но поставить вопрос: согласуется ли он с некоторыми
нормами или нет? Важно понять, что такой вопрос в
корне отличается от вопроса о том, нравится ли нам
этот факт? Конечно, зачастую нам приходится прини-
мать нормы в соответствии со своими симпатиями и
антипатиями. И хотя при выдвижении некоторой нормы
наши симпатии и антипатии могут играть заметную
роль, вынуждая нас принять или отвергнуть эту норму,
однако, кроме таких норм, имеется, как правило, мно-
жество других возможных норм, которые мы не прини-
маем, и вполне можно судить и оценивать факты со-
гласно любой из них. Все это показывает, что отноше-
ние оценивания (некоторого неопределенного факта на
основе некоторой принятой или отвергнутой нормы) с
логической точки зрения совершенно отлично от лич-
ного психологического отношения (которое представ-
ляет собой не норму, а факт)—симпатии или антипа-
тии — к интересующим нас факту или норме. К тому
же наши симпатии и антипатии сами представляют со-
бой факты, которые могут оцениваться точно так же,
как и все другие факты.
Аналогичным образом факт принятия или отбрасы-
вания некоторой нормы некоторым лицом или обще-
ством следует как факт отличать от
любой
нормы,
включая и ту норму, которая принимается или отбра-
сывается. Поскольку акт принятия или отбрасывания
нормы представляет собой факт (и к тому же изме-
няемый факт), его можно судить и оценивать с точки
зрения некоторых (других) норм.
Таковы некоторые причины, которые требуют чет-
кого и решительного различения норм и фактов и,
следовательно, нормативных предположений и предло-
жений. И поскольку такое различение проведено, мы
можем теперь обратиться к рассмотрению не только
различий, но и сходств фактов и норм.
Нормативные предположения и предложения, во-
первых, сходны в том, что мы можем дискутировать по
поводу них, критиковать -их и принимать относительно
них некоторые решения. Во-вторых, и
к тем и к другим
относятся некоторого рода регулятивные идеи. В мире
фактов это идея соответствия между высказыванием
или предложением и фактом, то есть идея истины. В ми-
ре норм или нормативных предположений соответствую-
щую регулятивную идею можно описать разными спосо-
400
бами и назвать различными именами, к примеру «спра-
ведливостью» или «добром». По поводу некоторого
нормативного предположения можно сказать, что оно
является справедливым (или несправедливым) или, воз-
можно, добрым (или злым). И под этим мы можем
иметь в виду, что оно соответствует (или не соответст-
вует) некоторым нормам, которые мы решили принять.
Однако и по поводу некоторой нормы можно сказать, что
она является справедливой или несправедливой, доброй
или злой, верной или неверной, достойной или недо-
стойной, и под этим мы вполне можем иметь в виду
то, что соответствующее нормативное предположение
следует (или не следует) принимать. Приходится, сле-
довательно, признать, что логическая ситуация в сфере
регулятивных идей — «справедливости» или, например,
«добра» — значительно запутаннее, чем в сфере идеи
истины — соответствия предложений фактам.
Как указывалось в моей книге [4], эта трудность
носит логический характер и ее нельзя устранить при
помощи введения какой-либо религиозной системы
норм. Тот факт, что бог или любой другой авторитет
велит мне делать нечто, не гарантирует сам по себе
справедливости этого веления. Только я сам должен
решить, считать ли мне нормы, выдвинутые каким-ли-
бо авторитетом (моральным), добром или злом. Бог
добр, только если его веления добры, и было бы серьез-
ной ошибкой — фактически внеморальным принятием
авторитаризма — говорить, что его веления добры
просто потому, что это — его веления. Конечно, сказан-
ное верно лишь в том случае, если мы заранее не ре-
шили (на свой собственный страх и риск), что бог мо-
жет велеть нам только справедливое и доброе.
И именно в этом состоит кантовская идея автономии
в противоположность идее гетерономии.
Таким образом, никакое обращение к авторитету, и
даже к религиозному авторитету, не может избавить
нас от указанной трудности: регулятивная идея абсо-
лютной «справедливости» и абсолютного «добра» по
своему логическому статусу отличается от регулятивной
идеи абсолютной истины, и нам ничего не остается де-
лать, как примириться с этим различием. Именно это
различие обусловливает отмеченный нами ранее факт —
в некотором смысле мы
Достарыңызбен бөлісу: