19 Уговор был такой: в Манси меня должен побить Какашка.
Это мне Майк по дороге растолковал. Какашке – якобо «по старшинству» – положено
одержать победу, а посколько я на ринге новичок, мое место пока в хвосте. Майк решил пре-
дупредить меня заранее, чтобы все было без обид.
– Какашка – оскорбительное имя, – не унималась Дженни.
– Наверняка подходит ему как нельзя лучше, – сказал Дэн, чтоб она не пережевала.
– Заруби себе на носу, Форрест, – поучал меня Майк, – главное – это игра на публику.
Держи себя в узде, чтобы противника не покалечить. Но победить должен Какашка.
Приехали мы на конец-то в Манси, там есть большущий зрительный зал, где и проводяца
бои. Поединки уже шли полным ходом: Овощ боролся со Зверюгой.
Зверюга, волосатое, как обезьяна, чудовище, да еще в черной маске, первым делом сорвал
у противника с головы шлем из половины арбуза и ногой зафигачил на верхние трибуны. Потом
вцепился ему в башку и начал колошматить этого Овоща лбом об стойку ринга. Мало того –
кусил Овоща за руку. Я смотрю – и прям серце болит за беднягу Овоща, но тот и сам не про-
мах: вижу, шарица он рукой под пучком ботвы, которым у него писюн прикрыт, вытаскивает
прегоршню какого-то дерьма и швыряет Зверюге прямо в глаза.
Зверюга взвыл, ковыляет по всему рингу, глаза трет, а Овощ подкрался сзади да как даст
ему поджопник. Потом бросил Зверюгу на канаты, этими же канатами придушил, чтоб тот
не сопротивлялся, и начал не на жизнь, а насмерть его буцкать. Овоща зрители обсвистали,
забросали бумажными стаканчиками, а он им в ответ фак показывает. Мне даже любопытно
стало, чем дело кончица, но тут к нам с Дэном подвалил Майк и велел идти переодеваца,
посколько следущим на ринг выходил я – драца с Какашкой.
Только я надел дурацкий колпак и пеленку-подгузник, как уже кто-то стучица в дверь
и спрашивает:
– Дундук готов?
Дэн отвечает: «Готов», и распоредитель командует: «На выход» – ну, мы и пошли.
Шагаю я по проходу, Дэн за мной едет, а Какашка уже на ринге. Бегает по кругу, рожи
корчит публике, и ведь правда: в своем треко он – прям какашка, один в один. Короче, под-
нялся я на ринг, судья сводит нас в центре и говорит:
– О’кей, ребята, настраивайтсь на чесный, чистый поединок: глаза не выдавливать, ударов
ниже пояса не наносить, не кусаца, не царапаца и чтобы никаких подвохов.
Я киваю, «угу» говорю, а Какашка в злобе испипеляет меня взглядом.
Когда прозвучал гонг, мы с ним стали один вокруг другого кружить, и Какашка замах-
нулся ногой, чтобы подсечку сделать, но я сгреб его за плечи и швырнул на канаты. Тут-то я и
понял, что он смазан какой-то склизкой дрянью, чтоб мне было его не удержать. Я попробовал
обхватить его за пояс, но он элиментарно выскользнул, как угорь. Хватаю его за руку – и опять
же удержать не могу, а он ухмыляеца и ржет.
Потом с разбегу нацелился мне башкой в живот, но я увернулся, и Какашка, перелетев
через канаты, приземлился на первый ряд. Все свистят, улюлюкают, а он снова карабкаеца
на ринг, да еще волокет складной стул. Бросаеца на меня с этим стулом, а мне-то защищаца
нечем, я – бежать. Но Какашка все же огрел меня стулом по спине, и, доложу я вам, очень даже
ощутимо. Попытался я стул у Какашки вырвать, но он отоварил меня по темени, я аж в угол
отлетел и раскрылся. А он как двинет меня по лодышке, и когда я нагнулся, чтоб лодышку
растереть, он меня еще и по другой ударил.
У. Грум. «Форрест Гамп»
90
Дэн, сидя на отмостках ринга, кричит судье, чтоб тот велел Какашке положить стул, но
все без толку. Какашка ударил меня стулом раза четыре или пять даже, отправил в нокдаун,
а сам навалился с верху, схватил меня за волосы и давай бить головой об пол. Потом за руку
поймал и начал мне пальцы заламывать. Я смотрю на Дэна и спрашиваю: «Что за фигня?» Дэн
попытался на телешке проехать под канаты, но Майк вскочил и за ворот рубахи на зад его
откатил. Тут прозвучал гонг, и мне нужно в свой угол ковылять.
– Послушай, – говорю я Майку, – этот паддонок хочет меня укокошить: стулом лупит по
голове и другим честям тела. Я ведь могу и ответить.
– Ты можешь ответить только одним способом: проиграть, – говорит Майк. – Ему не
резон тебя калечить, он просто веселит публику.
– Но мне как-то не весело, – отвечаю я.
– Сейчас немного очухайся, а потом дай уложить себя на лопатки, – поучает Майк. – И
помни: тебе платят пять сотен не за победу, а за поражение.
– Пусть только полезет на меня со стулом – я не знаю, что с ним сделаю.
Смотрю в зал и вижу, как Дженни там пережевает, сгорая со стыда. И начинаю думать,
что такого быть не должно.
Короче, снова прозвучал гонг; выхожу из угла. Какашка тянеца меня за волосы ухватить,
но я его отшвырнул, и он, крутясь волчком, повис на канатах. Тогда я схватил его поперек
живота и поднял, но он выскользнул у меня из рук и приземлился на пятую точку, застонал так
жалобно, задницу растирает – и что я вижу: его менеджер передает ему такой типо вантуз, как
для прокачки труб, с резиновой «лягушкой» на конце, и он, не долго думая, принимаеца меня
этой штуковиной дубасить по куполу. Ну, вантуз я отобрал, об коленку переломил и погнался
за соперником, но, увидев, что Майк головой мотает, подпустил к себе Какашку поближе, а
тот, не долго думая, схватил меня за локоть и чуть руку мне не сломал, сукин сын.
Бросил он меня на парусину и стал колотить локтем по затылку. Вижу, Майк расплылся
в одобрительной улыбке. Какашка с меня слазит, начинает пинать под дых и под ребра, а потом
хватает свой стул и бьет меня по лбу раз восемь или десять даже, а у меня никаких срецтв
обороны.
Я лежу, он садица мне на голову, и судья начинает счет. Какашка встает, смотрит с верху
в низ и плюет мне в лицо. Вот жесть, я прям растерялся, как быть – не знаю, и заплакал.
Какашка скачет козлом по рингу, а ко мне подъезжает Дэн на телешке и утирает поло-
тенцем мою физиономию. Я оглянуца не успел, как на ринг Дженни взбежала, обнимает меня
и тоже плачет, а зрители орут, беснуюца и швыряют на ринг всякий мусор.
– Валим отсюда, – говорит Дэн, я поднимаюсь, а Какашка мне язык показывает и рожи
корчит.
– А тебе дествительно такое имя подходит, – бросила Дженни, когда мы уходили с
ринга. – Позор.
Слова эти могли относица и к нему, и ко мне. Я в жизни не знал такого унижения.
На обратном пути в Индианаполис нам всем троим было неловко. Дэн и Дженни почти
всю дорогу помалкивали, а я забился на заднее сиденье, превознемогая боль во всем орга-
низме.
– Сегодня ты показал бесподобное шоу, Форрест, – обратился ко мне Майк, – а уж когда
под конец слезу пустил, зрители просто с ума посходили!
– Ничего себе шоу, – сказал Дэн.
– Да ладно тебе, – отвечает Майк. – Пойми, в любой схватке должен быть побежденный.
Вот что я вам скажу: в следущий раз организую дело так, чтобы Форрест победил. Довольны?
– Следущего раза не будет, – сказала Дженни.
– Да ведь он сегодня шикарно заработал, разве нет? – упёрствует Майк.
У. Грум. «Форрест Гамп»
91
– Пять сотен за то, что из него котлету сделали, – я бы не сказала, что это шикарно, –
заспорила Дженни.
– Он же впервые на ринге. Так и быть, в следущий раз положу ему шесть сотен.
– Может, сразу тыщу двести? – намекает Дэн.
– Девятьсот, – заторговался Майк.
– И чтобы он выступал в спортивных трусах – никаких подгузников и дурацких колпа-
ков, – потребовала Дженни.
– Но публика клюнула, – возражает Майк. – Это часть его имиджа.
– А ты бы согласился в подобном прикиде выйти на ринг? – интересуеца Дэн.
– Я что, похож на идиота? – говорит Майк.
– Фонтан заткни, – цыкнул на него Дэн.
Короче, Майк не обманул. Я дрался с противником по имени Насекомый. У него был
костюм с таким хоботком, типо как у мухи, и маска с выпученными глазами. Помутузил я его
на ринге, под конец уселся ему на голову – и срубил шесть сотен долларов. Зрители дружно
за меня болели, скандализируя: «Дун-дук чемпи-он! Дун-дук чемпи-он! Дун-дук чемпи-он!»
Так что я не в обиде.
Потом настал черед мне драца с Эльфом. Я даже получил разрешение сломать волшеб-
ную палочку об его башку. В подслецтвии дрался я со всякими другими хмырями, и в итоге
мы с Дэном скопили почти пять тысяч долларов на организацию креведочного бизнеса. Без
ложной скромности: у публики я пользовался очень большим успехом. Получал письма от
девушек и от торговцев сувенирами в виде моего дурацкого колпака. По графику выходил на
ринг, на трибунах всякий раз замечал околпаченных – человек пядесят или даже сто, которые
меня встречали оплодисментами, выкрикивали мое прозвище и всячески подбадривали. При-
киньте: даже настроение как-то поднималось.
С Дженни тоже все ладилось, только на счет моей бойцовской карьеры у нас никак не
получалось договорица. По вечерам, когда она приходила с работы, мы готовили ужин и рас-
пологались все втроем в гостиной, обсуждая наш креведочный бизнес. План был такой: отпра-
вица в Байю-Ла-Батре, на родину бедняги Буббы, и взять там в аренду заболоченный участок
где-нибудь на берегу Мексиканского залива. Потом купить проволочную сетку, сачки, обза-
вестись не большим челноком с веслами, чтобы разбрасывать с него корм, пока креведки не
потолстеют до нужной кондиции, и все это требовалось как следует продумать. Дэн напомнил,
что нам потребуеца также подыскать жилье и сделать на первое время запас продуктов, потому
как прибыли начнут поступать не сразу, да и не понятно пока, каким способом их на рынок
доставлять. Вобщем, по его прикидкам, организация этого дела должна была обойтись нам в
пять тыщ долларов и занять примерно год, после чего можно будет жить без бедно.
Так вот: начались у меня разногласия с Дженни. Она твердила, что пять тыщ у нас уже
отложено, так почему бы не сняца с места прямо сейчас? Мысль, конечно, здравая, но если
чесно, я просто не готов был все бросить и уехать.
Понимаете, с тех самых пор, когда мы сделали тех отморозков-кукурузников из Небраски
в финале Апельсинового кубка, я ни разу не видел у себя никаких достижений. Ну разве что
в течение не продолжительного времени, на соревнованиях по пинпонгу в Китае. А теперь,
прикиньте, каждую субботу я выходил на ринг под авации публики. И эти авации были адре-
сованы не кому-нибудь, а вашему покорному слуге, не задумываясь, идиот я или нет.
Слышали бы вы, какие грянули оплодисменты, когда мною был положен на лопатки Жир-
ный Жернов, весь обклеенный перед выходом на ринг стодолларовыми бумашками. После него
еще был Грозный Аль из Амарильо, к которому я применил захват «бостонский краб» и в
итоге получил пояс Восточного дивизиона. Дальше моим противником стал Великан Юнон
весом в сто шесдесят кило, одетый в леопардовую шкуру и вооруженный картонной дубинкой.
У. Грум. «Форрест Гамп»
92
Но как-то раз Дженни, придя с работы, сказала:
– Форрест, нам с тобой надо поговорить.
Вышли мы с ней на улицу и прогулялись до не большой речушки, Дженни нашла, где
посидеть, и начала:
– Форрест, я думаю, ты слишком увлекся этим своим ресьлингом.
– То есть? – спрашиваю, хотя уже примерно догадываюсь.
– То есть у нас сейчас отложено почти десять тысяч, это вдвое больше, чем, по расчетам
Дэна, необходимо для организации бизнеса. И я отказываюсь понимать, зачем ты неделю за
неделей продолжаешь валять дурака.
– Вовсе я не валяю дурака, – отвечаю ей, – просто у меня есть обезательства перед фана-
тами. Сейчас я на пике славы. Не могу же я вот так сразу все бросить и уйти.
– Чушь, – отрезала Дженни. – Кто такие «фанаты» и что это за «слава»? Есть сумасброды,
которые платят за омерзительные зрелища. И есть взрослые мужики, которые, едва прикрывая
срам, изображают драку. А кто из нормальных людей слышал про таких героев, как Овощ,
Какашка и другие… включая, между прочим, и тебя, именуемого Дундуком?!
– А чего такого? – не понял я.
– Как по-твоему, что я должна чуствовать, когда мой любимый по имени Дундук каждую
субботу делает из себя посмешище, да еще регулярно позорица на телевидении?!
– Телевидение, – замечаю, – приносит не плохие дополнительные срецтва.
– Да пошли они к черту, – говорит Дженни. – Не нужны нам такие дополнительные
срецтва.
– Где это слыхано, – спрашиваю, – чтоб люди отказывались от дополнительных денег, и
весьма не плохих?
– Нам не нужны деньги, добытые таким способом, – твердит Дженни. – Пойми, я хочу
одного: чтобы мы поселились в тихом месте, где ты найдешь достойное тебя занятие, хотя бы
тот же креведочный бизнес, где мы сможем купить небольшой домик, возможно, вырастить
сад, возможно, взять собаку или другую живность и даже завести детей. Выступая с «Битыми
яйцами», я досыта наелась славой – она не принесла мне ни радости, ни щастья. Черт побери,
мне почти тридцать пять. Я хочу нормальной жизни…
– Погоди, – говорю я. – Сдаеца мне, это я должен решать, когда заканчивать карьеру.
Выступать на ринге до конца своих дней я не собираюсь, но и торопить события не хочу.
– Ну знаешь, я тоже не собираюсь ждать до конца своих дней.
Но мне показалось, это она сгоряча.