Лето в пионерском галстуке Глава Возвращение в «Ласточку»
жүктеу/скачать 0,6 Mb.
|
Лето в пионерском лагере
Глава 7. Утренний конфуз Пустая, без единого стеклышка оконная рама скрипнула так протяжно и громко, что Юра вздрогнул. Дождь давно кончился, но редкие капли всё ещё падали с крыши и гремели, ударяясь о крошево тротуара, шелестели травой, звенели, разбиваясь об осколки лежащих на земле оконных стёкол. Порывы ветра разносили эти звуки по одуванчиковой площадке. Казалось, сама природа имитировала жизнь, заполняла пустоту и обманывала. И Юра хотел бы обмануться, но не мог. Здесь было не просто пусто, а мертво. Особенно для того человека, который видел и слышал, какой яркой, весёлой и гомонящей была жизнь пятого отряда. Теперь же всё, что осталось от неё, — это окна мальчишеской спальни, зиявшие провалами справа от крыльца, и узкая бойница крохотной вожатской спальни, что чернела слева. Когда-то это была Володина комната, когда-то он там засыпал и просыпался, но — Юра улыбнулся — никак не мог выспаться. Он живо вспомнил, как мечтал оказаться в Володиной комнате. Однажды он даже заглянул туда украдкой, но настоящим гостем никогда не был. Но почему же совсем никогда? Ведь если не стал тогда, он мог стать им сейчас, пусть Володя уже и не был хозяином этой комнаты. Не в состоянии заставить себя отвести взгляда от этого окна, Юра поднялся с карусели. Во что бы то ни стало он окажется там. Он станет гостем этой комнаты без хозяина. Прикидывая, можно ли перепрыгнуть через дыру в полу на крыльце, Юра оказался возле прохода. Размышляя, выдержат ли его прогнившие доски, когда он приземлится, Юра удрученно вздохнул — нет, не выдержат. Даже если он спустится в подпол, не сможет забраться обратно — слишком высоко, и под рукой нет ничего, кроме лопаты, а ею попросту не за что зацепиться. Но Юра решил, что если спустя столько лет смог заставить себя приехать в «Ласточку», то попасть внутрь вожатской комнаты он просто обязан. Вдруг Володя оставил там что-нибудь на память о себе: смешной рисунок на обоях, пару нацарапанных слов на столе, приклеенную к изголовью кровати жвачку, может, конфетный фантик в тумбочке, может, ниточку в шкафу, должен же он был оставить хоть что-нибудь? Но Володя не рисовал на стенах, не царапал мебель и не жевал жвачек. А Юре очень хотелось верить, вдруг Володя догадывался, что он вернётся. Повернув налево, Юра прошёл по затоптанным клумбам к окнам. Корпус пятого отряда высился на широком фундаменте, как на подиуме. Зелёный деревянный цоколь выступал наружу, образовывая высокую узкую ступеньку. Скользя по мокрым доскам резиновыми подошвами, еле устроившись, Юра заглянул в разбитое окно. Тёмная узкая комната показалась ещё меньше, чем раньше, но расстановка и даже мебель не изменились: стол, притиснутый к дальней стене спальни, справа от стола дверь, слева — платяной шкаф, две простые тумбочки, две узкие кровати друг напротив друга у окна. Володина правая. Юре страшно захотелось сесть на неё. Узнать, мягкая она или твёрдая, скрипучая или тихая, удобная или нет. Боясь пораниться о рассыпанное по подоконнику стекло и отчаянно ругаясь, что не догадался взять перчатки, Юра смахнул осколки и, ухватившись за хрупкую деревяшку, подтянулся и перелез. Не обращая внимания на лужи на полу, на пыль и грязь вокруг, он опустился на колени и открыл Володину тумбочку. На единственной полке лежал мятый от сырости журнал «Крестьянка» за май 1992 года, очевидно, оставленный какой-то вожатой. Под ним спряталась книжка. Прочитав название, Юра улыбнулся — вот это было похоже на Володю — «Теория и методика пионерской работы». Больше в тумбочке не нашлось ничего. Юра перевел взгляд на кровать. Металлическая, узкая, не кровать, а койка была прикручена ножками к полу. По слою грязи на винтах он догадался, что её вряд ли когда-то меняли. Видимо, она и правда была Володи. Панцирная сетка оказалась скрипучей, упругой и ржавой. «Когда он спал на ней, хотя бы ржавчины не было — и то ладно, — улыбнулся Юра, — подумать только — здесь он спал!» Юра коснулся рукой сетки — в ответ она жалобно звякнула и своим звоном подчеркнула царившую тут тишину. Впрочем, не только тишину, но и пустоту. Кроме крупной мебели, здесь не было ничего: ни штор, ни какой бы то ни было тряпки, ни книжки, ни листа бумаги, ни оторванного куска обоев, ни плаката на стене — а Юра помнил, что на ней висел плакат группы «Машина времени», помнил, что Володя её любил. Здесь не было даже мусора, только пыль, вода и грязная жижа на полу, а под окном — осколки стекла. Шагая в дальний угол комнаты, к единственному необследованному предмету мебели — платяному шкафу, Юра думал, что обрадовался бы даже мусору: его наличие хотя бы создало иллюзию, что Юра не зря явился сюда, что не зря залез в окно развалины, как сентиментальный ребенок, как полный дурак. Зачем он залез сюда, зачем он вообще сюда вернулся? А раз уж он здесь, зачем шатается по лагерю, тратя время, а не идёт целенаправленно туда, куда собирался, для того, ради чего приехал. Но он не мог не заглянуть в его комнату, а будучи в ней, не мог просто так уйти. Распахнув дверцы шкафа, Юра обомлел — в шкафу валялась куча скомканной одежды. Сердце стиснулось от боли, когда за множеством старых кофт и пиджаков в дальнем углу нашлось несколько коричневых кителей с чёрными погонами, на которых красовалась вышитая белой нитью надпись «СА». Руки дрогнули, когда в куче тряпья он отыскал единственный китель с блестящими пуговицами. Военную форму они надевали на Зарницу. Вожатым выдавали кители, детям — простые гимнастерки. И этот с блестящими пуговицами китель тоже был солдатским, но маленьким. Пионерам он оказался велик, коммунистам — мал, лишь одному комсомольцу он был впору. Циничность, скепсис, самоирония — всё это мигом исчезло, отбросилось куда-то далеко, за обвалившуюся ограду лагеря. Стало неважно, сколько Юре лет, неважно, чего достиг, в чём талантлив, насколько умён, имеет ли право быть смешным, — все эти вещи имели значение в другой жизни, далеко отсюда, в настоящем. А здесь, в лагере своего детства, Юре можно быть таким же, как прежде: уже не пионером, так и не комсомольцем, ведь, как ни смешно, всё это до сих пор про него. С одной лишь разницей: раньше он думал, что это очень важно. Теперь же важным осталась лишь старая коричневая тряпка в его постаревших руках. И память о том человеке, на чьих плечах красовались чёрные погоны с надписью «СА» и на чьей груди блестели золотистые пуговицы. *** — Здравствуйте, пионеры, слушайте «Пионерскую зорьку», — разносилось из динамика, пока Юрка чистил зубы. — После завтрака по сигналу горна к Зарнице будь готов! Сбор отрядов на главной площади лагеря... Начиналось это утро как обычно — как очередное физкультурное, которое Юрка не очень-то и любил: ему проснуться толком не давали, как тут же заставляли бежать на зарядку. В этот раз он даже явился вовремя и оттого сердился вдвойне — пришлось с другими ребятами из отряда ждать Иру Петровну, когда большинство вожатых были тут как тут. Например, Володя уже разминался со своей малышней. Юрка хотел подойти поздороваться, но передумал — вожатый был занят. Стоя к нему спиной, показывал упражнения малышне — усердно, на совесть. Разминка шеи и плеч, затем — локтей и суставов, махи руками вверх-вниз, в стороны. Краем уха слушая, как стоящие рядом девчонки щебечут о вчерашней дискотеке, Юрка наблюдал за Володей, как тот командует: — Ноги на ширину плеч! Выполняем разминку туловища. Наклоны вперёд, тянемся ладонями к полу. — Володя выполнял свои же указания. — Саня! Не нужно так резко, ты же сломаешься! Юрка хмыкнул про себя: «Что же такое делает Саня?» — но даже не попытался найти его. Перед Юркиными глазами развернулось куда более любопытное действо: Володя медленно и грациозно наклонился вперёд и коснулся пола, притом не пальцами, а ладонями. Его футболка сползла, оголив поясницу, а спортивные красные шорты обтянули стройные бедра, затем — ноги, а затем и мягкое, округлое место, что повыше. Юркины мысли рассыпались на междометия, затем собрались в слова и предложения и заскакали от «ничего себе он гибкий» до «кто им вообще разрешает в шортах ходить, тут же дети и... девки!». Володя снова выпрямился и снова наклонился. Хаос в Юркиной голове сменился звенящей тишиной, тело оцепенело. Он не мог отвести взгляда. Лишь спустя несколько долгих мгновений опомнился и поймал себя на том, что уже с минуту, скрючившись в полунаклоне, бесстыдно пялится на обтянутые красной тканью ягодицы. Тело как кипятком окатило, кровь прилила к лицу, даже на лбу выступили капельки пота — и вовсе не от жары, на улице ещё было по-утреннему свежо. «Да куда же ты смотришь?!» — внутренне взвыл Юрка. Стало неловко от всего: от глупой позы, оттого, что раскраснелся, от того, что пялился, а тут ещё эта непонятная реакция — лёгкий приятный спазм. Нет, реакция была вполне себе понятной, Юрка не раз испытывал её. Но непонятно было то, почему к Володе? Почему не к девушкам? Ведь их, красивых, стройных, гораздо более интересных, чем Володя, тренировалось здесь немало. Но если девушки были «интереснее» Володи, то почему же Юрка смотрел так именно на него? Может быть, во всём виновато утро, Юрка попросту не успел проснуться? Вряд ли кто-то обратил внимание на его поведение — всё это продлилось недолго, но после вчерашнего разговора о журналах и откровенных и нелепых вопросов Юрке стало невероятно стыдно перед самим собой. Но от жуткого смущения и новых мысленных укоров его отвлек голос физрука Жени, вместе с которым на площадку явилась и Ира: — Доброе утро, пионеры! Начинаем зарядку! *** Юрка был настолько ошарашен тем, что произошло на зарядке, что вот уже час не мог прийти в себя. Как будто сквозь слой густого тумана он брёл на завтрак, потом — возвращался в корпус, собирался на торжественную линейку, надевал форму для Зарницы, повязывал галстук. Он посмотрел на настенные часы — опаздывает. Из корпуса уже все разошлись, с улицы слышались отдаленные звуки проходящей линейки — голос Ольги Леонидовны, усиленный динамиками. А Юрка в одиночестве стоял перед зеркалом и никак не мог соорудить правильный узел из красной тряпки на шее. Начал злиться. — Ты чего это на линейку не идешь? — Голос Володи так внезапно разорвал повисшую в комнате тишину, что Юрка вздрогнул. А внутри его будто молнией ударило — Володя появился слишком неожиданно, и совсем некстати было видеть его сейчас. — Я… я скоро. А ты чего тут?.. Сюда?.. — Моих Лена повела на линейку, тебя на площади не было, вот и пришёл. Мой отряд в штабе остаётся, ты с нами? Искоса поглядывая на подбородок Володи в отражении зеркала, Юрка даже не повернулся к нему — не хотел поворачиваться и смотреть в глаза... А когда сообразил, что сегодня целый день его не увидит, будто гора с плеч свалилась. Хорошо, что вчера от Алёшки Матвеева отвертелся и не согласился остаться в штабе. — Юра, ау! Чего молчишь? Что-то случилось? Юрка раздраженно дернул концы галстука и отпустил их запутанными. Повернулся к Володе и, стараясь не смотреть ему в лицо, сказал куда-то в сторону: — Не с той ноги встал, наверное. Теперь ещё и опаздываю. Ты иди, я догоню. — И ему на самом деле в этот момент больше всего на свете хотелось, чтобы Володя поскорее ушёл. Но он, наоборот, шагнул ближе, понимающе улыбнулся и хмыкнул: — Ну как так, Юр? Ты всю пионерию прошёл, взрослый уже человек, а галстук завязывать не умеешь, — сказал он и, протянув руки, ловко принялся перевязывать Юрке галстук. — Я не... — захлебнулся тот собственными словами. В горле пересохло, Юрку снова бросило в жар. Володя справлялся с узлом до того ловко, будто всю жизнь только этим и занимался — завязывал галстуки. Тут намотать, там продеть, затянуть — и готово. Заправляя галстук под воротник, он легонько коснулся Юркиной шеи. Казалось бы, случайное секундное прикосновение, а Юрку будто током ударило. — Нужно будет научить тебя повязывать галстук, — решил Володя. — Что? — Юрка его вроде и услышал, но за гулом в ушах не понял смысла сказанного. Володя вздохнул: — Научу тебя плохому, говорю! — и хитро подмигнул. — А-а? — Юрка изумленно изогнул бровь. — «Научи меня плохому. Ну научи!» — это в «Ералаше» было. Юрка насупился — у него тут сердце колотится, как в припадке, а Володя шутить вздумал? — Ну так что, пойдёшь со мной в штаб? — снова спросил Володя, будто не замечая, что с Юркой что-то происходит. — Нет, я со своими в лес. На отрядном собрании решили, что буду разведчиком. — А, ну ладно… Блеск в его глазах померк, Володя погрустнел, а Юрку кольнула совесть. — Я просто обещал! — поспешил оправдаться он. Хотя на самом деле никому ничего не обещал. Попроситься в разведку он только собирался… И зачем он врёт? Снова! И кому? Володе! Но времени на размышления не оставалось — Юрка слышал, что на площади замолк микрофон и протрубил горн, призывающий пионеров строиться и выдвигаться к месту проведения Зарницы. — Ладно… Идём, — Володя пошел к выходу из корпуса и помахал Юрке рукой. — Вечером, может быть, свидимся, моя малышня тоже в лес просилась, но мы с Леной пока не придумали, как всё устроить. Юрка только агакнул и унесся в сторону площади — туда, где колонны пионеров под началом физруков и вожатых расходились в разные стороны — две команды, каждая на свою локацию. Но, избежав общества Володи, Юрка не смог избежать собственных мыслей, которые так или иначе его преследовали. Он не мог не думать обо всём, что произошло, о своих реакциях. Он не мог не думать о Володе. Так получалось, что даже если Юрка пытался не вспоминать об утреннем конфузе, все равно рассуждал о чем-то, что так или иначе касалось Володи. Например, о том, как он там, справляется ли с малышней в штабе. И ещё о том, что обещал вечером прийти к ним в палаточный лагерь с ребятами. А потом — о вчерашней ссоре, о разговоре. Каким виноватым Володя вчера выглядел там, у сетки корта! И таким искренним, что теперь Юрка корил себя! Как он мог усомниться в нём? Как только мог — пусть лишь мысленно — назвать его вруном и не поверить в искренность его дружбы? А мысли о дружбе так или иначе возвращали Юрку к мыслям о том, что случилось на зарядке и позже — в корпусе. Искренность дружбы… А сам-то Юрка искренен? И если да, то почему так испугался случайного прикосновения? То, что это был вовсе не испуг, Юрка совсем, ну вот совсем-совсем, не хотел признавать. За этими тяжкими думами интереснейшее действие, одно из самых долгожданных и важных событий в пионерлагере — Зарница, прошло как в тумане и запомнилось лишь отрывками. Юрка пытался сосредоточиться, но ничего не выходило. Он злился: «Сколько можно думать о посторонних вещах! Соберись, тряпка! — И тут же бросался оправдываться: — Ну как это о «посторонних»? Разве Володя — посторонний? Нет, он очень… очень...» — Но так и не мог подобрать точного определения тому, насколько и в чём Володя для него «очень». Ира Петровна разрешила ему быть разведчиком и даже обрадовалась Юркиному стремлению, убежденная, что он обязательно раскроет диспозицию вражеской базы. Юркина команда расположилась на отведенной для них территории. В компании Ваньки и Михи Юрка принялся ставить палатку, как его огорошили совершенно безрадостной новостью — Маша напросилась в разведку с ним. Просилась она долго, хныкая и заламывая руки — Ира не хотела оставлять их наедине, но всё-таки сдалась и отпустила. Застёгивая гимнастёрку, Юрка поглядывал на них искоса и задавался всего одним вопросом — на кой чёрт, спрашивается, Маше нужно быть с ним в паре? Её мотивы прояснились совсем скоро. Стоило оказаться посреди леса, где уже могли шнырять вражеские шпионы и бойцы, как Маша, помявшись несколько минут, скромно спросила: — Юр… Вы же с Володей дружите?.. Юрка закатил глаза и цокнул языком — ну, всё ясно. Зачем же ещё он нужен девчонкам? Чтобы выполнять функцию рупора, разумеется, — трещать про вожатого пятого отряда! — Юр, а почему он на дискотеки не ходит? Сначала Юрка пытался её игнорировать. Решил, что, если станет показательно молчать и не будет отвечать на вопросы, она поймёт… И Маша, наверное, поняла. Вот только не успокоилась: — Ну Юр, но я же не прошу тебя делать что-то там или… Ну просто расскажи! У него девушка есть, да? Спустя вопросов десять, которые стали повторяться заезженной пластинкой, Юрка начал злиться. — Юр, ему Полина нравится? Он же наверняка делился с тобой… Он так на неё посмотрел на прошлой репетиции... — Как «так»?! — вспылил Юрка. — Ни на кого он никак не смотрел! Он сюда вообще-то работать приехал! От неожиданности Маша остановилась, уставилась на него и испуганно моргнула. Юрка кивнул ей идти и добавил тише: — Маш, мы на разведке, понимаешь? Если нас с тобой заметят и возьмут в плен или убьют, наши потеряют целую кучу баллов! И она успокоилась. Минут на двадцать. — Юр… А он что-нибудь обо мне говорил? От раздражения у него на загривке зашевелились волосы. — Ну Юр… Тебе что, сложно сказать? Понимаешь, просто… — она покраснела, подошла ближе, дёрнула Юрку за рукав. — Понимаешь, Володя… он мне нравится… Но он какой-то непонятный. Как будто никого не замечает вокруг, как будто ему никто неинтересен… Поэтому ты — моя единственная надежда, чтобы с ним сблизиться… — Сблизиться? Маша, вот только не надо впутывать меня в свои дела! Мне и так из-за тебя досталось. Хватит. — Ну Юр, разве я много прошу? Просто спроси его про меня. Ты же можешь. Вы ведь с ним часто бываете вдвоём. Ночью, например, или днём в отбой просто скажи ему… то есть, спроси… — Постой-ка, — велел Юрка и остановился сам. — Откуда ты знаешь, что в отбой я ухожу к нему? — Тоже мне секрет! Все об этом знают. И что по ночам ты тоже с ним. — А сама-то ты по ночам с кем и где шатаешься? Маша опешила: — «Шатаюсь»? Сам ты шатаешься! И вообще, это не твое дело! — Это мое дело! Потому что Ира думала, якобы мы с тобой какие-то шашни завели. Вдобавок из-за этого она с Володей поссорилась, так что твои прогулки теперь касаются и его. Почему она так подумала? С кем ты шатаешься и где? И при чём здесь я? — А мне-то откуда знать? Ирину об этом и спроси. И про меня спроси. Только не её, а Володю… Я ведь сама не могу: во-первых, это неприлично, что он обо мне подумает? А во-вторых, у меня даже случая нет, чтобы просто поговорить. Ты все время рядом. Помоги, а? Давай не за просто так. Давай я уступлю тебе пианино? Не на весь спектакль, а на какую-нибудь композицию. Не «Сонату», конечно, а на что-нибудь попроще... Юрку страшно раздражали такие расспросы. Но он держал бы себя в руках, если бы не последнее. — «Попроще»? — повторил он. — Попроще! Мне послышалось, или ты удумала ставить себя выше меня? — Да что ты? Конечно нет, я просто... — Размечталась! Ты ведь ставишь себя выше не только меня, а всех остальных. Думаешь, ты — единственная, кто его достоин? Пуп земли? Вот Володя взял, разогнался и влюбился в тебя! — Я себя выше не ставлю! — начала сердиться Маша. — Но почему бы и не в меня? Ты оглянись вокруг! В кого еще-то? — она прыснула. — В тебя, что ли? Юрка закатил глаза и от досады хлопнул себя ладонью по лбу. — Ты про Полину говорила, например. — Так, значит, это она... — Я не знаю! И вообще, с чего ты взяла, что он в кого-то... Юрка так разозлился и так разошёлся, что не заметил слёз, навернувшихся ей на глаза. Зато заметил мелькнувшие неподалеку в кустах за Машиной спиной жёлтые пятна — вражеские погоны. — Прячься! — прошипел он и сорвался с места. Разведчики вражеского отряда — в одном из них Юрка узнал Ваську Петлицина — протопали мимо. Ни Машу, ни его не увидели. Юрка определил по примятой ребятами траве, когда следует свернуть с тропинки, чтобы выйти к их базе, и отправился в путь. Маша, всем видом показывая, что дуется на него, шла молча. И наслаждающийся тишиной Юрка спустя минут двадцать вывел их к вражескому лагерю. Жёлтая команда расположилась на территории, где лиственный лес переходил в хвойный. Песчаник под палатками был усыпан шишками и иголками, а в воздухе пахло смолой. Юрка в очередной раз нырнул в густые кусты и принялся наблюдать за врагами издали. Но ничего исключительно интересного не заприметил — там происходило всё то же самое, что и в Юркиной команде. Пара девчонок хлопотала у костра, Петлицын с напарником пересекали лагерь по центру — судя по всему, топали к палатке командира. Физрук Семён принимал у ребят спортивные нормативы: прыжки, приседания, отжимания, растяжку. Большинство ребят стояло на стрёме вокруг жёлтого флага. Юрка посидел в укрытии ещё недолго: отметил на самодельной карте местоположение врагов относительно собственной базы и, сверившись с компасом, обрисовал путь. Теперь им с Машей предстояло целыми и невредимыми вернуться в свой лагерь, чтобы отдать информацию командиру Ире и начать штурм. Он чувствовал себя выжатым лимоном. Грязным, пыльным и замученным лимоном! До базы он кое-как добрался, но на его пути трижды встречались вражеские бойцы, по перешептыванию которых Юрка с Машей узнали, что все остальные разведчики их команды были обезврежены. Поняв, что они остались совсем одни и что теперь от них зависит очень многое, Юрка по-настоящему испугался. Но страх, что их поймают и штурм задержится, был «хорошим» — рациональным. И на время перекрыл собой другой страх — «плохой», иррациональный, глубинный, стыдливый — подозрение, что с Юркой что-то не так. В шуме мыслей о Зарнице потерялись воспоминания о произошедшем, и Юрке впервые за этот день стало хорошо. Появлялись новые, правильные решения, желания и предположения, например, что Юрка мог бы уложить каждого шныряющего мимо бойца и сорвать с него погоны. И его это искренне увлекало. Потом появлялись новые мысли, тоже «хорошие» — что, нет, ему нельзя убивать врагов, ведь он — гонец с важнейшей информацией. Юрка наслаждался свободой от страха, стыда и сомнений, волнуясь за Машу, за штурм, за победу, то и дело прячась, скрываясь и притворяясь деревом. Когда они явились в лагерь и отдали разведданные Ире Петровне, деловитая вожатая, крутясь на месте и демонстрируя капитанские погоны на солдатском кителе, разделила бойцов на три группы: первая должна была остаться в лагере, чтобы охранять синий флаг, вторая во главе с нею — идти напрямик к вражеской базе, а третьей во главе с Женей она приказала пробраться к базе с тыла, то есть по обходному маршруту. К большой Юркиной радости Ира взяла с собой Машу, а его отправила к Жене. Путь был долгим и муторным, потому запомнился перепутанными картинками бесконечного леса, гимнастерками товарищей, перешёптыванием и волнением, что из-за шума, производимого десятком ребят, их засекут и поймают. Но всё-таки войска были благополучно переброшены и оставлены в засаде ждать, когда другая половина явится на передовую. Женя лежал под кустом рядом с Юркой и лихорадочно шептал: «Жёлтые не ждут нападения с тыла, у нас есть преимущество, мы возьмем флаг раньше Ирины». Юрка прыснул в кулак, ему хотелось добавить: «И бросим его к её ногам». Как только был получен первый сигнал о прибытии войск, ребята выступили, но начался не организованный штурм, а какая-то детская драка. Все столкнулись, всё смешалось в куче малой. То кружась в этой куче, как в центрифуге, то выныривая из неё и снова ныряя, Юрка сорвал погоны у двоих ребят. Одного ранил — это был Митька, его левый погон остался на месте. А второго — Петлицына — убил, сорвав с него сразу оба. Когда Ириными молитвами и Ванькиными руками жёлтый флаг был взят, синий отряд встал строем и отправился восвояси, распевая военные песни. Ира светилась радостью. Женя, расстроенный тем, что первым к флагу подошёл не его, а её боец, плёлся в стороне и тихо матерился. Юрка хохотал и пел вместе со всеми: «Спой песню, как бывало, отрядный запевала, А я её тихонько подхвачу. И молоды мы снова, и к подвигу готовы, И нам любое дело по плечу!» Но радость радостью, а от усталости подкашивались ноги. Хотелось покоя и тишины. Вернувшись в победно гомонящий лагерь и наскоро поужинав, Юрка скрылся от шума в своей палатке и распластался на жёсткой подстилке звездой. Пытаясь задремать, он закутался в спальник с головой, но сон не шёл, ведь уснуть мешали не звуки с улицы, а собственные мысли. Теперь, как Юрка ни старался, заглушать их не получалось. Если днём, занимая себя делами, он кое-как гнал эти мысли, то теперь, оставшись в одиночестве, больше не смог: надо набраться смелости и прекратить обманываться — то, что произошло на зарядке, не могло быть обычным утренним конфузом. Ведь интерес и желание смотреть на Володю оказались столь сильными и глубокими, что до сих пор от воспоминания об этом приятно щекотало в груди. Да что это? Как же так… Ведь неправильно засматриваться так на людей, а тем более на него… И неловко от того, что, если отбросить все отговорки и быть честным, взгляд отводить совсем не хотелось! Юрке стало тошно от самого себя. Он резко сел. Скинув спальник, потёр лицо руками, с остервенением принялся чесать голову. Не потому, что она чесалась, а потому, что хотелось содрать с себя все эти постыдные мысли — не нужны они! Снаружи смеркалось, доносились звуки лагеря: кто-то бренчал на гитаре, лилась негромкая весёлая песенка. Со всех сторон галдели десятки пионерских голосов, и Юрке даже показалось, что он отчётливо слышит, как неподалеку пухляк Сашка делится мнением о гречневой каше, которую подавали на ужин. — Вечер только начинается, а ты уже спишь, боец? Сперва Юрке показалось, что голос Володи ему снится. Но только приоткрыл глаза… И над ним действительно стоял он. В таком же, как у Иры кителе, но с двумя отличиями: на Володином сверкали блестящие пуговицы, а погоны на плечах были не капитанскими. Совершенно растерянный — мысли о причинных местах ещё не до конца выветрились из головы, — Юрка попытался поприветствовать его спокойно, но нервозные нотки в голосе всё равно проскочили: — Здравия желаю, товарищ лейтенант. — Старший лейтенант, — улыбнулся Володя, повернувшись, чтобы продемонстрировать погоны полностью, и указал пальцем на звёзды. — Ой, и правда, — неискренне удивился Юрка и снова лег. — Жив ещё? — Почти. Но они пытались! Представь, забыл пропуск получить, пошёл в штаб, а мои на стрёме, требуют предъявить. Повисли на руках и ногах и давай тянуть в разные стороны и колотить по спине. Они же не понимают, что кулаки у них хоть и маленькие, но бьют прилично. Всё тело теперь болит. И плечи. Не разомнёшь? — Н-нет… — заикнулся Юрка. — Не умею. — Жаль… — Володя поджал губы и растянулся рядом на спальнике, с наслаждением выдыхая: — Как хорошо-о-о… Юрка лежал, боясь пошевелиться. Володино плечо с жёсткими подплечниками и чёрными погонами «СА» — Советская армия — прижималось к его плечу. Юрка не мог ни игнорировать это прикосновение, ни отодвинуться, прекратив его. А Володе, казалось, всё было нипочём. Он повернулся на бок, посмотрел на Юрку и прищурился — тот отвёл взгляд. — Что это у тебя… — Он протянул руку к его всклокоченным волосам, но Юрка отпрянул. Ещё вчера он ни за что бы этого не сделал, но после произошедшего Володины прикосновения ощущались слишком остро, будто пронизывали его с ног до головы, пугали. — Трава? Почему у тебя в волосах трава?.. — ... а в голове опилки… — сконфуженно закончил за него Юрка. — Разведчик. Весь день по лесу шатался. Володя посмотрел на него с печалью во взгляде. — А меня весь день доставала моя малышня… После обеда как сговорились, давай ныть: хотим как взрослые, хотим на Зарницу с ночёвкой! Капризничают, канючат. Лену чуть до крика не довели. — Володя положил руку под голову. — Саня и Олежка разбушевались так, что у меня и выхода другого не было, кроме как привести их сюда. Юрка старался слушать его, но получалось не очень. Смысл сказанного терялся в желании тоже прикоснуться к Володе... Юрка резко отвернулся и пробурчал: — Ира говорила, что с тобой придёт только несколько ребят. А остальные? — Я им сказал, что пойдут только те, кто лучше всех себя в работе штаба проявят. — И много проявивших? — Нет, я их строго отбирал… в основном наши театралы. Некоторые расстроились, конечно, но пришлось дать им выбор: либо идут несколько ребят, либо не идет никто, потому что я на себя такую ответственность брать не собирался. Ну и потом Лена пообещала их вечером в кинозал отвести, мультики поставить... Юрка поднялся и сверху вниз посмотрел на Володю — расслабленного, без следа усталости на лице. Ну да, он, конечно, по кустам не бегал и вражескую базу не штурмовал, но ведь малышня выматывает не меньше… — Пойдём — Страшилки опять? — буркнул Юрка, пряча за фальшивым раздражением от страшилок недовольство самим собой. — Надоели уже, да? — кивнул Володя. — Мне тоже. Но нет, не обязательно страшилки. Хотя если попросят, расскажу одну про Пиковую даму. Володя тепло улыбался, в его глазах плясали озорные искорки, но Юрке вдруг стало безумно тоскливо на душе. И он буркнул: «Идём» — и пулей вылетел из палатки. Из-за этого треклятого утреннего происшествия ему теперь казалось, будто в Володином поведении есть какой-то подтекст, будто не от усталости он лёг и не из любопытства полез к его волосам. Но всё это только казалось — Володя не мог ни о чём знать, просто не мог! Он же ничего не видел, а всякие неприличные мысли — Юрка бы зуб дал, — никогда не роились в его честной и светлой комсомольской голове. Володя вышел за Юркой следом и в недоумении уставился на него. Вожатого тут же окружили Олежка и Саня и повели усаживать на специально занятое ими для него место. А Юрка, пользуясь временным одиночеством, уселся в отдалении от костра. Слушая Иру Петровну, ребята так притихли, что даже до Юрки доносился её негромкий голос: — ...Первые пионерлагеря появились в двадцатых годах и были полевыми, то есть вместо корпусов и палат первые пионеры жили в палатках. Помните кинофильм «Бронзовая птица»? — дети закивали. — Было в точности как там. Разумеется, если получалось найти пригодное для лагеря здание, пионеры селились там. Но, как вы должны знать, ненадолго, потому что в те времена развитых городов, как сейчас, было мало и в основном люди жили в деревнях. Так вот, главной задачей пионеров того времени было помогать деревенским вести хозяйство, обучать грамоте детей... — ...чтобы они строчили доносы и получали за это путевки в «Артек», — дополнил Юрка, но его никто не услышал. Ира Петровна продолжала: — Главным мероприятием в пионерлагерях было собрание вокруг костра, на котором обсуждались результаты работы пионеров за день: скольких обучили грамоте, скольким помогли, что построили или починили. Составлялись планы на завтра. Пионеры самостоятельно, без взрослых, решали, кто из них достоин похвалы, а кто — порицания, и проводили воспитательную работу… История пионерских лагерей Юрке наскучила — Ира рассказывала её каждую смену, потому что всегда находились те, кто об этом ещё не знал. Сейчас, например, в роли главных слушателей выступали Володины малыши, особенно Олежка, который был поглощен историей настолько, что выпучил глаза и забыл закрыть рот. Остальные вежливо молчали, молчал и Юрка. Всматриваясь в ночную темноту, он внимал надоевшей истории, лишь бы она заглушала внутренний голос, который опять его донимал. Вдруг позади раздался негромкий, но отчётливый шорох. Определив, откуда идёт звук, Юрка напрягся. В кустах, что росли в паре метров от него, шуршал какой-то зверь! Вспомнив, что в этом лесу диких зверей уже давно не водится, он мигом догадался, что за животное планирует ночной набег на лагерь, и, никому ничего не сказав, на цыпочках подкрался к кусту. Тихий-тихий писк раздался откуда-то снизу справа, Юрка озадаченно присмотрелся к основанию куста. Жухлая прошлогодняя листва, укрывающая землю, зашевелилась… Сердце ушло в пятки, а по загривку пробежался табун холодных мурашек: «А вдруг там змеи?!» — подумал Юрка в ужасе, и время будто остановилось. Медленно, стараясь не делать лишних движений, он шагнул от куста назад. Юрка видел этих прелестных пресмыкающихся не раз и прекрасно знал, что приближаться к ним ни в коем случае не следует. Знал, что днём гадюки, как создания хладнокровные, любят погреть тельце под солнечными лучами, но знал ещё и что июль для них — период плодовитости, так что клубиться в гнёздах они тоже любят. В памяти быстро заскакали фразы с уроков ОБЖ и биологии, что гадюка — как заводной механизм: чем ближе ты к ней подходишь, тем в более плотные кольца она сворачивается. А потом она как пружина: прыгает и кусает. Чем ближе укус к голове — тем опаснее. А Юрка, дурак, отважно полез в кусты среди ночи, о змеях даже не вспомнив и никому ничего не сказав. Собираясь крикнуть вожатым, что, возможно, нарвался на змеиное гнездо, он уже успел попрощаться с жизнью и приготовился к тому, что на него сейчас бросится разъяренная гадюка, как тут бурый кленовый лист приподнялся и оттуда показался... нос-пуговка. А потом послышалось тихое «Фы-фы-фы-фыр». — Ёж! — с облегчением вздохнул Юрка, когда из листвы показались и колючки. Всё-таки правду говорят, что первая мысль всегда самая правильная, а в первую очередь Юрка подумал именно о еже. Ёж тоже думал о Юрке — его маленькие глазки-бусинки внимательно наблюдали за ним из-под куста. Присев на корточки и вытянув руки, Юрка приготовился его схватить. Но зверь, вопреки ожиданиям, не удрал. Наоборот, он вышел к нему и уткнулся любопытным носом в кроссовок. После такого приветствия Юрка просто не мог оставить его — такого милого и смелого, под кустом. Незваного гостя определенно нужно было показать детям! Хмыкнув, он снял куртку, укутал в неё нового знакомого и отнёс к костру. Ёж произвел настоящий фурор как среди первого, так и среди пятого отряда. Не дослушав Иру, ребята повскакивали со своих мест и сгрудились вокруг Юрки кучкой. Отобрали ежа, стали передавать из рук в руки, пытались тискать и гладить. Умиляясь над тем, как смешно фыркает, окрестили Фыр-фыром. Никто, даже сам Фыр-фыр, не возражал против этого имени. Когда эмоции поутихли, нужно было решать судьбу Фыр-фыра. Ира объявила голосование, как поступить: отпустить его или отнести в красный уголок. Единогласно решили, что прежде всего ежа нужно накормить, а потом оставить для красного уголка. А когда все успокоились окончательно, поняли, что ежа до утра негде держать. — Я видел в полевой кухне коробки из-под тушёнки, — вспомнил Володя. — Думаю, что Зинаида Васильевна не будет против, если мы возьмем одну. — Картонные? А не прогрызет? — с преувеличенным сомнением протянула Ира Петровна, своим тоном ещё раз напомнив Володе о том, что мир между ними не установлен. — Даже если прогрызёт, — вмешался Женя, — ничего страшного не случится, убежит в лес и всё. — Зинаида Васильевна нас за это по головке не погладит! — нахмурилась Ира. — Ирина, чего ты хочешь? — спросил Володя. — Чтобы мы отнесли его в лагерь? Среди ночи и через лес? — Нет. Ночью не отпущу. Закрой у себя в палатке. — Я не один буду спать, а с мальчишками. — Ну придумай что-нибудь, — огрызнулась она. — Что ты хочешь услышать? «Под мою ответственность»? Хорошо, под мою ответственность. Нашла повод для скандала! — рассердился Володя. — Ребята, давайте не при детях. — Женя примирительно похлопал обоих по плечам. Дети, стоящие кружком, озадаченно переглядывались. — Если что, я найду Зинаиде хоть десять отличных коробок. Настроение Юрки и без того было не самым лучшим. А присутствовать при перепалке, причиной которой на самом деле был он — ведь из-за него же Володя тогда в театре брякнул про «влюбилась», — грозило испортить настроение окончательно. И Юрка не спросил, а объявил: — Тогда я пошёл за коробкой, — и, не дождавшись ответа, потопал к кухне. — Я с Коневым, — послышалось сзади, и вскоре Юрку настиг недовольный Володя. Включив непонятно откуда взявшийся фонарик, он осветил Юрке путь, хотя ночь была лунной и электрического света не требовалось. — А с тобой-то что не так? — спросил Володя сердито. — Вот только не надо срывать злость на мне, — буркнул Юрка. — Всё со мной нормально. — Нет-нет, я не собирался срывать. Если это так прозвучало, то извини. Но… Юр, мне кажется, что ты меня избегаешь. — Да нет, я просто устал. — Юра, ну не обманывай меня. — В его голосе прозвучала досада. — Я вижу, что что-то не так. Ты обиделся? Почему? Я что-то не то сказал? Или что-то не так сделал? — Володя окончательно встревожился и, заглянув Юрке в глаза, положил руку ему на плечо. Но Юрка не хотел, даже боялся телесного контакта, и сбросил её. А Володя совсем растерялся: — Неужели это до сих пор из-за журналов? — Да нет, просто… — Ну что ты заладил «просто-просто»! Говори прямо, что не так? — Всё нормально. У меня настроение с самого утра плохое, не хотел тебе портить. — И всё равно испортил. — Чем это? — удивился Юрка, остановившись возле кухни. — Тем, что избегаешь меня. Я ведь беспокоюсь... — Чего-чего, беспокоишься? — опешил Юрка, но в груди почему-то потеплело. — За меня? — Ты же мой друг, конечно, я за тебя беспокоюсь, и волнуюсь, и... — Володя замялся и опустил взгляд. Поджал губу, потом прокашлялся и произнес осторожно: — Давай так. Если на самом деле что-то случилось, обязательно скажи мне, я всё-таки… не чужой. А еще — вожатый. Я помогу. Хорошо? — Хорошо. Но я правда всего лишь устал. Всё в порядке, Володь, — но Юрка не его, а скорее сам себя убеждал в этом. — Договорились, — кивнул Володя. — Завтра, пока все спят, мы собираемся сходить на рыбалку. Хочешь с нами? Или устал? Придётся вставать в пять утра. — Ох, в пять утра — это караул... Если я не высплюсь, буду целый день злой, сонный и вообще сам не свой. — Ты и так сам не свой, — пробормотал Володя, когда они, найдя коробку, повернули с ней к костру. — И я из-за тебя — тоже! Мне когда Алёша сказал, что ты еще вчера отказался идти в штаб, я подумал, что обидел тебя, и вот — весь день всё из рук валится, места себе не нахожу. На такие слова Юрка просто не мог отреагировать равнодушно. Володя без него сам не свой? Места не находит, всё из рук валится? Значит, Юрка нужен ему. Как приятно было чувствовать себя нужным. Тревоги о том, что случилось на зарядке, отошли на второй план, захотелось, чтобы всё вернулось на свои места. И Юрка улыбнулся: — Хорошо. Ладно. Встану. — Только у Иры не забудь отпроситься. — Конечно. Ты ей, если что, подтверди, что я с тобой. Где встретимся? — Я сам тебя разбужу. *** Юрка был уверен, что проснуться в пять утра выше его сил. Он, конечно, заставит себя, но это будет не пробуждение, а воскрешение. Он и в обычные утра просыпался ой как неохотно, а тут ещё и после такого напряженного дня… Но его опасения остались всего лишь опасениями. Стоило забраться в палатку, как усталость дала о себе знать — он уснул сразу же, как уткнулся носом в подушку. Но сон был тревожный — и тут мысли о Володе не оставили его в покое. Юрка всю ночь повязывал ему галстук, постоянно путаясь в узлах, а потом касался его шеи. Под несмелыми прикосновениями Юркиных пальцев Володина кожа покрывалась мурашками. А за ней уже в реальности всё Юркино тело покрылось ими, и он проснулся резко, в панике. Открыл глаза, сел, тяжело дыша, попытался сообразить, где находится и сколько сейчас времени. Вокруг стояла кромешная темнота и полная тишина, только ветер снаружи шумел, шелестя листвой в кронах деревьев. Тихо и осторожно, стараясь не разбудить Ваньку с Михой, Юрка вылез из палатки и первым делом в свете луны посмотрел на часы — 4:07. Юрка вздохнул. Можно было поспать ещё, но сна не было ни в одном глазу. Небо начинало еле-еле светлеть. Юрка прикинул — рассветет только минут через тридцать, но уже виднелось первое слабое зарево и далекие солнечные блики нового дня. Делать было нечего, и Юрка отправился искать, где умыться. Нашел самодельный умывальник, висящий на дереве возле полевой кухни, плеснул в лицо воды. По телу пробежала дрожь, а на Юрку напало желание вернуться в палатку, закутаться в спальник и никуда не идти. «Какая рыбалка, какая речка? На улице натуральный дубак!» И он побрел к палаткам, но не к своей. Решил найти Володю. Хорошо, что они с ребятами разбили свой лагерь поодаль от основной команды — иначе бы Юрка, заглядывая в окна-сеточки, часа два искал нужную палатку в потёмках. Три палатки пятого отряда стояли треугольником, выходами друг к другу. Юрка заглянул в каждую по очереди. В одной спали девчонки, в двух других — мальчишки. И Володю Юрка сразу не узнал — тот лежал, завернувшись в спальник по самый нос. Рядом с ним похрапывал Санька, посапывал Пчёлкин и посвистывал носом Олежка. Осторожно переступив через малышей, Юрка подобрался к Володе и сел на колени рядом. Растрёпанный спящий Володя выглядел смешно и как никогда глупо: видимо, читал перед сном тетрадь — она лежала на груди, а рядом валялся включенный фонарик, — да так и уснул, забыв снять очки. Они сползли вниз и мешали, Володя щурился во сне и водил носом, будто ему снилось что-то неприятное. Юрка не смог сдержаться — как можно тише хихикнул в кулак, стараясь не разбудить. Но всё равно разбудил. Володя открыл один глаз. Моргнул, открыл второй, посмотрел сперва непонимающе, потом — подозрительно, потом — в ужасе: — Я проспал?! — и резко сел. — Наоборот, ещё десять минут до подъёма, — Юрка снова хихикнул. Володя поправил очки, приложил палец к губам и взглядом показал сперва на детей, потом — на выход из палатки. — Ты чего проснулся так рано? — спросил шёпотом, когда они вылезли на улицу. Юрка пожал плечами: — Да и сам не знаю. Так получилось. Володя глянул на часы и сказал: — Ладно, уже всё равно половина пятого, надо ребят будить. Разбудишь? Я пока умоюсь схожу. Юрка кивнул и полез обратно в палатку. Пока он будил малышню, Володя успел ликвидировать остатки сна и собрать рыбацкие снасти. К реке их маленькую компанию вёл Юрка — оказалось, что Володя слабо ориентируется на лесистой местности. А Юрка как раз знал отличный рыбацкий пирс неподалеку от лагерного пляжа. Пока они брели к нему, вокруг совсем посветлело, день начинал вступать в свои права. — Ребята, все помнят, как нужно себя вести? — спросил Володя с назиданием. — Напомню. На пирсе не прыгать и не бегать, сидеть спокойно. Рыбалка — это не игра. Рыба любит тишину — будете кричать, напугаете её и ничего не наловите! Но ребята вроде бы и не собирались шкодничать — они толком не проснулись, плелись за Юркой медленно и сонно, зевая через каждые две минуты. У реки шумели камыши и надрывно квакали лягушки. Юрка глубоко вдохнул свежий влажный воздух и ступил на пирс. Доски чуть скрипнули под его весом. По воде стелился утренний туман, который разрезали лучи восходящего солнца. У самого пирса, по густому покрову ряски, прыгала маленькая неприметная птичка. Юрка удивился — и выдерживает же её такой ненадёжный покров. Он даже и не мечтал, что найдет такую тишину и идиллию там, где присутствуют мальчишки из пятого отряда. Но в это утро у реки на рыбацком пирсе было тихо и мирно. Ни шкодник Пчёлкин, ни взбалмошный Санька даже не собирались чудить. То ли до сих пор не могли проснуться, то ли просто были заинтересованы в рыбалке. Сидели на деревянном настиле, держа в руках удочки, и внимательно следили за поплавками — только бы не пропустить клёв. Но рыба не клевала. Клевал Юрка. Носом. — Может, рыба ещё спит? — в шутку спросил он, широко зевнув. За прошедшие полчаса один раз клюнуло только у Олежки, но он не успел быстро вытащить удочку — на крючке осталась половина червяка, а рыба сорвалась. — Какая умная лыба! — Олежка тем не менее не унывал. — Челвяка укусила, а на ключок не поймалась! Юрка следил за своим поплавком, то и дело теряя связь с миром и проваливаясь в дрёму. Недосып и вчерашняя усталость сказались именно сейчас. Сидящий рядом Володя тихонько подбадривал ребят: — Ничего страшного, в рыбалке же главное не улов, а процесс! Это было последним, что расслышал Юрка отчётливо. Он не заметил, как уснул. Только что следил за поплавком, а вот уже склонил набок голову и закрыл глаза, а по телу разлилась сладкая приятная нега… — Клюёт! Клюёт! — Громкий голос Сани ворвался в его сонный уютный мирок. — Тащи! — пискнул Олежка. Юрка открыл глаза и обнаружил под щекой что-то твёрдое и тёплое… Володино плечо. Юрка резко поднял голову, заозирался по сторонам. Его удочка лежала рядом, а в сетке за спинами мальчишек плескалось несколько небольших окуней. Володя молча смотрел на него. — Ой, что-то я… — Юрка замялся, глядя на плечо, на котором только что лежал. — Уснул… — Правда? А я и не заметил, — деланно удивился Володя. Он казался довольным и едва сдерживал смех. — Можешь ещё поспать… полосатый. — Кто?.. — не понял Юрка. — У тебя складки ткани на щеке отпечатались. Вот тут. — Володя ласково коснулся его скулы и рассмеялся. А Юрка, впервые оказавшись так близко к его лицу, разглядел на Володиных щеках ямочки. жүктеу/скачать 0,6 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|