П. И. Мариковский удивительный мир насекомых

 

251 

пребывает  в  покое,  вечно  в  движении,  в  поисках  пищи,  в  извечной  заботе  о  потомстве! 

Особенно  это  ни  к  чему  для  взрослых  насекомых!  Их  жизнь  скоротечна,  мало  времени 

отведено для завершения земных дел, для выполнения сурового закона: появился на свет, 

оставил  после  себя  потомство  и  уходи  -  освободи  место  другим.  Итак,  большинство 

насекомых не имеют своей квартиры, они  - вечные странники. Правда, и среди них есть 

исключения:  особая  категория  бродяг  обладает  собственными  походными  домиками, 

которые они таскают всюду за собой. 

Может показаться, что разделение насекомых на бездомных и домовитых просто и 

безотносительно, но нет. Жизнь многих насекомых сильно отличается в детстве, юности и 

зрелом  возрасте.  И  потому  то  меньшинство,  которое  мы  назвали  бездомным,  в  какой-то 

период своей жизни все равно нуждается в жилище. Личинки насекомых большей частью 

малоподвижны. А куколки почти все неподвижны и без дома не  могут обойтись совсем. 

О взрослых же мы уже сказали – большей частью они бездомны. Жилище насекомых (да и 

вообще многих других животных) редко имеет только какое-либо одно назначение. Оно 

колыбель для потомства, место ловли добычи и защиты от врагов; оно укрытие в дождь, в 

холод. В мире животных жилища универсальны, хотя и в данном случае нет правила без 

исключений. 

 

СТРОЯТ ДОМ ДЛЯ СВОИХ ЯИЧЕК 

 

Большинство  насекомых  проявляет  простейшую  заботу  о  своих  яичках  и  находит 

для них укрытие от дождя, солнца, ветра, колебаний температуры и от врагов. Убежищем 

может  быть  веточка  дерева,  листик  травки,  на  которой  впоследствии  станет  питаться 

потомство. Это не дом, а всего лишь временное пристанище, особенно для тех насекомых, 

стадия  яичка  которых  коротка.  Другое  дело,  если  яичку  полагается  долго  лежать, 

дожидаясь  срока.  Тут  приходится  строить  что-то  подобное  жилищу.  Злейший  враг 

яблоневых садов – маленькая, светлая, в черных пестринках бабочка яблоневая моль (рис. 

287)  –  к  наступлению  лета  откладывает  на  ветки  дерева  яички  крошечной  плоской 

бляшечкой, прикрывая их сверху тонкой пленкой. Она защищает и от дождя, и от сухости: 

под ней не так заметно ее сокровище. Из яичек вскоре выходят крохотные гусенички. Они 

не  спешат  расставаться  со  своим  убежищем,  а  остаются  тут  же  под  пленкой,  пережидая 

остаток  лета,  осень  и  долгую  зиму  в  состоянии  спячки,  когда  все  процессы 

жизнедеятельности организма основательно заторможены. 

Еще  более  опасный  недруг  человека,  гроза  лесов  и  губитель  многих  древесных 

пород – непарный шелкопряд, получивший столь необычное название за то, что самцы и 

самки  сильно  отличаются  друг  от  друга,  будто  принадлежат  к  разным  видам,  – 

откладывает яички на стволы дерева плотной и плоской кучкой. Он прикрывает их сверху 

густой  и  прочной  (прямо-таки  войлочной)  нашлепкой  из  волосков,  самоотверженно 

вырванных из своего тела. Под войлоком в жару прохладно, в холод тепло, в дождь сухо. 

Его  яичкам  тоже  приходится  ждать  все  лето,  осень  и  зиму,  пока  из  них  не  появятся 

крохотные гусенички.  

Насекомые,  поедатели  плесневых  грибков  и  по  недоразумению  названные 

«сеноедами»,  отложив  яички  кучкой,  также  покрывают  их,  только  не  нашлепкой,  а 

паутинными нитями. Тараканы готовят для яичек особую капсулу (или, как ее называют, 

кокон)  –  тонкостенную,  гладкую,  блестящую  коробочку.  Они  не  расстаются  с  нею  и 

таскают на себе, пока из яичек не выведутся детки – крохотные тараканчики.  

Самка  богомола,  обремененная  брюшком,  переполненным  яичками,  выбирает 

укромное,  скрытое  от  дождей  и  прямых  солнечных  лучей  местечко  и  приступает  к 

строительству  сложнейшего  сооружения  для  многочисленных  яичек.  Детали  ее 

строительного  искусства  никто  не  проследил  до  тонкостей.  Известно  лишь,  что 

одновременно с яичками богомол выделяет пенистую жидкость. Она быстро застывает на 

воздухе. В общем же получается что-то вроде комочка пенопласта овальной формы, очень 

 

252 

плотно  прикрепленного  к  субстрату,  в  котором  в  строгом  порядке  уложены 

вертикальными рядами яички (рис. 288). Каждое яичко находится в гладенькой каморке. 

Мелкопористые  стенки  домика  отлично  защищают  потомство  и  от  непогоды,  и  от  тех 

врагов, кто не прочь полакомиться беззащитным потомством отъявленной хищницы.  

 

    

 

 

Рис. 287 – Яблоневая моль 

 

Рис. 288 – Оотека древесного богомола 

 

Заботливые матери - уховертки, собираясь обзаводиться потомством, роют норку, в 

конце  которой  устраивают  каморку  с  аккуратно  выглаженными  стенками.  В  ней  самка 

уховертки  и  откладывает  свои  яички,  которые  затем  заботливо  сторожит,  лелеет.  Потом 

ухаживает  и  кормит  свое  многочисленное  потомство  –  крошечных  уховерточек.  В  этом 

своеобразном детском садике – он может быть и под камнем – тепло и влажно: уховертки 

не выносят сухости воздуха.  

Многие  цикадки  делают  глубокие  надрезы  яйцекладом  на  строго  избранных  ими 

растениях, помещая в эти надрезы яички. Точно так же поступают и некоторые кузнечики. 

Яйцеклады  таких  родителей  устроены  сложно,  снабжены  различными  пилочками, 

зубчиками, стилетами, облегчающими операцию откладки яичек.  

 

Когда-то  здесь,  в  этой  пустыне,  много  тысяч  лет  назад  в  тяжелый  для  растений  и 

животных  засушливый  период  земли  ветер  перевеивал  чистый  песок,  в  одном  месте 

наносил  высокие  округлые  холмы,  в  другом  –  выдувал  глубокие,  как  чаша,  впадины. 

Потом  климат  изменился,  стали  перепадать  дожди,  песками  постепенно  завладели 

растения,  и  теперь  пески,  как  море  с  застывшими  волнами,  покрыты  зеленым  ковром, 

поверхность почвы густо пронизана тонкими крепкими корешками. О том, что под темной 

почвой  находится  слежавшийся  песок,  можно  только  догадаться  по  овражкам  да  по 

автомобильной  дороге.  В  этих  местах  множество  больших  светлых  холмиков,  размером 

чуть  больше  обеденной  тарелки.  Иногда холмики  тянутся  цепочкой  или  замысловатыми 

извилистыми линиями. Если сесть у самого последнего из них и свежего, с еще влажной 

землей, и вооружиться терпением, можно увидеть, как холмик зашевелится и кто-то снизу 

вытолкнет  очередную  порцию  земли.  Иногда,  впрочем,  очень  редко,  можно  увидеть  и 

самого  хозяина.  Он  высунет  на  мгновение  свою  головку,  чтобы  взглянуть  на  мир, 

сверкающий  солнцем.  Физиономия  зверька  забавная.  Глаза  –  едва  заметные  точечки,  с 

булавочную головку, на конце мордочки сверкают белизной большие загнутые резцы. Это 

слепушонка, неутомимый подземный труженик. Всю жизнь беспрестанно роет ходы, ищет 

личинок насекомых, корешки и луковицы растений.  

Я брожу по заросшим холмам, приглядываюсь к следам работы подземного жителя. 

Холмики  слепушонки  –  отменное  место  для  жилища  многих  насекомых.  На  них 

устроились личинки муравьиных львов, и не будь слепушонки, они не жили бы здесь. Еще 

холмики  пронизаны  норками  разных  жуков-чернотелок  –  им  тоже  не  легко  прокопать 

плотный задернованный слой почвы. Крестовая кобылка (рис. 289), как только в ее теле 

 

253 

созревают  яички,  находит  помягче  почву,  тонким  брюшком  проделывает  норку  и 

выделяет  пенистую  жидкость.  Она  склеивает  частицы  почвы,  застывает,  становится 

твердой. Получается, как говорят энтомологи, кубышка. В нее и откладывает заботливая 

мать  запас  своих  яичек.  Эти  же  холмики  -  отличнейшее  место  для  кубышек  кобылки. 

Сколько их там напичкано - сразу не догадаешься! Весенние дожди, ветры разрушают их, 

и  тогда  давно  отслужившие  свое  назначение  пустые  кубышки  начинают  столбиками 

выглядывать  над  светлыми  пятнами  выброшенной  наружу  земли.  Проходит  несколько 

лет,  от  холмика  порою  ничего  не  остается,  а кубышка  цела,  ничего  с  нею  не  стало  и  не 

оторвешь от нее случайно приставший к ней крохотный камешек! Зачем такой излишний 

запас  прочности,  к  чему  он  нужен  -  непонятно!  Все  саранчовые  делают  для  яичек 

подобные  кубышки.  Нередко  в  полость  кубышек  забираются  различные  насекомые  и 

пауки, используя их как вполне надежные убежища.  

 

 

 

Холмики слепушонки в низкогрьях Заилийского Алатау 

 

Навозники  гамалокопры  –  обычные  обитатели  пустыни.  У  них  изумительное 

обоняние. Свежий навоз они чуют на громадном расстоянии. Многие из жуков навозников 

строят  отличные  жилища  для  своих  деток,  в  которые  и  помещают  аккуратно  окатанные 

навозные шары. В каждом из них находится яичко. Личинка, выбравшаяся из него, имеет 

готовый  стол  и  кров,  под  землей  влажно,  не  жарко,  не  холодно  и  врагам  не  видно. 

Впрочем,  большой  лакомка  до  крупных  насекомых  барсук  раскапывает  такие  семейные 

приюты  навозников  и  уничтожает  только  что  вышедших  из  куколок,  еще  не  успевших 

отвердеть жуков. Как он через толстый слой земли чует жилище навозников? И, главное – 

как угадывает, когда подросли молодые жуки, уму непостижимо! Если в таком навозном 

шаре  проделать  отверстие,  что,  видимо,  случается,  если  на  жучиное  строение  в  почве 

натыкается  какой-либо  подземный  житель,  то  личинка  тотчас  же  заделывает 

образовавшуюся  брешь  своими  испражнениями.  По-видимому,  пробка  из  испражнений 

 

254 

личинки, созданная из переработанных испражнений рогатого скота,  – отличная защита. 

Косо  срезанная  задняя  часть  туловища  личинки  действует  в  данном  случае  как 

замечательно приспособленная лопата.  

Красавец  жук-великан  Голиаф  готовит  для  своей  детки  навозный  шар  размером  с 

лебединое  яйцо.  По  экватору  шара  расположено  кольцо,  служащее,  очевидно,  для 

прочности.  Очень  интересные  жуки  кравчики  (рис.  290),  мужская  половина  которых 

обладает  несимметричным  выростом  на  голове,  подобным  шпаге,  –  дуэлянты  и  задиры, 

когда  дело  касается  отношений  с  соперниками.  Под  землею  они  роют  аккуратнейшие 

каморки  с  отлично  отполированными  и  уплотненными  стенками,  в  каждую  из  которых, 

натаскав  зеленых  листочков,  откладывают  по  яичку.  Жители  такого  многоквартирного 

дома  –  родные  братья  и  сестры;  не  общаясь  друг  с  другом  и  в  полном  одиночестве 

отлично  проводят  в  каморке  свое  детство  и  юность.  Осенью  они  засыпают  на  всю 

холодную зиму, выбираясь на свет ранней весной. 

 

    

 

 

Рис. 289 – Крестовая кобылка (Арциптера) 

 

Рис. 290 – Кравчик Летрус карелини 

 

 

СООРУЖАЮТ ЖИЛИЩЕ ДЛЯ ВОСПИТАНИЯ ПОТОМСТВА 

 

Рассказывая  о  навозниках,  о  жуках  кравчиках,  мы  незаметно  подошли  к  описанию 

жилища  как  места  для  воспитания  и  созревания  потомства.  Пожалуй,  строения  для 

подобной цели – самые распространенные. Отличные убежища находят личинки многих 

насекомых  внутри  растений.  Здесь  они  невидимы,  защищены  тканями  своего 

прокормителя.  Небольшие  жучки  короеды  обладают  цилиндрической  формой  тела  и 

специальной площадкой на заднем его конце. Ею они выбрасывают буровую муку наружу 

из ходов, находящихся под корой. Короеды строят семейные жилища под корой больных, 

ослабленных  или  отмерших  деревьев.  В  их  жилищах  каждая  личиночка  находится  в 

особой  каморке  (рис.  291).  Здесь  она  защищена  от  солнца,  сухости  и  дождя.  Но  немало 

врагов приспособились добывать их и из-под коры, и самый первый истребитель - дятел. 

Личинки  жуков  усачей  и  златок  точат  ходы  глубоко  в  древесине,  и  их  дом  длинный  и 

извилистый,  словно  запутанный  лабиринт.  Но,  продвигаясь  вперед,  личинка  забивает 

позади  себя  проделанный  тоннель  буровой  мукой,  пропущенной  через  кишечник: 

древесина не особенно питательна, и, чтобы извлечь из нее полезные вещества, на долю 

кишечника выпадает немалая работа. 

Многие насекомые развиваются и живут в плодах. Чем плох, допустим, плод гороха 

или  боба,  богатый  питательным  материалом,  крепкий,  в  плотной  оболочке,  да  еще  и  в 

стручке? Гусеницы бабочек плодожорок живут в плодах груши, яблони, сливы и многих 

других  деревьев  до  тех  пор,  пока  не  закончат  свое  развитие.  Гусеницы  бабочки  Текла 

изократис  поселяются  целой  компанией  по  восемь  штук  в  плодах  граната.  Выев  все 

содержимое  плода,  милая  семейка,  прежде  чем  окуклиться,  сообща  привязывает  свое 

 

255 

убежище  к  ветке  прочной  страховочной  нитью,  сделанной  из  паутины.  Теперь,  если 

«червивый»  плод  не  выдержит  и  плодоножка  оборвется,  не  страшно.  Дом  на  землю  не 

упадет. Особую группу составляют насекомые-минеры. Большей частью это – крохотные 

гусенички бабочек. Они строят в толще пластинки листа растения длинные, извилистые, 

подчас  необыкновенной  причудливой  формы  ходы.  Между  верхней  и  нижней  кожицей 

листа не столь уж много пространства. Но и здесь, питаясь нежной паренхимой и соками, 

ухитряются жить и развиваться крошки-минеры (рис. 292). Они обладают плоским телом 

и лишены щетинок. Иначе нельзя - не поместишься в таком листе. Медленно передвигаясь 

в листе и протачивая в нем ходы, минеры или оставляют экскременты позади себя в ходу, 

или,  как  это  делает  яблоневый  минер,  выбрасывают  их  наружу  через  специально 

прогрызенные отверстия. 

 

    

 

 

Рис. 291 – Система ходов личинок 

короедов 

Рис. 292 – Мины гусениц осиновой моли 

 

 

Чудесным  домиком  обладает  гусеница  тростниковой  бабочки.  Однажды  мне,  как 

всегда случайно, удалось встретиться с ней и познакомиться с некоторыми особенностями 

ее скрытой жизни. 

 

ЖИТЕЛЬ  ТРУБОЧКИ.  Как  напиться  из  ручья,  если  с  собой  нет  кружки,  а  берег 

низкий  и  заболоченный?  Черпать  воду  руками  неудобно,  тем  более  при  сильной  жажде 

маленькими  глотками  трудно  ее  утолить.  Сделать  это  очень  просто,  если  по  берегам 

растет тростник. Срежьте тростинку потолще, оставьте три членика. Концы крайних двух 

члеников  также  срежьте.  Теперь  тоненькой  вершинкой  тростника  проткните  две 

перегородки среднего членика, выдуйте из трубочки беловатую сердцевину и - все готово, 

можно пить.  

В  ущелье  Тайгак,  самом  красивом  и  суровом  в  Чулакских  горах,  местами  ручей 

течет  между  такими  высокими  тростниками,  что  в  них  может  легко  скрыться  всадник. 

Тихое  журчание  ручья  да  квохтанье  горных курочек  -  единственные  звуки  в  пустынном 

ущелье. Иногда зашумят в тростниках небольшие серенькие тростниковые овсянки да так 

громко, будто большой зверь ломится. Мысль о трубочке из тростника невольно приходит 

в голову, когда после трудного похода по горам я спускаюсь к ручью. Вот выбран толстый 

тростник  и  косо  срезан  у  самого  корня.  Но  вдруг  из  трубочки  показывается  коричневая 

головка насекомого и, сверкнув блестящим черепом, исчезает обратно. 

 

 

256 

 

 

Тростник в ущелье Тайгак хребта Чулак 

 

Вот  так тростник! Сколько за долгие странствования переделано из него трубочек, 

но ничего подобного не приходилось видеть! Осторожно раскалываю трубочку вдоль. В 

углу,  прижавшись  к  перегородке,  притаилась  нежно-белая  гусеница,  длиной  около  трех 

сантиметров и диаметром пять-шесть миллиметров. 

Как же она, такая большая, могла оказаться здесь, в совершенно здоровом и целом 

тростнике?  Тайна  белой  гусеницы  так  интересует,  что  забыты  и  усталость,  и  мысли  об 

отдыхе, и то, что до бивака осталось несколько километров пути. Скорее на поиски! Но 

десяток  расщепленных  тростников  приносит разочарование  -  гусениц  в  них нет.  Внутри 

члеников только очень рыхлая нежно-белая сердцевинка, похожая на вату, да по стенкам 

налет с редкими тоненькими перегородками. Но раз найдена одна гусеница, должны быть 

и другие. И вновь острым ножом я режу тростник и расщепляю его вдоль. Вскоре поиски 

приносят  успех:  одна  и  за  ней  сразу  другая  гусеница  обнаружены  в  трубочке.  Они, 

оказывается, занимают только самые нижние членики тростника, в верхней части стебля 

их искать бессмысленно. А растение надо срезать почти у самого корня. 

Неплохая  особенность  жизни  гусенички!  Попробуй-ка  тростниковая  овсянка 

раздолбить самый нижний членик и достать из него гусеничку! Тут самый крепкий клюв 

окажется  бессильным.  Кроме  того,  в  нижних  члениках  летом  прохладнее,  а  зимой  под 

снегом не страшны и губительные резкие смены температуры, и морозы. Но как гусеница 

могла оказаться в тростнике? Ведь снаружи нет никаких следов проникновения в него, и 

только  кое-где  на  лакированно-желтой  поверхности  стебля,  если  освободить  его  от 

обертывающего  листа,  заметно  несколько  темноватых  пятен.  Кстати,  эти  пятна  –  улика! 

Теперь  не  нужно  срезать  тростники  подряд,  а  достаточно  ободрать  нижний  лист  и 

посмотреть, есть ли пятна. Находка радует, так как значительно облегчает поиски. Но все 

же, как гусеница проникла в членик тростника?  

 

257 

Сейчас  осень.  Скоро  наступят  холода,  выпадет  снег.  Гусеница  будет  зимовать  в 

тростнике. Ей, пожалуй, уже не придется больше расти. Весной она окуклится и вылетит 

бабочка. А там короткая жизнь на крыльях как раз в то время, когда покажутся молодые, 

зеленые побеги тростника. На них, на самые  ранние нижние членики и будут отложены 

яички.  Все  остальное  сделает  вышедшая  из  яйца  молодая  и  очень  маленькая  гусеничка: 

прогрызет  нежную  стенку  трубочки,  заберется  внутрь  –  и  дом  готов.  А  проделанная  ею 

дверка зарастет. 

Теперь,  когда  секрет  жительницы  трубочки  отгадан,  добрый  десяток  найденных 

гусениц  я  помещаю  в  пробирку  и  заливаю  спиртом,  а  целую  стопочку  трубочек  с 

гусеницами  заготовляю  для  перевозки  в  город.  В  лаборатории,  может  быть,  выведутся 

бабочки, и тогда удастся установить, к какому виду принадлежит находка.  

Гусеница очень своеобразна. Белый цвет – это тело, просвечивающее сквозь тонкую 

кожицу. По существу, гусеница бесцветна. В таком надежном жилище, изолированном от 

всего окружающего, ей не нужна окраска под цвет травы, засохших листочков, камешков 

или  песчинок,  чтобы  быть  незаметной;  не  нужны  ей  и  яркие  пятна,  чтобы  отпугивать 

врагов.  Ни  к  чему  ей  и  волоски  и  прочная  кожа,  предохраняющая  тело  от  ударов  и 

ранений.  Зато  голова  гусеницы  снабжена  крепкими  челюстями.  А  как  ловко  гусеница 

движется в трубочке вперед и назад. Ведь повернуться ей, такой большой, нельзя!  

Выложенная  на  лист  бумаги,  оказавшись  в  необычной  обстановке,  на  непривычно 

ярком свету, гусеница, не меняя положения, мчится то вперед, то вспять так успешно, что 

порой  теряешься,  не  зная,  на  каком  конце  находится  голова.  В  члениках,  занятых 

гусеницей, так же чисто, как и в других, и ватная сердцевина такая же. Совершенно целы 

и стенки трубочки, и только кое-где в них выгрызены одна-две незначительные ямочки, 

против  которых  снаружи  видно  темное  пятнышко,  по  нему-то  можно  разыскивать 

гусеницу в тростнике. Чем гусеница питается? Ведь не может же она вырасти из ничего! 

Стенки  трубочки,  перегородки  –  все  цело, нигде  нет  следов  даже  самой  незначительной 

трещинки. Не видно в домике и следов испражнений. 

Под  лупой  в  тростиночке  едва  заметны  тонкие  нити  белого  грибка.  Их  нет  в  тех 

члениках,  где  гусеницы  не  живут.  Так  вот  чем  питается  гусеница!  Каким-то  путем 

гусеница  заносит  в  трубочку  грибок.  Он  растет,  и  урожай  его  аккуратно  собирается  и 

служит отличной пищей. Грибок этот, по-видимому, очень специфичен. Он не растет так 

буйно, чтобы заглушить просвет членика, и не приносит заметного вреда растению. Быть 

может,  бабочка,  вылетая  из  тростника,  уносит  с  собой  и  споры  этого  грибка.  Потом, 

каким-то  путем  она  передает  этот  грибок  своим  яичкам,  будущим  гусеничкам.  Вот  так 

гусеница! Как она ловко приспособилась к жизни в тростнике! Она бесцветна, потому что 

окраска  ей  не  нужна.  Тело  ее  покрыто  тонкой  кожицей,  так  как  она  не  нуждается  в 

панцире  и  хорошо  защищена  своим  домиком,  Она  питается  особой  пищей,  а  строение 

кишечника помогает держать помещение в строгой чистоте.  

Приходит  зима.  В  большой  банке,  в  которую  сложены  обрезки  тростника  с 

гусеницами, по-прежнему не видно никаких признаков жизни. Наступила весна. В городе 

на  деревьях  распустились  почки,  стало  тепло.  Однажды  утром  в  банке  я  увидел  тонкое 

изящное  насекомое  с  длинным  яйцекладом.  Оно  быстро  бегало  по  стеклу  и,  вздрагивая 

усиками,  пыталось  вырваться  навстречу  солнечным  лучам.  То  был  наездник,  без 

сомнения,  враг  гусеницы.  По-видимому,  еще  прошлым  летом,  проколов  тростинку,  в 

которой  жила  гусеница,  мать  наездника  отложила  в  тело  хозяйки домика  яички,  а  когда 

развитие  гусеницы  было  закончено  и  появилась  куколка,  из  яичка  вышла  личинка  и 

прикончила ее. 

Ну,  раз  вышел  наездник,  то  пора  показать  себя  и  бабочке!  Предположение 

подтвердилось:  на  следующий  день  в  уголке  банки  неподвижно  сидела  скромная  серая 

ночная бабочка. Так вот ты какая – жительница трубочки!.. 

 

 

258 

Совсем  оригинальные  домики  строят  личиночки  цикад  пенниц  (рис.  293).  Они 

малоподвижны,  сидят  на  одном  ранее  избранном  месте  и,  высасывая  соки  из  растения, 

питаются  ими.  Частично  соки  при  помощи  особых  приспособлений  взбиваются  в 

пенистую массу, которая обволакивает со всех сторон насекомое. Когда на дереве таких 

пенниц  много,  вниз  на  землю  то  и  дело  падают  частицы  этих  своеобразных  укрытий  в 

виде хлопьев пены, сильно напоминающих к тому же еще и слюну. За это сходство таких 

цикадок  еще  зовут  слюнявницами.  Личинка  одной  из  цикадок  пенниц,  обитающая  в 

окрестностях  Гонконга  –  Махерота  короната  –  строит  из  слюны  своеобразные  трубки. 

После каждой линьки, происходящей в массе слюны, трубка создается заново.  

Гусеница  бабочки  кленовой  чехлоноски  не  особенно  изощрена  в  технике 

строительных  работ.  Из  листьев  клена  она  вырезает  овальный  кусочек,  которым  и 

накрывается  сверху,  как  плащом,  прикрепляя  его  по  краям  шелковыми  нитями.  Как 

только такая плащ-палатка становится тесной, хозяйка вырезает кусочек листа побольше 

размером  и  прикрепляет  его  кверху  к  краям  старого  кусочка.  В  таком  уже  более 

обширном домике она продолжает обгладывать листочек клена; съев его, отрывает нити, 

которыми плащ-палатка была прикреплена, и, напоминая собой миниатюрную черепашку, 

путешествует в поисках нового листа, оставляя старый весь изрешеченным дырочками... 

 

ДЕЛАЮТ ПОДВОДНЫЕ ОБИТАЛИЩА 

 

Немало  насекомых  приспособилось  жить  под  водой,  где  кипит  все  та  же  острая 

борьба  за  существование.  Под  водой  возникла  совершенно  особенная  группа 

замечательных  строителей  –  личинок  ручейников.  Все  они  строят  походные  домики  и  с 

ними  никогда  не  расстаются  (рис.  294).  Жилища  эти  поражают  разнообразием  своей 

архитектуры  и  материала,  из  которых  сооружены.  Некоторые  ручейники  употребляют 

всякий строительный материал, оказавшийся поблизости или, как мы говорим, под рукой, 

тогда  как  другие  используют  только  особенный,  раз  навсегда  избранный  далекими 

предками. Личинка ручейника Лимнофилус лавикорнис, поедая болотную  улитку Гальта 

трункатуля, строит чехлик из остатков трапезы. Она накладывает материал на чехлик или 

беспорядочным нагромождением, или, наоборот, лепит гладкой мозаикой.  

 

     

 

 

Рис. 293 – Личинки пенниц 

 

Рис. 294 – Домик ручейника 

 

Домики-чехлики  ручейников  внутри  оплетены  тончайшей  паутиной,  образующей 

отличнейшие гладкие и прочные обои. На нижней губе личинок ручейников есть лопасть 

с  отверстиями  прядильных  желез,  но  шелк  выпускается  не  нитями,  а  широкой  клейкой 

полосой. Приходится удивляться тому, как это клейкое вещество не растворяется в воде, 

а, наоборот, тотчас же в ней твердеет. Может быть, изучив структуру этого вещества, по 

его  подобию  смогут  когда-нибудь  создать  особый  водоупорный  клей!  Домик  ручейника 

 

259 

похож  на  трубочку  с  черным  и  парадным  входами.  Благодаря  им,  личинка  постоянно 

прогоняет  через  домик  воду,  вентилирует  его,  заодно  омывая  свои  органы  дыхания  – 

жабры  –  свежей  водой,  а  через  черный  ход,  к  тому  же,  выбрасывает  различные  отходы 

пищи и испражнения. Иногда черный ход может засоряться. Но подобная неприятность не 

угрожает  личинке  ручейника,  так  как  у  нее  есть  специальные  щетинки  для  прочистки 

своей канализационной системы. Если домик ручейника перевернуть «кверху ногами», то 

его  хозяйка,  помучавшись  в  необычном  положении,  переменит  позицию  и 

соответствующим образом переконструирует парадные и черные двери.  

На  первом  сегменте  груди  личинок  есть  три  бугорка,  а  на  конце  брюшка  –  пара 

крючков,  с  помощью  которых  личинка  крепко  цепляется  за  свое  жилище  и  прочно 

удерживает  его  на  себе.  Личинки  ручейников,  обремененные  к  тому  же  походными 

домиками, не умеют плавать, а только ползают по дну водоемов. Вес их чехликов строго 

соответствует  удельному  весу  воды.  Если  бы  чехлик  был  легче  ее,  то  он  всплывал  бы 

наверх,  причиняя  неудобство  строительнице;  если  бы  тяжелее  -  требовал  бы  больших 

усилий на его переноску. Вот почему искусные строительницы (казалось бы, без всякого 

плана, но в точном соответствии со своими чувствами) прикрепляют к домику то легкую 

палочку или соломинку, если чехлик оказался тяжел, то камешек, если чехлик чрезмерно 

легок.  В  общем,  весь  процесс  подчиняется  правилам,  которым  строго  следуют,  готовя  к 

погружению водолаза, подбирая соответствующий балласт к его костюму.  

Личинки ручейника семейства Геликонидэ, обитающие в Северной Америке, строят 

домик, очень похожий на раковину улиток. Сходство настолько точно, что, как сообщает 

Брэм,  один  из  специалистов  этой  группы  животных  ошибочно  принял  ручейника  за 

улитку и описал по нему новый вид. Быстрота, с которой личинки ручейника сооружают 

свой  чехлик, неодинакова. Некоторые виды способны за несколько часов восстанавливать 

свой  домик,  из  которого  его  выгнал  экспериментатор,  тогда  как  у  других  на  это  уходит 

несколько  дней.  Любители  содержания  аквариумов  проделывают  с  ручейниками 

оригинальный  эксперимент.  Подсовывая  личинке,  занимающейся  строительством 

чехлика,  мелкие  кусочки  разноцветного  стекла,  крохотные  стружки  различного  металла, 

они заставляют ее готовить домик, отличающийся красотой и изяществом. 

 

СОЗДАЮТ УБЕЖИЩЕ ДЛЯ КУКОЛОК 

 

Личинка  жука  дровосека  под  корой  свила  перегородку.  Особый  период  в  жизни 

насекомых  –  окукливание.  Эта  стадия  превращения  наиболее  уязвима,  так  как  у 

большинства  из  них  куколка  совершенно  неподвижна  и  беззащитна.  Гусеницы  многих 

бабочек,  прежде  чем  окуклиться,  сплетают  вместе  кучку  листьев,  внутри  которых  и 

устраиваются.  Гусеницы  совок  до  окукливания  уходят  в  почву.  Отличный  материал, 

который человечество использовало для одежды – шелк, мы получаем из домика-кокона, 

изготовляемого  некоторыми  видами  гусениц  бабочек  шелкопрядов.  Сплетенный  из 

великого  множества  перекрещивающихся  в  различных  направлениях  шелковых  нитей, 

кокон  очень  прочен  на  разрыв,  непроницаем  для  воды,  защищен  от  колебаний 

температуры.  

Коконы из шелка плетут очень многие гусеницы бабочек до превращения в куколку. 

У некоторых он усложнен деталями. Так, в коконе Сатурния цикропия на головном конце 

нити расположены только продольно, и, кроме того, здесь гусеница, как будто  угадывая 

свои будущие дела, мастерит специальный клапан, что намного облегчает выход бабочки, 

освободившейся  из  куколки.  Гусеница  бабочки  Иегалопигида  на  конце  кокона 

изготовляет особую дверку в петлях, легко открывающуюся и закрывающуюся. Гусеница 

Сатурния прометея, прежде чем плести кокон, готовит убежище из двух притянутых друг 

к  другу  листьев.  Зимою  такие  мертвые  листья  вместе  с  коконом  висят  на  дереве,  не 

привлекая  ничьего  внимания.  Многие  мохнатые  гусеницы  в  кокон  из  шелка  вплетают 

длинные и колючие ядовитые волоски. 

 

260 

 

ХОЗЯЕВА КРУГЛЫХ ШАРИКОВ. С запада потянулись тучи, и вскоре жары как не 

бывало.  Муравьям  жнецам  (рис.  295)  похолодание  кстати.  Они  любят  прохладу  и 

работают  в  жаркую  погоду  только  ранним  утром  да  поздним  вечером.  Пустыня  остыла, 

нет  горячего  солнца  на  небе,  пора  приниматься  за  работу.  И  потянулись  от  гнезда  в 

несколько  сторон  сборщики  урожая!  Добыча  неплоха.  На  многих  растениях  созрели 

семена.  В  гнездо  беспрерывно  доставляется  разнообразный  урожай.  Большинство  зерен 

мне  известны.  Но  вот  одно  непонятное.  Это  крупный,  почти  с  горошину,  слегка 

прозрачный, коричневый шарик с чем-то небольшим внутри. Шарик легок, его свободно 

несет муравей. 

Надо  отнять  добычу,  посмотреть.  Осторожно  разрезаю  оболочку  шарика 

ножницами.  Из  него  вываливается  совсем  не  зерно,  а  небольшая  белая  личинка 

насекомого.  Она,  наверное,  только  что  изготовила  себе  эту  воздушную  комнатку  и 

собиралась окуклиться. Жнец снял кокон с какого-нибудь растения, приняв его за зерно. 

Вот  так  добыча!  Очень  интересно,  как  личиночка  сделала  такой  домик.  И  я  иду  по 

тропинкам жнецов, приглядываюсь к травам, с которых муравьи жнецы собирают урожай. 

Удастся  ли  найти?  Как  часто  подобные  поиски  оказываются  напрасными!  Но  вскоре  я 

вижу  растение  с  крохотными,  похожими  на  разинутую  пасть  змеи,  алыми  цветочками. 

Оно усеяно точно такими же, прикрепленными к стволикам кругляшками, а на листьях и 

бутонах сидят темно-коричневые личинки, покрытые слизью, как зеркалом, отражающим 

и небо, и землю. 

Личинки  движутся  медленно,  как  улитки.  Небольшая  волна  сокращений  пробегает 

по  телу,  и  крохотное  создание,  приподняв  кверху  черную  блестящую  головку, 

преодолевает миллиметр пути, плавно, будто  скользит, а не шагает. Некоторые личинки 

неподвижны,  а  одна  совсем  скрючилась  и  потемнела.  Ее  тело  трепещет  в  мелких 

судорогах,  там  под  слизистой  оболочкой  что-то  происходит.  Наверное,  она  собирается 

изготовить  шарик.  Может  быть,  сейчас  и  откроется  секрет  строительства.  Я  срываю 

веточку с личинкой, вооружаюсь лупой и жду. Но время идет, а изменений никаких. Разве 

строительница может трудиться, когда дует прохладный ветер? Что-то надо предпринять. 

Тогда я разжигаю костер. Саксаул щедро излучает тепло, не хуже пустынного солнца. У 

костра я отогреваю озябшую личинку. Под потемневшей кожей энергичней сокращаются 

мышцы,  слизистая  оболочка  еще  больше  мутнеет,  становится  голубой,  подсыхает,  и  вот 

неожиданно  личинка  сгибается  рывком  в  скобочку,  скрючивается  и  превращается  в 

шарик. 

Под оболочкой шарика шевелится голова. Она скользит по бокам и заделывает щель, 

образовавшуюся  по  бокам  на  сгибе  тела.  Потом,  медленно  повертываясь  слева  направо, 

отслаивает  легко  отстающую  от  тела  оболочку.  Вот  совершен  один  оборот  (оболочка 

становится  прозрачной),  за  ним  следует  второй,  третий.  Хозяйка  сооружения  уже 

находится в беловатом прозрачном мешочке. Он еще тесен и не имеет формы правильного 

шара,  но  личинка  усиленно  его  раздвигает  в  стороны  блестящей  головкой,  поглаживает 

полукруглой  лакированной  переднеспинкой,  будто  она  для  этого  и  приспособлена. 

Проходит час. Костер потух, но жаркие угли пылают. Личинка уже в приличном круглом 

шарике. Зачем-то она прокалывает челюстями в его оболочке крохотные дырочки, сперва 

чуть ниже экватора  шарика, потом еще ниже. Может быть, для вентиляции? Нет, она не 

нужна,  так  как  вскоре  же  личинка,  выделяя  изо  рта  легко  застывающую  жидкость, 

замазывает ею дырочки. Зато теперь проколы выглядят снаружи, как маленькие шипики. 

Наверное,  каждый  из  них  служит  своеобразным  креплением  стенок  сооружения.  Еще 

минует час. Домик темнеет, работа закончена, строительница погружается в покой.  

Теперь  надо  узнать,  кто  выйдет  из  круглого  домика.  Тогда  я  вновь  разыскиваю 

растения с лиловыми цветами, собираю с него шарики и вскрываю их. В первом я вижу 

десяток спеленутых, будто мумии, куколок наездника. Они совершенно неподвижны, но 

из них скоро выйдут на свободу насекомые, и тогда берегитесь личинки, не поможет вам и 

 

261 

слизистая оболочка! Из второго вываливается куколка крошечного жука слоника. Тогда я 

вспоминаю,  что  когда  подошел  к  кусту  с  шариками,  с  него  упали  какие-то  серые 

невзрачные комочки. Вот и сейчас они лежат под кустиком на светлой почве. Я собираю 

их  и  внимательно  рассматриваю.  Серые  комочки  -  чудесные  слоники  ционусы.  Они 

крепко  скрючили  ноги,  согнули  голову  с  хоботком  и  стали  совсем,  как  соринки.  У 

каждого слоника на теле по две черных точки. Слоников, оказывается, уйма, только они 

плохо  заметны.  Здесь  они  рождаются  на  свет  из  куколок  в  круглых  домиках,  проводят 

брачное время, кладут яички и здесь же кончают свою жизнь. Так вот кто хозяин круглых 

шариков!.. 

 

Личинка  муравьиного  льва  (рис.  296),  прежде  чем  окуклиться,  сооружает  почти 

шаровидный  кокон  из  шелка,  выделяемого  из  анального  отверстия.  Вещество, 

образующее  нить,  вырабатывается  шестью  мальпигиевыми  сосудами.  Шелк  у  большей 

части насекомых – продукт видоизмененных слюнных желез, участие же в этом процессе 

мальпигяевых желез – исключение. 

 

    

 

 

Рис. 295 – Муравьи-жнецы (Мессор) 

 

Рис. 296 – Личинка муравьиного льва 

(Мирмелеон) 

 

 

ЖИЛИЩЕ МАНТИСПЫ. Ранняя весна. В горах Сюгаты очень теплый день. Всюду 

как-то  неожиданно  проглянули  желтые  тюльпаны,  и  все  склоны  запестрели  ими.  Над 

цветами мечутся мелкие пчелки галикты (рис. 297). Иногда с низким гудением пролетают 

черные  пчелы  ксилокопы.  Между  травинками,  торопясь,  ползают  полосатые  жуки. 

Счастливая пора!  

Я бреду по склону ущелья и по пути переворачиваю камни. Все живое прячется под 

ними. Под камнем и тепло, и надежно, и никто не вытащит. Под ними масса муравьев и 

семей  уховерток,  опекаемых  заботливыми  родителями.  Еще  под  камнем  спят, 

свернувшись  клубком,  гусеницы  совок,  черные  округлые  жуки  карапузики.  Иногда  под 

камнями  я  вижу  спящих  скорпионов  и  фаланг,  различных  пауков.  Но  одна  находка 

особенная. Я рассматриваю ее со всех сторон, совсем запутался, ничего не могу понять: 

сбоку  камня  в  небольшой  щелке  густой  комок  паутины,  переплетенный  с  мелким 

мусором, и множество трупиков давно погибших насекомых. Все это похоже на логовище 

завзятого разбойника паука подкаменщика агелены. Он, гнусный засадник, ловил в свои 

сети  тех,  кто  пытался  найти  убежище  под  камнем,  и,  высосав  добычу,  приплетал  ее  к 

стенкам своего логовища.  

Осторожно  и  терпеливо  я  распутываю  клубок  мертвых  тел,  переплетенных 

множеством довольно крепких нитей, добираюсь до самой середины и, наконец, вижу там 

что-то  желтое.  Сейчас  все  будет  ясно  и  откроется  секрет  странной  находки.  Но  вместо 

ожидаемого паука или его детища – кокона с многочисленными яичками или маленькими 

 

262 

паучатами – я вижу желтый овальный и аккуратный, размером немного больше фасолины, 

свитый из тончайших нитей кокон. Верхний конец его точно и тонко подрезан вокруг, так 

что открывается на маленьком шарнирчике. Может быть, дверка подготовлена заранее, и 

сейчас в темени этого крохотного убежища я увижу куколку или даже готового к выходу 

незнакомца?  Но  мои  надежды  напрасны.  Я  обескуражен.  За  шелковой  оболочкой 

открывается  бочоночек  плотный,  коричневый  и  тоже  прикрытый  такой  же  ловкой 

крышечкой.  Я  осторожно  поддеваю  ее  иголкой,  открываю  и  под  нею  вижу  зияющую 

пустоту! Куколка пуста, и я, теряясь в догадках, не могу узнать, кому она принадлежит!  

 

 

 

 

 

В горах Сюгаты 

 

Проходит день. Непонятная находка не дает покоя. Неожиданно я вспоминаю свои 

давние  путешествия  на  мотоцикле  в  этих  же  местах.  Тогда  я  только  здесь  наловил 

интересных  насекомых  мантисп  (рис.  298).  Родом  из  сетчатокрылых,  в  одном  отряде  со 

златоглазками и муравьиными львами, они внешне удивительно похожи на богомолов. У 

них такие же хватательные ноги, сложенные в молитвенной позе, и ведут они тот же образ 

жизни  хищников  и  засадников.  Развитие  мантисп  довольно  сложно.  Личинки  их 

паразитируют в теле паука: уничтожив его и, свив подобный сложный кокон, они выходят 

наружу. Так вот кто хозяин столь сложного жилища!.. 

 

Обитающее  в  воде  насекомое  Клемация,  относящееся  к  тому  же  отряду 

сетчатокрылых,  что  и  муравьиные  львы,  и  златоглазки,  также  плетѐт  кокон  из  густого 

плотного шелка, покрывая его снаружи сеткой. 

 

 

263 

    

 

 

Рис. 297 – Пчелы-галикты 

 

Рис. 298 – Мантиспа 

 

 

 

ЖИЛИЩА-ЗАПАДНИ ДЛЯ ЛОВЛИ ЛОБЫЧИ 

 

Немало насекомых используют свой дом как своеобразную ловушку, западню, сеть, 

капкан  или  вообще  ни  на  что  не  похожее  приспособление  для  ловли  добычи.  Всюду  на 

открытых  площадках,  покрытых  песком  или  пылью,  нетрудно  увидеть  аккуратные 

конусовидные  воронки  (рис.  299).  Достаточно  в  такую  воронку  опустить  крошечную 

соринку, как с самого дна кто-то энергично и ловко выбросит ее обратно как ненужный 

хлам,  нарушающий  порядок  в  сооружении.  Если  же  в  воронку  случайно  попадет 

небольшое  насекомое  –  его  участь  решена.  Пытаясь  выбраться  наружу,  оно  будет 

скользить  ногами  по  крутому  склону;  снизу  ловкий  владелец  ловушки  начнет 

бомбардировать обреченного на смерть порциями песчинок, пока неудачник не скатится 

вниз.  Тогда  из  земли  тут  же  высунутся  длинные  и  кривые  челюсти,  схватят,  пронзят 

добычу и утащат ее вглубь.  

Воронка в песке и пыли – жилище и одновременно ловушка – принадлежит личинке 

муравьиного  льва.  Сама  личинка  на  вид  неказиста,  голова  больше  брюшка,  с  длинными 

черными  серповидными  челюстями.  Но  взрослое  насекомое  элегантно  и  похоже  на 

стрекозу  (рис.  300),  хотя  оно  относится  совсем  к  другому  отряду,  называемому  отрядом 

сетчатокрылых, к которому принадлежат златоглазки. 

 

   

 

 

Рис. 299 – Воронки личинок муравьиных 

львов в земле 

 

Рис. 300 – Взрослый муравьиный лев 

 

 

 

264 

 

РАСЧЕТ  МУРАВЬИНОГО  ЛЬВА.  Ровная,  как  стол,  желтая  голая  пустыня.  Весна. 

Но в этом году еще не было дождя, земля суха, все замерло. Справа серые горы Богуты, 

слева - далеко в глубоком каньоне, точно в чудесной зеленой оправе, река Чарын. Но как к 

ней спуститься с высокого обрыва?  

 

 

 

Каньон реки Чарын 

 

Сегодня жаркий день, и горизонт колышется в миражах. Старая знакомая картина. У 

нас кончилась вода, мы соскучились по тени и прохладе, нам во что бы то ни стало надо 

съехать к реке. Едва заметный поворот с дороги по каменистой пустыне, очень крутой и 

неровный спуск – мы, наконец, в зарослях тополей, ясеня, лоха и тамариска. Бурлит река, 

и поют соловьи. Здесь другой мир, мы будто  переехали на новую квартиру. С радостью 

устраиваемся на бивак. А рядом на голой глинистой площадке бродят муравьи в поисках 

добычи. У старого пня тополя в ловушках-воронках расположились личинки муравьиного 

льва.  Некоторые  из  них  заняты,  мощными  рывками  головы,  похожей  на  лопату, 

выбрасывают кверху струйки земли. Какие они деятельные, эти личинки!  

Я  раскрываю  походный  стульчик  и  осторожно  усаживаюсь  рядом  с  западней 

хищника.  Но  ничтожное  сотрясение  почвы,  и  работа  прекращена.  Личинка  очень  чутка, 

зарылась  в  землю,  притаилась.  Долго  мне  ждать,  когда  она  осмелеет?  Муравьи  отлично 

знают  ловушку  своего  недруга  и  минуют  ее  стороной.  Я  подгоняю  в  воронке  одного, 

другого, но муравьи увертываются. Тогда я хватаю муравья пинцетом за ногу и бросаю в 

воронку.  А  ну-ка,  хищник,  прекрати  свое  притворство!  И  хищник  пробуждается. 

Молниеносные  броски  песчинок,  быстрые  подкопы  под  самой  жертвой  –  и  она 

скатывается  вниз.  Из  песка  высовываются  длинные  кривые,  как  сабли,  челюсти  и 

схватывают добычу. Дальше происходит необычное. Муравьиный лев не тащит, как все, 

добычу под землю. У него совсем другой прием. Ухватив муравья за брюшко, он бьет его 

 

265 

о  стенки  ловушки  так  быстро,  что  глаза  едва  успевают  заметить  резкие  взмахи.  Удары 

следуют один за другим. Видимо, слишком привычны броски головой и отлично развита 

мускулатура головы-лопатки. Я считаю: сто двадцать ударов в минуту! Избитый муравей 

прекращает сопротивление. Он умирает и – как это печально – слабеющими движениями 

последний раз чистит передними ногами свои запыленные усики. Вот он совсем замер. И 

только тогда коварный хищник прячет свой трофей под землю. Сейчас он там с аппетитом 

принимается за еду.  

Не  подбросить  ли хищнику  еще  муравья?  Оказывается,  он  не  так  беспечен,  чтобы, 

даже будучи занятым, упустить случай поживиться. Вновь нападение, еще сотня ударов, и 

новый  труп  зарыт  в  землю.  Третьего  муравья  постигает  та  же  доля.  Только  четвертый 

муравей избегает печальной  участи. Ловушка обрушилась, и выбраться из нее теперь не 

трудно.  Тогда  я  оставляю  хищника,  а  он  выталкивает  муравья  наружу  и  высасывает 

сперва  брюшко,  потом  вонзает  кривые  челюсти  в  грудь,  а  через  несколько  минут 

прокалывает ими голову. Муравей съеден, и его оболочка брошена. Обжора принимается 

за другого муравья. Теперь он надолго насытился, приводит в порядок свой дом-ловушку, 

ловко выбрасывая во все стороны головой-лопатой песок... 

Опытные  муравьи  –  охотники  и  разведчики  –  отлично  знают  повадки  своего 

заклятого  врага  и  не  только  научаются  избегать  опасности,  но,  кроме  того,  еще 

ухитряются  воровать  добычу  у  личинки  муравьиного  льва.  Особенно  ловок  в  этом 

отношении муравей бегунок (рис. 301). Один такой отважный охотник при мне несколько 

раз  навещал  ловушку  засадника,  и,  когда  в  нее  попалась  добыча,  убив  которую  хищник 

собрался закопать в землю, молниеносным прыжком оказался на дне воронки, выхватил 

трофей из челюстей хозяина ловушки и так же стремительно выбрался наружу. Впрочем, 

все муравьи бегунки – завзятые воришки.  

Муравьиных львов немало видов. Особенно они многочисленны в южных странах. 

Интересно,  что  личинка  мухи  Вермилео,  обитающей  в  Европе,  –  насекомое  совсем  из 

другого  отряда,  строит  точно  такие  же  ловушки.  Одинаковая  обстановка  жизни 

способствовала возникновению и сходной конструкции жилища. 

Личинка отъявленного хищника жука скакуна  (рис. 302) тоже использует свой дом 

как  ловушку  для  случайных  посетителей.  Она  роет  строго  вертикальную,  с  гладкими 

стенками норку длиной до полуметра и сидит в ней, в глубине и темени, ожидая гостей и 

выставив наготове острые длинные челюсти. Норка сооружается обязательно на чистых и 

свободных  от  растений  площадках.  Как  раз  оказавшись  в  таком  месте,  насекомые 

пытаются  юркнуть  в  первую  попавшуюся  щелку  или  норку  и  попадают  в  челюсти 

хищника. Роет свои норки скакун отлично. 

 

    

 

 

Рис. 301 – Муравей-бегунок (Катаглифес) 

 

Рис. 302 – Жук-скакун туркестанский 

 

 

 

 

266 

 

ЖИТЕЛИ  ПОДЗЕМЕЛИЙ.  Давно  стаяли  снега,  прошли  весенние  дожди  и  стали 

подсыхать озера, обнажая солончаковые берега. На них тотчас же начали переселяться на 

лето  муравьи-бегунки,  медведки  прочертили  извилистыми  ходами  ровную  поверхность, 

маленькие жужелички вырыли норки. Много других любителей влажной земли завладели 

этими местами. По незначительным признакам я угадываю, кто поселился здесь. Когда же 

не могу разведать поселенца, берусь за раскопку. 

Вот и сейчас в одном месте шарики из земли валяются близко друг к другу, а откуда 

и  кто  их  вытащил  наружу  –  неизвестно.  На  поверхности  солончака  не  видно  никакой 

норки. Видимо, я не заметил ее и, ощупывая шарики земли, случайно замаскировал. Скоро 

нахожу  и  поблизости  такие  же  комочки  земли.  Раскопки  показали,  что  норки,  около 

которых находятся шарики земли, принадлежат личинкам скакунов. 

От норки комочки земли отброшены сантиметров на тридцать. Относить их личинка 

не  могла,  нет  у  нее  такого  приспособления.  А  вот  бросать  –  это  она  умеет.  Сверху  ее 

голова  уплощена,  слегка  вогнута,  напоминает  лопату.  Водрузив  на  нее  комочек 

выкопанной  земли,  личинка  с  силой  бросает  в  сторону  груз.  Длина  личинки  пятнадцать 

миллиметров,  бросок  ее  равен  тремстам  миллиметрам,  то  есть  двадцати  длинам 

собственного  тела.  Человек  должен  бы  бросить  груз  лопатой  на  тридцать  два  метра. 

Катышек  весит  около  одной  десятой  грамма,  или  в  пять  раз  меньше  веса  личинки.  Для 

человека это был бы груз в двадцать килограммов. В общем, личинка скакуна – неплохой 

труженик, и у нее хорошая лопата. Только зачем так далеко отбрасывать землю? Может 

быть,  ради  маскировки  своего  логова?  А  летом  я  вновь  встретился  с  интересным 

скакуном.  

После  жаркой  сухой  и  бесконечной  пустыни  берег  сине-зеленого  озера  Алакуль 

кажется особенно прекрасным. Острый запах солончака, прибрежного ила, сохнущего на 

солнце,  водного  простора,  крик  птиц  -  как  все  это  непохоже    на  мрачную  обожженную 

землю пустыни. Едва я остановил машину, как мои спутники помчались к воде  – никого 

не остановишь и ничем не заинтересуешь. А возле машины у дороги на гладкой площадке 

норка  с  аккуратным  и  круглым  входом,  а  возле  него  полумесяцем  глубокая  ложбинка. 

Если бы только одна такая норка! Но их много, всюду такие. 

Наконец,  все  насладились  видом  сине-зеленого  озера,  и  я  приглашаю  спутников 

подумать над загадкой. Впрочем, зачем ломать голову, не проще ли взять лопатку, вырыть 

норку и  узнать кто там? Но интересные встречи с насекомыми так редки, и мне хочется 

растянуть  минуты  постепенного  открытия  маленькой  тайны.  Предвкушая  удовольствие 

познания  нового  и  ранее  не  известного  и  в  то  же  время  подозревая  вполне  банальный 

исход, я не тороплюсь, приглядываюсь, примеряюсь.  

«Да  это  след  от  наконечника  вашей  палочки!»  -  насмешливо  говорит  Таня. 

Аккуратная  дырочка  и  углубление  полумесяцем,  действительно,  будто  оставлены 

палочкой да к тому же еще и по дороге. Я провожу палочкой по песку, и все видят, что 

след от ее наконечника совсем другой. Тогда я заталкиваю в норку тонкую тростинку. Она 

опускается глубоко, сантиметров на двадцать, и упирается во что-то твердое. «Вот вам и 

след  палочки,  -  торжествую  я.  –  Кстати,  –  говорю  я  своим  спутникам,  –  обратите 

внимание,  как  точно  вертикально  опускается  норка  в  землю.  Посмотрите,  тростинка, 

воткнутая в норку, торчит из нее по идеальной вертикали. Хоть проверяй отвесом!» «Чего 

тут  особенного,  –  замечает  студент  Миша.  –  Просто  у  жителя  норки  развит 

отрицательный геотаксис». – «Ты, Миша, всегда завернешь по-ученому, – возражает Таня. 

–  Геотаксис  да  геотаксис,  а  что  это  такое,  скажи  точнее!»  –  «Геотаксис,  –  обиженно 

отвечает Миша, – такое ощущение, которое позволяет насекомому отлично воспринимать 

силу тяжести, если хотите. Вот оно, точно чувствуя силу земного притяжения, роет норку 

прямо вертикально, не отступая ни на один градус!»  

Действительно,  строитель  тоннеля,  по-видимому,  обладает  отлично  развитым 

чувством  силы  тяжести.  Для  него  вертикальная  конструкция  выгодна.  Добыча  легче 

 

267 

сваливается в норку,  ее проще затащить в нее. Кроме того, по отвесу  – самый короткий 

путь к прохладе и влажности.  

 

 

 

Озеро Алакуль (фото М.К. Чильдебаева) 

 

После рассуждений можно и раскапывать. Но вместо тростинки надо взять потолще 

палочку.  Вытаскивая  ее  обратно,  я  неожиданно  вижу  прицепившееся  к  ней  странное 

существо, серое, небольшое, узкое, длинное. Оно не дает себя рассмотреть, упав на землю, 

молниеносно  сгибаясь  и  разгибаясь  скобкой  и  подскакивая;  начинает  выделывать 

замысловатые  трюки.  Откуда  такая  быстрота,  неутомимость  и  сила!  «Вот  это  штука!»  – 

восклицает один мой спутник. «Как стальная пружинка!» – добавляет другой. «Настоящий 

акробатик!»  –  удивляется  третий.  А  существо,  «акробатик»  и  «стальная  пружинка» 

продолжает скакать быстро и неутомимо, не дает себя рассмотреть. 

Наконец,  устало,  неожиданно  успокоилось  и  тогда  оказалось  хорошо  знакомой 

личинкой  жука  скакуна.  Я  притронулся  к  ее  хвосту  –  она  быстро  помчалась  вперед. 

Прикоснулся к голове – поехала вспять. Ей одинаково – что вперед головой, что хвостом. 

Жители  узких  норок  умеют  так  делать.  Жуки  скакуны,  или  как  их  еще  называют 

цициндели,  –  отъявленные  хищники.  Они  охотятся  над  чистыми  площадками,  любят 

дороги,  быстры.  Глазасты,  ярко  окрашены,  легко,  как  мухи,  взлетают,  в  полете 

стремительны.  Личинки  их  странные,  с  широкой,  как  лопата,  плоской  головой,  снизу 

которой выглядывают длинные и кривые, как турецкие сабли, челюсти. На спине личинки 

большая и прочная мозоль. Она помогает упираться в стенки норки, когда надо удержать 

заглянувшую случайно в ее обитель добычу. 

Норки  личинок  скакунов  всегда  с  круглым  и  аккуратным  отверстием,  часто  еще  с 

небольшой и очень пологой в начале воронкой или без нее. Норки же с канавкой я вижу 

впервые. Может быть, здесь живет особая алакульская вариация жуков? Кстати, вот и они, 

 

268 

жуки,  темные,  с  белыми  пятнами,  носятся  над  дорогой.  Их  называют  туркестанскими. 

Внимательно  приглядываясь,  вижу  самые  обычные  норки.  И  личинки  из  разных  норок 

будто  не  отличимы  друг  от  друга.  Так  и  остается  неразгаданной  странная  черта 

строительного  инстинкта  личинок  алакульеких  скакунов.  Впрочем,  я  догадываюсь, 

почему  некоторые  хозяйки  норок-ловушек  отступились  от  принятых  правил 

строительства. Но как трудно высказывать догадки, когда всюду столько скептиков, когда 

необходимо нарушить привычные представления, подумать и посомневаться!  

Через  несколько  дней  мы  катим  на  машине  через  знойные  пустыни  к  далеким 

сиреневым горам со снежными вершинами. Полдня пути  – и мы среди высоких зеленых 

трав,  деревьев  и  кустарников,  с  наслаждением  вдыхаем  влажный,  свежий  воздух  и 

слушаем журчание горного ручейка. Впрочем, настоящие горные леса еще далеко, здесь 

так называемые прилавки - горные степи на лѐссовых предгорьях! 

Всюду  трещат  кобылки  и  кузнечики.  Но  здесь  не  то,  что  в  пустыне,  их  не  просто 

разглядеть: все закрыто густой травой. Вот среди зеленых зарослей небольшой лѐссовый 

обрыв. Тут жужжат дикие пчелы, летают странные наездники, ползают муравьи. Много и 

разных  норок,  а  среди  них  мне  хорошо  знакомые  с  небольшой  аккуратной  и  пологой 

воронкой  в  самом  входе  –  норки  жуков  скакунов.  Я  с  интересом  вглядываюсь  в  них. 

Никогда  не  приходилось  встречать  их  на  отвесной  поверхности.  Интересно,  какое  они 

имеют  направление.  Тогда  я  опускаю  травинку  в  жилище  горбатой  личинки.  Травинка 

идет  строго  перпендикулярно  по  отношению к  поверхности  обрыва!  «Вот  вам,  Миша,  и 

отрицательный  геотаксис,  –  говорю  я  молодому  энтомологу.  –  Дела,  по-видимому, 

значительно сложнее, чем мы думаем. Каким-то образом личинка жука умеет определять 

наклон  поверхности  земли  и  проводить  к  этому  наклону  перпендикуляр.  Как  она  это 

делает  –  пока  нам  неизвестно.  И,  конечно,  одним  геотаксисом  тут  не  объяснить 

строительные инстинкты личинки. Впрочем, возможно, есть и другое объяснение.  

 

 

 

Лессовый обрыв на «прилавках» Заилийского Алатау  

 

 

269 

Через  месяц  я  снова  вспоминаю  загадку  норок  личинок  жуков  скакунов. 

Возвращаясь  из  очередной  поездки  домой,  заезжаем  в  тугаи  реки  Или.  Еще  жарко  на 

солнце, но уже видны первые признаки осени. Не слышно пения птиц, не кричат лягушки, 

их подросшая молодь уселась рядками у берега на отмелях, высунув наружу пучеглазые 

головки.  Не  стало  и  цветков,  лишь  кое-где  синеет  цикорий.  Ломонос  покрылся  пухом 

семян. Кончики веток тамарисков кое-где облачились в желтые одежды увядшей листвы. 

Давно  уже прошел летний паводок, и на реке обнажились отмели. На них местами 

поверхность земли изрешечена норками личинок жуков скакунов. До двадцати пяти штук 

на квадратный метр! Такое обилие норок прежде не встречалось. Личинкам скакунов не 

хватает места на отмелях, и они заселили береговые откосы. Здесь норки тоже наклонены 

в  сторону  от  реки  строго  перпендикулярно  к  поверхности  откоса.  Личинки  жуков 

скакунов – явные обладатели чудодейственного и таинственного прибора. С его помощью 

они  проводят  к  поверхности  земли  точный  перпендикуляр  и  руководствуются  им, 

занимаясь  строительством  своего  жилища-ловушки.  Что  же,  поведение  личинок, 

устраивающих  норки  на  наклонных  поверхностях,  вполне  рационально:  путь  к  влаге  и 

прохладе  получается  тоже  самый  короткий,  а  жилище  надежней  и  глубже  спрятано  от 

возможных врагов, охотников за насекомыми, обитателями почвы... 

 

 

 

Река Или ниже Капчагайского ущелья 

 

Норки  как  ловушки  для  добычи  используют  даже  личинки  некоторых  поденок, 

обитающих  на  отмелях  водоемов,  а  также  на  влажных  берегах.  В  прославленном  гроте 

Уайтомо  в  северной  части  Новой  Зеландии  обитают  очень  своеобразные  насекомые  из 

семейства  грибных  комариков.  Их  личинки на  потолке  грота  строят  шелковые  домики  - 

трубочки.  Отсюда  личинка  опускает  вниз  несколько  десятков  длинных,  покрытых 

капельками  липкого  секрета,  нитей.  Хозяйки  этих  сложных  сооружений  ярко  светятся  в 

глубокой темноте голубовато-зеленым ореолом, тем самым привлекая мелких насекомых, 

 

270 

которые  и  попадают  в  их  жилище-ловушку.  Зрелище  множества  светящихся  личинок 

комариков  производит  большое  впечатление.  Грот  посещают  множество  туристов  ради 

того,  чтобы  полюбоваться  богатой  иллюминацией,  устраиваемой  крохотными 

хищницами. О нем написано множество журнальных статей, опубликованы фотографии.  

Известные  своим  искусством  подводного  строительства  переносных  домиков 

личинки  ручейников  строят  еще  и  особые  ловчие  сети.  В  самом  простейшем  варианте 

личинка, находясь в подвижном домике-чехлике, протягивает по дну ручья одну липкую 

нить, с которой и собирает пристывшую дань. Другие выплетают перед своим домиком-

чехликом  воронку,  направленную  против  течения.  Длина  ее  может  достигать  двадцати 

сантиметров, а входное отверстие – около десяти сантиметров.  

Энтомолог  Д.  Шарп  в  своей,  до  сего  времени  с  интересом  читаемой  книге 

«Насекомые»,  изданной  на  русском  языке  в  1910  году,  сообщил,  что  личинки  одного из 

водящихся  в  Амазонке  ручейников,  относящихся  к  семейству  Гидропсихидэ,  сообща 

располагают  свои  ловчие  сети  правильными  сомкнутыми  рядами  поперек  ручья, 

устраивая  таким  образом  подобие  коллективного  невода.  Ловчие  сети  этих  ручейников 

состоят  из  очень  правильных,  слегка  вытянутых,  прямоугольных  ячеек.  Считалось,  что 

когда  личинки  плетут  сети,  то,  чтобы  выдержать  стандарт  размеров  ячеек,  в  качестве 

меры длины используют расстояние между двумя длинными щетинками на верхней губе. 

Однако это остроумное предположение впоследствии не оправдалось, так как личинки, у 

которых  были  удалены  щетинки,  все  равно  превосходно  справлялись  со  своей  работой. 

Очевидно,  в  качестве  «мерной  линейки»  подводные  жительницы  используют  членики 

передних ног, которые принимают участие в строительных делах. 

 

В ЖИЛИЩЕ ЗАЩИЩАЮТСЯ ОТ ВРАГОВ 

 

«Мой дом - моя крепость», – так гласило одно из правил Домостроя, что означало: 

дом – не только место жилья, но и место защиты от врагов. 

Все насекомые, обитающие в норках, в какой-то мере защищены от многочисленных 

недругов  и  находятся  в  более  выигрышном  положении  по  сравнению  с  теми,  кто  живет 

открыто на поверхности земли, виден, доступен, легко заметен. Домик личинок тяжел, его 

не просто носить за собой. Зато в нем безопасно. 

Кто  станет  заглядывать  в  конгломерат  камней,  внутри  которого  тайно  скрывается 

хозяйка?  При  нападении  врагов,  обороняясь,  личинка  скрючивается,  прячась  в  домик,  в 

нем  она  не  столь  уж  и  безобидна  и  при  случае  может  откусить  ногу  или  какую-либо 

выступающую  часть  тела  нападающего.  Гусеницы  многих  бабочек,  родные  братья  и 

сестры, выйдя из яичек, не разлучаются, а плетут сообща домик из очень густой паутины. 

В ней прячутся на день, выбираясь наружу ночью, чтобы насытиться листьями растений. 

Так  поступают  известнейшие  вредители  садов  –  яблоневая  моль  и  ее  ближайшие 

родственники, относящиеся к так называемым горностаевым молям. Сильно пораженное 

ими  дерево  во  время  массового  размножения  иногда  нацело  оголяется  и  стоит  в 

необычном  белом  паутинном  убранстве.  Птицам  добраться  до  гусеничек  невозможно  - 

всюду паутинные нити, местами смотанные густыми клубками. Подобные домики плетут 

гусенички различных видов шелкопрядов и многих других бабочек. 

 

СОВМЕСТНОЕ ЖИЛИЩЕ. На вершине пустынного хребтика Архарлы я присел на 

камень  передохнуть  после  крутого  подъема.  Горы  уже  выгорели,  редкие  травы, 

покрывающие их каменистые склоны, пожелтели. Но внизу на дне ущелья – ярко-зеленая 

полоска растений. Она скрывает крохотный и почти иссякший ручеек. Там густые заросли 

мяты,  шалфея,  таволги.  Кое-где  землю  отвоевал  татарник  колючий.  У  огромного  камня, 

скатившегося с гор в долину, на кустике таволги виднеется большое белое пятно. Что бы 

это  могло  быть?  Я  достаю  из  рюкзака  бинокль.  Вижу  –  это  как  будто  паутинное  гнездо 

кольчатого шелкопряда.  

 

271 

Но  почему  такое  большое?  Чтобы  дознаться,  надо  спускаться  вниз.  Гусеницы 

кольчатого шелкопряда выплетают совместный паутинный домик. В нем они прячутся от 

дождя  и  холода  Горный  кольчатый  шелкопряд  -  бабочка  среднего  размера,  охристо-

желтая или буро-красная, с двумя почти прямыми поперечными полосками на передних 

крыльях. Самочка кладет яички аккуратными рядками на стволик кустарника или дерева, 

опоясывая  его  широким  колечком  –  за  это  ее  и  прозвали  «кольчатой».  Здесь,  в  горах 

пустыни,  горный  шелкопряд  помещает  яички  чаще  всего  на  таволге.  Вышедшие 

гусенички держатся вместе, оплетая веточку густой, плотной, как бумага, тканью. Отсюда 

они  отлучаются  в  сторону,  чтобы  погрызть  листочки,  сюда  же  возвращаются  на  день,  в 

плохую  погоду,  на  время  линьки.  Из  домика  во  все  стороны  гусенички  протягивают 

невидимые глазу паутинные дорожки: по ним отправляются на поиски еды и находят свой 

обратный путь. Как только гусенички подрастут, дружная семейка распадается, братья и 

сестры  расползаются  во  все  стороны  и  заканчивают  свое  развитие  уже  в  полном 

одиночестве.  Паутинные  домики  гусениц  (рис.  303)  далеко  заметны  и  долго,  до  самой 

осени, а то и до весны, сохраняются на растениях.  

 

 

В горах Архарлы 

 

Что же оказалось на кустике таволги? Обычно самки кольчатого шелкопряда кладут 

яички на разные кустики, и никогда на одном из них не бывает несколько кладок. Как они 

узнают,  что  кустик  занят,  непонятно.  В  этой  черте  поведения  заложен  определенный 

смысл, гусеничек не должно быть много на одном кустике, иначе им не хватит еды, да и 

растение  пострадает.  От  этого  же  зависит  и  жизнь  потомства.  Но  здесь,  на  кустике 

таволги,  произошла  ошибка,  и  закон  равномерного  распределения  яйцекладок  оказался 

нарушен – небольшой кустик таволги возле камня почтили вниманием сразу пять бабочек. 

Из пяти колечек вышли – не больше, не меньше – пять семеек гусеничек, каждая из них 

стала вить для себя собственный паутинный домик. Вначале все шло хорошо. Маленькие 

 

272 

братья и сестры сидели по своим местам. Но как только гусенички стали подрастать и все 

дальше  и  дальше  отлучаться  по  паутинным  дорожкам  от  своих  домиков,  пути  их  стали 

соприкасаться,  а  потом  так  перепутались,  что  разобраться  в  них  стало  невозможно. 

Блуждающие  гусенички  стали  предпочитать  самое  верхнее  гнездо,  там  объединились  и 

постепенно выплели такую большую паутину, которую я заметил с вершины хребта... 

Гусенички  недавно  покинули  свое  грандиозное  коллективное  сооружение.  Внутри 

его толстой паутинной оболочки молодые листочки таволги не смогли вырваться из плена 

и  скрутились  плотным  комком.  Среди  скрученных  листочков  таволги  нашли  приют 

уховертки и многочисленные пауки.  

Я  с  удивлением  рассматриваю  невиданное  гнездо  кольчатого  шелкопряда.  Ничего 

себе,  большая  жила  здесь  семейка  гусеничек  шелкопряда!  Через  несколько  лет  тоже  на 

кусте  таволги  в  одном  гнезде  я  встретил  тесную,  дружную  кучку  малышей  гусеничек  и 

рядом  с  ними  –  угнездившихся  солидных  переростков,  которые  выглядели  этакими 

болванами,  затесавшимися  в  компанию  малышей.  И  на  другом  кусте  та  же  история. 

Отчего  же  так  получилось?  Вскоре  дело  объяснилось  просто.  В  середине  куста  я  вижу 

паутину  с  теми,  кого  назвал  переростками.  Их  немного.  Неуемные  бродяги,  ползая  по 

кустику  таволги,  они  попадали  на  чужие  паутинные  дорожки  и,  потеряв  путь  к  своим 

братьям  и  сестрам,  попали  в  чужое  общество.  Великаны  себя  неплохо  чувствуют  в 

неродной  семье,  и  сейчас,  рано  утром,  после  прохладной  ночи  все  вместе  дружно 

встречают первые теплые лучи заглянувшего в ущелье солнца. 

Гусеницы обитающей в Африке бабочки Брассолис софора сплетают листья пальм, 

на которых они живут, в одно большое шаровидное гнездо диаметром около полуметра. В 

него  они  прячутся  на  день,  собираясь  по  несколько  сотен  экземпляров.  Такое  гнездо 

хорошо  защищает  от  насекомоядных  птиц,  но,  увы,  наездники  в  него  прекрасно  и 

беспрепятственно проникают. 

 

СУХАЯ ПАЛОЧКА. Мимо муравейника Формика пратензис незаметными рывками 

продвигается  сухая  «палочка».  Из  одного  ее  конца  высовывается  черная  головка 

гусенички, ножки коротышки хватаются за опору, подтягиваются, и «палочка» сдвигается 

с  места.  «Палочка»  -  гусеничка  бабочки  чехлоноски  в  своем  домике  (рис.  304).  Она 

соорудила его из сухих былинок и так их ловко подогнала друг к другу, что палочка будто 

настоящая.  Чтобы  усилить  это  сходство,  гусеничка  осторожна,  движется  рывками  и  при 

малейшей  тревоге  замирает  надолго:  не  дай  бог,  кто-нибудь  увидит  и  разгадает  секрет 

маскировки.  

 

    

 

 

Рис. 303 – Паутинный домик личинок 

горного шелкопряда 

 

Рис. 304 – Домик личинки бабочки-

чехлоноски 

 

 

 

273 

 

Мимо  гусенички-палочки  бежит  муравей.  Наткнулся  на  нее,  остановился,  пощупал 

усиками, примеряясь:  хороша ли палочка для муравейника? Решил, что да, подходящая! 

Схватил  и  потащил  к  себе.  Вскоре  ему  помогли  другие  муравьи,  занесли  палочку  на 

самый верх муравьиной кучи, приладили к ней, оставили. Долго лежала гусеничка в своем 

домике,  боясь  высунуть  головку:  вокруг  металась  масса  разбойников.  Как  ей  теперь 

выбраться из плена? Так хорошо всех обманывала, а тут попалась! Вот теперь изволь, не 

двигайся.  Все  же  надоело  лежать  притворяшке.  Вынула  головку,  уцепилась  ножками-

коротышками,  поднялась  рывком.  Муравьи  сразу  заметили  неладное.  В  чем  дело? 

Собрались  кучкой,  ощупывают,  обнюхивают,  но  палочка  как  палочка,  лежит  себе  не 

шелохнется. И разбежались во все стороны. Гусеничка снова один рывок, другой сделала 

и постепенно сползла с муравейника.  

Все было бы хорошо, да только снова нашелся умелец-строитель. Ощупал, обнюхал: 

хорошая  палочка  для  дома!  И  потащил  обратно.  Так  бы  и  продолжалось  все  время.  Да 

солнце  склонилось  к  холмам,  потом  на  него  набежали  облака,  потянуло  холодом,  и  все 

муравьи  скрылись  в  своем  домике.  Только  тогда  гусеничка  выбралась  благополучно  из 

заточения  и  поспешила  дальше  от  опасного  места.  Хотя  она  и  похожа  на  палочку,  но 

каково  ей,  живой,  лежать  неподвижно  в  чужом  доме  и  без  конца  притворяться!..  Но 

некоторым гусеничкам чехлоносок, наоборот, дорого внимание муравьев...  

Великое множество мелких бабочек (часть из них объединяется в особое семейство 

так  называемых  чехлоносок)  в  стадии  гусеницы  строят  чехлики,  в  которых  и  проводят 

свое  детство,  по  мере  роста  надстраивая  их  и  совершенствуя.  Материал  для  чехликов 

самый  разнообразный.  На  строительство  используются  и  шелковые  нити,  выделяемые 

специальными  железами,  и  собственные  испражнения,  которые  благодаря  их 

пластичности  отлично  служат  для  лепки  любой  формы.  Применяются  и  слюна, 

склеивающая  мелкие  частицы  земли,  и  песчинки,  и  особые  вещества,  выделяемые 

поверхностью тела, быстро затвердевающие на воздухе. Кое-кто употребляет для домика 

шкурки, сброшенные со своего тела после линьки, скрепляя их самым причудливым, но 

всегда  по  твердо  выработанному  плану  способом,  или  же  шкурки,  оставшиеся  от 

высосанной добычи. 

 

«БЕЗ  РУК,  БЕЗ  ТОПОРЕНКА»...  Спускаясь  с  бархана,  я  держу  в  руках  свою 

интересную находку  – веточку кустарника джузгуна с совершенно необычным домиком. 

Сделала  его  гусеница  бабочки  чехлоноски.  Мне  невольно  вспомнилась  одна  старинная 

русская  загадка.  Прочел  я  ее  впервые  в  букваре,  по  которому  много  лет  тому  назад 

познавал начала грамоты. 

Я  говорю  своим  спутникам:  «Смотрите!  Не  правда  ли:  «Без  рук,  без  топоренка 

построена  избенка!?»  Все  с  интересом  разглядывают  мою  находку.  Действительно, 

настоящая  избенка  из  бревнышек.  Чехлик  гусеницы  крупный,  четырехгранный  и  очень 

похож  на  деревянный  сруб  древней  башни  острога  или  оборонительного  сооружения. 

Такие башни строили много столетий назад на Руси против набегов степных кочевников.  

Никто  из  лепидептерологов  (специалистов  по  бабочкам)  никогда  не  видел  такого 

чехлика.  Жаль,  что  из  нее  не  вывелась  бабочка  –  куколка  не  вынесла  длительного 

путешествия  в  стеклянной  банке  в  тряской  грузовой  машине.  Так  и  не  удалось  увидеть 

этого  замечательного  строителя.  Наверное,  это  какая-нибудь  особенная  бабочка,  житель 

наших бескрайних пустынь, до сих пор еще не известная ученым-энтомологам. 

Южноевропейская  ночная  бабочка  Эрастрия  ситуля  поедает  червецов,  а  из  шкурок 

своей добычи в смеси с собственными экскрементами делает чехлик. Он очень похож на 

кору деревьев, на которых живет и охотится хищница. Для того же, чтобы себя не выдать, 

гусеница медленно ползает. 

На  зеленых  веточках  саксаула  я  вижу  едва  приметную  закорючку.  Сверху 

крошечный  коричневый  пупырышек  с  дырочкой  на  вершине,  потом  уложенные  друг  на 

 

274 

друга и аккуратно склеенные зеленые кусочки, очень похожие на частицы веточки дерева. 

Все сооружение прикреплено широким воротничком, не шевелится. Что такое – никак не 

поймешь.  Ни  на  кого  не  похоже,  кроме  себя.  Закорючка  не  одна.  Невдалеке  такая  же, 

только  чуть  поменьше,  она  очень  прочно  прикреплена.  Никак  не  оторвешь.  Силу 

прилагать опасно – можно повредить скрытого в ней таинственного незнакомца.  

В  пробирке  через  несколько  дней  обе  закорючки  снялись  с  места  и  тихо-тихо 

поползли  по  стенке.  Сквозь  стекло  было  видно,  как  через  широкий  воротничок 

высовывается  черная  головка  да  коротенькие  ножки.  Головка  выпускает  тончайшую 

пряжу  и  ею  закрепляет  края  воротничка,  чтобы  не  упасть.  Вот  и  раскрылся  незнакомец. 

Это  моль  чехлоноска!  Их  масса  видов!  И  как  она  соорудила  себе  такой  домик! 

Коричневый бугорочек из оболочки яичка. Следующий за нею зеленый кусочек похож на 

членик  стволика  зеленого  саксаула.  По-видимому,  крохотная  гусеничка  выбралась  из 

яичка  и  сразу  же  вгрызлась  в  стволик.  Выела  его  изнутри,  перелиняла,  а  потом 

перебралась  на  новое  место.  Как  потом  она  меняла  свой  домик  и  прикрепляла  его  один 

над  другим,  непонятно.  Может  быть,  кому-нибудь  удастся  подсмотреть  секреты 

строительства маленькой гусенички?  

В пробирке гусенички заскучали и погибли. Видимо, им нужен свежий корм. Так не 

удалось узнать, какая из них должна была получиться бабочка... 

Все гусеницы семейства гамачниц умеют строить домики из листьев и собственных 

испражнений, скрепляя их клейкими веществами либо паутинными нитями. Некоторые из 

них  легко  бросают  свой  дом,  когда  он  почему-либо  становится  негодным,  тогда  как 

другие никогда с ним не разлучаются, пока не повзрослеют.  

Испражнения - один из материалов, широко используемый для постройки жилища. 

В  футляре,  сделанном  из  собственных  испражнений,  живут  личинка  жука 

четырехточечного клитра и многие гусеницы бабочек чехлоносок. Домики-чехлики могут 

быть  тяжелыми,  твердыми  и  громоздкими,  принуждая  их  обладателей  к  оседлому  или 

крайне  малоподвижному  образу  жизни;  или,  наоборот,  легкими,  изящными,  напоминая 

собою  воздушное  одеяние.  Обладатели  таких  одежд  опровергают  широко 

распространенное в быту мнение, будто из животных, населяющих нашу планету, человек 

– единственное существо, которое изобрело одежду, прикрывая ею наготу тела. 

Гусеница  чехлоноска  Псишевициела  отгрызает  кусочки  обязательно  сухого 

растительного материала. Чуть влажный материал тотчас же бракуется. Шелковой нитью 

скрепляет  их  цепочкой,  которую  затем  смыкает  кольцами  вокруг  тела.  Надстраивая 

кольцо за кольцом и сплетая изнутри их шелком, гусеница делает чехлик. Он состоит из 

трех  частей  –  срединной  части,  переднего  и  заднего  воротничков.  Подрастая,  гусеничка 

использует для надстройки чехлика более крупные комочки материала.  

Домики-чехлики  часто  замаскированы  своей  формой  и  цветом  под  окружающие 

предметы, похожи на раковину улитки, на камешек, на палочку или сучок и не различимы 

или плохо различимы для врагов. Иногда они очень прочны. Гусеницы чехлоносок часто 

похожи на кусочки тонких веточек и сучков. 

Некоторые  гусеницы  лишены  шаблона  в  своих  действиях  и  используют 

разнообразный  подручный  материал  для  чехлика.  Так,  гусеница  моли  Псевдодоксия 

лимулюс  строит  свой  чехлик  из  песка,  добавляя  к  нему  мхи  и  лишайники.  Спереди 

чехлик, как башлык, защищающий и прикрывающий переднюю часть туловища, и очень 

похож  на  ручейниковый  домик.  Иногда  обладатели  чехлика  используют  оригинальные 

приемы в защите от врагов, основанные на некоторых законах физики. Гусеница бабочки 

Фаленатинеа сератела живет в шелковистой трубочке на нижней стороне листьев груши, 

питаясь  их  паренхимой  в  месте  прикрепления.  Под  чехликом  гусенички  всегда 

существует  разреженное  пространство,  и  все  жилище  насекомого  прочно  держится  на 

листе  подобно  резиновой  присоске.  Наиболее  сильное  разреженное  пространство 

образуется  в  момент  опасности,  когда  гусеничка,  убегая  в  верх  чехлика,  действует,  как 

поднимающийся  в  цилиндре  поршень,  образуя  ниже  себя  пустоту.  Если  гусеничку, 

 

275 

находящуюся  в  покое  и  не  подозревающую  об  опасности,  мгновенно  схватить  вместе  с 

чехликом  до  того,  как  «поршень»  не  успел  сработать,  она  легко  отрывается.  Чтобы  не 

нарушить  этот  весьма  своеобразный  механизм  защиты,  гусеничка  никогда  в  листе,  на 

котором живет, не проделывает сквозного отверстия.  

Среди гусениц бабочек вообще много строительниц чехликов. Некоторые гусеницы 

из  семейства  огневок,  приспособившиеся  жить  в  воде,  строят  под  водой  переносные 

домики из листьев водных растений. В жилище есть воздух, которым и дышит обладатель 

подводного сооружения. Такова встречающаяся в наших водоемах кувшинковая огневка. 

Она готовит домик-чехлик из водного растения - кувшинки. 

Кроме  знаменитых  своим  строительным  искусством  ручейников,  делают  чехлики 

еще  из  шелка,  облепленного  снаружи  песчинками,  также  обитающие  в  воде  личинки 

некоторых комаров звонцов. Разнообразнейшие чехлики строят и личинки мошек. Домик 

гусеничек  чехлоносок  неприметен,  но  ни  один  из  домовладельцев,  за  весьма  немногим 

исключением, не сохраняет своего жилища до конца жизни; став взрослыми, они навсегда 

с ним расстаются. 

Итак  чехлик  –  жилище  юности.  Кто  бы  мог  подумать,  что  даже  смола  хвойных 

деревьев, предназначенная природой для защиты от насекомых, может быть использована 

как  жилище  некоторыми  умельцами!  Так,  гусеница  листовертки  побеговьюна-

смолевщицы  –  Эветриа  резинелла  –  втачивается  в  побег  ели  и  затем  скрывается,  как  в 

домике, в капле смолы, вытекающей в месте повреждения. Потом здесь образуется что-то 

подобное  смоляному  орешку,  в  котором  благополучно  и  проводит  всю  зиму  сама 

строительнища. 

 

ПРИЮТ ОТ НЕПОГОДЫ 

 

Насекомые – холоднокровные животные. Они сильно зависят от окружающей среды 

и, прежде всего, от чрезмерной сухости или влажности и, что, пожалуй, самое главное,  - 

от  резких  смен  температуры.  В  уже  упоминавшихся  паутинных  гнездах,  заплетаемых 

сообща  гусеницами  бабочек,  не  страшны  ни  дожди,  ни  резкие  колебания  климата. 

Толстый слой паутинной ткани – теплая шуба.  

Все  насекомые,  обитающие  в  почве,  в  норках,  превосходно  защищены  от  резкой 

смены  температур:  почва  нагревается  медленно,  медленно  и  остывает.  Жилища  в  почве 

позволили  очень  многим  насекомым  продвинуться  далеко  на  север,  туда,  где 

значительную  часть  года  свирепствуют  снежные  бураны  и  морозы.  Под  толстым 

снеговым  покровом  в  почве  еще  теплее.  А  придет  весна,  можно  и  покинуть 

гостеприимный  приют  и  выбраться  наружу.  Такие  же  преимущества  имеют  и  те 

насекомые, которые живут под камнями. 

 

За  маленьким  перевалом  открываются  новые  вершины,  ущелья,  все  они  сбегают 

сверху  вниз  и  расходятся  в  сторону  у  подгорной  равнины  Солнечного  хребта.  Один  из 

склонов  небольшого  хребта  усеян  камнями,  и  в  поисках  насекомых  кто-то  из  нас, 

отвернув  один,  неосторожно  толкает  его  вниз.  Вначале  медленно  и  будто  нехотя, 

переваливаясь  с  боку  на  бок,  камень  катится,  но  вот  убыстряется  его  бег,  он  начинает 

подпрыгивать и дальше мчится в пыли и грохоте к далекому дну ущелья. Другие ущелья 

откликаются  эхом,  и  оно  шумит,  удаляясь  и  затихая.  Когда  все  смолкает,  мы  смотрим 

туда,  где  лежал  камень.  Здесь  величайший  переполох.  Муравьи  копошащейся  массой 

снуют  во  все  стороны  в  панике,  растерянности,  хватают  куколок,  лежащих  в  плоских 

камерах  под  самым  камнем,  нагретым  солнцем,  затаскивают  их  в  глубокие  норки, 

подальше от непривычного света солнечных лучей. 

Ободренные неожиданной находкой, мы усиленно переворачиваем камни в поисках 

муравейников.  Оказывается,  на  этом  склоне  –  целые  сборища  муравьев  разных  видов. 

Камень  для  муравейника  пригоден  не  всякий.  Он  должен  быть  не  особенно  большим, 

 

276 

чтобы  успеть  за  день  прогреться  под  солнцем,  снизу  более  или  менее  плоским,  чтобы 

было  удобнее  строить  под  ним  ходы  и  камеры.  От  помещений,  расположенных  под 

камнями,  в  глубь  земли  идут  многочисленные  ходы  и  камеры,  в  которых  и  находятся 

личинки, матки, запасы пищи. 

Чтобы  построить  ходы  и  камеры  под  камнем,  муравьи  вытаскивают  из-под  него 

много  земли,  укладывая  ее  рядом  по  краям.  Тогда  камень  держится  только  на  тонких 

перегородках между камерами и постепенно оседает книзу. Муравьи, подправляя жилище, 

снова выносят землю наружу. Так и продолжается борьба муравьев с действием тяжести 

крыши.  Но  эта  борьба  не  бесконечна.  Постепенно  приходит  время,  когда  камень 

оказывается совсем погребенным. Ветер заносит сверху землей, и на нем начинает расти 

трава.  Теперь  он  непригоден  для  жилья  и  навсегда  покидается  муравьями.  На  склоне 

немало таких камней, закопанных муравьями. Многие же только начинают погружаться в 

землю и еще долго будут служить своим жильцам. Закапывание камней - процесс долгий. 

Быть может, в год камень оседает на один миллиметр, в десять лет – на сантиметр, в сто 

лет – на одну десятую метра. За это время под ним успевают побывать разные муравьи, и 

много  поколений  рождается  и  погибает.  Двести-триста  лет  достаточно  для  погружения 

большого камня. Это очень долго? Но что значит двести-триста лет для жизни земли!  

Еще  выше  вьется  по  хребту  тропинка,  и  вот  слева  за  поворотом  открывается 

большое ущелье с темно-синими стройными елями. Еловый лес ниже, он совсем у нас под 

ногами,  и  к  вершине  ущелья,  у  которого  мы  стоим,  доходят  лишь  отдельные  деревья, 

согнутые,  кривые,  горбатые,  искалеченные  зимними  студеными  ветрами.  Там  внизу,  у 

озера  Иссык-Куль,  уже  отцвели  травы,  и  пушистые  головки  одуванчика  давно  обдуло 

ветром.  Здесь  же  зеленые  лужайки  еще  желтеют  от  цветов  самых  разных:  и  белых,  и 

голубых, и синих, и желтых. 

Щебнистые осыпи, голые скалистые вершины, громады снега и льда, покрывающие 

скалы,  и  кучевые  облака,  повисающие  над  ними,  кажутся  совсем  близкими  от  нас.  Еще 

выше трава редеет и, чахлая, низенькая, ютится между серыми гранитными камнями. Мы 

осматриваем поверхность земли. Неужели здесь не живут муравьи? Что-то их не видать. 

Быть  может,  найдем  их  под  камнями?  Да,  здесь  есть  жизнь.  Застигнутые  врасплох, 

задирают  свои  клешни  черные  уховертки;  не  спеша,  извиваясь,  расползаются  в  стороны 

желтые  многоножки.  Небольшие  зеленые  жужелицы  неподвижны,  долго  не  замечают 

произошедшей  перемены.  Потом,  очнувшись,  стремительно  убегают  в  поисках  нового 

убежища.  А  муравьев  нет.  Но  вот  раздается  радостный  возглас,  и  мы  толпимся  у 

перевернутого  камня.  Да,  тут,  на  высоте  четырех  тысяч  метров  над  уровнем  моря, 

действительно, есть муравьи, вот он, муравейник, а камень, его приютивший, носит следы 

погружения в землю. Только здесь, в холодном климате, где лето тянется не более одного 

месяца, муравейник не совсем обычен. Под камнями греются сразу и яички, и личинки, и 

куколки; и сама большая матка с непомерно раздутым брюшком тут же... 

В каменистой пустыне, вообще в пустынях, в горах камень, лежащий на поверхности 

земли и недостаточно глубоко в нее погруженный, не особенно большой и поэтому легко 

нагревающийся  –  ценная  находка  для  насекомых.  Под  таким  камнем  обязательно 

устраивается немало сожителей: различные жуки, гусеницы и куколки бабочек, муравьи, 

уховертки и множество других. Согретый днем камень, обладая большой теплоемкостью, 

остывает постепенно, сохраняя тепло ночью. Такой камень – и надежная крыша от дождя, 

и  от  копыт  крупных  животных.  Любители-энтомологи,  обуреваемые  страстью  сбора 

коллекций  насекомых,  отлично  знают,  какие  богатые  уловы  можно  собрать  из-под 

перевернутых  камней!  Кроме  того,  под  камнем  в  почве  –  более  постоянная  или  даже 

повышенная  влажность.  К  влажности  же  насекомые  очень  чувствительны,  отношение 

площади поверхности их тела к самой массе  – очень велико, во много раз больше, чем у 

зверей  и  птиц,  особенно  крупных.  Нередко  бывает  так,  что  какое-то  насекомое 

встречается  особенно  часто  в  определенном  месте.  Нигде  не  водятся  в  таком  большом 

количестве яркокрылые кобылки-пустынницы (рис. 305), как в урочище Улькен-Калкан.  

 

277 

 

 

 

Хребет Улькен-Калкан 

 

Мрачное  ущелье  Тайгак  кишит  скорпионами.  Златок  больше  всего  в  безлюдном 

Каракульдеке, а на пологом пустынном хребте Малай-Сары каракурты встречаются чуть 

ли не на каждом шагу. Я уже рассказывал, как в ущелье Карабалты мы встретили целые 

«государства» уховерток. Особенно их было много там, где к ручью спускались осыпи из 

плиточного камня, густо покрывавшие землю. 

Когда молодые уховертки, заботливо опекаемые родителями, подрастают, наступает 

пора  самостоятельной  жизни  и  расселения;  молодь  отправляется  странствовать  ночью, 

чтобы  с  наступлением  дня  поспешно  искать  для  себя  надежные  временные  прибежища, 

прячась в различные норки и щели земли. В степях и пустынях они охотно забираются в 

большие приствольные пазухи листьев крупных зонтичных растений, иногда набиваясь в 

каждую из них по несколько десятков. В таких пазухах долго сохраняется влага или даже 

вода, оставшаяся от недавно прошедших дождей...  

По-видимому, когда человек был более близок к природе и во время кочевок, охоты, 

пастушества и путешествий спал прямо на земле, уховертки в поисках дневного убежища 

заползали  в  его  ушную  раковину,  принимая  ее  за  норку,  вполне  отвечающую  законным 

требованиям желающего устроиться на дневку насекомого. Легко себе представить, какое 

чувство  негодования,  страха  и  даже  боли  вызывала  у  человека  попытка  подобного 

сожительства. Не случайно эти, в общем, весьма безобидные насекомые получили столь 

четкое  и  однозначное  название  в  языке  разных  народов  –  «уховертка»  –  у  русских, 

немцев, французов, англичан… 

Из  машины  я  вижу  большой  холмик  жилища  муравья  жнеца.  Машинально 

выключаю зажигание, нажимаю тормоз. Теперь горячие лучи солнца еще жарче, а земля, 

будто  раскаленные  угли.  Холмик  муравьиного  гнезда  кажется  вымершим.  Муравьи 

 

278 

закрыли вход, опустились в глубокие и прохладные подземные камеры, зато рядом с ним 

странное  и  незнакомое  сооружение  привлекает  внимание  и  завораживает:  по  траве 

тянутся  извилистые,  иногда  ветвящиеся  трубочки  из  мелких  частиц  земли.  Некоторые 

поднимаются почти вертикально на стебли растений. Они очень сильно походят на ходы 

термитов. 

Термиты  –  обитатели  тропических  стран  и  в  Средней  Азии  водятся  только  в 

Узбекистане,  Туркмении  и  крайних  южных  районах  Казахстана  (рис.  306).  На  северной 

границе своего ареала они редки. Неужели термиты могли оказаться так далеко к северу в 

среднем течении реки Или! За десятки лет я исколесил эти места во всех направлениях и 

ни  разу  не  встречал  ничего  подобного!  Но  таинственные  трубочки  оказались  мягкими и 

внутри  выплетенными  из  тончайших  паутинных  нитей.  Термиты  так  не  делают  свои 

жилища.  Кому  же  они  принадлежат?  Осторожно  вскрывая  паутинные  ходы,  я  с 

нетерпением  жду  встречи  с  хозяином  жилища.  Внимание  напряжено.  Жаркие  лучи 

солнца,  раскаленная  земля  –  все  забыто  и  будто  не  существует  вокруг  неприветливой 

пустыни. Паутинный вход вскоре приводит к норке, она погружается почти вертикально, 

отвесно в землю. Еще несколько взмахов маленькой лопаткой, осторожные срезы ножом – 

норка  закончена,  и  я  вижу  на  ее  дне...  самую  обыкновенную,  только  маленькую, 

мокричку! Я в недоумении, так как знаю: мокрицы не могут выплетать паутинные ходы.  

 

    

 

 

Рис. 305 – Кобылка-пустынница 

Сфингонотус 

 

Рис. 306 – Гнездо закаспийского термита 

(на Мангышлаке) 

 

В  другой  норке  я  нахожу  небольшую  желтую,  в  черных  пятнах  жужеличку.  Нет, 

думаю, жучок и мокрица – случайные жители паутинных галлерей, истинные их хозяева – 

незнакомцы, таинственные существа. Не беда, что пот заливает глаза, мучает жажда. Надо 

продолжать поиски. Вскоре я разочарован. В моих руках белые большеголовые гусеницы. 

Это они, подземные жительницы, осторожные и ловкие, выходя на промысел, плетут свои 

паутинные  тоннели.  Туда  они  затаскивают  откушенные  зеленые  листочки  пустынных 

растений, «в поте лица» своего добывая пропитание.  

Я  насыпаю  в  стеклянную  банку  влажную  землю,  слегка  утрамбовываю  ее  при 

помощи  палочки,  продырявливаю  вертикальными  норками,  кладу  свежую  траву  и 

высыпаю туда свой улов. Гусеницам не нравится пленение. Они затевают суету, совершая 

круги вдоль стенки банки. Но что поделаешь, куда денешься! Постепенно они смиряются 

и одна за другой занимают искусственные убежища. А утром над каждой норкой я вижу 

паутинные трубочки, и из них торчат кусочки зеленых листочков. Вскоре паутинные ходы 

наглухо  закрылись,  гусеницы  замуровались,  наверное,  окуклились.  Теперь  они  будут 

ждать,  как  все  пустынники,  весны  и  пробуждения  жизни.  Трудно  в  искусственной 

обстановке  создать  условия  жизни  для  куколок.  Выйдут  ли  из  них  бабочки  и  какие  они 

будут из себя?..  

 

279 

Очень редкие, малочисленные, небольших размеров насекомые – эмбии также живут 

в почве. Там в условиях более или менее постоянной температуры и влажности они роют 

ходы,  тщательно  выстилая  их  сделанными  из  шелка  обоями.  Паутинные  нити  эмбии 

выделяют из специальных железок, расположенных в конечных члениках лапок передних 

ног.  Пожалуй,  в  этом  отношении  эмбии  –  единственные  насекомые,  шелковая  ткань 

которых  строится  ногами.  Впрочем,  некоторые  ученые  предполагают,  что  железы, 

выделяющие  шелковые  нити,  располагаются  в  голове  этих  насекомых,  ногами  же  нити 

помещаются, куда необходимо во время строительства.  

Превосходным укрытием от непогоды служат пещеры. Там всегда более или менее 

одинаковая  температура  и  влажность.  Многие  насекомые  прячутся  в  пещеры.  Таков  и 

сверчок  Гадепекус  субтерранеус,  а  также  кузнечики  Макропатинэ. На  ночь  они  выходят 

на охоту, покидая пещеры, на день же прячутся обратно. В глубокой темноте, далеко от 

дневного  света,  они  каким-то  образом  сохраняют  способность  точно  угадывать  время  и 

безошибочно  узнавать  окончание  дня  и  наступление  сумерек.  Некоторые  насекомые 

целиком  связали  свою  жизнь  с  пещерами  и  их  уже  более  не  покидают.  Они  потеряли 

зрение, возместив его недостаток хорошо развитым осязанием, для которого используют 

длинные  усы,  длинные  ноги,  различные  выросты  тела.  Другие  забираются  в  пещеры 

только ради долгого сна.  

Однажды на софоре я увидел большую красивую гусеницу (рис. 307). Ее ярко-белое 

тело было испещрено темно-зелеными резко очерченными пятнами и полосами. Гусеница 

лакомилась цветками. Аккуратно съев их до единого, она переползла на другое растение. 

Аппетит у нее был отличнейший. Кроме цветов софоры она ничего более не признавала. В 

садочке гусеница вскоре окуклилась, а потом в разгар лета из нее вылетела большая серая 

бабочка – совка. Она билась о проволочную сетку садка, роняя с тела золотистые чешуйки 

и  поблескивая  большими  темными  глазами.  Какие  должны  быть  дальше  дела  бабочки? 

Если она отложит яички, то будут ли они ждать до весны или из них выйдут гусенички? 

Тогда  чем  они  будут  питаться?  От  цветов  софоры  и  следа  не  осталось,  вместо  них, 

раскачиваясь  от  ветра,  шуршали  сухие  бобики  с  семенами.  Или  бабочка  сама  заснет  до 

весны  где-нибудь  в  укромном  месте?  Трудно  ей,  взрослой,  будет  проспать  жаркое  лето, 

осень и зиму, растрачивая запасенные питательные вещества! Да и небезопасно. Мало ли 

найдется охотников на такую лакомую добычу? Ответить на эти вопросы было трудно.  

 

 

 

Рис. 307 – Гусеница софоровой совки 

 

 

280 

 

Софоровая  бабочка  оказалась  редкой,  и  образ  жизни  ее,  как  и  многих  других 

насекомых, – не известен. Потом я несколько раз еще встречал софоровую бабочку совку 

и  все  надеялся,  что  мне  удастся  все-таки  проникнуть  в  тайны  ее  жизни.  И  вот  помог 

случай.  В  ущелье  Талды-Сай  Сюгатинских  гор  я  увидел  красную  скалу,  испещренную 

нишами.  Обследовал  одну  за  другой  ниши.  Вот  самая  крупная,  оставленная  напоследок. 

Здесь  настоящая  пещера.  Темный  ход  весь  изрезан  причудливыми  ямками.  На  пыльном 

полу  виднеются  следы  лисицы.  Плутовка,  видимо,  немало  времени  проводила  в  этом 

убежище. Она не прогадала! Зимой здесь тепло, нет ветра и безопасней. Чем глубже, тем 

темнее и душнее.  

Вот  и  конец  пещеры.  Здесь  царит  темнота  и  кажется  далеким  сияющий  дневным 

светом вход. Я зову своего товарища и неожиданно ощущаю, как от крика пещера гудит, 

отчетливо,  ясно  и  странно.  Будто  за  ее  стенками  веками  пустующие  просторные 

подземелья. Если так, то как бы интересно было в них проникнуть! Но вот глаза привыкли 

к темноте, пора зажигать фонарик и приступать к осмотру. На потолке в нише выделяется 

темное пятно. Всматриваясь в него, вижу множество крошечных светящихся точек-глаз и 

не верю себе: целая стайка, около полусотни больших серых бабочек, застыли все в одной 

позе, головами в сторону входа в пещеру. Необычная обстановка сбила меня с толку. Я не 

сразу узнал бабочек. Это были софоровые совки. Они забрались сюда еще с лета и теперь 

в  начале  осени  ожидали  далекую  зимовку  и  далекую  весну.  Быть  может,  гулкая  пещера 

служила  прибежищем  многим  поколениям  бабочки.  Софоровые  пещерницы  глубоко 

спали. Даже свет фонарика их не разбудил, и только в моих руках они начали трепетать 

крыльями.  Находка  меня  очень  заинтересовала.  Быть  может,  эта  бабочка  испокон  веков 

связала  свою  жизнь  только  с  пещерами,  распространена  там,  где  они  есть,  и  может 

служить  своеобразным  указателем  для  спелеологов.  Там,  где  много  софоровой  совки, 

должны быть и неизвестные пещеры. 

 

 

 

В Сюгатинских горах 

 

 

281 

 

КВАРТИРЫ-ГАЛЛЫ 

 

Строго  говоря,  слова  «галлы»  в  том  значении,  которое  придают  ему  энтомологи, в 

русском языке не существует. Если вы посмотрите в словарь, то  убедитесь, что галлами 

называлась  древняя  народность,  в  свое  время  населявшая  территорию  современной 

Франции.  Что  же  под  этим  словом  подразумевают  энтомологи,  какое  оно  имеет 

отношение к жилищу насекомых?  

Пожалуй,  вернее  всего  галлами  назвать  разнообразнейшие  опухоли  растений, 

вызываемые насекомыми. Оговоримся, на растениях галлы вызываются также  грибками, 

бактериями и вирусами, но они по разнобразию уступают галлам насекомых. Громадное 

количество  видов  насекомых  приспособилось  обитать  в  тканях  растений.  И  не  просто 

селятся  здесь,  а  вызывают  своей  жизнедеятельностью  особые  разрастания,  подчас  очень 

сложно  устроенные  и  как  бы  специально  предназначенные  для  жизни  его  возбудителя 

(рис. 308, 309, 310). Иногда эти новообразования обладают особыми приспособлениями, с 

причудливой  формой,  не  имеющей  ничего  общего  с  формой  хозяина-растения.  Иногда 

галлы настолько необычны по своему внешнему виду, что сразу не догадаешься, что это 

такое.  Так,  галл  на  растении порядка  Окносэа  на  острове  Куба  был  вначале  ботаниками 

принят за особый гриб. 

 

  

  

 

Рис. 308 – Галл полынной 

галлицы 

 

Рис. 309 – Галл розанной 

орехотворки Родитес 

 

Рис. 310 – Галл тли-

пемфигиды 

Иногда галлов бывает так много на растении, что они придают ему необычный вид, 

вводя  в  заблуждение  ботаников.  Розовидные  галлы  на  иве  в  далекие  времена  дали 

основание  считать,  что  существует  разновидность  ивы.  Она  даже  была  названа 

«розовидной». Ботаник Герард, как пишет Кэрби в своей книге о насекомых, изданной в 

1863  году,  описав  «розовидную  иву»,  рекомендовал  ее  разводить  вблизи  домов  как 

красивое дерево. 

Галлы  –  настоящие  дома,  удобные,  комфортабельные.  В  них  насекомое  растет, 

находит пищу,  специальную,  особенную, выделяемую растением, развивается и доходит 

до  взрослой  стадии.  В  галлах  же  оно  защищено  различными  колючками,  выростами, 

твердыми,  иногда  окостеневшими  стенками,  и,  наконец,  в  столь  добротном  помещении 

почти не ошущает резких смен погоды, так как галлы покрыты снаружи темным пушком. 

 

ДВЕ  ГАЛЛИЦЫ  НА  БОЯЛЫШЕ.  Каменистая  пустыня  всегда  оставляет  сильное 

впечатление. Представьте себе мелкий плоский щебень, плотно лежащий на поверхности 

почвы,  черный  от  пустынного  загара,  поблескивающий  на  солнце;  между  щебнем 

проглядывает  светлая  почва,  еще  более  оттеняющая  загоревшие  камешки.  Гладкая 

поверхность пустыни кое-где прорезана следами дождевых потоков. На горизонте обычно 

видны  красно-коричневые  скалистые  горы.  Недалеко  друг  от  друга  растут  маленькие 

приземистые кустарники-карлики. Между ними совершенно голая земля. Из-за недостатка 

влаги в почве кустарники не могут расти рядом. Ближе к овражкам, в понижениях, видны 

более рослые кустарники солянки-боялыша, типичнейшего растения каменистой пустыни. 

 

282 

Над  всем  этим  каменным  простором  горячее  яркое  солнце, казалось,  застыло  в царящей 

здесь тишине.  

 

 

 

Каменистая пустыня в Сюгатинской долине 

 

Ранней  весною,  когда  на  корявых  веточках  боялыша  начинают  из  почек  едва-едва 

пробиваться  тонкие  хвоеобразные  зеленые  верхушки  листиков,  можно  разглядеть 

довольно  крупные  зеленые  чешуйчатые  шишечки.  Осторожно  развернем  чешуйки.  У 

самого основания шишечки находятся маленькие оранжево-красные личиночки. Сколько 

их  ни  разглядываете,  ни  ног,  ни  глаз,  ни  ротовых  частей  не  увидите.  Личинки 

принадлежат  маленькому  комарику  галлице.  Сейчас  еще  холодно,  комарикам  не  время 

летать,  и  совершенно  ясно,  что  шишечка  выросла  из  почечки,  в  которую,  видимо,  еще 

прошлым летом были отложены яички. Они благополучно перезимовали, а ранней весной 

из  них  стали  развиваться  личинки  и  вместе  с  ними  начал  расти  галл,  похожий  на 

шишечку.  Еще  внимательней  осмотрим  боялыш.  А  что  это  за  светлые,  желтые,  чуть 

мохнатые  наросты?  Конечно,  тоже  галлы,  только  старые,  прошлогодние.  Твердые,  как 

древесина,  они  с  трудом  разламываются.  В  основании  галла  продольно  друг  другу 

расположены  овальные  камеры.  В  них  пусто,  и  только  легкая  прозрачная  шкурка  – 

свидетель  того,  что  тут  еще  в  прошлом  году  выросли  и  отсюда  вылетели  галлицы. 

Видимо,  этот  мохнатый  галл  развивается  значительно  позже  галла-шишечки.  Теперь, 

казалось бы, все ясно. 

На  боялыше  живут  две  галлицы,  и  надо  только  вывести  их  и  узнать,  какие  они. 

Наступила  настоящая  весна.  На  короткое  время  пустыня  загорелась  множеством  цветов, 

но  с  первыми  жаркими  днями  угасла,  пожелтела  и  вновь  стала  блеклой.  Изменились  и 

галлы.  Галл-шишечка  стал  большим,  сочным,  а  личинки  –  крупными.  Как  только 

наступили жаркие дни, личинки превратились в куколок. Еще несколько дней, и вечерами 

над  кустиками  боялыша  завились  рои  комариков  в  веселой  брачной  пляске.  Потом 

комарики исчезли, оставив в зачатках почек маленькие яички.  

 

283 

Какова  же  судьба  другого,  мохнатого,  галла?  Только  с  наступлением  лета,  когда 

галлы-шишечки опустели, поблекли и стали опадать с кустарников, некоторые дремавшие 

почечки тронулись в рост, и из них появились мохнатые галлы. Осенью в мохнатом галле 

окуклились личинки, дружно вылетели комарики, отложили яички в почки и, устроив свое 

потомство, погибли. Будут теперь яички лежать всю зиму, весну и начало лета, дожидаясь 

своей очереди.  

Рост галлов у обеих галлиц происходит в разное время. В этом есть смысл: если бы 

галлицы  развивались  одновременно,  то  растение  могло  бы  погибнуть,  не  выдержав 

двойной нагрузки, а вместе с ним и галлицы.  

Галлы образуются на всех частях растений  - на корнях, стволах, веточках, листьях, 

почках,  цветках…  Галлы  на  корнях  и  стволах  –  обычно  простые.  Это  вздутия 

шаровидные,  продолговатые,  бобовидные  или  разнообразной  неправильной  формы.  На 

листьях  галлы  тоже  могут  иметь  форму  различных  вздутий,  но  чаще  это  причудливые 

образования  с  шишечками,  закорючками,  дверками.  На  тоненьких  веточках  кустарника 

курчавки  вырастают  просторные  домики-галлы  гусеницы  бабочки.  Окончательно 

выросший домик-галл нередко привлекает любителей дарового помещения – насекомых-

квартирантов.  Они  пристраивают  для  себя  в  них  каморку  где-нибудь  сбоку  от  кельи 

насекомого-хозяина.  Непрошенные  соседи  тоже  издавна  приспособились  к  подобному 

образу жизни и другого вести не могут. Бывает, что у хозяина галла не один, а множество 

квартирантов.  Ничего  он  с  ними  сделать  не  в  силах  и  терпит  их  непрошенное 

сожительство.  Иногда  хозяин  столь  тесно  связывает  свою  жизнь  с  квартирантом,  что 

будто  без  него  уже  не  может,  а  в  образуемом  их  галле  вырастает  специальная  часть, 

предназначенная  для  сожительства.  Такой  галл  я  впервые  открыл  в  Средней  Азии  на 

маленьком кустарничке боялыше... 

 

КВАРТИРАНТЫ ИВОВЫХ РОЗ. Первые кучевые облака на синем небе отражаются 

в  тихой  протоке.  Пролетели  журавли  на  север  и  тоже  отразились  в  ней.  Пчелы,  мухи, 

бабочки крапивницы кружатся среди зеленеющих ветвей ив. Тут же толкутся маленькие 

толстые  комарики.  Длинные  усики  комариков  в  узелках,  каждый  узелок  в  причудливо 

завитых щетинках. Прозрачные крылышки комариков, как стеклянные, а брюшко розовое, 

в серебристых чешуйках. Комарики присаживаются на почки ив и кладут розовые, как и 

брюшко,  яички.  Потом,  когда  из  яичка  выйдет  крохотная  личинка,  из  почки  вырастет 

ивовая роза. Вон сколько их сейчас на ивах, все ветки пестреют!  

Конечно,  ивовые  розы  особенные  и  не  похожи  на  обычные.  Будто  ветка  перестала 

расти  в  длину,  все  листочки  сбежались  к  вершине  и  плотно  прижались  друг  к  другу. 

Снизу  листья-лепестки  большие,  кверху  –  поменьше.  В  самом  же  центре  глубоко  под 

маленькими  крепкими  лепестками  острые  чешуйки  образовали  крохотную  каморку,  и  в 

ней  поселилась  розовая  личинка  толстого  комарика.  Если  с  ивовой  розы  оборвать  все 

лепестки, то в основании покажется небольшая шишечка. В ее маленьких ямочках - тоже 

розовые  личинки  комариков-галлиц.  Это  квартиранты.  Да  и  только  ли  квартиранты-

галлицы живут в ивовых розах? Тут целое сборище всякого шестиногого народа! Вот вся 

«роза»  кем-то  проедена  насквозь,  а  среди  уцелевших  лепестков  лежит  блестящая 

коричневая куколка бабочки. Основательно поработала гусеница челюстями, прежде чем 

превратиться  в  куколку.  Но  почему-то  не  ела  обычные  листья  дерева,  а  выбрала  те,  что 

росли на галле... 

Число сожителей в галлах велико. Некоторые галлы буквально напичканы ими так, 

что хозяину места почти не остается, и он влачит жалкое существование, работая на своих 

угнетателей.  Только  в  одном  шишковидном  ивовом  галле,  вызываемом  комариком-

галлицей, десять видов сожителей. Прибавьте к этому еще шестнадцать видов паразитов, 

поражающих  жителей  галла,  и  получите  общее  число  обитателей  галла,  равное  трем 

десяткам.  

 

284 

Шишковидный  галл  – настоящая  гостиница  для  насекомых.  Впрочем,  квартиранты 

сами зависят от благополучия своего домохозяина, и между ними установились в общем 

добрососедские  отношения.  Некоторые  галлы  обладают  удивительной  способностью 

восстанавливать  поврежденные  кем-либо  части.  Таковы  галлы,  вызываемые  тлею 

Пемфигус спиротэка. 

Галловые  насекомые  на  все  время  своего  развития  связаны  с  растением,  его  не 

покидают и ведут строго оседлый образ жизни. Их домик  – часть растения, он живой, и 

его не перетащишь с места на место. И все же в Польше и в Северной Италии нашли один 

кочующий  галл,  образуемый  чехликовой  молью  Колеофора  иктрела.  Она  устраивает 

галлы  из  бутонов  вьюнка  Полигонус  конвольвус,  развивается  внутри  них  и  питается  их 

тканями как типичное галловое насекомое. Закончив развитие, гусеница делает кольцевой 

надрез, освобождает галл от основы, спускается вместе с галлом по паутинке с растения, 

отправляется  путешествовать,  потом  прикрепляет  галл  к  растению  многочисленными 

нитями,  переворачивается  в  галле  головой  в  обратную  сторону,  подготавливает  летное 

отверстие  и  только  тогда  окукливается.  Галл,  отторгнутый  от  растения,  собственно  уже 

перестает  им  быть  и  превращается  в  походный  домик.  Тем  не  менее,  явление 

транспортировки  галла  оказалось  настолько  необычным,  что  энтомолог,  впервые  его 

открывший,  предложил  даже  специальный  термин  –  «цецидостория»  («цецидо»  –  галл, 

«стория» – переноска). 

 

СТРОИТЕЛИ ОСЫ И ПЧЕЛЫ 

 

Мы уже говорили, что, заботясь о потомстве, многочисленные виды одиночных пчел 

и ос сооружают до крайности разнообразные постройки. Замечательная оса эвмена  (рис. 

311)  искусно  строит  из  глины  элегантный  кувшинчик  с  очень  узким  и  аккуратным 

горлышком.  Внутри  такой  домик  гладок,  почти  отполирован,  снаружи,  очевидно,  для 

прочности усажен различной формы шипиками. Домики крепко прикрепляются к скалам, 

к  отдельным  крупным  камням,  реже  –  к  растениям.  В  мире  насчитывается  не  менее 

полусотни видов эвмен, и у каждого свой план строения и особенности архитектуры.  

Большинство  одиночных  ос  в  земле  роют  норки  для  яичек  или  используют 

различные  полости  в  камнях,  растениях.  Они  охотно  селятся  и  в  пустых  ходах, 

проделанных  в  древесине  личинками  жуков  дровосеков,  златок  и  рогохвостов.  Оса 

каменщик Одинерус турариус, как еще заметил один из старейших энтомологов, живший 

в XIX столетии, – Реомюр, строит жилище для деток в плотном сцементированном песке, 

который с трудом поддается лишь стальному лому. В столь неподатливом материале оса 

ухитряется проделать канал около восьми сантиметров глубины. Изо рта выделяет едкую 

жидкость  с  сильно  кислой  реакцией,  разлагающую  цемент,  то  есть  прибегает  в  своем 

строительном  ремесле  к  настоящей  химической  реакции!  Осы  аммофилы,  приготовив 

норку,  затаскивают  в  нее  парализованную  гусеницу.  Затем,  оставив  на  добыче  яичко, 

закладывают  ход  комочками  земли  так,  чтобы  через  них  легко  проходил  воздух,  а  с 

поверхности  аккуратно  заделывают  отверстие  жилища,  маскируя  его  под  окружающий 

фон. Некоторые осы аммофилы  ухитряются  обслуживать одновременно сразу несколько 

гнезд,  подкармливая  своих  личинок  парализованной  добычей,  прежде  чем  окончательно 

их замуровать в жилище. 

 

ЗАБОТЛИВАЯ  АМОФИЛА.  Весна  была  необычной.  Часто  шли  дожди.  Когда 

ненастье  кончилось,  щедро  засияло  солнце.  Низенькие  травы-эфемеры  сменились 

высокими  растениями,  появились  новые  цветы.  Пустыня  стала  неузнаваемой  и  казалась 

похожей на роскошный луг. В этом зеленом раздолье можно встретить пышные растения, 

которые давно не росли в этих местах: семена их дремали несколько лет в земле, ожидая 

вот  такой,  как  сейчас,  счастливой  весны.  Царило  необычное  оживление  и  среди 

насекомых. Разнообразные мухи, жуки, маленькие мохнатые навознички-амфикомы (рис. 

 

285 

312), бабочки, осы, пчелы носились без устали с утра до ночи, усаживаясь на цветы, чтобы 

передохнуть  и  полакомиться  нектаром.  Среди  них  были,  вероятно,  и  такие,  яички, 

личинки  или  куколки  которых  подобно  семенам  влаголюбивых  растений  тоже  лежали 

несколько  лет  без  движения  и  признаков  жизни,  терпеливо  дожидаясь  подобной 

благодатной поры.  

 

    

 

 

Рис. 311 – Оса Эвмена 

 

Рис. 312 – Жук Амфикома 

 

Ложбинка  между  лессовыми  холмами  у  подножия  Курдайского  хребта  вся 

сиреневого  цвета  от  расцветшего  дикого  чеснока.  Местами  к  нему  примешивается 

голубой цвет незабудки. Где-то здесь хозяйничают пауки. И, видимо, очень удачна у них 

охота, так как во многих местах слышен жалобный звон крыльев погибающей в тенетах 

мухи.  Среди  высокой  травы  трудно  разглядеть,  что  творится  на  земле.  Даже  незабудка, 

такая маленькая и скромная в обычные годы, сейчас стала великаном и вымахала едва ли 

не выше колена. Круглые, как шар, сиреневые головки чеснока уже дотянулись до пояса. 

Как  тут  увидеть  хищника,  вонзившего  ядоносные  крючья  в  тело  добычи?  До  меня 

доносится  жалобный  звон  крыльев,  но  не  видно  никого,  нет  ни  паука,  ни  его  паутины. 

Делаю несколько шагов в сторону звука, и он вдруг смолкает. Нет, тут паук ни при чем, и 

не жертва его поет крыльями. На красных маках повисли кучками мохнатые жуки оленки 

(рис. 313) и все перепачкались в желтой пыльце. Местами цветки захватили юркие черные 

жуки горбатки (рис. 314) и быстро снуют меж тычинок. Расселись по травам красные, с 

черными пятнами жуки коровки. В воздухе носятся крупные осы с ярко-желтым пояском. 

Они  гоняются  друг  за  другом  и  так  стремительны  в  полете,  что  не  разглядеть  их,  не 

сачком поймать. Бабочки голубянки (рис. 315) неспеша перелетают с цветка на цветок.  

Осторожно шагаю по высокой траве. Нет, крылатый незнакомец, очевидно, обладает 

отличным  зрением.  Звук  снова  прерывается.  Я  пробую  ползти...  Вот  оно  что!  На 

небольшой  площадке, каким-то  чудом  свободной  от  буйной  растительности,  я  вижу  осу 

аммофилу с тонкой талией и узким длинным брюшком, украшенным красной перевязью 

(рис.  316).  Ее  поза  необычна:  голова  опущена  книзу,  тонкое  длинное  брюшко  торчит 

вертикально  вверх,  цепкие  ноги  расставлены  в  стороны.  Крылья  осы  аммофилы 

вибрируют,  и  слышится  звонкая  жалобная  песня.  Длинными  крепкими  челюстями  оса 

роет землю и отбрасывает комочки в стороны. Несколько минут работы - и оса забирается 

по грудь в вырытую ею ямку. Иногда она бросает работу, тогда жалобный звон крыльев 

смолкает,  выбирается  наружу  и  бродит  несколько  секунд  вокруг,  как  бы  желая 

удостовериться, все ли спокойно, не угрожает ли кто ее мирному труду.  

 

 

286 

    

 

 

Рис. 313 – Мохнатая оленка Эпикометис 

 

Рис. 314 – Жук-горбатка Морделлистена 

 

Нужно  быть  осторожным:  оса  замечает  самое  легкое  движение.  Вот  она,  услышав 

шорох,  вспархивает  и  скрывается  среди  зарослей  трав.  Но  скоро  возвращается  к  норке, 

закапывается  еще  глубже:  из  земли  торчит  только  черный  кончик  брюшка  с  красным 

колечком.  Вот  и  брюшко  исчезает.  Работа  идет  под  землей.  Жалобная    песня  крыльев 

становится глуше, прерывистее. Оса часто выбирается из норки, неся в челюстях комочки 

земли. Видимо, труд ее нелегок.  

 

 

 

Увлажненная лощина в отрогах Курдайских гор 

 

Покружившись  у  норки,  оса  улетает  в  сторону,  усаживается  на  цветок  чеснока, 

лакомится нектаром и, отдохнув, снова копает. Наконец, работа закончена. Около норки 

 

287 

высится  холмик  выброшенной  земли.  Спешно  почистив  запыленное  тело,  аммофила 

деловито  мчится  куда-то,  перелетая  с  травинки  на  травинку.  Я  едва  успеваю  за  нею, 

напрягая  все  свое  внимание  и  зрение.  Нелегко  достается  мне  этот  бег!  К  счастью,  он 

закончен:  оса  спешит обратно,  теперь  уж  пешком,  волоча  в  челюстях  большую  зеленую 

гусеницу бабочки совки. 

 

    

 

 

Рис. 315 – Бабочка-голубянка Икар 

 

Рис. 316 – Оса Аммофила 

 

Гусеница  недвижима:  она  парализована.  Теперь  легче  следовать  за  осой,  несущей 

тяжелую  ношу.  На  обратный  путь  -  около  пятидесяти  метров  -  оса  затрачивает 

приблизительно  пятнадцать  минут!  Вот  и  знакомая  маленькая  площадка  среди  густой 

травы  с  холмиком  свежевыброшенной  земли.  Интересно,  как  аммофила  запрячет  свою 

добычу,  как  отложит  на  нее  яичко,  как  закроет  дверь  жилища?  Она  бросает  гусеницу, 

соскальзывает  в  норку,  как  бы  желая  убедиться,  что  никто  в  нее  не  забрался,  потом 

выскакивает  наружу,  хватает  челюстями  голову  гусеницы  и  пятится.  Вот  охотник  и  его 

добыча  скрываются  под  землей.  Сейчас  там,  внизу,  думаю  я,  оса  откладывает  яичко  и 

прилаживает его к зеленой гусенице... 

Проходит  несколько  минут.  Оса  выбирается  наверх,  берет  кусочек  земли  и 

скрывается  с  ним  в  норке,  потом  снова  выскакивает  за  другим,  третьим...  Норку  нельзя 

засыпать  мелкой  землей.  Здесь  необходим  пористый  материал,  кусочки  земли,  между 

которыми оставались бы щели. Вот почему оса так разборчива. Комочков много, но дождь 

смочил  их,  и  они  крепко  прилипли  к  поверхности  земли.  Их  нужно  оторвать,  и  оса  это 

делает  без  всякого  труда.  Но  почему  в  то  мгновение,  когда  она  хватает  челюстями 

слежавшиеся  комочки,  раздается  жалобная  песенка  крыльев?  Чтобы  узнать,  почему  это, 

нужно во что бы то ни стало посмотреть на осу через лупу. 

Раньше, собирая комочки, она несколько раз подползала ко мне и даже прыгала на 

мою  руку.  Может  быть,  еще  раз  мне  посчастливится?  Работа  близится  к  концу.  Норка 

почти  закрыта.  Оса  уже  не  помещается  в  ней.  Еще  несколько  комочков,  и  детка  будет 

окончательно  устроена.  Труженица  направляется  к  комочку  земли  под  моей  рукой, 

хватает его челюстями. Моя лупа в это мгновение наготове...  

Я вижу: крылья и голова сильно вибрируют, и эта вибрация передается от тела осы 

комочку  земли,  и  на  нем  появляются  трещинки,  он  отваливается.  Так  вот  для  чего 

жалобное пение крыльев! Значит, у осы есть прибор-«вибратор»! Резкие колебания ее тела 

–  судя  по  тону  звука  –  не  менее  300-400  в  секунду  –  разрушают  материал,  делают  его 

податливым! Какая замечательная техника земляных работ! Но наблюдение за одной осой 

может  быть  обманчивым.  Чтобы  окончательно  убедиться  в  своей  правоте,  я  изучаю 

работу многих других аммофил, пока сомнение не исчезает окончательно. Осы неизменно 

пользуются «вибратором», роют при его помощи норки, отрывают от поверхности земли 

прилипшие  кусочки  и  мелкие  камешки.  «Вибратор»  –  очень  мощное  орудие.  Только 

применением его можно объяснять быструю работу осы. Ведь на рытье норки в плотной 

 

288 

почве  пустыни  затрачивается  не  более  получаса:  за  это  время  выбрасывается  грунт,  по 

объему в 20-40 раз больше самой осы.  

Кстати, интересно взглянуть и на норку аммофилы. Узкий ход, рассчитанный только 

на то, чтобы протащить гусеницу, ведет в небольшую пещеру. Здесь, внутри  уложенной 

полукольцом гусеницы, развивается личинка аммофилы. Здесь же она и окукливается. 

В первый час своего заключения в подземной пещере гусеница еще подает признаки 

жизни.  Она  вяло  двигает  челюстями,  вздрагивает,  если  ее  ущипнуть.  Потом  гусеница 

навсегда  замирает,  но  не  гниет.  Аммофила  заготовила  для  своей  детки  не  портящуюся 

еду:  по-видимому,  яд,  впрыснутый  осой,  обладает  сильными  противогнилостными 

свойствами.  Кроме  того,  личинка  поедает  свою  жертву  выборочно  –  сперва  уничтожает 

все те органы, потеря которых не вызывает окончательной гибели гусеницы... 

 

ЗАГАДКА  ОСЫ-АМОФИЛЫ.  У  животных  и  растений  есть  много  разнообразных 

приспособлений,  похожих  на  новейшие  достижения  человеческой  науки  и  техники. 

Семена  растений  разлетаются  в  стороны  на  парашютах.  Живущие  в  море  кальмары 

движутся  по  принципу  реактивного  двигателя,  с  силой  выталкивая  из  себя  воду.  Орлы, 

чтобы  полакомиться  мясом  черепахи,  защищенным  толстым  панцирем,  подобно 

пикирующему  бомбардировщику,  падают  с  высоты  и,  взмывая  вверх  перед  одиноким 

камнем  среди  пустыни,  бросают  на  него  черепаху.  Летучая  мышь,  стремительно  летая 

среди веток деревьев, издает ультразвуки и, как радиолокатор, улавливая отражение этих 

звуков  от  окружающих  предметов,  ловко  лавирует  между  препятствиями,  не  рискуя 

разбиться. Таких примеров можно привести множество. 

А  вот  наша  оса  аммофила  употребляет  нечто  подобное  отбойному  молотку 

шахтеров,  добывающих  под  землей  горную  руду.  По  толстому  резиновому  шлангу  в 

отбойный  молоток  подается  сжатый  воздух,  он  сообщает  толчкообразные  движения 

наконечнику,  и  тот  вибрирует.  Каков  же  механизм, приводящий  в  движение  «вибратор» 

осы? Посредством каких мышц так сильно вибрирует голова с крепкими челюстями и при 

чем тут жалобная песня крыльев? Ответить на эти вопросы можно, лишь только хорошо 

ознакомившись с анатомией аммофилы. Приходится ловить ос, везти их в лабораторию. 

Здесь,  под  бинокулярным  микроскопом,  я  разрываю  хитиновые  покровы,  тонкими 

остроконечными  иглами  исследую  органы  насекомого.  Работа  кропотливая,  требует 

хорошего зрения. Вот в брюшке тоненькая трубочка кишечника, зернистые, состоящие из 

мелких шариков яичники... 

Все органы опутаны тонкими серебристыми ниточками: это полые трубочки-трахеи, 

по  которым  воздух  снаружи  поступает  в  тело  осы.  Вся  грудная  полость  осы  заполнена 

скоплением мощных мышц. Здесь сосредоточен источник силы крыльев и цепких ног. В 

голове  находятся  мозг  и  мышцы,  управляющие  челюстями.  Очень  странны  две 

воздухоносные  трубки-трахеи.  Они  отходят  от  маленьких  щелей  на  первом  сегменте 

груди  и,  загибаясь  вперед,  идут  к  шее,  проникая  в  голову.  Трахеи  непомерно  велики  и 

своими  размерами  сильно  отличаются  от  всех  других  трахей,  отходящих  парными 

стволиками  почти  от  каждого  сегмента  тела.  Диаметр  этих  трахей,  пожалуй,  равен 

диаметру всех остальных трахей вместе взятых. К чему столь обильное снабжение головы 

воздухом?  Ведь  объем  головы  в  десять  раз  меньше  объема  тела  насекомого?  Воздуха, 

вернее,  содержащегося  в  нем  кислорода,  требуется  много  тем  органам,  которые  больше 

всех работают. Мышцы крыльев и ног, с этой точки зрения, - самые первые потребители 

кислорода,  но  почему  же  они  снабжены  обычными  трахеями?  Значит,  неспроста  идут 

трахеи в голову и крупные они не только потому, что служат для дыхания. Для чего же 

они нужны? Две загадочные трахеи проходят в груди среди мощных мышц, управляющих 

крыльями.  

Когда оса роет, крылья усиленно вибрируют из-за быстро следующих друг за другом 

сокращений мускулатуры, которые передаются на трахеи, содержащие воздух, и дальше 

вибрация  по  воздуху  переносится  на  голову.  Таким  образом,  вибрация  крыльев  при 

 

289 

помощи  трахей-передатчиц  воспринимается  головой,  несущей  челюсти.  Вот  и  разгадано 

замечательное копательное приспособление осы аммофилы! Удивительное и вместе с тем 

очень простое! 

Счастье исследователя никогда не бывает полным, если в открытом явлении не все 

ясно.  Что происходит с  двумя  трахейными  стволами  в  голове?  Разветвляются  ли  они  на 

меньшие  веточки  или  образуют  какую-нибудь  полость?  Сразу  вскрыть  голову  осы  я  не 

догадался.  Оплошность  была  бы  небольшой,  если  бы  не  мой  отъезд  из  Средней  Азии  и 

Казахстана, в которых я провел много лет, изучая насекомых. Уже не оставалось времени 

для  специальной  поездки  в  пустыню  за  осами.  Да  и  вряд  ли  можно  найти  аммофилу: 

наступило  лето,  жаркое  солнце  выжгло  роскошные  травы,  и  с  ними,  наверное,  исчезли 

зеленые гусеницы и аммофилы.  

Неожиданно выручил случай. Я услышал в своей комнате жалобную песню крыльев. 

Оса  аммофила  –  в  квартире?  Это казалось  совершенно  невозможным.  Тихо  я  бродил по 

комнате,  заставленной  заколоченными  ящиками,  приглядывался  к  уголкам  и 

прислушивался.  Звук  шел  от  оконной  рамы,  но  осы  аммофилы  нигде  не  было  видно.  Я 

уже собрался открыть окно, выходившее в сад, как вдруг увидел усики, высовывающиеся 

из небольшой щелки в оконном переплете. Оса забралась туда, когда окно было открыто, 

то  ли  на  ночлег,  то  ли  в  поисках  укромного  места  для  своей  детки.  Теперь  она  тщетно 

пыталась  выбраться  из  нее  наружу,  вырваться  из неожиданного плена,  обрести  свободу. 

Челюстями хватала дерево и, вибрируя крыльями, ожесточенно трясла головой.  

Находка  оказалась  кстати.  Теперь  я  мог  продолжить  исследования.  Осторожно 

раскрыл  грудь  насекомого  и  в  ней  отпрепарировал  две  большие  серебристые  трахеи. 

Пришел черед и головы. Вскрыв ее, я увидел трахеи: проникнув через шею и затылочное 

отверстие,  они  загибались  книзу  и  слепо  заканчивались  в  обширной  околоротовой 

полости. Сюда и передавалось биение воздуха, колебавшее голову. Загадка осы аммофилы 

была полностью раскрыта!  

Вибрационный  аппарат  в  строительных  работах  применяют  не  только  осы 

аммофилы, а, по-видимому, вообще все осы, и это мне приходилось видеть не раз в своей 

жизни и потом, после того как была раскрыта загадка осы аммофилы. 

 

Оса Пемфредон униколор (рис. 317), парализующая тлей, предпочитает так же, как и 

многие  другие  любители  даровых  квартир,  селиться  в  опустевших  галлах  на  тростнике, 

вызываемых  мухой  Липара  люценс  (рис.  318).  С  нею  по  этой  же  части  успешно 

конкурируют небольшие пчелки Прозопис (рис. 319). 

 

    

 

 

Рис. 317 – Оса Пемфредон 

 

Рис. 318 – Галлы мухи Липары на стеблях 

тростника 

 

Как-то  ученые  решили  узнать,  откуда  осы  сцелифроны  берут  глину  для  своих 

построек.  Они  применили  для  этого  довольно  мудреный  способ  –  обжигали  гнезда  при 

 

290 

температуре  более  тысячи  градусов  в  течение  полусуток,  после  чего  и  обнаруживались 

резкие различия в цвете глины. По этому признаку им и удалось установить, с каких мест 

осы брали материал, в какое время года и т. д.  

Свои  гнезда  осы  сцелифроны  используют  много  раз:  освободившуюся  ячейку 

вычищают,  изнутри  заново  покрывают  особым  лаком  и  опять  заполняют 

парализованными пауками. В одной такой многократно использованной ячейке я встречал 

до четырех лаковых покрытий. Не поэтому ли – в расчете на их длительную эксплуатацию 

–  эти  домики  так  прочны?  Оса,  сэкономившая  энергию  на  не  столь  уж  легком 

строительстве, может  дать больше потомства и тем  самым  принести больше пользы для 

продолжения своего рода.  

К  осени  ущелье  Копалысай  в  горах  Анрахай  стоит  разукрашенным  розовыми 

цветами  курчавки.  У  самого  ручья  –  заросли  тростника  с  пушистыми  метелочками.  Над 

голыми  скалами  кружатся  пролетные  коршуны,  вдоль  ущелья  проносятся  стайки 

стремительных чернобрюхих рябков. Теплые солнечные дни приостановили отлет птиц на 

далекие  зимовки.  Там,  где  ручей  подходит  к  краю  долины  и  подмывает  холмы, 

образовались небольшие обрывы.  

В  местах,  где  густые  тростники  подступили  вплотную  к  обрыву,  образовался 

коридор, в нем царит полумрак и тишина; здесь видны серые комочки глины. Это гнезда 

ос сцелифронов (рис. 320). Большинство из них немного крупнее куриного яйца. Но есть и 

величиною  с  кулак,  весом  около  двухсот  граммов.  Немалый  груз  переносит  оса,  пока 

построит свой глиняный домик!  

 

    

 

 

Рис. 319 – Пчела Прозопис 

 

Рис. 320 – Гнездо осы Сцелифрона 

 

Я разбираю одно небольшое гнездо сцелифрона. Здесь много непонятного. Из одной 

ячейки  торчат  какие-то  сухие  зеленые  листики,  другая  плотно  заткнута  чем-то  похожим 

на вату,  в третьей  -  все забито паутиной. Среди глиняных домиков очень много старых, 

навсегда  покинутых,  и  совсем  мало  вылепленных  недавно.  Домики  состоят  из  плотно 

прилегающих  друг  к  другу  кубышек,  внутренняя  их  поверхность  покрыта  желтоватым 

гладким лаком. С помощью лупы я направляю на него луч солнца. Тотчас же появляется 

голубой дымок. Значит, лак – органическое вещество, и его изготовила оса.  

Глиняные домики сцелифронов – отличнейшее укрытие для многих насекомых. Вот 

почему  их  гнезда  не  пустуют.  Кто  же  селится  в  домиках?  Квартирантов  очень  много  и 

самых  разных.  Когда  молодая  оса  покидает  свою  ячейку,  свободное  помещение 

разведывают  маленькие  мохнатые  пчелы  мегахиллы.  Они  устилают  ячейки  круглыми, 

специально  вырезанными  кусочками  листиков,  плотно  подгоняют  их  друг  к  другу  и, 

сделав что-то напоминающее сигару, заполняют ее внутри медом, пыльцой и кладут туда 

яичко.  В  одной  ячейке  мегахилла  умудряется  поместить  домики  для  двух-трех  деток, 

располагая их один над другим. 

 

291 

Очень  нравятся  пустые  ячейки  гнезда  сцелифрона  пчеле  каменщице.  Но  она 

привыкла  орудовать  другим  материалом  и  переслаивает  пустую  ячейку  тремя-четырьмя 

поперечными  перегородками  из  очень  прочной  глины.  За  каждой  перегородкой  на 

обильной  провизии  развивается  пчелка-детка.  Пчела  каменщица  подобно  сцелифрону 

сама  умеет  лепить  превосходные  глиняные  домики  с  ячейками.  Но  здесь  я  нигде  не 

встречал  их.  Быть  может,  потому,  что  каменщицы  приучились  пользоваться  даровыми 

помещениями?  Зачем  делать  лишнюю  работу,  когда  есть  свободные  квартиры, 

приспособить которые нетрудно. Некоторые ячейки оказываются плотно закупоренными 

зеленой твердой массой. Этим же материалом выстланы стенки, из него сделаны прочные 

перегородки,  образующие  до  пяти-шести  камер.  В  каждой  камере  –  провизия  и 

развивающаяся  личинка.  Иногда  в  таких  камерах  можно  найти  и  случайно  погибшую 

квартирантку  –  маленькую  пчелу  осмию,  покрытую  серебристо-белыми  волосками.  Это 

она пользуется для строительства зеленой массой, которую изготовляет из пережеванных 

листьев.  В  ячейках  с  кусочками  белой  ваты  устроены  детки  пчелы  шерстобита.  Там  же 

лежит  пыльца  и  мед.  Помещение  основательно  переделано.  Его  стенки,  дно  и  крыша 

тщательно  выложены  плотно  утрамбованным  белым  пушком.  С  таким  утеплением  не 

страшны  ни  суровая  зима,  ни  обычные  для  пустыни  резкие  чередования  теплых  дней  с 

очень холодными морозными ночами.  

Конечно, не обошлось и без паучков. Кое-какие ячейки основательно заняты ими на 

зиму  и  плотно  заплетены  паутинной  обкладкой.  И  еще  немало  разных  насекомых 

используют глиняные домики ос сцелифронов.  

В  заброшенном  сарае  среди  тугайной  растительности  в  урочище  Карачингиль  я 

нашел много гнезд осы сцелифрона и проследил за ее работой. Она ловкая строительница. 

Вначале,  накладывая  глину  слой  за  слоем,  лепит  кубышку,  напоминающую  бочоночек. 

Затем  в  бочоночек  натаскивает  парализованных  пауков,  откладывает  на  них  яичко  и 

закупоривает жилище детки новой порцией глины. Делает несколько кубышек, располагая 

их  подобно  сотам  рядом  друг  с  другом  в  два-три  ряда.  После  того,  как  все  кубышки 

заполнены  добычей,  оса  на  все  сооружение  накладывает  основательный  слой  глины, 

прикрывая им домики своего потомства.  

В  сарае  работало  сразу  несколько  ос.  Здесь  с  удивлением  я  обнаружил,  что  то  от 

одного гнезда, то от другого раздавался тонкий звук дребезжащих крыльев. Мне даже не 

поверилось: неужели и тут замешан вибратор! Набрался терпения, пригляделся. Вот через 

разбитое  окошко  влетела  оса  сцелифрон.  Покружилась  в  воздухе  и  направилась  к 

скоплению  кубышек.  Уселась  на  край  одной  из  них,  приладила  комочек  глины  и, 

зажужжав,  затрясла  челюстями,  размазывая  штукатурку  по  краю  кубышки.  Работа  шла 

споро,  и  вскоре  на  бочоночке  появился  валик  свежей  сырой  глины.  Наблюдая  за 

прилежной  матерью,  готовящей  жилище  для  своих  деток,  я  вспомнил,  как  строители, 

укладывая  бетон  в  основание  фундамента  для  того,  чтобы  он  хорошо  распределился  по 

форме и занял все пространство, не оставив пустот, применяют вибратор. Точно такой же 

вибратор  и  у  сцелифрона,  с  тою  только  разницей,  что  она  пользуется  им  многие 

тысячелетия! Жаль, что искусство осы не было известно раньше человеку! Вибратор при 

укладке бетона был бы применен значительно раньше!  

Одна  оса,  обитающая  в  Индии,  использует  для  строительства  ячеек  весьма 

оригинальный материал. Крышки ячеек она делает из вещества, которое ранее принимали 

за  известь  или  за  гипс.  Оказывается,  это  –  типичный  гуанин,  добываемый  из  фекалий 

черепахи  Тестуда  элеганс  и  некоторых  птиц,  а  черное  вещество,  накладываемое  поверх 

белого, – также частично из фекалий черепах, частично из дренажных канав. Иногда эта 

же  оса  использует  для  своих  строительных  целей  фекалии  землероек.  Вот  уж  поистине 

странные вкусы! 

Пчелы  –  гораздо  более  изощренные  строительницы,  чем  осы.  Крупная,  более  трех 

сантиметров длины, синяя пчела Ксилокопа (рис. 321), которую нередко несведущие люди 

путают  с  жуками,  сверлит  в  древесине  отмерших  деревьев  аккуратные  цилиндрические 

 

292 

ходы,  потом,  заготовляя  пыльцу  и  мед,  строит  расположенные  друг  над  другом  ячейки, 

разделяя  их  тонкими  строго  поперечными  перегородками,  сделанными  из  склеенных 

опилок. 

Другая  пчела  Ксилокопа,  названная  за  свои  крошечные  размеры  карликовой, 

прогрызает в полом стебле горчицы на высоте около пятнадцати сантиметров над землей 

отверстие.  Затем  в  сантиметрах  тридцати  от  земли  она  полностью  отгрызает  стебель 

аккуратным круговым надрезом, и, сделав крышу, приступает к изготовлению ячеек. Она 

лишь  немного  не  доходит  до  летного  отверстия.  Здесь  в  небольшом  свободном 

пространстве  и  живет  мать,  никуда  не  отлучаясь,  сторожит  потомство,  закрывая  дверь 

своего домика брюшком, так и  погибая на своем посту с наступлением первых морозов.  

Земляные  пчелы  антофоры  (рис.  322)  селятся  всегда  колониями  на  глинистых 

откосах  (рис.  323),  каждая  пчелка  изготовляет  несколько  ячеек,  связанных  одним 

центральным  входом.  Стенки  ячеек  уплотненные,  отлично  отполированные,  почти 

зеркально блестящие. Самые мелкие частицы вырытой глины антофоры заготавливают в 

глубине  норки  в  виде  комочков.  Когда  боковой  вход  и  ячейка  подготовлены,  пчела 

поливает  комочки  водой  и,  замесив  раствор,  обмазывает  им  стенки.  Если  глины  для 

штукатурки  не  хватает,  она  соскабливает  ее  со  стенок  главного  входа.  Затем  антофоры 

полируют  стенки  камеры  струей  жидкости,  которая  выделяется  из  конца  брюшка  и 

образует лаковое водонепроницаемое покрытие. Когда ячейка заполнена едой для  детки, 

пчела-строительница, изготовляя над ней крышечку, ухитряется и ее внутреннюю стенку 

смазать лаком.  

 

    

 

 

Рис. 321 – Пчела Ксилокопа 

 

Рис. 322 – Пчела Антофора 

 

Зимой в знакомом по лету ущелье все кажется необычным. Северные склоны гор в 

глубоких снегах. Темными пирамидами высятся елки, солнечные склоны - в прогалинах, а 

кое-где  зеленеет  коротенькая  травка.  Речка,  по-прежнему  шумная,  мчится  через  камни, 

пенится,  и  ее  ледяные  берега,  сверкающие  голубизной и  бликами  солнца,  –  в  наплывах, 

сталактитах  и  гротах;  мороз  и  вода  всюду  соорудили  крошечные  фантастические 

изваяния.  

Вот  избушка  егеря.  Построена  она  из  досок,  обита  с  обеих  сторон  дранками, 

оштукатурена  глиной.  Теперь  бревенчатые  дома  не  строят.  Горные  леса  Тянь-Шаня 

берегут,  промышленная  эксплуатация  их  запрещена.  Хозяин  избушки  жалуется:  «Как 

осень, так всю стенку, что выходит на солнце, заново приходится глиной замазывать. За 

лето  всю  дырявит  дикая  пчела!»  «А  как  же  пчелы,  гибнут?»  –  спрашиваю  я.  «Что  ей 

сделается. Привычна к глине. Весной прогрызется наружу и снова за свое дело – ковырять 

стенку да плодить детку». 

«Какие  же  пчелы  поселились  в  избушке  пасечника?»  –  думаю  я  и  не  могу  найти 

ответа.  Здесь,  в  крутом  скалистом  ущелье  нет  глиняных  обрывов.  Не  должно  быть  и 

 

293 

пчелы,  селящейся  в  глине.  Конечно,  проще  всего  было  бы  поковырять  стенку,  найти 

спящих  пчел.  Но  делать  это  неудобно.  Летом  я  вновь  в  этом  же  ущелье.  Прохожу  по 

знакомым  местам,  вспоминая,  какой  замечательной,  в  ледяных  берегах  была  речка. 

Добираюсь  до  знакомой  избушки.  Но  она  заброшена.  Стекла  выбиты,  сняты  двери, 

разобран потолок, и опилки с него свалены рядом большой кучей. Но в избушке не совсем 

пусто.  Над  южной  стенкой,  освещенной  солнцем,  целым  роем  гудят  и  мечутся  пчелы 

антофоры, и все они крупные – больше домашней пчелы, желтые и мохнатые. 

 

 

 

Рис. 323 – Колония пчел Антофор 

 

Конечно,  это  на  них  жаловался  егерь.  Очень  озабочены.  Едва  покружились, 

бросаются  к  своим  норкам.  Вход  над  каждой  из  них  прикрыт  странным  сооружением, 

похожим на сильно изогнутую книзу трубочку, но не сплошную, а с продольными щелями 

(рис. 324). Небольшие катышки глины наклеены несколькими полосками, соединенными 

кое-где одна с другой. Пчела садится ниже трубочки, проскальзывает в нее. Сквозь щели 

короткие мгновения мелькает ее тело. И вот она там, в своих апартаментах, в тонком слое 

глиняной  штукатурки,  занята  материнскими  хлопотами  -  складывает  принесенную 

провизию в ячейку.  

Эта  крупная  антофора  живет  в  лессовых  обрывах  предгорий  Заилийского  Алатау. 

Местами они изрешечены ее норками. Из года в год пчелы занимают одни и те же места, 

образуя  многочисленные  колонии.  Прилежные  сборщицы  пыльцы  и  нектара  пчелы 

антофоры  приносят  большую  пользу,  опыляя  сады  и  посевы  культурных  растений.  Они 

особенно полезны тем, что опыляют люцерну, которую не умеют обслуживать домашние 

пчелы. Только об ее такой незаметной и такой полезной деятельности многие не знают, и 

нередко  люди  разрушают  колонии  пчел  ради  глины  для  строительства  домов  или  из 

любопытства, предполагая найти в ячейках мед, которого, конечно, нет.  

Но как антофоры могли попасть сюда, в еловые леса, в это царство скал, бушующих 

рек  и  буйной  растительности?  Очевидно,  превосходные  пилоты,  наведываясь  в  горы, 

случайно  нашли  себе  крохотный  участок  и  поселились,  как  полагается  по  древнему 

обычаю предков, сообща небольшой колонией на глиняной стенке избушки. Вспоминаю, 

что  как  будто  подобные  же  пчелы  селятся  в  стенах  давно  брошенных  глинобитных 

кибиток,  старинных  мавзолеев  и  глиняных  заборов.  Штукатурка  солнечной  стороны 

 

294 

домика вся издырявлена пчелами: Им неплохо на новом поселении, быть может, потому, 

что  сюда  не  добралиеь  их  многочисленные  враги.  Теперь  же  здесь  раздолье,  домик 

заброшен, никому не нужен, пока не появится новый хозяин.  

Многие пчелы, строящие гнезда в земле, особенно пчелы – обитательницы пустынь 

Средней  Азии,  где  почва  летом  суха  и  тверда,  как  камень,  прежде  чем  рыть  норку, 

смачивают  почву  отрыгиваемой  изо  рта  капелькой  воды.  Мокрую  землю  гораздо  легче 

рыть. Так поступает и  мексиканская пчела Пилотрихикс сумикс. Одной порции воды ей 

хватает,  чтобы  вынуть  до  четырех  кусочков  земли.  Разумеется,  подобный  прием 

строительства в жаркой и сухой пустыне возможен лишь там, где поблизости есть хотя бы 

небольшой ручеек или лужица.  

Пчелы халикодомы на камнях или на скалах лепят из глины, смешанной со слюной, 

шарообразные  ячейки,  инкрустируя  их  мелкими  камешками  (рис.  325).  Ячеек  всегда 

изготовляется  несколько;  они  тесно  прилегают  друг  к  другу,  образуя  многоквартирный 

дом. 

 

    

 

 

Рис. 324 – Вход в нездо пчелы 

Антофоры 

 

Рис. 325 – Гнездо пчелы Халикодомы 

Глядя на пчел, я невольно вспомнил о строительной технике народов Средней Азии, 

применявшейся в далекие времена при сооружениях величественных мавзолеев и храмов. 

Глина  вместе  с  мелко  раздробленным  кварцем  замешивались  на  молочной  сыворотке 

домашних  животных.  В  строительном  искусстве  халикодомы  интересна  еще  одна 

примечательная  особенность.  Мелкие  камешки,  которыми  пчелы  укрепляют  стенки 

ячейки,  обязательно  соответствуют  по  породе  и  цвету  тому  камню,  на  котором 

устраивается все сооружение. 

Однажды,  путешествуя  по  Хакасии,  среди  выступающих  на  поверхность  земли 

больших камней я нашел небольшую глыбу чистого белого кварца, на которой заботливая 

халикодома  построила  ячейки  для  своих  личинок.  Снаружи  все  ее  сооружение  было 

инкрустировано маленькими кусочками только белого кварца! Где и как она их разыскала 

– непонятно. Глыба кварца была единственной среди нагромождения камней.  

Не все халикодомы строят жилище для личинок из глины. Есть среди них и такие, 

которые  селятся  в  пустых  раковинах  улиток,  делая  перегородки  между  ячейками  из 

застывающей  кашицы  пережеванных  листьев  растений.  Некоторые  пчелы  халикодомы 

натаскивают  на  такую  раковину,  оборудованную  под  детскую,  различные  веточки, 

соринки, палочки, целиком маскируя все сооружение. 

Пчелка осмия часто устраивает своих деток в пустых раковинах улиток. Оставшееся 

свободное  пространство  пчела  закладывает  камешками,  а  чтобы  они  не  выпадали  из 

 

295 

раковины, закрепляет еще одной наружной стенкой, вылепленной из разжеванной массы 

листьев.  Пчела  Осмия  галлярум  помещает  свои  ячейки  в  галл  на  дубе,  покинутый 

орехотворкой.  Раньше  из  этих  галлов  делали  чернила  и  называли  их  чернильными 

орешками.  

Я  осторожно  присматриваюсь  к  кустарнику  –  чингилю,  чтобы  не  поколоться  и  не 

порвать  одежду  об  его  острые  колючки.  Захребетников  немало.  Маленькие  комарики-

галлицы устраивают наросты-галлы в цветках, на листьях, в почках, на тонких веточках. 

Едва  только  начнут  созревать  коробочки  с  бобиками,  как  в  них  поселяются  толстые 

зеленые  гусеницы.  Одна  старая  коробочка  на  веточке  мне  показалась  немного  меньше 

обычной. Думалось: что же в этом особенного? Мало ли как бывает! И я уже отвел взгляд 

в сторону, да случайно, бездумно прикоснулся к находке рукою и ощутил не отвердевшую 

оболочку, а что-то мягкое и нежное.  

Сколько  так  бывало!  Никогда  нельзя  верить  первому  мимолетному  впечатлению. 

Вот  и на этот  раз едва не прозевал интересное!  «Коробочка»  же была самой настоящей, 

такой же бурой, с нежной серебристой штриховкой, как на коре кустарника, и с колючкой 

на кончике, только мягкой. Интересно узнать, что в ней. Я уселся на походный стульчик, 

нацепил  на  очки  часовую  лупу  и  вынул  из  футляра  препаровальную  иголку.  «Сейчас,  – 

говорил я сам себе, предчувствуя наслаждение разгадки неизвестного, – все разъяснится! 

Наверное, там сидит личинка, куколка, или, быть может, даже молодой жук-листогрыз. Их 

много  в  пустыне  с  неизвестными  еще  обычаями  жизни.  Или  слоник.  Ну,  на  крайний 

случай,  –  бабочка».  Осторожно  я  вскрываю  «коробочку».  Острая  колючка  оказалась 

трубочкой  с  тончайшим  каналом,  очевидно,  для  притока  воздуха.  Оболочка  сделана  из 

прочного,  эластичного и  добротного  материала,  напоминающего  застывшую  смолу.  При 

таких  непроницаемых  для  воздуха  стенках  домику  необходима  форточка,  чтобы  его 

житель не задохнулся без кислорода.  

Что же внутри? Там все заполнено кирпично-красной клейкой массой, отливающей 

блестящей поверхностью. Находка так неожиданна, что догадка не приходит сразу. Дело 

же  самое  простое.  Тут  запасы  провизии  неведомой  пчелки,  -  цветочная  пыльца, 

замешанная  на  сладком  нектаре.  На  поверхности  еды  лежит  крохотная  белая  личинка-

детка искусной строительницы. Личинка очень занята: ест, растет и набирается сил.  

Мне  хочется  познакомиться  с  пчелкой,  посмотреть  на  ее  работу.  Но  колючий 

чингиль уже недели две тому назад отцвел, а пчелка вместе с цветами закончила все свои 

материнские заботы и погибла. Теперь бы вывести из чудесных домиков молодых пчелок. 

Но  сколько  я  их  ни  ищу,  не  могу  найти.  Да,  если  бы  и  нашел,  на  успех  трудно 

рассчитывать.  Можно  заранее  сказать,  что  личинка  съест  припасенную  матерью  еду, 

окуклится,  проспит  лето,  осень,  зиму,  проснется  и  выйдет  наружу  молоденькой, 

сверкающей  свежим  одеянием  пчелкой  только  весной,  когда  оживет  пустыня  и  на 

колючем чингиле появятся душистые цветы.  

Потом я узнал, что такие домики делают пчелки рода Антидиелум. Материалом для 

него служит какое-то смолистое вещество, смешанное с волокнами растений. Гнездышко 

она прикрепляет на веточке растения.  

Мы  уже  рассказывали,  какие  замечательные  гнезда  для  личинок  строят  пчелы 

мегахилы,  или,  как  их  называют,  пчелы-обойщицы.  Где-нибудь  в  полости  стебля 

растения,  в  земляной  норке,  заброшенной  ее  прежним  хозяином,  в  небольшой  узкой 

щелке,  под  камнем  пчела  мегахила  готовит  трубочку  из  ловко  вырезанных  и  точно 

подогнанных друг к другу кусочков листьев растений (рис. 326). 

Для ученых долгое время было загадкой, каким образом пчела способна так точно, 

как  бы  по  заранее  составленному  и  строгому  расчету  и,  будто  при  помощи  циркуля, 

вырезать  эллипсоидные  кусочки  для  обкладки  и  круглые  кусочки  для  перегородок! 

Внимательные  натуралисты  выяснили,  что  пчела,  действительно,  пользуется  своим 

особенным  пчелиным  циркулем  и  вырезает  листочек  по  окружности  радиусом,  равным 

расстоянию между лапками задних ног и челюстями. Механика этого аппарата оказалась 

 

296 

не столь простой. Во время работы задние ноги перемещаются непрерывно по краю листа 

со скоростью в два раза меньшей скорости резания челюстями, благодаря чему возникает 

кривая  эллипса.  При  изготовлении  же  кружочков  используется  радиус,  равный 

расстоянию между челюстями и лапками средних ног.  

 

 

 

Рис. 326 – Вскрытое гнездо пчелы Мегахиллы 

 

Мегахилы особенно охотно используют для своих гнезд различные полости и подчас 

устраивают ячейки в местах, казалось бы, совсем неподобающих. Как-то одна из мелких 

мегахил заняла своей  постройкой медный кран, вделанный в большую бочку с водой. Я 

немало  помучился,  пытаясь  определить  причину  неожиданной  неисправности  крана. 

Подобными  привычками  обладают  и  многие  другие  пчелы.  Энтомолог  Кирпатрик, 

работавший  в  Тринидаде  (Африка),  рассказал  о  том,  как  одна  красивая  металлически-

зеленая пчелка, отличающаяся длинным хоботком, едва ли не превосходящим длину тела, 

причиняла  ему  массу  неприятностей.  Свое  потомство  она  особенно  охотно  и  упорно 

устраивала  в  замочных  скважинах,  куда  и  сносила  пыльцу  и  мед.  Смесь,  запасаемая 

трудолюбивой  пчелкой  для  своих  деток,  была  настолько  вязкой,  что  проникнуть  в  дом 

было невозможно, не взломав замки.  

Интересны детали поведения личинок пчел колетт. Взрослая пчелка строит ячейки в 

земле.  Личинка,  питаясь  заготовленной  матерью  провизией,  подбирает  со  дна  своей 

каморки  комочки  испражнений  и  подвешивает  их  вокруг  себя  на  тонких  ниточках. 

Постепенно  эти  комочки  окружают  личинку  со  всех  сторон,  принимают  вид  весьма 

импозантной  занавески.  Выросшая  личинка,  собираясь  окуклиться  и  строя  кокон, 

использует для него эти висящие комочки. 

 

ЖИЛИЩА ОБЩЕСТВЕННЫХ ОС И ПЧЕЛ 

 

Общественные насекомые: осы, пчелы, термиты, муравьи  - самое загадочное племя 

со  сложной  и  далеко  еще  не  изученной  жизнью.  Образ  жизни  их  разнообразен, 

разнообразно и строение их жилищ. Общественные осы  – полисты, веспы  – строят свои 

 

297 

гнезда из мелко пережеванной древесины, в которую добавляют слюну. Эту особенность 

подметил в прошлом столетии один из первых энтомологов Реомюр, причем в те времена, 

когда  люди  делали  бумагу  только  из  тряпок.  Предвосхищая  развитие  техники 

полиграфического  дела,  он  задался  вопросом,  почему  бы  и  человеку  не  последовать 

примеру  ос,  использовав  мелко  измельченную  древесину.  Сейчас  точно  по  такому  же 

принципу готовится и та бумага, которую мы широко используем в быту и полиграфии. 

 

ОСИНАЯ ОБИТЕЛЬ. Лесная полянка около села Георгиевка была чудесна. Обильно 

освещенная солнцем, она напоминала кусочек степи, затерявшийся среди лесных дебрей. 

С пригорка виднелись широкие дали и тихая речка со старицами. Но здесь жило какое-то 

кусучее  насекомое,  обладающее  жалом.  Едва  Коля  приблизился  к  краю  полянки,  что-то 

упало на него сверху и больно ударило в лоб. «В глазах потемнело», - сказал он. 

Вскоре мы увидели, что на лбу Коли стала медленно расти багровая шишка. Кто его 

ужалил?  Наверное,  оса  или  шершень.  Следовало  бы  их  поискать.  Здесь  нам  предстояло 

пробыть  несколько  дней,  и  кто  знает,  как  будет  себя  вести  дальше  наш  неизвестный 

недруг. Но самое тщательное обследование пока ничего не дало. Вскоре я услышал рядом 

многоголосое гудение крыльев, а мимо лица стали проноситься какие-то насекомые. 

Осы!  С  роем  ос  шутки  опасны  и  могут  закончиться  не  одной  шишкой.  Мелькнула 

мысль – бежать. Нет, лучше, пожалуй, замереть. Осы постепенно успокаиваются, грозное 

гудение  замолкает,  рой  понемногу  рассеивается.  Тихонько  оглядываясь,  я  ищу  глазами 

своего  спутника  –  спаниеля.  Но  он  отлично  понимает,  что  значит  гудение  крыльев  ос, 

давно убежал и спрятался в машину, нашел надежное место спасения от опасности. 

Под пеньком я вижу небольшую ямку и в самом ее центре  – отверстие. Возле него 

оживленно снуют осы: одни в него залетают, другие вылетают, Все стало ясно:  я нашел 

гнездо  лесной  земляной  осы.  У  входа  в  осиное  гнездо  постоянное  оживление.  Тут  не 

полагается  задерживаться,  иначе  образуется  пробка.  Подлетающие  складывют  крылья  и 

мгновенно скрываются внизу, вылетающие уже заранее, на бегу, размахивают крыльями. 

Иногда  из  входа  появляются  сторожа.  Они  внимательно  следят  за  входящими,  слегка 

ударяя  каждого  головою.  Вот  и  сейчас,  после  тревоги,  вызванной  моим  появлением,  у 

входа  застыли  два  бдительных  охранника.  Когда  становится  жарко,  у  входа  появляются 

осы-дежурные  -  осы-вентиляторы.  Вибрируя  крыльями,  они  гонят  в  нору  воздух.  Осы-

вентиляторы  ведут  себя  по-разному.  Некоторые  бесшумно  справляются  со  cвоими 

обязанностями, другие же жужжат крыльями.  

В гнезде идет энергичное строительство. Оттуда одна за другой выскакивают осы с 

кусочками  древесины  или  земли  в  челюстях.  Они  поднимаются  в  воздух  и,  совершив 

короткий  отлет,  сбрасывают  груз.  Очевидно,  так  проще  и  быстрее  справиться  с  ношей, 

чем тащить ее по земле. 

Интересно узнать строение гнезда, определить, сколько в нем жителей. Неплохо бы 

и  само  гнездо  привести  для  зоологического  музея.  Поэтому  мы  собираемся  раскопать 

норку.  Но,  прежде  чем  это  сделать,  я  затыкаю  вход  в  нору  тряпкой,  через  которую 

просунут  резиновый  шланг.  В  него  заливаю  бензин.  Над  норой  беснуются  осы, 

возвратившиеся  с  охоты.  Их  число  быстро  растет.  Мои  помощники  едва  успевают  их 

вылавливать  и  садить  в  морилку.  Лишь  через  час  ос  становится  заметно  меньше,  хотя 

опоздавшие продолжают прибывать поодиночке. Теперь можно приступить и к раскопке. 

Рядом  с  гнездом  мы  вырываем  большую  яму  и  постепенно  в  сторону  к  норке  слоями 

снимаем  землю.  Около  сгнившего  корня  норка  приводит  в  небольшую  полость,  сплошь 

занятую гнездом, где лежат задохнувшиеся от паров бензина его обитатели. 

Что  представляет  собой  гнездо?  Это  шар,  в  его  диаметре  –  около  тридцати 

сантиметров. Оболочка из серой слоистой и грубой бумаги, под ней в несколько этажей 

расположены  соты.  Первый,  самый  верхний,  слой  меньше  других;  второй,  третий  – 

наиболее  крупные;  четвертый  и  пятый  –  поменьше.  Этажи  между  собой  связаны 

перемычками. В гнезде масса ос, в ячейках масса личинок. Все до единой личинки живы и 

 

298 

шевелят челюстями, требуя пищи. В самом нижнем этаже расположены крупные ячейки. 

Из них должны выйти уже не бесплодные работницы, а большие осы – самки и самцы. К 

осени работницы начнут погибать, погибнет и самка, а новое поколение самок разлетится 

во все стороны. Но пока до этого далеко, и крупные ячейки для будущих самок и самцов 

лишь начали строиться.  

Некоторые ячейки запечатаны. Из них скоро должны выйти осы-помощницы. Тут же 

внешне  похожий  на  осу  пристроился  наездник.  Он  откладывает  яички  в  тело 

развивающейся  в  ячейке  осы  Мы  тщательно  подсчитываем  жителей  гнезда  –  шестьсот 

семьдесят ос-работниц да еще в полете сто девяносто две. Всего ос-работниц – восемьсот 

шестьдесят две. В каждой ячейке воспитывается по несколько поколений. Вероятно, всего 

здесь  выросло  не  менее  тысячи  работниц,  но  в  течение  лета  часть  их постепенно  гибла. 

Жизнь колонии ос была напряженной и небезопасностей... 

 

Гнездо  общественных  ос  состоит  из  аккуратных  шестигранных  ячеек, 

располагаемых одна с другой рядом, в той же плоскости, образуя соты, то есть то, что мы 

называем по аналогии с пчелиным строением. Оса-основательница вначале отрыгивает на 

основу  капельку  смолистого  вещества,  затем  делает  тонкую  ножку,  на  которой  готовит 

одну шестигранную ячейку. Она очень похожа на миниатюрный бокальчик. Но некоторые 

осы  делают  сразу  несколько  ножек  или  прямо  устраивают  соты  на  опоре.  Вокруг  нее 

впоследствии  надстраиваются  другие  ячейки,  пока  не  получается  что-то  подобное 

круглому  диску,  сплошь  состоящему  из  ячеек.  Каждая  ячейка  –  строго  индивидуальное 

жилище личинок.  

Черно-голубая  оса,  обитающая  в  Африке,  принадлежащая  к  роду  Хинека, 

выкладывает соты на ветках деревьев, покрывая их сверху красивой ребристой крышкой, 

похожей на кору дерева. Эта крышка маскирует гнездо. 

 

КОМАПАСНОЕ  ЧУВСТВО.  По  дну  ущелья  Тайгак,  среди  диких  угрюмых  скал 

тянется  чудесная  зеленая  долинка.  Извилистой  змейкой  ее  разрезает  темно-зеленая 

полоска  кустарников,  скрывающая  быстрый  горный  ручеек.  Ущелье  безлюдно,  все  его 

обитатели не пуганы, живут по-своему, по особым, нам не известным законам. А сколько 

здесь насекомых! Всю жизнь можно ходить по узкой тропинке среди диких скал, смотреть 

и  разгадывать  тайны  маленьких  существ.  Сегодня  мы  заглянули  в  ущелье  из  пустыни  - 

отдохнуть от жары и пополнить запасы воды.  

Едва выйдя из машины, я сразу же заметил на кустике терескена небольшое гнездо 

черных  ос  (рис.  327).  Увидев  меня,  осы  вздрогнули  крыльями,  насторожили  усики, 

энергично  стали  сокращать  брюшко,  а  кое-кто  угрожающе  взлетел  в  воздух.  Шутки  со 

смелыми  и  самоотверженными  защитниками  своего  дома  плохи,  и,  чтобы  избежать 

неприятностей,  пришлось  отвести  подальше  машину.  Мне  захотелось  сфотографировать 

гнездо.  Но  осы  не  подпускали  близко,  взмывали  в  воздух,  и  я  удирал  со  всей 

поспешностью.  Нет,  лучше  к  гнезду  не  подходить,  пока  не  успокоятся  его  хозяева,  и 

побродить по долинке в надежде на встречи с другими насекомыми.  

Вскоре  я  нашел  пять  гнезд.  И  вот  странность:  все  они,  как  по  заранее  принятому 

строительному плану, располагались тыльной стороной на запад, а ячейками  - на восток. 

Для всех гнезд - одно правило. Это не может быть случайным. И я задумываюсь, есть ли 

здесь  смысл?  Да,  определенно  есть!  Осы-защитницы  всегда  стерегут  гнездо  на  ячейках, 

тыльная  поверхность  которых  пустует  или  на  ней  сидят  осы,  когда  спереди  все  места 

заняты.  

Рано  утром  в  ущелье  всегда  прохладно,  осы  коченеют,  немы,  глухи,  беспомощны. 

Первые  лучи  солнца  с  востока  быстрее  согревают  и  приводят  в  чувство  бдительных 

собственниц.  Разве  в  этом  не  резон!  Наступает  день.  Южное  солнце  нещадно  льет  на 

землю  жаркие  лучи.  Гнездо  в  это  время  направлено  к  нему  узким  краем,  боком  и  не 

 

299 

сильно нагревается. И в этом оправдывается расчет! А к вечеру не бывает холодно. К тому 

же, заходящее солнце слегка согревает тыльную поверхность гнезда.  

 

 

 

Ущелье Тайгак в горах Чулак 

 

 

300 

И  еще  есть  одно  преимущество  в  таком  расположении  гнезд.  По  ущелью, 

тянущемуся с севера на юг, днем дуют ветры снизу вверх, ночью же сверху вниз. Иногда 

ветер разыгрывается не на шутку. Ветер меньше раскачивает гнездо, находящееся к нему 

боком - обстоятельство неплохое, особенно для  хрупкого, сложенного из бумаги гнезда. 

Так что не случайно осы, руководствуясь компасным чувством, строят гнезда фасадом на 

восток, тылом на запад!  

Прежде  чем  покинуть  Тайгак,  я  решаю  еще  раз  сфотографировать  первое  гнездо. 

Оно  самое  открытое,  красивое  и  удобное  для  съемки.  Осторожно,  очень  медленно 

протягиваю  вперед  фотоаппарат,  едва  дыша,  устраиваюсь  рядом.  Каждое  движение 

отнимает  уйму  времени.  Осы  насторожены,  вздрагивают.  Но  на  этот  раз  благосклонно 

позируют, и мы расстается без всяких конфликтов... 

 

Наша  самая  крупная  оса  шершень  -  обитатель  лесов.  Она  строит  такие  же 

многоярусные соты, размещая их в дуплах деревьев. Близкий вид – шершень восточный 

(рис. 328), обитающий на юге Казахстана и в Среднекй Азии, размещает соты в полостях 

внутри глиняных стен построек человека или в лессовых обрывах. 

 

    

 

 

Рис. 327 – Гнездо осы-полиста 

 

Рис. 328 – Шершень восточный 

 

 

ГНЕЗДО В ДУПЛЕ. Первый иней. Иногда утрами, едва загорится заря, над розовой 

рекой поднимается белый густой туман, растет и ширится, поглощая луга и леса. Туман 

чуть  колышется,  будто  туша  громадного  зверя  нехотя,  лениво  движется  по  течению 

воздуха. Но взойдет солнце, разогреется, зашумит ветер  – туман разорвется на клочки, и 

теплые  лучи  осветят  осенний  лес.  Не  стало  цветов.  Кое-где  алеет  осот,  на  нем  трудятся 

шмели. Все еще неугомонно поют кузнечики. Но теперь их песни слышны только днем – 

ночью  им  холодно,  не  до  музыки.  Из  озер,  рек,  болот  расселяются  водяные  клопы-

кориксы, жуки плавунцы. Это время массового лѐта маленького навозника.  

Мы  сворачиваем  с  дороги.  Густая  тайга  отступила,  светлеет,  темные  кедры 

сменяются  березами  с  цветистыми  полянками,  начинается  заметный  спуск,  и  вот  уже 

между деревьев далеко внизу проглядывает голубая река. Коля обгоняет меня и мелькает 

впереди. Испуганный тетерев шумно взлетает из-под его ног. Сверху  мне хорошо видно 

замешательство  моего  спутника.  Он  почему-то  отскакивает  к  большому  дереву,  кричит, 

взмахивает  руками  и,  высоко  подпрыгивая,  мчится  через  кусты  и  валежины.  А 

оказывается  вот  что.  Когда-то  здесь  прошел  низовой  пожар  и  опалил  деревья.  Огонь 

основательно обглодал комель большой осины. Поврежденное дерево засохло. Под корою 

поселились короеды, древесину принялись точить личинки жуков златок и дровосеков, а в 

центре  ствола  появилась  гниль.  К  дереву  наведывались  дятлы  и  подолгу  долбили  его, 

вытаскивая  личинок  насекомых.  Однажды  налетел  вихрь  и  сломал  ствол  посередине. 

 

301 

Было это, по-видимому, давно, так как от вершины дерева и следа не осталось. В центре 

ствола образовалась пустота. Ею воспользовался дятел, он продолбил аккуратное круглое 

окошечко и в дупле устроил гнездо. Вслед за дятлом в уютном домике жили и бурундук, и 

летяга,  и  кое-кто  из  птиц.  Дупло  было  отличным  убежищем.  Но  гниение  ствола 

продолжалось,  книзу  просыпалась  труха,  дупло  стало  сквозным,  и  все  его  забросили. 

Кому нужно жилище без пола! 

Но  оно  пришлось  по  вкусу  шершням.  Они  заделали  дно  тонкой  картонной 

перегородкой,  сузили  леток,  обложив  его  со  всех  сторон  особой  бумагой,  и  внутри 

построили свой городок. Шершень – яркая черно-желтая оса, один из обыденных жителей 

сибирских  лесов.  Гнездо  его  не  так  легко  обнаружить.  Крупные  размеры  шершня, 

внушительный  вид,  угрюмый  звон  его  крыльев  в  полете,  а  также  очень  болезненные 

укусы создали ему репутацию опасного насекомого. К тому же шершни самоотверженно 

нападают  на  всякого,  кто  только  приблизится  к  их  жилищу,  и,  набрасываясь  большой 

компанией, способны жестоко расправиться с нарушителем спокойствия.  

В  литературе  описано  немало  случаев  тяжелых  заболеваний  и  даже  гибели  людей, 

ужаленных  шершнями.  Коля  знал  это.  Обнаружив  ос  в  дупле  старой  осины,  он  стал 

спасаться  бегством.  Еще  бы!  Кому  хочется  оказаться  жертвой  озлобленных  ос!  Наша 

неожиданная  находка  была  очень  интересна.  Я  давно  хотел  понаблюдать  за  шершнями. 

Вынув  бинокль,  я  устроился  поудобнее  в  нескольких  метрах  от  осины.  Вот  они,  черно-

желтые красавцы, покрытые золотистыми волосками. Крупная голова шершня вооружена 

мощными  зазубренными  челюстями,  два  больших  глаза  отражают  голубое  небо,  а  над 

ними нервно вздрагивают рыжеватые усики. На темени еще три маленьких глаза. Крепкая 

черная  грудь  несет  мощные  коричневые  крылья,  за  ними  на  тонкой  талии  -  сильно 

суженное сзади брюшко и на самом его кончике - темно-коричневый блестящий кинжал - 

жало, грозное оружие шершня.  

Около  осины  царит  оживление.  Одни  осы  вылетают  из  гнезда  и,  не  мешкая, 

устремляются  вдаль,  другие  возвращаются.  У  входа  в  жилище  сидят  неотступные 

караульщики, мимо них никак не пройдешь: каждый входящий внимательно ощупывается 

усиками.  «Свой»,  –  говорят  усики,  и  караульщик  отодвигается  в  сторону,  освобождая 

проход. Как только из гнезда выползает оса,  караульщик поднимается в воздух,  уступая 

свою важную обязанность другому. Не быть же одному за всех сторожем!  

В  дупле  душно,  гнездо  нуждается  в  свежем  воздухе.  Поэтому  около  летка 

беспрерывно  работают  живые  вентиляторы;  взмахивая  крыльями,  они  гонят  воздух. 

Движения  крыльев  не  такие,  как  в  полете.  Жужжания  не  слышно,  зато  воздух  сильной 

струей  отходит  от  них,  и  маленькая  мушка,  случайно  очутившаяся  рядом,  далеко 

отбрасывается в сторону. Живые вентиляторы, как и сторожа, тоже работают поочередно.  

Какую же добычу приносят из леса шершни? Насекомые пролетают так быстро, что 

не  успеешь  разглядеть  ношу,  зажатую  в  челюстях.  Шершни  –  хищники  и  охотятся  на 

насекомых.  Мед  они  не  собирают  и  тем  более  не  запасают.  Обычно,  поймав  добычу, 

шершень  сильно  мнет  ее,  отрывает  ноги,  крылья  и  уж  тогда  несет  домой.  А  есть  такие 

охотники, которые возвращаются с полным зобом, но с пустыми челюстями. На них сразу 

нападают  те,  которые  служат  сторожами  или  вентиляторами.  Они  теребят  пришельцев, 

постукивая по голове челюстями и, широко раскрыв их, просят подачки. Оса-добытчица 

отрыгивает  капельку,  оса-просительница  ее  жадно  проглатывает.  Иногда  оса-добытчица 

не желает расставаться с содержимым своего зоба, и тогда у входа разыгрывается драка.  

Несколько назойливых просительниц, обступив добытчицу, скатываются клубком и 

сваливаются  вниз  на  землю.  У  шершней,  оказывается,  так  же,  как  у  муравьев,  хорошо 

развита способность кормить друг друга. Только вот как шершни угадывают, кто сыт и у 

кого следует просить подачки, непонятно.  

Но  что  за  странные  кусочки  зеленого  цвета  таскают  в  гнездо  шершни?  При 

наблюдении за насекомыми нужно большое терпение. Проходит час, другой, и, наконец, 

одна из ос замешкалась у входа с большим зеленым кусочком. Всего лишь десяток секунд, 

 

302 

и я успеваю разглядеть кончик брюшка и длинный яйцеклад зеленого кузнечика. Так вот 

за кем охотятся шершни! Зеленых кузнечиков здесь много, их песни раздаются по всему 

лесу.  Через  несколько  минут  мы  добываем  кузнечика,  привязываем  его  на  длинный 

тонкий  прутик  и  осторожно  подносим  к  гнезду.  На  кузнечика  моментально 

набрасываются шершни, жалят его, разгрызают на части и скрываются в логове.  

Около  входа  в  гнездо  все  время  крутятся  какие-то  маленькие  мушки.  Они  то 

залезают в леток, и сторожа не замечают их, то вылезают обратно. Интересно бы узнать, 

что это за квартиранты. Набрав палок, мы бросаем их в старую осину. Раздается низкое 

гудение,  из  летка  одна  за  другой  выскакивают  рассерженные  работницы,  и  вот  уже 

беснуется целый рой – не менее сотни. Теперь никак не подойти близко. 

Приходит  сентябрь.  Первый  заморозок,  первая  звонкая  ледяная  корочка  над 

лужицей воды. Синяя река. Золотая сибирская осень...  

Какое  теперь  гнездо  шершней  в  старой  осине?  Произошли  большие  изменения. 

Нижняя заслонка из картона разрушена. Теперь в гнезде два входа: сверху – леток, снизу – 

брешь  в  перегородке.  Может  быть,  из-за  этого  уже  не  сидят  у  летка  осы-вентиляторы. 

Воздуха  хватает,  ведь  сейчас  прохладно.  Но  сторожа  все  еще  по  старой  привычке 

караулят  парадный  подъезд,  хотя  черный  вход  всем  доступен.  Шершни  вялые  и  мало 

обращают  на  нас  внимания.  Да  и  выглядят  они  какими-то  большими,  грузными.  У 

некоторых усы длинные, темно-фиолетовые. У других они закручены на самых кончиках. 

Оказывается, наступила пора, когда в гнезде вывелись самцы и самки. Обыкновенных же 

ос-работниц совсем мало. Вскоре после брачных полетов погибнут и работницы, и самцы, 

и не успевшие развиться личинки. Оставшиеся молодые самки разлетятся во все стороны 

и,  найдя  убежище,  перезимуют,  а  весною  каждая  будет  строить  собственное  гнездо  и 

разводить помощниц.  

Самки  крутятся  около  гнезда,  постоянно  отлетают  от  него  и  возвращаются. 

Некоторые  из  них,  наиболее  грузные,  поднимаются  в  воздух  и  уносятся  вдаль,  навсегда 

распростившись  с  родительским  гнездом.  У  самого  основания  осины  под  картонной 

перегородкой  валяются  мертвые  крупные  личинки  шершней.  Совсем  непонятно,  почему 

они здесь оказались.  

Солнце  клонится  к  западу.  На  лес  ложится  глубокая  тень.  Холодает.  Вялые  осы 

прячутся  в  гнездо.  Приходит  пора  действовать.  Снизу  дупло  мы  закрываем  курткой. 

Сверху  в  леток  опрокидываем  бутылочку  серного  эфира.  Несколько  минут  работы  –  и 

дерево спилено, осторожно опущено на землю и оттащено в сторону. Там, где оно стояло, 

мечутся  работницы,  возвратившиеся  с  охоты.  Мы  отпиливаем  ненужную  верхушку  и 

бережно несем гнездо в машину, чтобы увезти домой. Ну, что мы увидим завтра утром?  

А  утром  –  осторожная  работа  пилою,  долотом  и  ножом,  и  вот  перед  нами 

многоэтажный дом. Вход ведет в сложный лабиринт коридоров из серой бумаги, оттуда – 

в  первый  этаж.  В  нем  около  ста  обращенных  книзу  ячеек.  Снизу  к  первому  этажу 

подвешен на нескольких перемычках второй этаж, самый крупный, величиной с блюдце, 

состоящий из трехсот  ячеек. А дальше идут  третий, четвертый и самый малый  – пятый. 

Шестой  этаж  –  совсем  крошечный,  зачаточный,  всего  из  десяти  ячеек.  Дом  строится 

сверху  вниз.  Всюду  между  этажами  теснятся  очнувшиеся  от  наркоза  и  вялые  от 

прохладной  ночи  шершни.  Осторожно  мы  собираем  шершней  в  банку.  Самки  и 

работницы,  схваченные  пинцетом,  жужжат  крыльями,  сгибают  брюшко,  стараются 

ужалить.  На  конце  жала  появляется  прозрачная  капелька  яда,  такая  крошечная  и  такая 

опасная!  

В ячейках нижних этажей находятся крупные личинки. Многие из них уже мертвые 

и  при  легком  сотрясении  вываливаются  вниз.  Но  живые  еще  цепко  держатся  за  стенки 

своей  колыбельки,  и  вытащить  их  оттуда  целыми  почти  невозможно.  Значит,  те,  что 

выпали на месте в лесу, видимо, погибли сами. Осам-работницам было уже не до детей: 

они все равно не успели бы развиться. Появилась более важная и безотлагательная работа 

– кормление молодых самок, будущих продолжательниц рода.  

 

303 

Хорошо бы поглубже изучить жизнь шершней, испытать на подопытных животных 

ядовитость работниц и самок, – быть может, их яд имеет целебное, как у пчел, свойство и 

может применяться в медицине.  

Осы веспиды устраивают тоже многоэтажные соты, располагая их в земле и обычно 

используя норки грызунов. Форма гнезда такой осы так же, как и форма пещерки, строго 

шаровидная,  чем  достигается  огромная  экономия  в  строительном  материале,  а  также  и 

наименьшая затрата в земляных работах, которые приходится вести труженицам. Обычно 

дно пещерки этих ос представляет собой место для свалки всяческих отбросов. 

Подобное жилье делают и другие веспиды, окружая их несколькими слоями отлично 

сработанной серой бумаги. Иногда такие гнезда достигают размеров футбольного мяча и 

даже значительно более, а число ос в них  – несколько тысяч. Одна  из тропических ос  – 

Хартегус  нидулянс  –  строит  гнезда  в  виде  крупного  колпачка  из  твердого,  отлично 

отполированного  картона.  Другая  оса,  обитательница  Южной  Америки,  сооружает 

аналогичное  картонное  гнездо,  но  усаженное  снаружи  остроконечными  бугорками, 

видимо, придающими прочность стенкам жилища.  

«Чем  меньше  осталось  жить,  тем  длиннее  день»,  –  говорится  в  старой  народной 

пословице. Я  уже следую  ей, и пока мои молодые  участники экспедиции спят, покидаю 

палатку и спешу проведать горы. Солнце недавно взошло, еще прохладно, насекомые или 

спят, или греются на кустиках, прежде чем начать свой трудовой день. Взбираясь выше, я 

по  привычке  переворачиваю  ногой  камни.  Под  ними  все  обычное:  муравьи,  жужелицы, 

сороконожки.  Но  вот  интересная  находка.  Под  плоскими  камнями,  нависшими  над 

поверхностью земли, два осиных гнезда, очень похожих одно на другое. Но одно из них 

старое, другое новое. В старом гнезде, я тщательно посчитал, сто десять ячеек. А в новом, 

изготовленном  в  этом  году,  сколько?  Оказывается...  тоже  ровно  сто  десять!  Какое 

забавное  совпадение!  Или,  быть  может,  точный  расчет  инстинкта? Я  пересчитываю  еще 

несколько раз. Ошибки нет. Если старое гнездо совершенно пусто, то в новом в двадцати 

четырех  ячейках  уже  куколки,  из  которых  вот-вот  должно  выйти  пополнение.  В 

двенадцати ячейках – крупные личинки или даже яички. Хозяйки старого гнезда погибли 

еще в прошлом году, выпустив на волю  самок и самцов. Где же хозяйки нового гнезда? 

Одна из них, обескураженная, ползет по тому месту, где лежал камень. Другая, побольше, 

подняла  голову,  шевелит  усами  и  будто  внимательно  рассматривает  меня  и  собаку.  Обе 

осы – полисты. Они совершенно черные, с узкими желтыми полосками. Совпадение числа 

ячеек казалось очень интересным. Оно могло свидетельствовать о точности инстинктов в 

строительном  искусстве.  Но  для  подтверждения  загадки  следовало  найти  еще  гнездо.  В 

поисках  его  было  перевернуто  немало  камней.  И  все  же  оно  нашлось.  Только  очень 

старое.  И  состояло  тоже  из  ста  десяти  ячеек,  не  считая  нескольких  очень  маленьких, 

начатых и незаконченных. 

Быть может, это гнездо было построено бабушкой осы-основательницы, пойманной 

мной.  Потом  я  нашел  гнездо  на  краю  лесной  поляны  вблизи  реки  Ус.  Оно  было 

прикреплено  к  кустику  шиповника.  Там  сидело  восемь  ос,  девятая,  крупная,  была  их 

матерью. Осы, заметив меня, стали зорко за мной следить, вздрагивая при каждом моем 

резком движении. Очень хотелось подсчитать количество ячеек, но подступиться к гнезду 

было опасно.  

Ночь  звездная.  Рано  утром  выпала  роса,  на  термометре  шесть  градусов  тепла.  Все 

это  –  первые  признаки  приближения  осени.  На  холодное  утро  я  и  рассчитывал.  Осы 

крепко  спят,  неподвижны.  Я  быстро  беру  одну  осу  и  сажаю  в  коробку.  Оторвать  ее  от 

гнезда нелегко: оса крепко держится. Другая сопротивляется. Все остальные шевелятся и 

взмахивают  крыльями.  Взмахи  крыльев  учащаются  –  так  осы  поднимают  температуру 

своего  тела.  Следует  торопиться.  Если  я  не  успею  справиться  в  течение  минуты,  осы 

должным образом ответят за нарушение покоя. Но утро слишком холодное, осы вялые и 

потому вскоре оказались в коробке, за исключением самки-основательницы. При первых 

 

304 

же признаках тревоги она предусмотрительно упала в густую траву, предоставив защиту 

гнезда своим воинственным дочерям.  

Теперь  я  мог  заняться  подсчетом  ячеек  в  гнезде  Их  оказалось  только  восемьдесят 

две.  Гнездо  осы  полиста  разрослось  и  стало  большим.  То  число  ячеек,  которое 

обнаружилось  при  первой  встрече  с  темными  осами,  видимо,  было  семейной 

особенностью.  

Жилища общественных пчел построены по тому же самому принципу, что и жилища 

ос.  В  них  есть  соты,  расположенные  несколькими  пластами,  состоящими  из  множества 

таких же шестигранных ячеек. Только эти соты обычно значительно больших размеров да 

и семья пчел тоже.  

Неутомимая труженица – домашняя или, как ее еще называют, медоносная – пчела, 

испокон  веков  обитала  в  дуплах,  расщелинах  скал  на  положении  вольной  жительницы 

леса.  Мед,  собираемый  ею,  издавна  привлекал  массу  любителей  полакомиться,  и 

обществу пчел приходилось множить ряды своих защитников. Многие животные - и среди 

них, в первую очередь, медведи, куницы, обезьяны, да и человек  -  активные разорители 

жилища  пчел  ради  кладовых  запасов  меда.  Постепенно  человек  стал  приручать 

медоносную пчелу, охранять от естественных врагов и улучшать конструкцию ее жилища.  

Медоносная пчела – единственное на земле насекомое, для которого человек создал 

сконструированное  им  жилище.  От  примитивного  улья-дуплянки  до  современных  ульев 

прошло  много  времени.  В  улье,  в  этом  просторном,  построенном  из  досок  помещении, 

герметичном,  без  единой  щелки,  с  хорошей  крышей,  защищающей  от  дождя, 

правильными  вертикальными  рядками  располагаются  рамки  с  сотами,  в  которых  и 

воспитывается  потомство.  Там  же  помещаются  и  запасы  меда.  Впрочем,  наша 

одомашненная  пчела  иногда  способна  возвратиться  к  жизни  диких  предков,  когда  рой, 

вылетевший из улья вместе с маткой, пчеловод не успевает собрать. Беглянки находят где-

либо подходящее место и превосходно живут, пока их не обнаружат медведи или человек. 

 

БАШНЯ  БУРАНА.  В  предгорьях  Киргизского  Алатау,  недалеко  от  города  Токмак, 

на  обширной  предгорной  равнине,  среди  раздольных  полей  и  степей  далеко  со  всех 

сторон видна высокая башня. Она круглая, слегка уплощенная в направлении с востока на 

запад, в высоту около пятидесяти метров, в основании метров десять, стоит на гранитном 

фундаменте  и  сложена  из  жженого  кирпича.  Основание  башни  восьмигранное,  и  на 

каждой  грани  находится  что-то  похожее  на  замурованное  окно.  В  одном  месте  над 

восьмигранным  основанием,  в  пяти  метрах  от  земли  находится  маленькое  окошечко. 

Добраться  до  него  можно  только  по  приставной  лестнице.  Из  окошечка  идет  ход  на 

винтовую  лестницу,  которая  располагается  в  центре  башни,  и,  совершая  один  полный 

оборот,  кончается  площадкой  на  самой  вершине.  Это  –  исторический  архитектурный 

памятник, названный башней Бурана, охраняемый государством. Минарет построен около 

тысячи лет назад.  

Разглядывая  башню,  я  замечаю  на  ее  стенках  глиняные  гнезда  ос  сцелифронов. 

Вблизи нет скал, на которые можно было бы прикрепить свои постройки, и башня Бурана 

оказалась  для  этого  парализатора  пауков  вроде  каменной  скалы  -  излюбленного 

прибежища сцелифронов. 

Легкий  гул  крыльев  невольно  заставляет  насторожиться.  Откуда  он?  В  основании 

башни,  на  высоте  около  пяти  метров,  около  одной  из  небольших  трещин  я  вижу 

значительное скопление оживленно снующих насекомых. Они постоянно подлетают сюда 

и отсюда же стремительно взлетают в воздух. Надо залезать на выступ, чтобы разглядеть 

непонятное  скопление.  Да  это  же  настоящие  домашние  пчелы  (рис.  329)!  Когда-то  с 

пасеки сбежал рой, здесь поселился и превратился в большую пчелиную семью. 

По-видимому,  в  восьмигранном  основании  башни  Бурана  находится  помещение,  и 

следы  искусно  заложенных  окон  не  случайны.  Пчелы  же  проникли  через  трещину  в 

комнату,  расположенную  в  основании  башни,  понастроили  соты  и  живут  там  сейчас 

 

305 

дикой жизнью, выкармливая своих деток. Быть может, уже не один рой вылетел отсюда, и 

вот  на  противоположной  стороне  башни,  около  другой  трещины,  тоже  видно  скопление 

пчел, которое, судя по всему, принадлежит другой семье. 

 

 

 

 

Предгорья Киргизского хребта 

 

Оказавшись на воле, рой пчел занимает самые разнообразные пустоты, в том числе и 

памятники  архитектуры.  Мне  вспомнилась  журнальная  заметка.  На  главной  площади 

города Ричмонда в штате Вирджиния (США) стали реставрировать памятник генералу Ли. 

Из  ноздрей  статуи  вылетели  пчелы.  Реставраторы  добыли  из  бронзового  улья  сто 

пятьдесят  килограммов  меда.  Судя  по  всему,  в  Буране  пчелам  приглянулась  большая 

пустота  внутри.  Интересно  бы  посмотреть,  что  внутри  башни.  Быть  может,  там 

своеобразный  мавзолей,  в  котором  сохранились  какие-нибудь  предметы,  рукописи, 

представляющие  ценность  для  археологов?  Любопытно  бы  взглянуть  и  на  то,  как 

устроились пчелы.  

Направляясь  в  экспедицию,  я  свернул  с  пути  к  башне  Бурана  лишь  потому,  что 

услышал легенду о каракурте. Ну, а тут встретил рой пчел, которые подали мне мысль о 

том, что в башне есть помещение. «Надо сообщить об этом археологам», – думал я. Но так 

случилось, что я вскоре уехал в Сибирь, хотя про башню Бурана не забыл. Через восемь 

лет, в 1962 году, я опубликовал про нее очерк в городе Алма-Ате, в журнале «Простор». 

Думалось, что об очерке узнают археологи и попытаются проверить мои предположения. 

Прошло еще восемь лет. И вот передо мною заметка Л.Кречетовой, напечатанная в газете 

«Известия»  (1970,  27  октября):  «Интересное  открытие  сделали  киргизские  археологи, 

расчищая основание известного архитектурного памятника в Чуйской долине Киргизии – 

башни Бурана (XI-XII век). Вскрыв трехметровый слой земли, археологи обнаружили под 

башней восьмигранный мавзолей со стенами, орнаментированными фигурной выкладкой 

кирпича. Другое здание – круглое с порталом – обнаружено в двадцати метрах от башни. 

Новые  памятники  составляют  единый  архитектурный  ансамбль  с  башней  Бурана  и 

 

306 

представляют  большую  историческую  и  художественную  ценность.  По  предположению 

ученых, находка дает основание решить давнюю загадку о местонахождении Бала-Сугуна 

– древней столицы государства караханидов, которое объединяло всю Среднюю Азию и 

Восточный Туркестан до нашествия татаро-монгольских орд». 

 

 

 

Медоносная пчела 

 

Я был рад тому, что все же археологи добрались до мавзолея, скрытого в основании 

башни Бурана, хотя благодаря пчелам сделать они могли это значительно раньше...  

Для  постройки  своего жилища  природа  одарила  пчел  особым  веществом  –  воском. 

Он  не  гниет,  не  разлагается  ни  грибками,  ни  бактериями,  эластичен,  пластичен  и  легко 

принимает  любую  форму.  Воск  выделяется  на  теле  пчелы  между  члениками  брюшка 

полупрозрачными пластинками из так называемых восковых зеркалец. Пчела снимает их 

челюстями  и  формирует,  используя  выделения  специальных  слюнных  желез  и 

присоединяя  к  общему  сооружению.  Собирая  с  растений  смолистое  вещество,  пчелы 

готовят из него особый материал - прополис. Русские пчеловоды называют его «уза», или 

«древесный клей». Им замазываются все щели в улье. Зажалив до смерти забравшуюся в 

улей мышку, пчелы, не в силах выдворить труп нежеланного гостя, тоже обмазывают его 

со  всех  сторон  прополисом.  Если  пчелы,  вылетевшие  роем  и  упущенные  пчеловодом, 

поселяются  в  дупле,  то  они  тщательно  обмазывают  его  стенки  прополисом  и  полируют 

воском.  Ни  одна  самая  маленькая  трещинка  не  пропускается  заботливыми 

строительницами. 

Прополис  так  сильно  прилипает  к  ногам  сборщиц,  что,  прилетев  в  улей,  они  не 

способны  сами  от  него  освободиться  и  протягивают  свои  ноги  товаркам,  которые 

счищают  это  вещество  челюстями.  Шестигранные  пчелиные  ячейки  –  образец  высшего 

 

307 

совершенства,  которого  достигла  пчела  как  строитель.  Материал  для  построения  ячеек 

пчелы используют очень экономно. 

Стенки  ячейки  тонки  и  достигают  едва  ли  шестидесяти  девяти  тысячных  долей 

миллиметра. Благодаря этому из одного килограмма воска пчелы могут построить соты со 

ста  восемьюдесятью  четырьмя  тысячами  ячеек.  Особенно  поражает  совершенное 

устройство  дна  ячеек.  Оно  состоит  из  трех  ромбов,  которые  всегда  имеют  одинаковые 

углы. В каждом из них у больших углов по сто девять градусов двадцать восемь минут, 

тогда как у меньших – семьдесят градусов тридцать две минуты. Сложенные вместе они 

составляют  ровно  сто  восемьдесят  градудусов,  или  два  прямых  угла,  а  вершины 

треугольной чашечки состоят из трех больших углов.  

При  изучении  строения  дна  пчелиной  ячейки  произошла  одна  прелюбопытнейшая 

история.  Уже  не  раз  упоминавшийся  нами  энтомолог  Реомюр,  предполагая,  что  особая 

форма дна ячейки вызвана экономией строительного материала, попросил известного в то 

время математика Кенига вычислить, какое должно быть дно у шестигранного сосуда при 

наибольшей  экономии  материала.  Кенигу  он  не  скаал,  что  он  имеет  в  виду  пчелиную 

ячейку.  Занявшись  вычислением,  великий  математик  нашел,  что  искомые  углы  ромбов 

должны  быть  сто  девять  градусов  двадцать  пять  минут  и  семьдесят  градусов  тридцать 

четыре  минуты.  Таким  образом,  было  установлено,  что  пчела  в  своих  расчетах,  хотя  и 

близка к совершенству, но не абсолютно точна. Однако, когда подобные расчеты сделал 

математик Маральди, то его результаты совершенно точно совпали с размерами углов дна 

ячейки пчелы. 

Впоследствии  тоже  известный  математик  Маклорен  задумался  над  причиной 

расхождения  в  расчетах  своих  коллег.  Занявшись  проверкой  этих  вычислений,  он 

выяснил,  что  Кениг  ошибся  из-за  того,  что  в  книгу  логарифмов  вкралась  опечатка 

(подобной опечатки было бы достаточно, чтобы стать причиной гибели корабля, если бы 

его капитан употребил эти деффектные таблицы для вычисления долготы места!). Словом, 

пчела помогла найти опечатку в таблице логарифмов! 

Узкий  маленький  леток  –  единственная  дверь,  через  которую  можно  проникнуть 

жительнице  большого  дома.  Он  тщательно  охраняется  бдительными  сторожами, 

следящими,  чтобы  в  это  маленькое  и  слаженное  государство  не  попал  никто  чужой.  В 

дверях же размещаются особые пчелы-вентиляторщицы. Усиленно размахивая крыльями, 

они  прилежно  исполняют  свою  роль,  когда  в  улье  жарко  или  воздух  слишком  насыщен 

парами и углекислым газом. Кроме того, в жаркие дни пчелы покидают улей и отдыхают 

вблизи  него  в  тени,  чтобы  своим  присутствием  не  поднимать  температуру  жилища,  не 

лишатья  комфорта  личинок,  недавно  отродившихся  молодых  пчел  и  царицу  гнезда  - 

матку.  

В  улье  соблюдается  строжайшая  чистота,  все  отбросы,  а  также  погибших  пчел 

моментально  выносят  наружу.  Больных  и  умирающих  от  старости  члены  семьи 

безжалостно  изгоняют.  Зимой  общество  неуемных  тружениц  находится  в  полусне, 

сбившись  в  плотный  клубок,  постепенно  поглощая  запасы  меда,  чтобы  поддержать 

теплоту своего тела. Но едва только выдается теплый денек, при первом дыхании весны 

пчелы одна за другой, покидая улей, совершают, как говорят пчеловоды, очистительный 

облет, чтобы освободить свой кишечник.  

В тропической Америке медоносная пчела Тригона не помещает свои соты в дупла, 

а делает гнездо из смолы, смешанной с землей, в виде большой груши и располагает его 

на очень тонких ветвях на самой вершине дерева, так что даже самые бойкие обезьяны не 

способны  его  достать.  Такой  пчеле,  изобретшей  столь  изощренный  способ  защиты  от 

недругов,  нет  необходимости  заводить  большую  семью.  Обитающая  в  Тринидаде 

(Африка)  пчела  Тригона  тринидадензис  наносит  значительный  вред  цитрусовым 

деревьям,  сгрызая  кору  для  того,  чтобы  добыть  вытекающее  из  места  повреждения 

клейкое  вещество.  Миниатюрные,  лишенные  жала  общественные  пчелы  подсемейства 

Мелипонине,  обитающие  в  тропиках,  строят  свои  гнезда  из  смеси  воска  с  землей, 

 

308 

размещая  их  в  дуплах.  Внутри  гнездо  подразделяется  на  несколько  частей,  каждая  из 

которых  имеет  особенное  значение.  Одна  из  них  –  выводковая,  в  особых  кубышках 

воспитываются личинки, в крупные и плоские кубышки складывается перга и мед. Вход в 

такое  гнездо  особенный.  Это  –  длинная  трубка,  свешивающаяся  вниз.  На  ночь  пчелы 

наглухо заделывают ее непроницаемой для врагов пробкой. 

 

 

ПОКОИ МОХНАТОГО ШМЕЛЯ 

 

Примерному труженику  шмелю, без  устали летающему в поисках перги и нектара, 

свойственны  особые  правила  постройки  жилища.  Впрочем,  шмелей  много  видов  (рис. 

329-331),  и  каждый  из  них  проявляет  свои  способности  в  сооружении  жилья.  Начинает 

строить, как и у общественных ос, благополучно перезимовавшая матка-основательница. 

Ранней  осенью  всегда  можно  встретить  ее.  Озабоченная,  она  беспрестанно  летает  над 

самой  землей,  заглядывая  в  различные  щелки  и  норки.  Идеальное  место  для  поселения 

шмелей – пустующие норки мышей. На них обычно шмель и останавливает свой выбор. 

Особенной  архитектурой  жилище  шмелей  не  блещет.  В  подземную  полость  самка 

натаскивает  комочки  мха,  шерсти,  утепляя  помещение.  Если  же  гнездо  устраивается  на 

поверхности  земли  в  какой-нибудь  ямке  или  в  щелке,  то  сверху  наносится  солидный 

утеплительный  материал,  в  качестве  которого,  кроме  мха,  используются  соломинки, 

травинки и прочий материал, пригодный для хорошей теплоизоляции.  

 

    

    

 

 

Рис. 329-331 – Различные виды шмелей 

 

Когда 

у 

самки-основательницы 

появляются 

дочери-помощницы, 

гнездо 

благоустраивается еще более тщательно. Натуралисты, наблюдавшие этих очень полезных 

опылителей,  сообщают,  что  шмели,  скатывая  мох  катышками,  доставляют  их  в  гнездо, 

передавая  один  от  другого.  Этот  живой  конвейер  работает  очень  быстро  и 

производительно.  

Сами  по  себе  шмели  –  не  в  пример  другим  насекомым  –  превосходно  переносят 

низкие температуры и не прерывают своей неутомимой деятельности по сбору пыльцы и 

меда  даже  при  похолоданиях  в  дождливую  погоду,  а  некоторые  из  них  как  будто  не 

прекращают трудиться и в лунные ночи. Объясняется это, по-видимому, тем, что крупные 

шмели  работой  крыльев  могут  поднимать  температуру  своего  тела  и  так  в  небольшой 

степени  становиться  независимыми  от  температуры  окружающего  воздуха.  Но  в  самом 

жилище  шмелей  дела  идут  успешно,  только  когда  там  тепло:  потомство  неутомимых 

тружениц очень его любит и в нем нуждается. В оборудованной каморке, будь то гнездо 

мышей,  щелка  или  полость  в  камнях,  в  земле,  или  даже  небольшое  дупло  (известны 

случаи,  когда  шмели  даже  поселялись  в  скворечниках),  самка-основательница  из  воска 

лепит первую восковую кубышку, очень похожую на толстенький кувшинчик. В кубышку 

мать откладывает первые яички, некоторое время сидит на этом сооружении, подогревая 

его  теплом  своего  тела.  Когда  появляются  личинки,  мать  через  маленькое  отверстие 

снабжает  своих  деток  нектаром  и  пергой.  Вскоре  развивающимся  личинкам  становится 

 

309 

тесно,  и  кубышка  начинает  постепенно  раздаваться  в  стороны,  принимая  к  моменту 

окукливания потомства вид бугристой шишковатой массы неправильной формы.  

Как  только  появляется  первая  помощница,  строительство  жилища  идет  более 

усиленными  темпами,  тогда-то  и  готовится  множество  кубышек.  В  одних  кубышках  – 

детки  одного  возраста  из  одной  кладки,  в  других  –  запасы  меда  и  перги,  необходимые 

семье  на  случай  непогоды.  В  расцвете  жизни  шмелиной  семьи  полость  их  жилища 

заполнена  горизонтальным  рядом  кубышек-бочоночков.  Впоследствии  старые, 

отслужившие  бочонки,  из  которых  вышли  молодые  шмели,  разрушаются,  и  над  ними 

воздвигаются  новые.  В  это  время  внутреннее  убранство  гнезда  шмелей  производит 

впечатление неряшливого сооружения.  

Шмели  –  отличнейшие  опылители  клевера.  Без  них  получить  от  этой  культуры 

урожай семян невозможно. Поэтому энтомологи стали применять искусственные гнезда, 

охотно занимаемые самками-основательницами. В общем виде такое гнездо представляет 

собою  сколоченную  из  досок  кубической  формы  коробочку  размером  десять-двадцать 

сантиметров, с летком, к которому пристраивают трубку. Коробочку закапывают в землю, 

а  трубку  выводят  наружу.  Для  того  чтобы  искусственное  гнездо  сделать  более 

привлекательным  и  естественным,  в  него  кладут  остатки  мышиного  гнезда,  клочки  их 

шерсти.  

 

ХОРОМЫ МУРАВЬЕВ 

 

Самые  многочисленные  и  наиболее  процветающие  на  земле  насекомые,  ведущие 

общественный образ жизни, – муравьи. По сравнению с другими группами насекомых их 

видов не так уж много – в настоящее время насчитывается лишь около пятнадцати тысяч. 

Впрочем,  для  читателя,  не  искушенного  в  энтомологии,  и  эта  цифра  может  показаться 

большой.  Подавляющее  большинство  муравьев  живет  в  почве.  Они  пронизывают  ее  во 

всех  направлениях  своими  многочисленными  ходами,  норками,  камерами.  Неугомонные 

строители,  обладатели  неисчерпаемой  энергии,  они  рыхлят  почву,  способствуя 

проникновению  в  нее  воздуха,  удобряют  ее.  И  в  этом  заключается  значение  муравьев  в 

формировании почвы.  

Каждый  вид  муравьев  по-своему  устраивает  себе  жилище,  испокон  веков  избрав 

собственную архитектуру, и строго придерживается определенных правил строительного 

искусства.  Если  описать,  какие  у  муравьев  бывают  типы  жилищ,  могла  бы  получиться 

большая книга. Разные у муравейников и двери.  

В  жарких  и  сухих  пустынях  живет  муравей  бегунок  (рис.  332).  Он  получил  не  зря 

такое название: очень быстро бегает. Когда жарко, он так стремителен в своих движениях, 

что кажется, будто не бегает, а летает над поверхностью земли. Разбежится такой муравей 

и,  не  в  силах  остановиться,  с  ходу  заскакивает  в  свой  муравейник,  расположенный  под 

землей. Вход в такое жилище поэтому широкий. Иначе бегун расшибется.  

Спокойные  медлительные  муравьи  жнецы  (рис.  333)  питаются  только  зернами  и 

семенами  растений  пустыни.  Когда  созревает  урожай,  в  муравейник  тянутся  со  всех 

сторон вереницы сборщиков зерна. Вход в такой дом тоже широкий, строители учли, что 

не все зерна маленькие, у некоторых разные длинные придатки, колючки, летучки. Когда 

муравейник молод и располагается на ровном, как стол, участке пустыни, вокруг дверей 

всегда  насыпан  аккуратный  валик  из  земли,  вынесенной  наверх  при  строительстве 

подземных  галерей.  Если  идет  дождь,  валик, как  дамба,  защищает  двери  от  наводнения. 

Потом,  когда  земли  вынесено  много,  образуется  заметный  очень  аккуратный  холмик,  в 

центре которого и располагается вход.  

Бегункам  и  жнецам  хорошо.  Они  многочисленное  племя.  В  каждом  муравейнике 

живет много тысяч обитателей. Можно держать двери широко открытыми. В случае чего 

против  недруга,  вздумавшего  забраться  в  чужое  помещение,  всегда  найдется  масса 

 

310 

защитников.  А  как  приходиться  тем  муравьям,  которые  живут  маленькими  общинами  и 

нелегко защищаются от врагов?  

 

    

 

 

Рис. 332 – Муравей-бегунок 

 

Рис. 333 – Муравьи-жнецы 

 

У  черно-красного  саксаулового  муравья  вход  в  жилище  –  маленькая  отлично 

выглаженная  дырочка,  точно  по  размерам  муравья.  Муравей-чужак  побольше  ростом  в 

нее ни за что не пролезет, а если вздумает проникнуть чужой муравей поменьше, с ним 

легко  справляются.  Вход  обязательно  замаскирован,  находится  под  лежащими  на  земле 

веточками,  камешками,  палочками.  Найти  его  трудно,  защищать  с  такой  дверью  легко. 

Крошечный, едва больше миллиметра, муравей Лептоторакс Сатунина живет маленькими 

семьями:  два-три  десятка  рабочих  с  одной  маткой.  Некоторые  из  них  селятся  в  стеблях 

тростника,  прогрызая  крохотную  дырочку-вход.  Возле  него  обязательно  неотлучно 

находится  муравей-сторож.  При  первых  признаках  опасности  он  сразу  же  затыкает 

головой дверь. Замок получается отличный, его нельзя сломать, и проникнуть в жилище 

крошек невозможно.  

Живет  в  пустынях  и  степях  интересный  муравей-рабовладелец  россомирмекс.  Он 

редок, и образ жизни его до сих пор не изучен как следует. Муравьями-помощниками  у 

него  служат  крохотные  черные  муравьи-проформики.  Россомирмекс,  как  все  редкие 

животные,  очень  осторожен.  Вход  в  его  жилище  узкий  –  только  бы  самому  пробраться! 

Изнутри дверь муравейника обязательно караулит один сторож. Он тщательно ощупывает 

усиками  каждого  входящего,  как  бы  желая  убедиться,  свой  муравей  или  чужой.  Если 

обстановка тревожная и в квартиру пытаются забраться другие муравьи, россомирмексы 

тотчас  же  затаскивают  во  вход  камешек  и  так  его  прочно  вклинивают,  что  легко  его  не 

вытащишь. Камешком затыкаются двери только тогда, когда все муравьи возвратились с 

разведки и после охоты. Как они узнали это – непонятно, не устраивают же перекличку! 

В  лесу  на  муравьиной  куче  рыжего  лесного  муравья  много  дверей.  Иначе  нельзя. 

Жителей там бывает до миллиона. Двери располагаются по всей поверхности кучи. Когда 

солнце сильно нагревает ее, муравьи пользуются теми дверьми, которые находятся в тени. 

И  наоборот,  после  холодной  ночи,  когда  муравьиная  куча  согревается  на  солнце,  все 

пытаются  пробраться  через  «солнечные  двери»  и  возле  них  погреться.  В  дождь  двери, 

расположенные наверху кучи, спешно закрываются палочками и соринками, чтобы через 

них не проникла вода, и тогда муравьи пользуются боковыми ходами.  

На зиму, уходя глубоко в землю на долгий сон, муравьи закрывают все двери. Но не 

всегда  -  часть  их  оставляется  открытой  и  через  них  вентилируется  жилище.  И  еще  есть 

много  самых  разных  дверей.  Но  некоторые  муравьи  обходятся  вовсе  без  них.  Есть 

муравейник,  а  входа  в  него  никакого!  Такие  жилища  принадлежат  одиночным  самкам-

основательницам.  После  брачного  полета,  опустившись  на  землю,  они  обламывают 

крылья,  закапываются,  устраивают  одну  единственную  каморку  и  живут  целый  год  в 

заточении.  Там  кладут  яички,  кормят  отрыжками  из  зоба  своих  личинок,  выпестывают 

 

311 

первых дочерей-помощниц. Первенцы всегда бывают очень маленькими. Иногда в камере 

их оказывается более десятка, и получается, как в хорошо знакомой русской загадке: «Без 

окон,  без  дверей  –  полна  горница  детей».  Потом  муравьи  проделывают  ход  наверх, 

выбираются  из  заточения  и  устраивают  двери  по  своему  маленькому  росту,  пока  не 

наплодится  много  муравьев  и  среди  них  не  появятся  большие  –  настоящие  воины  и 

защитники.  

 

Жилища  муравьев  самые  разнообразные.  У  тропических  муравьев,  периодически 

совершающих  кочевки,  знаменитых  своими  опустошающими  налетами,  когда  они 

уничтожают  на  своем  пути  все  живое,  нет  постоянного  жилища.  Только  на  время 

остановок,  когда  им  приходится  заниматься  не  особенно  длительной  процедурой 

воспитания нового поколения, они нагромождают соринки, палочки и ветки в сочетании с 

земляными камерами, устраивая скорее временный бивак, чем муравейник.  

Очень  многочисленные  мелкие  муравьи  рода  Тетрамориум  (рис.  334)  строят  не 

особенно аккуратно. Для своего гнезда они используют разнообразные трещины в земле, 

образуя конгломерат из множества сложных и бессистемных полостей и коммуникаций.  

Громадное большинство других видов муравьев, особенно обитающих на открытых 

пространствах  пустынь  и  степей,  возводят  свои  дома  в  почве.  Чаще  всего  это 

многочисленные камеры, соединенные между собою ходами. Земля при их строительстве 

выносится  наружу  и  разбрасывается  по  сторонам,  а  потом  развеивается  ветрами, 

размывается  дождями  или  же  складывается  вокруг  валиком  или  холмиком.  У  муравьев 

бегунков,  жнецов  иногда  этот  валик  имеет  вид  маленькой  и  аккуратной  модели  кратера 

вулкана, вызывающей удивление геометрически правильной формой.  

 

В  ста  километрах  от  Алма-Аты  среди  бескрайней  пустыни,  покрытой  пахучей 

полынью,  лежит  большая  бессточная  впадина  в  диаметре  около  пятнадцати-двадцати 

километров. В центре ее, куда сбегаются весенние воды и дождевые потоки, образовалась 

ровная солончаковая площадь. В малоснежные зимы и дождливую весну здесь возникает 

настоящее,  хотя  и  мелководное  озеро.  К  наступлению  лета  оно  высыхает,  обнажая  дно, 

слегка топкое, илистое, с краев потрескавшееся, местами покрытое яркой белой солью. По 

самой  середине  его  бежит  небольшой  ключик  с  солоноватой,  сильно  пахнущей 

сероводородом водой. Это и есть Сорбулак. С самолета, летящего из Алма-Аты в Москву, 

Сорбулак виден далеко сверкающим белым, как снег, пятном. 

Какое  бы  ни  было  жаркое  лето,  Сорбулак  не  высыхает  полностью,  и  почва  его  не 

трескается  на  многогранники,  как  это  бывает  на  настоящих  такырах,  а  всегда  остается 

влажной  или  даже  топкой,  видимо,  из-за  подземных  вод,  собирающихся  сюда  под 

каменистым  ложем,  скрытым  наносным  слоем  почвы.  Весной,  как  только  начинают 

подсыхать  берега  Сорбулака,  сюда  с  бугорков  и  невысоких  холмов  на  открытые  голые 

площадки начинают переселяться на дачи муравьи бегунки. Неутомимые землекопы, они 

быстро  возводят  холмики  формой  идеального  курганчика  или,  вернее,  миниатюрного 

кратера  (рис.  335).  Влажные  комочки  почвы,  вынесенные  наружу,  склеиваются  друг  с 

другом,  и  курганчик  становится  крепким.  Это  отличное    укрытие  подземных  жилищ  на 

случай проливного дождя и возможного наводнения.  

В  жаркой  сухой  пустыне  бегунки  никогда  не  делают  таких  курганчиков,  а  сухая 

мелкая  земля,  вынесенная  при  сооружении  подземных  жилищ,  разносится  ветрами.  Там 

ни к чему курганчикй.  

Под холмиком бегунков располагаются широкие и обширные залы. Никогда, даже у 

самых  крупных  муравьев,  не  приходилось  мне  встречать  такие  просторные  помещения! 

Откуда  такое  пристрастие  к  излишкам  жилплощади?  Ради  простора  своих  апартаментов 

муравьям  приходится  переносить  едва  ли  не  в  несколько  раз  больше  хлопот.  Очевидно, 

чем  крупнее  камеры,  тем  меньше  в  них  влажность,  сильнее  обмен  воздуха.  Этот 

 

312 

своеобразный  дренаж  сушит  почву.  Иначе  нельзя.  Как  жить  в  парниковой  атмосфере? 

Заведутся грибки, плесень и с ними болезни... 

 

    

 

 

Рис. 334 – Муравьи Тетрамориумы 

 

Рис. 335 – Гнездо муравья-бегунка 

 

Благодаря тому, что подземные камеры располагаются на различной глубине, в них 

различны  температура  и  влажность.  Теплее  всего  летом  в  поверхностных  камерах.  Они 

так  и  называются  прогревочными.  Прохладнее  и  влажнее  в  камерах  глубоких.  Зимой 

обстановка меняется и самые теплые поверхностные камеры становятся холодными, тогда 

как глубокие – теплыми. В зависимости от глубины меняется и влажность. Перемещаясь 

из  камеры  в  камеру,  муравьи  избирают  для  себя  климат,  который  больше  всего  им 

нравится. Особенно важны для них поверхностные камеры. В них муравьи прогреваются 

ранней  весной  после  долгой  зимней  спячки  и  постепенно  приходят  в  себя,  прежде  чем 

выбраться наружу. Здесь же муравьи прогревают личинок и особенно куколок, им нужно 

тепло для благоприятного развития.  

Кстати сказать, у муравьев бегунков поверхностные камеры используются еще и как 

кладовые,  куда  сносятся  все  кухонные  остатки.  Число  камер  и  ходов,  их  связывающих, 

может быть различно. Муравьи среднего и крупного размера строят подземные хоромы в 

изобилии.  Мелкие  муравьи,  такие,  как  кардиокондили,  проформики,  роют  один-

единственный вертикальный ход, пронизывающий маленькие камеры, расположенные на 

различном уровне.  

 

Впереди  зеленое  озеро  в  желтых  пустынных  берегах.  А  за  ним  фиолетовые  горы. 

Дует  прохладный  ветер.  Но  солнце,  как  всегда,  сияет  щедро.  По  светлой  земле  бежит 

невиданный  муравей.  Голова,  грудь  его  ярко-коричнево-красные,  а  брюшко  слегка 

заостренное кзади, черное. Тело насекомого будто тщательно отполировано, блестит, и в 

лупу  на  его  одеянии  отражается  зеленое  озеро,  желтые  берега  и  фиолетовые  горы. 

Никогда  не  встречался  мне  такой  муравей.  Находка  –  целое  событие  для  меня.  От 

волнения захватывает дыхание. Посмотреть бы, где его гнездо.  

Сколько  десятилетий  исследователи,  в  том  числе  и  энтомологи,  посещавшие 

Среднюю  Азию,  тщательно  собирая  свои  коллекции  животных,  не  могли  найти  моего 

загадочного красавца. И вот теперь я, счастливчик, сижу на берегу озера возле крохотной 

и  непонятной  щелки  и,  слушая  плеск  набегающих  на  берег  волн,  щебет  береговых 

ласточек,  крики  чомг,  не  отводя  глаз  в  сторону,  смотрю,  как  красногрудые  муравьи 

выскакивают  наверх.  Незнакомец  вдвойне  таинственен.  Вместе  с  ним  живут  другие 

муравьи,  черные  проформики.  Он,  наверное,  «рабовладелец»  и  держит  чужаков  на 

положении помощников.  

Теперь я вспоминаю. Это муравей россомирмекс, не известный для Азии вид. Ветер 

стих, и солнце льет на землю каскады ослепительного света и тепла, земля пылает зноем, 

 

313 

обжигает ноги через подошвы ботинок. Надо узнать строение муравейника, раскопать его. 

Впрочем,  работы,  наверное,  предстоит  немного.  Какой  там  муравейник,  если  нигде  не 

видно  даже  комочков  выброшенной  земли!  Сухая  почва  тверда,  как  камень,  и  от  удара 

лопатой  отлетает  пылящими  осколками.  Под крохотной  щелкой  открывается  небольшой 

круглый  вертикальный  тоннель.  Он  немного  расширяется  и  неожиданно  приводит  к 

сложному лабиринту плоских камер, расположенных близко от поверхности земли. 

Здесь  жарко  –  около  пятидесяти  градусов  –  и  поэтому  никого  нет.  Глубже  –  снова 

тоннель, идет строго книзу, и потом – второй этаж камер, полностью забитый куколками. 

Переполох и смятение овладевают муравьями. Крохотные черные «помощники» и красно-

черные  хозяева  хватают  спеленатых  детей,  пытаются  их  спасти  от  опасности!  И  опять 

вертикальный ход вниз до следующего этажа. А потом четвертый, пятый, шестой этажи. 

Последний седьмой этаж  – на глубине более метра в  слегка  влажной прохладной земле. 

Ниже его – небольшой тупичок, забитый осыпавшейся землей. На каждом этаже  – масса 

муравьев-помощников.  Тут  и  крохотные  быстрые  охотники,  специалисты  по  дневной 

охоте,  и  крупные,  охотящиеся  только  ночью,  и  большие  с  раздувшимися  и    почти 

прозрачными  брюшками  –  живые  бочки-затворницы,  принесенные  в  жертву  во  имя 

благополучия общества.  

Самок  проформик  нет,  им  и  быть  не  полагается  здесь.  Единственная  самка 

красногрудого хозяина так надежно упрятана, что я не в силах ее найти. Наверное, у нее 

особая  царская  спальня,  где-нибудь  в  стороне  от  общих  камер!  Почти  на  каждом  этаже 

встречаются  камеры,  сплошь  забитые  панцирями  насекомых.  Это  кухонные  остатки, 

которые по законам вида полагается складывать под землей, а не выбрасывать наружу, как 

делает  большинство  муравьев,  видимо,  для  того,  чтобы  не  выдавать  присутствия  своего 

жилища. По этой же, наверное, причине при строительстве новых камер земля относится 

далеко  в  сторону.  Маленький  муравей  тщательно  скрывает  свою  обитель.  Она 

принадлежит ему испокон веков. А красногрудые хозяева нагло ею завладели.  

Раскопка  закончена.  Всюду  бродят  растерянные  муравьи.  Их  постигло  ни  с  чем  не 

сравнимое несчастье. Они не знают какое. Ни они, ни их предки не испытывали подобной 

катастрофы. Но вот в яму сваливается муравей бегунок и, схватив беспризорную куколку, 

выбирается  с  богатым  трофеем  обратно.  Муравей  бегунок  –  чужак.  Его  присутствие 

нетерпимо.  Воришка  сразу  схвачен  крошками-охотниками,  в  его  горло  впился 

красногрудый воин. Бегунку уже не надо добычи, лишь бы вырваться и спастись!  

Я бросаю последний взгляд на разрытый муравейник. Как хорошо в разрезе заметны 

все  семь  этажей,  пронизанные  одним  вертикальным  ходом!  Он  так  узок,  что  в  нем  не 

разминуться  двум  большим  муравьям.  И,  видимо,  для  упорядочения  движения  между 

этажами  существует  какая-то  строгая  система.  Не  потому  ли  из  гнезда  муравьи 

выскакивали  сразу  партиями,  подобно  тому,  как  выходим  и  мы  из  лифта  большого 

высотного здания, остановившегося трамвая или автобуса?  

А все семь этажей! Как они удобны в климате пустыни и жарким летом и холодной 

зимой.  Температура  на  них такая:  первый  этаж  –  пятьдесят  градусов,  второй  –  двадцать 

восемь,  третий  –  двадцать,  четвертый  –  восемнадцать,  пятый  и  шестой  –  семнадцать  и 

седьмой этаж – шестнадцать градусов. Климат совсем разный! В жару можно опуститься 

вниз, в холод подняться кверху. Яички и куколок полагается держать на верхних этажах в 

тепле, а муравьев-бочек – в нижних, в прохладе. Не правда ли, как замечательно! Я устал, 

незаметно промелькнул день, принесший радость находки!.. 

Муравьи  жнецы  рода  Мессор,  обитающие  в  пустынях  Средней  Азии,  питаются 

одними  сухими  семенами.  Откуда  же  они  берут  влагу  при  сухом  и  жарком  климате? 

Заинтересовавшись  этим,  я  предпринял  раскопки  их  жилищ.  Оказалось,  муравьи  живут 

только  там,  где  есть  грунтовые  воды.  Над  самой  водой  в  камерах  они  и  содержат  свои 

запасы  зерна,  а  чтобы  семена  не  трогались  в  рост,  особым  веществом  парализуют  их. 

Ходы муравьев жнецов иногда идут очень глубоко, им удается докопаться до пятидесяти 

метров.  Возможно,  что  такое  расстояние  –  не  предел.  Жилища  муравьев  жнецов  –  их 

 

314 

всегда легко узнать по земляному холмику – могут служить индикатором грунтовых вод; 

руководствуясь ими, в пустыне можно рыть колодцы, бурить скважины.  

Поверхностные камеры часто осыпаются или разрушаются под копытами пасущихся 

животных.  Поэтому  их  приходится  возобновлять.  Идеальная  крыша  муравейника  – 

камень.  Мы  уже  говорили  о  том,  что  многие  насекомые  находят  для  себя  приют  под 

камнями. Под ними же размещаются и многие муравейники. Под камнями безопасно, они 

быстрее согреваются и дольше сохраняют тепло.  

Нелегко  приходится  муравьям  в  степи  или  ранней  весной  в  пустыне,  когда 

поверхность земли затеняется обильными травами. Тогда они вынуждены срочно строить 

насыпной  конус,  укрепляя  его  на  растениях.  Весною  в  пустыне  все  живое  выползает  на 

солнце. Те же, для кого вредны солнечные лучи, все же пристраиваются поближе к теплу, 

под  широкими  листиками  трав,  маленькими  камешками.  Наступает  пора  прогрева  и  у 

муравьев.  У  них  много  хлопот:  нужно  скорее  воспитать  из  личинок  крылатых  самок  и 

самцов, ведь им предстоят немаловажные дела – брачный полет, а главное, поиски места 

для жилища и обоснование новых муравейников – для этого необходимо много времени.  

Там,  где  весною  растет  трава,  приходится  трудно.  Прикрытая  растениями  земля 

нагревается  медленно.  Но  и  в  этой  обстановке  нашлись  изобретатели,  а  ловчее  всех 

оказался юркий черный муравей Тапинома. Он умудряется строить самым оригинальным 

способом  прогревочные  камеры,  обязанные  своим  существованием  только  утренним 

росам,  когда  мелкие  бисеринки  воды  садятся  на  землю,  повисают  на  листиках,  цветах 

пустыни и унизывают каждую паутинку.  

Видел  ли  кто  росистое  утро  пустыни?!  Когда  всходит  солнце,  встаньте  к  нему 

лицом:  пустыня  горит  огнями  маков.  Повернитесь  в  другую  сторону,  на  запад,  –  она  в 

капельках  росы,  переливающихся  радужными  тонами.  В  безводной  пустыне  роса  поит 

многих  ее  обитателей.  Но  чуть  теплеет  –  раскрываются  цветы,  а  этот  «бисер»  с 

радужными  отблесками  потухает,  влага  растворяется  в  сухом  воздухе  пустыни,  и  он 

струится кверху, к горячему солнцу, отражаясь всюду по горизонту озерами-миражами.  

Весною  в  гнездах  юркого  черного  муравья  происходит  оживленное  строительство. 

Один  за  другим  вереницей  поспешно  мчатся  наверх  труженики,  и  каждый  в  челюстях 

несет комочек земли. Выскочит наверх, бросит ношу и опять исчезнет под землю. И так 

без  передышки  весь  день  с  утра  до  вечера.  Вскоре  над  входом  в  муравейник,  обычно  у 

основания густого кустика серой полыни, вырастает земляной холмик. Что это? Наверное, 

обычное сооружение подземных галерей и выброс наружу строительного материала? Нет, 

не  совсем  так!  Одновременно  с  расширением  подземных  галерей  муравьи  возводят 

прогревочные камеры. Но такой холмик – временное сооружение. Он очень непрочен.  

Наступает вечер. Работа прекращается. В холодную ночь муравейник погружается в 

сон.  Утром  на  земляной  холмик  падает  роса,  и  его  поверхность  становится  чуточку 

влажной.  А  когда  поднимается  солнце  и  высушивает  холмик,  сверху  на  нем  образуется 

корочка  подсохшей  земли,  и  крыша  прогревочной  камеры  готова.  Тогда  снова 

выскакивают  юркие  муравьи  и  опять  начинают  насыпать  сверху  землю,  выбирая  ее  из 

холмика,  на  вновь  образовавшуюся  крышу.  Так,  в  несколько  дней  образуется 

многоэтажный дом, поддерживаемый множеством колонн из стеблей полыни, и на самых 

верхних и теплых этажах прогреваются яички, личинки и куколки.  

Проще  всего  муравьям,  которые  строят  муравьиные  холмики  (рис.  336).  Их  всегда 

можно встретить в лесу. Кажется, что проще такой муравьиной кучи! Навалена она, как 

миниатюрный  стожок  сена,  внутри  копошатся  муравьи  –  и  все!  Но  это  впечатление 

ошибочное.  Муравьиные  кучи  построены  по  строгой,  испокон  веков  установившейся 

архитектуре. Попробуем в ней разобраться.  

Куча,  или  конус  муравейника,  сложена  из  многочисленных  хвоинок  и  палочек. 

Прежде всего, конус – отличная крыша, дождь скатывается по ней во все стороны. Конус 

возвышается  над  растениями.  Не  будь  его,  муравьиному  жилищу  не  видать  солнца,  а 

рыжим муравьям было бы негде греться. Поэтому, чем гуще трава и больше падает тени 

 

315 

на муравейник, тем он выше и как бы тянется к солнцу. Без солнца жизнь рыжего муравья 

невозможна:  он  обязательно  должен  прогревать  своих  личинок  и  куколок.  Для  этого  в 

солнечные дни муравьи укладывают их в самые верхние камеры, расположенные с южной 

стороны.  Ну  и,  наконец,  рыхлый  конус  –  отличное  летнее  убежище  для  всех  жителей 

муравейника.  В  нем  и  воздух  хорошо  вентилируется,  в  зной  не  жарко,  в  заморозки  не 

холодно.  Конус  муравейника  покоится  на  кольцевом  вале  из  земли,  проросшем 

корешками  растений  и  потому  очень  крепком.  Он  служит  своеобразным  фундаментом 

жилища.  Да  если  случится  и  большой  ливень,  вода  не  просачивается  под  конус,  так  как 

путь ей преградит дамба – кольцевой вал.  

Под конусом начинается переплетение норок-ходов, которые опускаются на глубину 

почти  в  полтора  метра.  Почва,  пронизанная  ими,  всегда  сухая,  так  как  ее  защищает  от 

влаги конус. В земляных ходах муравьи только зимуют, и они пустуют до глубокой осени, 

так как с наступлением лета насекомые переселяются в конус. Словом, муравьи имеют две 

квартиры: зимнюю и летнюю. Молодой муравейник строится чаще около пня. Его охотно 

выбирают хозяева будущего жилища, ведь пень очень выручает маленький конус:  в нем 

можно  проточить  ходы,  спрятать  самку  и  детей,  а  если  он  высок,  на  самой  макушке 

прогревать  куколок.  Когда  дом  станет  большим,  то  пень  будет  служить  опорой  конусу. 

Вот почему внутри старых муравейников часто находится пень.  

На  конус  труженики  натаскивают  крупные  и  мелкие  кусочки  смолы.  За  ней  они 

специально ходят на стволы деревьев. Там они подолгу трудятся над тем, чтобы оторвать 

от  смоляного  натека  кусочек  для  своего  дома.  Муравьи,  обитающие  в  березовых  и 

осиновых лесах, не могут достать смолу, поэтому они с величайшим усердием собирают 

смолистые  чешуйки  с  почек  и  покрывают  ими  все  жилище.  Встречаются  муравейники, 

густо переслоенные смолою.  

Для  чего  муравейнику  смола?  По-видимому,  для  предохранения  от  загнивания 

хвоинок  и  палочек,  из  которых  сложен  муравейник.  В  ней  содержатся  вещества, 

убивающие бактерии. Заготовляется не всякая смола, а только сухие ее кусочки. Это легко 

проверить: надавишь на один из них  - и он рассыпается. Смола полезна для жилища, но 

огнеопасна во время лесных пожаров.  

Когда жилище лесного муравья попадает в тень, насекомые делают холмик высоким 

и крутым, чтобы он мог  улавливать хотя  бы лучи солнца, слегка пробивающиеся сквозь 

густую листву деревьев. Когда оно оказывается на открытом месте, муравьи сравнивают 

конус, создавая наверху площадку, тогда муравейники совсем плоские. 

 

ЖИЛИЩЕ СТЕПНОГО МУРАВЬЯ. В горы по небольшому хребту вьется тропинка. 

Иду  по  ней:  впереди  –  снежные  вершины,  позади  внизу  –  озеро.  На  склоне  с  западной, 

более теневой стороны – высокие травы, с другой, южной – низкая степная трава типчак. 

На  хребте  ветер  –  хозяин:  налетает  шквалами,  шумит  в  ушах  и  треплет  одежду.  На 

перевале, где особенно жестоки порывы ветра, я вижу жилище рыжего степного муравья. 

Но на что оно похоже! Издали  – это настоящая, косматая, напоминающая папаху кочка. 

Высокий,  почти  цилиндрический  муравейник  окружен  с  боков  плотными  стенками, 

поросшими  типчаком.  Корни трав  крепко  переплелись  и  образовали  плотную  надежную 

защиту от ветров и ураганов. И только на самой вершине ровная площадка из палочек  – 

своеобразный солярий, где муравьи прогревают своих куколок.  

Муравейник  не  один:  всюду  по  хребту-перевалу  видны  подобные  кочки.  Как  же 

возникло  такое  сооружение  и  как  получились  высокие  стенки  из  дерна?  Разглядывая 

разные муравейники, можно понять, как все это получается. 

Вначале муравьи вытаскивают почву из ходов и располагают ее вокруг небольшого 

плоского конуса из палочек. На этой почве, мягкой и разрыхленной, быстро растет типчак. 

Муравьи не трогают растение, но направляют его рост так, что получаются вертикальные 

стенки из прочного дерна. Поднимается муравейник, увеличивается земляной вал, растет 

типчак, занимая свободный клочок земли. И такие получаются у муравейника добротные 

 

316 

стенки,  что  ни  ветер,  ни  стужа  не  страшны  ему!  Очень  крепкие  –  едва  топором  их 

разрубишь.  Вот  так,  в  зависимости  от  обстановки,  изменяются  строительные  навыки  у 

одного и того же вида муравьев. 

Удивительное создание песчаной пустыни  – муравей, которого называют песчаный 

бегунок  Катаглифис  паллидус.  Он  обитает  в  Средней  Азии.  Светлый,  не  различимый  в 

песке,  необыкновенно  быстрый,  прямо  молниеносный  в  движениях.  Селится  на  голых 

песчаных  барханах,  там,  где  не  живут  никакие  другие  муравьи  и  где  нет  среди  них 

конкуренции.  Обегая  голые  пески,  он  собирает  на  них  трупы  погибших  насекомых. 

Гнездится в песке, устраивая камеры в нижних и плотных его слоях. Ветер – главный враг 

этого  создания.  Он  постепенно  заносит  песком  вход  в  его  жилище.  Поэтому  каждый 

муравей, отправляясь на охоту или возвращаясь с нее, непременно, хотя бы немного, но 

отбрасывает  песок  от  дверей  своего  дома.  Иногда  же  насекомые  устраиваются  по  пять-

десять,  гуськом,  и  начинают  быстро  перебрасывать  друг  другу  песок.  Такой  живой 

муравьиный  конвейер  работает  необыкновенно  эффективно  и  слаженно.  За  этой 

операцией  зорко  следят  окружающие  муравьи,  и  достаточно  одному  из  составляющих 

цепочку пескокопателей выбыть из строя, как его тотчас же заменяет другой. 

Большие  земляные  холмики,  сплошь  пронизанные  многочисленными  камерами, 

устраивают  светлые  муравьи  лазиусы  (рис.  337).  С  поверхности  такие  холмики  густо 

переплетены  дерном  и  отлично  укреплены.  На  этих  миролюбивых  обитателей  холмиков 

часто  нападают  другие  более  сильные  муравьи,  такие,  как  Лазиус  нигриканс,  Формика 

сангвинеа,  Формика  пратензис,  Формика  фуска.  Любители  даровых  помещений 

обосновываются  на  верхушках  холмиков  и,  проникая  в  подземные  ходы,  начинают 

охотиться на хозяев, получая таким образом готовые «и стол, и дом». 

 

   

 

 

Рис. 336 – Гнездо муравьв рода Формика 

 

Рис. 337 – Гнездо муравьев-лазиусов 

Стволы  и  крупные  ветки  старых  отмирающих  деревьев,  особенно  источенные 

личинками  усачей  и  златок,  –  отличнейшее  место  для  строительства  муравейников. 

Некоторые муравьи стали древесными. В нашей стране в пнях (рис. 338) живет крупный 

черный,  с  красноватой  грудью  муравей  древоточец  Кампонотус  геркулеанус.  Он 

протачивает в древесине множество камер и ходов, отлично выглаженных, аккуратных и 

содержащихся  всегда  в  идеальной  чистоте.  Ходы  и  камеры  часто  располагаются  между 

годичными  кольцами,  а  наиболее  уплотненная  часть  их  оставляется  в  качестве  тонкой 

перегородки, хорошо резонирующей, когда муравьи, ударяя по ним челюстями, передают 

всему  семейству  разнообразнейшие  сигналы,  например,  об  опасности,  в  какой-то  мере 

напоминающие известные негритянские барабаны там-там.  

Сложная  и,  на  первый взгляд,  запутанная  система  коммуникаций  в стволе  или  пне 

дерева,  приспособленном  под  муравейник  этим  видом,  как  я  выяснил,  отлично 

вентилируется.  Если  в  один  из  нижних  ходов  впустить  маленькое  облачко  табачного 

 

317 

дыма,  оно,  быстро  проходя  по  лабиринтам,  выходит  наружу  через  верхние  отверстия. 

Впрочем, часто не узнать, что дерево или пень изрешечены этим муравьем, так как ходы и 

выходы  снаружи  закрыты,  лишь  только  кое-где  лежащие  на  земле  опилки 

свидетельствуют  о  неугомонной  работе  точащих  древесину  насекомых.  Ходы  от  таких 

муравейников идут от дерева во все стороны под землей и открываются на поверхности на 

значительном от него расстоянии. Кое-где из таких тоннелей – они в общем неглубоки – 

наружу ведут небольшие люки, через них муравьи также выходят на свет.  

Если  на  пне  или  стволе  дерева  сохранилась  кора,  то  под  нею,  в  том  месте,  куда 

падают солнечные лучи, муравьи-древоточцы устраивают прогревочные камеры. И другие 

муравьи  тоже  делают  свои  жилища  в  древесине  деревьев.  Кое-кто  из  крошечных 

муравьев,  живущих  немногочисленными  семьями,  устраивает  жилища  в  полых  стеблях 

растений.  

 

 

 

Рис. 338 – Старый пень с гнездом муравья-древоточца 

 

Из  спального  мешка  я  вижу  сквозь  густые  заросли  ив  и  лоха  едва  заметную 

разгорающуюся  зорьку.  Река  будто  застыла,  и  на  ее  зеркальной  поверхности  улеглась 

ровная  сверкающая  лунная  дорожка.  Стоит  удивительная  тишина.  Все  спит.  Одна  за 

другой  тихо  меркнут  звезды.  Но  вот  шевельнулась  веточка  ивы,  качнулись  вершины 

деревьев,  послышался  отдаленный  шорох,  подул  легкий  ветер.  Вскоре  он  усилился  и, 

 

318 

когда  взошло  солнце,  по  желтой  реке  побежали  волны  с  белыми  гребешками,  а  деревья 

зашумели, качаясь и трясясь, будто в лихорадке.  

День  начинался  неудачно.  Плыть  против  ветра  по  волнам  на  утлой  байдарке  было 

бессмысленно.  Не  беда,  что  низкий  берег  с  колючими  зарослями  еще  вчера  был 

обследован мною во всех направлениях. Не страшно и то, что придется вновь  просидеть 

лишние сутки. Для энтомолога всегда и везде найдется что-нибудь интересное в природе.  

Усевшись на походный стульчик, я вынимаю дневник и затачиваю карандаш. И тут 

мой взгляд случайно падает на несколько тростинок, растущих группкой почти у самого 

ствола  толстого  лоха.  На  одной  из  них  я  вижу  черное,  слегка  овальное  отверстие,  на 

другой – точно такое же, а там и еще как будто видна тростинка с дырочкой. Но, может 

быть, в ней таится что-нибудь, стоящее внимания?  

Тростинка  с  дырочкой  срезана,  расколота  острым  ножом  вдоль.  Внутренняя 

поверхность  ее  оказывается  черной  и  в  небольших  ямках.  Здесь,  я  знаю,  жила 

тростниковая гусеница. Она покинула свое убежище почти год назад, прошлой весной, но 

следы  ее  жизни  налицо.  Но  самое  замечательное  –  жилище  гусеницы  не  осталось 

пустовать  и  служит  отличной  квартирой  для  какой-то  пчелы.  Заботливая  мать  очистила 

полость трубочки, сбросив весь мусор книзу, понастроила друг над другом около десятка 

крупных  ячеек,  разграниченных  перегородками  из  глины.  В  каждой  ячейке  была 

заготовлена  пыльца  цветков,  отложено  по  яичку  и  развивалось  по  пчеле.  Пчелы  уже 

покинули  уютное  жилище.  Только  в  самой  нижней,  первой  ячейке  почему-то  яичко  не 

развилось, запасы меда и пыльцы высохли и превратились в твердый желтый комочек.  

 

Ивовые тугаи в долине реки Или 

 

Но  не  только  пчелы  поселились  в  тростинке.  Другая  трубочка  оказалась  битком 

набитой  молодыми  уховертками.  Они  заползли  сюда  во  время  неожиданного  весеннего 

похолодания.  Видимо,  ночами  они  путешествовали,  а  на  день  прятались  в  укромные 

убежища.  Вот  и  другие  трубочки  заняты  ими.  Чем  здесь  плохо!  Твердые  стенки  устоят 

против клюва птицы, ветер и холод сюда не проникнут. 

В  трубочке  маленький  паук  построил  себе  кокон:  для  него  трубочка  –  прекрасный 

надежный дом. А вот что-то новое. Вся трубочка забита ячейками, в них, тесно прижав к 

 

319 

телу  ноги,  в  полусне  покоятся  изящные  черные  осы  рода  Пемфредон  (рис.  339).  Они 

просыпаются  нехотя,  не  сразу,  шевелят  длинными  усами,  ворочают  крупной  головой  с 

большими черными глазами. 

 

 

 

Рис. 339 – Оса Пемфредон 

 

Когда  я  окончательно  познакомился  со  всеми  обитателями  квартир,  брошенных 

тростниковой  совкой,  неожиданно  обнаружилось  самое  любопытное.  Кстати, 

исследователю не нужно никогда забывать, что наиболее интересные встречи достаются 

ценой упорных и множественных поисков. Стоило мне прежде времени потерять интерес 

к  трубочке,  и  я  не  увидел  бы  еще  одного  замечательного  жителя.  Вначале  я  не  поверил 

своим  глазам.  Из  расколотой  трубочки  выглянула  светло-желтая  голова  крошечного 

муравья  с  черными  точечками  глаз.  Он  стал  усиленно  размахивать  усиками,  как  бы 

спрашивая:  «Что  случилось,  кто  посмел  нарушить  нашу  мирную  жизнь?»  В  трубочке 

размещался  самый  настоящий  крохотный  муравейничек  с  не  менее  крохотными 

обитателями.  Муравьи  назывались  Лепторакс  Сатунина.  Необычные  жители  тростника 

владели  просторным  помещением  из  двух  залов:  двумя  члениками  трубочки.  Им  бы  не 

справиться самим с крепкой тканью тростника, но она в сочленении густо проросла белым 

грибком,  этот  грибок  –  самая  главная  пища  муравьев,  возможно,  что  тот  же  самый, 

которым питалась и гусеница тростниковой бабочки, бывшая хозяйка жилища.  

Я  снова  разыскиваю  тростинки  с  черными  отверстиями  и  вскрываю  их  одну  за 

другой.  Нет,  моя  находка  не  случайна:  вот  и  другие  муравейнички.  Мало  того,  теперь  я 

даже начинаю понимать, как их разыскивать! Если где-нибудь в тростинке с окошком есть 

муравейник,  то  в  соседних  трубочках  с  окошком  обязательно  бродят  крошечные 

разведчики.  Скоро  начнется  вылет  тростниковой  бабочки,  и  здесь  появятся  новые,  пока 

еще  никем  не  занятые  квартиры.  Разведчики  своевременно  донесут  об  этом,  и  жилище 

будет  заселено.  А  в  трубочку,  занятую  муравьями,  уже  не  посмеют  заглянуть  ни 

уховертки,  ни  пчелы,  ни  осы.  Кто  станет  связываться  со  столь  дружной  в  защите  своих 

прав компанией!  

В  полдень  стих  ветер,  постепенно  успокоились  большие  волны  с  белыми 

гребешками, река стала отражать голубое небо, запели птицы. Пора продолжать путь, и я 

с  сожалением  беру  в  руки  весло.  Кто  знает,  удастся  ли  еще  когда-нибудь  встретиться  с 

крошечными тростниковыми муравьями и подробнее познакомиться и с их жизнью!.. 

 

320 

 

В  Бразилии  замечательные  муравьи  Колобопсис  парадоксус  гнездятся  в  стеблях 

бамбука. В жилище ведет только одна дверь, маленькая круглая, по размерам достаточная 

лишь  только  для  того,  чтобы  в  нее  пробрался  муравей.  Дверь  всегда  закрыта  головой 

специального привратника. Голова желтая, гладкая, ее не отличить от поверхности ствола 

бамбука. У другого вида, обитающего в Европе в стволах деревьев, голова привратника – 

под кору дерева, коричневая и шероховатая.  

Удивительны строители – муравьи рода Экофила, обитающие в Америке. Выражаясь 

образно, они самым бесцеремонным путем эксплуатируют детский труд. Гнезда делают из 

листьев,  сплетая  их  друг  с  другом  до  размеров  футбольного  мяча.  Операция  сшивания 

листьев  весьма  оригинальна  и  служила  не  раз  предметом  многочисленных  публикаций. 

Муравьи,  выстроившись  в  ряд  на  краю  листа  и  ухватившись  ногами  за  край  другого, 

подтягивают  их,  сближая  друг  с  другом.  В  это  время  другие  муравьи,  взяв  в  челюсти 

личинок,  водят  их  от  одного  края  листа  к  другому.  Личинки  выделяют  липкую,  быстро 

затвердевающую  на  воздухе  шелковую  нить,  благодаря  которой  получается  крепкий  и 

надежный шов. 

При  помощи  тех  же  личинок  муравьи  устраивают  на  стволе,  на  котором 

располагается их жилище, настоящие паутинные пояса, препятствующие проникновению 

на  дерево  ползающих врагов.  На  одном  дереве  может  быть  до  сотни  таких  шаровидных 

гнезд,  сплетенных  из  листьев.  Все  они  составляют  один  муравейник  –  одну  колонию. 

Гнезда временные, построены только на летний сезон, так как на зиму листья опадают, а 

муравьи  переселяются  в  землю.  Эти  же  муравьи  делают  из  листьев  укрытия  для  своих 

дойных коровушек – тлей.  

Гнезда  из  листьев  строит  также  один  из  муравьев  рода  Кампонотус,  обитающий  в 

Бразилии,  но  как  он  это  делает,  неизвестно.  Еще  к  более  оригинальному  способу 

строительства прибегает обитающий на острове Ява муравей Полирахис. Он разыскивает 

гусениц бабочек Вурти, сносит их в свое жилище, сделанное из паутины. Муравьи холят 

гусениц,  кормят  их,  угощая  не  чем-нибудь,  а  собственными  детьми  –  личинками  и 

яичками!  Гусеницы  не  остаются  в  долгу  и  плетут  паутину,  укрепляя  жилище  своих 

покровителей. То есть и муравьи, и гусеницы взаимно полезны.  

Оригинальные  гнезда  делают  муравьи  рода  Ацтека,  обитающие  в  Африке. 

Пережевывая  древесину,  они  смешивают  ее  со  слюной  и  из  полученной  массы 

изготовляют  большие  картонные  гнезда,  подвешивая  их  на  деревьях.  Над  тлями,  от 

которых  они  получают  сладкие  выделения,  муравьи  также  строят  навесы,  защищающие 

их от врагов и непогоды.  

Строительные  таланты  этих  маленьких  тружеников  проявляются  и  в  другом  деле. 

Муравьи  наносят  на  деревья  землю,  которая  тотчас  же  прорастает  растениями.  На  них 

развиваются  тли.  И  еще  эти  муравьи  проделывают  ходы  в  земле,  служащие 

дополнительным  помещением  к  основной  картонной  резервации.  Обитающий  в  наших 

лесах  муравей  Лазиус  фулигинозус  строит  гнезда  на  деревьях  и  чаще  всего  в  дуплах  из 

частиц земли, склеивая их так, что получаются аккуратные ходы, галереи и камеры. Что-

то подобное делает и другой родственный ему вид Лазиус нигер. В яблоневых лесах Тянь-

Шаня, поселяясь в дуплах старых деревьев, он натаскивает в них землю, в которой тоже 

устраивает ходы и камеры. 

Изобретательности  муравьев,  видимо,  нет  предела.  Так,  муравьи  Мирмика  кирби, 

живущие  в  Индии,  создают  гнезда  с  многочисленными  ячейками  на  деревьях  и  кустах. 

Материалом  служит  черепицеобразные  пластинки,  которые  выкраиваются  из  высохшего 

навоза  коров,  как  известно,  почитающихся  в  Индии  священными.  Индийский  муравей 

Формика  смарагдинэ  складывает  гнездо  из  тонкой  ткани,  похожей  на  шелк.  Муравьи 

Формика  элята  делают  жилище  из  древесных  опилок,  смешанных  с  измельченными 

листьями, муравьи Формика биспиноза – из пуха, покрывающего растение Бомбокс крибу. 

 

 

321 

Наша  машина  мчится  по  просторным  степям  Тувы.  Вокруг  низенькая  и  душистая 

богородская травка с сиреневыми цветами, редкие куртинки дикого чеснока, корежистая 

солянка, маленькие пучки серой полыни и камни, покрытые лишайниками. В ложбинках 

между  бесконечными  холмами  зеленеют  типчак  и  карагана.  Вдали  виднеется  белая 

полоска  Енисея.  Мы  опять  в  мире  насекомых;  и  тут,  в  каменистой  полупустыне,  их 

удивительно много. Едва мы садимся обедать, как возле нас собираются муравьи. Черные, 

блестящие муравьи Формика пицеа хватают крошки хлеба и торопятся к себе в гнездо. От 

них  не  отстают  маленькие  мирмики  с  морщинистыми  головой  и  грудью  и  блестящим 

коричневым  брюшком.  Они  забавны  своей  неторопливостью  и  непоколебимой 

настойчивостью. Черный пицеа всюду  в земле понастроил муравейники, окружив входы 

валиком  земли,  вынесенной  на  поверхность.  Из  входов  то  и  дело  показываются 

осторожные строители с комочками земли в челюстях.  

Некоторые  муравейники  постигло  несчастье  –  в  них  пробралась  какая-то  болезнь. 

Почти  беспрерывно  из  входа  появляются  похоронщики.  Они  вытаскивают  мертвых 

собратьев  и  относят  их  в  стороны,  предварительно  высосав  внутренности  погибших. 

Здесь, в каменистой полупустыне, где так много муравьев, все, что можно, используется 

ими в пищу. Кое-где мор закончился, остатки высохших трупов валяются в отдалении.  

Но вот еще на светлой почве видны черные пятна – тоже кладбища черного пицеа. 

Это  настоящие  свалки  из  голов  с  раскрытыми  челюстями,  туловищ  со  скрюченными 

ногами,  обломков  ног,  усиков.  Часто  тут  же  лежат  один-два  панциря  жуков.  Все  это 

нагромождено кучками...  

Странно,  почему  муравьи  сносят  мертвых  вместе,  тогда  как  другие  их 

разбрасывают!  И,  наконец,  какому  гнезду  принадлежат  эти  кладбища?  Тут,  вижу  я, 

творятся  удивительные  дела.  Вот  в  центре  одного  из  кладбищ  кто-то  копошится: 

шевельнулась  мертвая  голова,  отвалилась  в  сторону  грудь  со  скрюченными  ногами,  и 

снова все замерло. Кто же там прячется? Показалась маленькая мирмика. За ней выползла 

другая,  третья.  Откуда-то  появилась  еще  одна,  растолкала  трупы,  заползла  под  них  и 

скрылась.  В  бинокль  я  вижу  в  центре  кладбища  аккуратно  замаскированное  отверстие. 

Оно ведет в муравейник маленькой мирмики. Вот он, оказывается какой!  

Тогда я просматриваю кучки-кладбища и всюду под ними нахожу вход в муравейник 

мирмик. Странная особенность  – стаскивать трупы  – повторяется везде без исключения. 

Видимо,  в  этом  есть  какой-то  смысл.  Скорее  всего,  так  муравьи  маскируют  вход  в  свое 

жилище!.. 

 

МУРАВЕЙ КАРДИОКОНДИЛЯ. В пустынях Средней Азии можно увидеть на земле 

крошечного черного блестящего муравья. Тельце его узкое, стройное, с длинной талией из 

двух  члеников.  Один  из  члеников  -  тот,  что  ближе  к  брюшку,  шире  обычного,  с 

небольшой вырезкой и немного по форме напоминает тривиальный рисунок сердца. Это-

то  и  дало,  видимо,  повод  назвать  муравья  Кардиокондили,  что  в  переводе  на  русский 

означает «сердце-узелок». Найти гнездо крошек очень трудно. Можно часами следить за 

ползающим  муравьем  –  он  часто  теряется  из  глаз  –  и  не  дойти  вместе  с  ним  до  его 

жилища,  а  потом,  отчаявшись  в  бесполезности  трудного  занятия,  забросить 

безрезультатные  поиски.  Как-то  нестерпимый  зной  начавшегося  лета  заставил  нас 

свернуть  с  раскаленной  асфальтовой  дороги  среди  голых  песков  в  направлении  далекой 

зеленой  полоски  тугаев.  Немного  помучавшись  с  машиной  на  барханах,  мы  вскоре 

оказались на берегу проточки среди зарослей лоха, чингиля, ив. Полянки здесь желтели от 

одуванчиков и лиловых ирисов. Не беда, что всюду слышался нудный писк комаров (рис. 

340),  зато  громко  распевали  соловьи  и  удоды,  чувствовалась  прохлада  и  влага  реки,  по 

которой мы так стосковались после сухих саксаульников. Здесь будто два мира. 

 

 

322 

 

 

Рис. 340 – Кровососущий комар Аэдес 

 

 

 

Заросли лоха, чингиля и ивы на берегу реки Или 

 

Один  – в тени развесистой ивы, в прохладе, другой  – на открытых площадках, где 

нещадно  печет  солнце  и  тело  обдает  жаром,  как  из  печи.  Первый  из  них  подобен  раю, 

второй – аду. 

Отдохнув,  я  решаюсь  выбраться  в  ад  и  неожиданно  натыкаюсь  на  светлой,  почти 

белой, почве на три, недалеко друг от друга расположенные, кучки трупов светло-желтых 

тетрамориумов.  Иногда  в  центре  кучек  вижу  обломки  голов,  ног  и туловища,  они  вдруг 

 

323 

начинают  шевелиться,  и  из-под  них  выглядывает  черная  блестящая  головка  муравья 

крошки.  Кажется,  все  три  кучки  мертвецов  –  настоящий  камуфляж,  маскирующий 

жилище. Представляю, какого труда стоило крошкам перетаскать сюда эти трофеи!..  

Самое  многочисленное,  плодовитое  и  храброе  племя  муравьев  тетрамориумов 

периодически  страдает  от  грибковой  болезни.  Когда  она  пробирается  в  их  колонии  и 

начинает  собирать  обильную  жатву  смерти,  все,  кто  жив,  без  устали  выносят  погибших 

собратьев наверх, в своеобразные кладбища, на кучки, под стерилизующие лучи солнца. 

Они  никому  не  нужны,  эти  дохляки,  к  тому  же  быстро  высыхают.  Даже  отъявленный 

трупоед – быстрый черный бегунок – обегает стороной скопище мертвецов, застывших в 

самых  разных  позах.  И  только,  вот  разве,  крошки  кардиокондили  иммунны  к  этому 

муравьиному  недугу  и  извлекли  из  несчастья  соседей  для  себя  пользу.  В 

действительности, чем  плохая маскировка? Кому нужны мертвые тетрамориумы, к тому 

же и высохшие?  

Муравьи – непоседливый народ. Многие из них легко меняют свое жилище, тотчас 

же  с  завидной  энергией  выстраивая  на  новом  месте  другое.  Есть  и  такие,  которые, 

совершая  набег  на  чужие  гнезда,  умерщвляют  или  выгоняют  из  них  хозяев,  занимая 

готовое помещение... 

 

МУРАВЬИ ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ. Ранней весной маленькое сооружение рыжего лесного 

муравья  около  полусгоревшей  сосенки  пустовало.  Вблизи  него  я  раскопал  еще  точно 

такое  же.  А  в  разгар  весны  -  в  пору  цветения  черемухи  -  в  этих  муравейниках  кипела 

жизнь, и множество тружеников успешно занимались различными делами. Немало было и 

носильщиков,  которые  тащили  своих  собратьев  из  большого  муравейника  под  елью. 

Потом  оказалось,  что  возле  него  был  не  один,  а  несколько  маленьких.  Выходило  так, 

будто с наступлением весны муравьи выезжали на «дачи», осенью покидали их, собираясь 

на  зиму  в  глубоких  подземных  ходах  большого  дома.  Зачем  муравьям  понадобилось 

выезжать  на  дачи?  Видимо,  в  таком  поведении  заложен  какой-то  смысл.  Маленькие 

временные  летние  муравейники  служат  чем-то  вроде  охотничьих  избушек.  Застигнутый 

ночью  или  непогодой  муравей-охотник  может  найти  в  них  приют.  Обычно  они  имеют 

настоящий  конус  из  палочек  и  хвоинок,  но  только  без  подземных  ходов.  А  у  одного 

большого старого муравейника на берегу реки Яя в Западной Сибири постройки были без 

конуса,  просто  в  земле.  Если  бы  не  лесной  пожар,  который  сжег  траву  и  лесную 

подстилку, заметить эти сооружения было бы очень трудно. В дачи на лето перебираются 

иногда  и  самки,  здесь  воспитываются  дети.  в  общем,  это  временные  муравейнички, 

которые  иногда  могут  превратиться  в  постоянные  и  независимые.  Некоторые  из  них 

становятся большими, хотя и не приобретают самостоятельности и на зиму покидаются их 

жителями.  Но  в  то  время  как  одни  муравьиные  семьи  организуют  поблизости  «дачи», 

другие препятствуют их возникновению и каждую новую ликвидируют. Такая  разница в 

их поведении непонятна. 

Удивительно непоседлив муравей Тапинома ерратикум, обитающий в нашей стране. 

Периодически  он  бросает  свое  жилище,  расположенное  в  земле,  перебирается  вместе  с 

самками,  яичками,  личинками  и  куколками  на  другое  место.  Переселение  всегда 

происходит в бурном темпе, при большом возбуждении его участников. За эту странную 

особенность муравья прозвали блуждающим.  

После  долгих  путешествий  по  пустыне  радостен  обратный  путь  к  дому.  Перед 

въездом в город останавливаемся у небольшого ручья, бегущего в обрывистых лѐссовых 

берегах среди кустов и небольших деревцев, и уничтожаем пыль и грязь как на себе, так и 

на  машине.  Здесь  я  брожу  в  поисках  насекомых.  За  ручейком  на  светлой  тропинке 

натыкаюсь на интересное. Под сухим листочком тополя, упавшего на землю, лежит кучка 

белых  голых  куколок,  а  вокруг  нее  суетятся  темные  муравьи  тапиномы.  Сухой  листик 

служит  перевалочной  базой.  Сюда  поспешно  мчатся  откуда-то  из  зарослей  возле  ручья 

муравьи  с  другими  куколками  и,  бросив  их  в  кучу,  торопятся  обратно.  Отсюда  другие 

 

324 

носильщики  волокут  куколок  дальше  в  новый  склад,  под  кустик  курчавки,  а  потом  еще 

дальше - в заросли трав, в неряшливую, очевидно, временную норку под камешком. Возле 

куколок медленно ползают степенные крупные самки, а рядом суетятся рабочие, колотят 

их  усиками,  тянут  за  челюсти  в  общий  поток  переселенцев.  Потолкавшись,  самки 

продолжают путь со всеми к спасительному камешку.  

Я рассматриваю муравьев через лупу и среди тапином вижу самого обычного, всюду 

встречающегося  муравья  –  тетрамориума.  Как  могли  эти  два  вида  находиться  в  одной 

кампании? Придется разведать, что происходит с тем жилищем, из которого переселяются 

тапиномы. И когда я спускаюсь к ручейку, все становится понятным. На старую обитель 

мирных и трудолюбивых тапином напали тетрамориумы Их колония оказалась недалеко 

и,  наверное,  обосновалась  тут  недавно.  Воинственные  муравьи  сразу  большим  отрядом 

явились к соседям. Миролюбивые тапиномы не приняли вызова и стали переселяться. Но 

удивительнее всего было то, что тетрамориумы, эти энергичные добытчики, бесстрашные 

охотники  и  неумолимые  истребители  врагов  и  соседей,  жадные  до  всего  чужого,  не 

нападали на тапином, а только кружились возле жилища, заползали в него, напоминая о 

себе.  Некоторые  даже  мчались  вместе  с  тапиномами  по  тропинке  бегства,  будто 

сопровождая их. Лишь кое-кто из напавших, найдя брошенную куколку, хватал ее и волок 

в свое жилище. Все происходящее выглядело занятно:  будто тетрамориумы предложили 

хозяевам  освободить  насиженные  места  и  тронуться  в  путешествие.  Уж  не  потому  ли 

тапиномы  то  и  дело  затевают  переселения,  не  в  этом  ли  кроется  особенность  их 

поведения,  из-за  которой  и  окрестили  этого  муравья  «блуждающим»?  Удастся  ли 

переселенцам  обосноваться  в  норке  под  камешком,  окажется  ли  место  вокруг  нового 

пристанища свободным от других муравьев и не придется ли еще много раз переселяться 

этим странникам с места на место в поисках постоянного жилища?.. 

 

Для  муравья  Ацтека  инстабили,  обитающего  в  Новом  свете,  муравейник  готовит 

одна  акация.  Между  этим  муравьем  и  акацией  существует  очень  давняя, 

взаимообусловленная связь. Дерево образует пустотелые камеры, в которых и поселяются 

эти любители даровых помещений. Кроме камер, на дереве для муравьев вырастают еще и 

особые  питательные  выделения  –  своеобразные  хлебцы.  Муравьи  не  остаются  в  долгу  у 

своего  попечителя  и  защищают  его  от  муравьев-листорезов,  сильно  опустошающих 

своими налетами деревья. 

 

НЕБОСКРЕБЫ  ТЕРМИТОВ.  Пожалуй,  самые  искусные  архитекторы  среди 

насекомых – термиты. По числу видов они уступают муравьям почти в десять раз. Ныне 

известно всего лишь немногим более полутора тысяч видов. Но если муравьи заполонили 

сушу всего земного шара, то термиты – неженки и живут, процветая, только в тропиках: в 

нашу страну заходит всего лишь несколько видов, обосновавшихся в пределах республик 

Средней Азии. Зато в тропических странах они очень многочисленны и местами – самые 

главные жители из насекомых. 

Термиты  –  древние  общественные  насекомые.  Их  семьи  включают  от  нескольких 

особей до нескольких миллионов. В особой ячейке каждого термитника, в которую ведет 

всего лишь узенький лаз, находится громадная самка и рядом – крошечный в сравнении с 

нею  супруг  и  многочисленная  свита,  обслуживающая  эту  своеобразную  машину, 

ежесекундно откладывающую яйца.  

Жилище термитов слагается в общем из надземных и подземных частей. Надземная 

часть  имеет  самую  разнообразную  форму  и  размеры.  Некоторые  термитники  достигают 

величины стога и даже немного более, и если они расположены колониями вблизи один от 

другого,  то  напоминают  издали  поселения  человека,  нередко  обманывая  путника  этим 

своим  сходством.  Грандиозные  сооружения,  воздвигнутые  человеком,  –  пирамиды 

Хеопса,  знаменитые  небоскребы  Нью-Йорка  и  Вашингтона,  относительно  размеров 

человека,  уступают  постройкам  термитов.  Самая  большая  египетская  пирамида  в  сто 

 

325 

восемьдесят  три  метра  выше  человека  примерно  в  сто  десять  раз,  небоскреб,  это 

гигантское  произведение  человеческих  рук,  –  всего  лишь  в  двести-триста  раз.  А 

надземные  постройки  термитов  выше  длины  насекомого  более  чем  в  пятьсот  раз! 

Получается, что небоскреб, который был бы выше человека среднего роста в пятьсот раз, 

должен  иметь  высоту  почти  в  один  километр!  Пока  что  человечество  не  дошло  до 

постройки таких сооружений. 

Грандиозные  для  мира  насекомых  сооружения  термитов  представляют  собой 

поистине  настоящее  чудо  в  строительной  технике  и  архитектуре.  Какой  же  материал 

используют  эти  насекомые  для  постройки  столь  величественных  зданий?  Самый 

обыкновенный!  Термиты  питаются,  казалось  бы,  совершенно  неудобоваримой  и  очень 

малоценной  пищей.  Они  поедают  разнообразную  отмершую  древесину.  Очень  сильно 

достается  от  них  и  постройкам  человека,  и  мебели,  сделанной  из  дерева.  Местами 

разрушительная  деятельность  термитов  принимает  прямо-таки  характер  стихийного 

бедствия.  

Усвоению грубой древесной клетчатки термитам помогают симбиотические грибки 

и бактерии, обитающие в кишечнике. Для того же, чтобы извлечь полезные питательные 

вещества,  термитам  приходится  пропускать  через  кишечник  немало  древесины. 

Измельченная,  прошедшая  обработку  ферментами,  наполненная  склеивающими 

веществами  древесина,  попросту  говоря,  фекалии  термитов,  и  служит  отличнейшим 

строительным материалом, к которому добавляются частицы почвы.  

Внутреннее  строение  термитников,  несмотря  на  кажущуюся  беспорядочность  и 

хаотичность  расположения  многочисленных  помещений,  в  действительности  строго 

рационально и экономично. Здесь можно найти торные дорожки в виде витой лестницы, 

мосты,  улицы,  каналы,  детские,  кладовые,  караульные,  подвалы  и  прочее.  Большие 

термитники в Африке местные жители раньше использовали с успехом как примитивные 

доменные  печи  для  выплавки  металла.  Они  служили  долгое  время,  не  разрушаясь,  а 

укрепляясь от обжига. Ныне в Африке стали строить автомобильные дороги, покрывая их 

разрушенными  и  измельченными  термитниками.  Оказалось,  что  они  гораздо  лучше 

местных  песчаников  и  не  так  легко  пылят.  Из  разрушенных  термитников  в  Найроби  и 

других городах Экваториальной Африки готовят раствор, которым покрывают теннисные 

корты.  Раствор  настолько  ценится  как  строительный  материал,  что  его  завозят  за  сотни 

километров.  

Трудно сказать, в какой мере скажется использование жилищ термитов в дорожном 

строительстве.  Повсеместное  истребление  одного  из  многочисленных  обитателей 

природы  должно  привести  к  нарушению  равновесия,  существующего  испокон  веков  в 

Африке.  Как  бы  то  ни  было,  термиты,  хотя  они  иногда  оказываются  вредными,  когда 

соприкасаются  с  жилищем  человека,  разрушая  его  деревянные  строения,  в  природе 

играют громадную роль в гумификации мертвой древесины, перерабатывая и возвращая в 

удобряемую почву. 

Термиты  слепы,  их  покровы  нежны,  почти  не  окрашены.  Они  не  переносят 

солнечного света и на поверхность земли появляться избегают. Когда им надо, допустим, 

добраться до лежащего на земле погибшего дерева, они проводят к нему крытые галереи 

и,  затем,  обрабатывая  древесину  тщательнейшим  образом,  покрывают  ее  снаружи 

сводами.  В  пустынях  Средней  Азии  обитающие  под  землей  термиты  обволакивают 

сплошным земляным футляром лежащие на земле мертвые или засохшие на корню ветви 

и  веточки  саксаула,  джузгуна  и  других  пустынных  растений  и  подводят  к  ним  крытые 

дороги  (рис.  341).  Такие  дороги  имеют  подчас  вид  сплошных  коммуникаций  и 

простираются по поверхности земли в различных направлениях на большие расстояния.  

Не  всегда  надземная  часть  термитников  строится  из    почвы,  склеенной  слюной  и 

фекалиями.  Есть,  правда,  редкие  виды,  которые  пережевывают  растительный  материал, 

изготовляют  из  него,  подобно  некоторым  муравьям  и  осам,  картонные  гнезда.  Есть 

термиты,  которые  потеряли  связь  с  землей  и  строят  жилище  на  деревьях  в  виде  шаров, 

 

326 

очень напоминающих постройки общественных ос. Они очень сложно устроены, снаружи 

покрыты  ради  прочности  шипиками.  Кроме  надземного  сооружения,  у  термитов  (рис. 

342),  особенно  обитающих  в  сухих  и  безводных  местностях,  существует  сложная  сеть 

подземных  ходов.  Подобно  тому,  как  это  было  открыто  нами  у  муравья-жнеца,  ходы 

опускаются  до  грунтовых  вод,  иногда  до  глубины  сорока  метров  и  даже,  быть  может,  и 

более. Такие термиты, как и муравьи-жнецы, тоже в пустыне могут служить индикатором 

подземных вод и, руководствуясь ими, можно рыть колодцы. 

 

 

 

Рис. 341 – Надземные ходы-трубки туркестанского термита 

 

Термиты очень чувствительны к температуре и влажности и в своих жилищах всегда 

поддерживают строго определенный микроклимат. Вне жилища они не выносят сухости 

воздуха,  резких  колебаний  температуры  и  быстро  погибают.  В  своих  помещениях 

чувствуют  себя  прекрасно,  чему  в  известной  мере  способствует  особое  устройство 

надземной  части  термитника.  Так,  в  Австралии  широко  распространены  термитники 

Хемитермес  меридионалис,  имеющие  форму  тонкого  крыла,  плоскости  которого  точно 

направлены с востока на запад. Они получили название компасных. Благодаря подобной 

конструкции  сооружения  поглощают  меньше  солнечного  тепла  в  полдень,  когда  и  без 

того  жарко,  и,  наоборот,  увеличивают  продолжительность  теплового  дня  от  восхода 

солнца и до его захода.  

Летом  в  жаркие  дни  термиты  опускаются  в  нижние  галереи  или  даже  под  землю; 

зимой, нуждаясь в тепле, они скопляются утром на восточной стороне, а после полудня  - 

на западной. В 1953 году в Африке (Берег Слоновой Кости) энтомологи, изучавшие образ 

жизни  пяти  видов  термитов,  были  поражены  строго  кондиционированным  воздухом, 

который  поддерживался  в  жилищах  этих  неутомимых  общественных  насекомых. 

Влажность  в  гнездах  термитов  достигает  девяноста  девяти  процентов,  но  никогда  не 

опускается  ниже  девяноста  шести  и  двух  десятых  процента.  Иногда  влажность 

поддерживается особыми грибками, которые термиты специально культивируют.  

В тропических странах термиты предпочитают температуру в тридцать градусов, в 

умеренных  –  двадцать.  Наиболее  высокоразвитые  и  широко  распространенные  термиты 

Макротермес  наталензис  строят  гнезда  высотой  до  пяти  метров,  стенки  их  достигают 

толщины  полуметра  с  характерными  выступающими  ребрами.  Гнездо  стоит  на 

своеобразном  фундаменте  из  столбов,  имеет  пол,  подвалы  и  углублено  в  почву  на  один 

 

327 

метр.  Человек  в  своих  попытках  создать  искусственный  климат  не  преуспел  более,  чем 

этот  термит.  Руководствуясь  скрытыми  в  их  маленьком  тельце  органами  термо-  и 

гигрометрии, они ухитряются соблюдать строго необходимые условия в своем жилище. В 

этих гнездах микроклимат почти не зависит от температуры окружающего воздуха, а его 

население,  содержащее  около  двух  миллионов  особей,  пользуется  сложной  системой 

вентиляции  через  особые  каналы,  причем  воздух  циркулирует  из  подвалов  кверху  –  к 

«чердакам».  

 

 

 

Рис. 342 – Гнездо закаспийского термита 

 

Строго  поддерживается  термитами  и  определенный  состав  воздуха.  Кислород  и 

углекислый  газ  всегда  в  жилище  находятся  в  одних  и  тех  же  пределах,  и  эта  регуляция 

обеспечивается особыми ребрами, выступающими из жилища снаружи.  

Геологический  возраст  термитов  громадный  и  равен  около  пятидесяти  миллионов 

лет. Сколько же миллионов лет прошло с тех пор, как термиты Макротермес наталензис, 

намного  опередив  человека,  создали  внешне  столь  простое,  но  вместе  с  тем  такое 

совершенное  жилище  с  постоянным  климатом!  Надо  полагать,  что  комфорт  подобного 

жилища во многом способствовал развитию общественной жизни этого необыкновенного 

создания,  чье  строительное  мастерство  может  служить  примером  и  даже  образцом  для 

современных архитекторов.  

Впрочем,  среди  термитов  немало  и  примитивных  видов,  стоящих  на  низших 

ступеньках  лестницы  эволюционного  процесса.  Так,  гнезда  термитов  Амитермес 

эвунцинер и Торакотермес макроторакс устроены значительно проще. Они тонкостенные, 

температура воздуха в них лишь на полградуса выше температуры окружающего воздуха 

и  изменяется  также  в  соответствии  с  нею.  У  термитов  Цефалотермес  ректангулярис 

стенки  гнезда  уже,  толщиной  около  семи  сантиметров,  а  температура  воздуха  более 

постоянная... 

 

После  рассказа  о  термитах  как  не  сказать  о  том,  какое  разнообразие  инстинктов  у 

общественных  насекомых  ради  сохранения  и  продолжения  своего  рода,  разнообразие  и 

способов  строительства,  материалов  и  назначений  жилищ!  Мир  насекомых 

 

328 

необыкновенно  велик,  и  то,  о  чем  здесь  написано,  -  лишь  маленькая  часть  истории 

жизненных дел этих необыкновенных созданий. 

 

жүктеу/скачать 19,98 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: