время как раз так не считал. В ответ я фыркнул, отшутился, но он снова
мне сказал:
— Она тебя любила. Ты ведь и сам это знаешь? Она любила тебя.
Такие слова в
нашей семье говорить было как-то не принято. Жизнь
моей семьи являла собою череду приглушенных вспышек ярости за
закрытыми дверями. Мы никогда не говорили друг другу «я люблю тебя»,
или «спокойной ночи», или «с добрым утром». Любые разговоры шли у нас
напряженно и тяжело. Просто сказать что-либо было все равно что
выложить на всеобщее обозрение самую уязвимую часть самого себя. Но я
все равно постоянно разговаривал. Не от особой какой-то смелости или
чего-то подобного, а скорее из недомыслия, так, как без конца болтают
дети, лишь бы что-то говорить. Просто чтобы производить шум, не
имеющий никакого специального смысла. Однако после смерти матери у
отца вошло в привычку говорить мне эти слова, и я всякий раз
демонстративно на них не отвечал. Мне казалось, мы издавна играем в
какую-то игру по неким уже заведенным правилам, и я не видел
надобности эти правила менять.
Но позднее я начал задумываться: а вдруг это
было не просто мое
ощущение себя как единственного малолетки в семье, как вечного
проказника, несносного мальчишки. Столько лет мне казалось, что я
подшучивал над отцом, притворяясь, будто меня нет в комнате, прячась и
задерживая дыхание, воображая себя невидимкой. Только эгоистичный
ребенок может полагать, что он главный, что он всем воротит, и даже
мысли не допускать, что отец тоже может притворяться, будто совсем тебя
не замечает, поскольку знает, какую радость ты получишь, если его
проведешь.
Как много все же упускается с первого взгляда!
* * *
Моя мать умерла четыре года назад, в сентябре. В
короткий и очень
напряженный отрезок времени она угасла от рака. Я даже не знаю, как
лучше это описать. Я бы не стал употреблять слово «боролась», поскольку
никакой, собственно, борьбы с болезнью не было. У нее нашли рак. И она
от него умерла. Нет такого слова, чтобы описать тот период, когда ты чем-
то болен и уже знаешь, что эта болезнь сведет тебя в могилу. У
матери был
рак легких, развившийся от бластомы пищевода, вот и вся история.
Я никогда не знал, откуда берутся истории и предания в нашей семье,
не знал, какие из них произошли на самом деле, а какие просто придуманы,
чтобы устранить тот или иной сиюминутный диссонанс. Но точно я знаю
то, что у
матери был рак, и что она умерла, и что ее уже несколько лет нет в
живых.
До того, как мать умерла, я далеко не часто обращался к публицистике.
Даже школьные сочинения я вымучивал с трудом. Так бывает, наверное,
когда вырастаешь в семье с неадекватным, излишне недоверчивым
отношением к фактам. Я не имею тут в виду именно правду, поскольку
считаю, что мне все же говорили правду, насколько это
было возможно. Я
имею в виду факты — то, в чем, предположительно, содержится правда.
Вот вам пример: когда я был еще маленьким, то спросил однажды у
дедушки, есть ли в тех яйцах, что мы приносим с птичьего двора, деточки-
цыплятки. Дедушка ответил, что нет, те яйца, которые мы едим, от петухов,
а они, будучи мужского рода, не
способны откладывать яйца с цыплятками.
И я в это очень долго верил. А когда обнаружил, что это совсем не так, то
снова обратился с
этим к дедушке. И он просто в ответ пожал плечами,
обронив: «Надо ж, подумать только!»
Или другой пример: когда матери диагностировали рак, она мне
сказала, что врач предложил ей выбор между химиотерапией и хосписом.
Она несколько раз повторила слово «хоспис» и рассмеялась: «Нет, я боец. Я
буду сражаться». Когда же впоследствии мне эту историю поведала
бабушка, то она сказала, что с трудом уговорили маму не ложиться в
хоспис, что та уже почти подписала все нужные бумаги, чтобы отправиться
дожидаться смерти.
Или еще одна история: в
последний раз, когда я разговаривал с
матерью, она жаловалась мне на брата. Дескать, он выводит ее из себя, без
конца ей названивает, не давая покоя и все время жалуясь, потому что ему
необходимо постоянно бесить ее, добираться до печенок, выводить из себя.
По словам же брата, когда он разговаривал с матерью по телефону, она
сказала, что любит его, после чего очень долго плакала в трубку. Обо мне
они вообще не упоминали.
Достарыңызбен бөлісу: