Глава I. Современные теории хронотопа. I. 1 Из истории формирования понятия «хронотоп»
жүктеу/скачать 0,91 Mb. Pdf көрінісі
|
| хронотопа» [Там же, с. 51] в «Лавре», так как внимание автора сосредоточено
на исследовании природы времени, а фрагменты пространства выступают как «узлы кристаллической временной решётки». Жучкова А.В. приходит к выводу, что в «Лавре» время общечеловеческое (время общей истории) и личное (необходимое человеку для его внутренних изменений, духовного роста) едины, и именно в этом единстве проявляется нравственное содержание истории. Рассматривая «Лавр» в ряду с «Венериным волосом» и «Письмовником» М. Шишкина, с романом М. Петросян «Дом, в котором…» и фиксируя «отсутствие времени» как одну из характерных особенностей современной прозы, отражающей умонастроение эпохи, Солдаткина Я.В. [66, с. 271-280]
подчёркивает их сходство также в идее поиска ценностной вертикали, вокруг которой «закручивается» спиральное время. В «Лавре» такой «ценностной вертикалью» становится Бог, а концепция времени, по мнению исследователя, отражает представление средневековых христиан о том, что время жизни человека – это путь к Страшному суду, что должно подтолкнуть современного читателя, видящего в идее конца света «не философско-нравственный, а исключительно зрелищный феномен» [там же, с. 279], к размышлениям не только о соотнесении контекста всеобщей истории со временем истории собственной, но и о направленности последней. Таким образом, в концепции времени «Лавра» ярко выражается ценностный характер. Топологическую систему романа Е. Водолазкина описывает Шутая Н.К. [88, с. 56-58].Используя методологию выявления многоуровневой топологии, она выделяет четыре структурно-пространственных уровня в «Лавре»: первичный уровень топлологии – деревенско-слободской (он же будет и последним: жизнь Арсения началась в Рукиной слободке, жизнь схимника Лавра завершилась неподалёку от неё); на следующем топологическом уровне находятся «большие города» – самый крупный город княжества Белозерск и Псков, «самый большой из виденных им городов. И самый красивый». [22, с. 175]. Важная
функциональная особенность «большого города»
в топологической структуре «Лавра» в том, что он «служит своеобразным трамплином для перехода … на глобальный уровень» [88, с. 57] (глобальный топос представлен городами христианской Европы и Святой Земли). Каждый топологический уровень, по мнению Шутовой, как «предопределяет меру и форму свободы героя», так и отражает пространственно-географические представления человека позднего Средневековья на Руси. Жанровое своеобразие романа «Лавр» с точки зрения его пространственно-временной организации рассматривает Маглий А.Д. [49, с. 177-186], выделяя в романе хроникальное, или хронографическое, и палейное повествование. Соотнесение настоящего, средневекового и библейского времени с природными и календарными циклами позволяет создать единую картину мироздания, в результате чего образо- и сюжетообразующими осями романа становятся одновременность (божественная вечность, нулевое время) и разновременность (земной ход событий), имеющие точки пересечения, а весь роман представляет собой «метаморфозу времён – поколений» [там же, с. 184]. Трофимова Н.В. замечает в «Лавре» черты средневекового историзма и свойственную средневековой литературе относительную хронологию [74, с. 7- 20]: события происходят с точным упоминанием дат (как по мирскому, так и по церковному календарям), указывается точное время происходящего (две недели, три дня и три ночи и т.д.). Романы «Соловьёв и Ларионов» (2014) и «Авиатор» (2016) изучены гораздо меньше вообще и с позиций хронотопической специфики в частности. В то же время Кучина Т.Г. и Ахапкина Д.Н. [44, с. 105-108], рассматривая в «Авиаторе» образ «человека пишущего», приходят к выводу, что для Иннокентия Платонова, главного героя романа, письмо – способ противостояния времени и беспамятству, возможность преодоления линейности времени через реконструкцию не только своего реального прошлого, но и потерянных в заморозке лет. Особое внимание авторы исследования уделяют кругу чтения Платонова, обращая внимание на то, что «персональная история складывается … и из готовых литературных сюжетов, прорастающих в реальную биографию героя» («Робинзон Крузо» Д. Дефо, чеховские, бунинские, набоковские, блоковские, пастернаковские мотивы). Все это, по мнению авторов, помогает запустить обратный отсчёт времени, воссоздать и сохранить пошлое для будущего. Солдаткина Я.В. [67, с.19-28] анализирует трансформацию идей А. Платонова о преодолении смерти, о собирании и сохранении вещей в романе «Авиатор». Выстраивая параллели с поэтикой А. Платонова, Солдаткина акцентирует внимание на том, что собирание Иннокентием мелких, незначительных деталей, которые он описывает сам и просит описывать своих близких (Настю, Гейгера), характерно и для героев А. Платонова, которые стремятся сохранить «вещество существования» и восстановить полноту бытия. Исследователь отмечает типологическое родство героев Водолазкина и Платонова, которые пытаются «спасти от забвения и – в конечном итоге – от времени и уничтожения, сообщить смысл всему, что существует на земле, … весь … мир, в котором отражается и продолжает отражаться человек и после физической смерти» [там же, с.25]. Близость художественных миров Платонова и Водолазкина видит Солдаткина в трактовке обоими семантической и метафорической структуры «жизнь-смерть-бессмертие», в поисках путей нравственного переустройства личности и общества. Проблеме изучения нарративных структур романа «Соловьёв и Ларионов» посвящено исследование Гримовой О.А. [27, с. 60-62]. Роман рассматривается с позиций характерной для современной литературы «энигматической интриги», в центре которой оказывается человеческая личность в её соотнесении со временем и смертью. Роман «Похищение Европы» не изучен и лишь единожды упоминается исследователем в ряду других романов Е. Водолазкина, где действие происходит в 20 веке [67, с.19], в статье, посвящённой феномену Водолазкина- писателя [54] и в одном из интервью самого автора [15].
|