Іі алфавит терминология əдістеме проф

ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКТОРА 
К СТАТЬЕ Т. АМАНЖОЛОВА «ЭЛЕМЕНТЫ 
ФЛЕКТИВНОСТИ В КАЗАХСКОМ ЯЗЫКЕ» 
[К стр.27]
Публикуя  исследование  молодого  лингвиста  т.  Аманжолова, 
считаем необходимым предупредить читателей, что вопрос, постав-
ленный им, очень серьезен и постановка его вполне своевременна. 
Основная идея автора об отсутствии «китайской стены» между ти-
пологически различными языками и о возможности перерастания 
одних типов в другие совершенно правильна, хотя вопрос о том, 
представляют  ли  эти  элементы  флективности  в  казахском  языке 
зародыш  могущего  господствовать  в  будущем  принципа  или  же 
они лишь явления, не получившие дальнейшего развития, остался 
неясным, и нелегко его разрешить. Дело в том, что не всякие эле-
менты представляют собой тенденции нового; бывают элементы, 
являющиеся пережитком пройденного этапа, а также такие, которые 
никогда не были господствующей нормой и не имеют тенденции 
стать таковой в будущем. Так что недостаточно установить наличия 
каких-то элементов, а необходимо наряду с этим выяснить, какова 
их жизненность и будущность. Автор, по всей вероятности, видит 
развитие этих элементов в господствующую норму в будущем, но 
это положение у него осталось необоснованным. Флективность не 
есть последнее звено в цепи развития языков, она начинает сдавать 
свои позиции уже в наше время, как показывает это английский и 
дореволюционный русский язык. Поэтому и есть все основания по-
лагать, что грядущее казахского языка не в переходе на флективный 
строй, а  в том, что  он достигает высшей ступени развития, минуя 
флективную стадию. 
Среди фактов, приведенных автором в доказательство его поло-
жений, есть довольно удачные, подтверждающие неголословность 
его заявлений, но вместе с тем есть и такие, которые дают знать о 
явно поверхностном, несерьезном отношении автора к материалу. 
Такие случаи отмечены и разъяснены в следующих редакционных 
примечаниях.  Однако  эти  замечания  касаются  лишь  отдельных 
примеров,  отдельных  формулировок,  являющихся  результатом 
допущенной автором некоторой небрежности к фактическому ма-
териалу, к техническим приемам языковедческого анализа, и они, 

384
Алфавит. Терминология. Əдістеме
эти замечания, нисколько не ослабляют общего положения автора, 
нашедшего себе достаточное подтверждение в той части аргумен-
тации, которая осталась не затронутой примечаниями редакции. 
[К стр.28] 
Типичный  аморфно-синтетический  китайский  язык  знает, 
однако,  аффиксы,  но  часто  это  не  видно  из-за  иерографической 
письменности,  которая  своей  формой  консервириует  прой-
денные  этапы  языка.  Так,  в  китайском  dao – «сабля», dzье  –
«дитя»,  а  сочетание  daodzьe  уже  не  «сабля-дитя»,  а  «нож»  т.е. 
«маленькая сабля». Синологи большей частью видят в подобных 
случаях синтаксическое сочетание, а не явление морфологического 
порядка. Однако один из китайских языков – дунганский, перешед-
ший на алфавитное письмо, не осознает в сочетании daodzье двух 
слов, лишь сочетавшихся, а видит одно слово, основой которого 
является dao, a dzьe воспринимается как суффикс уменьшительно-
сти. Так что определение «аморфно-синтетический язык» правильно 
как схема, но чистой аморфности, как и чистой синтетичности нет, 
по крайней мере, в китайском. Все же, поскольку аморфно-синте-
тическая сторона в китайском преобладает, при наличии элементов 
агглютинации, то данная классификация остается верной. 
[К стр.29] 
Степень развитости языка, однако, не измеряется тем, что pазличные 
гpамматические офоpмления одной и той же части pечи бывают раз-
личного корня. Такое  образование налицо во всех языках, не только 
в русском («хорошо», но «лучше», «я», но «мы»), немецком («gut», 
но «besser», «іsh», но «mіch»), но и в абхазском – самом архаичном 
(см. Hasra, Dіe passіve Konstuktіon и т.д. «Яфетический сборник», 
книга VІ, Л., 1930). 
В казахском языке местоименные суффиксы первого и второго 
лица выявляют то же самое: наряду с -iz ( keie-miz– «мы придем») 
налицо и -k (keidi-k – «мы пришли»), наряду с -sin (kele-sin – «при-
дешь»), налицо и -n (keldi-n – «ты пришел»). 
[К стр.29]
Могло быть и обратное: местоименный аффикс –dь не выпал, 
а не там с самого начала. Это требует дальнейшего исследования.

385
Алфавит. Терминология. Əдістеме
[К стр.30]
Едва ли можно видеть причину сохранения глухости конечного 
«p»  основы,  принимающей  аффикс  с  начальным  гласным  в  пре-
ждевременном закреплении печатью. Во-первых, печать в Средней 
Азии – дело недавнее, во-вторых, письменность здесь не была мас-
совым явлением, чтобы быть в состоянии воздействовать на систему 
фонем, в-третьих, чередование «p» с «v», а не устойчивость одного 
из них, должно считаться явлением более ранним, в-четвертых, уй-
гурский язык и в настоящее время больше, чем какой-либо другой 
язык, знает чередование «p» с «v»: так, qap – «мешок», typ – «дно», 
но в притяжательной форме «p» превращается в «v»: qavi – «его 
мешок»,  tyv-i – «его  дно».  Так  что  никакой  статичности  в  этом 
отношении уйгурский язык не проявляет, наоборот, чередование 
«p» с «v» встречающееся в казахском спорадически, в уйгурском 
выступает как норма. 
[К стр.30] 
Форма  arьmas– «не  будет  худеть»  не  происходит  от  сло-
ва arьqtamas id.  В  казахском  существует  глагольная  основа  arь 
«худеть»,  отсюда  arь-ma – «не  худеть»,  arь-ma-s  «не  будет 
худеть».  От  глагольной  основы  arь  образовано  производное 
имя  посредством  прибавления  суффикса «-q»:  arь-q – «то, 
что  худеет,  худой»,  так  же,  как  от  основы  qorь – «охранять» 
образовано  qorь-q  – «охраняемое».  Производное  имя  arь-q  –
«худой» вновь превращается в глагол, принявши на себя суффикс 
глаголообразования (la-da) - ta: arьq-ta «сделаться худым», «по-
худеть».  Таким  образом  получились  два  глагола – синонимы: 
один  первообразный  «arь»  и  другой  второобразный  «arь-q-ta». 
Следовательно получилось не «arь» от «arьqta» путем усечения, а 
наоборот, «arьqta» от «arь». 
Несколько иначе обстоит дело со словами «kəri» (qarь) – «ста-
рый» и kartaj – «устареть». От именной основы кərі образовалась 
глагольная основа посредством суффикса -taj – kəritaj (я не имею 
основания усматривать здесь образование от основы kərtai – «ста-
рик», хотя могло случиться и так), а последний редуцированный 
гласный «p» основы лишился ударения ввиду перехода ударения 
на  последний  слог – tai,  в  результате  гласный  «i»  исчезает  со-
вершенно  так  же,  как  в  случаях:  murьn – murьn – «нос», orьn  –
«место», orna – «поместиться» и из kəri-tai остается kərtai. Гла-

386
Алфавит. Терминология. Əдістеме
голообразующий суффикс –tai встречается тоже редко. Но что он 
имеет место, за это говорит форма çan-tai – «лежать на боку» от 
слова çan – «бок». 
Форма же kəri как основа глагольная встречается единственно у 
Алтынсарина в вышеприведенном месте. Лично у меня имеется со-
мнение насчет реальности бытования у казахов этой формы глагола. 
Во всяком случае нет никакого основания возводить форму kəri-me 
к форме kəri-taj-ma, ибо при реальности первой та и другая должны 
считаться самостоятельно развившимися так же, как arь и arьqta. 
[К стр.30] 
Образование ujq-ta – «спать» не представляет особенно боль-
шого отклонения от нормы, как и не есть оно результат флексии 
основы.  Нормальной  формой  этого  глагола  было  бы  ujqь-la.  Но 
переход  ударения  редуцированного  гласного  «ь»  на  следующий 
гласный  в  порядке  ujqь (la) –ujqь-la  вызвал  исчезновение  этого 
гласного, как в слове qoz-da вместо qozь-la. Образованное по, выпа-
дении «ы» стечение глухого взрывного «ь» с сонорным l – сочетание 
незаконное для казахского языка; поэтому  l суффикса заменено 
глухим взрывным двойником своим t и получилось форма ujq-ta В 
татарском, где сочетание это допустимо, сохранился l суффикса: 
juqь-çuqь – «сон», juq-ia– çuq-la – «спать». 
Больше подходят примеры ujat и ujal. Последние напоминают 
флективное оформление тем, что здесь видимые формальные эле-
менты расположены не в порядке последовательного их нарастания, 
как поступает в подобных случаях казахский язык, а замещены одни 
другими (l и t в словах ujat и ujal), подобно гласным характерам 
различных форм в индоевропейских языках (a и ы в словах корова 
и коровы, при sьjьr и sьjьr-lar в казахском). Кроме того, и это самое 
главное, основа не отделима от формантов, не в состоянии само-
стоятельно употребляться так же, как основа глагола пис-ать (пис) 
не может употребляться отдельно. 
В этом, собственно, и заключается различие флексии от агглю-
тинации. Формы uja-t  и uja-l напоминают флективную морфологию 
тем, следовательно, что основа uja не есть самостоятельное слово. 
Следовательно, если за конечными звуками л и т, заменяющими 
друг  друга  с  функциональной  службой,  признать  формальные 
элементы, то эти формальные элементы органически связанные с 
основой, могут быть не чем иным, кроме как внешними флексиями; 
если же в них видеть составную часть основы, то они становятся 

387
Алфавит. Терминология. Əдістеме
неизбежно признаком внутренней флексии, с тем лишь различием, 
что  флексия  основы  выражена  здесь  заменой  одного  согласного 
другим согласным, в то время как в семитских и индоевропейских 
языках она выражается заменой одного гласного другим гласным. 
Но так как существуют языки, осуществляющие внутреннюю форму 
посредством изменения и согласных (см. Сепир. Язык. М., 1934), то 
эта особенность «казахской флексии» не может явиться преградой 
к флективности. Однако все это – видимость. В сущности же и ujat 
и uja-l образования агглютинативные. Агглютинативная их приро-
да затемнена лишь тем, что здесь корень, более того производная 
глагольная основа – неживые; мертвый также суффикс -т в слове 
uja-t, он тот же суффикс, образующий имя от глаголов, что налицо в 
архаических образованиях, пережиточно сохраненных в казахском, 
как kij-(i)t – «одежда» от kij – «одеваться», min-(l)t – «подвода» от 
min «сесть на лошадь», çьq(ь)t– «одежда, предназначенная девушке, 
выходящей замуж», от çьq – «выйти». «l» же в слове uja-l современ-
ный живой суффикс пассивного залога, так что на долю глагольной 
основы остается часть uja, но в живом языке такого слова нет, основа 
эта мертвая. Но ведь мертвы основы глаголов kyre-s – «бороться» 
и çar-s – «состязаться в бегах», от которых, если отнять живой по 
сей день суффикс взаимного залога – s, остаются не употребляющи-
еся самостоятельно части: kyre – и çar – (быть может, çarь). Но не 
объявляем же мы после этого глаголы kyres и çarьs образованиями, 
флективного порядка. Точно также нельзя признать в оформлении 
слов ujat и ujal флективного начала только лишь потому, что основа 
ұйа мертва. Впрочем uja в свою очередь не чистая, а производная 
основа, образованная от имени uj посредством суффикса «а» (налич-
ного в as-a – «кушать» от as – «кушанье», ojn-a – «играть» от ojьn –
«игра»).  Укажем  лишь  на  это,  не  вдаваясь  в  дальнейшие  детали, 
чтобы не выйти за рамки редакционного примечания. 
[К стр.31] 
Нельзя не указать на то, что «экономическая детерминирован-
ность» звукового оформления слова beril как раз и не показана. Опе-
рация со словом beril  является образцом того, как не надо поступать 
с лингвистическим материалом. Семантическое положение о том, 
что значения «брать» и «давать» одинаково восходит к значению 
«рука»,  автор  хочет  применить  к  случайному  совпадению,  и  то 
лишь наполовину, звуков глагола al – «брать», «взять», со звуком 

388
Алфавит. Терминология. Əдістеме
суффикса пассивного залога –l, после согласных со вклиниванием 
узкого гласного – i, l лишь потому, что суффикс - l в данном случае 
присоединен, опять случайно, к основе ber – «давать». Глагол ber 
здесь вовсе не причем – суффикс l может присоединиться не только 
к нему, но и к любому глаголу, не оканчивающемуся на л, вроде 
ic– «пить», icil – «быть выпитым» и т.д. Если же пытаться выяснить 
историю суффикса l, то следовало бы это сделать независимо от 
глагола ber; следовало бы исходить из возникновения представле-
ний о пассивности, из названия предмета, который в общественном 
сознании известных эпох воспринимался как пассивное общество. 
[К стр. 34]. 
Анализ  по  элементам  и  семантическая  палеонтология  у  ав-
тора  крайне  наивные.  Он  опять  путает  суффикс,  чего  в  слове 
semіr  вовсе  нет,  с  основой,  без  какого-либо  выяснения  генези-
са  суффикса  глаголообразования,  отождествив  последний  со 
значением  основы.  О  семантической  родословной  представле-
ния  о  «жире», «жирном» «полном», «здоровом»  см.  у  Н.Марра 
(«Расселение  языков  и  народов  и  вопрос  о  прародине  турецких 
языков»,  в  журнале  «Под  знаменем  марксизма»  за 1927 год, 
июнь,  №6).  Автор  не  мог  использовать  такой  благодаpный  и 
прямо говорящий в его пользу материал, как образование semiz –
«жирный»  и  semir – «ожиреть».  Между  тем  это  прямо  на-
прашивается  само,  чтобы  исходя  из  него  сделать  тот  вывод, 
который  нужен  автору.  См.  по  этому  поводу  нашу  статью: 
«К постановке исследования истории фонетики казахского языка» 
(в этом же сборнике). 
* * * 
Настоящие  примечания  были  написаны  с  расчетом,  что  они 
будут подстрочными. Однако по условиям печатания это оказалось 
невозможным, и они были перенесены на конец сборника. Поме-
щенные в сборнике статьи Е. Омарова уже были отпечатаны, когда 
нам  поручено  было  редактирование  отдела  лингвистики,  почему 
мы  были  лишены  возможности  оговориться  о  своих  замечаниях 
в  подсрочных  примечаниях.  Нами  подготовление  особая  статья, 
посвященная вопросам, которые затронуты в статьях Е. Омарова. 
Х. ЖУБАНОВ