Комитет культуры, туризма и архивного дела Новгородской области гоу дпо «Новгородс кий облас тной Центр подготовки кадров в сфере кул ьтуры»
жүктеу/скачать 4,9 Mb. Pdf көрінісі
|
| часть
некого единого («универсального», «общего») и в тоже время многообразного («постоянно культивируемого) смыслового, символического пространства. Наличие такого пространства всегда фиксируется в неком коллективном запасе понятий и символических схем (способов описания событий прошлого, настоящего и будущего) смысл и содержание которых понятны и разделяемы большинством членов общества. Например, закрепление в структуре коллективных ожиданий таких смысловых схем как «Новгород – ”Афины” российской цивилизации» или «Новгород – Родина России», актуализируют потребность людей в идентификации себя наследниками протяженного во времени и пространстве культурного процесса (мирового и общероссийского), уходящего в будущее. Подобное восприятие 37 мотивирует отношение к артефактам прошлого как «духовным» или «культурным» памятники жизнедеятельности поколений россиян. Они наделяются смыслом, позволяющим людям преодолевать границы своих локальных (повседневных, региональных, идеологических) идентичностей и коллективно «ожидать», «предвосхищать» в настоящем возможное общее будущее. Например, фиксация, маркирование смыслового пространство Новгородского региона как «Новгородского Чикаго» или «Новгород - туристический центр», носит частный характер, поддерживаем у людей не столько структуры собственно культурных ожиданий, корректирует риски повседневного поведения, в частности «преодоления административного хаоса и разгула преступности» или стимулирует бизнес- активность. Подобный процесс смыслового оформления пространства повседневности может в целом привести к позитивным результатам для консолидации людей, стимулируя многообразие рациональных и утилитарных способов удовлетворения социальных потребностей. Вместе с тем он будет иметь локальный в пространственном и временном аспекте эффект, если идеологические схемы, выработанные социальными технологами, не будут совмещены со структурами долговременных, культурных ожиданий. Именно от нашей способности и готовности «совместить» экономическую, политическую и «туристическую» значимость артефактов древнего Новгорода с пространственными и временными структуры долговременной социальной памяти зависит их превращение в «социальное событие», то есть в источник мотивации наших коллективных действий и взаимодействий в настоящем и будущем. Только в этом случае артефакты прошлого трансформируются из продукта индивидуальной или коллективной жизнедеятельности - в памятник духовности или памятники культуры. Сама семантика слова памятник подсказывает, что они нам напоминают о событиях, то есть таких действиях («деяниях») наших предшественников, которые обладают коллективной значимостью и символически представлены в структурах общей социальной памяти. Только тогда, когда люди способны к символическому восприятию наследия прошлого, которое в этом случае побуждает их к действиям в настоящем как духовное или культурное наследие, они реально включаются в процесс культурного созидания и участвует в организации совместной жизнедеятельности по «скрытым образцам», естественным образом реализующемся в поведении. Используя парафраз слов героя И.А.Гончарова из «Обыкновенной истории», памятники культуры всегда – «вещественные знаки невещественных отношений». Если происходит разрушение символических структур социальной памяти общества, то богатство артефактов прошлого, как свидетельствует опыт развития многих стран, не является достаточной гарантией культурной значимости в настоящем. Их устойчивое присутствие, участие в символическом конструировании настоящего и будущего (мотивации коллективного поведения), а значит и сохранение статуса «культурного наследия» возможны только при наличии в обществе политики социальной памяти – культурной политики. Показательна в этом отношении практика революционного периода («пролеткульта»), когда в процессе разгула социальной стихии и идеологической реконструкции символических структур имперской социальной памяти было утрачено многое из культурно-исторического наследия имперской России и древнего Новгорода в частности. Другой пример - период постсоветского, когда эрозия структур советской социальной памяти, повлекла бессмысленное «забвение» и соответственно разрушение культурно-значимых символических объектов обоснования преемственности социальной идентичности России - «мест памяти» советского периода. Это неизбежно повлекло 38 девальвацию усилий «хранителей древности», минимизировала потребность в сохранении материально-вещественного наследия более ранних периодов, стимулировало утилитарное, корыстное отношение к собранным артефактам при всем пафосе «возрождения» и «возвращения» исторической традиции. Трагическая мудрость поговорки: «что имеем – не храним, потерявши – плачем», более чем очевидна, применительно к реалиям катастрофической динамики обеднения структур социальной памяти и деградации структур «культурных ожиданий» в содержании символического пространства российского социума последних десятилетий. Очевиден вред идеологической «конъюнктуры», когда во время установки новых памятных христианских крестов, разрушают и насильственно выводят из «символического обращения» культурный слой более древних захоронений или когда во время «обустройства» «новыми россиянами» пространств «достойного» существования в непосредственной близости от древнейших «мест исторической памяти». Опасность подобного «исторического творчества» индивидов живущих в «вечности» повседневного удовлетворения чувственных потребностей («эстетике повседневности») можно продолжать весьма долго. Достаточно очевидно – само по себе «событие» покупки сувениров, «праздника пива» и лазерные шоу не следует рассматривать основанием для культурной политики, призванной выявлять и организационно поддерживать коллективно-значимые символические коды социальной эволюции. На фоне массовых свидетельств подобных «травм культурной памяти», «оговорки» комментаторов центральных СМИ, отождествляющих социальное пространство «Нижнего» и «Великого» Новгорода при локализации политических и культурных событий современной России, могут показаться смешным казусом. Однако нельзя не замечать и за этими утрату культурной значимости Новгородского наследия в коллективной памяти россиян, вызванной долговременными последствия для социальной идентичности России «парада суверенитетов», породившего конъюнктурную, идеологическую память «регионального масштаба», блокирующей и по сей день становление общероссийской социальной памяти и символов гражданской активности. Курс на модернизацию российского общества, который декларирует нынешняя политическая элиты страны, предполагающий перемены в «институтах, инфраструктуре, инновациях и инвестициях», должен означать и экологию «политики памяти» и практик сохранения культурно-исторического наследия, приватизированной локальными социально-политическими группами и политическими технологами. Без оформления пространства гражданской событийности, предполагающей особый тип социальной памяти, тиражируемые элитами лозунги о курсе на инновации, могут так остаться «фактами» идеологической истории. Из обозначенных выше теоретических посылок вытекает несколько значимых методологических и мировоззренческих следствий для «сохранения» и актуализации исторического наследия Великого Новгорода как культурного достояния всей российской нации. Жизненность исторического наследия Великого Новгорода напрямую зависит особенностей символизации событий новгородского полиса в социальной памяти современного российского общества. Планируя культурную политику по сохранению артефактов прошлого важно осознавать, что культура и такой ее неотъемлемый компонент как культурно-историческое наследие – это не только совокупность вещественных артефактов и «следов» прошлой деятельности, а и «форма коллективной памяти» (Ю. Лотман), «мысль о прошлом опыте, протекающая в настоящем» (Р. Дж. Коллингвуд). Подобная «мысль» «вспоминается» тогда, и только тогда, когда приобретает коллективную 39 значимость, будучи представлена в символических формах понятных для многих (Я. Ассман). Для сохранения и актуализации значимости культурно-исторического наследия Великого Новгорода важно, чтобы оно стало «знаком существования национального коллектива», «фактом осознанного единства существования» (Ю.М.Лотман) России в настоящем и будущем. Важно не только «сохранение», а решение проблемы актуализации наследия в настоящем и связанной с этим проблемой культурного конструирования социальной памяти. Историческое измерение социальной памяти делает «возможным опыт прошлого и ожидание будущего», мотивируя современное поколение сохранять памятники как «учреждений идентичности оставшихся в живых» (Р. Козеллек) 2 . При первом приближении сохранение древнего наследия средневекового Новгорода, рассматривается представителями культурной и административно-политической элиты, как и значительной частью граждан современной России в качестве некого очевидного для всех культурно-исторического события. Еще однозначной понимается эта культурная значимость теми, кто посвятил свою жизнь исследованию артефактов древнего Новгорода или административными структурами региона, непосредственно занятых организационной или туристкой деятельностью по сохранению и использованию памятников культуры средневеково Новгорода. Все это поддерживает у работников сферы культуры и образования, установку на то, что никакие изменения в пространственной конфигурации политических и идеологических границ России не могут отменить того факта, что истоки современной российской культуры коренятся в «новгородском чуде», предопределившем эволюцию российской государственности и, соответственно, всей цивилизации на века. Вместе с тем, нельзя не заметить известной односторонности и практической уязвимости подобного обоснования необходимости сохранения культурно-исторического наследия новгородской средневековой республики и способов актуализации значимости «сохранности» и «приумножения национального достояния». Количественный прирост археологических артефактов, отреставрированных памятников, научных текстов и туристских проспектов, как и появление организационных структур и новых туристских маршрутов не ведет автоматически к возрастанию и оформлению устойчивой социальной потребности в приобщении и освоении культурного содержания этих артефактов. Даже если эта потребность воспроизводиться в сознании жителей Великого Новгорода и исследователей, присутствие интереса к этому наследию в общероссийской социальной памяти подвержено колебаниям идеологической конъюнктуры. Подобная ремарка, на мой взгляд, справедлива не только по отношению к нынешней ситуации, «обремененной» необходимостью заново отстраивать и перестраивать организационные и научные институты сохранения культурно-исторического наследия древнего Новгорода, после распада советского социокультурного пространства. Представления о значимости и способах символизации культурно-исторического наследия древнего Новгорода в культуре российского общества менялись вместе с изменением социального строя и спецификой культурной политикой. Например, в предшествующих формах социальной памяти наследие средневекового Новгорода актуализировалось в 2 Подобное понимание «культуры» и «истории» как структур социальной памяти представлено, в частности, в следующих работах упомянутых выше авторов: Ассман Я. Культурная память. М., 2004; Козеллек Р. Можем ли мы распоряжаться историей // Отечественные записки. 2004. № 5 (19); Лотман Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства. СПб., 2002; Козеллек Р. Можем ли мы распоряжаться историей // Отечественные записки. 2004. № 5 (19). 40 контексте обоснования исторических истоков православия и монархического строя. Смысловой акцент на значимость политического и республиканского наследия Великого Новгорода для политической эволюции всей России осознанно стал артикулироваться только с XIX века, а в советское время он приобретает специфические идеологические коннотации. Показательно, что социальная актуализация значимости находки «берестяных грамот» в общественном сознании происходит в контексте культурной политики по реформированию образования и социальных коммуникаций. Можно предположить, что и нынешнее «возрождение значимости наследия Великого Новгорода» приобретет характер общероссийской потребности только в том случае, если оно будет вписано, присутствовать в культурной политике современного Российского государства. При прогнозировании культурной политики следует учитывать, что социальную память, особенно в форме культуры не следует рассматривать как некую вневременную «духовную постоянную». Ее содержание и структура в современном обществе, в значительной степени предопределяется политикой перманентного конструирования социальных идентичностей (спецификой политико-коммуникативных практик и взаимоотношений в обществе), влияющей на структуру доминантных символов, текстов, иерархии ценностей и «мест памяти». Артефакты могут и не разрушаться, но степень их символической значимости может модифицироваться или вообще выводиться за границы культурной узнаваемости посредством символической и институциональной активности правящих групп посредством современных СМИ. Образованная часть общества, участвуя в процессе социального конструирования социальной памяти, поставляя тексты и идеи на символические рынки экономики и политики, выполняет своего рода функцию «социального генетика» и должна осознавать свою гражданскую ответственность перед обществом, а не только перед экспертными сообществами. «Хранители древности» и организационные институты сферы культуры должны располагать возможностями и пониманием значимости процесса постоянной символической «конвертации» содержания артефактов в «события» современной коллективной памяти, поддерживая структуры коллективных ожиданий. Устойчивое историческое просвещение, организация национальных праздников и культурных ритуалов, тиражирование мультимедийной продукции через СМИ и рекламные акции, как и использование иных «фабрик» современного массового символического производства, не менее важно для сохранения культурно-исторического наследия, чем умножение конференций, музейных экспонатов или скоротечные идеологические компании политтехнологов в процессе избирательных компаний. При этом не следует забывать, что для культурной реактивации исторического наследия Великого Новгорода важно его символическое присутствие не только в региональном, а и в более широком, национальном горизонте смысла. Опасна при этом и другая крайность – подмена участия в культурной политике - «гуманитарным мессианизмом», морализаторством или интеллектуальным снобизмом «культурологического всезнания» и «провидения». Как известно, нет пророков без пороков. Части российской интеллигенции и бюрократии следует избавляться от интеллектуальной практики трактовки культуры с позиций «элитарного наблюдателя». При отсутствии в современном обществе устойчивой социальной идентичности, наивно полагать, что «заложенная» в артефактах духовность, «идея» так или иначе, раскроется исключительно благодаря их «моральному и профессиональному авторитету». Культура как специфическая форма социальной памяти (памяти «индивидуализированного сообщества») не может быть приватизирована элитами как это характерно для имперской формы памяти – духовности. В 41 современном обществе она достояние всех и сохранить ее можно только в процессе диалога социальных элит с многообразными социальными акторами. К тому же, «рукописи» иногда «сжигают» и «продают», поэтому их содержание должно быть представлено и в смысловых границах нашего повседневного «мы», а не только «интеллектуалов». Столь же самонадеянны и претензии социальных технологов, обслуживающих правящий класс и затевающие конъюнктурные компании по реконструкции культурно-исторической памяти. Новые возможности современных СМИ могут не только воссоздавать утраченные представления и стимулировать их усложнение, а и порождать «минотавров», бесповоротно пожирающих многообразие социальной памяти, сужая и обедняя тем самым альтернативы возможного будущего. В эволюционирующем обществе, символы и места памяти не «стираются» из памяти поколений или уничтожаются «бульдозерами», а «архивируются» и модифицируются. Неплохо обратиться к практикам «сохранения» культурного наследия, характерные для современного европейского сообщества, где символы имперской социальной памяти сосуществуют в культурном пространстве национальной памяти модернизирующихся демократий. Культурные символы («знаки согласия») и символические схемы (упрощенное представление образцов коллективного взаимодействия и социальных ожиданий), в которых выражается социальная память - своего рода «маркеры» смысловых границ «своей» культурной общности. Одной риторики о россиянах, России недостаточно, важны отчетливые символы идентичности и структуры ожиданий, способные мотивировать динамичное согласие в российском социуме. От «протяженности», временной «длительности» и содержания нашей коллективной памяти непосредственно зависит культурная «сохранность» и «востребованность» исторического наследия и эффективность деятельности гуманитариев и институтов по символизации исторических фактов. При разрушении или эрозии такого фрагмента социальной памяти как историческая память, происходит постепенная девальвация и деградация специализированного гуманитарного знания. Накопленные и сохраненные учеными знания о культурном наследии Великого Новгорода без их символического присутствия в социальной памяти России приобретают характер «файла», доступ к которому постоянно сокращается, а схема пути забывается. Артефакты могут иногда достаточно долго противостоять «тлену забвения», благодаря научной активности гуманитариев и музейных «хранителей», но если при этом разрушается или радикально трансформируется социальная, культурная память общества – это сопровождается утратой представлений об исторической значимости тех или иных артефактов и «варваризацией» (упрощением) практик их использования, несмотря на титанические усилия «интеллектуалов». И, наконец, чтобы историческое наследие устойчиво жило в эволюционирующей, усложняющейся культурной реальности, оно должно постоянно подвергаться смысловой актуализации в соответствии с новыми проекциями будущего. Очевидно, что значимость и познаваемость исторического наследия в структуре культурных образцов современного общества – это не абсолютная, а переменная величина, предопределяемая содержанием культурной политикой. Подобное посылка особенно важна в реалиях современной России, делающей ставку на инновации и предполагающей новую культурную архивацию исторического наследия. Историческое наследие должно содействовать обнаружению смысла не только в прошлом, но и в «будущем-настоящем», это крайне важно для эффективной культурной преемственности поколений и модернизации общества. «Рукописи» и памятники не горят, когда они могут быть прочитаны по-новому новыми 42 поколениями. Содержание социальной памяти, нуждается в постоянной «достройке» и символической реконструкции пространства исторических событий, а значит – смысловых акцентов. Всякая организационная и институциональная инвентаризация, освоение культурно-исторического наследия предполагает отчетливые приоритеты в политики памяти как ядра любой культурной политики. Под культурной политикой в современном обществе, если не уходить в нюансы научных дискуссий по поводу смысла и содержания этого концепта, можно понимать процесс целенаправленного конструирования и поддержания социально-значимых образцов коллективного поведения посредством принятия общеобязывающих решений, осуществляемых административно-политическими институтами государства и гражданского общества. Подобная политика выступает не только важным организационно-идеологическим фактором долгосрочной государственной стратегии информационного и образовательного развития, а и основным ресурсом обеспечения гражданской солидарности в условиях культурного и конфессионального многообразия Российской Федерации и необходимой предпосылкой интеграции российского общества в мировое. Только посредством эффективной культурной политики на национальном и региональном уровне можно мотивировать социально-значимую инновационную активность молодого поколения россиян, призванного решить масштабные социально-экономические задачи и адекватно ответить на риски современной глобализации. В контексте подобных следствий можно сделать несколько конкретных выводов по поводу значения исторического наследия Великого Новгорода и его актуализации в социальной памяти современной России. Прежде всего, необходимо символическое «возвращение» культурно-исторического наследия Великого Новгорода в политическую культуру России, так как определяющее звено национальной исторической памяти всегда связано со структурами политической идентичности, позволяющей высветить, актуализировать, «поддержать» и иные аспекты культурного бытия нации. При этом не следует полагаться на автоматизм «естественной» жизненности исторической традиции Великого Новгорода. В нынешних реалиях умножились технологические возможности для «произвола» культурной интерпретаций истории России. Поэтому, как некогда ранее, «преданья старины глубокой» нуждаются в поддержке со стороны культурной политики, национальных институтов социализации молодежи и современных социальных технологий, способных быстро и эффективно транслировать символы и создавать образы Великого Новгорода как событийной точки отсчета генезиса гражданской идентичности России. Трагически закончились поиски исторической дороги к «Третьему Риму», «Третьему Интернационалу» и абстрактной «Демократии», кажется, завершается и постсоветский «парад этнических суверенитетов». Социальная память современной России нуждается в очевидном для всех граждан исходном культурно-историческом событии, символизирующем отсчет событийного ряда трагедий и свершений Российской цивилизации. Событии, способном символически сфокусировать локальные значимости многообразия религиозных и этнических версий культурной эволюции российских регионов. Такое символическое место, на мой взгляд, в социальной памяти современной России может занять событие Новгородской Республики как предвосхищение гражданских векторов эволюции культуры России. Принципиально значимо то, при смысловом фокусировании в глубь веков, символическое наследие Великого Новгорода обладает потенциалом присутствия в настоящем и будущем, а не только в прошлом. Пора перестать символизировать «современность» по аналогии с семантическими схемами стран, чья политическая история и культура начинается с Нового Времени или пребывать в структуре 43 имперских ожиданий. Написание российской декларации «прав гражданина» вполне обоснованно можно символически отсчитывать от практик «новгородских вольностей», а не с 1991 года. Именно символическое наследие культуры Великого Новгорода в контексте инновационной эволюции российского общества приобретает особую значимость как исходная событийная точка при смысловом конструировании гражданской культуры России. При таком взгляде в национальной социальной памяти переломными вехами становятся не смены князей, царей, императоров или генеральных секретарей, а события преодоления политического хаоса на основе самоорганизации «снизу», предполагающей не только вертикаль власти, а и умножение «личных вольностей». Безусловна значимость «мест памяти» Москвы и Петербурга для формирования государственной идентичности России. Однако именно от Великого Новгорода и его «вольностей», «инноваций» через конфликтное пространство «московской политии» пролегает смысловой вектор к «гражданам Минину и Пожарскому» и перипетиям гражданских войн в ХХ столетия. Символические вехи гражданского служения и патриотизма отчетливо присутствуют и в социальном теле имперской России, как и в истории рожденного в горниле революции начала ХХ века советского общества. Достаточно очевидно, что именно гражданская шкала исторического отсчета событий может содействовать примирению идеологических схемы истории и устранить напряженность смысловых дихотомий «России царской» и «советской», «белых» и красных», «либералов» и «почвенников», связывая воедино поколения россиян и уходя в будущее. Подобные смысловые акценты «не стирают исторических фактов» имперского насилия, советского авторитаризма и разрушительного хаоса бюрократического произвола конца двадцатого века, а превращает их в культурно-исторический, поливариантный фон для ожидания и символизации актов гражданского, творческого служения современной России. Семантическая реконструкция социальной памяти посредством культурной политики, предполагающая доминирование гражданской памяти над религиозными и идеологическими версиями, пока еще не очевидна для многих представителей нынешней политической и культурной элиты, но, по-видимому, без этого невозможно достижение гражданского мира и реализация инновационной стратегии эволюции российской цивилизации. Новые поколения россиян должны продолжить проект строительства конституционного порядка, где социальный мир предполагает постоянное расширение границ «культурного творчества». Впереди будут «новые тексты» достижений и эффективного освоения культурно-исторического наследия социального многообразия российских регионов, но они не смогут отменить значения первого республиканского импульса из древнего Новгорода, «Афин» нашей российской цивилизации, где впервые были «проиграны» политико-культурные сценарии социальной эволюции российского социума к современной национальной идентичности. Появление в политическом «календаре» российской социальной памяти события рождения новгородского полиса видится вполне естественным, как и символический юбилей 15ОО-летия начала оформления политико- правового пространства российской цивилизации. |