НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «30-ЛЕТИЕ НЕЗАВИСИМОСТИ КАЗАХСТАНА: ДОСТИЖЕНИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ» всего лишь гипертрофированной фетишизацией социалистических догм, породило новые, теперь
уже постсоветские, мифы, контуры которых еще прочерчивались казахстанскими интеллектуалами
позднесталинской и постсталинской эпох, но, в силу проживания большей части коренных казахов в
сельской местности, не были полностью восприняты обществом.
После развала СССР, новое поколение историков и деятелей культуры принялось восстанавливать,
как им казалось, нарушенную, советской историографией, справедливость. Но если советские историки,
использую в своих трудах диалектически-материалистическую методологию, руководствовались, хоть
и с идеологическими оговорками, фундаментальными принципами научно-эмпирического познания, то
постсоветская казахстанская историография, по большей части, могла вообще игнорировать научные
законы в угоду этническим или даже узкогрупповым интересам, часто спекулирую и бездоказательно
продвигая тот или иной тезис, внося, таким образом, лепту в развитие постсоветского национального
мифотворчества. В рамках подобного подхода, казахам, как правило, присваивались чуть ли не все
исторические достижения, а также создавался образ врага в виде других этнических групп. Разоблачению
большинства ключевых мифов такие авторитетные казахстанские исследователи, как Нурбулат
Массанов, Жулдузбек Абылхожин и Ирина Ерофеева, которым удалось во всей этой псевдонаучной
атмосфере, сохранить трезвость ума, посвятили отличную монографию под названием «
Научное знание и мифотворчество в современной историографии Казахстана» 12 [Массанов, Абылхожин & Ерофеева,
2007].
Когда волна сельских казахов, являвшиеся часто носителями премодернистских культурных
стереотипов, а, следовательно, еще не имевшие четкого представления о своей национальной
самоидентификации, ринулась в казахстанские города, мифы постсоветской историографии волей-
неволей внедрялись в их деревенские умы, особенно в неокрепшее сознание подрастающего поколения.
Я и сам помню некоторые мифические представления со средней школы, часто навязываемые нам
учителями казахского языка или литературы. С развитием цифровизации национальные мифы
транслировались не только через бумажные источники, но и телевидение, а позднее интернет. И если
бы не относительно благоприятная, по сравнению с большинством постсоветских стран, экономическая
обстановка в нашей стране на протяжении последних двадцати лет, не считая периода коронавируса, то
неизвестно, чем это бесконтрольное потребление квазиисториографических полуфабрикатов для нашего
полиэтничного общества закончилось. К тому же регулярные контакты с русским этносом, являвшимся
по сути ядром интернационального единства в советскую эпоху, а также редкая способность этнических
казахов приспосабливаться к тяжелым условиям, сохраненная нами еще со времен предков кочевников,
смогли, во многом, нейтрализовать пагубное влияние деструктивного казахского примордиализма в
пользу казахстанской полиэтничности.
Тем не менее ухудшение уровня социально-экономического благосостояния страны на фоне эпидемии
коронавируса, параллельно с упадком доверия к нашему стратегическому партнеру Российской
Федерации, в свете относительно недавних недружественных высказываний некоторых представителей
российского истэблишмента в адрес казахстанской государственности, неминуемо внесли свои
коррективы в национальную политику страны. Усиливаются, не побоюсь этого слова, шовинистские
настроения среди казахоязычного населения, следствием чего были небезызвестные нам языковые
патрули, а также симметричный ответ некоторых наших высокопоставленных соотечественников в
адрес России, этим летом. Помимо всего прочего, некоторыми заинтересованными группами активно
продвигается идея Великого Турана, которая подпитывается мифами о тюркском единстве, а это
безусловно не сулит ничего хорошего [об этом частично говорилось даже в Atameken Business News,
2020].
Даже если проект Великого Турана, как новая политической формации на территории современных
тюркских государств и реализуется, завершится он, выражаясь словами уже несколько раз упомянутого
Абылхожина, хуже, чем проект под названием Югославия. И дело в данном конкретном случае, не
столько в естественной потребности каждой страны тянуть одеяло на себя, сколько в группоцентризме,
который, в постсоветском Казахстане, пополнил свои ряды новыми формами. После интеграции
значительной части коренного населения в урбанизированную среду, конфликты начали провоцироваться
не только на этнической или племенной почве, но и на чисто экономической (по принципу богатый-
12
К некоторым, изложенным в данной монографии, тезисам, особенно в последней главе, я все же отношусь
скептически
International Journal of Information and Communication Technologies, Special issue, march 2022
104