Microsoft Word И. П. Подласый Педагогика doc

Не был профессиональным учителем отец маленького Паганини. Если верить А. 
Виноградову, приобщение будущего великого музыканта к игре происходило следующим 
образом: «Начался первый урок скрипичной игры. Маленький человек с трудом понимал 
отца. Отец раздражался и на каждый промах сына отвечал подзатыльником. Потом взял со 
стола длинную квадратную линейку и стал ею пользоваться во всех случаях, когда сын 
делал ошибку. Он легкими и почти незаметными ударами бил его по кисти до крово-
подтеков. К тому времени, когда вернулась с покупками Тереза Поганини, синьор Анто-
нио был уже в полной ярости. Он запер мальчика в чулане и велел ему играть первое уп-
ражнение». 
А вот несколько взятых почти наугад литературных свидетельств. Хорошо же до-
сталось их авторам, если спустя многие годы так и не зарубцевались в их душах раны, 
нанесенные немилосердными наставниками. 
Н. Помяловский рисует нам яркие типы «бурсацких» педагогов. 
«... Лобов, прихлебывая из оловянной кружки, просматривал нотату и назначал по 
фамилии, кому к печке для сечения, кому к доске на колени, кому коленами на ребро пар-
ты, кому без обеда, кому в город не ходить. Потом он стал спрашивать учеников, поправ-
ляя отвечающего, когда он отвечал не слово в слово и запивал бурсацкую премудрость 
круто заваренным квасом... 
После экзаменации пяти учеников он стал дремать и наконец заснул, легенько 
всхрапывая. Отвечавший ученик должен был дождаться, пока не проснется великий педа-
гог и не примется опять за дело. Лобов никогда уроков не объяснял — жирно, дескать, бу-
дет, а отмечал ногтем в книге с энтих до энтих, представляя ученикам выучить к следую-
щему, то есть классу. 
Ударил звонок, учитель проснулся и после обычной молитвы удалился. 
Второй класс, латинский, занимал некто Долбежин. Дол-бежин был тоже огромно-
го роста господин; он был человек чахоточный и раздражительный, и строг до крайности. 
С ним шуток никто не любил; ругался он в классе до того неприлично, что и сказать нель-
зя. У него было положено за священную обязанность в продолжение курса непременно 
пересечь всех, и прилежных, и скромных, так, чтобы ни один не ушел от лозы...». 
Науке известно все: кто изобрел паровоз, кто поднял в бескрайние просторы Все-
ленной первый космический корабль. Но, увы, наука не знает имени того человека, кото-
рый первым начал совмещать обучение с поркой. Имена недоброй памяти эксперимента-
торов не вписаны золотыми буквами в летопись педагогики, но их идеи живут, их опыт 
развивается, дополняется новыми и новыми примерами новаторского поиска и смелого 
эксперимента. 
«...Пушар был очень маленький и очень пьяненький французик, лет сорока пяти. А 
нас, воспитанников, было у него всего человек шесть; из них действительно какой-то пле-
мянник московского сенатора, и все мы у него жили совершенно на семейном положении, 
более под присмотром его супруги, очень манерной дамы, дочери какого-то русского чи-
новника... Пушар вошел в классную комнату, подошел к нашему большому дубовому сто-
лу, за которым мы все шестеро что-то зубрили, крепко схватил меня за плечо, поднял со 
стула и велел захватить мои тетрадки. 
— Твое место не здесь, а там, — указал он мне крошечную комнатку. 
— Ты не смеешь сидеть с благородными детьми, ты подлого происхождения и все 
равно, что лакей. 
И он пребольно ударил меня по щеке...». 
Это уже Ф. Достоевский рассказал о своем первом столкновении с обучением. А 
досталось великому русскому писателю от невежд-учителей немало... 
Испил горькую чашу невежественного обучения и А. Герцен. Его учитель пред-
ставляет собой новый распространенный некогда на Руси тип педагога — не бьет, не кри-
чит, но и не учит. 
«... Женевец был человек лет сорока, седой, худощавый, с юными голубыми глаза-

ми и со строгим благочестием в лице. Он был человек отлично образованный, славно знал 
по-латыни, был хороший ботаник. В деле воспитания мечтатель с юношескою добросо-
вестностью видел исполнение долга, страшную ответственность; он изучал всевозможные 
трактаты о воспитании и педагогии от «Эмиля» и Песталоцци до Базедова и Николаи; од-
ного он не вычитывал в этих книгах — что вернейшее дело воспитания состоит в приспо-
соблении молодого ума к окружающему, что воспитание должно быть климатологиче-
ское, что для каждой эпохи, — так, как для каждой страны, еще более для каждого сосло-
вия, а может быть, и для каждой семьи, — должно быть воспитание...». 
Вы слышали когда-нибудь о дидактогении? Пренеприятнейшее явление. Оно охва-
тывает именно такие случаи, о которых только что рассказывалось. Это, так сказать, об-
щее название для всего плохого, дурного в школе. А если поподробнее, то дидактогения 
(от греческих слов «педагог» и «рождаю») означает «умышленное или непроизвольное 
(рожденное обстоятельствами) действие педагога, приводящее к отрицательному эффек-
ту». Действие это может выразиться поступком, словом, жестом, мимикой, поведением и 
т. д. 
Дидактогения — явление древнее. Еще в старину поняли ее пагубное влияние на 
обучение и был даже сформулирован закон, согласно которому грубое, бездушное отно-
шение учителя к ученику непременно приведет к отрицательным последствиям. Дидакто-
гения — уродливый пережиток прошлого. 
Теперь в школах не бьют, не унижают, не оскорбляют, а дидактогения... осталась. 
Ю. Азаров рассказывает об учительнице, которая на уроках главное место отводи-
ла «порядку»: «дети, сесть!», «дети, руки!», «выровняться!», «дети, ноги»... Несколько лет 
подряд учительницу ставили в пример: она владеет классом, она умеет организовывать 
ребят, она держит класс... Вот это последнее — «держать в руках» — наиболее точно ха-
рактеризует сущность ее метода. Метода, увы, дидактогенического. 
Болью проникнуты слова известного грузинского педагога Ш. Амонашвили, без 
устали призывающего преобразовать дело обучения на началах гуманности. В одной из 
статей он вспоминает свои школьные годы, о том, с каким волнением и предчувствием 
неладного раскрывал возвращенную учителем тетрадь. Красные линии в ней никогда не 
приносили радости. «Плохо! Ошибка! Как тебе не стыдно! На что это похоже! Вот тебе за 
это! — так озвучивались голосом моего педагога каждая фасная черточка. Ошибки, обна-
руженные им в моей работе, всегда пугали меня, и я был не прочь выбросить тетрадь или, 
в лучшем случае, вырвать из нее зловещую страницу, заполненную этими, как мне каза-
лось, бранящими меня знаками педагога. Порой я получал тетрадь, которая была испещ-
рена не просто черточками, птичками (в сказках птички обычно вещают о чем-то хоро-
шем, радостном, таинственном), а вдоль каждой строки были проведены волнистые ли-
нии, как искривленные от злости нервы моего учителя. Если в этот момент, когда он ис-
правлял мою работу, я оказался бы рядом, то, наверное, такими же красными полосками 
он украсил меня самого... 
... Но почему я тогда называюсь «учеником», если должен выполнять все задания 
только без ошибок? — думал я в детстве... Неужели учителя всего мира сговорились меж-
ду собой охотиться и тешиться над ошибками своих учеников? Тогда можно предвидеть, 
как мы, дети, их баловали: ежедневно мы в своих рабочих и контрольных тетрадях допус-
кали, по всей вероятности, несколько миллионов ошибок!.. Учитель! — взывает Ш. Амо-
нашвили. Если ты хочешь усовершенствовать и преобразовать свою методику воспитания 
на началах гуманности, то не забывай, что ты сам когда-то был учеником, и добивайся то-
го, чтобы твоих воспитанников не мучили те же самые переживания, что мучили тебя». 
Существенно поясняет ситуацию использование понятия «идеальный педагог». 
Идеальный педагог — образец профессионала, носитель гражданских, производственных 
и личностных функций, сформированных на наивысшем уровне. 
Идеальный педагог — образец для подражания, ориентир для подготовки и эталон 
для сравнения. Структура педагогического потенциала, выраженная через понятие иде-

ального педагога, представлена на рис. 12. 
Следует обратить внимание на динамизм педагогических качеств. Оставаясь неиз-
менными по названию, они постоянно наполняются новым содержанием. Поэтому кон-
кретные особенности качеств идеального педагога должны подвергаться регулярному 
критическому анализу, иначе, окостенев в своем развитии, они будут выглядеть архаично 
и малопривлекательно для острых в своем восприятии действительности учащихся и сту-
дентов. Но дело не только в этом. Существенным недостатком до сих пор было то, что ка-
чества идеального педагога выступали абстрактными ориентирами и завышенными притя-
заниями. 
Почти никогда они не ставали действительными и за их полное, в соответствии с 
идеалом, формирование никто не брался. Теперь же, спроектированные как составляющие 
профессионального потенциала педагога, эти качества перестают быть благими пожела-
ниями, поскольку выступают как цель его подготовки. Задавая последнюю диагностиче-
ски, т. е. так, чтобы ее компоненты можно было честно определить, измерить, а затем и 

проверить уровень сформированности, получаем реальную программу приближения фор-
мирования педагога. 
VII. Понятие «профессиональный потенциал педагога» вводится, чтобы: 
1. Подчеркнуть системный характер педагогической способности. 
2. Показать зависимость деятельности учителя не от отдельных качеств, а от их оп-
тимального сочетания. 
3. Выявить ведущие и относительно второстепенные качества. 
4. Открыть пути к системному анализу качеств педагога. 
5. Все ответы верны. 
VIII. Идеальный педагог — это: 
1. Учитель, ведущий процесс на образцовом уровне. 
2. Абстрактный образ, позволяющий лучше понять цель подготовки учителя. 
3. Учитель, исповедующий определенные научные идеи. 
4. Учитель, стремящийся к образцовому порядку в классе. 
5. Все ответы верны. 

жүктеу/скачать

Достарыңызбен бөлісу: