Абай атындағы ҚазҰПУ-дың Хабаршысы, «Филология ғылымдары» сериясы, № 1 (55), 2016 ж. передуманное за годы странствий и за дни, проведенные в вонючей хижине. <…> Новый кюй лился
вольготно, широко, его движение напоминало бег разгоряченной лошади, сбросившей узду. Домбра
щедро делилась неистощимым запасом доброты. Нежность звуков захватила самого музыканта.
Отступило все пережитое» [4, 268-270].
А. Кекильбаев органично ввел в повесть тюркскую легенду о манкурте. Автор использовал не
весь сюжет, а лишь мотивы этой древней легенды о пытке, когда предназначенному в рабство
пленнику обривали голову и надевали на нее шири – кусок шкуры с выйной части только что убитого
верблюда. Этот древний сюжет о лишении человека памяти не только выполняет связующую
композиционную роль, но имеет символическое значение. Позднее легенда, интерпретированная Ч.
Айтматовым, войдет в его роман «Буранный полустанок» и станет стержнем философской
концепции автора.
Отправным пунктом в повести «Хатынгольская баллада» для писателя является легенда о смерти
Чингисхана, победившем и истребившем тангутов, но уничтоженном ханшей Гульбержин. Согласно
преданиям, существовало несколько версий смерти сотрясателя Вселенной, как называли
Чингисхана ираноязычные народы: «Чингисхан умер в 1127 году во время похода на Тангутское
государство. Перед смертью он пожелал, чтобы царя тангутов казнили сразу после взятия города, а
сам город разрушили бы до основания. В разных источниках приводятся различные версии его
смерти: от раны стрелой в бою, от продолжительной болезни, после падения с лошади; от удара
молнии» [2]. Кекильбаев использовал в повести одну из самых оригинальных версий о смерти
повелителя – от ран, нанесенных тангутской ханшей, красавицей Гульбержин-хатун.
Сюжетную линию этой легенды повторяет повествовательная канва «Хатынгольской баллады».
Но писатель не просто калькирует фольклорный сюжет, а воспринимает его творчески, подчиняя его
решению определенных идейно-художественных задач. Фольклорно-мифологическое начало
сочетается у него с реалистическим освоением действительности. Типизация в ней производится
посредством условной трансформации, гиперболы, вымысла – всего, что характеризует
фольклорную эстетику. Сложное художественное целое, каким является «Хатынгольская баллад»,
служит примером творческой переработки фольклора. В повести Кекильбаева происходит
движение не внутри фольклорной традиции, в ней свершается трансформация фольклорного образа
в литературный. «Хатынгольская баллада» – повесть с «экстенсивным», эпическим сюжетом. Основная тема
произведения – разрушительность неограниченного могущества и непомерной власти человека над
людьми, которая губит тех, кто обличен властью, сжигает все внутри, и властитель остается пуст,
бесчувствен и одинок. И вновь реальность повести, сложившейся на основе фольклорных мотивов,
приобретает более широкие возможности. Повесть перерастает фольклорный жанр и становится
параболической конструкцией. Художник, шлифовавший и оттачивавший в течение нескольких
десятилетий стилистику народных преданий, вновь нашел в фольклоре начало, которое раздвинуло
горизонт художественного мышления.
По словам Г.Бельгера, «автор наполнил легенду большим философским смыслом: о
неистребимости гордого человеческого духа, о бессилии тех, кто возомнил себя всесильным,
позволяет себе бездумно и жестоко распоряжаться судьбами народов, о неотвратимости
справедливого возмездия, о неминуемой суровой каре, которая непременно постигает всех, кто
творил зло, о том, что кровавых властителей покарает не бог, а руки людей» [1, 86].
Обострение коллизии повести «Хатынгольская баллада» заметно уже в экспозиционных главах.
Они посвящены битве с тангутами. Центральная идея повести – мысль о несгибаемости
человеческого достоинства перед лицом жестокости. Действие развивается, конфликт из внешнего,
связанного с перипетиями борьбы Чингисхана с врагами-тангутами, переносится во внутренний, в
сферу душевных переживаний героя. Комментируя события, автор связывает звенья прошлого,
настоящего и будущего, выстраивая в единую цепь. В повести настоящее неотделимо от будущего.
Оба времени включены в движение истории, и будущее льет свет на страницы повести, проясняя
значение текущих событий.
А. Кекильбаев открывает в народных легендах и преданиях архетипы национального
мироощущения. Фольклорные элементы образовали художественную перспективу повестей,
выразив вечные нравственные ценности.
Семантика образа Чингисхана однозначна, повелитель становится символом абсолютной власти
и беспощадности. Масштабность характера центрального героя повести углубляется внесением
90