одолжил у своей тети синий пикап и стал возить меня по разным городам.
Я выступал в Кейптауне, Претории, Йоханнесбурге и множестве мелких
городков.
Расписание было очень напряженным. Чаще всего нам удавалось
поспать не больше четырех-пяти часов в день. Зато я узнал множество
людей, увидел новые места. Эта поездка навсегда изменила мою жизнь,
помогла понять то, чем я решил заниматься в жизни: нести слово смелости
и веры по всей земле.
Мы с
Аароном выросли в Австралии и недолгое время провели в
Калифорнии. Во время этой поездки мы поняли, что ничего не знаем о
мире. Когда мы выехали из ворот аэропорта и поехали по Йоханнесбургу,
Аарон выглянул из окна на перекрестке и увидел пугающую надпись:
«Здесь бьют и грабят!» Он обратился к нашему водителю:
– Джон, что означает эта надпись?
– Это значит, что здесь могут разбить окно машины, схватить ваши
вещи и сбежать, – спокойно объяснил Джон.
Мы заперли замки и стали озираться. И увидели, что многие дома
обнесены высокими бетонными стенами с колючей проволокой наверху.
Кое-кто из тех, с кем мы встретились в первые дни пребывания в Южной
Африке, рассказали нам о том, что их недавно ограбили и избили. Но в
целом оказалось, что Южная Африка ничем не страшнее любого другого
региона, где существуют
проблемы бедности и насилия.
Нам с Аароном понравилось в Южной Африке. Мы полюбили этот
народ. Несмотря на все проблемы, южноафриканцы – прекрасные люди,
исполненные надежды и радости. Никогда прежде мы не видели такой
бедности и отчаяния, но в то же время нам не доводилось сталкиваться с
такой бескрайней радостью и верой, как в этой стране.
Сиротские приюты оказались местом тяжелым, но в то
же время и
вдохновляющим. Мы посетили один приют, где жили брошенные дети,
которых нашли в мусорных баках и на скамейках в парке. Многие из них
были больны и истощены. Они так радостно нас встретили, что на
следующий же день мы вернулись с пиццей, газировкой, игрушками,
футбольными мячами и другими подарками. Дети были в восторге.
Но мы увидели детей с открытыми гноящимися ранами, детей и
взрослых, умиравших от СПИДа, семьи, у
которых не было ни еды, ни
чистой питьевой воды. Это было настоящим потрясением – видеть смерть
и страдания и знать, что единственное, чем можно помочь, – это молитвы.
Я никогда еще не видел такой бедности и страданий. Это было гораздо
хуже, чем все то, что пережил я. Моя жизнь в сравнении с этими
страданиями показалась настоящим раем. Меня раздирали противоречивые
чувства: сострадание заставляло немедленно действовать и спасать, кого
только удастся, но в то
же время я испытывал ужасный гнев из-за
существования таких страданий и невозможности их облегчить.
В детстве отец часто рассказывал нам о жизни в Сербии, когда на ужин
ему доставался лишь кусочек хлеба и немного воды с сахаром. Его отец,
мой дед, был парикмахером и работал в государственном салоне. Но когда
он отказался вступить в коммунистическую партию, ему пришлось
уволиться. Открыть собственный салон было сложно из-за притеснений со
стороны коммунистов. Семье приходилось каждый год переезжать. Вера
деда не позволяла ему брать в руки оружие, поэтому он всеми силами
старался избежать призыва. Когда у
него обнаружили туберкулез, он
больше не смог работать. И тогда забота о больном муже и шестерых детях
легла на плечи бабушки. Она умела хорошо шить и на эти деньги
содержала всю семью.
Рассказы отца о страданиях семьи приобрели для меня новый смысл,
когда в Южной Африке я сам столкнулся с бедностью и голодом.
Я смотрел в глаза умирающих матерей и слышал плач их голодных детей.
Мы посещали трущобы, где люди жили в крохотных контейнерах,
утепленных одними лишь газетами. В таких местах не было даже питьевой
воды. В
тюрьме я беседовал с заключенными. Мы узнали, что многие
заключенные просто ждут суда. Единственным преступлением многих из
них был долг перед людьми, наделенными властью. Одного из
заключенных осудили на десять лет тюрьмы за то, что он не вернул 200
долларов. В тот день заключенные пели для нас, и их голоса наполнили
мрачную тюрьму невероятной радостью.
Достарыңызбен бөлісу: