, «Филология ғылымдары» сериясы, №2 (36), 2011 ж. 
 
4 
«Спокойство разума невежи не умножит, Меня против тому безделка востревожит, И мне ль даны во мзду 
подьячески крючки? Отпряньте от меня, приказные сверчки!» (А.П. Сумароков); приказный крючок – «Сия 
старинная  мздоимников  супруга,  Помещица  кромешного  округа  Крючков  приказных  голова»  (Н.П. 
Николаев)  и подобные.  
Заметим, что фразеологические единицы могут возникнуть и сразу, а могут быть сначала 
явлением речевым и лишь затем стать фактом языка. Причина этого заключается в том, что в основе 
одних лежит языковая метафора, а других – художественная. В русском языке ХУШ века имеют место ФС 
обоих типов. 
Языковая  метафора  возникает  на  основе  сходства явлений объективного мира,  которое вполне 
очевидно для носителей языка, отражает языковой опыт народа, она системна, воспроизводима, нуждается 
лишь в минимальном контексте или даже обходится вовсе без него. ФС такого рода способны выполнять 
номинативную функцию и нередко лишены экспрессивности (хотя определенная образность в них все же 
сохраняется).  Таковы,  например,  ФС:  сладкая  музыка,  сладкое  веселие,  сладкий  покой,  в  которых 
метафорическое  коннотативное  значение  лексемы  сладкий  формируется  на  основе  известного  всем 
носителям  языка  сходства  приятных  ощущений  («сладкий»  –  «вкусный»  –  «приятный»)  –  «О  коль  мне 
тамо сладка веселия было! С каким довольством прошло мое время! Всѐ в восхищении мое сердце себя 
зрило!» (В.К. Тредиаковский);  лицо Земли, лицо небес («лицо»  -  «внешний вид, облик»); хладна смерть; 
грунт  вольности,  грунт  Истории,  грунт  мудрости,  грунт  различий  («грунт,  почва,  земля»  –  «твердое 
основание» – «основа, опора»); каменное сердце; окаменелые сердца и др. 
Языковая метафора представлена идентифицирующей  и концептуальной метафорой [4].  
Идентифицирующая  метафора  порождает  дескриптивный  тип  значения,  в  основе  которого 
лежит сходство, базирующееся на реальном подобии чувственно воспринимаемых объектов окружающей 
нас  действительности.  Поэтому  именные  ФС  с  идентифицирующей  метафорой  представлены 
преимущественно  в  сфере  терминологических  сочетаний,  артефактов,  а  также  качественных  признаков 
предметов: вольный казак («независимый, свободолюбивый»; то есть «имеющий характер, как у вольного 
казака»)  –  «На  Российском  /языке/  говорят  по  просторечию  про  кого  либо:  вольный  казак,  кто  живет  в 
независимости» (А.Н. Радищев); волчьи зубы («лишние» аномальные зубы у животного; «как у волка») – 
«Те зубы, которые подле настоящих зубов выходят и волчьими зубами называются, выдергивать; ибо они 
жеребятам во время еды очень мешают. Кон. Зав. (В) 204» (Словарь русского языка ХУШ века); вороний 
глаз  –  «Вороней  глаз.  Трава  в  рощах  растущая…  Употребляется  в  лекарство  корень  и  листья  против 
судорог  и  корчей»  (Словарь  Академии  Российской);  медные  рога  («музыкальные  инструменты»)  –  «… 
найдете  мужей  с  холодным  духом,  смотрящих  на  жен  своих,  домой  с  любовниками  возвращающихся  и 
гуляющих  с  тою,  правда,  разностию,  что  без  медных  рогов,  в  которых  страна  наша  недостаток 
претерпевает» (журнал «Живописец») - роговая музыка, изобретенная в 50-х годах ХУШ века служившим 
у  Нарышкина  чехом  Марешом,  была  одной  из  излюбленных  забав  екатерининских  вельмож,  поэтому  и 
сказано, что «страна наша в медных рогах недостаток претерпевает». 
Или: без глаз («слепой», то есть «как без глаз») – «(Жеманиха) Я смело верю, ах! … любовь, увы! 
без  глаз.  (Скрягин)  Но  я  ведь  не  ослеп,  и  Скрягин  не  захочет  купцу  платить  никак.  Хвостов.  Русск. 
Парижанец»  [5].  М.Ф.  Палевская  к  данному  ФС  приводит  также  следующий  пример:  «Где  много 
мамушек, так там дитя без глаз. Сумароков. Единовластие» [5]. Между тем, на наш взгляд, ФС в данном 
контексте  реализует  совершенно  другое  значение,  скорее  –  «без  присмотра,  без  внимания  взрослых», 
обозначает отвлеченное понятие и, следовательно, относится к концептуальной метафоре. 
Идентифицирующая  метафора  лежит  в  основе  широко  известного  в  ХУШ  веке  ФС  валдайские 
девушки  («девушки  легкого  поведения»):  «Всяк  признавал  их  не  инако,  как  бы  за  волдайских девушек  и 
великое множество купцов к ним набежало, а наипаче весьма великое число молодых мужчин окружило 
их…» (журнал «Живописец»). Данное ФС в языке исследуемого периода содержало лексему волдайские с 
мотивированной  метафорической  семемой.  В  основе  метафорического  переноса  лежит  сходство 
поведения и черт характера называемого человека и другого лица, которому свойственно такое поведение. 
В  ХУШ  веке  жительницы  Валдая  были  известны  своим  распутством,  тогда  как  в  настоящее  время 
признак,  на  котором  базируется  метафора,  не  очевиден,  поэтому  ФС  воспринимается  как 
немотивированное, идиоматическое. 
Концептуальная  метафора  формирует  абстрактное  значение.  Допущение  о  подобии, 
заключенное в ней, выполнив свою синтезирующую функцию, отходит на второй план, и метафора как бы 
создает новый идеальный объект, поэтому образ в такой метафоре затемняется, тогда как «высвечивается» 
абстрактная семантика.  
Например, прагматически ориентировано ФС тот свет («загробный мир»): «Знает ли он, что и на 
том  свете  не  сыщет  места,  ежели  я  приведу  мою  роту  и  велю  выстрелить  по  нем  залпом,  то  и  сквозь 
дьявольское  его  тело  светиться  станет»  (М.Д.  Чулков);  «Так  то  грешно  для  меня,  что  естьли  хочу  я 

Абай атындағы ҚазҰПУ-дың Хабаршысы, «Филология ғылымдары» сериясы, №2 (36), 2011 ж. 
 
5 
избавиться от вечные муки на том свете, то должен я на здешнем походить с одним глазом до последнего 
издыхания» (Д.И. Фонвизин). В данном ФС образ как таковой отсутствует, однако его заменяет «фоновое» 
знание  идеологического  характера:  в  христианстве  –  в  загробном  мире,  по  представлению  верующих, 
продолжается вечная жизнь и страдания для грешников; традиционно противопоставляется земное бытие 
(этот свет, здешний свет) и загробная жизнь (тот свет). 
Вместе  с  тем  в  концептуальной  метафоре  абстрактная  семантика  может  быть  сформирована  на 
фоне сохраняющегося образа, при этом образ «поддерживает» новое фразеологическое значение.  
Так,  во  ФС  Феба  дар  («поэтический  талант»)  отвлеченное  фразеологическое  значение 
формируется  за  счет  метафорической  семантики  лексемы    Феб  и  предполагает  знание  древнегреческой 
мифологии, в которой Феб (Аполлон) – бог светлого начала в природе, покровитель искусств, в силу чего 
он был предводителем муз (в том числе и Музы поэзии). Допущение о подобии, заключенное во ФС («дар, 
как у Феба, данный Фебом»), определяет его семантику –«Лишь Феба дар и лирны струны С потомством 
нас соединят…» (В.В. Капнист). 
Очень широко также в русском языке ХУШ века используются ФС, созданные  художественной 
метафоризацией,  что  вполне  закономерно.  Именно  художественная  метафора  «представляет 
индивидуальное,  а  не  коллективное  видение  мира»  [6],  выполняет  эстетическую  функцию,  создает 
практически неисчерпаемые возможности для художественного творчества. В художественной метафоре 
отражаются когнитивные способности носителя языка, «в сознании которого возникает сеть ассоциаций, 
как правило, не совпадающих с ассоциативной сетью других носителей языка» [7].  
ФС,  возникшие  в  результате  художественной  метафоризации,  в  большинстве  своем 
характеризующие, поскольку при формировании их значения осуществляется семантический перенос на 
основе сходства какого-либо отличительного признака, качества исходного денотата и нового, причем это 
сходство  оказывается  достаточно  неожиданным,  необычным,  отражающим  авторское  восприятие  и 
миропонимание.  
Например, во ФС разумом щенок («глупый, невеликого ума») коннотативность возникает за счет 
лексемы  щенок,  содержащей  коннотативную  семему.  При  развитии  этой  семемы  из  денотативной 
(«детеныш  собаки»)  изменяется  специализирующий  признак  семы:  щенок  в  денотативной  семеме  – 
название маленькой особи животного (возрастной признак), в коннотативной же – название умственных и 
поведенческих  особенностей  («как  у  щенка»  –  характеризующий  признак)  –  «…  без  ума  ты  чванишься 
пред нами: тебе ведь не в красу, но дан в признак звонок, Что нравами ты зол, а  разумом щенок!» (В.К. 
Тредиаковский).  
Двойная 
метафорическая 
мотивация 
характерна 
для 
ФС 
бесподобный 
болванчик 
(«привлекательный молодой человек») – «Ах, мужчина, как ты забавен! …Ах, как ты славен, бесподобный 
болванчик!» (журнал «Живописец»). Это подтверждается размышлениями Н.И. Новикова, который весьма 
остроумно  обыгрывает  происхождение  данного  ФС  в  своем  «Опыте  модного  словаря  Щегольского 
наречия»,  связывая  значение  лексемы  болванчик  («фигурка  языческого  божка»)  со  словом  болван 
(«дурак»),  поскольку  любовь  в  щегольском  наречии  –  это  дурачество.  Такая  мотивация  приводит  к 
появлению  в  семантике  ФС  дополнительных  оттенков  значения  («глупый»,  «легкомысленный»)  и 
эмоциональной оценки. 
Своеобразен метафорический образ в ФС палладиум благонравия («просвещение как оплот, залог 
благонравия») – «Так! Просвещение есть палладиум благонравия – и когда вы, вы, которым вышняя власть 
поручила судьбу человеков, желаете распространить на земле область добродетели, то любите науки и не 
думайте,  чтобы  они  могли  быть  вредны…»  (Н.И.  Карамзин).  В  настоящее  время  ФС  осознается 
метафорически  мотивированным    на  основе  сходства  по  высокой  ценности  с  одним  из  благородных 
металлов  платинового  ряда  –  палладием,  тогда  как  в  ХУШ  веке,  скорее  всего,  фразеологический  образ 
данного  ФС  был  связан  с  Палладием  –  вооруженным  божеством  (чаще  всего  Афиной  Палладой), 
охранявшим, по верованиям древних греков и римлян, безопасность города; так возникает представление 
о просвещении как залоге благонравия, гарантирующем успех и процветание, охраняющем нравственное 
здоровье нации.   
Положительная  оценка  называемого  объекта  во  ФС  лебединый  глас  («приятный,  сильный, 
звучный,  слышный  для  всех  голос»)  создается  за  счет  метафорической  передачи  приписываемого  ему 
признака  («голос,  как  у  лебедя»).  Заметим,  что  в  действительности  голос  лебедя  не  очень  приятный, 
резкий.  Однако  образные  ассоциации,  связанные  с  этой  прекрасной,  величественной,  гордой  птицей,  
приводят к положительному эмоционально-оценочному восприятию всех ее качеств в целом, в том числе 
и голоса. См. у В.К. Тредиаковского: «Он /Вергилий/ земледелий в них поя о всех делах, А лебединый глас 
свой  взнесши  о  пчелах,  С  обычною  себе  воспел  там  красотою  И  предлагал  сие  так  слога  высотою,  Что 
хитрость оных пчел к тому уж привела Взирающих на их толь мудрые дела, Чтоб в них им признавать ум 
божий достоверно» (В.К. Тредиаковский). 

Абай атындағы ҚазҰПУ-дың Хабаршысы, «Филология ғылымдары» сериясы, №2 (36), 2011 ж. 
 
6 
Ироническое,  насмешливое  или  презрительное  отношение  к  людям,  вызываемое  их  действиями 
или внутренними качествами, предается с помощью уподобления их предмету со сходными свойствами во 
ФС гордый ферт («самодовольный, спесивый человек») – «О! вы, в которых боль по беспокойству духа, 
Крушится ль кто из вас от ложна в людях слуха, Тщеславный ли язвит и жалит ли кого… Ничтожит ли 
давно, с презором, гордый ферт, Чрез  сильного ль бедняк несправедливо стерт…» (В.К. Тредиаковский). 
Ферт  –  старинное  название  буквы  «Ф»,  использование  этой  лексемы  для  именования  человека 
объясняется сходством начертания буквы «Ф» и позой высокомерного человека, который нередко стоит, 
подбоченившись.  
 В качестве прототипа метафорического коннотативного ФС может выступать также денотативное 
ФС.  В  таком  случае  происходит  метафоризация  целого  устойчивого  сочетания  лексем  и  семантика 
метафорического ФС формируется за счет сем, общих для обоих ФС.  
Например,  на  основе    денотативного  ФС  выпускная  кукла  («кукла,  приводимая  в  движение 
пружиной или особым механизмом, с которой выступали бродячие актеры») в русском языке ХУШ века 
появляется  характеризующее  экспрессивное  коннотативное  ФС  выпускная  кукла  –  «говорится 
уподобительно  о  женщинах  неразвязных,  имеющих  приятную  наружность,  но  недостаточествующих  в 
душевных качествах» (Словарь Академии Российской).  
Или:  комнатная собачка («человек на побегушках») – «И при всем том вы не сумели разобраться 
в их лживых инсуациях, касающихся Таубертовой комнатной собачки – Румовского» (М.В. Ломоносов) – 
метафорический  перенос осуществлен  на  основе  сходства  характера  и  поведения  человека  и  комнатных 
собачек (угодничество, подхалимство, полное подчинение воле хозяина и в то же время злопамятность и 
злость).  
Мотивировано  денотативным  ФС  коннотативное  метафорическое  ФС  фальшивая  монета 
(«человек,  который  выдает  себя  не  за  того,  кто  он  есть»)  –  «(Зараза)  И  подлинно  уж  франт!  как  разве 
разряжен!  Собою  как  хорош!  Какая  ж  и  карета!  Уж  не  фальшивая  какая-то  монета  Под  видом  знатока 
пожаловала к нам. Зовут его Честон, да не знаком ли вам?» (Н. Эмин). Денотативное и коннотативное  ФС 
объединяют общие семы: «фальшивый», «ненастоящий», «характеризующийся ложными достоинствами».  
Метафорическое значение ФС сосуд скудельный («слабое, недолговечное существо») развивается 
путем регулярного использования денотативного сочетания лексем сосуд скудельный («посуда, сделанная 
из  глины»)  в  другой  речевой  ситуации,  при  этом  актуализируются  семы  «хрупкий»,  «непрочный», 
«недолговечный»  -  «Мы  бренное  сотворение,  сосуд  скудельный,  как  возможем  отречься  от  искушения» 
(журнал «Трутень»), «Я думаю, что девка в ее пору есть самый скудельный сосуд в доме» (Н.П. Николаев). 
Ю.П.Солодуб указывает, что целостное обобщенно-переносное значение ФЕ «образно 
мотивируется на основе лексических значений входящих в их состав компонентов» [8]. При этом часто 
именно метафорический перенос и создает образную мотивацию.   
Например, во ФС  царица сердец («любовница; женщина, часто вступающая в любовную связь») 
характерные качества, свойства лица репрезентируются с помощью метафорической отсылки к образу 
другого лица (царица – «та, которая управляет людьми») – «Царица сердец, видя, что из ее царства Всякий 
день любовников много исходило И после первой любви долгого коварства сердце устало паки там быть 
не любило, велела сей град здати, любовников изъяти…»  (В.К. Тредиаковский). 
Таким образом, можно утверждать, что метафора служит как для номинации тех или иных 
объектов действительности,  так и  для  создания  образности, выразительности,  экспрессивности,  и, 
кроме  того,  будучи  основой  для  возникновения  коннотативной  семемы,  выступает  в  качестве 
основного  источника  поэтической  и  общеязыковой  фразеологии;  причем  многие  метафорические 
ФС, бытовавшие в языке ХУШ века, широко используются и в современном русском языке.  
 
1.
 
Телия В.Н. Типы языковых значений. Связанное значение слова в языке. - М., 1981. - С. 
152. 
2.
 
Мокиенко В.М. Славянская фразеология. 2-е изд., испр. и доп. - М., 1989. - С. 162. 
3.
 
Телия 
В.Н. 
Русская 
фразеология. 
Семантический, 
прагматический 
и 
лингвокультурологический аспекты. - М., 1996. - С. 135. 
4.
 
Опарина Е.О. Концептуальная метафора // Метафора в языке и тексте. - М., 1988. - С. 
65-77. 
5.
 
Палевская  М.Ф.  Материалы  для  фразеологического  словаря  русского  языка  ХУШ  века.  - 
Кишинев: Штиинца, 1980. - С. 65. 
6.
 
Скляревская  Г.Н.  Языковая  метафора  как  категория  лексикологии  (К  вопросу  о 
семантических границах языковой метафоры) // Языковые категории в лексикологии и синтаксисе. - 
Новосибирск, 1999. - С. 30. 

Абай атындағы ҚазҰПУ-дың Хабаршысы, «Филология ғылымдары» сериясы, №2 (36), 2011 ж. 
 
7 
7.
 
Гайнуллина  Н.И.  Языковая  личность  Петра  Великого.  Опыт  диахронического 
описания. - Алматы, 2002. -  С. 18. 
8.
 
Солодуб  Ю.П.  Фразеологическая  образность  и  способы  ее  параметризации  // 
Фразеография в машинном фонде русского языка. - М., 1990. - С. 139. 
9.
 
Бирих А.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. Словарь русской фразеологии. Историко-
этимологический справочник. - СПб., 1998. - С. 618.