Пауло Коэльо: «Алхимик» ня, он шел по ней в течение стольких месяцев и все равно узнал лишь ничтожную ее часть. И
встретил на пути англичанина, караваны, войну между племенами, оазис, где росло пятьдесят ты-
сяч пальм и было вырыто триста колодцев.
— Ну, — спрашивала его пустыня, — чего тебе опять надо? Разве мы вдосталь не нагляде-
лись друг на друга вчера?
— Где-то там, среди твоих песков, живет та, кого я люблю, — отвечал Сантьяго. — И когда
я гляжу на тебя, я вижу и ее. Я хочу вернуться к ней, а для этого мне необходима твоя помощь. Я
должен обернуться ветром.
— А что такое „любовь"? — спросила пустыня.
— Любовь — это когда над твоими песками летит сокол. Для него ты как зеленый луг. Он
никогда не вернется без добычи. Он знает твои скалы, твои барханы, твои горы. А ты щедра к не-
му.
— Клюв сокола терзает меня, — отвечала пустыня. — Годами я взращиваю то, что послужит
ему добычей, пою своей скудной водой, показываю, где можно утолить голод. А потом с небес
спускается сокол — и как раз в те минуты, когда я собираюсь порадоваться тому, что в моих пес-
ках не пресекается жизнь. И уносит созданное мною.
— Но ты для него и создавала это. Для того, чтобы кормить сокола. А сокол кормит челове-
ка. А человек когда-нибудь накормит твои пески, и там снова возникнет жизнь и появится добыча
для сокола. Так устроен мир.
— Это и есть любовь?
— Это и есть любовь. Это то, что превращает добычу в сокола, сокола — в человека, а чело-
века — в пустыню. Это то, что превращает свинец в золото, а золото вновь прячет под землей.
— Я не понимаю смысла твоих слов, — отвечала пустыня.
— Пойми тогда одно: где-то среди твоих песков меня ждет женщина. И потому я должен
обернуться ветром.
Пустыня некоторое время молчала.
— Я дам тебе пески, чтобы ветер мог взвихрить их. Но этого мало. В одиночку я ничего не
могу. Попроси помощи у ветра.
Поднялся слабый ветерок. Военачальники издали следили за тем, как юноша говорит с
кем-то на неведомом им языке.
Алхимик улыбался.
Ветер приблизился к Сантьяго, коснулся его лица. Он слышал его разговор с пустыней, по-
тому что ветры вообще знают все. Они носятся по всему миру, и нет у них ни места, где родились
они, ни места, где умрут.
— Помоги мне, — сказал ему юноша. — Однажды я расслышал в тебе голос моей любимой.
— Кто научил тебя говорить на языках пустыни и ветра?
— Сердце, — ответил Сантьяго.
Много имен было у ветра. Здесь его называли „сирокко", и арабы думали, что прилетает он
из тех краев, где много воды и живут чернокожие люди. На родине Сантьяго его называли „ле-
вантинцем", потому что думали, будто он приносит песок пустынь и воинственные крики мавров.
Быть может, в дальних странах, где нет пастбищ для овец, люди считают, что рождается этот ветер
в Андалусии. Но ветер нигде не рождается и нигде не умирает, а потому он могущественней пус-
тыни. Сделать так, чтобы там что-то росло, люди способны; могут они даже разводить там овец,
но подчинить себе ветер им не под силу.
— Ты не можешь стать ветром, — сказал ветер. — У нас с тобой разная суть.
— Неправда, — отвечал Сантьяго. — Покуда я вместе с тобой бродил по свету, мне откры-
лись тайны алхимии. Во мне теперь заключены и ветры, и пустыни, и океаны, и звезды, и все, что
сотворила Вселенная. Нас с тобой сделала одна и та же рука, и душа у нас одна. Я хочу быть та-
ким, как ты, хочу уметь проникать в любую щель, пролетать над морями, сдувать горы песка, за-
крывающие мои сокровища, доносить голос моей возлюбленной.
— Я как-то подслушал твой разговор с Алхимиком, — сказал ветер. — Он говорил, что у
каждого Своя Стезя. Человеку не дано превратиться в ветер.
— Научи, как стать тобой хоть на несколько мгновений. Вот тогда и обсудим безграничные
возможности человека и ветра.
Ветер был любопытен — такого он еще не знал. Ему хотелось бы потолковать об этом по-