Образ древности в советской историографии: конструирование и трансформация
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
Крих С. - Образ древности в советской историографии. Диссертация
| племянник Спартак родился в 1926 г. На Западе, где книга Рубинзона была принята с
большим доверием (см.: Griffith J.G. Rev.: W.Z. Rubinsohn: Der Spartakus-Aufstand und die sowjetische Geschichtsshreibung. (Xenia 7.) Pp. 64. Konstanz: Universitätsverlag, 1983. Paper, DM. 38. 50 // CR. New Series. Vol. 35. 1985. P. 325-327), ошибка уже была повторена: Spartacus and the Slave Wars. A Brief History with Documents / Transl., ed. and with Introduction by Brent D. Shaw. Boston; New York, 2001. P. 17.
20
политики и науки // ВДИ. 2014. С. 143-178.
21 Dunn S.P. The Fall and Rise of the Asiatic Mode of Production. London, 2011.
15
знакомства с биографиями советских марксистов (за что его вряд ли можно упрекать, если помнить о том, когда написана книга), мало учитывает фактор личных и межгрупповых взаимоотношений, специфическую психологию учёных, живших в СССР. С этой точки зрения особого внимания заслуживает также биография С.Я. Лурье, написанная его сыном Я.С. Лурье и впервые изданная под псевдонимом за рубежом в 1987 г. 22 Не являясь собственно историографическим исследованием, книга, посвящённая историку античности, неизбежно затрагивает ряд вопросов, которые касаются установления и функционирования советской историографии древности. Как всякая биография, написанная близким главному герою человеком, она отражает односторонний взгляд, часто предвзято и просто трактующий сложные проблемы отношений с властью и внутри сообщества учёных. С другой стороны, это вообще первая формулировка таких проблем применительно к советскому антиковедению, данная на русском языке, как и первая попытка показать судьбу историка античности не как путь всё лучшего познания марксизма-ленинизма, а как личную драму. Другие эмигрантские работы трактовали только отдельные стороны вопроса и, в общем, не выходили за рамки концепции прямого политического давления на историков древности. В этом отношении вполне показательными могут считаться публикации А.С. Коцевалова (1892-1960) 23 , который последовательно оспаривал взгляды советских историков на античную историю, критикуя прежде всего особенности работы с источниками. Основная мысль Коцевалова: советские исследования основаны «часто не столько на внимательном изучении материала, сколько на априорных схемах исторического материализма в произвольной интерпретации советских
22 Копржива-Лурье Б.Я. История одной жизни. Париж, 1987; второе издание: Лурье Я.С. История одной жизни. СПб., 2004.
23 Коцевалов А. Античная история и культура Северного Причерноморья в советском научном исследовании. Мюнхен, 1955; Он же. Античное рабство и революция рабов в советской исторической литературе. Мюнхен, 1956.
16
учёных» 24 . Иногда упоминается и фактор политического давления, но в целом Коцевалов ориентирован именно на анализ исторических источников и не старается понять логику рождения и трансформации тех или иных идей; он не упускает возможности подчеркнуть, что советские историки античности в первую очередь плохие историки. Иной крайностью отличаются упоминания о советской историографии древности в работе Е. Аугдема (Е.М. Анцупова, 1940-1994): увлечённый построением собственной периодизации исторического процесса, он критикует поздние советские работы прежде всего с позиций общей логики 25 .
надежд в историографических штудиях: многие полагали, что слабость внутренней структуры историографических изысканий имела причиной лишь вынужденную недосказанность в советское время, а этот недостаток легко исправить в изменившихся социальных условиях. Отчасти эти надежды фиксирует вторая книга В.Д. Нероновой, посвящённая советской историографии, в которой автор останавливается на фактически центральной проблеме советской науке о древности – проблеме форм эксплуатации. 26
Автор могла теперь открыто сформулировать оценку ряда положений ранней советской историографии: например, что представление о рабовладельческой формации на Древнем Востоке родилось благодаря неправомерно широкому толкованию термина «раб» в трудах В.В. Струве. Но сущностно исследование Нероновой оставалось целиком в ориентирах советской науки: предмет его был меньше историографический, а больше историко- полемический. Для автора наиболее важным было, обсуждая различные подходы и точки зрения, доказать правоту одной из них – той, которая утвердилась в советской историографии древности в 70-80-е гг., показав если
24 Там же. С. 35. 25 Аугдем Е. (Анцупов Е.М.). Ау, где мы? Часть II. Формации марксистские и не очень // Тяпки: непериодическое издание общественно-политических работ одного автора. Франкфурт-на-Майне, 1992. Вып. 8.
26
историографии. Пермь, 1993.
17
не ошибочность, то недостаточность ряда теорий в зарубежной историографии – прежде всего, идей М. Финли. Кроме книги В.Д. Нероновой, которая типологически может считаться скорее завершением предшествующей традиции исследования, отдельной крупной работы по советской историографии древности не появилось до сих пор. Отчасти эту нехватку компенсирует книга Э.Д. Фролова, посвящённая русской историографии древности в целом 27 , и его отдельные статьи 28 . По
богатству изложения, вниманию к важным деталям работы Э.Д. Фролова служат вкладом не только в рассказ о русской историографии, но помогают увидеть её в контексте развития мирового антиковедения. Правда, именно советский период вызывает наименьшее желание знаменитого учёного подробно останавливаться на нём: «признаемся также, что нам гораздо интереснее было знакомиться с научной жизнью прежней России, с творчеством дореволюционных учёных-классиков, нежели с мало приятными перипетиями недавней нашей действительности». 29 Потому автор предпочитает в отношении советского периода дать лишь несколько очерков, посвящённых выдающимся ленинградским антиковедам, которых он лично знал и большинство из которых были его учителями. Тем не менее, и в отношении советского периода Э.Д. Фролов даёт вполне добротный очерк основных тенденций развития. Главная мысль сводится к следующему: после революции 1917 г. российское антиковедение, находившееся в высшей точке своего развития, ждал резкий упадок, связанный с уничтожением старых организационных структур (нередко вместе с людьми, в них входящими) и со становлением примитивного марксистского социологического взгляда на античную историю. После войны, с приходом нового поколения, началось возрождение исследований,
27 Фролов Э.Д. Русская наука об античности. Историографические очерки. СПб., 1999. 28 Например: Фролов Э.Д. Эдуард Мейер и русская наука о классической древности // Проблемы истории, филологии, культуры: Межвузовский сборник. Вып. II. М.- Магнитогорск, 1995. С. 91-97.
29
18
хотя и не без некоторых перекосов. Фактически автор говорит о том, что марксизм был подвергнут пошаговому отвержению, начиная примерно с 1950-х гг.: «обозначился поворот от социологической схемы к живому восприятию классической древности», 30 и сам этот поворот связывается с изменением жизненных установок в советском обществе в целом и с прагматической ориентацией на исследование фактов в исторической науке. Рассматривая вопрос о складывании схемы пяти формаций в советской науке, уделил внимание развитию науки о древности в 30-е гг. и А.А. Формозов (1928-2009). 31 Его книга полезна для нашей темы прежде всего в том отношении, что в ней впервые была сформулирована концепция сотворения учёными нового видения истории под определённым воздействием власти: власть предпочитала использовать историков «старой школы», а не нового, большевистского поколения; давление производилось на тех историков, которых могли шантажировать их неудобным прошлым; за выработкой нового видения истории следили партийные работники, которые были после завершения этой работы устранены из науки (и часто из жизни); учёные, создавшие нужные власти теории, после этого получили хорошие возможности для карьерного роста и научной самореализации. Соответственно, А.А. Формозов показывает процесс складывания определённых взглядов в историографии под влиянием нескольких взаимодействующих сил, демонстрирует, насколько сложными могли быть пути компромисса с властью; его исследование исходит не из принятых заранее теоретических положений, а само ищет и обосновывает новые выводы. Некоторые элементы историографического анализа отечественной традиции содержатся в работах, посвящённых историографии древней истории, но эти интересные выводы касаются в основном дореволюционной
30 Там же. С. 406. 31 Формозов А.А. Русские археологи в период тоталитаризма: Историографические очерки. М., 2004.
19
историографии 32 . Помимо этого, кратко воззрения на советскую историографию древней истории выражены в общей концепции античной историографии, представленной А.В. Юдиным 33 .
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|