Нация – феномен, не являющийся данностью

International Journal of Information and Communication Technologies, Special issue, march 2022 
95
НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «30-ЛЕТИЕ НЕЗАВИСИМОСТИ КАЗАХСТАНА: 
ДОСТИЖЕНИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ»
речи, понятия, использующиеся для обозначения конкретных абстрактных явлений, не имеют 
надысторического характера. Большинство из них как раз-таки берут свои корни в конкретном 
историческом периоде, впоследствии закрепляясь в сознании человека как нечто само собой 
разумеющееся. Смещение фокуса на исследование генеалогии тех или иных терминов стало одним 
из главных нововведений западной общественно-научной методологии второй половины двадцатого 
века, что в результате и породило такие направления социальных исследований как конструктивизм, 
постструктурализм, герменевтика или даже критическая теория. Впоследствии, привычные для 
многих абстрактные явления вроде класса, расы, этноса или рассматриваемой в данной статье нации 
лишились своего онтологического измерения, подвергшись при этом контекстуальной деконструкции. 
На сегодняшний день, простой обыватель, не имеющий обширных познаний в общественных науках 
и философии, не в состоянии отследить историчность, используемого им, концептуального аппарата
1
, 
отдавая это дело на откуп ученым. Те же, в свою очередь, далеко не всегда подвергают тот или иной 
концепт контекстуальной обработке, что характерно прежде всего для современной казахстанской 
науки, чьи представители, в большинстве своем, до сих пор рассматривают собственную национальную 
идентичность как эссенциальную категорию
2
. 
Прославленными классиками конструктивистской теории национализма являются, в основном, такие 
европейские и англосаксонские авторы второй половины двадцатого столетия как Бенедикт Андерсон, 
Эрнест Геллнер, Мирослав Грох и Эрик Хобсбаум. Каждый из них делает акцент на разные аспекты 
возникновения национализма, однако все исходят из исторической обусловленности данного феномена. 
Нация рассматривается ими как порождение эпохи модерна, рыночных отношений и индустриализации, 
в то время как в премодернистский период религиозная, локальная и династическая самоидентификации 
играли куда более значимую роль, как для европейцев, так и для представителей не европейских культур. 
Если рассматривать именно Европу, то в до современную эпоху многие известные нам страны были 
разделены на огромное количество изолированных крестьянских общин, чьи языки и культура могли 
значительно отличаться, что являлось в то время барьером для налаживания каких-либо меж общинных 
контактов. Единственным инструментом общения на континентальном уровне были классические 
религиозные языки (в средневековье латинский), которыми владели лишь представители европейской 
интеллектуальной элиты. Особенность этого языка заключалась в невозможности его присвоения 
конкретной правящей королевской династией, что, в свою очередь, повышало авторитет католической 
церкви, имевшая de facto монополию на латинский язык, учитывая его религиозное предназначение. Тем 
не менее 
реформация
Мартина Лютера, а также изобретение книгопечатания, вкупе со становлением 
рыночных отношений, ослабили, посредством перевода библии на местные языки и ее распространения 
среди простых масс, позиции церкви и латинского языка, в то время как развитие местных 
административных языков укрепило мощь европейских монархов. Со временем, унификация языкового 
поля, как следствие неотвратимой экстенсификации рынков сбыта печатных товаров при капитализме, 
на основе формирования единой, стандартизированной и устойчивой грамматики, сопровождающаяся 
эволюцией средств массовой коммуникации, позволило простым людям из самых дальних уголков 
нынешних европейских национальных государств понимать друг друга и обмениваться информацией. 
В новых реалиях эти люди, вне зависимости от расстояния, начали осознавать свою принадлежность 
к определенному роду сообщества, чьи границы отныне простирались далеко за пределы их прежней 
общины, но в то же самое время эта новая самоидентификация формировалась лишь в рамках данного 
сообщества. Это и стало предтечей того, что мы сегодня подразумеваем под национализмом (Anderson, 
2006, pp. 37-46). Позже индустриальная революция, породившая высокий уровень социальной 
мобильности среди населения западноевропейских стран, лишь ускорило процесс консолидации 
новых сообществ, поскольку наличие единого государственного языка было, с точки зрения успешного 
экономического роста, весьма практичным. Перманентная конкуренция с другими сообществами 
нового типа вынуждала европейские страны постоянно внедрять в свою экономику инновации, что, по 
сути, было невозможно без всеобщей грамотности населения, которая, в свою очередь, обеспечивалась 
универсальной системой образования, чьими основными столпами были стандартизированный, для 
всего населения страны, язык вкупе с единым культурно-общественным кодом [Gellner, 1983, pp. 19-
38]. Консолидация на основе этой новой (национальной) идентичности достигла своего апогея в эпоху 
расцвета европейского империализма в последней трети XIX – в начале XX века, а к концу Первой 
1
По правде говоря, он в этом и не нуждается
2
Собственно говоря, именно поэтому я и решил включить данный раздел в эту статью.

International Journal of Information and Communication Technologies, Special issue, march 2022 
96

жүктеу/скачать 3,05 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: