Однажды утром
Меня зовут Луи, я живу в Париже, мне двенадцать с половиной лет, скоро тринадцать.
Я обожаю футбол, японские мультики, Мэтра Гимса
2
, каналы
YouTube
, посвященные поке-
монам, бутербродное масло, в котором больше пальмового масла, чем пальмового масла (обо-
жаю эту шутку), фильмы
1990
-х и
2000
-х (нет, ими увлекается не только старичье), запахи
выхлопной трубы, скейтборды с подсветкой, сиськи математички мадам Эрнест, матема-
тику – даже без сисек мадам Эрнест, свою супербабушку Одетту и свою мать (почти каж-
дый день).
Что еще сказать о себе? Судя по всему, я умер.
Обычно я не очень люблю болтать о себе, но с учетом обстоятельств, наверное, надо
объяснить, кто я такой и что со мной произошло.
Мы живем вдвоем с матерью. Ее зовут Тельма. Именно с ней я провел свое последнее
утро. Хотелось бы мне сказать, что это было выдающееся, чудесное утро, что мы обнима-
лись и говорили друг другу всякие ласковые словечки. На самом деле это было самое что ни
на есть обыкновенное утро, что вообще-то нормально. Мы же не проживаем каждый час
каждого дня своей жизни так, как будто он последний, – это было бы слишком утомительно.
Мы просто живем, и все. И мы с матерью так и жили.
Если задуматься, это утро само по себе можно назвать идеальным. Я знаю, что мама
придерживается другого мнения; я догадываюсь, что она снова и снова прокручивает в голове
каждую его минуту и без конца задает себе вопрос, что она должна была сделать, чтобы
ничего не случилось. У меня на этот вопрос есть ответ, и он наверняка не совпадает с версией
моей родительницы: ничего.
Довольно странный ответ, особенно если вспомнить, что происходило этим утром.
Мама пыталась вытащить меня из постели, я недовольно бурчал, тянул время и снова бур-
чал. Так выглядит картина, если смотреть снаружи. Мне, кстати, она такой и представля-
лась. Но сейчас, когда все это слегка (на самом деле не слегка) от меня отдалилось, я лучше
понимаю, что тогда чувствовал. Смутное ощущение, какое-то покалывание в мозгу – его осо-
знаёшь только тогда, когда ничего другого не остается. Власть привычки. Счастье привычки.
Неизменное наслаждение домашними ритуалами. Все эти повседневные мелочи, из которых
состоит наша жизнь и которые меняют все.
То утро было наполнено всеми этими восхитительными обыкновенностями. В моей ком-
нате скрипнула дверная ручка, пробудив сотую часть моего сознания и сообщив, что насту-
пает новый день. На пороге появилась мама. Она подошла ко мне и погладила по голове, про-
ведя рукой от лба к затылку, – она всегда гладила меня только в этом направлении и никогда
в противоположном. «Доброе утро, зайчик, – просюсюкала она. – Пора вставать, сладкий
мой», – как будто мне все еще два или три года. Это был миг между сном и явью, полулетарги-
ческое состояние, когда не понимаешь, где сновидение, а где реальность. Затем раздался щел-
чок механизма, поднимающего оконный ставень; мне на лицо упали солнечные лучи; я завор-
чал, перевернулся на другой бок и накрыл голову подушкой. Первый раунд завершился. Морфей
снова сомкнул на мне свои объятия, и я опять погрузился в сон; что мне снилось, я не помню.
Второй раунд. Мамин голос звучит настойчивее, тверже, в нем меньше ласковых нот. Все
как всегда. Ей тоже хорошо знаком этот ритуал. Он повторяется у нас почти тринадцать
лет. Он совершается механически, но это не важно: по интонации каждого произнесенного
слога, по продолжительности рыка подрастающего полусонного медвежонка мы оба сразу
понимаем, в каком настроении начнем день. Сегодня – в хорошем. Сегодня – суббота, и мы
2
Мэтр Гимс – французский рэпер.
(Здесь и далее – прим. перев.)
Ж. Сандрель. «Комната чудес»
12
оба в курсе этого. У нас полно времени, даже если мама думает иначе. Я знаю, что мы будем
сегодня делать, я знаю свою мать, я знаю, что она будит меня заранее, чтобы дать мне
время проснуться.
Здесь я должен сделать маленькое отступление, потому что вы наверняка недоумева-
ете: как-то странно, что мальчик двенадцати с половиной лет употребляет такие трудные
слова. Так ведь? В любом случае могу сказать, что для моих приятелей из третьего класса
С
3
коллежа Поля Элюара это ацтой (для тех, кому сорок и больше – отстой). Вообще-то
говоря, учиться в третьем классе в двенадцать с половиной лет – это тоже ацтой, но я не
делаю из этого проблемы. И да, я всегда так разговариваю. Ребята в коллеже потешаются
над тем, как я выражаюсь, и обзывают меня ботаном; поэтому я буду вам крайне призна-
телен, если вы не последуете их примеру.
На чем я остановился? Ах да, я начал вам рассказывать. В последние несколько дней
мне очень хотелось – мне было очень нужно – поговорить с мамой о девочке, с которой я
познакомился на футболе (да, девочки играют в футбол, и среди них есть симпатичные; пора
отказаться от стереотипов). Я ждал подходящего момента. Мы с мамой – люди довольно
стеснительные. Мы не слишком склонны распространяться о своих чувствах. Чаще держим
их при себе. В будни подходящего момента не дождешься. Она приходит с работы измотан-
ная и не выпускает из рук смартфона, потому что ей надо постоянно решать так называ-
емые срочные вопросы. Интересно, что за срочность может возникнуть, если занимаешься
рекламой шампуня против перхоти?
Короче. Я решил, что более подходящего момента, чем обычное утро обычного выход-
ного дня, не будет. Мне не хотелось, чтобы мама чересчур напряглась, вообразив, что я уже
женился. Никакой торжественности. Скажу между делом как о каком-нибудь пустяке, и все
будет окей. Вот почему, когда я подъехал к маме, а она меня оттолкнула и посмотрела так,
будто я сорняк у нее на клумбе, я страшно обиделся. Мама говорит, что я слишком тем-
пераментный. Не знаю, что она имеет в виду, возможно, что я приставучий. Или чересчур
чувствительный. Или и то и другое сразу. В свое оправдание могу повторить слова бабушки
Одетты, которая часто говорит, что яблоко от яблони недалеко падает: моя мама сама
чересчур чувствительная. Заметьте: я не сказал «приставучая», это вы сами додумали.
В общем, я засопел как паровоз, развернулся и покатил от нее прочь. Я хотел, чтобы она
перестала трепаться по телефону. Была суббота, утро, и надо было как-то дать ей понять,
что сегодня выходной. Я прекрасно знал, что моя мать до сих пор психует, если на улице я
исчезаю из поля ее зрения. Сознательно или неосознанно, но она ускоряет шаг, чтобы поскорее
меня нагнать. Поэтому я припустил что было сил. Я намеревался раньше ее проскочить угол
улицы Реколле и спрятаться на входе в сад Вильмен: пусть понервничает и бросит наконец
свой телефон.
Что произошло потом, я так и не понял. Хотя нет, понял, конечно, я ведь не дебил.
Я ехал слишком быстро, это очевидно. Меня занесло. Тупейшая ошибка. Я хорошо управляю
скейтом и давно не делаю таких ошибок. Когда я поднял голову, то увидел, что на меня
несется грузовик. Раздался сигнал клаксона, и наступила темнота.
Непроглядная тьма.
Обратите внимание: вопреки распространенным представлениям вся моя жизнь не про-
мелькнула у меня в голове в считанные доли секунды. Я лишь заметил зажженные фары
3
Во французских коллежах и лицеях принят обратный отсчет классов: третий класс соответствует восьмому в российской
школе.
Ж. Сандрель. «Комната чудес»
13
этого чертова грузовика и успел с удивлением подумать: ну надо же, чего это он среди бела
дня включил фары?
Иногда последняя мысль бывает до ужаса нелепой.
Ж. Сандрель. «Комната чудес»
14
Достарыңызбен бөлісу: |