О чем мы молчим с моей матерью. 16 очень личных историй, которые знакомы многим



Pdf көрінісі
бет36/72
Дата26.10.2022
өлшемі1,3 Mb.
#45413
түріСборник
1   ...   32   33   34   35   36   37   38   39   ...   72
Байланысты:
О чем мы молчим с моей матерью 16 очень личных историй, кот

* * *
Причиной полного преображения моей матери явилось последнее ее
замужество, третье по счету. Во всем, что только можно представить,
Стэнли — третий мамин муж — сильно отличался от Бернарда. Стэнли
был человеком душевным, добрым, легким и непосредственным. Этаким
лысеющим фокусником-любителем, называвшим себя в честь своей
гладкой
макушки
«Великим
Гладини».
Стэнли
был
умным,
проницательным и бесконечно великодушным.
Хоть Стэнли и не был так уж богат, но все же куда состоятельнее
прежних двух маминых мужей (включая моего отца), так что ему было, в
принципе, чем поделиться. И хотя большую часть своей жизни я имела
дело с людьми при деньгах — со своими родственниками, друзьями семьи,
родственниками отчима с их трастовыми фондами, — большинство из них
держали свои деньги при себе. Стэнли был совсем иным — это для нас был
сущий клад, истинный мужчина. С первой же недели нашего знакомства он
обращался со мной и моей сестрой точно с собственными детьми, водил
нас в прекрасные рестораны, осыпал подарками на день рождения и
Хануку, да и впоследствии всегда меня выручал, когда мне случалось
оказаться на мели.
С новым замужеством мама сделалась совершенно другим человеком.
Ту женщину, с которой я жила в середине семидесятых, — переживающую
тяжелые времена мать-одиночку, которая еле-еле сводила концы с концами
на свою жалкую зарплату учительницы начальной школы, «социал-
либералку», как шутили ее друзья, главу местного отделения организации
«Учителя штата Нью-Йорк», разъезжавшую на изрядно помятом,
стареньком «Додж-Дарте», — было теперь просто не узнать.
Теперь она каждую неделю ходила на маникюр и педикюр, а также
еженедельно, а не изредка, как прежде, нанимала себе помощь в уборке
дома. В ее гардеробе появилась совершенно новая категория одежды:
сверкающие вечерние наряды для званых ужинов с танцами и коктейльных


вечеринок, куда она теперь частенько ходила под руку со Стэнли. По
отдельным поводам она получала в подарок золотые украшения и на
школьных каникулах ездила по тропическим странам.
В процессе такого преображения мать внезапно сделалась очень
щедрой к своим дочерям. В браке с Бернардом ей бывало трудно нам что-то
дарить — большей частью потому, что она опасалась потревожить «крутой
нрав» мужа. Для нее это был чисто стратегический выбор — способ
сосуществования с самым злющим человеком в доме.
Как только Бернарда рядом с ней не стало и в кадре возник Стэнли,
мама словно переродилась. Теперь всякий раз, как я к ней приезжала на
выходные погостить, у нас начинался Великий ритуал подношения разных
вещей. К концу уик-энда я обрастала всевозможной одеждой, обувью,
побрякушками, съестными запасами и косметическими пробниками, что
шли в придачу к губной помаде, только что купленной матерью в
«Блумингдейле».
Она и мне частенько предлагала прогуляться туда за покупками, и это
вызывало у меня отвращение. Хотя вроде бы в тринадцать лет, да после
развода родителей мне наоборот бы этого хотеть! Еще и упрашивать маму
взять нас с собою в «Блумингдейл», как некоторые дети умоляют родителей
отвести их в Диснейленд.
После некоторого блуждания по универмагу я начинала ощущать, как
сквозь мамино внешнее антивещистское пренебрежение начинает
просачиваться желание. У нас был своего рода ритуал: для начала мы брали
на троих два супа и один салат в тамошнем ресторане под названием
Ondine. Подкрепившись, мы осаждали стойку косметики Clinique, после
чего отправлялись в секцию для девочек и наконец, попадали в отдел
женской одежды, где давали советы и подсказывали, в каком из выбранных
ею нарядов она выглядит лучше всего.
В завершение каждого нашего выхода в магазин мы спускались в
отдел деликатесов на цокольном этаже, где мама неизменно покупала
маленькую баночку земляничного варенья Little Scarlett, в которой сквозь
стекло проглядывало бессчетное число крохотных алых ягодок.
Потом, в двадцать три года, я уже чувствовала себя при этом крайне
некомфортно. Что это за снобистского вида дамочка и что она сделала с
моей матерью, обычной работягой? И где теперь та женщина, которой
летом 1976 года, после разрыва с моим отцом — почти что без его в этом
участия, — довелось столкнуться с еще большими финансовыми тяготами,
нежели те, к которым она уже привыкла?
Походы в «Блумингдейл», равно как и все остальное, приятное и


радостное в нашей жизни, разом оборвались в 1981 году с появлением на
горизонте Бернарда и его двух сыновей, когда мне было пятнадцать.
Следующие шесть лет были мрачными и беспросветными, отравленными
тихой, подавленной ненавистью с нашей стороны и бурной, взрывной
яростью Бернарда, выливающейся в неизгладимые вспышки жестокости.
После очередного его выпада, — когда он запустил в мою сестру
стереомагнитофоном, а потом стащил ее за волосы по лестнице, — мать
наконец подала заявление о разводе. Какое же это было для всех нас
облегчение, когда он убрался из нашего дома! Тогда я и представить не
могла, что еще большее облегчение ждет нас впереди, когда несколько
месяцев спустя мама начнет встречаться со Стэнли.
* * *
Довольно скоро после того, как мама со Стэнли поженились, я
перестала сопротивляться ее подаркам и с удовольствием, хотя и несколько
сдержанно, брала все, что она мне давала. Чаще всего я немного ломалась,
но потом все же уступала, принимая ее подношения, — и ради ее
спокойствия, и для своего блага. Теперь я понимаю, что ей так же отчаянно
хочется что-то мне отдать, как я когда-то желала от нее что-то получить.
И она не просто дарит мне какие-то вещи. Она возмещает мне сам
процесс дарения — то, чего так долго не имела возможности делать и о чем
теперь глубоко сожалеет. И, принимая ее подарки, я дарю ей
удовлетворение от того, что она наконец может отдать.
* * *
В мае 2018 года в возрасте восьмидесяти девяти лет Стэнли внезапно
сразила тяжелая болезнь, и в считаные недели — за месяц до
тридцатилетия их брака — его не стало. Весь чудесный мамин мир, равно
как и ее финансовая стабильность, стали стремительно рушиться.
Через неделю после похорон я приезжаю помочь ей собрать вещи в их
зимней квартире в Бока-Ратоне, штат Флорида. Маме необходимо еще
купить ее любимый гипоаллергенный тональник, которым она по-
прежнему все время пользуется, и она спрашивает, не заедем ли мы за ним
в «Блумингдейл».
Как странно оказаться теперь в этом универмаге после стольких лет,


когда я практически не ходила по магазинам. Там почти все то же самое —
мягкое для глаз освещение, роскошный дизайн интерьера, броская
выкладка товаров. Я чувствую эйфорию от витающего там духа богатства и
изобилия. И мне кажется, мама испытывает то же самое. В ее поступи
вновь появляется та пружинистая легкость, которой я не наблюдала у нее с
тех пор, как слег Стэнли.
— Тебе тут ничего не нужно? — спрашивает у меня мама.
— Нет, — отвечаю, — у меня все есть.
По пути к излюбленной косметической стойке мама останавливается
примерить туфли. Сунув ногу в одну из балеток FitFlop, она признается,
что, когда Стэнли лежал в отделении интенсивной терапии, она прошлась
по магазинам, чтобы развеять тревогу, и купила себе две блузки. А еще,
проболталась она, у нее шестьсот баксов долга на платежной карте
«Блумингдейл».
— Обещай мне, что, когда завещание вступит в силу, ты непременно
это выплатишь, — говорю я, и мама обещает.
* * *
В нынешнее время ситуация, естественно, радикально переменилась.
Мне пятьдесят три, а маме семьдесят восемь, и теперь моя очередь
заботиться о ней. К счастью, у нее есть пенсия, социальное пособие и еще
кое-какие поступления, чего на сегодняшний день хватает, чтобы вовремя
оплачивать счета. За ужином я обычно забираю у нее чеки. Приношу ей и
присылаю разные маленькие подарочки: билеты на какой-нибудь спектакль
или концерт в ближайших окрестностях; натуральный клюквенный
концентрат, который она добавляет себе в сельтерскую воду; маленькие,
затягивающиеся тесемкой мешочки, которые она собирает, чтобы хранить
косметику или ювелирные украшения; раскраску для взрослых с
позитивными, жизнеутверждающими афоризмами, дабы ей легче было
пережить горе; миндальное печенье в шоколаде. Как же замечательно, что я
могу вернуть ей хоть то немногое, что мне доступно.
Я даже не представляю, как изменится мама на следующем этапе
своей жизни, и не могу не опасаться, что она окажется чересчур
подверженной обаянию еще какого-нибудь негодяя вроде Бернарда. И все
же я надеюсь: что бы ни ждало ее дальше, моя мать заново откроет в себе
чувство независимости и те далекие от меркантильности принципы,
которым она на собственном примере учила меня в отроческие годы.


Возможно, тогда они и прикрывали собою ее внутренний протест и
серьезные проблемы с самооценкой, однако сейчас они мне все же многое
способны объяснить.




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   32   33   34   35   36   37   38   39   ...   72




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет