Сборник материалов международной научно-практической конференции

275 
 
народностей, малые народы должны устоять напору и беречь свой родной язык 
как зеницу ока. 
Тему  избранничества  озаренно-философски  воспел  Абай:  «Ҿлді  деуге  сыя 
ма ойлаңдаршы, /Ҿлмейтҧғын артына сҿз қалдырған?»  – «Но тот, кто оставил 
бессмертное  слово,  /  Не  выше  ли  смерти  душою  своей?!».  (Абай.  «Ҿлсе  ҿлер 
табиғат,  адам  ҿлмес»  –«Пусть  бренна  природа,  но  –  не  человек».  Перевод  с 
казахского Ауезхан Кодар).  
«Литература изъята из законов тления. Она одна не признает смерти», – так 
выразился  о  духовной  сути  и  бессмертного  эзотерического  жребия  высокой 
словесности русский писатель-реалист Салтыков-Щедрин.  
Восток всегда изобиловал высокой словесностью. Жить в жестоком веке и 
оставаться верным сыном для своего народа, такова судьба и предначертание, 
данное Всевышним Аллахом для своего любимого раба Махтумкули. Он нес в 
своей  душе  божественный  свет  и  с  верой  и  правдой    воспел  гимн  свободе  в 
удушающей атмосфере тирании. 
В  мракобесья  средневековий  высшие  умы  и  гуманисты  стали  в  защиту 
человека,  искалеченного  и  загнанного  несправедливостью  на  земле. 
Захватнические  войны,  бесконечные  разбойничества,  ярмо  рабства  мужчин  и 
женщин,    шаткость  социального  положения,  беззаконие,  распри  между 
близкородственными  племенами  из-за  отсутствия  идеи  единства  народа, 
национального  самосознания  и  феодальной  разобщенности,  безграмотности 
населения,  разгул  тупости  и  невежества,  трон  златолюбия  и  алчности,    дух 
смерти и неравенства царили в эти темные века. Человек подвергся к насилию и 
унижению. Он был перед злом беззащитен до боли.  
И тогда Аллах Всевышний прислал на грешную землю защитников в лице 
святых и стихотворцев. Руми  стал проповедником человечности и правды. Не 
зря  рождались  именно  на  Востоке  высокие  образцы  поэзии,  где  простого 
смертного  человека  возводит  чуть  ли  к  лику  святости.  Человеческая  личность 
обожествляются приверженцами этой идей равенства и счастья всех людей.  
 Предшественниками 
Махтумкули  из  рода  сельджуков  называют 
Хусамеддина  Челеби,  Джалеледдина  Руми.  Любить  людской  род  как  божьих 
созданий – их добрая традиция была на высоте. Через благодатную поэзию эта 
традиция  гуманности  передавалась  на  века,  начиная  с    Руми  на  крупных 
восточных поэтов (их А.С.Пушкин называет «сынами Саади» в стихотворений 
«В прохладе сладостной фонтанов») до Махтумкули, позже на религиозную и 
философскую мысль Абая Кунанбаева.  
С любовью великой Он создал людей. 
И ты возлюби Его жизни сильней. 
Люби, словно братьев, людей всех на свете 
И чти справедливость всей сутью своей. 
(Абай.  «И  сам  Он,  и  слово  Аллаха  верны»,  перевод  с  казахского  Ауезхана 
Кодара).  
Когда  поэт  становиться  знаковой  фигурой    всечеловеческого  масштаба, 
тогда  его  признает  весь  человеческий  род  своим.  Западный  современник 

276 
 
Махтумкули  Иоганн  Вольфганг  Гете  ввел  понятие  –  «Величайший  поэт», 
поскольку и он сам был одним из тех.  
Каракалпакский  поэт  Бердах  (1827-1900)  считал  Махтумкули  своим 
духовным наставником: 
Твои стихи, Махтумкули, 
Слагать мне песни помогли. 
Я все сокровища земли 
В твоей поэзии сыскал. 
 
Exegi monumentum.  Автопортрет в стихах.  
А.С.Пушкин  чуть ли перед смертью, недаром написал завещания в стихах 
«Я  памятник  себе  воздвиг  нерукотворный…».  Он  там  привел  эпиграф  из 
римского  поэта  Горация.  Этот  лейтмотив  предсказания  всегда  был  и  будет 
излюбленным  для  творчества.  Золотой  отблеск  древности  и  имена  настоящих 
поэтов  всегда  манят  поэтических  натур.  Родственность  души  вовлекают  их  в 
один  род.  Процесс  формирования  личности  отличают  почти  всех  творческих 
людей на этой земле, он как парения орла на небе. Нарциссизм высшего проба, 
вера  в  возрождения  через  творчества,  самолюбование,  магический  взгляд 
внутри  себя  их  сделают  исключительными.  Если  мудрость  гласит  об 
уникальности  каждого  человека,  и  тогда  нельзя  не  восхищаться    невероятной 
харизмой великого таланта.     
  Махтумкули дан речи дар медвяной, 
  Ее цветы цветут благоуханно… 
Мотив  духовного  одиночества,  жизненный  разлад,  неустроенность  быта, 
потеря  близких; потеря любимой девушки, недосягаемый образ возлюбленной 
Менгли, ставшей эталоном красоты и любви, Прекрасной Дамы;  непонимание 
личности  поэта  другими  современниками,  недобрый  отрезок  смутного 
исторического  времени,  выпавший  на  долю  поэта;    знание  бессмертности 
своего  дара  свыше,  трагические  восприятия  несовершенства  земной  юдоли, 
печаль и сплин – все вместе влияют как десятый вал на море на душу поэта  и 
дивно облачают в форму стиха. Здесь нет и на помине ни йоты мечтательности 
и  гордыни.  Махтумкули  как  жрец  словесности    всего  лишь  философски 
констатирует имеющийся факт.  
Так как в нем кроется живая истина и надежда на светлое будущее народа. 
Махтумкули  возродил  через  литературу  поэтическое  сознание  и  героический 
дух,  величие    огузов.  Неиссякаемый  чистейший  родник  любви  к  красоте  и 
гармонии  мира  в  нем  вдохновляют  живых.  Кыпчакский  дух,  родственный  и 
близкий огузскому, также знал подобного величия:  
Қыпшақтың мың қатыны ҧл тапса да, 
Бҽрібір Иманжҥсіп бола алмайды! 
Казахский поэт более позднего времени Иманжусуп Кутпанулы увековечил 
в стихотворений свой образ избранности: «Если родят сыновей тысяча женщин 
из рода кыпчаков, все равно им не суждено стать Иманжусупом!».  

277 
 
Однако избранность и печаль чистого, чуткого сердца неразлучна. Поэтому 
говорят,  что  в  старину  родители  горько  плакали,  если  их  сын  вдруг  родился 
поэтом.  Он  был  подобен  Меджнуну  из  легенды.  И  сами  восточные  поэты  по 
зову сердца часто приравнивали себя к Меджнуну (Одержимый). Руми, Низами, 
Дехлеви, Джами, Андалиб, Шакарим пристрастно воссоздали в поэмах высокий 
образ  Меджнуна.  Махтумкули  не  исключение,  он  часто  вставляет  его  образ  в 
стихах как возлюбленного Лейли, юношу не от мира сего «Сгорю, полюбив: я – 
наследник  Меджнуновой  славы..»,  «А  слыхал  ли  о  жертвах  Меджнуна 
влюбленного ты?..».                 
Исследователи  его  творчества  пишут,  что  сын  суфийского  поэта  Азади,  
«…одним  из  первых  тюркских  поэтов  Махтумкули  отказался  от  арабо-
персидской  метрики  (аруз),  вернувшись  к  силлабическому  стихосложению, 
имеющему народные корни. Большинство его стихотворений написано близком 
к  фольклору  жанре  гошгы.  Язык  поэта  приближен  к  естественному 
разговорному,  что  способствовало  необыкновенному  популярности  стихов 
Махтумкули  среди  туркменского  народа.  Но  и  формы  классической  поэзии 
(например, мухаммасы) нередки в его творчестве».  
 
Священный гимн к отчизне.  
Знай: то, что в главном создал я, то вечно, как луна, 
Навеки вольная моя туркменская страна.  
Узловым  моментом  в  его  стихотворений  «Несокрушимое»  (Перевод 
Н.Тихонова)  является  проповедь,  назидание,  завещание,  заклинания,  повтор 
чудотворной  молитвы  и  бата,  слова  благословения,  чаяния    народной  мечты  
одновременно.  Всякий  поэт  от  бога  –  это  носитель  магического  слова, 
предвестник, аулие, святой.  
Когда бы гости ни пришли, всегда готов им той, 
Туркмена речь всегда пряма, нет лжи в ней никакой.  
Так говорит Махтумкули – нет на душе пятна, 
Бог на него направил взор – цветет его страна!  
Завет  Махтумкули  сбылся    –  благополучно  состоялось  становление 
независимого государства  Туркмении. «Теке, йомуд, языр, гоклен с ахалом» – 
роды туркмен живут в цветущем государстве единого туркменского народа. У 
Махтумкули  происходит  постоянный  психологический  параллелизм  –  его 
самое личностное «я» часто переходит на общенародное чувство. Стихотворец 
всегда  восхваляет  и  верит  свой  народ.  В  основе  его  мировоззрения  лежит 
духовные озарения, сохранение народной традиций, фольклорные истоки, вера 
в  справедливость  бога,  культ  народного  счастья.  Он  жил  в  старину,  древней 
системе родовых отношений. Единение туркменских племен в единое мощное 
государство – вот истинный завет Махтумкули!  
Единой семьей живут племена, 
Для тоя расстелена скатерть одна... 
«Дос  келді  деп  жасап  жатыр  ҧлы  той»  –  Кадыр  Мырза  Али  также 
восторженно воспевал о пресловутой гостеприимстве казахского народа.   

278 
 
Абай  младше  122  лет  Махтумкули,  он  родился  в  период  крепких  родовых 
отношений в степи. Оба поэта в стихах изредка называют имена родных племен 
–  у  Махтумкули  –  кышык-геркез-гоклен,  у  Абая  –тобыкты,  их  дальний  взор 
охватывает туркмен и казахов, народ в целом.   
Казахи, родные, – мой милый народ!  
Усы, разрастаясь, покрыли твой рот. 
Ты зла и добра не сумел различить, 
В крови и обжорстве не день и не год.  
Порой, если нужно, ты очень хорош, 
Порой, как торгаш, ты и тот и не тот. 
Не внемлешь другим, кроме собственных слов, 
Погрязший в пустом суесловии сброд.  
...Нет ни единенья, ни воли к нему, 
Потерям и бедам теряешь ты счет. 
Ума и богатства не в силах скопить, 
Упорствуя в зависти, губишь свой род. 
...Хитрец мой, не знающий дум и забот, 
Что толку паясничать год напролет?.. 
Но тот, кто возьмется тебя вразумить,  
В ответ только низость наветов пожнет. 
Стихотворение Абая написано в 1889 году. Репрессированный в 1937 году 
казахский  ученый-филолог  Кудайберген  Жубанов  пишет,  что  тогда  каждый 
поэт  выступил  лишь  от  имени  своего  рода,  Абай  говорит  не  от  имени  своего 
рода  тобыкты,  он  охватил  душой  и  любовью  весь  казахский  народ!  Абай 
оставил  духовное  завещание  своему  народу  –  «Книга  слов».  Махтумкули 
прожил  и  творил  во  имя  туркмен,  на  благо  родного  народа,  это  очевидно 
сейчас, его мечта сбылась!  
Для  остальных    мы  тюрки-кочевники  Великой  Евразийской  степи.    У  нас 
общая судьба, схожи мировосприятия, образ жизни, фольклор, виды искусства.  
Мусульманское  духовенство  у  Махтумкули  и  Абая  обличается  сатирически. 
При  этом  оба  поэта  были  истинно  верующими,  правоверными  мусульманами-
мыслителями. У обоих вера была без прикрас, без догм, здоровой, цветущей.  
Муфти Коран читает, 
От бога ждет наград. (Перевод А.Тарковского).  
Махтумкули критически относился к нищим дервишам, муллам,   муфтиям, 
которые на деле не блистали порядочностью, честностью и совестливостью. Он 
их  называют  «О  муллы  без  Корана,  о  пиры  без  глаз!».    Неприязнь  и  сарказм 
нечестному корыстолюбцу  мулле открыто провозглашал и Абай.  
Абай  презирал  ненасытных  мулл,  а  не  веру.  Он  высмеял  неискренность, 
лицемерие, 
внешняя 
благопристойность 
на 
словах, 
алчность 
священнослужителей. Вот образ ненасытного, падкого до мирских утех муллы:  
«Попробуй его укорить, / Взовьется: «На боге сей грех!»», «А мысль от Творца 
далека»: 
В тюрбане громадном мулла 

279 
 
Трактует превратно суть норм. 
Душа его, глянь, изошла, 
Как беркут он, ждущий свой корм. 
(Из стихотворения Абая «Бездумен сияющий взгляд», перевод А.Кодара). 
Ты на скаредных мулл глянь, Махтумкули: 
Жертв, как волки, дерут – налетай, дели! 
Липовый мулла развращает людей, – так гласит пословица. «О братья, какие 
пришли времена! /Никчемные люди – в чести, знамениты…/ Земля злодеяний и 
бедствий полна», – так сокрушается Махтумкули. «Если я человеком зовусь, / 
Как невеждою темным мне быть? / Раз народ мой внушает мне грусть, / Где я 
славу  могу  заслужить?..»,  –  так  горько  плачет  Абай,  боясь  бессмысленного 
существования и зависимость, низость социальной среды.  
Махтумкули  и  Абай  –  искренние  проповедники,  в  вероисповедании  у  них 
много точек соприкосновения и созвучия. Их поэзия есть проповедь, духовное 
завещание для потомков. Оба поэта были близки к самовоспитанию, поскольку 
их  идеал  –  это  совершенный  человек.  В  Священном  Коране  метко  сказано: 
«Работайте над собою».  
Махтумкули, гони печаль из темных недр своей души, 
Успокоение и лень в усталом сердце задуши. 
Не жди, пока проснутся все, восстань и действовать спеши. 
Не говори: мол, не поймут, – голов пытливых много. 
(«Сто  тысяча  путников»).  У  Махтумкули  довольно  часто  встречается 
отрицательный образ  Каруна,  проклятого  богом,  казахи  его называют скрягой 
Карынбаем.  «Богач-лихоимец  всечасно  готов  /  Последнее  взять  у  сирот  и  у 
вдов». 
У  Абая  такая  же  картина  реального,  удручающего  быта  казахов:  «С 
бедняком никогда не поделится бай, / … Бай – бездушен», «Бесчестным путем 
умножая  свой  скот».  Даже  их  ничем  не  различить,  этих  богачей-скотоводов, 
ненавистных  для  обоих  поэтов.  Людская  психология,  скаредность, 
несправедливость  и  насилие  сильного  над  слабым  остается  неизменными  на  
притяжений тысячелетья. Быт определяет сознания. 
 Ты к богатству не стремись, Махтумкули: 
 В Судный день лежать сокровищам в пыли. 
 Сам ты доброе от злого отдели, 
 Чтоб отвеялось мякина от зерна!  
Разговор  с самим  собой присущ  Махтумкули  и  Абаю, поскольку  эта  черта 
бывает не только мудрецов, так и праведных.  
У  казахов  великодушие,  благородство  приравнивается    родовитостью, 
тектілік,  особенно  ценятся  достойные  происхождения  человека.  Это 
генетический  код  человека,  природа,  зов  крови,  отпечаток  предков,  который 
остается в сущности неизменным.  «Отец мой скромным был, жить не мечтал 
богато;  /Он  знал,  что  бренен  мир  и  презренно  злато.  /  ... Его  мечта была  –  на 
божий рай взглянуть» –  таким образом Махтумкули увековечил светлый образ 
отца в поэзии.  

280 
 
«От поэта родился поэт. Оба сильные. Подобные примеры были на востоке, 
что у туркменского классика Мактумкули Фраги отец  Довлетмамед Азады был 
большим  поэтом,  мудрецом,  мыслителем  известным  за  пределами  страны. 
Верно, что на востоке величие рода, родовитость всегда была на почете. Так как 
слово оно божественно. И всегда народ определяет о великой роли творческих 
личностей.  У Абая Кунанбаева сыновья и племянник родились с поэтическими 
талантами  –  Акылбай,  Магауия  и  Шакарим»,  –  так  написано  мной    в  эссе, 
посвященным  к  творчеству  великому  поэту  Дагестана  Расулу  Гамзатову 
«Поэзия Расула Гамзатова. Весь в кликах журавлей». 
Махтумкули  и  Абай,  братья парнасская  (Вяземский)    –  они  почитаются на 
уровне  духовного  вождя  и  наставника  для  туркменского  и  казахского  народа, 
их  творчество  воспринимается    для  нашего  сознания  как  живительный 
источник,  как  земзем,  обладающий  чудотворной  силой.  Прозорливцы,  гении, 
святые,  владыки,  избранники,  посланники,  исполины,  цари,  хранители  из 
племени певцов!  
Наши народы никогда не теряют своих сияющих путеводных звезд.  
 
УДК 821.512.122:069.5 
КЕМЕЛБАЕВА А. 
 
СТИХИЯ  СТИХОТВОРЕНИЙ МАХТУМКУЛИ 
 
«Лоно вдохновенья» 
Само  имя  Махтумкули  служит  символом  единства  туркменского  народа. 
Его  литературное  наследие  давно  стало  важнейшей  частью  духовной  жизни 
туркмен,  гордостью  страны  и  национального  менталитета.  Феномен  
гениальности  Махтумкули    не  оставляют  равнодушными  других,  особенно 
представителей народов из тюрок-кочевников в прошлом.  
Конгениальность  Махтумкули  Фраги  (1723-1783),  его  созвучие  и  близость 
духа с другими великими поэтами вне сомнений. 
Рудаки  был  родоначальником  великой  персидской  литературы.  Благодаря 
классической  литературе  Иран,  страна  древнего  культа  огнепоклонничества, 
пророка  Заратуштры,  после  принятия  ислама,  выстоял,  не  потерял 
самобытность и величайшую культуру. Слово воскрешает.  
Для радостей неизменных тела я дух оскорбить бы не мог. 
Позорно быть гуртоправом тому, кто саном высок. 
В иссохшем ручье Эллады не станет искать воды 
Тот, кто носителем правды явился в мир, как пророк. 
Так  высоко  вознесся  Рудаки  (ок.860-941),  кому  был  чужд  аскетизм  и 
лицемерие.  Махтумкули  также  подтвердил  величие  слова,  его  божественное 
происхождение:  
Нам знание дано как заповедь небес. 
Ты просветил меня и ввел в тайник словес.   

281 
 
Рудаки  вводит  для  возвеличивания  поэтического  искусства  незабываемых 
образов библейских персонажей: 
Мой стих – Иосиф Прекрасный, я пленник его красоты. 
Мой стих – соловьиная песня, к нему приковал меня рок.  
Его  метафора  восхищает,  будто  метаморфозы,  воспетых  Овидием  древних 
эллинов,  которые  одушевляли  любые  природные  явления,  и  поэтизировали 
стихию и космос сказочной красотой. 
Насими  (1370-1417),  поэт-великомученик,  воспевший  гармонию  и 
взаимодействия человеческого сознания с космосом: 
Пророк сказал, что сердце – божий трон. 
Но слово – вот его первооснова. 
Дарящий дарит речь без платы нам, 
И нету прекрасней слова.  
Мысль,  высказанная  в  средневековье  подтвердил  в  XX  веке  казахский 
классик Абай (1845-1904): 
Поэзия – слов благороднейших царь, 
Свести несводимое должен твой дар. 
Пусть радует он и язык нам и сердце, 
Повсюду неся одинаковый жар. 
                       (Перевод с казахского Ауезхана Кодар).  
Слово  для  всех  свято.  «Лоно  вдохновенья»,  это  слова  Лермонтова, 
обозначающее поэтическое вдохновение.  
Перекличка  с  поэтической  мыслью  Махтумкули,  о  знаний  как  заповедь 
небес,  можно проследить у белорусского поэта Янки Купалы (1882-1942): 
Только песней живу – как судьбою. 
Ради песни в душе свет несу, 
Постигаешь лишь с нею одною 
Недоступную быта красу.  
Великие  поэты  рождаются  для  продвижения  своего  народа.  Они 
сокрушаются высокой душой ради народа. Гете (1749-1832) боялся, что немцы 
так  и  не  смогут  развиться  в  нацию.  Политическая  жизнь  немецкого  общества 
времен  Гете  склоняла  его  к  таким  мыслям.  Лермонтов  пишет  влача  в  душе 
бремя печали, чуть ли убийственные слова: «Прощай, немытая Россия! / Страна 
рабов,  страна  господ».  Гоголь,  великомученик,  ясновидец  писал  сатиру 
русского общества, где позорно царило крепостное право. 
Любовь  к  отчизне  стоит  у  Махтумкули  особняком.  В  стихотворений 
«Жребий» он мило признается сыновней любовью: 
Жил я, пел и слезы лил я, 
Отчий свой народ любил я, 
И стихи ему дарил я слаще меда и вина. 
                                         ( Пер. А. Старостина).  
Вся  философская  и  гражданская  лирика  Абая  дышит  этим  страхом  в 
этническом  плане    –    боязнь  не  состояться  как  нация.  От  несостоятельности 
казахского  общества,  убогости  самосознания,  зависимости  положения, 

282 
 
невежественности народа глубоко сокрушался Абай. «Ты зла и добра не сумел 
различить,  /  …  Важнее  всего  свой  корыстный  расчет.  /  Нет  ни  единения,  ни 
воли к нему, / Потерям и бедам теряешь ты счет».  
Махтумкули выше всего ценит чувство родины, для него ее роль велика, как 
и ее боль:  
Истощены, угнетены / Отчизны лучшие сыны. 
Лихие стали скакуны / Простыми вьючными ослами. 
    
(«Безвременье»,  перевод А. Старостина). 
Раздробленность туркменских племен явно точила сердце Махтумкули. Он 
понял, что магические, живительные слова повлияют на судьбу народа. Поэты 
не существуют вне народа. Поэтому он будущее Туркмении воспевал в светлых 
тонах.  Вещун,  властелин  слов,  он  знал,  что  вера  спасет!  Он  предугадал  еще 
интуитивно, что его слова, общенационального поэта, представляют собой еще 
идеологию.  Возможно,  что  здесь  особую  роль  играл  тот  факт,  что  он 
исповедовал  ислам  суннитского  толка,  где  почитаются  хадисы  пророка 
Мухамеда.  Толкование  хадисов,  призывающих  к  доброте,  милосердию, 
справедливости    для  понимания  простого  народа  –  это  и  есть  букварь  
набожности  и  нравственности.  Многие  стихотворения  назидательного 
характера  Абая  и  Шакерима  раскрывают  суть  хадисов.  Махтумкули,  живший 
больше  столетья  раньше,  не  прошел  мимо  благочестия  и  крепкой  веры, 
изложенных в хадисах.   
У  восточных  поэтов  бремя  печали  и  жертвоприношенья  высокой  души, 
познавший  блеска  и  нищету  мира  сего,    не  дает  им  стать    приверженцами 
Эпикура, увидеть и захотеть лишь радости и усладу жизни. Но это не сумерки 
души.  Философичность  мировоззрения  и  ментальность  оставляют  печать 
крепко на их личности.  
«Жемчужина в венце творений!»  
Махтумкули берет себе псевдоним Фраги – «Разлученный». «Ты побежден, 
Махтумкули:  нет  сил  избавиться  от  мук.  /  Ты  имя  дал  себе  –  Фраги,  навек 
сражен  мечом  разлук  (  Пер.Л.Вдовиной).      Он  предвещает  свою 
великомученическую  судьбу,  невозможность  стать  счастливым  земным 
счастьем.  Тоска  Махтумкули  порой  выходит  за  пределы  обычной 
влюбленности,  образ  его  возлюбленной  Менгли  иногда  приобретает  совсем 
другой  смысл.  Его  Фраги  и  есть  синоним  Меджнуна-Одержимого.  Тоска, 
пустыня,  томление,  любовь,  одиночество  –  точь-в-точь  передает  черты  образа  
Меджнун.  
Махтумкули томим любовью, друг. 
Отринь его – и он в пустыне, друг. 
(«Друг», перевод Ю.Гордиенко). 
Махтумкули  страстно  ищет  неуловимую  возлюбленную  –  и  не  находит  ее, 
впадает  в  депрессию.  Он  в  своем  исканье  полон  суфийским  видением,  как 
мотылек  света,  как  душа  Бога,  как  Психея  Амура  в  классическом  романе 
Апулея.  Он  так  страстно  хочет  небесно-чистой  любви,  что  при  чтении  его 

283 
 
поэзии  читатель  сильно  поддается  его  влиянию,  жаждет  озарения.  Мотив 
потери возлюбленной Менгли иногда приобретает космический высоты: 
На земле моя Менгли жила, 
Обожгла мне сердце и ушла. 
У меня в груди ее стрела. 
Где она, какой звезды царица? 
Образ  Меджнуна  звучит  как  кодовое  слово.  Меджнун  скиталец 
олицетворяет  странника,  жаждущего  нечто  божественного.  Возможно,  что 
лишь алхимики сродни им, ищущие небесную благодать за пределами логики. 
У  Низами  (1141-1209):  «Тому,  где  царство  где-то  вне  миров,  /  Весь  мир  – 
кочевье,  а  не  отчий  кров»  (Пер.  П.  Антокольского).    Вне  миров  –  это  вне 
космического пространства, что ли?!  
Махтумкули так печален недугом любви. Образ незримой любимой терзает 
его,  душа  стремится  к  озарению  любви.  Это  состояние  неземной  лихорадки 
передано в таинственной стихотворении «Кто ты?». 
Ах, никогда я тебя не видел, моей любимой! 
Кто ты? Голубка ль в росе медвяной? Скажи мне, кто ты? 
Душе печальной я лгу, обманной мечтой палимый; 
Ты роза ль в роще благоуханной? Скажи мне, кто ты?  
Не  найдя  рядом  возлюбленную  на  белом  свете,  достойную  для  него, 
соответствующую идеалу женщины поэт обращается к себе:  
Фраги! Не думай об этой страсти неуловимой! 
Прочь руки: образ ее лукавый промчится мимо! 
К чему мечтаешь ты о незримой своей любимой? 
Ты кто? Безумец? Мечтатель пьяный? Скажи мне, кто ты? 
      
 
 
 
 ( Перевод Г.Шенгели).  
Кто она? Чей лукавый образ имеет ввиду поэт?! Мотив любви сложен. Она 
возвышает  и  унижает.  Джами  (1414-1492):    «Я  так  твой  образ  возлюбил,  что 
стал  царем  в  стране  любви,  /  Хотя,  при  разуме  моем,  везиром  стать  не  смел 
дотоль».  
Махтумкули  увековечил  образы  туркменских  красавиц  своей  великой 
поэзии:  «Исцелила  недужного,  мертвого  ты  воскресила;  /Раем  ад  обернулся, 
дворцом  обернулась  могила,  /  Справедливей  тебя  нет  на  свете  ни  шаха  ни 
хана».  («Подруга»).    Поэт  вовсе  не  возводит  идол,  он  видит  собственными 
очами  и  ценит  живую  женщину,  не  притворяясь,  поет  ей  гимн,  полного 
восхищения и культа красоты. Живи он в средневековой Европе, за такие слова 
его преследовала бы инквизиция. Аксак Темир, Амир Темир также разгневался 
на  Хафиза  за  гиперболично  выраженную  слова  любви.  У  Махтумкули  есть 
перекличка с Хафизом:  
Родинка моей возлюбленной – вечных снов жилище; 
Яркие уста красавицы – жемчугов жилище.  
(«Возлюбленная», пер. А.Тарковского).  
Это  великие  лирики  впервые,  с  незапамятных  времен  провозглашали 
равенство между полами! В эпоху, где женщина-рабыня продавалась как товар, 

284 
 
как предмет вожделения. В темные века, когда увели в рабство юных девочек, 
оторвав  их  от  объятия  матери!  Это  они  были  истинными  правозащитниками 
бесправных  и  порабощенных  женщин  навеки!  Это  они  воспевали  великую 
поэзию в честь возлюбленных!  
«Жемчужина  в  венце  творений!  /  Ты  вся  любовь»,  –  возносил  в  небеса 
женщину русский поэт В. Г. Бенедиктов (1807-1873).  
Живую душу погубили 
Два палача – твои глаза; 
Опять немилостивы были, 
Как два бича, твои глаза. 
«Глаза Менгли». Образ Менгли превосходит силой мощи своей поэтичности 
красавиц, воспетыми великими мастерами древности.  
Как месяц в сумрачной дали, 
Мне светит красота Менгли. 
Безумцем стал Махтумкули. 
На слезы песни звук походит. («Тревога»). 
Махтумкули  прав  был  трижды:  «Я  не  знаю  прекрасней,  не  знаю  опасней 
тирана»,  («Подруга»,  пер.А.Старостина).  Одержимость  любовным  недугом 
неизбежна. «А слыхал ли о жертвах Меджнуна влюбленного ты?...»;  «Я исчез, 
убитый милой».  
Отвергнутый  женщиной  Джами  сокрушается  и  покоряется  такой  участи: 
«Свиданья с милой не ищи, Джами, / Не спорь, прими судьбы предначертанье».  
Противостояние  и  непримиримость  между  женщиной  и  мужчиной  –  это 
одна  из  тем  психологического  и  патологического  характера  в  классической 
литературе.  Великий  русский  писатель  Лев  Николаевич  Толстой  в  достойной 
повести  «Крейцерова  соната»  раскрыл  ее  душераздирающую  суть  весьма  
углубленно и верно. В повести «Драма на охоте» Антона Павловича Чехова эта 
двойственность  –  любовь  и  ненависть  двух  сердец  анализируется  блестяще. 
Если искать их среди библейских персонажей  – это Самсон и Далила. Хакани 
Шервани  (1126-1199),    великий  азербайджанский  поэт  пишет:  «Убила  чарами 
меня,  не  повредив  и  волоска.  /  Отринувшая  свысока  мои  заботы,  –  это  ты». 
Здесь  женская  красота  выступает  как  страшная  сила  и  мощное  оружие 
коварной женщины или высокомерной девушки.  
Махтумкули  использовал  суфийский  образ  пламени  и  мотылька. 
«Мотыльком метнулся в пламя, / Одержимым стал я ныне, / …Плачем исхожу, 
для  горя  уязвимым  стал  я  ныне»;  «Я  безумец,  я  нищий,  сожгите  меня, 
мотылька! / Что мне делать на свете? / Как небо, Менгли, далека». 
Но у любви есть исцеляющая сила:  
Нет в мире ярче солнц, чем солнце красоты! 
Крылатыми твои становиться мечты. 
Беда тебе, Фраги, коль не добудешь ты 
Той, на кого глядишь влюбленными глазами!  
(«Приди», перевод Г. Шенгели). 

285 
 
Средневековых  восточных  поэтов  сближает  склонность  к  преувеличению, 
поэтической гиперболе. XV веке Абдурахман Джами продолжил эту традицию: 
«Страдая от любви к тебе, мое кричало бы тело, / Когда бы в каждом волоске 
оно язык имело» (Пер. А.Братского).  
Странно,  что  чувство  любви  вызывает  в  душе  мужчины  комплекс 
неполноценности. «О, ничтожны мы любя…», – чистосердечно так признавался 
Джами, который в отношении возлюбленной именует себя рабом. Махтумкули  
не отверг светлым умом зависимость мужчины от женщины: «Я  – раб любви, 
гоклен  с  Атрека,  /  Властительницу  чар  ищу»,  («Ищу»,  пер.А.  Тарковского). 
Поэт  нарек  себя  рабом  ради  страсти:  «Приходи!  Иль  ты  не  видишь,  /  Как 
влюбленный  раб  томится,  /  Как  меня  в  неволю  манит  /  Черных  кос  твоих 
темница?». У Низами коса красавицы служила арканом для возлюбленного.   
 И  это  воспевают  поэты,  которые  в  философской  лирике  ярко  чувствуют 
мощь  собственного  гения.  Вот  Хакани:  «Мои  стихи  –  это  чудо  в  искусстве 
панегирик,  /  Они,  словно  Коран,  берут  за  душу»  (Пер.М.Синельникова).  И 
Махтумкули, пророчивший, что он станет устами Туркмении!   
Шакерим  Кудайбердиев,  поэт-мистик,  религиозный  мыслитель,  родной 
племянник  Абая  (1858-1931)  подписывался  «Мутылганом»  –  себе  выбрал 
псевдоним  Забытый.  Как  будто  он  предугадывал  свою  трагическую  судьбу: 
быть  застреленным  в  годы  раскулачивания  советской  власти  и 
репрессированным  после  смерти.  Поэт  был  реабилитирован  более  в  позднее 
время,    опубликован  лишь  в  1988  году.    Распятие  Христа,  хотя  является 
символом христианства, оно олицетворяет гибель лучших, избранных. Его тело 
в  колодце,  выброшенный  коммунистами,  перезахоронено  лишь  30  лет  спустя. 
Теософическая поэзия Шакерима написана в традиции теодицеи.  
Шакерим  пишет,  что  во  сне  увидел  Коркыт  баба  и  Хожа  Хафиза,  они 
посвятили его к музыке. Махтумкули, в «Откровений» торжественно, высоким 
пафосом  описывает  свое  благословения  пророком.  Благословение  означает 
рождения поэта.  
Открылись мне далекие края 
И тайные движенья бытия.  
Я  поверила  ему  без  лукавства.  Это  вовсе  не  преувеличение.  Это  веленье 
рока.  Гете  написал  схожее  чувство  этому  состоянию  поэтического  экстаза  и 
духовного посвящения.  
Все полыхало, мир тонул в огне. 
Но там, на тучах, – явь или виденье, – 
Богиня мне предстала в вышине. 
Она парила в светлом ореоле. 
Такой красы я не видал дотоле.  
«Пускай ты слаб, – она мне говорила, – 
Твой дух горит добра живым огнем. 
Прими ж мой дар! Лучей полдневных сила 
И аромат лесного утра в нем. 
Он твой, поэт! Высокие светила  

286 
 
Тебя вели извилистым путем, 
Чтоб Истина счастливцу даровала 
Поэзии святое покрывало. 
( И.В.Гете. «Посвящение», перевод В.Левика).  
Намного позже  Пушкин  описывал  в  своем  «Пророке»  тайну  посвящения  – 
веление  сердца  и  небес  –  «И,  обходя  моря  и  земли,  /  Глаголом  жги  сердца 
людей».  Абай,  Шакерим  тоже  описывали  момент  тайного  посвящения, 
блестяще-мистический миг духовного преображения.         
Известно,  что  Махтумкули  мастер  сфрагиды.  Он  в  конце  стихотворения 
ставит  своеобразную  печать,  свое  имя  –  сфрагиду,  техаллус.  От  отца  перенял 
Махтумкули этот образец, отец писал под техаллусом «Азади».  
Этот  печать  никогда  не  стирается  с  нашей  памяти,  чтившей  творческую 
личность Махтумкули Фраги.  
 
ҼОЖ 811.512.122.1 
ҚАЙЫРБАЕВА Ж.Қ. 
С. Аманжолов атындағы ШҚМУ, Ҿскемен қ., Қазақстан 

жүктеу/скачать 2,56 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: