История русской литературы XIX века. Часть 1: 1795-1830 годы



Pdf көрінісі
бет180/194
Дата12.09.2022
өлшемі2,98 Mb.
#38918
түріЛитература
1   ...   176   177   178   179   180   181   182   183   ...   194
Байланысты:
часть пер

Элегия 1820-х годов 
В стихотворениях 1820-х годов поэт сосредоточен на кратких интимных моментах 
психологических состояний, представляющих, однако, целые повести о его внутреннем 
мире. Он предельно обобщает традиционные элегические чувствования, которые становятся 
уже не временными и преходящими признаками его души, а постоянными спутниками его 
человеческого облика. Если он пишет о разлуке («Разлука»), то это вечная разлука, после 
которой не остается ничего, кроме «унылого смущенья». Если он пишет о постигшем его 
разуверении («Разуверенье»), то это чувство обнимает его целиком, и он не верит не в 
данную, конкретную любовь, а в любовь вообще. Ему изменили «сновиденья», он 
разочарован во всем, обнаруживая в себе «старость души» – характерную отличительную 
примету человека начала XIX столетия. И наконец, если он уныл («Уныние»), то ничто, даже 
«пиров веселый шум» и близость восторженных друзей, не вызволяет его из печали: 
Одну печаль свою, уныние одно 
Унылый чувствовать способен. 
Своеобразие Баратынского заключается не только в предельной обобщенности 
элегических чувств, но и в трезвом и беспощадном их анализе, в разумном отчете о 
вызвавших их причинах. Так возникают многочисленные элегии начала 1820-х годов, в 
которых психологический анализ Баратынского проявляется в полной мере. Чувство 
подвергается детальному и бесстрашному разбору, в ходе которого выясняется, что оно 
убито не столько размышлением, лишь выявляющим его гибель, сколько жизненными 
обстоятельствами. 
В лучших элегиях 1820-х годов гибель чувства проанализирована откровенно и 
правдиво. Пример тому – элегия «Разлука». 
Расстались мы; на миг очарованьем, 
На краткий миг была мне жизнь моя; 
Словам любви внимать не буду я. 
Не буду я дышать любви дыханьем! 
Я все имел, лишился вдруг всего; 
Лишь начал сон… исчезло сновиденье! 
Одно теперь унылое смущенье 
Осталось мне от счастья моего. 
Баратынский начинает элегию с важного, переходного для героев момента неизвестной 
читателю любовной истории. Он размышляет не над тем, что было, а над тем, что стало. 
Прежние и нынешние чувства надо понять, осмыслить, уразуметь. Память и разум хранят 
следы прежнего чувства, когда-то глубокого и сильного – любовь преобразила всю жизнь 
героя («очарованьем… была мне жизнь моя»), дала ему ощущение полноты счастья («Я все 
имел…»). Поэт не пытается воскресить былое переживание в его конкретности и живой 
естественности. На этом эмоциональном фоне отчетливо выделяются чувства, переживаемые 


героем «теперь»: 
Словам любви внимать не буду я, 
Не буду я дышать любви дыханьем! 
Оказывается, герой способен к подлинному и непосредственному чувству и, как 
человек, не виноват в его исчезновении. Баратынский снимает ответственность с героя 
любовного романа – не он повинен в том, что счастье мелькнуло на миг. Он подчиняется 
общему ходу жизни, в которой счастье невозможно223. 


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   176   177   178   179   180   181   182   183   ...   194




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет