П. И. Мариковский удивительный мир насекомых

 

178 

давно  пришло  время  появиться  на  свет  божий?  А  вот  что  - задерживают  яйцекладку  -  к 

такому маневру прибегают многие насекомые. А кто не в силах сдержаться, бросает яички 

где  попало.  Наездник  Паниск,  паразитирующий  на  гусеницах  бабочек,  помещенный  в 

неволю в садке, при отсутствии добычи кладет созревшие яички прямо на землю или куда 

придется.  Его  яички  созревают  партиями,  не  беда,  если  пропала  одна  из  них,  авось, 

посчастливится пристроить другую. 

Бывает  и  так:  матери  угрожает  смертельная  опасность,  и  она  оставляет  свое 

потомство  в  любом  месте,  чтобы  облегчить  вес  собственного  тела,  налегке  убежать  от 

врага.  Так  поступает  самка  гигантского  таракана  Влаберус  краниифера:  спасаясь,  она 

бросает  особый  пакет  –  оотеку,  напичканную  яйцами,  и  убегает;  из  брошенной  на 

произвол судьбы оотеки уже не выводится потомство, зато мать оказывается в выигрыше, 

так  как  успевает  за  свою  долгую  жизнь  произвести  немало  таких  же  оотек.  Как  бы  ни 

были беспечны родители, яички всегда откладываются в строго определенное время года: 

весной,  летом  или  осенью  –  в  зависимости  от  того  цикла  развития,  к  которому 

приспособилось  то  или  иное  насекомое.  Лишь  те,  которые  развиваются  в  теплое  время 

года в нескольких поколениях, кладут яички, не соблюдая сроков. 

Но  в  мире  живых  существ  никогда  не  обходится  без  исключений.  Насекомые-

паразиты (вши, пухоеды, власоеды) кладут яички круглый год. На теле своего хозяина  - 

птицы или зверя - всегда тепло, пища под боком и потому какое это время года, для них 

не  имеет  значения!  Есть  среди  насекомых  и  полностью  равнодушные  к  потомству 

родители и даже родители-детоубийцы. Самка  уховертки Форфикула аурикулярия после 

яйцекладки тотчас же изгоняет из своего жилища самца, так как ее крайне неблаговидный 

супруг при первой же возможности с отменным аппетитом пожирает яички. Не прочь ими 

полакомиться и чужие самки уховерток (рис. 206). Поедатели яиц настолько опасны, что 

самочки прикрывают яички своим телом. Работницы первого поколения земляного шмеля 

Бомбус террестрис (рис. 207), выйдя из куколок, бросаются на яички второго поколения – 

фактически  на  своих  сестер,  намереваясь  их  уничтожить.  Самка  –  их  мать  и 

родоначальница семьи – защищает потомство. Вскоре проявление странного извращения 

инстинктов  проходит,  и  молодые  шмели  становятся  примерными  работницами  и 

заботливыми няньками.  

 

    

 

 

Рис. 207 – Шмель земляной (Бомбус 

террестрис) 

 

Рис. 208 – Земляная оса Веспула 

германика 

 

Один  из  старейших  энтомологов,  живший  в  начале  XVIII  века,  Реомюр,  а  также 

знаменитый  исследователь  жизни  насекомых  Фабр  сообщают,  что  земляные  осы  (рис. 

208),  а  также  шершни  (рис.  209)  с  наступлением  осени,  когда  всему  населеиию  гнезда 

грозит  погибель,  вытаскивают  из  ячеек  своих  питомцев  и  выбрасывают  их  в  свалочную 

яму  на  дне  гнезда.  И  все,  кто  не  успел  к  наступлению  холодов  закончить  развитие, 

 

179 

подвергаются  казни.  Исключения  заслуживают  только  молодые  самки,  будущие 

основательницы семьи, которым предстоит зимовка и долгая жизнь. 

Очень редкие в Средней Азии небольшие насекомые  – эмбии  (рис. 210), плетущие 

паутинные  ходы  в  земле,  также  страдают  пороком  каннибализма.  Некоторые  их  виды, 

особенно самцы, в период размножения пожирают собственную молодь, хотя в обыденное 

время они дружно живут в совместных подземных жилищах. У многих муравьев молодая 

самка  после  брачного  полета  обычно  выкапывает  себе  норку,  замуровывается  в  ней  и 

кладет  яйца.  Значительную  часть  яиц  она  вначале  поедает  и  лишь  только  из  небольшой 

порции выращивает своих первых дочерей-помощниц. 

 

     

 

 

Рис. 209 – Шершень (Веспа крабро) 

 

Рис. 210 – Эмбия 

 

КЛАДУТ ЯИЧКИ ТУДА, ГДЕ МОГУТ ЖИТЬ ЛИЧИНКИ 

 

Крошечные личинки, едва вылупившиеся из яичка, не будут жить, если мать бросила 

их  на  произвол  судьбы.  Вот  почему  подавляющее  большинство  насекомых  твердо 

придерживается простого правила: помещают яички туда, где смогут жить и развиваться 

личинки.  Чаще  всего  этим  и  ограничивается  круг  забот  о  потомстве.  Дальше  молодь 

обязана заботиться о себе сама:  находить пищу, защищаться от  врагов. А как же иначе? 

Было  бы  нелепо,  допустим,  жуку-дровосеку  (рис.  211)  бросать  яички  в  воду,  если  его 

личинки  способны  развиваться  в  древесине  определенных  пород  деревьев,  а  поденкам, 

наоборот, откладывать яички на кору деревьев, тогда как их личинки могут расти только в 

воде.  

Растительноядные  насекомые,  особенно  так  называемые  монофаги,  тo-есть  те, 

которые  привыкли  питаться  только  одним  или  несколькими  родственными  растениями, 

лишь на них помещают яички. Родители безошибочно находят эти растения – их аппарат 

обоняния улавливает запахи специфических веществ, содержащихся в тканях. Чаще всего 

они  устраивают  яички  еще  и  в  строго  определенное  место  растения-прокормителя:  на 

листья, стебли, корни, цветки, плоды, под кору – у каждого вида по-своему. Даже близкие 

виды  насекомых  и  те  делают  это  по-разному.  Так,  одна  из  двух  близких  видов  бабочек, 

обитающих  в  Восточной  Африке,  –  Леукоптера  коффеела  –  оставляет  яйца  маленькой 

кучкой по пять-восемь штук на верхней стороне листа кофейного дерева, тогда как другая 

бабочка Леукоптера кафеин на том же растении кладет яички рядком близко к срединной 

жилке листа. Насекомые, личинки которых развиваются в почве, кладут яички в землю, да 

не  в  какую  попало,  а  предпочтительно  в  ту,  где  потомство  найдет  подходящие  для  себя 

условия жизни. Очень многие виды насекомых из отряда двукрылых (мухи, комары)  – в 

общем,  беззаботные  родители,  но  яички  помещают  в  среду,  где  могут  развиваться  их 

личинки, на этом заканчивая все хлопоты о детях.  

 

180 

Для  большинства  насекомых  земля  –  надежное  место,  куда  можно  спрятать  яички. 

Таковы кобылки и кузнечики. Их личинки, вылупившись, спешат выбраться из темницы 

на поверхность – на свет, под ласковые лучи солнца. Не всякая земля пригодна даже для 

временного  пребывания  в  ней  яичек.  Так,  азиатская  саранча  Локуста  мигратория  (рис. 

212),  знаменитая  своими  опустошительными  налетами  на  поля  и  огороды,  выбирает 

участки  почвы  обязательно  с  определенной  концентрацией  солей,  а  тех  мест,  где  она 

высока,  избегает.  Попытки  найти  на  конце  брюшка  саранчи  анализатор,  столь  точно 

диагностирующий химический состав почвы, пока не дали никаких результатов.  

 

     

 

 

Рис. 211 – Жук-дровосек Агапантия 

тураника 

Рис. 212 – Азиатская саранча Локуста 

мигратория 

 

Очень  постоянны  в  выборе  мест  для  своего  потомства  те  насекомые,  личинки 

которых  развиваются  в  воде.  Иначе  и  представить  трудно.  Какой  толк,  допустим,  от 

стрекозы,  которая  вместо  пруда  бросит  свои  яички  на  песок.  Одни  стрекозы,  ритмично 

ударяя  о  поверхность  воды  брюшком,  опускают  в  нее  комочки  яичек,  окруженные 

студенистой  массой,  другие  бросают  яички  туда  на  лету,  третьи,  подобно  водолазам, 

погружаются  в  воду  и  там  оставляют  свой  груз.  На  дне  яички  лежат  в  тине  до  тех  пор, 

пока из них не выйдут личинки. Бросают яички в воду на лету и веснянки, и поденки, и 

ветвистоусые комарики, и некоторые водяные жуки.  

Кровососущие  комары  помещают  свои  яички  на  воду  в  виде  хорошо  плавающих 

лодочек. Ветвистоусый комарик Микродентипес в воде прикрепляет яйца двумя липкими 

нитями к растениям, образуя своеобразные воротца. Яички некоторых поденок снабжены 

пучками  нитей,  ими  они  цепляются  под  водой  за  растения  и  держатся,  как  на  якоре. 

Другие поденочки после оплодотворения, распластав крылья на поверхности воды, тотчас 

же  откладывают  яички.  У  поденок  яйца  разнообразной  формы  и  часто  снабжены 

различнейшими  выростами,  при  помощи  которых  они  прикрепляются  под  водой  за 

окружающие предметы. 

 

ПОДЕНКИ  КАРАКУЛЬДЕКА.  Каракульдек  –  речка  без  конца  и  начала.  Название 

это  в  переводе  на  русский  язык  означает  «Черное  озеро».  В  прозрачной  воде 

просматриваются  разнообразнейшие  водоросли,  образующие  причудливый  густой 

подводный лес, в котором плавают рыбы, ловко лавируя, носятся водяные насекомые и их 

личинки.  Животный  мир  этого  водоема  запрятан  за  отвесными  берегами,  и  на  путника, 

идущего  в  полуденный  зной  по  однообразному  саксаульному  лесу,  без  клочка  тени, 

сухому  и  ослепительно  яркому,  неожиданное  появление  Каракульдека  производит 

неизгладимое  впечатление.  Тут  по  соседству  растут  саксаул  и  болотная  кувшинка, 

гнездятся  саксаульная  сойка  и  выпь,  в  воздухе  вечером  летают  водяные  жуки  и 

пустынные копры. Такое смешение жителей воды в пустыне кажется необычным.  

 

181 

Утром и вечером, когда спадает изнуряющая жара, а прохладный воздух становится 

более  влажным,  недалеко  от  нашего  бивака  над  одиноким  деревцом  саксаула  какие-то 

насекомые,  собираясь  группой,  заводят  свои  воздушные  пляски.  Слегка  подергиваясь  и 

подпрыгивая в воздухе, вся дружная компания то упадет почти до земли, то взлетит выше 

деревца.  В  веселый  хоровод  постоянно  со  всех  сторон  вливаются  новые  насекомые, 

другие  в  это  же  время  покидают  его.  Подобные  пляски  обычны  для  ветвистоусых 

комариков. Но вот один взмах сачком по дружной компании приводит меня в недоумение: 

вместо  комариков  в  сачке  самые  настоящие  поденки  (рис.  213);  маленькие,  изящные,  с 

широкими  крыльями,  исчерченными  множеством  жилок,  с  большими  выпуклыми 

глазами,  коротенькими  усиками  и  тремя  длинными  хвостовыми  нитями.  Еще  несколько 

раз я взмахиваю сачком и убеждаюсь: рой состоит преимущественно из самцов, их легко 

отличить от самок по более темному цвету и меньшим размерам, зато одиночные поденки, 

стремящиеся к рою или вылетающие из него, - почти все самки.  

Меня  интересует  судьба  самок,  покидающих  брачные  пляски,  и  я  постепенно 

разгадываю  их  секреты.  Вылетев  из  роя,  самки  почти  тотчас  же  выделяют  из  двух 

яйцеводов  парные  симметричные  пакеты,  состоящие  из  множества  мелких  яичек.  Они 

висят сбоку, у основания хвостовых нитей, двумя зернистыми серо-желтыми комочками. 

С этим грузом  самка некоторое время продолжает полет, нигде не останавливается и не 

приземляется.  Потом  она  внезапно  подгибает  кпереди  брюшко,  и  один  из  комочков 

оказывается подвешенным сбоку груди, под прозрачным крылом. Вслед за первым второй 

комочек  повисает  на  другой  стороне  груди.  В  том  месте,  куда  прилипает  комочек  яиц, 

грудь гладкая блестящая, без волосков. Видимо, на гладкую поверхность легче прилипают 

яички и лучше на ней держатся. С двумя пакетами яичек под крыльями поденка необычна 

и немного напоминает бомбардировщика с подвешенными бомбами, она ложится на воду, 

но не тонет. 

Ночью  в  озерке  раздался  тоненький  писк  выдергиваемых  из  стеблей  молодых 

побегов  тростника.  Это  из  тугайных  лесов  забрели  косули  полакомиться  сочными 

зелеными  растениями.  Прилетела  скопа  и  долго  устраивалась  на  тоненьких  веточках 

саксаула.  Ей  обязательно  надо  посидеть  около  воды,  чтобы  заметить  в  ней  рыбу.  В 

саксаульниках царило множество мелких муравьев. Вскоре они обнаружили наш бивак и 

потянулись к нему целыми вереницами. Забирались во все съестное, свободно проникали 

под одежду, свирепо кусая челюстями кожу. Словом, были так деятельны, что и ночью не 

прекращали своих набегов. Муравьи грозили выселить нас с Каракульдека. В день отъезда 

я, наконец, увидел самок поденок. Они лежали мертвые на поверхности воды, свободной 

от  тростника,  распластав  свои  нежные  прозрачные  крылья  и  расправив  в  стороны 

хвостовые  нити.  Светило  яркое  солнце,  и  под  крыльями  некоторых  поденок  еще  были 

видны комочки яичек. 

Тогда  появилось  еще  одно  предположение:  если  поденки  откладывали  бы  яички 

сразу в воду, то они, потонув, оказывались на дне глубокого водоема, где и прохладнее, и 

больше  соленость  стоячей  воды.  Под  прозрачными  же  крылышками  из  яичек,  согретых 

солнцем, скорее появятся личинки и сами найдут себе место, удобное для жизни... 

 

Мушка-береговушка  рода  Эфидра  (рис.  214)  сбрасывает  в  воду  яйца  небольшими 

партиями,  которые  погружаются  на  дно,  и  там  из  них  рождаются  личинки.  Слепни 

откладывают  яички  компактной  массой  на  листья  и  стебли  растений  возле  воды,  а  их 

личинки  развиваются  в  мелких  и  хорошо  прогреваемых  водоемах,  сами  добираясь  до 

родной стихии. Веснянки  (рис. 215)  после оплодотворения некоторое время носят яички 

на кончике брюшка, затем на лету, опуская брюшко в воду быстрых ручьев, смывают их 

со своего тела. В воде яички отделяются друг от друга и падают на дно, застревая между 

камнями.  Другие  веснянки  откладывают  яички  в  воду  слизистыми  пакетами.  Водяной 

клоп  Трихокорикса  наиас,  как  и  большинство  водяных  насекомых,  прикрепляет  к 

подводным  или  плавающим  на  поверхности  воды  растениям  очень  мелкие  яички  с 

 

182 

помощью  короткого  стебелька,  заканчивающегося  клейким  прикрепительным  диском.  В 

воду  кладут  яички  не  только  стрекозы,  поденки  да  веснянки,  но  и  жуки  радужницы 

(листоеды) Донацеинэ. Некоторые из них даже спускаются в воду по стволикам растений, 

другие  же  выгрызают  из  листа  плавающий  плотик  и  прикрепляют  яйца  к  его  нижней 

поверхности. Личинки этих листоедов развиваются в воде. Даже такие паразиты, как вши, 

пухоеды,  власоеды,  обитающие  на  теле  животного,  откладывают  яички  только  на 

определенные  части  его  тела.  Так,  на  человеке  платяная  вошь  кладет  яички  на  белье, 

головная  -  на  волосы  головы,  лобковая  -  на  волосы  лобка.  Каждое  яичко  вошь 

прикрепляет  очень  прочным  клеющим  веществом.  Кстати  сказать,  вши  нападают  не  на 

кого попало. Некоторые люди им особенно приятны, других же они почему-то избегают. 

 

    

 

 

Рис. 213 – Поденка 

 

Рис. 214 – Мушки-береговушки рода 

Эфидра 

 

Иногда насекомые, обитающие в определенной обстановке, кладут яички в другую 

среду, хотя личинкам предстоит тотчас же возвратиться на место жизни своих родителей. 

Таковы  пухоеды,  паразитирующие  в  ротовой  полости  бакланов  и  пеликанов.  Для 

выполнения родительского долга эти паразиты выбираются из ротовой полости хозяина и 

откладывают  яички  на  оперение,  туда,  где  прежде  очень  давно  обитали  их  древние 

предки. Личинки сначала собираются в  углах рта птиц, затем, как бы повторяя историю 

развития  своего  вида,  проникают  в  ротовую  полость  и  присоединяются  к  своим 

родителям. Вообще же все остальные виды пухоедов живут на оперении птиц. 

 

ЗАЩИЩАЮТ ЯИЧКИ ОТ НЕПОГОДЫ И ВРАГОВ 

 

Многие насекомые, откладывая яички, стараются защитить их от непогоды и врагов. 

Иначе нльзя, пропадет потомство, сгинет род, исчезнет с лица земли. 

Слепни  (рис.  216)  откладывают  яички  такой  компактной  массой,  что  их  злейшие 

враги,  наездники  теленомусы  и  трихограммы,  способны  поразить  яички,  только 

расположенные на самой поверхности. Ценою гибели части детей, покупается выживание 

остальных. 

Яички  –  высококачественный  питательный  продукт,  и  в  мире  немало  тех,  кто  не 

прочь  ими  полакомиться.  Поедают  яйца  насекомых  рыбы,  птицы,  ящерицы,  но  больше 

всех – сами насекомые. 

Златоглазка  (рис.  217)  –  отъявленный  враг  тлей  –  нежное  насекомое  с  крыльями, 

покрытыми  ажурной  сеткой  жилок,  каждое  свое  яичко  помещает  на  тонкой,  как 

волосинка, ножке. Мелкому хищнику по ней не забраться. Еще другие сохраняют яички, 

подвешенными на шелковинке. Так, осы эвмены  (рис. 218), изготовляя из глины изящный 

кувшинчик, внутри него на тонкой шелковинке подвешивают яичко или личину. Богомол 

Акантос,  обитающий  в  Африке,  сложив  устроенный  им  пакет  яиц,  прикрепляет  его  на 

 

183 

тонкой  ниточке  к  веточке  дерева.  Он  треплется  на  ветру,  раскачивается  во  все  стороны 

при легчайшем к нему прикосновении: его, такой подвижный, не расклевать пичужке. 

 

    

 

 

Рис. 215 – Веснянка 

 

Рис. 216 – Слепень (Табанус) 

 

 

    

 

 

Рис. 217 – Златоглазка Хризопа 

 

Рис. 218 – Оса Эвмена 

 

Вообще же, все богомолы, неукоснительные хищники, большой, сложно устроенный 

пакет яиц из пенистой и быстро засыхающей на воздухе массы (рис. 219), помещают где-

нибудь  в  надежном  укрытии.  В  таком  домике,  сделанном  из  превосходного 

теплоизоляционного материала, зимующие яички не испытывают самого губительного  – 

смены  температур,  да  и  хищникам,  любителям  полакомиться  яичками,  нелегко  его 

разрушить, чтобы добраться до яиц. 

Неплохо  защищены  яички,  если  укутаны  теплой  одежкой,  предохраняющей  от 

резких  смен  температур  и  закрывающей  от  зоркого  глаза  хищника.  Ночные  бабочки, 

покрытые  обильными  волосками,  жертвуют  своим  нарядом  ради  потомства,  и,  отложив 

яички,  обволакивают  их  снаружи  слоем  пушка,  снятого  со  своего  тела.  К  чему  бабочке 

одежда, коли сделано главное – устроено потомство; дальше жизнь бессмысленна, пришел 

конец, и пора уступить место другим, вновь народившимся. Злейший враг леса – бабочка 

непарный  шелкопряд  –  покрывает  кучку  яичек,  похожих  на  крошечные  жемчужины, 

толстой  густой  рыжей  нашлепкой  из  колючих  волосков.  Так  же  поступают  дневные 

бабочки из рода Ванесса и Пушистая пяденица. Под толстым слоем коричневых волосков, 

снятых  с  брюшка,  сохраняет  яички  обитающая  в  Японии  бабочка  Охидия  вульгарис  - 

извстный вредитель бамбука. Бабочка Эупроктис флава вращательными движениями тела 

снимает  с  конца  брюшка  волоски  и  прикрывает  ими  яички.  Эти  волоски  ядовиты  и 

 

184 

отлично защищают потомство от недругов. У некоторых ночных бабочек, прибегающих к 

такой весьма действенной форме заботы о потомстве, на конце тела даже располагаются 

особенные  щипчики,  облегчающие  стрижку  волос.  Крошечные  и  малоприятные 

насекомые, по недоразумению названные сеноедами за то, что их чаще всего находили в 

гниющем сене, покрывают яички паутинистыми нитями. Другие сеноеды, отложив яички 

по одному или кучками на листья, ветки и в трещины коры, покрывают их выделениями 

из кишечника, которые, подсыхая, образуют корочку. Маленькая бабочка яблоневая моль, 

коварнейший  враг  яблони,  отложив  на  кору  дерева  яички,  прикрывает  их  секретом  из 

специальных  желез.  Эти  выделения,  высыхая,  быстро  образуют  над  яйцекладкой 

надежный щиток. 

Целая  группа  мелких  насекомых  -  щитовки  и  ложнощитовки  -  прикрепляются  к 

питающему их растению, вонзив в него хоботок, и, не сходя с места, образуют над своим 

телом  щиток,  предохраняющий  от  врагов  и  непогоды  (рис.  220).  Под  него  самки  и 

откладывают яички, а личинки, выплодившись, расползаются во все стороны . 

 

     

 

 

Рис. 219 – Оотека древесного богомола 

(Хиеродуля) 

Рис. 220 – Щитовки на ветке сливы 

 

 

Цикадки-пенницы  защищают  личинок  пенистыми  секретами,  по  внешнему  виду 

похожими  на  комочки  слюны  (рис.  221)  или  забродившего  сока,  вытекающего  из 

растения.  В  таком  комочке,  состоящем  из  множества  пузырьков,  не  сразу  найдешь 

хозяина. Другие цикады острым и особо   устроенным вильчатым яйцекладом делают на 

ветках  небольших  растений  глубокие  разрезы,  куда  и  закладывают  яички.  Подчас  такие 

надрезы  приносят  большой  вред  растению.  Потом  личинки  выбираются  из  глубокого 

надреза,  падают  на  землю,  зарываются  в  нее  и  там  живут  как  почвенные  насекомые  в 

глубокой темноте. 

Подобной  же  манерой  обладают  и  пилильщики  (рис.  222),  насекомые  из  отряда 

перепончатокрылых.  Они  получили  такое  название  за  то,  что  обладают  пильчатым 

яйцекладом для того, чтобы надрезать ткани растений и туда помещать яички. Пилильщик 

Цефус интегер, обитающий в Северной Америке, отложив яички в молодой побег дерева, 

подрезает вокруг стволика кору и тем самым прекращает дальнейшее развитие растения. 

Очевидно,  столь  неблаговидный  по  отношению  к  растению  поступок  делается  для  того, 

чтобы ткань растения, разрастаясь, не сдавила и тем самым не погубила яички. 

Существует  целая  группа  листовых  кузнечиков  (рис.  223),  называемых  так  за 

способность  откладывать  яички  в  паренхиму  листьев  растений.  Успеху  этой  операции 

помогает  особенным  образом  устроенный  яйцеклад.  Только  с  его  помощью  насекомому 

удается  проникнуть  в  тонкую  пластинку  листа.  Самка  кузнечика  четырехточечного 

пластинокрыла  Агерптера  квадрипунктата  садится  на  лист,  зажимает  его  с  боков  между 

ногами, слегка надгрызает край листа, затем, подогнув брюшко и придерживая челюстями 

 

185 

основание  яйцеклада,  вводит  его  в  место  надреза.  Яйцеклад  она  погружает  в  лист 

полностью и только тогда откладывает яичко.  

 

    

 

 

Рис. 221 – Личинки пенниц в 

слюноподобной массе 

 

Рис. 222 – Пилильщик Тентредо 

маргинелла 

Другие  кузнечики  прячут  яйца  в  щели  старой  древесной  коры  деревьев  и 

кустарников.  Кузнечик  Шиповатый  пластинокрыл  Тилопсис  тилифолия  откладывает 

яички  во  влагалище  листа  злаков,  а  кузнечик  Короткокрылый  мечник  -  в  сердцевину 

стеблей  тростника.  Отклладывают  яйца  в  ткани  растений  и  некоторые  кобылки,  хотя 

большинству  из  них  свойственен  другой  способ  заботы  о  судьбе  яичек.  Так,  непарный 

зеленчук Хризохроа диспар (рис. 224) кладет яички в стебли малины и некоторых других 

растений. И некоторые стрекозы прячут яички в ткани растений как надежное место, хотя 

их личинки, покинув временное убежище, живут свободно в воде на положении вольных 

хищниц. 

 

    

 

 

Рис. 223 – Кузнечик Фанероптера фальката 

 

Рис. 224 – Непарный зеленчук Хризохроа 

диспар 

 

Аскалаф  из  отряда  сетчатокрылых,  обитающий  на  острове  Святого  Винсента 

(Карибское  море),  помещает  яички  кольцами  на  ветки  деревьев,  покрывая  их 

своеобразной манжеткой или заборчиком, что защищает его потомство от ползающих по 

растению насекомых. 

Одним словом, многие насекомые широко используют растения как вместилище для 

сохранения  яичек  от  великого  множества  разнообразных  хищников  и  паразитов, 

любителей чужого добра. 

 

186 

Разнообразие приемов, при помощи которых насекомые-родители проявляют заботу 

о  своих  яичках,  буквально  неперечислимо.  Отличнейшие  домики  для  потомства  готовят 

жуки-водолюбы.  Большой  водолюб  (рис.  225),  собираясь  отложить  яички,  принимает 

особенную  позу,  становится  в  воде  вертикально  головою  вниз  и  выпускает  из 

специальных желез паутинные нити. Из них он сплетает кокон, в который и кладет яички. 

Кокон, как лодочка, плавает в воде. Утопить его трудно: он отлично сбалансирован и не 

опрокидывается  даже  во  время  шторма.  Конструкторам  лодок  и  других  плавучих 

приспособлений неплохо бы присмотреться к устройству детской колыбельки водолюба. 

 

 

 

Рис. 225 – Большой водолюб Гидроус пицеус 

 

Водолюбы рода Гидроус прижимаются брюшком к поверхности плавающего листа, 

выпускают  из  специальных  желез  жидкость  и  размазывают  ее  по  листу.  Затем 

поворачиваются спиной и из той же жидкости, быстро твердеющей в воде, делают вторую 

стенку  кокона,  одновременно  скрепляя  ее  краями  с  первой  стенкой,  после  чего  самки 

выползают из сооруженного ею вместилища и откладывают в него яйца. Кокон похож на 

кувшинчик.  Он  тоже  очень  устойчив  в  воде,  хорошо  плавает,  поднятым  кверху 

горлышком сообщаясь с атмосферой. 

Почва  –  превосходное  место,  куда  можно  помещать  яички.  В  ней  не  столь  резки 

колебания температуры, и, хотя она кишит множеством обитающих в ней живых существ, 

все  же  в  ней  меньше шансов  попасть  в  челюсти хищника,  разве  только  что  случайно.  В 

почку  кладут  яички  многие  кобылки,  кузнечики,  жуки.  Интересно,  что  один  кузнечик 

Дейракантеа опос за несколько дней до этой ответственной операции начинает опускать 

яйцеклад  в  почву,  как  бы  примеряясь  к  предстоящему  важному  делу.  Подобное  же 

поведение наблюдательные энтомологи заметили и у азиатской саранчи. 

И  все  же  из  всех  насекомых  наибольшую  изобретательность  проявили  некоторые 

обитающие  в  воде  клопы-гребяки.  Они  предпочли  сдавать  яички  под  охрану  речным 

ракам, прикрепляя свое потомство к их телу. К раку не особенно подступишься. 

 

 

 

187 

УСТРАИВАЮТ ЯИЧКИ ТАМ, ГДЕ ДЛЯ ЛИЧИНОК ЕСТЬ ПИЩА 

 

Большей  частью  каждое  насекомое  приспособилось  есть  какую-либо  одну 

определенную пищу. Если бы не существовало такого правила, в великом многообразном 

мире  этих  вездесущих  существ  царил  бы  хаос,  сопровождаемый  катастрофами.  Вот 

почему  абсолютно  всеядных  насекомых  нет.  Каждому  требуется  особенная  еда,  и  она 

должна быть в изобилии рядом, чтобы малютка не тратил много сил на ее поиски. 

Злейшие враги человека – платяная и головная вши (рис. 226) – откладывают яички 

на  одежду  или  на  волосы  своих  хозяев  и  так  крепко  их  приклеивают,  что  отделить  их 

почти  невозможно.  Яички  вшей  (гниды)  или  их  оболочки  остаются  долго  на  волосах  и 

одежде, даже когда они  убиты жаром или химическими веществами. Все мухи, которые 

едят разлагающиеся органические вещества, оставляют яички то в навозе, то на погибших 

животных  в  зависимости  от  особенностей  жизни,  свойственных  виду.  Цветы  некоторых 

растений  поразительно  точно  копируют  отвратительный  для  обоняния  человека  запах 

разлагающегося трупа. Он обладает неотразимой привлекательностью для многих мух, и 

благодаря  этому  они  для  растения  становятся  соучастниками  размножения,  перенося 

пыльцу.  Такова  растущая  в  пустынях  Средней  Азии  солончаковая  заразиха.  Тот,  кто  не 

знает  ее  коварных  свойств  и  вздумает  приблизить  нос  к  красивым  темно-бордовым 

столбикам,  будет  долго  с  отвращением  отплевываться.  Мухи  же  в  восторге  –  стайками 

вертятся возле заразихи, наслаждаясь запахом гниения, а кое-кто из них, обманутый ею, 

даже пытается отложить на растение свои яички (рис. 227). 

 

        

 

 

Рис. 226 – Платяная и головная вши 

 

Рис. 227 – Мухи на заразихе 

 

Некоторые  мухи  тахины  помещают  яички  в  почву,  предоставляя  личинкам  самим 

заботиться  о  себе  и  искать  в  земле  насекомых,  в  теле  которых  они  испокон  веков 

развиваются.  Иногда  на  эти  поиски  уходит  много  времени  и  сил  молодой  личинки:  в 

почве пробираться нелегко, не то что на поверхности земли, в воде или в воздухе. Очень 

многие насекомые кладут яички в ткани растений, которыми потом питаются личинки. В 

древесину  деревьев  кладут  яички  жуки  усачи,  златки,  короеды,  точильщики,  древесные 

осы-рогохвосты (рис. 228); каждый вид в определенную породу или в несколько близких 

друг  другу  пород.  При  этом  некоторые  жуки  усачи  выгрызают  в  древесине  небольшие 

пещерки, после откладки яичек замазывая их специальными выделениями. 

Насекомые  опыляют  цветы,  и  все  их  великое  разнообразие  формы,  аромата  и 

окраски предназначено только для них. У юкковой моли Пронуба юкавелла выработалась 

сложная  процедура  воспитания  своего  потомства.  Она  переносит  на  пестик  цветка 

комочек  пыльцы  и  туда  же  откладывает  яичко.  Личинки  могут  жить  только  в 

 

188 

развивающейся  завязи  в  семенной  корбочке,  а  юкка  дает  плоды,  лишь  когда  моль 

поместила в завязь свое потомство. 

Привлекательные  внешностью  жуки-коровки  (рис.  229)  помещают  свои  оранжевые 

яички возле колонии тлей, которые составляют излюбленную еду как самих жуков, так и 

их потомства. Точно так же поступают охотящиеся за тлями златоглазки, мухи журчалки. 

Одна  из  них  –  Пининема  верипес  –  прикрепляет  яички  на  пастернак,  каким-то  образом 

угадывая  присутствие  колонии  тлей,  невидимо  для  нее  обосновавшейся  под  землей  на 

корнях этого растения. Тли на других растениях ее не интересуют, она узкий специалист и 

питается только одной  добычей.  

 

    

 

 

Рис. 228 – Рогохвост Сирекс 

 

Рис. 229 – Жук-коровка Адалия 

 

Видимо,  отличным  обонянием  обладает  мушка  Велонида  тубериперда,  обитающая 

во  французских  Альпах.  Ее  личинки  развиваются  только  в    трюфелях,  а  сами  мушки 

откладывают яички на поверхности почвы точно над тем местом, где скрыты в земле эти 

грибы. Вышедшие из яиц личинки погружаются в почву и проникают в грибы. Если быть 

внимательным  и  хорошо  знать  эту  мушку,  ее  можно  сделать  соучастником  охоты  за 

трюфелями, этого лакомства, столь ценимого гурманами.  

Иногда  запах,  свойственный  пище  личинок  или  сопровождающий  ее,  по  которому 

находят еду для своего потомства обремененные яичками самки, приводит к необычным 

случаям.  Так  называемые  дымные  жуки  Меланофилия  конспута  и  Меланофилия 

атропурпуреа  поселяются  на  выгоревших  участках  леса,  а  личинки  их  питаются 

древесиной  деревьев,  погибших  от  лесного  пожара.  Жуки  слетаются  на  запах  дыма 

пожарища и кружат над пострадавшими деревьями, отыскивая среди них подходящие для 

откладки яиц. Часто эти жуки слетаются вообще на дым. Так, когда в Калифорнии (США) 

загорелось  120  тысяч  тонн  нефти,  на  пожар  из  окружающих  лесов  собрались  полчища 

этих  обманувшихся  в  своих  расчетах  насекомых.  Ближайшие  хвойные  леса  от  места 

пожара  находились  на  расстоянии  80  километров.  Удивительней  всего,  что  этих  жуков 

привлекает  также  и  табачный  дым.  Известны  случаи,  когда  дымные  жуки  слетались  на 

стадионы,  нападая  на  возбужденных  болельщиков,  без  конца  дымящих  папиросами.  В 

поисках  пищи  для  будущего  потомства,  безусловно,  насекомым  помогает  прежде  всего 

запах, и примеры с дымными жуками служат тому превосходной иллюстрацией. На запах 

забродивших  фруктов  мгновенно,  невесть  откуда  собираются  плодовые  мушки 

дрозофилы,  столь  удобные  для  лабораторных  экспериментов  и  превосходно  изученные 

генетиками.  Удивительная  по  своим  способностям  питаться  такими,  казалось  бы, 

совершенно неудобоваримыми продуктами, как воск, пчелиная огневка Ахория гривелла 

разыскивает его, чтобы отложить яички, только по запаху.  И если  у нее отрезать  усики, 

она тотчас же теряет эту столь ценную способность. 

 

 

189 

ЦИНКОВЫЕ БЕЛИЛА. Тихое утро в ущелье Тайгак. Издалека доносится квохтанье 

горных  курочек.  Крикнет  скальный  поползень,  прошелестит  прозрачными  крыльями 

стрекоза,  в  зарослях  полыни  тоненьким  звоном  запоет  рой  ветвистоусых  комариков. 

Множество  других  негромких  звуков  подчеркивают  удивительную  тишину  угрюмых 

скалистых гор пустыни. Длинные тени перекидываются на другую сторону ущелья, и хотя 

где-то  уже  греет  солнце,  здесь  еще  царит  полумрак;  только  вершины  гор  золотятся 

лучами.  

 

 

 

Ущелье Тайгак в горах Чулак 

 

Отсюда недалек выход из ущелья. В рамке гор с громадными, скатившимися на дно 

ущелья  глыбами  виден  кусочек  подгорной  равнины,  фиолетово-розовой  от  красных 

маков, тоненькая сине-зеленая полоска тугаев реки Или и далеко за ней снежные вершины 

Заилийского  Алатау.  С  равнины  доносятся  песни  жаворонков;  несколько  птиц  взлетают 

над  ущельем,  трепещут  их  крылья,  розовые  от  восхода.  Мне  хорошо  знакомо  это 

живописное место, и я давно собираюсь его нарисовать. Сейчас будто все готово к этому, 

и  предусмотрительно  захваченный  в  поездку  этюдник  чудесно  пахнет  масляными 

красками.  На  большом  камне  –  картон.  Для  устойчивости  он  придавлен  с  боков 

небольшими  глыбами.  Камень  поменьше  –  стол  для  этюдника.  Еще  камень  –  стул.  На 

палитру выдавлены краски, в стаканчик налит скипидар. И вот уже представляется, как на 

картоне  вырастают  угрюмые  скалы,  как  сквозь  брешь  между  ними  проглядывает 

фиолетово-розовая полоса подгорной равнины, расцвеченная маками... Время за работой 

летит  быстро;  глубокие  тени  бегут  по  скалам,  с  каждой  минутой  меняются  цвета,  и  вот 

уже золотистые лучи солнца кое-где заглядывают в глубокое ущелье. Едва только начало 

солнце разогревать землю, как пробудился ветер, шевельнул тростники у ручья, засвистел 

среди  острых  камней  и  заглушил  крики  кекликов,  поползня,  шорох  крыльев  стрекоз  и 

 

190 

нежный звон ветвистоусых комариков. А когда ветер с гор потянул по ущелью, будто кто-

то  неожиданно  бросил  в  меня  горсть  маленьких  черных  жучков.  Они  прилепились  к 

комочку  цинковых  белил  на  палитре,  уселись  на  белоснежные  «вершины»  Заилийского 

Алатау и запестрели на «облаках» и светлом фоне картины. Черные жучки выпачкались, 

стали пестрыми и, отчаянно барахтаясь, начали погружаться в краску, не в силах из нее 

выбраться.  Почему-то  они  не  садились  на  другие  краски.  Их  не  привлекали  красные, 

фиолетовые и другие цвета. Им непременно нужны были цинковые белила. Неожиданная 

помеха  останавливает  работу.  Приходится  заниматься  освобождением  жучков  из  плена. 

Но они, плотные и округлые, выскальзывают из пинцета, еще больше размазывая картину. 

Пытаясь  исправить  работу,  я  вижу,  как  вслед  за  порывом  ветра  снова  один  за  другим 

черные жучки шлепаются на светлые места картины с белилами, ползут во все стороны, 

протягивая за собой длинные грязные полоски.  

 

 

 

Вид на далекий Заилийский Алатау за полоской реки Или 

 

Надо как-то остановить движение жучков по полотну. Тут пинцет бессилен. Капля 

скипидара  для  каждого  жучка  оказывается  смертельной.  Но  образуются  подтеки,  а  на 

место погибших и сброшенных насекомых садятся все новые и новые. Теперь моя затея 

кажется  бесполезной  и  борьба  с  жучками  -  бессмысленной.  Быть  может,  попытаться  от 

них отбиться каким-нибудь другим сильным запахом? Бегу к биваку, выцеживаю из бака 

машины  вонючий  этилированный  бензин  и  поспешно  обмазываю  им  тыл  картона.  От 

бензина  жучки  гибнут  быстрее,  чем  от  скипидара,  но  он  не  останавливает  появления 

новых  пришельцев.  Еще  некоторое  время  я  продолжаю  борьбу  с  жучками.  Но  во  что 

превратилась  картина!  «Небо»  пестрит  точками  и  полосками,  а  «снеговые  вершины» 

совсем  скрыты  под  слоем  моих  мучителей!  Тут  их  уже  не  менее  тысячи.  Я  побежден  – 

мой  этюд  окончательно  погиб. Снимаю  с  полотна  и палитры  мастихином  краски.  В  них 

еще копошатся жучки. Я с неприязнью разглядываю их. Продолговатое, вальковатое тело, 

 

191 

вздутая, почти шарообразная переднеспинка. Это туркестанский мягкокрыл. Образ жизни 

его мне не известен. Где же обитают в пустыне эти насекомые, почему они не встретились 

мне  раньше?  Самые  тщательные  поиски  оказываются  безрезультатными.  Жучков  в 

ущелье нет. Нет их и в пустыне. Тогда все произошедшее становится загадочным. Нужно 

продолжать  поиски.  Только  на  второй  день  далеко  от  ущелья  удается  найти  на  красных 

маках  двух  маленьких  туркестанских  мягкокрылов.  Видимо,  на  этих  растениях 

развивались личинки жуков. Так вот откуда вы прилетели на запах цинковых белил! Их 

меленькие усики в струйках ветра уловили аромат краски, почему-то оказавшийся таким 

непреодолимо заманчивым! 

Очень  часто  в  природе  все  кажущееся  загадочным  имеет  простое  объяснение. 

Только не всегда легко его найти. Я долго думал о маленьких жучках. Не верилось, что 

запах белил случайно притягивал к себе этих крохотных обитателей пустыни. Но ответа 

не  находил.  Прошло  несколько  лет.  Как-то,  рассказывая  своему  знакомому,  старому 

художнику,  о  Чулакских  горах  и  ущелье  Тайгак,  я  вспомнил  о  неудавшемся  этюде  и 

странном нашествии жучков. 

-  Забавно!  -  сказал  он.  -  Забавно,  что  вашим  жучкам  так  понравились  цинковые 

белила! А ведь в них нет ничего особенного, и делаются они из окиси цинка и макового 

масла. Ведь нет же в вашей пустыне никаких маков... 

- Постойте, постойте! - перебил я художника. - Как так нет никаких маков? Да ими 

весной вся пустыня расцвечена!.. Правда, эти маки дикие, не похожие на возделываемые 

человеком. Но родство между ним есть. 

И  тогда  я  понял:  жучки  обитали  на  красных  маках!  По-видимому,  масло  из 

культурных маков имело запах, свойственный макам вообще, только более сильный, чем у 

красных  маков  пустыни.  И  жучки  уловили  его  в  моей  картине  и  ринулись  в  ущелье 

Тайгак. 

 

ОШИБАЮТСЯ, ОБРЕКАЯ ПОТОМСТВО НА ГИБЕЛЬ 

Иногда насекомые помещают яички по ошибке, куда не следует. И такое случается 

довольно часто. Знаменитый естествоиспытатель Чарльз Дарвин заметил, что мясная муха 

Муска кариа откладывает яички в цветы, издающие запах падали. Впрочем, мухи, вообще, 

часто заблуждаются, оставляя яички совсем не там, где нужно. Давно было замечено, как 

стрекоза  роняет  яички  на  вымазанные  краской  и  блестящие  от  нее  крыши  зданий, 

принимая их за поверхность воды. 

 

КОМОЧКИ  НА  МАШИНЕ.  После  долгого  подъема  мы  на  пологой  вершине 

Семинского  перевала  Алтая.  Отсюда  совсем  близко  облака,  опускающиеся  на  голую 

каменистую гору. Вокруг почти синий кедровый лес с зелеными полянками густых трав, 

цветов  и  зарослей  вереска.  Журчит  горный  ручей,  посвистывают  бурундуки,  кричат 

кедровки.  Мы  решили  воспользоваться  прозрачной  водой  ручья  и  помыть  изрядно 

запыленную  машину.  Коля  таскает  брезентовым  ведром  воду,  Зина  орудует  тряпкой  и 

ворчит на какие-то комочки, которые прилипли к капоту машины и с трудом отмываются. 

Коля внимательно разглядывает их, потом берет лупу. 

- Это икра, настоящая икра! - кричит он. Откуда икре здесь взяться? Не упала же она 

с неба? Да и почему она только на капоте машины? 

В  сильную  лупу  видно,  что  комочки  состоят  из  множества  маленьких,  слегка 

ссохшихся шариков. Это, наверное, яички насекомых. Но как они сюда попали, никто из 

нас  не  может  объяснить.  Коля  непременно  должен  разобраться  во  всем  непонятном  и 

фантазирует. Икра, конечно, упала с дождем. Известны же дожди из рыб, лягушек и даже 

апельсинов!  Ее  мог  захватить  и  поднять  в  воздух  с  болота  вихрь.  Быть  может,  это 

произошло  совсем  не  здесь,  на  Алтае,  а  далеко,  где-нибудь  в  Монголии  или  Средней 

Азии. 

 

192 

После  обеда  мы  продолжаем  путь.  Теперь  дорога  идет  под  уклон.  Кедровые  леса 

постепенно сменяются лиственничными. Из машины я вижу большой муравейник, и тут 

обязательно  должна  быть  наша  хотя  бы  кратковременная  остановка.  Пока  мы 

рассматриваем муравейник, над машиной собирается рой насекомых. Это поденочки. Они 

приплясывают  в  воздухе,  падают  на  лакированную  поверхность,  прилипают  к  металлу, 

подергивая брюшком, и, беспомощно взмахивая крыльями, с трудом отрывают свое тело. 

На конце их брюшка - желтые комочки, такие же, как те, что трудно смывались с капота. 

Это  яички.  Почему  же  они  прилипают  только  к  капоту?  Да  потому  что  он,  прикрывая 

мотор,  сильно  нагрет.  Блестящая  машина  обманула  поденочек.  Они  приняли  ее  за 

поверхность  водоема.  Так  же  обманываются  водяные  клопы  кориксы  и  жуки  плавунцы. 

Перелетая  из  водоема  в  водоем,  они  падают  на  машину,  с  силой  ударясь  о  твердый 

металл. 

- Вот и пришла  разгадка. Вот тебе, Коля, икра с неба! 

И как это мы раньше не заметили поденок?.. 

 

 

Хвойные леса на Алтае 

 

Многие мухи подчас беспечно разбрасывают яички или даже личинок, казалось бы, 

в  совершенно  не  подходящие  для  этой  цели  места.  Иногда  такая  необузданная 

поспешность объясняется просто: пришло время класть яички, и мать не нашла, куда их 

устроить. Овечий овод после того, как в его теле созрели личинки, энергично разыскивает 

хозяина  и  пристраивает  на  него  свое  потомство,  так  как  даже  при  небольшом 

промедлении его неуемные личинки начинают расползаться в теле матери и губят ее. Та 

же  печальная  участь  постигает  и  некоторых  мух  тахин,  не  успевших  вовремя  найти 

хозяина. Нетерпеливые детки-личинки начинают разрушать внутренние органы в брюшке 

самой  матери.  Та  же  необходимость  вынуждает  носового  овода,  а  также  Вольфартову 

муху  (рис.  230)  откладывать  яички  вместо  крупных  домашних  животных  на  человека. 

 

193 

Судя по всему, в истории этих видов не было еще ни одной личинки, которой бы удалось 

на  человеке  завершить  развитие.  Человек  либо  погибал  от  личинок  и  покойного 

закапывали  в  землю,  откуда  выбраться  мухи  никак  не  могли,  либо  изгонял  паразитов  и 

уничтожал их. 

 

 

 

Рис. 230 – Вольфартова муха (Вольфартия) 

 

ОТЧЕГО ПОГИБ МАЛЬЧИК. По правому берегу Или, этой великой реки пустыни, в 

среднем ее течении, вдоль гор Чулак  – самых западных отрогов Джунгарского Алатау  – 

расположена  подгорная  равнина.  Здесь  нет  никаких  поселений  человека,  почва  покрыта 

камнями, блестящими от лака и черными от загара пустыни, да редкими солянками; царят 

тишина и покой. Отсюда открывается величественная панорама на широкую долину реки 

Или, на просторы пустыни и далекий Заилийский хребет с заснеженными вершинами. Это 

место  с  очень  давних  пор  избрано  человеком  для  захоронения.  Здесь  на  протяжении 

полусотни километров расположено довольно много курганов. 

Признаюсь, я всегда с вниманием и интересом относился к курганам. Они, казалось, 

таили  в  себе  разгадку  жизни  древних  народов,  населявших  территорию  современного 

Семиречья. Об этой жизни мы имеем лишь очень смутное представление. Когда плотиной 

было  перегорожено  ущелье  Капчагай,  через  которое  протекает  Или,  и  началось 

заполнение  водохранилища,  не  было  предусмотрено  многое.  Забыли  и  о  курганах.  Вода 

подошла  к  двум  большим,  хорошо  мне  знакомым  курганам  и  потом  полностью  их 

размыла.  

С  трудом  распутывая  едва  заметные  новые  и  старые  заброшенные  пути,  я 

пробираюсь  на  газике  вдоль  водохранилища.  День  кончается,  до  заповедника  «Поющая 

гора»,  куда  еду,  еще  далеко.  Пора  беспокоиться  о  ночлеге.  Чтобы  не  провалиться  в 

мокрую  почву  береговой  полосы,  выбираю  место,  где  сухая  пустыня  ближе  всего 

подходит к озеру. И едва выхожу из машины, как вижу необычное:  на отвесном берегу, 

подмытом волнами, возвышается курган, ровно наполовину срезанный водой, маленький, 

пологий, очень старый. Выше него к горам тянется цепочка таких же курганов. По долине 

Или  очень  часто  дуют  сильные  ветры,  и  мне  было  ясно,  что  в  очередную  штормовую 

погоду  вода  смоет  остатки  кургана.  Не  попытаться  ли  мне  раскопать  его  самому, 

добраться до скелета, взять хотя бы череп? Захоронение не должно быть глубоким.  

 

 

 

194 

 

 

Предгорья хребта Чулак 

 

Мысли  об  отдыхе  пришлось  оставить.  Начал  копаться  в  разжиженной  почве.  От 

быстрой и непривычной работы горели ладони. Вот и вода стала просачиваться в яму, и 

земля с мелким щебнем захлюпала под лопатой. Вскоре я весь вымазался в грязи. Но вот 

кончик лопаты уперся во что-то твердое. Жидкую почву стало легче выбрасывать наверх 

руками. Появилась кость. Угадываю: бедренная, очень маленькая, ребенка лет десяти – не 

более.  Вся  оранжевая.  Дохожу  руками  до  тазовых  костей,  потом  нащупываю  ребра. 

Настроение  необычное:  в  моих  руках  останки  человека.  Он  когда-то  жил,  чувствовал, 

радовался  и  горевал,  болел,  прощался  с  жизнью.  Здесь  в  этой  глухой  пустыне  близкие 

отдали  ему  последний  долг.  О  поисках  в  жидкой  грязи  каких-либо  предметов  вокруг 

скелета  и  думать  нечего.  Да  и  солнце  садится  за  кромку  облаков,  скоро  станет  темно. 

Поднимается  ветер.  На  озере  волны  с  белыми  гребешками  набегают  на  берег, 

докатываются  до  вырытой  ямы.  Еще  больше  тороплюсь,  ноги  в  кедах  промокли.  Вот, 

наконец,  череп.  Осторожно  извлекаю  его  из грязи.  Теперь  бы  его  отмыть,  но  к  озеру  не 

подойти. Шторм разыгрывается не на шутку. Мой раскоп уже в воде. Достаю из машины 

резиновое  ведро,  набираю  воду  и  не  успеваю  увернуться  от  волны  -  обдает  до  пояса. 

Отмываю череп и огорчаюсь: почти все лицевые кости разрушены. 

Промываю  полость  черепной  коробки  -  в  ней  вперемежку  с  землей  мелкие 

бесформенные  косточки.  Вижу  белое  веретеновидное  образование  с  небольшими 

кольцевыми  перетяжками.  Второе  такое  же,  третье!  Это  не  кость,  а  что-то  другое, 

обызвествленное.  Старательно  укладываю  череп  и  свою  находку  в  рубашку,  несу  в 

машину. 

 

 

 

195 

 

 

Курганы на подгорной Чулакской равнине 

 

Всю  ночь  шумит  прибой,  завывает  ветер.  Его  порывы  залетают  в  кузов  газика, 

пробираются  в  спальный  мешок.  Иногда  с  грохотом  обрушивается  подмываемый  берег. 

Звезды  давно  исчезли,  небо  темное.  Начинает  накрапывать  дождь.  Настойчиво  думаю  о 

своей  находке.  И  догадываюсь.  Она  по  чисто  случайному  совпадению  имеет  прямое 

отношение  к  моей  профессии  натуралиста-энтомолога.  В  природе  живет  неприятная  и 

опасная  муха  Вольфартия  магнифика.  Чаще  всего  она  встречается  там,  где  много  скота. 

Самка мухи на лету откладывает крохотных личинок на животных. Быстрые и юркие, они 

тотчас  же  погружаются  в  тело,  пользуясь  ранками,  трещинами  кожи,  развиваются  в 

животном  и,  повзрослев,  покидают  хозяина;  упав  на  землю,  зарываются  в  нее  и  там 

окукливаются. Муха очень плодовита и рождает от 120 до 160 личинок. Иногда муха по 

ошибке откладывает личинок и на человека. Академик Е.Н. Павловский так пишет про эту 

муху в своем руководстве по паразитологии человека: «Личинки поражают уши, носовую 

и гайморовую полость, лобные пазухи, десны, глаза, подкожную клетчатку, где выедают 

все  ткани,  вплоть  до  костей...  Картина  болезни  бывает  поистине  ужасна».  У  ребенка, 

похороненного  в  кургане,  видимо,  личинки  вызвали,  кроме  того,  еще  и  сильное 

воспаление.  Организм  справился  с  инвазией,  может  быть,  этому  помогли  и  какие-либо 

лечебные  меры,  и,  хотя  лицевые  кости  разрушились,  личинки  погибли,  обызвествились. 

Но  воспалительный  процесс  не  прекратился,  а,  как  это  чаще  всего  бывает,  осложнился 

вторичной инфекцией. Она сделала свое дело - ребенок погиб. Причина смерти оказалась 

подтвержденной более чем через две тысячи лет. 

Покидая  ночлег,  я  подошел  к  берегу.  За  ночь  шторм  разрушил  его  на  несколько 

метров. От курганчика не осталось следа... 

 

 

 

196 

ПОМЕЩАЮТ ЯИЧКИ В ЖИВУЮ ДОБЫЧУ 

 

Надежно  спрятать  от  непогоды  и  недругов  яички  и  поместить  их  туда,  где  смогут 

жить,  питаться  и  развиваться  личинки,  сравнительно  просто  для  насекомых 

вегетарианцев.  Сложнее  плотоядным,  кто  нуждается  в  свежей  дичи.  В  мире  насекомых 

царит  лютая  борьба  за  жизнь.  В  ней  выживает  ничтожная  доля  родившихся  на  свет.  У 

насекомых масса врагов. Ими питаются многие звери, птицы, змеи, ящерицы, лягушки. Их 

во  множестве  губят  болезни.  Но  самый  страшный  враг  –  сами  насекомые.  И  не  те,  кто 

хищничает,  ловит  свою  добычу,  подкарауливая  ее  в  особый  ловушках  или  догоняя  на 

земле  и  в  воздухе.  Нет!  Хищники  среди  них  не  столь  уж  многочисленны.  Больше  всего 

они  гибнут  от  своих  собратьев  –  заботливых  родителей,  которые  откладывают  яички  в 

тело других насекомых. Таких – величайшее множество. Они в основном принадлежат к 

отряду  перепончатокрылых,  образуя  в  нем  самостоятельную  группу.  Их  личинки  или 

высасывают соки тела, сами находятся снаружи, или развиваются внутри, что чаще всего. 

Подобных насекомых называют паразитами, хотя это слово не совсем подходит. Паразит 

живет  на  теле  своего  хозяина,  развивается  на  нем  и  редко  его  губит.  Насекомые, 

развивающиеся  за  счет  других  насекомых,  обычно  поедают  полностью  своего 

прокормителя,  оставляя  от  него  одну  пустую  шкурку.  Другое,  более  правильное  им 

название – паразитоиды.  

Среди  насекомых-паразитоидов  соблюдается  неукоснительный  порядок.  Каждый 

вид  поражает  только  определенный  вид  насекомого  или  определенную  группу  близких 

видов.  Иначе  нельзя  –  наступит  полнейшая  неразбериха:  одни  прокормители  будут 

страдать от своих недругов и в конце концов исчезнут, тогда как другие – блаженствовать, 

размножаться  в  массе.  Поэтому  каждой  матери,  которой  предстоит  поместить  яички  в 

тело других насекомых, среди величайшего разнообразия шестиногой братии надо уметь 

разыскать  именно  свою  добычу,  к  которой  испокон  веков  за  многие  сотни  тысяч  лет 

приспособились ее предки. Вот почему у каждой самки существуют свои особые правила 

поисков хозяина и откладки в его тело яичка, причем не просто куда попало, а чаще всего 

в  особую  часть  его  тела.  Тут  –  строгая  специализация!  Потом  из  отложенного  яичка 

разовьется  личинка,  и  она,  повинуясь  мудрому  инстинкту,  отработанному  предками,  в 

определенный  момент  съест  тело  своего  хозяина  и  выйдет  из  него  такой  же  заботливой 

матерью, умелой охотницей, знающей, как и куда поместить свое потомство. 

 

НАЕЗДНИК РИССА. Сильный ветер вывернул с корнями старую ель и повалил ее 

на  землю.  Дерево  быстро  засохло.  Его  хвоя  пожелтела  и  осыпалась.  На  ствол  и  ветки 

напали  короеды  и  источили  их  ходами.  Вскоре  кора  отвалилась  кусками,  обнажив 

древесину. И когда в стволе завелись белые личинки жуков дровосеков и ос рогохвостов, 

на  поваленной  ели  появились  наездники  Риссы  (рис.  231).  Рисса  вся  в  движении.  Ни 

минуты отдыха и покоя. Беспрестанно она ползает по стволу дерева и без устали колотит 

по  нему  длинными  усиками,  украшенными  белыми  колечками.  Если  бы  не  эти  белые 

колечки,  усики  были  бы  не  видны,  так  быстро  постукивает  ими  рисса.  Для  чего  рисса 

обстукивает усиками дерево? Она что-то разыскивает, и работа эта очень ответственная и 

нелегкая. Попробуйте-ка определить, где в древесине живет личинка дровосека. А она-то 

и нужна наезднику риссе. Трудно сказать, как находит рисса личинку дровосека и какую 

услугу  в  этом  ей  оказывают  усики.  Может  быть,  на  усиках  расположены  очень  чуткие 

обонятельные  органы,  которые  способны  улавливать  запах  личинки  сквозь  толщину 

древесины в несколько сантиметров. Или рисса использует  усики, как врач  молоточек и 

плессиметр,  и  по  легчайшему  звуку  определяет,  есть  ли  в  древесине  ее  добыча.  Может 

быть, на усиках риссы расположены совсем особенные органы, еще не известные науке, 

что-нибудь, похожее на локаторы. У насекомых много загадочного, неизученного. 

 

 

197 

 

 

Хвойный лес в Заилийском Алатау 

 

Беспрерывно  постукивая  усиками,  ползает  рисса  по  дереву;  вот  что-то  нашла, 

крутится  на  одном  месте;  отойдет  в  сторону  и  вновь  возвращается  обратно.  Долго 

продолжается  обследование  подозрительного участка.  «Ну,  хватит  тебе,  рисса,  -  хочется 

крикнуть  настойчивому  насекомому,  -  пора  приниматься  за  дело!»  Но  постукивание 

усиками  все  еще  продолжается.  Будто  сомнение  берет  наездника,  будто  он  решает 

сложную  задачу  и  так  ею  поглощен,  что  не  замечает  направленного  на  него  объектива 

фотоаппарата.  Но  вот,  кажется,  сомнения  рассеяны.  Личинка  дровосека  –  причина 

поисков  риссы  –  здесь  и,  наверно,  не  чуя  опасности,  мирно  точит  мощными  челюстями 

древесину.  Внезапно  усики  риссы  подняты  кверху  и  расставлены  в  стороны,  брюшко 

приподнято,  и  длинная  иголочка  направлена  к  поверхности  ствола  дерева.  Поиски 

закончены. Рисса приступает к другому  делу. Еще выше брюшко, два маленьких шажка 

вперед,  и  рисса  застывает  в  неудобной  позе,  на  самых  цыпочках,  опираясь  на  кончики 

лапок.  Несколько  поворотов  в  стороны  –  и  вдруг  воткнутая  в  дерево  иголочка 

раздваивается, и от нее отходит и сгибается в дугу футляр. Сверло – какое оно тоненькое! 

– медленно погружается в дерево. Футляр сгибается скобкою, а сверло-яйцеклад почти все 

погружается  в  дерево  и  останавливается...  Брюшко  риссы  конвульсивно  вздрагивает,  по 

иголочке-яйцекладу, вонзенному в дерево, проходит едва заметная волна – это маленькое 

белое яичко отправляется в путь. И вот уже брюшко поднято кверху, вытащена иголочка-

яйцеклад,  футляр,  согнутый  скобкою,  разгибается  и  закрывает  иголочку.  Работа 

закончена. Слегка трепещут усики, шевелятся крылья, легкий подскок – и рисса взлетает в 

воздух, навсегда оставив поваленное дерево. 

Надо  выяснить,  куда  попало  яичко  риссы.  Осторожно,  сначала  топором,  затем 

ножом, слой за слоем вскрываю древесину. Показался ход, плотно забитый опилками, а за 

ним, как раз против того места, где рисса погружала свое сверло-яйцеклад, в просторном 

 

198 

ходе  лежит  белая  личинка  дровосека.  Она  извивается  от  боли,  вызванной  проколом,  от 

яркого  света  и  неожиданной  теплоты  солнечных  лучей.  Рисса  не  напрасно  потратила 

время, не ошиблась, отыскала добычу для будущей детки... 

 

Найти хозяина, ловко преодолетьт его сопротивление, отложить на него яичко не так 

уж  просто.  Хорошо,  если  насекомых-хозяев  много.  А  бывают  годы  упадка,  малой 

численности. Вот тогда-то трудно приходится заботливым матерям, многие из них, так и 

не  испытав  счастья  материнства,  погибают.  Разыскивать  же  приходится  чаще  всего  по 

запахам  растений,  на  которых  питается  жертва,  по  обстановке,  в  которой  оно  живет. 

Паразитоид Насония витрипенис сперва по запаху находит навоз, а уже в нем – пупарии 

мух,  в  которые  и  откладывает  яички.  Наездник  Опиус  меллеус  обнаруживает  вначале 

плоды  голубики  и  только  тогда  заражает  те  ягоды,  в  которых  завелись  личинки  мух 

пестрокрылок.  Хальцида  Лариофагус  витинкандус  безошибочно  точно  по  запаху 

устремляется  к  куколкам  жука  Гегобиум  панецеум  -  вредителя  зерна,  преодолевая  слой 

пшеницы  почти  до  полуметра.  Браконид  Кардиохилес  нигрицепс  откладывает  яички  в 

гусениц  совки  Гелиотес  виресценс,  которых  находит  только  по  запаху  выделений 

челюстных желез. Секрет этих желез у гусениц появляется, когда они грызут растения, а 

также когда защищаются от врагов. 

Муха  тахина  (рис.  232)  откладывает  свои  яички  на  голову  гусеницы  бабочки.  С 

головы  гусеница  снять  их  не  может.  Некоторые  наездники,  подобно  хищному  зверю, 

разыскивают свою добычу по следу, улавливая запах выделений челюстных желез. Мухи 

тахины  кладут  яички  на  кобылок  и,  как  я  не  раз  наблюдал  в  пустынях  Средней  Азии, 

преследуют  крупных  животных,  в  том  числе  и  человека,  в  ожидании,  когда  в  воздух, 

опасаясь  быть  раздавленной,  взлетит  кобылка.  В  этот  момент  целой  стайкой  они 

бросаются на свою жертву и на лету откладывают яички под ее крылья. Оставлять яички 

на  других  частях  тела  сидящей  на  земле  кобылки  бессмысленно.  Она  не  столь  уж 

беспомощна, и ловкими движениями задних ног сразу очищает свое  тело. Под крылья же 

не заберешься ногами, особенно когда они сложены и тесно прижаты к телу.  

 

    

 

 

Рис. 231 – Наездник Рисса 

 

Рис. 232 – Муха-тахина Цилиндромия 

 

Муха  Золотистая  фагия  (рис.  233)  долго  откладывает  яички  на  глаза  взрослых 

клопов. Насекомые, личинки которых развиваются в теле позвоночных животных, всегда 

устраивают  потомство  на  своего  хозяина.  Таковы  всем  известные  оводы.  Сами  мухи 

ничем  не  питаются,  ротовые  органы  их  атрофированы,  живут  за  счет  питательных 

веществ,  накопленных  еще  в  детстве.  Все  они  способны  к  быстрому  полету  и 

откладывают яички на тело животных на лету. Коровы отлично распознают издалека по 

звуку  крыльев  летящее  насекомое  и,  задрав  кверху  хвост  и  тем  самым  как  бы 

предупреждая  своих  сородичей  о  грозящей  опасности,  в  панике  разбегаются  во  все 

стороны.  «Бзык»  -  так  называют  пастухи  подобное  поведение  коров.  В  степях  Азии  в 

 

199 

очень давние времена из-за личинок оводов сильно страдала антилопа сайгак. Сейчас этот 

овод вымер. 

Но  один  овод  кладет  яички  на  траву,  как  бы  рассчитывая  на  то,  что  она  будет 

съедена  лошадьми.  Самки  желудочных  оводов  -  паразиты  копытных  животных  - 

помещают  яички  на  шерсть,  откуда  уже  личинки  проникают  в  их  кишечник.  Этому 

помогает  сам  хозяин,  который  чешет  зубами  кожу.  Носоглоточные  оводы  выбрасывают 

порцию личинок прямо в носовую полость животного вместе с небольшим количеством 

жидкости, которая предохраняет их потомство от высыхания, пока личинки не устроятся в 

слизистой  оболочке  носоглотки.  Уже  упоминавшаяся  очень  опасная  вольфартовая  муха 

Вольфартия магнифика с силой выбрасывает из брюшка личинок в язвы и раны крупных 

животных и даже в глаза и уши человека. Личинки питаются живыми тканями и нередко 

губят своего хозяина.  

Некоторые  оводы  избрали  сложный  путь  заражения.  Таков  Желтоногий  овод 

Дерматобия, обитающий в Центральной и Южной Америке. Его личинки развиваются под 

кожей  позвоночных  животных,  иногда  и  на  человеке,  образуя  болезненные  желваки. 

Самки  этого  овода  откладывают  яички  на  самок  комаров.  Как  только  комар  садится  на 

животное,  чтобы  напиться  крови,  личинка  немедленно  покидает  свой  живой  самолет  и 

переселяется  на  тело  хозяина.  Мухи  полинии  откладывают  яички  в  мясо  животных,  где 

развиваются  их  личинки.  Но  в  природе  их  личинки  часто  развиваются  в  теле  дождевых 

червей.  Очевидно,  мухи  заражают  червей,  когда  те  выходят  из  почвы  после  дождя  на 

поверхность земли.  

Североамериканская муха Трихопсихея клауза оставляет яички в трещинах стволов 

деревьев  или  телеграфных  столбов.  Крошечные  личинки  расползаются  во  все  стороны, 

разносятся ветром. Встреча с хозяйкой - саранчовым, на котором они паразитируют, чисто 

случайна,  поэтому  плодовитость  самок  этой  мухи  очень  велика  и  достигает  нескольких 

тысяч  яиц.  Большинство  наездников  обладает  удивительными  и,  по  всей  вероятности, 

таинственными возможностями поиска хозяев. Они способны точно угадывать, допустим, 

положение  личинок  древогрызущих  насекомых  в  древесине  на  глубине  в  несколько 

сантиметров,  находят  их  и  в  почве,  и  в  воде.  Некоторые  наездники  пимплы,  протыкая 

яйцекладом  лист  растения  сверху,  заражают  яйцекладку  бабочек,  расположенную  на 

нижней  его  стороне,  безошибочно  определяя  через  ткань  растения  положение  яичек. 

Кстати,  немало  наездников  откладывают  яички  в  яйца  других  насекомых  (рис.  234). 

«Яйцееды», как их называют, - самые маленькие из паразитоидов; и неудивительно - пища 

их, хотя и высокого качества, но очень мала. 

 

    

 

 

Рис. 233 – Золотистая фагия 

 

Рис. 234 – Наездники-яйцееды, вышедшие 

из яиц клопов 

 

 

 

200 

ВРАГ  ПАУКОВ.  Почему  в  местности,  где  живет  тарантул  (рис.  235),  не  бывает 

каракурта  и  паука  агелены  (рис.  236)?  А  если  и  встречаются,  то  немного?  Или,  если 

появляются каракурт и агелена, то потом вдруг исчезают, будто после какой-то повальной 

болезни?  Между  собой  пауки  никак  враждовать  не  могут:  слишком  разные  у  них 

интересы.  Тарантул  выбирает  места  с  влажной  почвой  и  почти  всю  жизнь  проводит  в 

норе, которую сам вырывает. Каракурт и агелена, наоборот, - любители самых сухих мест 

и селятся либо под кустиком, либо у входа в опустевшую нору грызуна. И все же между 

пауками существует какая-то зависимость. Очень занимала меня эта загадка, и было ясно, 

что отгадать ее можно, только изучив образ жизни пауков. 

 

    

 

 

Рис. 235 – Паук тарантул Аллохогна 

 

Рис. 236 – Паук Агелена 

Весной,  когда  каждая  самка  тарантула  изготовила  себе  по  одному  кокону,  плотно 

набитому яичками, наступает пора солнечных ванн. Часами просиживает паучиха у входа 

в  нору,  выставив  кокон  под  теплые  солнечные  лучи.  В  это  время  она  очень  осторожна. 

Легкие  шаги  наблюдателя,  незначительное  сотрясение  почвы,  и  тарантул  скрывается  в 

свою глубокую нору. Но все же можно подкрасться к его норе и, притаившись, дождаться 

того  момента,  когда  белый  кокон,  подталкиваемый  снизу,  снова  появится  во  входе. 

Иногда  тарантул,  отцепив  кокон  от  паутинных  сосочков,  прикрепляет  его  другой 

стороной.  Этот  маневр  ясен:  яички  в  коконе  нуждаются  в  равномерном  прогревании  со 

всех сторон. Во время солнечных ванн заботливая мать почти ничего не ест. Насекомые, 

подползающие к норе, ей только мешают, и она прогоняет их ударами передних ног. Разве 

только  ночью  проголодавшийся  паук  перехватит  одного-двух  жучков,  случайно 

свалившихся  в  вертикальную  нору.  Особенно  досаждают  тарантулу  везде  и  всюду 

шныряющие  муравьи.  Их  паук  ожесточенно  прогоняет.  Но  вот  один  муравей  все  же 

забирается на кокон. Для чего он там копошится и постукивает усиками по поверхности 

кокона? Оказывается, это необычный муравей. У него сзади торчит едва заметная черная 

иголочка  –  то  ли  жало,  то  ли  яйцеклад.  Вот  он  как-то  странно  изогнулся  и,  направив 

иголочку вертикально, проткнул ею оболочку кокона, застыл на мгновение, потом, вынув 

иголочку, перешел на другое место. Через каждые десять-двадцать секунд он старательно 

прокалывает кокон, и видно, как при этом напрягается его брюшко. Теперь не может быть 

сомнений.  Мнимый  муравей  –  настоящий  наездник,  самка  с  иголочкой-яйцекладом,  но 

почему-то  бескрылая.  И  протыкает  она  кокон  неспроста  –  откладывает  яички.  Видимо, 

она так ловка и осторожна в движениях, что чуткий тарантул не замечает ее присутствия. 

Далее  оказывается,  что  наездник  выбирает  для  этого  не  всякий  кокон,  а  только  тот,  в 

котором  из  яиц  еще  не  развились  паучата.  Если  в  коконе  уже  есть  яички  другого 

наездника, он, как-то угадывая, равнодушно проходит мимо. У него, по всей вероятности, 

отличное обоняние. Он не тратит попусту время и, едва прикоснувшись усиками ко входу 

норы  тарантула,  уходит  прочь,  если  только  она  пуста,  или  самка  тарантула  еще  не 

 

201 

изготовила кокон, или кокон есть, да слишком старый  и  уже  с паучатами. Что же будет 

дальше с отложенными в кокон тарантула яичками наездника? Это нетрудно узнать. Надо 

только собрать побольше коконов. 

Вначале в пораженном коконе ничего не видно и даже при помощи сильной лупы не 

разыскать  микроскопически  маленьких  яичек  наездника.  Но  потом  среди  яиц  паука 

неожиданно 

оказываются 

маленькие 

червеобразные 

розовые 

личинки. 

Они 

прикрепляются к яйцам паука и высасывают их. Никогда две личинки не присасываются к 

одному яйцу. Да в этом и нет необходимости. Личинок немного, а еды вдоволь. Личинки 

быстро растут, скоро  становятся большими, а тарантул помогает им расти, прогревая на 

солнце  кокон.  Но  как  они  медленно  движутся!  Очевидно,  боятся  выдать  себя  и 

побеспокоить чуткого хозяина кокона. Вскоре большая часть яиц тарантула выпита, а еще 

большая  –  испорчена  и  склеена  в  комочки.  Личинки  же  наездника,  свив  шелковистые 

кокончики,  превращаются  в  куколок.  Кокончики  располагаются  не  как  попало,  а  один 

возле  другого,  рядышком,  как  соты  в  улье.  Иначе  не  хватило  бы  места  в  тесном  коконе 

паука.  

Проходит  еще  несколько  дней.  Из  пораженного  кокона  тарантула  появляются 

наездники,  но  совсем  не  такие,  которые  откладывали  яйца,  а  стройнее,  длиннее,  без 

яйцеклада  и  с  самыми  настоящими  крыльями,  прозрачными,  сверкающими  на  солнце, 

расправив  которые,  они  разлетаются  во  все  стороны.  Оказывается,  это  –  самцы,  и 

вылетают  они  неспроста  раньше  своих  бескрылых  сестер  –  им  надо  еще  много 

попутешествовать. Только потом, через один-два дня, из кокона появляются похожие на 

муравья самки наездника и тихо выбираются из норы тарантула. Что же стало с коконом? 

Только несколько случайно уцелевших паучков вышли из него и уселись на спине своей 

матери.  Но  тарантул  все  еще  прогревает  обезображенный  и  дырявый  кокон.  Как  же  его 

бросить!  Ведь  он  не  пустой,  а  инстинкт  позволяет  оставить  кокон  лишь  тогда,  когда  от 

него остается одна легкая оболочка.  

Проходит  много  дней.  В  тщетных  ожиданиях  паучат  самка  тарантула  худеет. 

Уцелевшие  паучки  или  сами  разбредаются  в  стороны,  или,  прежде  чем  это  сделать, 

нападают друг на друга. Жалкая и тощая самка теряет последние силы и погибает, обняв 

свое уничтоженное наездниками детище. Впрочем, не все пауки одинаковы и не столь уж 

однообразны  их  инстинкты,  как  принято  думать.  Некоторые  тарантулы  после  долгих 

ожиданий  разрывают  на  клочья  пораженные  коконы  и  тогда  покидают  норы.  Такие 

тарантулы иногда успевают изготовить еще другой кокон. 

Но где же наездники? Весна кончилась, все взрослые тарантулы давно уже вывели 

паучат, расселили их, сами погибли, и нет больше в природе коконов с яичками... Где же 

они?  

С  наступлением  лета  пустыня  выгорает,  кончается  юность  ядовитого  паука 

каракурта,  его  подросшие  дети  переселяются  в  теневые  укрытия.  Здесь  из  плотной 

паутины  выплетается  шаровидное  логово,  единственный  выход  из  которого  ведет  к 

широко  раскинутым  над  землей  паутинным  тенетам.  С  этого  момента  жизнь  каракурта 

становится  однообразной:  чуткое  ожидание  добычи,  стремительное  нападение,  потом 

обжорство,  откладка  яиц  и  изготовление  коконов.  Чем  больше  добычи,  тем  больше 

коконов.  Вскоре  все  стенки  логова  паука  обвешиваются  охотничьими  трофеями  - 

панцирями  убитых  и  высосанных  насекомых.  Паук  бросается  на  все  живое,  попавшее  в 

его сети. Только муравьи безнаказанно забредают в его жилище и растаскивают остатки 

несъеденной  пищи.  Как  добыча  они  слишком  малы.  Разве  убережешься  от  этих 

надоедливых насекомых, снующих решительно по всем закоулками!  

И вот среди муравьев, не отличимая от них по внешнему виду, осторожная и ловкая, 

появляется самка наездника. Она обстоятельно обследует коконы каракурта и обстукивает 

их долго и внимательно своими нежными усиками, пытаясь узнать, который из коконов с 

яичками? А найдя свежий кокон, откладывает в него свои яички. Теперь, сколько бы ни 

выходили  из  коконов  каракурта  наездники,  всем  им  хватит  дела:  ведь  до  самой  осени 

 

202 

будут  появляться  свежие  коконы  каракурта.  А  если  их  не  окажется,  то  выручат  коконы 

агелены. Только добраться до них гораздо труднее - этот паук осторожнее и, кроме того, 

тщательно  укутывает  яички  в  толстый  и  рыхлый  слой  своей  паутины.  Потом,  с 

наступлением осени, окуклившиеся наездники останутся в коконах каракурта и агелены и 

проведут там долгую зиму. Вылетят они весной, как раз к тому времени, когда тарантул 

начнет изготовлять свои коконы. И если бы не было тарантулов, наездникам негде было 

бы  развиваться  весной,  и  они  погибли  бы,  не  дождавшись  появления  яичек  каракурта  и 

агелены.  Так,  попеременно  на  трех  пауках  и  развиваются  наездники.  Они  сильно 

истребляют  яички  пауков,  и  поэтому  в  местности,  где  есть  тарантулы,  каракурты  и 

агелены, не бывает много ядовитых пауков. Население в такой местности живет спокойно, 

не опасаясь ядовитых укусов. Какое удивительное насекомое – этот наездник... 

 

 

Глинисто-солончаковая пустыня в предгорьях хр. Сюгаты 

 

Перепончатокрылое  насекомое  из  Сцелионид  -  Сцелио  бизулькус  -  крошечный  и 

отменный  враг  вредителя  бананов  –  бабочки  Колиголюрилохус  эквадорика.  Он  

прикрепляется к задним крыльям бабочки и путешествует с нею. Как только та начинает 

откладывать  яйца,  коварный  пассажир  тотчас  же  заражает  их  своими.  В  этот  момент 

задние крылья бабочки соприкасаются с яйцекладом и выходящими из него яичками, что 

облегчает задачу паразитоида.  

Интересно,  что  наездник  Ксенуфэкс  превосходно  отличает  пол  своего  хозяина  и 

прикрепляется  только  к  самкам,  не  обращая  внимания  на  самцов.  Заботливые 

паразитоиды  кладут  яички  и  на  насекомых,  обитающих  в  воде.  Крошечный  наездник 

Карафракус  цинктус  погружается  в  воду  и,  вибрируя  крыльями,  плавает,  разыскивая 

яички плавунцов. Только на них он помещает свои яички, и только в яичках этих водных 

жуков  может  развиваться  его  потомство.  Так  же  себя  ведет  наездник  Агриотеа.  Яички 

 

203 

свои  он  откладывает  в  водных  личинок  некоторых  пухокрылых.  Достается  и  потомству 

стрекоз  -  в  их  яички  поселяется  трихограмма  Полюнема  натанс.  В  ее  крыльях 

циркулирует кровь, благодаря чему под водой летательный аппарат выполняет еще одну 

функцию  -  служит  органом  дыхания.  Крошечная  трихограмма  яйцеед,  разыскивая  свою 

добычу,  гребет  крыльями,  как  веслами.  Маленькие  наезднички  мимариды  тоже  ловко 

плавают под водой, где гребут бахромчатыми крыльями, разыскивая кладку яичек водных 

клопов.  

Крошечный  черный  Агриотипус  арматус  ныряет,  чтобы  разыскать  личинок 

ручейников и отложить в них свои яички. Под водой этот аквалангист может оставаться 

около десяти минут. Другой крошечный наездник Прествичия акватика может находиться 

там  более  двух  часов,  ловко  гребет  крыльями,  покрытыми  длинными  волосками, 

разыскивая  яйца  жуков  плавунцов.  В  одно  яйцо  плавунца  наездничек  откладывает  до 

пяти-десяти  своих  яиц  –  такой  он  маленький.  Паразитоиды  откладывают  яички  в  тело 

хозяина  с  помощью  иголочки-яйцеклада,  иногда  очень  длинной,  когда  приходится 

добираться  до  хозяина,  сидящего  где-нибудь  глубоко  от  поверхности  в  тканях  растения 

или в земле. Порой яйцеклад коротенький и служит только для прокола покровов хозяина, 

подчас  он  снабжен  особым  заостренным  сверлом  с  зубчатыми  иголочками  и  острыми 

ножичками.  Инструмент  большой  сложности  действует  безупречно  в  обстановке,  для 

которой он предназначен.  

Масса  приспособлений  существует  и  у  яичек,  откладываемых  на  тело  хозяина.  Их 

накрепко  приклеивают  к  покровам  тела  хозяина  или  вонзают  в  него  остренькими 

гарпунчиками.  Наездник  Панискус  виргатус  вкалывает  острый  кончик  яичка  в  кожу 

гусеницы. Как только его острие погрузилось в тело жертвы, оно тотчас же разбухает и на 

нем образуется утолщение, благодаря которому яичко, как на якоре, прочно удерживается 

на  месте.  Чаще  всего  насекомое-паразитоид  ловко  и  незаметно  помещает  яички  на  тело 

ничего не подозревающего хозяина.  

Крошечный наездник семейства Афидидэ, паразитирующий на тлях, наткнувшись на 

колонии  этих  насекомых,  тотчас  же,  подражая  муравьям,  начинает  постукивать  усиками 

свою  жертву,  обманывая  ее  бдительность;  затем,  выдвинув  кпереди  брюшко,  втыкает  в 

тело  яйцеклад  и,  отложив  яичко,  быстро  отскакивает  в  сторону,  чтобы  не  оказаться 

забрызганным тлевыми выделениями. Но не всегда обходится без сопротивления хозяина. 

Некоторым  наездникам  случается  преодолевать  его  большое  упорство:  крошечное 

насекомое,  угнездившееся  на  гусенице,  извивающейся  с  невероятной  быстротой,  чтобы 

сбросить  с  себя  непрошенного  гостя,  действительно  похоже  на  лихого  жокея, 

объезжающего дикую и необученную лошадь. Борьба хозяина с паразитоидом производит 

большое  впечатление  на  наблюдателя.  Отсюда  и  пошло  крылатое  прозвище  «наездник», 

которым теперь и обозначают большую группу паразитоидов. 

 

БЕЛОНОГИЙ  БРАКОНИД.  Над  краем  муравейника  лесного  рыжего  муравья  в 

воздухе, усиленно работая крыльями, повисло крошечное насекомое. Вот оно метнулось в 

сторону и снова застыло, переместилось чуточку вперед, задержалось на одном месте и, 

промчавшись  боком,  село  на  травинку.  Конечно,  не  зря  эта  малышка  оказалась  над 

муравейником  и  что-то  там  высматривала.  Тут  непременно  должна  быть  определенная 

цель. Но какая? Придется вооружиться терпением и засесть возле муравейника. В лупу я 

вижу большую черную головку, с прямыми, как палочка, усиками, тонкое, с узкой талией 

брюшко, белые крепкие ноги. По внешнему виду это - типичный наездник браконид. Пока 

я  рассматриваю  присевшего  на  травинку  наездника,  над  муравейником  появляется  еще 

несколько  застывших  в  воздухе  точек.  Вот  одна  из  них  вплотную  приблизилась  к 

муравью,  но  тот  заметил  и  поднялся  на  ноги,  угрожающе  раскрыл  челюсти  и  чуть  не 

схватил  за  белые  ноги  наездника.  Оказывается,  муравьи  знают  врага,  наверное,  хорошо 

улавливают  легкий,  бесшумный  для  человеческого  слуха  трепет  крыльев,  вот  почему 

наездника  все  время  преследуют  неудачи.  Охота  за  муравьями  продолжается  долго  и 

 

204 

настойчиво.  Но  разве  среди  большой  компании  не  найдутся  зеваки?  И,  обнаружив, 

наконец,  такого,  наездник  стремительно  подлетает  сзади,  на  какую-то  долю  секунды 

присаживается на тело жертвы и в самый кончик брюшка откладывает маленькое яичко. 

Все  это  совершается  настолько  быстро,  что,  пока  оплошавший  муравей  успевает 

опомниться,  наездник  как  ни  в  чем  не  бывало  уже  висит  в  воздухе  на  неутомимых 

крыльях. И так, долгая напряженная охота, долгие поиски, множество неудач, промахов и, 

наконец,  яичко  отложено,  детка  устроена.  Что  же  будет  потом?  Личинка  съест 

внутренности  муравья,  а  его  оставшийся  панцирь  выбросит  из  муравейника.  Тогда  из 

куколки,  расположенной  внутри  муравья,  выйдет  наездник  и  тоже  начнет  свою 

неустанную охоту.  

Белоногий  наездник  – давний  противник  рыжего  лесного  муравья.  Досаждает  он  и 

его ближним родственникам – муравью рыжему луговому и рыжему красноголовому. Он 

никогда не летает над самым верхом муравейника, где чаще всего толпятся муравьи: там 

обязательно  найдутся  опытные  и  поднимут  тревогу.  Его  охотничий  участок  –  окраина 

муравейника,  где  их  мало  и  легче  найти  неопытного  одиночку.  Впрочем,  наездник  не 

щадит и тех, кто очень занят какой-либо работой и плохо замечает происходящее вокруг. 

А если муравейник встревожен, на него напали враги, все силы и внимание направлены на 

определенную  цель  и  остальное  забыто!  Вот  тогда  оживляются  наездники.  С  каким 

рвением и успехом они совершают свое коварное ремесло! Ловок белоногий наездник, и 

немало муравьев от него погибает... 

 

Оса  Ларра  анафема  (рис.  237)  -  специалист  по  медведкам  (рис.  238).  Она  находит 

свою  добычу  в  подземных  ходах  и  обязательно  выгоняет  ее  наружу,  парализует  тремя 

ударами  жала  точно  в  три  грудных  сегмента.  Потом  она  откладывает  яичко.  Через 

несколько минут медведка оживает, уползает обратно в свое царство подземных галерей. 

Но  судьба  ее  уже  решена  -  личинка  осы  съест  медведку  без  остатка.  Обитающий  в 

Америке  другой  враг  медведки  -  оса  Ларра  аналис  -  парализует  ее,  затем  прокалывает 

отверстие в покровах медведки, пьет вытекающую из ранки кровь, скребет брюшком тело 

добычи и тогда уже кладет на него яичко. 

 

  

 

 

Рис. 237 - Оса Ларра анафема 

(коллекционный экземпляр) 

 

Рис. 238 – Медведка (Гриллотальпа) 

 

Бескрылая  самка  наездника  Гелис  Мариковского  (рис.  239),  подражающая  своей 

внешностью  муравью,  откладывает  яички  в  коконы  ядовитого  падка  каракурта;  перед 

операцией  временно  лишает  его  подвижности  и  болевой  чувствительности,  то  есть 

применяет  самый  настоящий  наркоз,  к  изобретению  которого  человек  пришел  совсем 

недавно.  Так  же  поступают  многие  наездники  эфиальты,  криптусы,  примитивные 

 

205 

ихневмониды,  бракониды  и  хальциды.  Более  высокоорганизованные  наездники 

парализуют добычу только на время откладки яичек. Еще более совершенные наездники 

своего  хозяина  приспособились  заражать  безболезненно.  Очень  маленькая  бетилоидная 

оса  Склеродерма,  прогрызая  древесину,  с  удивительным  упорством  добирается  до 

личинки  дровосека.  Прежде  чем  отложить  в  него  яички,  она  много  раз  колет  ее  жалом. 

Вначале  оса  парализует  мышцы  мощных  и  опасных  для  нее  челюстей,  затем,  ползая  по 

телу, добирается и до остальных мышц. Чтобы полностью обезвредить громадную тушу 

своей  добычи,  крошечная  оса  тратит  несколько  дней.  После  столь  трудной  работы 

склеродерма  прокусывает  кожу  личинки,  питается  вытекающей  кровью  и  только  тогда, 

подкрепившись,  откладывает  около  полутора  сотен  яиц.  Интересно,  что  из  яичек 

впоследствии развивается два типа самок и самцов  - крылатые и бескрылые. Бескрылые 

самки и самцы оплодотворяются тут же, в камере личинки дровосека, тогда как крылатым 

предстоит перед этим актом долгое путешествие. 

Не все наездники  утруждают себя поисками хозяина, есть и такие, которые просто 

разбрасывают яички, рассчитывая, что их рано или поздно проглотят с листьями те, для 

которых  они  предназначены.  Такова  муха  тахина  Псевдогония  цинерасценс,  яички 

которой развиваются в гусеницах зерновой совки. Она завзятая лентяйка, и, казалось бы, 

шансов  попасть  яичку  вместе  с  зеленым  листиком  в  кишечник  гусеницы  до  крайности 

мало. Но, чтобы не оказаться в проигрыше в этом сложном соревновании, в котором так 

много значит случай, каждая муха откладывает более семи тысяч крохотных яичек. Кому-

нибудь из такой компании да посчастливится!  

Красивые,  с  металлическим  отблеском  наездники  Оразема  из  хальцид  -  довольно 

крупные, с презабавным плоским брюшком; они разбрасывают яички возле муравейников. 

Вскоре  же  выходят  крошечные  и  очень  подвижные  личинки,  которые,  проникая  в 

муравейник,  сами  устраивают  свою  судьбу,  забираясь  в  тело  куколок.  Та  же  тактика 

свойственна  и  жукам  майкам,  нарывникам.  Из  их  яичек  тоже  выходят  подвижные 

личиночки,  разыскивающие  свою  добычу  –  кубышки  кобылок  и  ячейки  пчел.  Таким 

матерям, в известной мере оставляющим свое потомство на произвол судьбы, приходится 

компенсировать  свою  беспечность  громадной  яйценоскостью.  Неслучайно,  самка  жука 

майки (рис. 240) обладает большим брюшком, набитым яйцами, из-за него она не может 

летать и только с трудом передвигается по земле, волоча свое грузное тело. 

 

    

 

 

Рис. 239 - Наездник Гелис Мариковского 

(фото П.И. Мариковского) 

 

Рис. 240 – Жук-майка (Мелоэ) 

 

Когда  добычи  мало,  среди  наездников  одного  и  того  же  вида  возникает  косвенное 

соревнование.  Кто  скорее  найдет  хозяина,  кто  раньше  всех  отложит  в  него  яички!  Ведь 

тому, кто запоздал, бессмысленно класть яички туда, где уже занято! Если даже яички и 

будут  отложены,  то  личинки  застанут  там  других,  подросших,  которые,  не  считаясь  с 

 

206 

родством,  съедят  запоздалых  конкурентов.  В  этой  кровавой  борьбе  каннибалов  выходят 

победителями самые сильные, изворотливые. Но кончается война на благо вида. Впрочем, 

многие  наездники  научились  избегать  ненужного  кровопролития  и  умеют  различать 

хозяина зараженного от не зараженного.  

Некоторые же из них, устроив в свою жертву потомство, чтобы избежать возможной 

конкуренции,  ставят  особую  метку,  вывеску,  гласящую  о  том,  что  хозяин  занят,  ищите 

другого,  свободного.  Иногда  такой  условный  знак  может  оказаться  бесполезным  и  даже 

вредным,  когда  у  этого  наездника  есть  тоже  враг,  тоже  паразитоид.  По  метке  он  и 

разыщет, какого ему надо хозяина. Жизнь насекомых-паразитоидов иногда до крайности 

усложнена.  Среди  них  немало  таких,  которые  приучились  паразитировать  на 

паразитоидах  же,  только  другого  вида.  Отложит  яички  в  хозяина,  из  них  разовьются 

личинки, а на этих личинках уже приготовился отложить яички другой, специально к ним 

приспособленный  паразитоид.  Он  ждет,  подкарауливает.  Бывает  и  так,  что  на  второго 

паразитоида  охотится  третий.  Так  и  существуют  они,  строго  зависимые  друг  от  друга. 

Обозначили  их  условно:  первого,  второго  и  третьего  порядка.  И  живут  паразитоиды 

подчиненными  строгой  последовательности,  которая  возникла  издавна  и  укоренилась 

навечно.  

Есть  наездники,  личинки  которых  развиваются  в  плодах  растений.  Такова 

люцерновая  толстоножка  Брухофагус  гибус.  Она  оставляет  яички  в  оплодотворенной 

завязи  цветков  люцерны,  чем  приносит  немалый  вред  этой  ценной  семенной  культуре. 

Урюковая толстоножка кладет яички в незрелые плоды абрикоса. Наезднички семейства 

Агаонидэ  развиваются  в  плодах  инжира.  Но,  заражая  цветки,  они  одновременно  их  и 

опыляют; без них растение не дает семян. 

 

ДЛЯ ДЕТКИ ЗАГОТАВЛИВАЮТ КОНСЕРВИРОВАННУЮ ЕДУ 

 

Есть специалисты среди насекомых, устраивающие свое потомство в живую добычу. 

Но они поступают иначе. Добычу не караулят, замаскировавшись, не подбрасывают яичко 

исподволь. Они - парализаторы. Смелые, настойчивые, ловкие, удивительно расчетливые 

и  умелые.  Находят  жертву  для  будущей  детки,  примеряются  и,  неожиданно  налетая, 

вонзают в тело острое жало-стилет с капелькой яда. Не просто парализуют, втыкая свой 

стилет куда попало (так надо слишком много яда!), а  в определенные места:  в головной 

мозг,  в  нервные  узлы.  И  действуют  удивительно  безошибочно,  с  расчетом,  будто 

основанном  на  тщательном  и  скрупулезном  изучении  анатомии  своей  добычи.  Эта 

поразительная  точность  всегда  удивляла  ученых.  Действительно,  сколько,  казалось  бы, 

надо  умения,  чтобы  одним  ударом  жала  в  рот  пауку,  причем,  ударом  молниеносным, 

добраться самым кончиком своего шприца до крохотного комочка нервной ткани - мозга! 

Или  в  каждом  сегменте  гусеницы  точно  поразить  нервные  узелки!  Или  парализовать 

кобылку несколькими ударами по главнным скоплениям нервных клеток! 

 

КАМБАЗ.  Пустыня  выгорает  от  летнего  зноя.  Пауки  каракурты  оставляют  свои 

жилища  -  беспорядочные  паутинки,  растянутые  между  травинками,  и,  гонимые  зноем, 

переселяются во всевозможные укрытия: в норы грызунов, под кустарники и травы, под 

комья  земли.  Здесь  они  плетут  шаробразное  логово,  от  которого  во  все  стороны 

растягивают  крепкие,  упругие  и  блестящие  паутинные  нити.  В  полумраке  логова  паук 

сидит  настороже,  ожидая  появления  добычи.  А  вокруг  пустыня  звенит  от  неумолчного 

пения  множества  кобылок  и  сверкает,  расцвеченная  крыльями  неутомимых  музыкантов. 

Неосторожный  прыжок  -  и  кобылка  падает  на  паутинные  нити  затаившегося  хищника. 

Раскачиваясь на нитях, как на качелях, жертва хочет выпрыгнуть обратно. Но в это время 

из  темного  логова  поспешно  выкатывается  черный  шарик  и  мчится  к  добыче. 

Молниеносный  бросок  -  и  из  брюшка  паука  вылетает  капелька  стекловидно-прозрачной 

липкой  жидкости.  Она  облепляет  кобылке  ноги.  Та  пытается  освободиться  от  клейкого 

 

207 

комочка.  Еще  секунда  –  и  можно  убежать  из  плена.  Но  миг  спасения  утерян  –  вокруг 

кобылки  уже  вьется  черный  паук,  набрасывая  все  новые  петли  паутинных нитей.  Затем, 

осторожно обрывая нити с одной стороны и подтягивая их с другой, он добивается того, 

что  кобылка,  беспомощно  вздрагивая,  повисает  в  воздухе.  Жадный  и  трусливый  паук 

осторожно подбирается к обреченной жертве и тихонько вонзает свои ядовитые крючья в 

кончик  ее  ноги.  Теперь  добыча  побеждена.  Несколько  минут  –  и  она  бьется  в 

предсмертных  судорогах.  Последний  раз  шевельнулись  усики,  протянулись  ноги  – 

кобылка мертва. Прожорливый паук тащит ее в свое темное логово. Каракурт ненасытен. 

Высохшие  панцири  кобылок,  жуков  чернотелок,  пустынных  дровосеков  доркадов  и 

многих других насекомых развешаны по стенкам логова, валяются на земле под тенетами, 

выдавая жилище опасного черного разбойника.  

 

 

 

Сухая каменистая пустыня в предгорьях хребта Архарлы 

 

У  каракурта  много  неприятелей.  Они  сдерживают  его  размножение.  Лишь  иногда 

условия  жизни  складываются  для  каракурта  благоприятно,  и  ядовитый  паук  сильно 

размножается. Тогда от его укусов страдают люди и домашние животные. Однако засилье 

каракуртов  продолжается  недолго:  вскоре  пауков  начинают  усиленно  истреблять  его 

враги.  Еще  в  давние  времена  жители  Средней  Азии  хорошо  знали  черную  осу,  которая 

уничтожала  каракурта.  Они  ее  называли  «камбаз»,  что  в  переводе  означает  «заботливая 

голова». Около пятидесяти лет назад ученый К.Н. Россиков писал, что появление камбаза 

в кочевьях или около юрт непременно вызывало среди людей восторг и радостный крик: 

«Камбаз!  Камбаз!»  Считалось,  что  камбаз  уничтожает  страшного  для  всего  неселения 

степей  паука  -  каракурта.  Ученые  установили,  что  в  Италии,  где  также  распространен 

каракурт, живет оса, нападающая на паука; называли ее в народе «мухой святого Иоанна».  

 

208 

Как  бы  повидать  камбаза,  познакомиться  с  его  внешностью,  узнать  образ  жизни? 

Ведь о нем ничего точно не известно, и никто еще не описал как следует его образ жизни, 

способ охоты на свою опасную добычу.  

Минуют  дни,  недели.  Под  палящим  солнцем  пройдено  много  километров, 

пересмотрено  множество  логовищ  каракурта.  Но  настойчивые  поиски  безрезультатны. 

Почему-то  черная  оса  стала  редкой,  о  ее  былой  славе  местное  население  забыло  и  не 

помнит  даже  слова  «камбаз».  Вокруг  часто  встречаются  ближайшие  родичи  камбаза  – 

черные  осы  помпилы  (рис.  241),  изящные,  стройные,  иссиня-черные,  с  нервно 

вибрирующими усиками. Но они не обращают внимания на каракурта. А камбаза нет...  

Наступила  новая  весна,  отзвенела  песнями  жаворонков  пустыня.  А  когда  все 

выгорело  и  каракурты  перебрались  в  новые  жилища,  мне  неожиданно  встретился  и 

камбаз.  Маленький,  совершенно  черный,  он  сидел  у  входа  в  логовище  каракурта  и  так 

энергично  чистил  ногами  свои  блестящие  черные  крылья,  будто  только  что  закончил 

тяжелую  работу.  Подобраться  к  осе  с  сачком  было  невозможно.  Едва  я  к  ней  протянул 

пинцет,  как  она  вспорхнула,  мелькнула  черной  точкой  на  светлом  фоне  пустыни  и 

бесследно исчезла. Каракурта в логове не оказалось, свежевыплетенный кокон висел без 

хозяина. Сомнений быть не могло: черная оса, истребившая паука, и была камбазом. Ведь 

каракурт никогда не отлучается из своего жилища. Осторожно, слой за слоем разгребаю 

почву.  Вот  среди  комочков  земли  показалась  черная  спинка  каракурта.  Паук  недвижим, 

только слегка вздрагивают его ротовые придатки. Он парализован осой. На брюшке паука 

прикреплена  маленькая  личинка.  Скорее  поместить  находку  в  банку  с  землей!  Личинка 

вскоре  слиняла  и,  как  бы  выскользнув  из  своей  старой  оболочки,  погрузилась  в  тело 

паука.  Судя  по  всему,  внутри  паука  личинка  будет  питаться,  окуклится  к  концу  лета, 

перезимует,  и  оса  вылетит  из  нее  точно  к  тому  времени,  когда  появятся  взрослые 

каракурты.  Теперь,  зная  в  чем  дело,  надо  обыскать  все  логова,  из  которых  исчезли 

каракурты.  Вскоре  в  банке  с  землей  покоится  уж  десяток  парализованных  камбазами 

пауков.  Но  это  не  все.  Надо  еще  посмотреть  на  охоту  чудесного  хищника.  Не  пойти  ли 

следом  вот  за  этой  маленькой  черной  осой?  Она  так  похожа  на  виденного  у  логова 

камбаза. 

Оса вся в движении. Заползает во всевозможные щелки, часто вспархивает, и тогда, 

напрягая  зрение,  приходится  быстро  бежать  за  нею.  Она  явно  кого-то  разыскивает. 

Поиски  ее  недолги:  тенета  ядовитых  пауков  растянуты  чуть  ли  не  через  каждые  пять-

десять метров. Осторожно и ловко она забирается на тенета. Крупные щетинки на лапах, 

отстоящие под прямым  углом, помогают ей свободно бегать по паутинным нитям. Паук 

не реагирует на пришельца. Он его не видит, а легчайшее сотрясение паутины ничем не 

напоминает  ему  отчаянные  движения  пытающейся  освободиться  из  тенет  добычи. 

Забравшись  в  логово  чуть  выше  паука,  оса  замирает.  Теперь  каракурт  может  легко 

расправиться с маленьким смелым охотником - достаточно бросить в него каплю липкой 

жидкости.  Но  паук  равнодушен,  недвижим.  Видит  ли  он  сейчас  осу?  В  темноте  логова 

черная оса не различима.  

Проходит несколько минут. Оса все еще неподвижна. Она будто ждет подходящего 

момента,  примеряясь  к  громадной  туше  хищника,  лениво  висящего  книзу  спиной  на 

нескольких паутинках. Нападение совершается внезапно. С молниеносной быстротой оса 

вонзает в рот наука длинное тонкое жало. Еще два-три удара в то же место - и мозг паука 

поражен; смелая охотница, отскочив в сторону, раскачивается на тенетах, отряхивая ноги. 

Тело  каракурта  конвульсивно  вздрагивает,  на  конце  брюшка  появляется  маленькая 

серовато-белая  капелька  паутинной  жидкости  -  паук  не  успел  прибегнуть  к  оружию. 

Потом  распростертые  в  сторону  ноги  каракурта  вяло  прижимаются  к  телу,  и  он 

безжизненно повисает на паутине. Оса ощупывает паука  усиками, затем в рыхлой земле 

тенистого  углубления  логова  она  поспешно  делает  небольшую  норку.  Во  все  стороны 

летят  комочки  земли,  отбрасываемые  ногами  осы.  Иногда  энергичная  строительница, 

прерывая  работу,  подбегает  к  добыче,  как  бы  желая  убедиться  в  ее  сохранности.  В 

 

209 

приготовленную норку она затаскивает паука, проявляя при этом не только ловкость, но и 

изрядную  силу.  Потом  прикрепляет  к  телу  паука  тут  же  рожденную  личинку,  засыпает 

норку и, кончив дела, принимается за чистку своего блестящего наряда. 

«Не  упустить  бы  ее»,  -  думаю  я,  взмахнув  сачком.  Но,  ловко  увернувшись,  оса 

улетает...  Опять  продолжаю  поиски  камбаза.  Нужно  добыть  хотя  бы  одну  осу,  чтобы 

узнать ее видовое название. Быть может, она еще никем из энтомологов не была поймана 

и не известна для науки. Временами хочется бросить долгие и утомительные поиски. Ведь 

в  банке  с  парализованными  каракуртами  растут  личинки  камбаза.  Однако  сохранить 

насекомых в искусственных условиях трудно. И вот удача – опять повстречалась оса. Она 

только что подлетела к логову каракурта. Пора ловить. Но так хочется еще раз поглядеть 

на ее охотничьи подвиги! Обежав со всех сторон жилище каракурта, оса останавливается 

под  тенетами,  замирает  на  несколько  секунд  и  потом  неожиданно  начинает  быстро-

быстро колотить усиками по паутинным нитям. Проходит еще несколько секунд. Во входе 

логова  появляется  черный  паук.  Он  нехотя  шевелит  длинными  ногами,  перебирая 

паутинные нити, пытается определить, откуда сотрясение и кто попался в тенета. Сейчас 

паук  будет  нападать.  Но  что  с  ним  стало!  Как-то  нерешительно,  семеня  и  вздрагивая 

ногами,  толстый  паук  лениво  приближается  к  осе.  До  нее  осталось  несколько 

сантиметров...  Может  быть,  он  очнется,  брызнет  паутинной  жидкостью!  Но  каракурт 

апатичен, продолжает трусливо вздрагивать. И вдруг камбаз срывается с места, взлетает 

над пауком, молниеносно наносит удар «кинжалом». 

Паук  побежден,  безжизненным,  вялым  мешком  повисает  на  тенетах.  Ловко, 

перебирая ногами паутинные нити, оса спешит вниз, чтобы выбрать место для погребения 

своей добычи. Два камбаза – два различных способа охоты! Быть может, есть несколько 

видов ос, истребляющих каракуртов, И каждому из них свойственны свои, испокон веков 

унаследованные  от  предков  приемы  охоты?  Но  с  чудесными  охотниками  на  ядовитых 

пауков  мне  больше  не  удается  встретиться,  и  вопросы  остаются  без  ответа.  Погибли  и 

личинки  камбазов  в  банке  с  парализованными  пауками.  От  излишней  влаги  там  все 

поросло грибками... 

Искусство  парализаторов  свойственно  только  осам  –  обладателям  острого  жала  и 

соединенной  с  ним  ядовитой  железы.  Другим  насекомым  это  мастерство  неведомо. 

Разумеется, не все осы умеют быть парализаторами. Так же, как и наездники, каждый вид 

–  узкий  специалист  и  способен  охотиться  только  на  строго  определенную  добычу. 

Универсализм  в  столь  тонком  деле  невозможен.  Благодаря  узкой  специализации 

парализаторы  приобрели  навыки  точной  работы,  всегда  поражающей  воображение 

ученых.  Осы  сколии  (рис.  242),  например,  охотятся  на  личинок  жуков  семейства 

пластинчатоусых.  

 

     

 

 

Рис. 241 – Оса-помпил Аноплиус 

 

 

Рис. 242 – Оса Сколия 

 

 

 

210 

 

Но разные виды ос сколий избрали для себя и разные виды жуков. Сколия садовая 

охотится  на  личинок  жука  носорога  (рис.  243),  сколия  пятнистая  -  на  жука  аноксию, 

сколия  мохнатая  -  на  жука  бронзовку.  Оса  Аноплиус  самариензис  парализует  только 

южнорусского  тарантула.  При  этом  различные  размеры  этих  ос,  оказывается,  зависят  от 

того, на какую расу тарантула отложено яичко: на мелкую и с годичным циклом или на 

крупную, развивающуюся в течение двух лет. Осы бембиксы (рис. 244) не столь строги в 

выборе  добычи  и  вначале  кормят  личинок  мелкими  мухами,  затем  уже  снабжают  их 

только  слепнями.  Впрочем,  бембиксы  не  такие  уж  и  ловкие  и  жалят  свою  добычу  куда 

попало, лишь бы сделать ее беззащитной. Дальше с нею расправляется уже подросшая и 

ожидающая пищу детка осы. 

 

    

 

 

Рис. 243 – Жук-носорог (Ориктес) 

 

Рис. 244 – Оса Бембикс 

 

 

ОСЫ  БЕМБИКСЫ.  На  крутых  холмах,  опоясывающих  высокие  горы  с  еловыми 

лесами и белыми снегами, я вижу три полоски дорог. Одна, самая правая, темная, слабо 

заметная,  наверное,  трудная  и  малоезженая.  Другая  светлее  всех,  и  на  ее  пути  далеко 

видны три ярких белых пятнышка, должно быть, палатки. Самая левая очень извилистая, 

местами  исчерчена  продольными  полосками,  возможно,  размыта  овражками.  Все  три 

дороги  не  известны,  значит,  интересны,  и  я  наугад  выбираю  среднюю.  Очень  крутой 

склон  преодолен,  а  дальше  путь  легче.  Не  подвела  маленькая  машина  -  мотоцикл  с 

коляской,  мой  постоянный  разведчик  пустынь,  степей  и  горных  лесов.  Проходит  еще 

немного времени, и внизу открывается безбрежная равнина. Ее край не виден. Он теряется 

в  дымке.  На  ней  темными  пятнами  селения, желтые  квадраты  созревших  посевов  хлеба, 

узкие  темные  полоски  дорог,  обсаженные  тополями.  А  у  самых  ног  расстилается  город. 

Над  ним  угрюмой  косматой  шапкой  повисла  коричневая  мгла  дыма.  Пора  продолжать 

путь. Вот и близко еловые леса, и ледники сверкают на солнце ослепительно ярко. Из-за 

бугра  показываются  три  больших  палатки.  Здесь,  оказывается,  расположена  колхозная 

ферма, и неподалеку по тучной траве бродят коровы. 

- Милое здесь место, - рассказывает старик-бригадир. - Воздух чистый, трава густая, 

сверху видать все наши поля и дома. Человеку благодать и скоту хорошо - слепней мало. 

Вот  ты  скажи  нам,  -  продолжает  он,  -  где  только  мне  не  приходилось  пасти  скот  -  и  в 

Казачке, и в Каратуруке, и в Рахате – везде мучает слепень. А вот здесь его мало. Почти 

совсем нет. 

Сначала  мне  кажется,  старик  что-то  путает,  быть  может,  преувеличивает.  Вчера  из 

города привезли доильный агрегат, а сегодня к великому  удовольствию всех работников 

фермы стрекочет мотор, машина делает доброе дело, и у старика отличное настроение, все 

кажется ему хорошим.  

 

 

211 

 

 

«Прилавки» Заилийского Алатау 

 

Где-то  в  тайниках  моей  памяти  шевелится  догадка  и  вспыхивает  слабая  надежда. 

Неужели сейчас опять произойдет встреча с моими старыми знакомыми - бембиксами? Ну 

что  же!  Не  беда,  что  я  сегодня  не  доберусь  до  еловых  лесов  и  не  увижу  поближе 

сверкающие  белизной  ледники.  Бембиксы  стоят  того,  чтобы  ими  заняться.  И,  оставив 

мотоцикл  возле  белых  палаток,  я  иду  к  коровам.  Животные  спокойно  пасутся:  тихие 

шорохи, глубокие вздохи, ленивое помахивание хвостами, запах молока. И больше будто 

нет  ничего  примечательного.  Но  раздается  легкий  гул  крыльев,  и  я  вижу  рядом  возле 

коровы  крутится  кто-то  неугомонный,  жужжит,  что-то  разыскивает.  Да  это  он,  бембикс, 

истребитель  слепней.  Этих  ос  здесь  немало  –  не  менее  десятка.  Коровы  равнодушны  к 

ним,  не  обращают  на  них  внимания,  не  отмахиваются  хвостами.  А  слепни?  Какие  они 

смирные,  как  прячутся  в  траве!  А  кто  на  животном  –  прижался,  не  шевелится,  замер, 

испугался!  Безошибочный  инстинкт  предков  подсказал  кровососам  близость  опасности. 

Жалкие,  трусливые  кровопийцы!  Где  уж  вам  уберечься!  Вот  резкий  бросок  –  слепень 

схвачен  осой  с  ноги  коровы,  оба  –  хищник  и  добыча  –  падают  на  землю.  Ничего  не 

разобрать  в  копошащемся  на  траве  клубке.  Несколько  секунд  схватки  -  и  слепень 

недвижим,  а  удачливый  охотник,  прижав  добычу  к  брюшку,  взлетает  в  воздух.  Черная 

точка все выше и меньше, потом под углом поворачивает и мчится через овраг в сторону 

другого  продольного  холма  и  быстро  уменьшается.  Растаяла,  исчезла.  Странно!  Зачем 

туда полетел бембикс, что ему там надо, к чему отправился в дальний путь? Неужели нет 

места здесь, поблизости, чтобы выкопать норку, спрятать в нее кровопийцу и, отложив на 

него  яичко,  закончить  заботу  о  детке?  Он,  наверное,  залетел  сюда  случайно,  какой-то 

непутевый, чужестранец. Посмотрим, куда направятся другие, где они будут копать свои 

норки... Но все до единого бембиксы летят с добычей через глубокий овраг, на соседний 

холм.  Непонятные  у  ос  порядки!  Придется  разведывать  их  путь  через  глубокий  овраг. 

 

212 

Нелегкая это задача. По крутым склонам, покрытым травою, скользят ноги, а сердце так 

бьется,  будто  мотор  на  крутом  подъеме,  и  больно  ему  от  тяжкой  работы.  Вот  и  овраг, 

позади  и  гребень  другого  холма,  вон  и  та,  самая  левая  дорога,  которую  я  разглядывал 

снизу. В этом месте дождевые потоки промыли по дороге неглубокий, но крутой овражек. 

Отсюда  видны  и  белые  палатки,  и  стадо  коров.  Я  усаживаюсь  в  тени  большого  куста 

шиповника,  чтобы  отдышаться,  поглядывая  на  далекую  пустыню,  на  зеленые  пятна 

селений,  на  тонущий  в  дыму  город.  В  воздухе  показалась  какая-то черная  точка  и  стала 

медленно  снижаться.  Вот  она  уже  реет  над  землей;  на  короткое  мгновение  застывает  на 

одном месте. Да это он, бембикс, мой милый знакомый и не один, а с убитым слепнем. Он 

только что перелетел через глубокий овраг и сейчас замешкался, будто задумался, где его 

норка? Норка оказалась совсем рядом, и охотник ныряет в нее вместе с добычей. И тогда – 

какая  удача!  –  я  вижу,  чего  никак  не  предполагал:  везде  на  склонах  овражка  виднеются 

норки с кучками выброшенной земли и возле каждой трудятся неутомимые враги слепней. 

Кто  роет  норку,  и  из  нее  струйками  вылетают  мелкие  частицы,  кто  без  устали  реет  над 

землей,  разыскивая  место  для  домика  будущей  детки,  кто  сидит  на  цветах,  лакомится 

нектаром, запасая энергию для предстоящих трудных дел. Все заняты, все деловиты.  

Я  доволен  находкой  колонии  бембиксов.  Здесь  следует  провести  несколько  дней, 

попытаться подробнее узнать о жизни этих интересных и полезных хищных насекомых. А 

сейчас  пора  в  обратный  путь  к  мотоциклу  –  опять  через  глубокий  овраг,  по  крутым  и 

скользким  его  склонам.  Да,  надо  поторопиться:  день  уже  на  исходе.  «Вот  и  раскрыл  я 

вашу загадку,  – говорю я старику бригадиру.  – Все дело в ручейке от  весенних дождей. 

Из-за него-то и не мучают вас здесь слепни, и коровы спокойно пасутся, не теряют в весе, 

как в других местах, и дают много молока. Даже, пожалуй, и не в ручейке дело, а в дороге. 

Она ведь гораздо старее, чем эта, которая ведет к вашим палаткам?» – «Да, по этой дороге 

еще  на  конях  ездили  в  горы  за  лесом  отцы  и  деды!»  –  кивает  головой  старик.  Мое 

объяснение ему непонятно, не нравится:  

- Причем тут дороги, ручейки и слепни? 

-  Как  причем?  По  дороге  обнажилась  земля  и  стала  свободной  от  трав  и  дерна.  По 

ней побежали ручейки и вымыли в одном месте узенький овражек – он как раз напротив 

фермы, и длина его не более трех сотен метров. А когда появился овражек, в его рыхлых 

стенках стало легко рыть норки бембиксам, тем самым, которые кружатся возле коров и 

ловят  слепней.  Коровы  их  хорошо  знают,  не  боятся,  не  отмахиваются  хвостами.  Они  – 

спасители стада, трудятся все лето без устали, очищают от слепней животных. Мне даже 

кажется  –  для  них  сейчас  мало  добычи,  все  давно  истреблено,  и  в  их  цепкие  ноги 

попадают  только  те,  которые  прилетают  из  других  мест:  ведь  кровососы  –  хорошие 

летуны  и  могут  далеко  путешествовать.  Вот  какую  пользу  приносят  никому  неведомые 

друзья – замечательные осы бембиксы. Только жаль, что им приходится летать с грузом 

так  далеко  от  фермы  через  овраг  на  другой  холм.  А  ведь  чего  стоит  рядом  пройтись 

трактору с канавокопателем и вырыть ров? Специально для охотников за кровопийцами! 

Все удивляются тому, что я рассказал, и бембикс, вынутый из морилки, переходит из 

рук  в  руки.  Никто  не  думал,  что  он,  такой  маленький,  делает  большое  дело.  А  мне 

удивительно удачным кажется день, и я мысленно соглашаюсь со стариком-бригадиром, 

что это место действительно чудесное!.. 

 

Осу  филанта,  или  пчелиного  волка  (рис.  245),  не  любят  пчеловоды  за 

опустошительные  налеты  на  примерную  труженицу  –  медоносную  пчелу.  Она,  поймав 

добычу, сперва выдавливает из ее зобика нектар и жадно его слизывает. Оказывается, это 

делается  не  только  из  гастрономических  побуждений,  сколько  ради  того,  чтобы  не 

погубить  свою  детку,  для  которой  нектар  опасен.  Странные,  с  тонкой,  как  палочка, 

талией,  осы  сцелифроны  (рис.  246)  охотятся  только на  пауков  определенных  видов  – на 

цветочных  пауков  крабов,  на  ядовитых  каракуртов;  кто  к  кому  приспособлен  и  какое 

получил от своих предков в наследство мастерство парализатора. 

 

213 

 

     

 

 

Рис. 245 – Оса Филант 

 

Рис. 246 – Оса Сцелифрон 

 

 

СИНИЙ  СЦЕЛИФРОН.  Я  встретился  с  синим  сцелифроном  (рис.  247)  весной.  Это 

было  очень  короткое  знакомство.  Мы  возвращались  из  песчаной  пустыни  Сары-Ишик-

отрау. До города оставалось около ста километров. Приближалась ночь. Слева от дороги 

показались  угрюмые  черные  скалы,  и  между  ними  далеко  в  глубине  темного  ущелья 

сверкнула багровая от заката река Или. Это место над пропастью было очень красивым.  

 

 

 

Река Или в Капчагайском ущелье 

 

Рано  утром  я  медленно  иду  с  холма  на  холм  по  краю  пропасти  и  всюду  встречаю 

знакомых  обитателей  пустыни.  Но  вот  в  воздухе  быстро  проносится  что-то  большое, 

 

214 

темное  и  садится  за  куст  таволги.  Я  с  напряжением  крадусь  к  кусту:  там  ползают 

чернотелки,  скачут  кобылки  и  более  нет  никого.  Может  быть,  показалось?  Но 

шевельнулась  травинка,  и  на  голый  глиняный  косогорчик  выскочила  оса  сцелифрон.  Но 

не  такая,  как  все,  а  большая,  ярко-синяя,  сверкающая  блестящим  одеянием,  ловкая, 

быстрая,  гибкая.  Она  промчалась  среди  сухих  растений,  на  секунду  задержалась,  что-то 

схватила,  взлетела  и  также  стремительно  унеслась  вниз  в  ущелье  к  темным  скалам  и 

далекой реке. В Казахстане обитают два вида сцелифронов: черная, с желтыми ногами и 

поменьше,  темно-фиолетовая.  Но  вот  такой  красавицы,  как  эта,  никогда  в  жизни  я  не 

видел,  и  вся  короткая  встреча  с  ней  показалась  необычной.  Я  подошел  к  тому  месту, 

откуда  оса  взмыла  в  воздух,  и  всмотрелся.  На  травинках,  слегка  покачиваясь  от  ветра, 

висело логово-шапочка молодого ядовитого паука каракурта. Оно было пусто. Паук исчез. 

Неужели синий сцелифрон охотится за каракуртами?  

 

 

 

Рис. 247 – «Синий сцелифрон» - Туранский халибион 

 

Ядовитый  паук  каракурт  –  мой  старый  знакомый.  Я  много  лет  потратил  на  его 

изучение  и  детально  познакомился  с  образом  его  жизни,  узнал  всех  его  врагов,  но  о 

существовании  сцелифрона-истребителя  не  подозревал.  А  ведь  и  раньше,  я  хорошо 

помню,  с  тенет  всегда  таинственно  исчезали  молодые  самки  каракурта.  И  как  некстати 

были  эти  исчезновения:  за  многими  пауками  я  вел  длительные  наблюдения.  Тогда  я 

думал,  что  пауков  склевывают  скворцы  или  ночью  поедают  пустынные  ежи.  А  теперь, 

после  стольких  лет,  объявилась  эта  чудесная  оса!  Пока  я  раздумываю,  из  ущелья  вновь 

появилась синяя оса и села на землю. Как она быстро нашла каракурта, откуда у нее такое 

чутье или зрение! Доля секунды  – паук вытащен из логова. Несколько  ударов жалом по 

добыче,  и  оса  опять  мелькнула  в  воздухе  темной  точкой.  Теперь  я  настороже,  и  сачок 

крепко зажат в руках. Синего сцелифрона нельзя упустить. Этот загадочный истребитель 

ядовитого  каракурта  не  известен  науке,  его  надо  во  что  бы  то  ни  стало  изловить!  Но 

проходят минуты, час. Быть может, в это время оса уже отложила яичко на свою добычу, 

заделала ячейку, построила из глины новую и уже готова вновь заняться охотой. А вдруг 

она  нашла  еще  где-нибудь  каракуртов?  Все  осы  сцелифроны  –  строгие  специалисты,  и 

каждая охотится только на определенный вид паука. Проходит еще час. Солнце нещадно 

жжет,  земля  пышет  жаром  и  так  хочется    пить.  А  наши  запасы  пищи  и  воды  давно 

иссякли. Все пропало! Может быть, гнездо здесь рядом? Но на черных скалах нет никаких 

следов глиняных гнезд. Впрочем, разве мы в силах обыскать все ущелье!  

 

215 

Закончилась  весна.  Прошло  и  лето.  Наступила  осень.  В  ущелье  над  рекой 

потянулись на юг утки. Вечерами на каменных осыпях еще раздавались последние трели 

сверчков.  Пустыня,  изнывавшая  от  сухости,  казалось,  ждала  холода  и  влаги.  Оставив 

машину  на  берегу,  мы  карабкаемся  по  скалам,  ищем  гнезда  сцелифронов.  Но  ничего  не 

находим.  Тайна  синей  осы  остается  неразгаданной.  Но  я  не  унываю.  Наступит  время  и, 

быть  может,  мы  снова  с  ней  встретимся,  а  если  нет,  то  когда-нибудь  обязательно  это 

сделает  другой.  Все  равно  станет  известен  замечательный  истребитель  ядовитого  паука 

каракурта!.. 

 

Пять видов крупных ос пепсис, обитающих в Калифорнии, охотятся на пауков. Но 

каждый  пользуется  только  своим  особенным  приемом:  то  прокалывают  жалом  складку 

между ногой и грудью, то проникают им через рот. Приемы разные, но результат один и 

тот  же:  все  виды  ос  парализуют  капелькой  яда  мозг  паука,  находящийся  в  головогруди. 

Осы  аммофилы  (рис.  248)  охотятся  на  гусениц,  а  виды  близкого  рода  Эремохарес  –  на 

кобылок  и  богомолов.  Оса  сфекс  лангедокский  заготавливает  для  своих  личинок 

обязательно самку виноградной кобылки. На самцов она не обращает внимания, несмотря 

на  то,  что  отличия  между  ними  очень  незначительны.  Оса  Тифия  морио  выкармливает 

свое потомство личинками жука хруща Амфималон малис. Свою добычу она разыскивает 

под  землей  и  первый  укол  наносит  в  среднегрудь  между  ногами.  После  этого  приема  в 

теле парализованной личинки еще продолжаются мелкие сокращения мускулатуры. Тогда 

оса подкапывается под личинку, ставит ее вертикально и наносит более ста мелких уколов 

во все сегменты и, только совершив эту длительную процедуру, кладет на добычу яичко. 

Другая оса из того же рода - Тифиа фемората (рис. 249) - наносит около тридцати уколов 

личинке  жука  хруща.  Если  на  личинке  оказывается  яйцо,  ранее  отложенное  другой 

охотницей,  она  его  съедает,  но,  если  из  яйца  уже  вышла  личинка,  тифия,  подчиняясь 

неведомому этикету, ее не трогает и своего яйца не откладывает. Оса Лирис нигра  (рис. 

250) наносит четыре укола сверчку (рис. 251): три - в каждый сегмент груди и последний - 

в окологлоточное нервное кольцо. Последний укол имеет решающее значение, и, если он 

не сделан, сверчок может проснуться, и тогда детке охотницы не сдобровать.  

 

    

 

 

Рис. 248 – Оса Аммофила сабулѐза 

 

Рис. 249 – Оса Тифиа фемората 

 

Оса  Ампулекс  амоэна,  парализовав  таракана,  зачем-то  ампутирует  у  него  усики. 

Личинка  сосет  добычу  в  том  месте,  где  было  прикреплено  яйцо.  Такой  способ  питания 

считается примитивным. Насекомое, парализованное ничтожно маленькой капелькой яда 

в нервные узлы, становится неподвижным, не ест, не пьет, будто мертво или в глубоком 

сне, но жизнь теплится в его теле. Оно как бы превращается в живые консервы, не гниет, 

не  портится,  все  жизненные  процессы  приостановлены,  заторможены.  У  многих  из  них 

постепенно исчезает этот наркоз, и насекомое способно возвратиться к жизни. Но такого 

не  бывает.  Мать-парализатор  тотчас  же  откладывает  на  добычу  яичко  или  даже 

 

216 

крохотную  личинку,  и  та  пробирается  в  тушу  мяса,  заготовленную  родительницей,  и 

начинает  там  пировать.  Но  не  как  попало,  а  тоже  по  строгим  правилам  кулинарии, 

преподанным все тем же инстинктом, передаваемым из поколения в поколение! Сначала 

она поедает органы, имеющие малое значение для парализованного насекомого: жировое 

тело,  кишечник,  половые  железы,  а  затем,  в  последний  момент  –  нервы  и  кровеносные 

сосуды.  

 

    

 

 

Рис. 250 - Оса Лирис нигра 

 

Рис. 251 – Сверчок, добыча осы Лирис нигра 

 

Пиршество  длится  недолго:  приходится  спешить,  поедаемой  добычей  могут 

завладеть  гнилостные  бактерии.  Насекомые,  парализующие  свою  добычу,  как  нам 

кажется,  могут  представлять  интерес  для...  медицины.  Человек  немало  заимствовал 

мудрых  и  древних  правил  жизни  из  органической  природы,  и  так  называемая  наука 

бионика  уже  принесла  ему  немалую  услугу.  Может  быть,  полезно  и  хирургам 

использовать  средства  обезболивания,  подобные  тем,  которыми  обладают  насекомые-

парализаторы?  Ведь  они  действуют  только  на  нервные  сплетения,  головной  и  спинной 

мозг.  К  тому  же,  в  ничтожно  малых  дозах.  Пока  же  этого  нет.  Веществом  для  наркоза 

насыщают весь организм. Оно или инъецируется в ткани, или вводится в кровяное русло, 

или через легкие.  

К группе воинственных и ловких родителей относим и блох. «На каком основании?» 

-  может  спросить  читатель.  Издавна  энтомологов  удивляла  одна  особенность  этих 

неугомонных и неприятных насекомых. Блохи всегда выпивают крови из своего хозяина 

значительно больше, чем это требуется для собственного пропитания. Поглощая кровь в 

неумеренных  количествах,  они  выбрызгивают  ее  из  кишечника  непереваренной,  сами 

превращаясь в подобие крошечного насоса, выкачивающего из живой цистерны жидкость. 

Странное  и,  казалось  бы,  нелепое  поведение  блох  вскоре  разъяснилось.  Червеобразные 

личинки  блох  развиваются  в  земле,  там,  где  живет  хозяин  их  родителей:  в  норах, 

логовищах,  домах.  Здесь  они  и  питаются  теми  сгустками  или  даже  комочкам  высохшей 

крови, упавших на землю, которую заготавливают для них сообща родители. Так блохи, 

повинуясь голосу инстинкта, сами того не ведая, подкармливают свое потомство. 

 

ЛИЧИНКАМ СТРОЯТ СЪЕДОБНЫЙ ДОМИК 

 

Крошечной детке насекомого нужна не только пища, но и жилище, в котором можно 

беззаботно и безопасно провести детство. Разнообразие строительных инстинктов велико 

и  неперечислимо.  Но  дом  часто  не  только  укрытие,  но  и...  пища.  Не  забавно  ли:  дом, 

который можно есть? И такое бывает.! 

Жуки рода Опцидерес из дровосеков, обитающие в Америке, откладывают яички в 

тонкую  ветвь  дерева,  затем  подрезают  кольцом  ее  кору.  Веточка  подсыхает,  опадает  на 

землю,  и  в  ней  живет  и  питается  древесиной  потомство  усача.  Точно  так  же  делает 

 

217 

пятнистый  дровосек.  Прежде  чем  поместить  яичко  на  молодом  побеге  малины,  он 

выгрызает  вокруг  стебля  немного  ниже  верхушки  два  кольцевидных  пояска  в  полутора 

сантиметрах друг от друга, посредине между ними помещает яичко. Подрезанная с двух 

сторон веточка  увядает, опадает, что и предохраняет яйцо и развивающуюся личинку от 

повреждения разрастающими тканями. Самка усача Трагоцефала, устроив яичко в стволик 

или  в  ветку  дерева,  окольцовывает  их,  выгрызая  кору.  Стволик  усыхает,  иногда 

обламывается и падает на землю как раз к тому времени, когда из яичка выходит личинка 

(развиваться  в  живой  ткани  дерева  она  не  может).  Крошечные  комарики  галлицы  и 

орехотворки откладывают яички в почки и в завязи цветков. Потом в том месте, где оно 

лежит,  образуется  подчас  сложно  устроенная  опухоль  растения  или  галл  (рис.  252), 

которыми питаются личинки.  

В  развивающиеся  плоды  или  в  их  зачатки  помещают  свое  потомство  бабочки 

плодожорки,  жуки  зерновки,  мухи  пестрокрылки  (рис.  253)  и  многие  другие  насекомые. 

Сливовый долгоносик прогрызает в плоде сливы полость и заталкивает в нее яичко своим 

длинным  хоботком.  Потом  возле  этого  места  он  проделывает  в  виде  полумесяца  щель, 

благодаря ей, растущий плод не может раздавить яичко, и будущая личинка обеспечена и 

кровом, и едой.  

 

    

 

 

Рис. 252 – Галлы орехотворки (Родитес) 

на шиповнике 

 

Рис. 253 – Муха-пестрокрылка 

 

Вишневый долгоносик (рис. 254) подготавливает жилье для своей личинки немного 

более  сложным  путем,  нежели  его  родственник  –  сливовый  долгоносик.  Он  прорезает 

канал  до  самой  косточки,  затем  поворачивается  обратно,  выползает  наружу,  вытягивает 

яйцеклад, кладет на дно канала яичко, снова погружает в канал хоботок и закрывает его 

огрызками. Через них проходит воздух, они не дают каналу заполниться камедью. Потом 

слоник  вокруг  наружного  отверстия  канала  прогрызает  щелевидную  кольцевую  ямку, 

опять-таки ради того, чтобы камедь не закупорила выход из плода. Эта работа сложна, и 

тот,  кто  допустил  в  ней  ошибку,  не  дает  потомства.  Слоник  казарка  Ринхитес  бахус, 

вредитель  многих  плодовых  деревьев,  выбрав  плод,  выгрызает  в  его  мякоти  камеру, 

помещает  туда  яичко  и  замазывает  отверстие  экскрементами.  Одновременно  самка 

заносит  в  колыбельку  для  детки  грибки.  Затем  она  подгрызает  плодоножку.  Плод 

загнивает,  падает  на  землю,  а  через  месяц  развившаяся  личинка  покидает  свой  дом  и 

уходит в почву для окукливния. 

Крохотная  самочка  орехотворки  Родитес,  отложив  яички  в  почке  куста  розы, 

накалывает  ее  в  трех  местах  соответственно  трем  зачаткам  листочков,  подготавливая 

таким путем и стол, и кров своему потомству. Самка большой древесной осы рогохвоста 

(рис.  255)  вбуравливает  свой  яйцеклад  в  древесину  ствола  дерева  и,  откладывая  яичко, 

одновременно  из  специальных  мешочков,  расположенных  у  основания  яйцеклада, 

 

218 

выделяет  споры  особых  грибков,  которые,  заражая  и  обрабатывая  древесину,  делают  ее 

особенно питательной. Без грибков личинки рогохвоста питаться древесиной не могут и 

погибают. Фактически они едят не древесину, а выросшие на ней грибки. 

 

     

 

 

Рис. 254 – Вишневый долгоносик 

Ринхитес 

 

Рис. 255 – Рогохвост Сирекс (фото В.Т. 

Якушкина) 

Степень  усложнения  инстинкта  заботы  о  потомстве  можно  проследить  на  примере 

усачей  подсемейства  Ляпиинэ.  В  простейшем  случае  самка  выгрызает  челюстями  в 

древесине ямку или высверливает ее яйцекладом. Другие закрывают выход из этой ямки 

землей  или  специальными,  застывающими  на  воздухе  выделениями.  Третьи  помещают 

яички  между  корой  и  древесиной  молодых  веточек,  дополнительно  разрушая 

окружающие  слои  камбия  и  тем  самым  вызывая  разрастание  тканей  вокруг  личинки, 

которыми она и питается. 

Очень интересны строители детских приютов – слоники трубковерты. Некоторые из 

них,  отложив  на  лист  дерева  яичко,  свертывают  его  в  трубку  в  виде  сигары,  воронки, 

пакета, продольно или поперечно главной жилке листа. Если лист велик, как, например, у 

виноградной лозы, то для устройства домика используется только один он. Если же мал, 

то  из  нескольких  листов  сворачивается  пучок.  При  этом  самка  подгрызает  черешки, 

листья  увядают,  что  облегчает  сложную  операцию  свертывания.  Иногда,  кроме  того, 

слоник подгрызает еще и главную жилку листа. Сделанный тючок может походить и на 

сигару, и на плотную, закрытую с концов воронку; он висит на дереве, а когда приходит 

пора  личинкам  окукливаться,  падает  на  землю  или  же  заботливая  мать  сбрасывает  его 

сразу  вниз.  У  каждого  вида  слоников,  конечно,  существуют  свои  особенные,  строго 

разработанные  стандарты  строительства  домиков  из  листьев,  а  также  другие 

неукоснительно  соблюдаемые  правила.  Особого  совершенства  в  этом  деле  достиг 

березовый слоник трубковерт. Прежде чем начать строительство домика для личинки, он 

делает два сложных надреза с двух сторон основания листа. Операция свертывания очень 

совершенна  и  производится,  как  установили  ученые,  по  единственно  возможной  схеме, 

доказанной высшей математикой. 

 

УМЕЛЫЙ  ЛИСТОВЕРТ.  Хвойный  лес  днем  сильно  пахнет  смолою.  Набрала  цвет 

черемуха и будто ждет сигнала  - вот-вот распустится. Летняя жара, синее небо, зеленый 

лес.  И  вдруг  где-нибудь  в  глубокой  ложбине  на  ярком  солнце  все  еще  блестит 

слежавшийся снег, а по нему струится холодный ручей.  

Из-под  снега  выглядывают  самые  верхушки  ив.  Среди  свежего  зеленого  убранства 

осины  выделяются  какие-то  темные,  почти  черные  гроздья  листьев.  Иногда  листья 

скручены  в  черные  сигары.  Они  видны  издалека  и  хорошо  выделяются  на  фоне  свежей 

зелени.  Кто  бы  это  мог  сделать?  Сигары  изготовлены  довольно  аккуратно,  и  листья 

 

219 

прикреплены друг к другу краями, видимо, очень быстро твердеющим на воздухе клейким 

веществом.  Попробуем  развернуть  листья.  Их  не  менее  полутора  десятков,  плотно 

навернутых друг на друга. Впрочем, наружные листья скреплены рыхло, но, чем ближе к 

центру,  тем  закрутка  плотнее.  Вот,  наконец,  и  последний  лист.  На  нем  два  маленьких 

прозрачно-белых  яичка  какого-то  насекомого.  Почему  же  листья  почернели?  Почка,  из 

которой растет группа листочков, аккуратно надгрызена. Но подсыхающие листья осины 

на просто надломленной веточке не чернеют, а только буреют.  

Кстати,  недалеко  от  сигары  висят  недавно  подгрызенные  листочки.  Таинственный 

изготовитель  сигар  еще  не  успел  их  свернуть  в  трубку  или,  быть  может,  начав  работу, 

погиб  от  какой-нибудь  птицы.  Тут  листочки  еще  не  почернели,  а  черный  цвет 

распространяется не как придется, а вроде бы течет от черешка по жилкам от того самого 

места,  где  сделан  надгрыз.  Чернота,  видимо,  не  простая.  Это  –  грибок,  и  изготовитель 

сигар  умышленно  заразил  им  листья.  Листья,  проросшие  грибком,  будут  более 

питательны  для  тех,  кто  выйдет  из  маленьких  яичек.  На  некоторых  листьях  зеленая 

мякоть  аккуратно  выедена  двумя  узенькими  полосками.  Строитель  сигары,  наверное, 

подкреплял свои силы во время сложной и ответственной работы.  

Но  кто  же  сам  этот  кудесник,  хозяин  забавных  домиков-сигар,  поросших  черными 

грибками? Поищем в лесу, быть может, удастся увидеть загадочного мастера за работой. 

Правда,  мы  немного  запоздали.  Изготовление  домиков  уже  закончено,  осины  увешаны 

черными  повисшими  сигарами.  Но  во  всяком  деле  оказываются  опоздавшие.  Поэтому 

будем продолжать поиски. Вот и незаконченная сигара! Она чуть-чуть вздрагивает, кто-то 

там на ней копошится. Вот сбоку показывается изумрудно-зеленый блестящий слоник. У 

него  длинный  хоботок,  округлое  тело,  черные  лакированные  ноги  с  большими  цепкими 

коготками.  Слегка  привстав  на  задних  ногах,  слоник  взмахивает  передней  ногой,  будто 

приветствуя  нас.  В  этот  момент  дунул  ветер  и  придвинул  к  слонику  подвяленный  лист. 

Нога  с  цепким  коготком  мгновенно  подцепила  лист  и  подтащила  к  сигаре.  А  дальше  - 

уверенная,  четкая  работа:  тремя  ногами  придерживается  лист,  другими  тремя  он 

обволакивается вокруг сигары, а длинный хоботок ловко припечатывает края. Пара минут 

труда неторопливых, но четко размеренных движений – ни одного лишнего шага! И лист 

уложен на место, а слоник  уже машет сразу двумя передними ногами, пытаясь схватить 

последний  подвяленный  лист.  А  ну-ка,  ветер,  помоги  скорее  труженику!  Так  вот  кто 

готовит такие интересные квартиры для своих деток! В каждой сигаре от трех до двадцати 

листиков  и  от  одного  до  трех  яичек.  Личинки  слоника  внутри  съедят  сигару,  потом 

выберутся  из  нее,  упадут  вниз,  зароются  в  землю  и  проспят  до  будущей  весны,  когда 

придет пора стать жуками и готовить сигары из листьев осины... 

Строительные таланты этого крошки издавна привлекали внимание ученых. Прежде 

чем  готовить  трубочку,  крошечный  жучок  подрезает  лист  с  двух  сторон  двумя 

несимметричными  лоскутами,  изогнутыми,  подходящими  к  срединной  жилке  разрезами 

листа.  Линии  разрезов  листа  строго  стандартны.  Однообразен  и  порядок  изготовления 

трубочки.  Вначале  жук  свертывает  правую  половину  листа,  затем  обертывает  ее  левой. 

Оказалось,  что  свернуть  можно  только  посредством  точно  таких  разрезов,  а  жук  своей 

работой, как доказали ученые, решает сложнейшую математическую задачу. Только таким 

образом надрезанный и свернутый лист не разворачивается. 

В  свернутом  листике  дерева,  висящем  на  веточке,  личинки  слоников-трубковертов 

лакомятся  зеленью  стенок  своего  дома.  Разнообразию  их  диеты  помогает  еще  и  особая 

грибковая флора, развивающаяся на листе. Споры грибков предусмотрительно оставляют 

в  домике-трубочке  заботливые  матери.  Аналогично  слоникам  поступает  и  одна  из 

американских бабочек листоверток, обитающая на липе. Ее правила постройки трубочек 

точно  совпадают  с  теми,  которыми  пользуется  и  березовый  слоник  трубковерт.  Это 

удивительное  сходство  нельзя  наблюдать  одновременно  в  природе,  так  как  там,  где 

обитает  бабочка  листовертка,  не  живет  березовый  слоник  трубковерт.  Так,  два 

совершенно  различных  насекомых,  относящихся  к  различным  отрядам  и  обитающих  на 

 

220 

различных  материках,  выработали  сходные  навыки,  несмотря  на  их  виртуозную 

сложность.  

Когда  личинка,  развивающаяся  в  свернутом  листике,  покидает  свой  домик,  он  не 

остается  пустовать,  и  часто  его  занимают  другие  насекомые,  используя  только  как 

убежище,  или  они  питаются  испражнениями,  оставленными  хозяйкой  дома.  Живут  в 

свернутых  листьях  и  гусеницы  многих  бабочек.  Существует  даже  целая  группа 

близкородственных  бабочек,  прозванных  листовертками  за  манеру  изготовления  из 

листьев  убежища  в  стадии  гусеницы.  Аккуратно  склеивает  вместе  два  листа,  устраивая 

себе  уютный  домик,  гусеница  бабочки  акациевой  толстоголовки.  Личинки  тополевого 

листового  ткача  сообща  также  сплетают  вместе  два  листа  и  живут  между  ними,  как  в 

палатке, пока не подрастут и не станет им тесно. 

 

Другие слоники группы листовертов не свертывают никаких трубочек, а устраивают 

свое  потомство  в  плодах.  Отложив  яичко,  они  роняют  плод  на  землю,  устраивая  на  нем 

зигзагообразные  ходы  ради  того,  чтобы  он  скорее  высох.  Слоник  Ринхитес  бахус  еще  и 

заражает плод грибком плодовой гнили, вызывая его порчу и брожение, придавая ему тем 

самым  более  питательные  свойства.  И,  наконец,  некоторые  слоники  этой  же  группы 

откладывают  яички  в  бутоны  определенных  растений,  вырезая  цветоножку  и  заражая 

место убежища личинки грибком. Бутоны опадают на землю, где и происходит развитие 

личиночки. Многие жуки короеды, откладывая под корою деревьев яички, одновременно 

выделяют  из  специального  кармашка  на  теле  споры  грибка.  Развиваясь,  он  превращает 

древесину в доброкачественный продукт для потомства. 

 

ДЛЯ ДЕТЕЙ ИЗ НАВОЗА ДЕЛАЮТ СООРУЖЕНИЯ 

 

Навозные  жуки  -  заботливые  родители,  и  свежая  куча  навоза  для  них  -  клад. 

Усиками, похожими на книжку со слегка раскрытыми страницами, они улавливают запах 

пищи  с  далекого  расстояния  и,  стремительные  и  легкокрылые,  спешат  со  всех  сторон. 

Полакомиться  навозом  -  масса  желающих.  Подчас  на  свежий  лошадиный  или  коровий 

навоз слетаются сотни жуков, и тогда они копошатся сплошной кучей (рис. 256), сверкая 

своими, похожими на латы рыцарей, одеяниями.  

 

 

 

Рис. 256 – Жуки-навозники Гимноплевры 

 

Проходит полчаса, и от навоза ничего не остается. Чтобы не просчитаться, каждый 

навозник  старается  урвать  для  себя  посильную  долю  добычи  и,  скатав  ее  шаром, 

уединиться  от  шумной  компании.  Для  своей  будущей  детки  родителям  приходится 

сооружать отличное подземное убежище – глубокую норку с обширной залой. Сюда они 

 

221 

стаскивают навоз, здесь из него и готовят шар (яичко откладывают в его верхний и слегка 

оттянутый кончик). Но забота о детке на этом не заканчивается. На подземное сооружение 

может найтись немало любителей чужого добра, и родители некоторое время стерегут его, 

не отлучаясь ни на шаг. 

 

К  вечеру,  когда  мы  уже  лежали  в  спальных  мешках,  к  нашей  палатке  подошла 

лошадь. Откуда она появилась в глухом саксауловом лесу – непонятно. Побродила вокруг 

бивака  и  отправилась  дальше,  пощипывая  на  ходу  весеннюю  зелень.  А  ночью  наш 

спаниель Зорька шевелил длинными  ушами, прислушиваясь, и ворчал. Утром же совсем 

близко от палатки мы обнаружили большой ком свежевыброшенной земли. Уж не этого 

ли  неизвестного  землекопа  чуяла  ночью  собака?  Придется  взяться  за  лопату.  Холмик 

земли,  оказывается,  вырос  на  месте  навоза,  оставленного  лошадью.  Под  ним  открылась 

большая нора. Она привела в просторную залу диаметром около пятнадцати сантиметров. 

Из нее ход пошел отвесно вниз, и, наконец, перед нами – большая круглая пещера и в ней 

тщательно скатанный диаметром в 20 сантиметров шар свежего конского навоза. Никогда 

в жизни не видел я такого громадного навозного шара! Кто же его обладатель? Я решил 

обязательно  выяснить.  Шар  слегка  вздрагивал,  кто-то  под  ним  шевелился.  Придется 

вынуть  его  из  пещерки.  Но  едва  я  к  нему  прикоснулся,  как  кто-то  громко  по-змеиному 

зашипел,  и  наверх  выполз  большой  навозник  Гамалокопр,  насторожил  свои  чуткие 

пластинчатые  усики,  шевельнул  головой-лопатой  и  уставился  на  меня,  будто  негодуя  и 

спрашивая: «Что вам тут надо?» Навозники гамалокопры – обычные обитатели пустыни. 

У  них  изумительное  обоняние.  Свежий  навоз  они  чуют  на  громадном  расстоянии.  Наш 

гамалокопр изрядно потрудился. Его шар весил около двух килограммов. И заготовил он 

его для своей детки... 

Правила,  порядки  и  размеры  изготовления  семейных  шаров  различны  у  разных 

навозников,  Чем  больше  жук,  тем,  разумеется,  и  больше  шар.  Рекордсменом  среди 

навозников  слывет  слоновый  навозник.  Размеры  жука  внушительны,  а  шар, 

заготавливаемый  для  детки,  подобен  небольшому  арбузу.  Большей  частью  для  каждого 

шара готовится отдельная норка, но не всегда. Навозник Геотрупес варналес роет норку, 

заготавливает в нее навоз, затем из него сооружает около десятка шаров.  

Совершенно  особенное  положение  среди  навозных  жуков  занимает  копр 

Дельтохилум  гиббозум.  У  него  свои  обычаи,  к  навозу  не  имеющие  отношения,  и 

питательные  для  детки  «груши»  он  готовит  из  перьев  и    шерсти,  снаружи  покрывая  их 

кусочками  листьев  и  других  различных  растительных  материалов.  Прячет  он  свое 

сокровище не в норки, а под камнями. Навозники геотрупы (рис. 257) не делают никаких 

шаров,  а  заготовляют  провизию,  плотно  ее  утрамбовывая,  в  специальные  подземные 

ячейки. В каждой из них, снабженной навозной колбаской, и развивается личинка жука. 

 

ОДИНОЧНЫЕ ОСЫ И ПЧЕЛЫ – ЗАБОТЛИВЫЕ РОДИТЕЛИ 

 

Осы и пчелы различаются по образу жизни. Часть из них живет большой семьей  – 

сложным обществом, тогда как другая часть – одиночки, и их семья маленькая, а члены ее 

фактически  не  видят  друг  друга,  так  как  потомство  матери-одиночки,  выбравшись  из 

куколок, разлетается во все стороны. Одиночные пчелы и осы не только снабжают своих 

детей  провизией,  но  и  сооружают  для  них  отличные  жилища.  Осы  сцелифроны  для 

каждой личинки из глины искусно лепят кубышку, похожую на удлиненный бочонок (рис. 

258).  В  нее  они  затаскивают  парализованных  пауков  и,  отложив  яичко,  накладывают 

крышку.  Рядом  с  одной  кубышкой  потом  строятся  другие.  Изрядно  потрудившись,  оса 

сверху  закрывает  кубышки  основательной  нашлепкой  из  глины,  окончательно  маскируя 

многоквартирный  домик  своего  семейства  (рис.  259).  Гнездо  сцелифроны  помещают  на 

скалах  в  укромных  местах,  укрытых  от  солнца,  дождя  и  ветра.  Пользуются  они  также и 

постройками человека, забираясь куда-либо на чердак, под крышу, в сарай. 

 

222 

     

 

 

Рис. 257 – Навозник Геотруп 

 

Рис. 258 – Кубышки осы Сцелифрон деформе 

 

Одна из ос сцелифронов, обитающих в тропиках, искусно разделывает поверхность 

глиняной  нашлепки,  закрывающей  кубышки,  продольными  полосами,  маскируя  гнездо 

под кору акации, на которой устраивает свое замысловатое сооружение. Осы эвмены (рис. 

260),  или,  как  их  еще  называют,  осы-гончары,  вылепляют  из  мелких  комочков  глины 

изящные,  почти  шаровидные  гнездышки  с  аккуратным  коротким  горлышком.  Жилище 

очень напоминает приземистый глиняный кувшинчик, за что эти осы и получили название 

гончаров.  Внутри  кувшинчика  до  того,  как  окончательно  завершить  строительство  и 

слепить  узкое  горлышко,  оса  подвешивает  на  шелковинке  яичко.  Через  узкое  горлышко 

она затаскивает своей детке полупарализованных гусеничек и, лишь подкормив личинку и 

натаскав  ей  достаточно  еды,  запечатывает  дверку.  Нередко  бывает  и  так,  что  голодная 

личинка слегка показывается в окошке домика, поджидая, когда ей будет принесена еда. В 

этот  момент  она  напоминает  скворчонка,  выглядывающего  из  скворечника  в  ожидании 

родителей.  

 

    

 

 

Рис. 259 – Гнездо обыкновенного 

сцелифрона 

 

Рис. 260 – Оса Эвмена с материалом для 

постройки гнезда 

 

Точно так же подвешивает в норке на шелковинке яичко или личиночку оса одинер 

(рис.  261).  После  этого  она  натаскивает  в  приготовленный  домик  полупарализованных 

личинок  жуков  долгоносиков.  Первое  время  крошечная  личиночка  осторожно 

принимается  поедать  добычу,  при  малейшем  ее  сопротивлении  сжимаясь  в  комочек  на 

своем шелковистом гамачке. 

 

ОСА  ЭВМЕНА.  В  ущелье  Кызыл-Аус  мы  остановились  у  ручья  рядом  с  большой 

темно-коричневой скалой. На ней я заметил какие-то светлые кругляшки. Оказалось, что 

 

223 

это  –  изящные  глиняные  домики  ос  эвмен.  Во  многих  кувшинчиках  зияли  дырочки: 

молодые  осы  покинули  свои  колыбельки,  заботливо  приготовленные  матерями.  В 

некоторых запечатанных домиках еще жили личинки. 

 

 

 

Ущелье Кызыл-Аус в горах Чулак 

 

«Хорошо было бы привезти домой для коллекции хотя бы парочку домиков вместе с 

камнями»,  -  подумал  я,  и,  вооружившись  зубилом  и  молотком,  принялся  за  работу.  Но 

меня ждало огорчение. Нигде ни один домик не мог я выколотить вместе с породой. Все 

они до единого были укреплены в самых надежных местах. Даже самые большие камни, 

отделившиеся небольшой трещинкой от скалы, не были удостоены внимания заботливых 

матерей. Скрупулезная предосторожность, пожалуй, имела глубокий смысл. Что бы стало 

с  хрупкими  глиняными  домиками,  если  бы  камень,  на  котором  они  были  прикреплены, 

отвалился?  Или  произошло  землетрясение.  Оно  бывает  очень  редко,  но  можно  не 

сомневаться,  что  в  долгой  жизни  вида  случалось  не  раз?  Как  же  они,  такие  маленькие, 

могли определить надежность фундамента для своей постройки, какое чувство помогало 

им  в  этой  сложной  работе?  Опять  все  тот  же  таинственный  инстинкт  –  память  далеких 

предков, переданная по наследству многочисленным поколениям!  

И еще одна встреча с эвменами. Большое четырехэтажное здание Института защиты 

растений недавно выстроили за городом. На зиму в него забрались клопы-солдатики (рис. 

262),  жуки  коровки,  сверчки  и  многие  другие  насекомые,  а  на  тыльной  стороне  здания, 

обращенной  к  солнцу,  поселились  обыкновенные  осы-полисты  (рис.  263).  Почти  у 

каждого  окна  было  по  одному-два  гнезда.  Под  самым  карнизом  крыши  виднелось  даже 

гнездо осы сцелифрона. Она воздвигла свое сооружение еще до побелки здания, и теперь 

его, окрашенного под цвет стен, ни за что бы не различить, если бы не темные отверстия, 

проделанные  вышедшими  наружу  молодыми  осами.  А  внизу  на  одной  стене, 

 

224 

освещавшейся только в утренние часы, оказалась масса гнезд ос эвмен. Некоторые из них 

были  пробуравлены  наездниками,  большинство  же,  аккуратно  запечатанные,  ждали 

весны.  В  них  зазимовали  молодые  осы.  Тогда  я  и  вспомнил,  что  летом  эвмены  часто 

делают  гнезда  где  попало  и  большей  частью  на  растениях,  а  на  зиму  выбирают 

нерушимую  основу  –  камни,  скалы  и  даже  новый  каменный  дом,  мало  ли  что  может 

случиться за зиму. 

 

    

 

 

Рис. 261 – Оса Одинер 

 

Рис. 262 – Клоп-солдатик (Пиррокорис) 

 

 

- Не зря ваши осы прилепили соты к зданию,  - пошутил инженер-строитель. - Ведь 

оно построено с мощными антисейсмическими поясами. Понимают!.. 

Осы аммофилы (рис. 264), о которых у нас был уже разговор, роют отличные норки 

для  личинок, запасая в них парализоранных гусениц. Замечательно то, что многие из ос 

этого  рода  делают  несколько  норок  одновременно.  Отлучаясь,  они  закрывают  вход  в 

норки  комочками  земли,  а,  проведывая  своих  деток,  раскапывают  ходы,  снабжая 

развивающихся личинок дополнительной пищей. 

 

     

 

 

Рис. 263 – Оса-полист (Полистес) 

 

Рис. 264 – Оса Аммофила 

 

НА  ГОЛОМ  ТАКЫРЕ.  На  такыре  возле  тугаев  у  реки  Или  мимо  меня  быстро 

проползла  с  небольшой  кобылкой  в  челюстях  оса  аммофила

1

.  Норка  сверчка,  возле 

которой я сидел в надежде увидеть ее хозяина, была тотчас же оставлена. Оса оказалась 

великолепной:  ярко-оранжевая,  с  небольшим  черным  пятном  на  брюшке  сверху,  тонкая, 

                                           

1

 Речь идет об осе Эремохарес дивес (ред.) 

 

225 

стройная, энергичная. Ее путь был недолог. Вскоре она остановилась возле свежевырытой 

норки,  оставив  у  входа  добычу,  скользнула  в  подземелье,  выскочила  из  него,  схватила 

кобылку  и  скрылась  вместе  с  нею  обратно.  Прошло  несколько  минут;  оса  выбралась 

наружу  и  принялась  закупоривать  свое  помещение  мелкими  частицами  земли  (их  было 

вблизи вполне достаточно), потом сверху все засыпала мелкими пылинками и сравняла с 

поверхностью. Но рядом сохранилась кучка свежевырытой земли. Как всегда, не теряя ни 

секунды,  оса  быстро  сгребла  ее  не  куда  попало,  а  в  чью-то  старую  норку,  оказавшуюся 

почти рядом, так что не осталось никаких следов ее деятельности. Я не думаю, чтобы это 

было случайностью. Свежая земля была намеренно спрятана. Быть может, и новую норку 

оса  стала  рыть  ради  этого  рядом  со  старой.  Но  работа  еще,  оказывается,  не  была 

закончена.  Оса  схватила  крупный  кусочек  земли  и,  вибрируя  головой,  с  тонким 

жужжанием  крыльев  стала  утрамбовывать  им  наружную  пробку.  Потом  ей  инструмент 

показался чем-то плохим, и она, бросив его в ту же старую норку, нашла другой и уже им 

закончила  работу.  Теперь  пробка  сверху  была  плотная  и  крепкая.  А  это,  видимо,  имело 

важное значение: если пойдут дожди, вода не просочится в убежище детки и ей не грозит 

наводнение,  не  найдет  ход  снаружи  и  самый  искусный  грабитель.  И  наконец,  она  над 

норкой положила комочек земли. Я понял зачем: когда он размокнет, то станет маленьким 

бугорком и сделает дом совсем незаметным.  

 

 

 

Такыр близ гор Актау 

 

Оса,  эта  заботливая  мамаша,  очень  торопилась.  Видимо,  у  нее  где-то  были  еще 

норки,  о  которых  тоже  следовало  побеспокоиться.  Даже  не  почистила  свой  изящный 

костюм,  не  отдохнула,  как  обычно,  не  огляделась  по  сторонам,  а  поспешно  взлетела  и 

стремглав  унеслась  вдаль  к  песчаным  барханам.  Я  осторожно  вскрыл  норку.  В  ней 

оказалось шесть небольших кобылок, и одну из них аппетитно высасывала уже довольно 

 

226 

большая  серая  личинка.  Значит,  пока  личиночка  молода,  оса  ей  приносит  пищу,  а  уж 

потом мать заготавливает впрок живые консервы и прощается навсегда со своим детищем. 

Как  бы  хотелось  еще  посмотреть  на  работу  оранжевой  осы,  узнать,  сколько  у  нее  таких 

норок с детками и на каком расстоянии они расположены друг от друга? Возле каждого ли 

домика есть старая норка? Но где найдешь ее, такую подвижную в большой пустыне! 

Прошел  год.  Я  снова  оказался  на  такыре  возле  тугаев  у  реки  Или.  Солнце  уже 

клонилось  к  западу,  пора  было  вставать  на  бивак.  На  такыре  удобно  ночевать.  Почва 

ровная, как стол, и никакой камень или кустик не будет торчать всю ночь под боком. О 

плотную глинистую поверхность не пачкаются вещи, и все они на виду. Но белые кучевые 

облака все росли и росли и стали большими грозовыми. Чего доброго, ночью будет дождь, 

и  тогда  на  голом  такыре  не  сдобровать  –  зальет  его  сразу  же.  Пришлось  остановиться 

рядом на каменистом холме.  

Рано  утром,  едва  только  я  выбрался  из  полога,  как  на  белом  такыре  увидал  рой 

насекомых.  Тут  оказалось  шумное  общество  пчел  мегахил,  их  заклятых  врагов  пчел 

кукушек,  мух  тахин.  И  главное  -  всюду  летали  изящные  оранжевые  осы  – 

истребительницы  кобылок.  На  такыре  царило  величайшее  оживление.  Насекомые  были 

очень  заняты,  носились  над  землей  или  рыли  землю.  Землекопов  хватало.  Вся  гладкая 

поверхность  земли  изрешечена  разными  норками,  и  среди  них  выделялись  те,  которые 

принадлежали осам, - круглые, аккуратные, без каких-либо следов земли рядом. И всюду 

(вот интересно!) норки располагались группами по две-пять вместе. Одна из норок каждой 

группы  была  открыта,  тогда  как  другие  заделаны  пробкой.  Почему  так?  Сажусь  на 

разогретую солнцем землю и смотрю. Со всех сторон такыра несутся дребезжащие звуки. 

Трудолюбивые  строители  применяют  свой  отбойный  молоток:  крыловыми  мышцами 

передают вибрацию через воздушный канал челюстям. Пожалуй, выберу одну из ос - она 

такая  быстрая!  Ежесекундно  выбирается  из  норки  с  комочком  земли  в  челюстях.  Вот 

норка  вырыта,  и  оса  исчезает,  наверное,  за  добычей.  Ей,  ловкой  охотнице,  для  этого  не 

надо  много  времени.  Вскоре  она  показывается  с  молодой  зеленой  парализованной 

кобылкой,  кладет  ее  у  входа  в  норку  и  скрывается  в  подземелье.  В  это  мгновение  к 

кобылке  подлетает  другая  оса,  поспешно  с  налета  хватает  чужую  добычу  и  летит  с  нею 

прочь. Хозяйка, выбравшись наверх, не видит своего добра и, недовольно покружившись 

вокруг, улетает.  

Оса-воровка  меня  озадачивает.  Неужели  ей  самой  трудно  найти  добычу? 

Обворованная оса, видимо,  - отличная охотница. Не проходит двух-трех минут, как она, 

такая же поспешная, внезапно падает сверху с ношей. На этот раз ее охотничий трофей – 

не  кобылка,  а  молодой  богомол.  Бедняга!  Такой  ловкий,  быстрый  -  и  оказался 

беспомощным перед искусным парализатором! Богомол вновь уложен рядом с норкой, и 

оса  опять  скользнула  в  свое  жилище.  На  этот  раз  все  обошлось  благополучно.  Воровок 

поблизости не оказалось, и добычу удалось доставить по назначению. Теперь у личинки, 

наверное,  достаточно  еды,  так  как  оса  принялась  поспешно  таскать  комочки  земли. 

Потом,  будто  спохватившись  и  недолго  мешкая,  стала  рядом  рыть  вторую  норку, 

используя  землю  для  закупорки  первой.  Так  вот  почему  встречаются  вместе  несколько 

норок!  Одна  из  них  делается  прозапас  –  ведь  все  равно  придется  готовить  новое 

помещение  для  другой  детки.  Ну  что  же,  придумано  неплохо!  Потом  оса,  встав 

вертикально,  долго  утрамбовывает  своей  головой,  как  колотушкой,  земляную  пробку. 

Несколько  минут  работает  над  ней  крыльями,  беззвучно,  как  вентилятор,  сдувая  пыль. 

Находит комочек земли, пытаясь его приладить над пробкой, но шероховатый снизу, он 

оказывается  неподходящим,  и  она,  отлетев  в  сторону,  позванивая  своим  чудесным 

вибратором,  потирает  комочек  о  землю,  сглаживает  и,  наконец,  укладывает  над  самой 

пробкой.  Потом  улетает.  Наведывается  несколько  раз,  еще  притаскивает  комочек,  снова 

улетает. Теперь, наверное, надолго. Ей надо отдохнуть, запастись силами, полакомиться. 

И мне пора, скрепя сердце, приняться за разрушение ее завершенной работы.  

 

227 

Почва  такыра  влажна  и  мягка,  рыть  ее  легко,  и  лопаточка  свободно  погружается  в 

землю.  Вот  вскрыта  пробка.  Она  небольшая.  За  ней  идет  короткий  –  около  десяти 

сантиметров – ход. Он заканчивается просторным залом. Здесь лежит зеленый богомол, и 

на нем – большое оранжевое продолговатое яичко. Но богомол мал. Личинке ни за что не 

хватит  его,  чтобы  вырасти.  Неужели  обворованная  мать,  повинуясь  слепому  инстинкту, 

ограничилась этой второй добычей, которой вместе с первой было бы достаточно для ее 

детки?  Неужели  коварный  разбой  приведет  к  таким  печальным  результатам  и  бедная 

личинка погибнет?  

Чтобы проверить свои догадки, я принимаюсь за раскопки и выбираю те норки, где 

над  входом  лежат  камешки  –  печать  законченной  работы.  В  одной  я  вижу  крохотную 

кобылку и маленькую личинку. Во второй – две кобылки, но тоже слишком маленькие для 

личинки. В третьей – снова одна кобылка. Но вот еще находка! Оса только что приложила 

к  своей  норе  камешек,  а  в  норке  –  уже  хорошо  сформированная  личинка.  Она  отлично 

пировала  –  рядом  с нею  валяются  ноги кобылок,  и  еще  лежит  одна  крупная,  только  что 

принесенная. Теперь сомнения рассеяны. Воровки, оказывается, тут не при чем. Они, эти 

крылатые  паразиты,  хотя  и  пользуются  трудами  других,  но  не  нарушают  условленного 

режима  кормления  потомства.  Осы  же  –  заботливые  матери  –  помнят  о  своих  детях, 

регулярно посещают их, каждый раз не забывая о дверке, приносят им добычу до тех пор, 

пока личинке не придет черед становиться куколкой. Еще и еще раз раскопки убеждают 

меня в этом обычае. 

За  наблюдениями  быстро  летит  время.  Солнце  поднялось  высоко.  Стало  совсем 

жарко.  В  тени  уже  38.  Жара  и  жажда  замучили.  А  осам  нравится.  Они  еще  более 

оживлены и будто наслаждаются жизнью, все слетелись на солончак. Тут и там слышатся 

звуки  работы  отбойных  молотков,  одна  за  другой  летят  охотницы  с  парализованными 

кобылками.  И  в  этой  кутерьме,  как  в  шумном  городе,  снова  вижу  воровок.  Они 

подсматривают  за  труженицами  и,  когда  беспечная  хозяйка  на  минуту  отлучится  или 

заберется  в  норку,  хватают  лежащую  снаружи  добычу.  Иногда  воровка  попадается  на 

месте преступления. Какую тогда взбучку дает ей владелица добра! Клубок дерущихся ос, 

как  мячик,  катается  по  земле.  Правда  вскоре  торжествует,  порок  жестоко  наказывается. 

Хозяйка обязательно побеждает. Чувство правоты придает ей силу и уверенность.  

И еще находятся любительницы чужого добра. Только их, пожалуй, нельзя назвать 

воровками!  Это  те,  которые,  пролетая  мимо  и  увидев  лежащую  возле  норки  кобылку, 

приземляются  и  пытаются  закончить  дело,  начатое  другой  охотницей.  Они  сперва 

забираются в норку и, убедившись, что помещение готово, затаскивают в нее добычу. Их 

действия оправданы: зачем пропадать добру попусту! Может быть, хозяйка погибла или с 

ней  что-либо  случилось.  У  них  как  бы  ощущение  коллективного  долга  сочетается  с 

личным интересом, особенно, если на добычу удастся отложить собственное яичко. Чаще 

всего  благие  намерения  такой  незваной  попечительницы  не  доводятся  до  конца. 

Появляется  законный  обладатель  обители,  выражает  протест,  а  гостья  немедленно 

ретируется.  Без  драки.  В  этом  случае,  по  осиной  морали,  она  недопустима.  Стороны 

мирно расходятся. 

Много лет я знаком с осами аммофилами, и всегда меня удивляла одна особенность 

их  жизни.  Весна  и  лето  в  пустыне  бывают  разными.  Иногда  быстро  наступает  жара, 

пустыня высыхает и все лето, мертвая и безжизненная, пылает жаром. В такие годы осы 

деятельны  только  весной,  а  их  потомство  в  уютных  норках  спит  лето,  осень  и  зиму  до 

самой  весны.  Иногда  же  дожди  идут  всю  весну  и  часть  лета,  и  пустыня  превращается  в 

цветущую степь. В такие годы осы работают беспрерывно, молодежь не впадает в спячку, 

быстро развивается, выходит на поверхность, подменяя стариков, и армия парализаторов с 

каждой  неделей  становится  все  многочисленней.  Как  возникает  и поддерживается  такой 

рациональный  порядок?  Может  быть,  думалось,  в  обильные  осадками  годы  осы-

родительницы заготавливают своим детям больше добычи и отличное питание служит как 

бы сигналом того, что спать не следует, надо использовать возможность бодрствования.  

 

228 

Сегодня  я  заметил  необычное:  все  до  единой  осы  роют  совсем  неглубоко,  всего 

лишь на какие-нибудь пять сантиметров, не так, как в прошлые годы. Раньше, бывало – и 

это я хорошо помню – жилище уходило в глубину до пятнадцати-двадцати сантиметров. 

Неужели  потому,  что  в  коротенькой  норке  личинка  будет  сильнее  нагреваться 

солнечными  лучами,  подгоняемая  жаром,  разовьется  значительно  быстрее,  выберется 

наружу и начнет дело своих родителей – парализовать добычу, копать норки, откладывать 

добычу?  А  когда  пустыня  окончательно  засохнет,  не  станет  добычи,  заботливые  матери 

выкопают  глубокие  прохладные  норки  теперь  уже  для  тех,  кто  должен  погрузиться  в 

глубокий сон до весны! Неожиданное раскрытие секрета ошеломляет. Все выглядит очень 

просто:  норка  коротенькая  –  оса  скорее  вырастет,  выберется  наружу;  норка  длинная  – 

развитие будет тянуться долго, низкий темп жизни перейдет в сон. Вот только не понятно, 

как угадывают осы, когда им нужно рыть короткую, а когда длинную норку, ведь не могут 

же они понимать климатическую обстановку? Быть может, в обильные осадками годы во 

влажной почве нет необходимости рыть глубокие норки и добираться до мокрой земли? 

Но  все  это  одни  предположения,  догадки.  Наука  же  верит  и  убедительным 

доказательствам. 

Наблюдая  за  осами,  я  убеждаюсь,  что  они  наделены  индивидуальными 

особенностями. У каждой свой норов и привычки. Иной достаточен только один комочек 

земли,  укладываемый  сверху,  другой  нужно  обязательно  несколько.  Крылья  как 

вентилятор  для  сдувания  пыли  возле  входа  употребляют  не  все.  Одна  оса,  вопреки 

правилам, притащила своей детке сразу одну за другой четыре кобылки. Зачем так много? 

Не  испортится  ли  пища,  пока  личинка  доберется  до  последней  туши?  Можно  бы 

подметить  еще  многое  другое,  показав,  что  совсем  не  так  уж  стандартно  поведение 

насекомых  и  не  столь  трафаретен  их  инстинкт.  Но  солнце  повисло  над  пустыней, 

немилосердно  горячи  его  лучи,  ноги  печет  через  подошву  ботинок,  пересохло  во  рту, 

мучает  жажда,  и  пора  самому  спрятаться  в  тень.  И  ос  стало  меньше.  У  них  наступает 

обеденный  перерыв.  Интересно  бы  посмотреть,  что  будет  во  второй  половине  дня,  где 

залягут на ночь спать осы, не воспользуются ли своими начатыми норками, но давно пора 

продолжать наш путь дальше. С сожалением я расстаюсь с замечательным такыром... 

 

Проще  поступают  дорожные  осы  помпилы  (рис.  265),  охотницы  за  пауками, 

подобные  осе  комбазу.  Парализовав  добычу,  они  закапывают  ее  в  глубокую  норку  в 

мягкой почве, где-либо поблизости от  места охоты. Одной добычи хватает для  развития 

личинки. Добыча по размерам поэтому обычно больше самой охотницы, и она, маленькая, 

поражает своей силой и неутомимой энергией, когда тащит тушу убитого паука, для того 

чтобы  зарыть  ее  в  землю.  Один  исследователь  установил  интересный  факт,  который 

неплохо  было  бы  проверить:  пол  добычи  ос  якобы  соответствует  полу  развивающейся 

личинки. Если это так, то как оса может угадывать, какого пола должна быть отрождаемая 

ею  личинка?  Или  у  нее  есть  механизм,  произвольно  регулирующий  соотношение  полов 

потомства? 

 

УДИВИТЕЛЬНАЯ  ПЧЕЛКА.  Рано  утром  нас  разбудила  песня  кукушки.  Сквозь 

марлевую  сетку  полога  видно  синее  небо,  голубую  реку  и  желтые  барханы  в  колючих 

деревьях. Совсем рядом по песку бегает трясогузка и, помахивая хвостиком, разглядывает 

наш бивак.  

Мы пришли сюда, к берегу Или, вчера вечером с шоссейной дороги. Отсюда должен 

начаться  наш  путь  по  воде.  Скорее  бы  раскрыть  брезентовые  тюки  и  собрать  лодку! 

Солнце  уже  сильно  припекает!  Мимо  нас  носятся  громадные  иссиня-черные  пчелы 

ксилокопы  (рис.  266).  Около  зацветшей  ивы  собирается  рой  разных  диких  пчел.  Сейчас 

следовало  бы  позавтракать,  затем  уложить  вещи,  опробовать  лодку,  но  неожиданное 

событие  отвлекает.  У  самого  носа  лодки  упала  небольшая  серая  пчела  и  буквально  на 

глазах  потонула  в  песке,  не  оставив  никакого  следа  своего  погружения.  Пчелу  никто  не 

 

229 

преследовал, и она ни от кого не пряталась! В песке, видимо, находилось ее жилище. Но 

как же пчела сумела построить норку в сухом песке, как она находит ее и так ловко к ней 

пробивается сквозь материал, столь не надежный для строительства? Может быть, все мне 

показалось,  и  пчелка  просто  скользнула  в  сторону?  Придется  залечь  около  лодки  на 

горячем песке и притаиться.  

 

    

 

 

Рис. 265 – Оса-помпил Криптохеилюс 

 

Рис. 266 – Пчела Ксилокопа вальга 

 

Как  томительно  ожидание!  Солнце  греет  сильнее,  и  песчаный  бархан  начинает 

пылать жаром. Белая трясогузка давно исчезла. Замолкли птицы. С реки доносится вялое 

кваканье лягушек. Радуясь теплу, носятся друг за другом ящерицы, оставляя на песчаной 

глади барханов причудливые узоры. В том месте, где я видел зарывшуюся пчелку, все еще 

никого  нет.  Уж  не  прозевал  ли  я  выхода  пчелы?  Но  вот  песок  внезапно  всколыхнулся, 

показалась голова, грудь; серая мохнатая пчелка выскочила наверх и, - такая торопливая, 

хотя бы чуточку задержалась! - вспорхнула и исчезла. Все  произошло в течение какой-то 

доли  секунды.  Сколько  времени  она  будет  летать  и  когда  возвратится  обратно?  Пока  я 

раздумываю,  с  другой  стороны  лодки  начинает  виться  такая  же  небольшая  пчелка,  она 

что-то  долго  и  настойчиво  ищет.  Временами  ее  усердие  будто  иссякает,  она  отлетает  в 

сторону, но вновь бросается на поиски. Где и как найти норку, когда поверхность песка 

истоптана  нашими  ногами  и  исковеркана  до  неузнаваемости?  Иногда  пчелка  садится  на 

песок,  но  опять  взлетает.  Трудно  искать  пчелке  потерянное    жилище.  Какое  сейчас 

чувство руководит ею? Наверное, не обоняние и не слух. Но вот, наконец, она садится на 

поверхность бархана и мгновенно исчезает. Долго и осторожно я роюсь в том месте, где 

скрылась  пчелка.  Сначала  идет  сухой  и  горячий  сыпучий  песок.  Потом  на  глубине  50 

сантиметров появляется плотный влажный слой. В нем я легко обнаруживаю норку. Она 

опускается  почти  отвесно  вниз  еще  на  глубину  около  полуметра.  Вот  ее  конец.  Там, 

сжавшись  в  комочек,  недовольно  жужжит  крыльями  сама  хозяйка.  От  норки  в  стороны 

отходят ячейки, забитые желтой пыльцой. Каждая ячейка - колыбелька. В ней находится 

или яичко, или личинка. 

Какая  искусная  пчелка!  Ей  нипочем  прорыться  сквозь  толстый  слой  песка  и найти 

свою  норку.  И  сколько  раз  в  день  приходится  совершать  такие  путешествия!  Как  она, 

роясь в песке, умудряется сохранить целой свою добычу – желтую пыльцу – на мохнатом 

костюме?  Пчелка  умеет  находить  место,  где  спрятано  ее  сокровище,  даже  когда 

поверхность песка изменилась и стала неузнаваемой. К этому у нее отличный навык. Ведь 

во время песчаных бурь песок легко передвигается с места на место. Но какой бы ни был 

у  пчелки  навык,  все  же,  наверное,  нелегко  ей.  Зато  как  надежно  запрятана  норка  с 

детками! Кто сумеет ее там найти? 

Мне  хочется  еще  наблюдать.  Но  пора  ехать.  После  торопливого  завтрака  мы 

подтаскиваем  лодку  к  берегу  и  тщательно  укладываем  вещи.  Кажется,  сделано  все,  что 

 

230 

следует.  Ну,  теперь  в  путь.  И  поплыли  мимо  нас  желтые  барханы  и  далекие  сиреневые 

горы... 

В  мире  известно  великое  множество  видов  одиночных  пчел.  Одиночными  их 

называют  потому,  что,  кроме  того,  еще  существуют  пчелы,  как  и  осы,  ведущие 

общественный  образ  жизни  и  живущие  большими  семьями.  Одиночные  пчелы  и  осы 

отличаются  хорошо  развитыми  инстинктами  заботы  о  потомстве.  Все  они  строят  для 

своих  деток  домики,  только  пчелы  кормят  их  не  тем,  чем  хищницы-осы  -  убитыми  или 

парализованными  насекомыми,  а  исключительно  пищей  вегетарианцев  -  пыльцой  и 

нектаром цветков.  

 

 

 

Тугайчик на берегу реки Или 

 

У  всех  одиночных  пчел,  в  общем,  одинаковые  правила  жизни.  В  приготовленную 

каморку пчела вначале заносит провиант, затем сверху на него кладет яичко и тогда уже 

закупоривает ячейку, предоставляя дальнейшую судьбу воле природы. Чаще всего каждая 

пчела  готовит  сразу  или  поочередно  несколько  расположенных  рядом  ячеек  для  своих 

личинок.  Строительные  способности  пчел  самые  разнообразные.  Большинство  из  них 

готовят ячейки в земле  целой друзой, соединяя их в один ход, или в глинистых откосах, 

приделывая  над  входом  в  канал,  ведущий  к  ячейкам,  разнообразные  крышечки  и 

трубочки.  Часто  одиночные  пчелы  собираются  колониями  (рис.  267),  в  которой  каждая 

жительница строит свое собственное убежище для деток. 

Очевидно,  такие  колонии  выгодны  хотя  бы  тем,  что  если  кто-либо  из  прилежных 

тружениц  колонии  преждевременно  погибнет  от  врага,  то  начатое  дело  продолжит  и 

закончит  один  из  членов  колонии.  Пчелка-мать  тщательно  «полирует»  стенки  ячеек, 

смазывая  их  особым  лаком.  Все  это  делает  жилище  не  проницаемым  для  сырости  и 

болезнетворных грибков и бактерий. 

Каким-то  образом  пчела  ухитряется  смазать  изнутри  лаком  и  глиняную  крышечку, 

закрывающую ячейку. Пчелы халикодомы лепят гнезда, немного похожие на уплощенные 

 

231 

кувшинчики ос эвмен (рис. 268). Они прикрепляют их к камням, а строительный материал 

-  глину  со  слюдой  -  переслаивают  мелкими  кусочками  камней.  Интересно  то,  что  эти 

кусочки  камней  точно  соответствуют  по  цвету  (да  и  по  строению)  камню,  на  котором 

устраивается  все  сооружение,  даже  когда  раздобыть  частицы  такого  камня  трудно  и  их 

приходится разыскивать вдали от домика. И, наконец, подобно осам сцелифронам, пчелы 

халикодомы  поверх  плотно  прилегающих  друг  к  другу  ячеек  натаскивают  солидную 

глиняную  нашлепку,  покрывая  ею  все  сооружение,  очевидно,  для  большей  прочности  и 

безопасности от врагов.  

 

 

 

Рис. 267 – Колония пчел в глиняном обрыве 

 

В  разгар  весны  в  пустыне  вблизи  воды  на  лиловых  цветках  осота  особенно  много 

насекомых. Среди них нетрудно встретить небольшую коренастую пчелку мегахилу (рис. 

269). Ее голова  увенчана крупными серыми глазами, а между ними  -  короткие и прямые 

черные  усики;  грудка  темно-бурая,  крылья  совсем  маленькие,  ноги  цепкие.  Брюшко 

мегахилы мохнатое, на его сегментах узкие щетки из светлых густых волос, между ними 

проглядывает голый темный хитин, поэтому оно кажется полосатым. В отличие от других 

пчел, мегахила собирает пыльцу не на задние ноги, а на нижнюю поверхность брюшка. 

 

МЕГАХИЛА  ПУСТЫННИЦА.  В  нашей

2

  стране  известно  около  сотни  видов  пчел 

мегахил,  и  каждый  вид  по-своему  устраивает  жилище  для  потомства.  Мегахила 

пустынница делает его в земле. Но рыть сама не умеет. Поэтому она долго и настойчиво 

летает между травинками в поисках места для будущего гнезда. Мелкие трещинки, норки, 

щели  в  земле  –  ничто  не  ускользает  от  ее  внимания.  Вот  узкая  щель  в  земле  ведет  в 

небольшую  пещерку.  Стенки  ее  плотные  и  прочные,  пещерка  глухая.  Что  может  быть 

лучше!  Мегахила  задерживается  в  пещерке,  как  бы  желая  окончательно  убедиться  в 

добротности найденного помещения, потом долго летает над входом в пещерку, исчезает 

на  некоторое  время  и  возвращается  обратно.  Это  своего  рода  ориентировочные  полеты: 

мегахила запоминает положение своего гнезда. Теперь появляются другие заботы. Сейчас 

ее  не  привлекают  цветки,  она  садится  на  листья,  что-то  ищет  среди  них.  Вот  ей 

                                           

2

 Имеется в виду Советский Союз (ред).  

 

232 

приглянулся  большой  лист  лебеды.  Работая  зазубренными  челюстями,  как  ножницами, 

пчела  тщательно  вырезает  из  листика  продолговатый  кружочек  и,  удерживая  его 

челюстями и ногами, улетает к пещерке. В глубине темного жилища она загибает кончик 

кружочка  и,  прикусывая  образовавшуюся  сбоку  маленькую  складочку,  начинает 

выстилать гнездо. Еще две такие вырезки – и дно колыбельки готово. Потом из овальных 

кружочков,  укладываемых  один  на  другой,  она  возводит  боковые  стенки.  Постепенно 

получается что-то очень похожее на сигару, только с полостью в середине. Диаметр этой 

необычной  сигары  –  около  сантиметра,  длина  –  полтора-два  сантиметра.  Теперь,  когда 

готовы и пол и стенки, пчелка принимается за сбор пыльцы. Почти через каждые полчаса 

у  норки  раздается  звонкое  гудение  крыльев.  Прежде  чем  опуститься  на  землю,  пчелка 

делает  несколько  зигзагов  и,  внезапно  снизившись,  исчезает  в  темном  ходе.  Мелькает 

белый  комочек  пыльцы,  принесенный  на  брюшке.  Через  несколько  минут  из  норки 

показывается большая голова с серыми глазами и черными  усиками; голова замирает на 

секунду. Затем пчела выскальзывает из норки и улетает за новой порцией провианта.  

 

     

 

 

Рис. 268 – Гнездо пчелы Халикодомы 

 

Рис. 269 – Пчела Мегахилла 

 

Постепенно  полость  сигары  заполняется  пыльцой.  Она  слегка  прозрачна  и 

рассыпчата.  Пчела  тщательно  утрамбовывает  запас  еды,  на  гладкую  поверхность  ее 

откладывает светлое, почти прозрачное, большое продолговатое яичко. Но на этом заботы 

не  кончаются.  Для  заполненного  бочонка  теперь  нужна  крышечка  идеально  круглой 

формы  –  точно  по  диаметру  полости  сооружения.  Мегахила  мчится  в  заросли  травы  и 

старательно,  будто  заранее  все  измерив,  вырезает  необходимый  кружочек.  С  ним  она 

спешит в норку и закрывает кругляшком и запас еды, и снесенное яичко. Одного листика-

крышечки  мало,  и  мегахила  укладывает  их  целых  шесть, плотно  пригоняя  друг  к  другу. 

Затем,  если  есть  место,  над  первой  ячейкой  достраивается  вторая,  третья,  сколько 

поместится. Но вот, наконец, норка вся заполнена, детки устроены, и пчела, почистив свой 

костюм, навсегда покидает жилище... 

Проходит  час,  два,  и  она  уже  вновь  мелькает  между  травинками  в  поисках  новой 

норки. Долго трудится пчелка. Кончается лето, давно выгорела пустыня, отцвели цветы, и 

только  у  ручья  еще  зеленеют  какие-то  растения.  Очень  мало  стало  мегахил  пустынниц. 

Пчелы заканчивают свои последние гнезда. Сколько их было построено за лето, сколько 

труда  ушло  на  заботу  о  потомстве!  У  нашей  пчелы  истощаются  силы.  Плохо  работают 

крылья. Сильно потрепан когда-то нарядный костюм. Ранним утром пчела уже не в силах 

покинуть  найденную  накануне  норку  и  остается  там  навсегда.  Долгая  и  трудная  жизнь 

мегахилы пустынницы закончилась... 

 

Пчела шерстобит (рис. 270) устраивает ячейки для деток или в норках, или в полых 

стеблях  растений.  Но  ячейки  тщательно  она  устилает  очень  нежным  войлоком  из 

 

233 

растительных  материалов.  Сине-черная  пчела  ксилокопа  (рис.  271)  -  еще  ее  называют 

древогрызом  -  мощными  челюстями  просверливает  в  древесине  отмерших  или 

отмирающих  деревьев  ходы, которые  заполняет  ячейками  с  пыльцой  и  медом.  Впрочем, 

многие  виды  рода  ксилокопа,  селящиеся  в  безлесных  степях  или  пустынях,  с  успехом 

гнездятся и прямо в земле, проделывая в ней норки.  

 

     

 

 

Рис. 270 – Пчела-шерстобит Антидиум 

Рис. 271 – Пчела Ксилокопа вальга 

 

И среди ос есть виды, которые, подобно пчелам, выкармливают личинок пыльцой и 

нектаром цветов. Таковы осы мазариды (рис. 272). Они строят гнезда, как и осы эвмены. 

Пыльцу  носят  не  на  поверхности  тела,  как  пчелы,  а  в  зобике.  Осы  рода  церамиус  из 

пыльцы и нектара готовят комочек теста в виде реторты, на носик которой кладут яичко, и 

потом закупоривают ячейку. 

 

 

 

Рис. 272 – Цветочная оса-мазарида (Мазарис), самец 

 

Совершенно  особое  место  в  многоликом  мире  насекомых  занимают  общественные 

осы,  пчелы,  муравьи  и  термиты.  Строительные  инстинкты,  а  также  способы  воспитания 

потомства у них достигли наибольшего совершенства. 

 

 

 

234 

 

ЛЮБЯТ ДАРОВЫЕ ПОМЕЩЕНИЯ И ЧУЖУЮ ПРОВИЗИЮ 

 

В мире насекомых много таких. Подчас значительно проще воспользоваться чужим 

трудом,  чем  самому  тратить  силы  и  время,  так  мало  отведенного  природой  для  жизни. 

Иногда  подобное  поведение  и  не  ущемляет  ничьих  интересов.  Почему,  допустим,  не 

воспользоваться чужим домиком, если он опустел и никому не нужен? Одиночная пчела 

халикодома  устраивает  ячейки  в  пустой  раковине  улитки.  Чем  он  плох?  Прочен,  не 

промокает. И ведь не нужен никому? В спиральном ходе раковины улитки она сооружает 

одну  за  другой  ячейки,  перегораживая  их  пластинками  из  кашицы,  приготовленной  из 

пережеванных листьев растений, смоченных клейкой слюной. Пространство, оставшееся 

свободным, она закладывает камешками, а для того, чтобы они не выпали, закрепляет их 

еще одной наружной стенкой из пережеванной массы. Для большей верности заботливая 

родительница  натаскивает  на  раковину  различные  веточки,  соринки,  палочки,  маскируя 

ими все сооружение.  

Одиночные  осы  и  пчелы  очень  любят  заселять  опустевшие  гнезда  пчелы 

халикодомы  и  особенно  ос  сцелифронов.  Кто  только  в  них  не  селится!  Еще  бы!  Гнездо 

прошло  испытание  на  прочность  фундамента,  его  не  размочили  дожди,  в  нем  выжило 

поколение хозяйки - значит оно еще пригодно.  

Погрузит  свое  брюшко  в  землю  самочка  кобылочки  и,  откладывая  яички, 

одновременно  выпустит  клейкую  жидкость.  Равномерно  со  всех  сторон  яйцекладки 

пропитывает  она  землю,  и,  когда  высохнет,  получается  отличный  земляной  бочонок  – 

кубышка.  Да  такой  прочности,  что  и  пальцами  не  раздавишь!  Давным-давно  покинули 

кобылочки  родную  кубышку  и  сами,  прожив  лето,  тоже  ушли  из  жизни,  оставив 

потомство. А материнская, бабушкина и прабабушкина кубышки целы и крепки. Выдует 

ветрами вокруг них землю, вымоет дождями или весенними потоками, а они, обнаженные, 

торчат столбиками в земле (рис. 273) или валяются на ее поверхности. Выражаясь языком 

строителей, запас прочности у кубышки кобылок отменный, так как в течение нескольких 

лет  с  нею  ничего  не  делается.  В  кубышках  саранчовых  любят  жить  и  оставлять  свое 

потомство  многие  насекомые,  не  умеющие  строить  собственных  жилищ;  обожают  их  и 

мелкие пауки.  

В  Англии  зимняя  пяденица  Опретоптера  брумата  откладывает  яйца  в  пустые 

оболочки  от  яиц  бабочек  Малакосома  дистрия,  Малакосома  американа  или  пяденицы 

Аусофила  пометария.  Разве  плохо  усилить  броню  своих  яичек  за  счет  пустующих 

оболочек  яиц  других  бабочек!  Видимо,  такая  особенность  поведения  возникла  не  столь 

давно, так как пяденица была завезена из Европы в Шотландию всего лишь около полуста 

лет  назад.  Пчелы  обойщицы,  многие  мелкие  осы  парализаторы  охотно  заселяют  ходы  в 

древесине, выточенные личинками жуков дровосеков, златок и рогохвостов. Даровое, хотя 

и свое собственное помещение используют для яичек многие бабочки рода Оргия. Самки 

этих  видов  рудиментарны,  то  есть  без  глаз,  без  ног  и  без  крыльев  -  просто  мохнатый 

мешочек,  набитый  яйцами.  Они  так  и  не  выбираются  наружу  из  шелковистого  кокона, 

сплетенного гусеницей перед тем, как стать куколкой. В этом же коконе самку находит и 

оплодотворяет  самец  -  обычная  бабочка  с  хорошо  развитыми  крыльями.  Самка 

откладывает яйца в свой же свитый из шелковых нитей кокон. Им хватает места, так как 

после  рождения  яиц  от  матери  остается  крохотный  сморщенный  комочек.  Точно  так  же 

поступают некоторые бабочки чехлоноски.  

Сколько  в  мире  насекомых  заботливых  родителей!  Они  самоотверженно  трудятся, 

изнуряют  себя  заботами  о  потомстве,  чтобы  дать  ему  жизнь,  уберечь  от  холода,  голода, 

врагов и опасностей, которыми так полна протекающая в вечной борьбе жизнь. И рядом с 

ними,  преданными  главному  делу  –  продолжению  рода,  живут  любители  чужого  труда, 

настоящие  шестиногие  кукушки,  приспособившиеся  подбрасывать  яички  в  чужие 

кладовые, где готов и стол, и кров. Муха тахина Мильтограмма германис подкарауливает 

 

235 

осу  бембикса,  когда  та,  вырыв  норку  и  натаскав  в  нее  добычи  для  личинки,  собирается 

закончить  свои  дела,  проскальзывает  в  норку  и  откладывает  свое  яичко.  Подбрасывают 

тахины яички и в норы ос аммофил, куда только что занесены парализованные гусеницы. 

 

МУШКА-КУКУШКА.  Мы  мчимся  вниз  по  асфальтовому  шоссе  через  Кокпекское 

ущелье мимо голых красных скал да редких кустиков. За поворотом дороги показывается 

зеленая полоска травы, а повыше ее синеют заросли шалфея. Такое место нельзя проехать 

мимо,  надо  остановиться.  Заскрипели  тормоза,  вся  компания  выбралась  из  кузова  и 

рассыпалась  по  склону  ущелья.  У  каждого  свои  дела:  кто  интересуется  жуками,  кто 

мухами,  кто  пчелами.  А  у  меня  муравьи.  Кто  из  них  здесь  живет,  как  идут  дела  у 

маленьких тружеников нашей планеты? Но муравьями заняться не удается. 

 

 

 

Кокпекское ущелье Сюгатинских гор 

 

У самого края дороги вижу осу аммофилу, черную, с красным пояском на брюшке, 

как  всегда,  быструю,  очень  занятую.  У  нее  важное  дело.  Она  только  что  парализовала 

большую зеленую гусеницу совки и теперь тащит свою добычу (рис. 274). Гусеница весит 

в два-три раза больше хищницы. А осе нипочем ни камни на пути, ни густое переплетение 

сухих травинок. Дела заботливой аммофилы, в общем, мне известны наперед. Сейчас она 

оставит  добычу  и  примется  рыть  норку.  Потом,  построив  подземную  темницу,  затащит 

гусеницу в норку, отложит на нее яичко, забросает землею вход, утрамбует его и на этом 

закончит заботы о своей детке. И все же интересно посмотреть. Дела у осы, оказывается, 

не столь уж и просты. За нею неотступно следует небольшая серая мушка. У нее большие 

красные глаза, черные пятнышки по бокам брюшка и большие жесткие черные щетинки, 

рассеянные  по  телу.  Мушка  ловка,  очень  осторожна,  все  время  сзади,  на  почтительном 

расстоянии,  не  попадается  на  глаза  осе.  Вдруг  хозяйка  добычи  заметит,  погонится.  У 

 

236 

мушки  отличное  зрение,  она  вовсе  не  так  уж  и  близорука,  как  принято  думать  о 

насекомых, и за полметра отличает осу от других всюду снующих насекомых.  

 

     

 

 

Рис. 273 – Старая кубышка саранчи 

 

Рис. 274 – Оса Аммофила с добычей 

Я пытаюсь поймать мушку сачком, досадно промахиваюсь, и, несмотря на это, она 

быстро  находит  жертву  и  продолжает  следовать  за  нею  по  пятам.  Интересная  мушка, 

никогда не видал я такую настойчивую и зрячую!  Аммофила же ничего не подозревает, 

так  и  мелькает  среди  камней  черно-красная,  с  зеленой  гусиницей.  Но  вот  она  оставила 

ношу за камешком в тенистом углублении, помчалась в сторону, скрылась. А мушка? Она 

не  смущена  исчезновением  охотницы.  Уселась  на  травинку  почти  над  самой  гусеницей, 

спокойна, неподвижна. Раз соскользнула вниз, прикоснулась на мгновение к гусенице, но 

не  отложила  на  нее  свои  яички,  хотя  это  было  сделать  проще  простого,  и  –  обратно  на 

свой наблюдательный пункт. Неожиданно и муха исчезла. Гусеница одна, брошена, будто 

никому не нужна. Я досадую: где же они – оса и муха? Наконец, слышу легкий звон. Он 

меня  радует,  мне  хорошо  знаком:  когда  оса  роет  норку,  то  вибрирует  крыльями  и 

челюстями,  применяя  настоящий  вибратор.  По  звуку  замечательного  инструмента  я 

нахожу  ее.  Быстрая,  энергичная,  она  уже  почти  выкопала  норку.  Земля  так  и  летит 

струйками  из-под  ее  сильных  ног.  А  муха,  оказывается,  тоже  тут  как  тут.  Сидит  на 

камешке, поглядывает на работу землекопа. Как она ее нашла? Тоже, наверное, по звуку 

вибратора. 

Наконец,  подземное  жилище  для  будущей  детки  закончено.  Оса  почистила  яркий 

костюм,  помчалась  разыскивать  добычу.  Муха  же  и  не  собирается  покидать 

наблюдательного  поста.  Будто  уверена,  что  к  жилищу  для  детки  мать  обязательно 

вернется.  Оса  не  сразу  нашла  добычу.  Немного  ошиблась,  попала  в  другое  место. 

Покрутилась, нервно размахивая усиками и вздрагивая крыльями, наткнулась на камешек, 

у которого спрятала гусеницу, схватила ее, потащила, поднесла ношу к норке, стала бегать 

вокруг, как бы желая убедиться, что все в порядке, никто не угрожает ее будущей детке. 

Но  не  заметила  главного:  притаившуюся  на  камне  тайную  наблюдательницу.  А  та 

замерла, не шелохнется. Теперь, пожалуй, надо еще раз попытаться поймать врага осы. Но 

снова  досадный  промах.  Все  кончено!  Напуганная  муха  более  не  вернется.  Но  мои 

опасения напрасны. Проходит несколько секунд, и муха снова на своем наблюдательном 

посту, не сводит глаз с осы и ее добычи. Поведение мухи не на шутку заинтересовало. Я 

даже рад, что не смог ее поймать, хотя наблюдение останется неполным, если муха будет 

упущена. Ведь так важно знать, кто она такая. Мир насекомых велик, только одних мух, 

занимающихся  подбрасыванием  яичек  на  чужую  добычу,  наверное,  несколько  тысяч 

видов!  Почему  бы  мухе  сейчас  не  воспользоваться  отлучкой  хозяйки  добычи  и  не 

отложить яички? Дела идут к концу! Сейчас гусеница будет затащена в подземелье. Но и 

 

237 

на этот раз у мушки, наверное, свой особенный расчет. Решительный момент для главного 

действия еще не наступил, торопиться рано, мало ли что может еще произойти! Гусеницу 

могут  утащить  муравьи,  птицы.  Такое  бывает.  Да  и  сама  оса  не  застрахована  от 

неожиданной гибели. Нет, уж лучше всего караулить здесь, возле норки.  

Оса  закончила  обследование.  Успокоилась,  не  нашла  ничего  подозрительного. 

Подтащила  гусеницу  к  самой  норке,  забралась  в  нее,  высунула  оттуда  голову,  схватила 

добычу  и  исчезла  с  нею  в  глубине.  Проходит  десяток  секунд.  Сейчас,  наверное,  оса 

отложила на гусеницу яичко. Вот она выскочила наверх, обежала вокруг приготовленного 

для  детки  убежища.  А  муха?  Почему  она  не  торопится?  Сейчас  все  будет  закончено  и 

норка зарыта. Нет, муха затевает свое дело! Ловкая и быстрая, будто отлично зная наперед 

все  действия  осы,  улучила  момент,  соскочила  на  землю,  села  на  самый  край  норки, 

спружинила  тельце,  выбросила  из  брюшка  крошечную  белую  кучечку  и  опять  села  на 

свой  наблюдательный  пост.  Мои  нервы  напряжены  до  крайности.  Иметь  дело  с  такими 

энергичными и торопливыми насекомыми нелегко. В величайшей спешке я едва успеваю 

через  лупу  разглядеть,  что  белая  кучка  –  штук  двенадцать  крохотных  личинок,  вовремя 

наставить  фотоаппарат  на  действующих  лиц,  и,  хотя  неудачно,  опять  пытаюсь  изловить 

сачком коварную муху.  

А дальше происходит неожиданное. Оса, прежде чем засыпать норку,  ударом ноги 

сбрасывает  кучку  личинок  в  подземелье  и,  молниеносно  мелькая  ногами,  забрасывает 

норку землей. Вскоре работа закончена. Детка устроена. Оса даже не уделила времени на 

традиционную чистку своего костюма, взмыла в воздух, полетела к сиреневым зарослям 

шалфея.  В  последнее  мгновение  я  успеваю  заметить,  как  за  нею,  пристроившись  сзади, 

мелькнула и серая коварная мушка. 

Неужели она, такая ловкая, будет и дальше  следовать за аммофилой, вместе  с нею 

летать по цветам, лакомиться нектаром и, восстанавливая свои силы, шпионить за ловкой 

охотницей,  когда  та  начнет  разыскивать  свою  добычу,  будет  ночевать  рядом  с  нею  до 

самого конца жизни, ловко и безошибочно подбрасывая личинок на очередную жертву!  

Как же теперь с мухой? «Не пойманный – не вор». Наблюдение, не подтвержденное 

определением  насекомого,  теряет  ценность.  Что  делать?  Надо  искать!  И  я  ползаю  по 

камням, разглядываю, ищу незнакомку. Неожиданно на камне я вижу сразу трех мушек, 

серых,  красноглазых,  в  черных  крапинках  на  брюшке  и  с  длинными  щетинками.  Ну, 

теперь  бы  не  промахнуться.  Резкий  взмах  –  и  в  сачке  бьется  пленница!  Теперь  можно 

продолжать поездку... 

 

Особенно много кукушек среди пчел (рис. 275). Коварные, ловкие, «они не сеют, не 

жнут, а хлеб едят». Не строят жилище для детки, не носят в него пергу и нектар. Они не 

сводят  глаз  со  своей  жертвы,  караулят,  ожидают  момента  и,  улучив  его,  когда  ячейка 

готова,  в  нее  хозяйка-пчела  отложила  яичко  и  собирается  запечатывать  дверку,  хитро  и 

коварно подбрасывают свое яичко. Из этого яичка тотчас же выбирается личинка, она тут 

же уничтожает яичко хозяйки и сама становится полновластной владелицей чужого добра. 

Другие  пчелы-кукушки  бесцеремонно  раскрывают  только  что  запечатанную  ячейку, 

подбрасывая  туда  яичко.  Так  проще.  Никто  не  мешает,  так  как  хозяйка-пчела,  закончив 

дело, улетела на цветы покормиться, набраться сил для очередной работы. 

 

МУШКА-НАЕЗДНИЦА. В песках около станции Илийск, ныне ушедшей под воды 

Капчагайского  водохранилища,  мы  остановились  случайно.  Спустила  покрышка 

грузового автомобиля, запасное колесо еще раньше вышло из строя. Я хорошо помнил эти 

пески,  поросшие  джузгуном,  песчаной  акацией  и  травами  песчаной  пустыни.  Много  лет 

назад  я  здесь  пробирался  по  топкому  песку,  ведя  за  собою  велосипед,  груженный 

экспедиционным снаряжением. Тогда, вспоминаю, вот за тем бугром по дороге полз жук 

навозник  и  катил  свой  шар  из  навоза.  Это  был  настоящий  священный  скарабей,  давние 

предки которого более двух тысяч лет назад почитались народами Египта, Греции и Рима. 

 

238 

Увидев скарабея, я положил велосипед на землю, склонился над жуком. Мне непременно 

хотелось  сфотографировать  навозника,  волокущего  свою  драгоценную  ношу.  К  моему 

удивлению,  жук  был  не  один.  На  его  блестящих  надкрыльях  сидела  горбатая  серенькая 

мушка.  Она  крепко  держалась  за  жука,  а  когда  встречные  травинки,  казалось,  грозили 

смести  ее  с  бронированного  перевозчика,  она  перебегала  под  его  брюшко.  Мушка  явно 

намеревалась  воспользоваться  или  самим  жуком,  или  его  развивающимся  потомством, 

или,  наконец,  его  навозным  шаром.  Не  помню,  что  мне  помешало  тогда  поймать  эту 

замечательную  мушку;  во  всяком  случае,  я  не  стал  ее  обладателем  и  не  познакомился  с 

нею ближе, хотя и сохранил об этой встрече фотографию... 

Пока  я  предавался  воспоминаниям,  вблизи  раздалось  громкое  жужжание,  и  совсем 

рядом  со  мной  пронесся  священный  скарабей,  другой  промелькнул  вдали.  Из-за 

ближайшего кустика джузгуна выполз и третий; он был с добычей и, как всегда, торопясь, 

подталкивал  отлично  скатанный  навозный  шар  (рис.  276).  Жуков  навозников  здесь 

оказалось много. Близость к поселению, постоянная пастьба скота, мягкая песчаная почва, 

видимо,  способствовали  этому.  Они  сновали  во  всех  направлениях  в  поисках  свежего 

навоза,  с  жужжанием  носились  в  воздухе,  обнюхивая  его  широко  расставленными  в 

стороны  пластинками  усиков,  рыли  норы,  ловко  выбрасыая  кучи  песка  наружу,  катили 

свои  шары.  Но  самым  интересным  было  то,  что  на  каждом  занятом  своим  делом  жуке 

неизменно  сидело  по  несколько  сереньких  горбатеньких  мушек.  У  жуков,  которые 

разыскивали навоз или копали норы, мушки находились снизу, на брюшке, в ложбинках 

между передними и средними ногами. Здесь, вероятно, было наиболее безопасное место. 

Ну,  а  когда  жук  обзаводился  навозным  шаром,  мушки  переселялись  наверх,  чтобы  не 

оказаться приплюснутыми к влажному шару. Мушки отлично чувствовали себя на жуках, 

шустро бегали по ним. Вместе с шаром они въезжали в подземные жилища и для чего-то 

там оставались. Дальнейшие действия наездницы было нетрудно разгадать. В подземелье 

мушки откладывали свои яички на шары, приготовленные для деток священного скарабея, 

и, пристроив за чужой счет свое потомство, старались выбраться наружу, пока выход не 

был закрыт наглухо. Потом из яичек выходили личинки, они быстро развивались, гораздо 

быстрее, чем личинки самого жука, и тут же окукливались. 

 

    

 

 

Рис. 275 – Пчела-кукушка Целиокс 

 

Рис. 276 – Священный скарабей с навозным 

шаром 

 

Соревнование  с  личинкой  жука  в  быстроте  развития  имело  большое  значение,  и, 

если  бы  личинка  мушки  не  успевала  раньше  хозяина  закончить  свою  работу,  она 

оставалась  бы  без  провианта.  В  одном  навозном  шаре  никогда  не  оказывалось  много 

личинок мух, и, думается, не случайно. Если бы в одном шаре мушек развивалось много, 

они погубили бы личинок жуков, а потом – кто бы им доставлял навоз? – и сами погибли 

бы.  Но  как  такие  слабенькие  горбатые  мушки  могут  выбираться  наружу  из  подземелья? 

 

239 

Это  происходит  просто.  Выйдя  из  кокона,  мушки  терпеливо  поджидают  появления  из 

навозного шара молодого жука навозника и потом выходят наружу вслед за ним. У жука 

ноги – отличные лопатки, и выкарабкаться наверх ему ничего не стоит. Вот еще почему не 

могут  мушки  сильно  размножаться  в  навозном  шаре  и  губить  личинку  скарабея:  кто  бы 

тогда  помог  им  выбраться  из  подземного  заключения?  Словом,  эта  приживалка  стола 

полностью зависит от жука навозника.  

 

 

 

 

Пески на берегу Капчагайского водохранилища 

 

История серенькой мушки для меня как будто разгадана. Но откуда произошло такое 

сложное  сожительство?  Неужели  мушка  не  может  запросто  развиваться  в  навозе  на 

поверхности  земли?  Думается,  когда-то,  очень  давно,  предки  мушек  поступали  так,  но 

теперь  изменили  свое  поведение,  и  причин  к  этому  могло  быть  несколько.  Вероятнее 

всего,  не  хватало  навоза  для  всех  желающих  им  питаться.  Острый  недостаток  его 

особенно  сильно  ощущался,  когда  что-либо  происходило  с  животными  – 

производителями  навоза,  их  становилось  мало  или  они,  гонимые  мором,  бескормицей, 

хищниками,  перекочевывали  в  другие  места.  Тогда  сильные  и  быстрые  священные 

скарабеи  раньше  всех  расхватывали  навоз.  Что  оставалось  делать  маленьким  слабым 

мушкам,  как  не  ехать  верхом  на  жуке  –  похитителе  навозного  добра?  Так  постепенно  и 

сложились  навыки  серенькой  мушки,  и  из  вольной  жительницы  она  превратилась  в 

типичного нахлебника... 

 

Среди  мушек  горбаток  есть  и  другие  любители  даровой  пищи  и  дома.  Небольшие 

мушки  горбатки  подкарауливают  момент,  когда  в  норку,  с  таким  трудом  выкопанную 

жуками нарывниками (рис. 277), отложены яички, и подбрасывают свои. Личинки мушек 

 

240 

горбаток тотчас же съедают яички нарывников. Впрочем, и сами нарывники хороши. Они 

откладывают  в  землю  большие  партии  яичек.  Из  них  выходят  крошечные  и  очень 

подвижные личиночки, забираются на цветы и ждут пчел. Вместе с ними они добираются 

до пчелиных ячеек,  уничтожают деток пчел-тружениц и, питаясь за  счет чужих запасов, 

превращаются в жуков. Личинки некоторых из этих жуков съедают содержимое кубышек 

кобылок. 

 

ОХРАНЯЮТ И КОРМЯТ БЕЗЗАЩИТНОЕ ПОТОМСТВО 

 

Яички  и  молодые  личиночки  мягки,  нежны,  потому  становятся  часто  лакомой 

добычей  хищников.  Вот  почему  многие  насекомые-родители  охраняют  свое  потомство. 

Пушистая  пяденица  откладывает  яйца  комочками,  покрывает  их  частично  волосками  со 

своего тела и сидит на них несколько недель. Многие пчелы, устроив ячейки с запасами и 

яичками,  закупоривают  главный  ход  своим  телом,  охраняя  развивающееся  семейство  от 

возможных напастей. Так она и погибает, оставаясь на месте. Бетилоидная оса, та самая, о 

которой  мы  рассказывали,  что  она  заражает  яичками  личинок  дровосеков,  с  упорством 

добираясь до жертвы, не покидает своего потомства, развивающегося в добыче, остается 

рядом  и  впоследствии  тут  же  погибает.  Пилильщик  Перга  левизи,  обитающий  в 

Австралии, прикрепив яйца на листке эвкалипта, остается на месте кладки, оберегая ее от 

врагов до момента выхода потомства. Охраняет он некоторое время и молодых личинок. 

Медведки (рис. 278) роют в земле просторные шарообразные камеры в диаметре до десяти 

сантиметров,  в  которых  оставляют  яички.  Наиболее  плодовитые  медведки  откладывают 

до  шестисот  яиц.  Здесь  медведка  не  только  сторожит  свое  сокровище,  но  и  кормит 

выводок до первой линьки, пока ее многочисленные дети не окрепнут и не будут готовы к 

самостоятельной жизни. Такие же заботливые матери и уховертки (рис. 279). 

 

     

 

 

Рис. 277 – Жук-нарывник Гиклеус 

 

Рис. 278 – Медведка (Гриллотальпа) (фото П.И. 

Мариковского) 

 

ЦАРСТВО УХОВЕРТОК. Ранней весной в ущелье Карабалты в Киргизском хребте я 

встретил  множество  уховерток.  Здесь  было  настоящее  их  царство,  особенно  там,  где  к 

ручью спускались осыпи из плиточного камня. Под каждой плиткой, лежащей на земле, 

жили уховертки большой компанией – штук до полусотни. Конечно, стоит только поднять 

камень,  мирная  жизнь  нарушается,  уховертки  приходят  в  величайшее  замешательство, 

задирают  кверху  свои  клешни  и,  размахивая  ими,  разбегаются  во  все  стороны,  спасаясь 

кто  где  может.  Плоские  камни  прогреваются,  и  нет  лучшего  места  для  тех,  кто  боится 

дневного  света,  но  любит  тепло.  Меня  очень  заинтересовало,  почему  уховертки 

собираются такими большими скоплениями под камнями. Десяток перевернутых камней 

уже  открывает  немало  секретов.  Оказывается,  под  каждым  из  них  не  случайное 

скопление, а одна большая, вместе живущая семья. Вот глава семьи – уховертка-мать. Она 

заметно  крупнее  всех,  надкрылья  у  нее  ярче,  брюшко  длиннее  и  клешни  больше.  Все 

 

241 

остальные – ее дети. Но они не одинаковы. Самые маленькие – длиною менее сантиметра, 

надкрылья  у  них  зачаточные,  клешни  едва  заметные.  Средние  –  около  сантиметра,  ярче 

окрашены,  надкрылья  и  клешни  хорошо  развиты.  Самые  старшие  братья  и  сестры  уже 

совсем  как  взрослые  –  около  полутора  сантиметров  –  и  скоро  догонят  главу  семейства. 

Значит,  при  матери  находится  потомство  трех  яйцекладок.  Все  члены  многочисленной 

семьи живут вместе. 

 

 

 

Низкорье Киргизского хребта 

 

Плоский  камень,  как  видно,  –  постоянное  убежище  уховерток,  их  дом.  Вот  один 

единственный и маленький выход. Только через него дом связан с внешним миром. Вот 

обширная  комната,  усеянная  мельчайшей  трухой  темно-зеленоватого  цвета,  –  столовая, 

здесь дружная компания собирается к трапезе. А там в сторону идут маленькие каморки, в 

которых  ютятся,  прижавшись  друг  к  другу,  уховертки.  Малыши,  средние  и  старшие, 

держатся раздельно, хотя и вблизи. Возможно, когда становится холодно, все собираются 

в  одну  кучу.  Вместе  теплее!  У  самого  дальнего  конца  жилища,  в  стороне, 

противоположной  выходу,  расположена  небольшая  норка.  Как  жаль,  что  ее  трудно 

проследить между камнями! В ней, без сомнения, находится зимовочная камера  – место 

долгой зимней спячки всей семьи. 

Кто  же  кормит  столь  многочисленную  ораву?  Надо  подождать  вечера:  уховертки 

никогда не выходят на поверхность земли днем. Они типично ночные насекомые, боятся и 

сухости, и солнца, и многочисленных врагов.  

В ущелье ложится глубокая тень. Ручей шумит, бурлит и пенится. Над громадными 

гранитными  скалами  проносится  стайка  сизых  голубей.  На  кустике  таволги  распевает 

черный  дрозд.  Наверху  еще  светит  солнце,  окрашивая  скалы  в  багровый  цвет.  Розовеют 

снежные вершины далекого перевала. Тихо и не спеша из-под плоских камней выползают 

 

242 

уховертки-мамаши  и  скользят  бесшумно  между  травинками.  Пока  одни  возятся  среди 

темного  леса  трав,  другие  уже  возвращаются  обратно  с  травинками  в  челюстях.  И 

странно:  травинки  основательно  подвяли  и,  видимо,  заготовлены  заранее.  Значит,  детям 

почему-то необходим менее сочный корм. Дойдя до входа под камень, самка заталкивает 

в  норку  кончик  травинки,  затем,  бросив  ношу,  пробирается  туда  и  сама.  Как  только 

скрывается  в  норе,  торчащая  оттуда  травинка  тотчас  же  начинает  шевелиться  и 

постепенно исчезает. Уховертки, по всей вероятности, не умеют заползать в свое жилище, 

пятясь  назад,  им  мешают  длинные  клешни.  Едва  пища  занесена,  отодвигаю  камень.  Еда 

уже  в  центре  столовой,  и  около  нее  собралось  все  многочисленное  семейство.  Кое-кто 

запустил челюсти и начал трапезу.  

Интересно проследить, что же будет с уховертками. Конец весны – начало лета. Еще 

цветут  кое-где  одуванчики,  синюхи,  красные  маки.  Уховертки  сильно  подросли. 

Младшие, средние и старшие – все выровнялись и стали взрослыми самками и самцами. У 

самцов  длинные  клешни,  и  они  ими  ловко  размахивают,  задрав  кверху  брюшно.  От 

бывших семей и следа не осталось. Уховертки-родительницы давно погибли, и их трупы 

кое-где можно найти под камнями. Покрытые белым грибком, они неузнаваемы. Молодые 

уховертки  разбрелись  и  сейчас  путешествуют  всюду,  забираются  на  день  под  камни, 

собираются  большими  скоплениями  и  так  же,  как  в  детстве,  дружно  и  сообща  поедают 

травинки.  Только  запасами  провианта  теперь,  когда  нет  заботливой  матери,  занимаются 

все... 

 

Еще в 1759 году шведский энтомолог Де Гир описал, как молодые уховертки тотчас 

же  прячутся  под  мать,  оказавшись  на  свету,  если  перевернуть  камень.  В  это  время  они 

очень  походят  на  цыплят,  забравшихся  под  наседку.  Известный  популяризатор  Брем 

сообщает,  что  уховертка-мать,  если  ее  часто  беспокоить,  переносит  в  челюстях  яички  в 

другое  место.  Она  следит  за  молодыми  уховертками,  сгоняет  их  в  кучу,  когда  те 

расползаются  в  стороны  дальше,  чем  это  полагается,  и  погибает  лишь  тогда,  когда 

молодое потомство вполне разовьется. 

Также  переносит  свои  яички  с  одного  места  на  другое  и  прибрежная  уховертка 

Лабидура рипария (рис. 280). Европейская уховертка Форфикула аурикулярия после того, 

как  снесет  яички,  изгоняет  самца.  Потом  она  тщательно  охраняет  яйца,  переносит  их  с 

места  на  место,  поедает  яйца,  пораженные  плесенью,  тем  самым  предохраняя  здоровые 

яйца от  заражения грибком. Не покидает она своего потомства и после выхода из яичек 

молодых  уховерток,  кормит  их  до  третьего  или  четвертого  возраста.  Впрочем,  если  она 

откладывает еще партию яиц, то поколение первой кладки лишается родительской опеки 

раньше. 

 

    

 

 

Рис. 279 – Уховертка Ореазиобия 

Федченко 

 

Рис. 280 – Прибрежная уховертка Лабидура 

рипария (фото В.Т. Якушкина) 

 

 

243 

 

Уховертка  Пролабиа  арахидис  откладывает  яички  с  готовыми  к  вылуплению 

личинками.  Но  сами  они  не  могут  прорвать  оболочку  яйца  и  выбраться  наружу.  Эти 

акушерские  обязанности  берет  на  себя  сама  мать:  как  только  снесет  яйцо,  тотчас  же 

осторожно  и    деликатно  освобождает  детку  от  яйцевой  оболочки.  Самка  уховертки 

Анаделабис  сторожит  норку,  в  ней  оставляет  яички  и  покидает  ее,  лишь  когда  из  яичек 

выходят личинки. 

Немало заботливых родителей и среди разнообразной братии растительных клопов. 

Один из исследователей, изучив литературу по биологии клопов, отметил случаи заботы о 

потомстве  у  двадцати  пяти  видов,  относящихся  к  восьми  семействам.  Клопы,  эти 

заботливые  родители,  ведут  различный  образ  жизни,  обитают  в  различной  обстановке  и 

охраняют  от  многочисленных  паразитов  и  хищников  не  только  яички,  но  иногда  и 

молодых  клопиков.  Один  из  клопов  семейства  пентатомид,  обитающий  в  Африке  на 

дереве  какао,  тоже  сторожит  отложенные  яички,  прикрыв  их  своим  телом.  Если  самку 

насильно удалить, она поспешно возвращается обратно. Охрана продолжается до тех пор, 

пока из яичек не выведутся нимфы, которые от матери постепенно расползаются в разные 

стороны. Такая охрана очень важна, она препятствует заражению яичек наездниками. 

Клоп щитник Эласмуха гризеа сидит на яйцах, прикрывая своим телом, не покидает 

их.  Другой  клоп  -  краевик  листовидка  Филломорфа  ланцеолята  -  носит  отложенные  на 

себе  яйца  между  многочисленными  шипами,  покрывающими  тело.  Клоп  водомерка 

Халабатес собринус, обитающий в открытом океане,  – единственное насекомое, которое 

поселилось  в  морской  стихии,  не  боясь  ни  ее  громадных  пространств,  ни  страшных 

волнений  и  штормов.  Он  таскает  за  собой  и  на  себе  яйца.  Иначе  нельзя,  в  бескрайней 

водной  пустыне  легко  растеряться!  У  клопов  южноамериканского  рода  Гхилианелла, 

отличающихся удлиненным телом, личинки обвивают мать со всех сторон, она носит их 

на  себе,  оберегая  от  врагов.  На  себе  носят  яйца  и  некоторые  клопы  из  тропического 

семейства  водяных  скорпионов  белостомид.  Клоп  Акантосома  гризеум  не  только 

защищает снесенные яйца, но значительное время оберегает вышедших из них клопиков. 

Клоп  серая  эласмуха  тщательно  стережет  свое  потомство,  следит  за  тем,  чтобы  ее 

многочисленные детки не разбежались во все стороны, созывает их особыми звуками, чем 

напоминает  наседку.  Самка  кубинского  клопа  триатома  не  только  стережет  отложенные 

ею  яйца  и  охраняет  вышедших  из  них  клопиков,  но  и  кормит  их  весьма  оригинальным 

способом.  Окружив  мать  и  вонзив  в  нее  свои  острые  хоботки,  клопики  сосут  ее  чрево. 

Самоотверженная кормилица переносит экзекуцию, которую устраивают ее дети.  

Какое-то  время  носят  с  собой  яички  и  некоторые  ручейники  (рис.  281).  Затем  они 

бросают их в воду или даже опускаются сами вместе с ними под воду. Самки тараканов, 

помещая яйца в особую капсулу или яйцевой кокон - оотеку, носят ее на конце брюшка. 

Некоторые тараканы не расстаются с таким коконом до тех пор, пока в нем не разовьются 

молоденькие тараканята. Только тогда самка прощается с ними, помещая их где-нибудь в 

темном  и  защищенном  от  света  месте  -  под  камнями,  в  щелях  земли.  Некоторые  же 

тараканы  закапывают  оотеку  в  землю.  Точно  так  же  носит  с  собой  яйцевой  кокон, 

придерживая  его  задними  ногами,  самка  жука  водолюба  Сперхус  эмаргинатус,  оставляя 

его  лишь  тогда,  когда  из  яичек  выводятся  личинки.  Жуки  Омастедес  спекулярис, 

обитающие в Колумбии, откладывают яйца плотной кучкой на лист растения и охраняют 

отродившихся  личинок.  Их  развитие  длится  две-три  недели.  Они  питаются  по  строго 

заведенному регламенту: с шести до девяти часов утра и с шести до девяти часов вечера. 

Во  время  питания  личинки  расползаются  по  листу,  а  затем  собираются  тесной  группой, 

располагаясь кружком, головками к центру, в котором находится их мать. Прикончив лист 

растения, личинки и охраняющая их родительница дружно переползают на другой лист. 

Энтомолог, изучавший это примерное семейство, установил, что без матери большинство 

личинок погибает от муравьев. Сходный образ жизни ведут листоеды Хитодекта руфипес. 

Этот  вид  обитает  в  Пьемонте  (северо-запад  Италии).  За  раз  самочка  жука  выводит  до 

 

244 

тридцати  личинок.  Весь  выводок  держится  неразлучно,  совместно  поедая  листья. 

Одновременно  у  всех  и  происходит  линька.  Мать  все  время  следит  за  своими  детьми. 

Обычно  после  каждой  линьки  она  переводит  личинок  на  другой  лист.  Развитие  под 

надежным  присмотром  родительницы  длится  до  того  момента,  когда  личинки,  покидая 

растение, опускаются на землю и там окукливаются.  

Подобные  примеры  родительской  опеки  зарегистрированы  и  у  многих  жуков 

щитоносок  (рис.  282),  также  относящихся  к  семейству  листогрызов.  Некоторые  жуки 

водолюбы  откладывают  яйца  в  особый  яйцевой  кокон,  который  и  носят  на  нижней 

стороне  своего  тела  до  вылупления  личинок.  Исключительный  пример  заботы  о 

потомстве  представляет  жук  бледная  щитоноска  Омоплата  паллигипеннис,  живущая  в 

Бразилии.  У  этого  жука,  относящегося  к  семейству  листогрызов,  сильно  расширенные 

края  переднеспинки  и  надкрылий  образуют  как  бы  щит,  широко  покрывающий  тело. 

Личинки жука не расползаются далеко от матери и с рассветом на день до вечера прячутся 

под  ее  телом,  высунув  наружу  головки.  «Вся  эта  компания,  -  пишет  Брем,  -  очень 

напоминает наседку с цыплятами».  

 

    

 

 

Рис. 281 – Ручейник 

 

Рис. 282 – Жуки-щитоноски (Кассида) 

Энтомологи  не  подозревали,  насколько  совершенная  забота  о  потомстве  у  жуков 

могильщиков  (рис.  283).  Как  оказалось,  некоторые  из  них,  освободив  под  трупом 

пространство, вырывают обычно боковой ход, в котором замуровывают яйца. Затем, пока 

в  яичках  происходит  развитие  зародыша,  жук  заглатывает  кусочек  тела  добычи  и, 

обработав его пищеварительными соками, отрыгивает обратно. Так он обрабатывает труп, 

превращая его ткань в полупереваренную кашицу. Затем открывает  боковой ход как раз 

перед  тем,  как  из  яичек  выходят  личинки,  и  собирает  их  на  том  месте,  где  на  трупе 

приготовлено  его  блюдо,  и  кормит  им  поочередно  личинок.  В  столь  сложном  ритуале 

воспитания потомства принимают участие оба родителя.  

Но  совершенней  всего  выражена  забота  о  потомстве  у  сахарных  жуков  пассалид  – 

обитателей тропических стран. Достоверно изучена жизнь только бразильских пассалид. 

Самцы  и  самки  этих  жуков  живут  попарно,  вместе  и  ухаживают  за  своим  потомством. 

Личинки самостоятельно питаться не умеют. Жуки кормят их пережеванной древесиной, 

смоченной  слюной  и  обработанной  ферментами  с  участием  особых  грибков.  Забота  о 

потомстве  продолжается  даже  и  тогда,  когда  личинки  окукливаются  и  из  них  выходят 

молодые  жуки.  Интересно,  что  жуки  и  личинки  постоянно  сигнализируют  друг  другу 

звуками. У личинок на средней паре ног располагается пильчатая пластинка, по которой 

царапают  очень  маленькие  задние  ножки.  У  взрослых  жуков  имеется  мелкозубчатая 

пластинка  на  надкрыльях,  которая  издает  звук  от  трения  о  последние  тергиты  брюшка. 

Звуковая  сигнализация  в  жизни  этих  жуков  имеет  какое-то  большое  значение,  звуковой 

 

245 

аппарат  достигает  значительной  сложности,  и  у  некоторых  жуков  надкрылья  целиком 

превращаются в орган для воспроизведения звуков. 

 

 

 

Рис. 283 – Жук-могильщик Сильфа обскура 

 

ПРОЯВЛЯЮТ КОЛЕКТИВНУЮ ЗАБОТУ 

 

Эта  форма  заботы  о  потомстве  плохо  изучена  энтомологами,  и  у  нас  почти  нет 

фактов, достойных описания. Впрочем, муха Антракс тидес обнаруживает замечательную 

способность  массовой  заботы  о  своих  яичках.  Самки  откладывают  их  в  общую  кучу, 

тотчас же прилипая к ней своими телами и тут же погибая. Куча яиц с прилипшими к ней 

мухами обычно висит на тонкой ветке над самой водой, откуда рано или поздно падает в 

воду.  В  воде  происходит  развитие  личинок.  Целесообразность  и  происхождение  такого 

обычая непонятны. 

Проявляют  некоторую  долю  коллективизма  и  самки  пустынной  саранчи.  Они 

откладывают яички скоплениями, по-видимому, ради того, чтобы впоследствии сохранить 

свойственный  этому  виду  стадный  образ  жизни.  В  какой-то  мере  коллективная  забота  о 

потомстве  свойственна  и  короедам.  Обычно  эти  жуки  развиваются  на  ослабленных 

деревьях,  так  как  здоровые  защищаются  от  них  смолой.  Когда  короедов  много,  а 

пригодных  для  развития  их  личинок  деревьев  не  хватает,  они  начинают  нападать  на 

здоровые деревья, погибая массами от смолы. Самоотверженные атаки продолжаются до 

тех  пор,  пока  деревья  не  ослабнут.  Тогда  оставшиеся  в  живых  пользуются  плодами 

павших, поселяются под корой и производят потомство. Жуки могильщики откладывают 

яички  в  трупы  погибших  мелких  позвоночных  животных.  Но  так  как  в  мире  немало 

любителей мертвечины как среди насекомых, так и среди птиц и зверей, то, слетевшись на 

добычу, жуки энергично закапывают свою находку, выбрасывая из-под нее землю. Только 

когда  погибшее  животное  оказывается  полностью  погребенным,  коллективная  работа 

самок заканчивается, и каждая из них начинает откладывать яички. Один жук не в силах 

разрешить подобную задачу. 

Коллективная  забота  о  потомстве  более  всего  развита  у  общественных  насекомых: 

ос,  пчел,  муравьев,  термитов.  У  них  яички,  снесенные  самками,  выкармливают  большей 

частью определенные рабочие – няньки. Они холят их, облизывают, очищая тело от пыли 

и грязи, переносят с места на место, выбирая камеру с соответствующей температурой и 

влажностью,  выносят  их  в  особые  поверхностные  камеры,  нагреваемые  лучами  солнца, 

устанавливают  диету,  благодаря  которой  из  личинки  развивается  в  зависимости  от 

 

246 

потребности  семьи  то  половозрелая  матка,  то  рабочий  особой  категории,  то  солдат  с 

развитыми челюстями и воинственными наклонностями. Тут детоводство, если так можно 

назвать  издавна  сложившийся  набор  инстинктов  общественных  насекомых,  достигло 

высшего  развития,  и  механизм  его,  дающий  столь  поразительные  результаты, 

представляет  одну  из  жгучих  загадок  жизни  общественных  насекомых,  которую 

предстоит  разгадать  ученым.  Пока  же  мы  знаем  очень  мало  об  этой  особенности  жизни 

общественных насекомых. Недавно стало известно, например, что пчелы, чтобы вывести 

из  личинки  матку,  кормят  ее  так  называемым  пчелиным  молочком,  выделяемым  из 

специальных  желез  и  содержащим  пищевые  вещества,  витамины  и  гормоны.  Пчелиное 

молочко применяется в медицине и парфюмерии. 

 

МАЛОДЕТНЫЕ И МНОГОДЕТНЫЕ РОДИТЕЛИ 

 

Плодовитость  насекомых  разная:  некоторые  многодетные  –  они  кладут  очень 

большое  количество  яиц,  другие  малодетны.  Почему  так?  Те  насекомые,  которые  не 

заботятся  о  своем  потомстве  и  единственной  родительской  обязанностью  считают 

отложить  яички  в  соответствующее  место,  как  правило,  очень  плодовиты.  И  наоборот, 

пестующие  своих  личинок,  заботящиеся  об  их  судьбе,  кормящие  их,  защищающие  от 

врагов  малоплодовиты.  Первые  родители  борются  за  место  в  жизни  «количеством», 

вторые – «качеством». Беспечная мать – комнатная муха – разбрасывает свои яички куда 

придется. Она очень плодовита и кладет около двух тысяч яиц. В теплом климате личинка 

окукливается  через  десять-двадцать  дней,  а  за  лето  может  выплодиться  пять-шесть 

поколений. Потомство одной благополучно перезимовавшей мухи при условии, если все 

выживут, может составить к осени поистине астрономическую цифру – пять с половиной 

триллионов мух! Но у комнатной мухи масса  врагов, многие яички и личинки погибают, 

не  достигнув  взрослой  стадии.  И  все  же,  несмотря  на  недругов,  эти  весьма  податливые 

насекомые, издавна связавшие судьбу с человеком, процветают. 

В  Африке  живет  муха  це-це.  Она  сосет  кровь  диких  животных,  нападает  и  на 

человека,  передавая  опасную  сонную  болезнь.  Муха  це-це  по-особенному  проявляет 

заботу  о  своем  потомстве.  Она  вынашивает  деток  в  своем  теле,  которые  питаются  там 

выделениями  специальных  желез,  и  всего  рождает  не  более  пяти-шести  развитых 

личинок. Им не надо искать пищи, скрываться от врагов. Единственное, что остается, - это 

окуклиться  и  вскоре  превратиться  во  взрослых  мух.  Це-це  в  400  раз  менее  плодовита 

комнатной  мухи  и  все  же  благополучно  выживает,  плодится,  приносит  горе  человеку, 

домашним  животным  и  зверям.  Вообще,  мухи,  рождающие  живых  личинок  (а  таких 

немало), менее плодовиты, чем мухи, кладущие яички. 

Так же мало плодовиты мухи дазифоры. В их теле личинки растут до третьей стадии, 

то есть почти заканчивают развитие. Но наибольшего рекорда в этом отношении достигла 

одна  необыкновенная  муха  -  термитница,  обитающая  в  жилище  термитов. 

Необыкновенной мы ее назвали неслучайно. Жизнь на положении приживалки настолько 

сильно изменила форму тела насекомого, что  ученые долгое время не могли догадаться, 

что это все же муха. Другая ее удивительная черта - она либо откладывает очень крупное 

яйцо,  из  которого  сразу  выходит  взрослое  насекомое,  или  же  рождает  взрослую  муху. 

Плодовитость термитницы очень мала.  

Личинки наездников семейства эухариды паразитируют на муравьях. Но, очевидно, 

из-за того, что устроить яички на этих чутких и всегда копошащихся вместе насекомых не 

столь  просто,  наездники  откладывают  их  возле  муравейников.  Вероятность  того,  что 

крошечная  личиночка,  вышедшая  из  яйца,  попадет  на  случайно  пробегающего  муравья, 

очень мала. Поэтому наездник сильно плодовит, и одна самка откладывает до пятнадцати 

тысяч яиц. Кто-нибудь да окажется счастливчиком!  

Примерно так же поступает и муха тахина, паразитирующая в гусеницах непарного 

шелкопряда,  злейшего  врага  леса.  Самка  откладывает  на  листья  деревьев  около  пяти 

 

247 

тысяч крохотных яичек. Судьба милует лишь случайно проглоченных гусеницами вместе 

с едой. Другие тахины откладывают на листьях не яйца, а живых личинок. Таков паразит 

гусениц  бабочек  совок  тахина  Архитас  аналис.  Задний  конец  личинки  находится  в 

пленчатом колпачке, который  самка прочно  прикрепляет к листьям кормового растения. 

Крохотная личинка, ожидая гусеницу, при ее приближении приподнимает передний конец 

тела из колпачка и, улучив момент, переползает на долгожданную хозяйку. Удачливых в 

этой  операции  бывает  очень  мало.  Самка  носоглоточного  овода,  личинки  которого 

паразитируют  на  ослах  и  лошадях,  не  в  пример  другим  оводам,  пристраивающим  свое 

потомство  прямо  на  будущем  хозяине,  кладет  яички  на  траву  в  расчете  на  то,  что  она 

будет  съедена  их  добычей.  Малая  вероятность  удачи  ее  потомства  компенсируется 

большой плодовитостью: каждый овод откладывает около двух с половиной тысяч яиц. 

 

КТО БОЛЬШЕ ЗАБОТИТСЯ О ДЕТЯХ, ОТЦЫ ИЛИ МАТЕРИ? 

 

У  насекомых  отцы  -  плохие  родители.  Их  главная  забота  -  разыскать  самку, 

оплодотворить ее. Дальнейшая судьба потомства зависит от матери. Она выбирает место 

для  кладки  яичек,  находит  для  личинок  пищу,  добывает  ее  и  приносит,  строит  для 

потомства жилище. На ней лежит вся забота о потомках, и она выполняет ее, повинуясь 

мощному инстинкту материнства. Так почти у всех, за небольшим исключением. И чтобы 

оправдать в какой-то степени беспечную мужскую половину мира насекомых, перечислю 

случаи, когда и отцы принимают участие в опеке над своими детьми. Самка гигантского, 

обитающего в тропиках водяного клопа белостома нашла отличный способ охраны яичек. 

Она откладывает их на передние крылья самца, скрепляя клейким веществом, совершенно 

не растворимым в воде. Десять-двенадцать дней, пока из яиц не выведутся клопики, самец 

лишен возможности покинуть воду и отправиться в воздушное путешествие. Энтомологи, 

наблюдавшие жизнь этого клопа, заверяют, будто самка, привлекая  самца к воспитанию 

детей, применяет силу, преодолевая сопротивление своего нерадивого супруга. Подобная 

традиция существует и у некоторых других видов клопов этого же семейства белостомид. 

Очень  интересны  клопы  листовидки.  Переднеспинка  и  брюшко  их  расширены.  На  них 

расположены  полупрозрачные  лопасти,  а  усики,  ноги  и  вся  поверхность  тела  покрыты 

длинными шипами. 

Сам  по  себе  клоп  в  столь  необычном  одеянии  очень  похож  на  сухой  и 

растрескавшийся  лист  или  семечко,  что  помогает  ему  оставаться  незаметным.  Самка 

листовидки откладывает яйца на спину самца, где они и удерживаются между лопастями 

и  щетинками  до  того,  как  из  них  вылупятся  личинки.  Самка  клопа  Риптокорис 

альбопилозус,  обитающая  в  Северной  Нигерии,  кладет  яички  кучками  по  пятьдесят-сто 

пятьдесят  штук  в  каждой.  Над  такой  кучкой  она  заставляет  сидеть  своего  очередного 

супруга.  Он  самоотверженно  защищает  потомство,  отгоняет  различных  врагов  и 

продолжает  нести  охрану,  пока  не  родятся  молоденькие  клопики.  Если  такого  самца 

перенести  на  чужую  кладку,  он  немедленно  покидает  ее  и  отправляется  разыскивать 

собственную:  чувство  отцовства  этого  клопа  не  выдерживает  столь  грубого 

вмешательства.  Есть  и  другие  виды  клопов,  самцы  которых  проявляют  заботу  о 

потомстве. Навозники геотрупы (рис. 284) строят под кучкой навоза норку с ячейками, в 

которые  плотно  утрамбовывают  пищу  для  личинок,  помещая  сюда  же  по  яичку.  В 

изготовлении всего сооружения в равной степени принимают участие оба супруга.  

Столь же ревностны и обоюдны в заботе о детях родители навозников-копров (рис. 

285),  которые  под  землей  в  специально  вырытых  подземных  камерах  готовят  навозные 

шары  для  личинок.  Впрочем,  как  это  не  раз  удавалось  видеть  в  пустынях  Казахстана, 

самка большого навозника гамалокопра успешно справляется со своей работой одна, если 

только  рядом  не  оказалось  «благоверного»  или  если  он  не  успел  вовремя  прилететь  на 

свободную кучу конского навоза, пока ее всю без остатка не утащили под землю. 

 

 

248 

 

 

    

 

 

Рис. 284 – Навозник-геотруп 

 

Рис. 285 – Навозник Лунный копр 

 

После  весенних  дождей  и  слякоти  -  первый  настоящий  теплый  день  в  предгорьях 

Киргизского  Алатау.  Появилась  маленькая  трава.  Совсем  еще  низенькими  куртинками 

показалась  серая  полынь.  Кое-где  раскрылись  крокусы.  Еще  цветут  крохотные  белые 

цветы  пастушьей  сумки.  Пробудился  и  мир  насекомых.  Мимо  моих  ног  неспеша  ползет 

большой  черный  жук.  Какой  он  коренастый!  К  его  маленькому  брюшку  прикреплена 

мощная грудь. Ноги у него сильные, а передние голени, как лопаты. Нетрудно догадаться, 

что жук - землерой и, видимо, большой специалист в своем деле. Я хватаю его пинцетом. 

Жук свирепо раскрывает длинные челюсти. Но он совсем не больно щиплется. У него не 

острые  кинжалы  хищника,  а  скорее  терка,  предназначенная  для  перемалывания 

растительной  пищи.  А  какие  забавные  у  жука  глаза!  Мощный  отросток  пересекает  их 

поперек, разделяя на две половинки -  верхнюю и нижнюю. Интересное приспособление: 

верхней половинкой глаза жук замечает врагов, а нижней - рассматривает дорогу, пищу и 

многое другое. 

Кроме  того,  отросток  -  неплохая  защита,  предохраняющая  глаза.  Ведь  рыть  землю 

приходится  не  только  ногами,  голова  и  челюсти  -  тоже  первые  инструменты.  Но  самое 

забавное  - только с одной левой стороны под челюстями  у жука виден длинный острый 

шип, как шило или штык! Наш незнакомец, значит, левша? Может быть, он урод? Да ведь 

это кравчик Карелина! Вот он какой! До сего времени я знал его по картинкам, а  теперь 

привелось  встретиться.  Немного  ниже  у  дороги  кравчиков  много.  И  почти  все  заняты 

делом:  пятясь  назад,  коренастые  труженики  волокут  откушенные  веточки  растений. 

Переноска  груза  продолжается  недолго.  Ловко  завернув  в  сторону,  как  будто  наперед 

хорошо зная дорогу, кравчик скрывается в маленькую норку. Одна-две секунды из норы 

еще  торчит  былинка,  потом,  шевельнувшись,  исчезает.  Жаль,  что  нет  с  собой  лопаты,  а 

без  нее  не  вырыть  норку  в  почве  с  множеством  камней.  Придется  отложить  раскопку. 

Через несколько дней я снова на кравчиковой горе. Там на каждом квадратном метре по 

несколько  норок.  Но  пасмурно,  дует  прохладный  ветер,  и  поэтому  нет  моих  знакомых. 

Они, видимо, спрятались в норки. Ну что же, начнем копать. Несколько часов работы – и 

открываются  секреты  жизни  кравчиков.  Все  норы  принадлежат  самцам-холостякам. 

Жилища  короткие,  не  более  десяти  сантиметров.  В  глубине  норки  сидит  сам  хозяин  и 

медленно  поедает  запасенные  ранее  веточки  полыни.  В  своем  доме  все  же  безопаснее  и 

спокойнее заниматься этим делом. Как только появляется подруга, тотчас же начинается 

большая и трудная работа. Жуки усиленно роют землю и вытаскивают ее наружу. Вскоре 

нора  становится  глубокой  и  уходит  вниз  на  двадцать-сорок  сантиметров.  Теперь  жуки 

зорко  сторожат  жилище.  Попробуй-ка  в  это  время  сунуться  в  такую  нору  какой-нибудь 

бездомный холостяк! Хозяин  тут  же  ринется  в  драку,  и  защелкают  друг  о  друга  кривые 

 

249 

«кинжалы»-отростки,  пока  пришелец  не  уберется  восвояси.  Таких  неудачников-

холостяков немало, и у входа в норки все время разыгрываются сражения.  

Но вот заботливые родители закончили норку, сделали и колыбельку. Она, как шар, 

аккуратно  выглажена,  стенки  тщательно  утрамбованы.  Начинается  усиленная  заготовка 

провианта. Листья и стебли жуки сносят в колыбельку.  Вскоре она туго забита разными 

растениями: тут и светло-зеленая полынь, и нераспустившиеся цветки пастушьей сумки, и 

листики  клевера,  и  многое  другое.  Потом  жуки  строят  другие  колыбельки,  в  каждую 

кравчик  откладывает  по  яичку,  очень  нежному  и  хрупкому,  едва  к  нему  прикоснешься, 

как  оболочка  лопается.  Зачем  твердая  скорлупа  в  надежном  убежище!  Яичко  крупное, 

шесть-восемь миллиметров длиной, только в два-три раза короче самого кравчика. Таких 

яичек  немного  у  самки.  И  понятно  почему:  заботливым  родителям  не  надо  откладывать 

много яиц... 

Самец  крошечного,  едва  различимого  глазом  насекомого  трипса  Идолотрипс, 

обитающего  на  эвкалиптах  в  Австралии,  тоже  караулит  яички,  снесенные  самкой,  и  не 

отходит от них ни на шаг, пока не выведутся личинки. Самец и самка маленьких слоников 

орехового плодожила Баланус нукум принимают совместное участие в устройстве яичка. 

Операция  не  так  уж  и  легка.  В  это  время  самка,  находясь  на  орехе  и  погрузив  в  него 

хоботок,  иногда  соскальзывает,  длинный  хоботок  ее,  как  пружина,  выпрямляется,  и  она 

повисает  в  воздухе,  беспомощно  размахивая  ножками.  В  таком  положении  она  не 

способна  освободиться  из плена.  Тогда-то  на помощь  и приходит  самец,  и  эта  семейная 

пара вместе  устраняет опасность. Точно так же, говорят, поступает и вишневый слоник; 

застревает хоботок в древесине при откладке яиц и у самки Эуксалис - на помощь самке 

спешит  самец.  Нажимая  на  ее  тело,  он  помогает  освободиться  из  капкана.  Образцом 

отцовской заботливости могут служить маенькие жуки короеды, обитатели лесов. Видов 

короедов  много,  и  у  каждого  свои  особенности  поведения.  У  некоторых  самец  заранее 

разыскивает  больное  отмирающее  или  старое  дерево  и  начинает  готовить под  его корой 

извилистый  ход  -  зачаток  большого  семейного  поселения.  Он  выгрызает  древесину, 

пятясь,  выталкивает  наружу  буровую  муку.  Вскоре  его  холостяцкая  жизнь  кончается,  к 

обладателю квартиры присоединяются одна или несколько самок. С этого момента самец 

сторожит  жилище  от  посягательств  недругов  и  возможных  конкурентов,  подбирает 

опилки,  а  также  экскременты,  которые  спускают  самки  в  главный  ход  жилища, 

выталкивает их наружу. В это время самки, выгрызая сбоку от главного хода маленькие 

колыбельки,  откладывают  в  каждую  из  них  по  яичку,  заражая  древесину  особым 

питательным грибком.  

В  ходах  короедов  должна  быть  определенная  влажность,  и  за  ней  строго  следит 

самец.  Если  слишком  влажно,  проветривает  центральный  ход,  сухо  -  закупоривает  его 

опилками или своим телом. Хозяин гарема заботится о том, чтобы семья плодилась, детки 

росли.  Но  самки,  отложив  яички,  покидают  жилище  своего  супруга  и  отправляются  на 

поиски  холостяков,  приготовивших  новое  жилище  и  ожидающих  самок.  Самец  же 

остается  верен  своему  жилищу  и  никуда  уже  из  него  не  отлучается.  У  других  короедов 

вначале самка выбирает дерево и сторожит ход, а к ней уже прилетает самец. Такая пара 

(не  в  пример  полигамному  обществу)  неразлучна  и  образует,  с  нашей  точки  зрения, 

образцовую семью. Заботятся о своих супругах и самцы стрекоз, помогая им совершать не 

всегда  легкую  процедуру  откладки  яиц.  Стрекоза  Крокотенкс  эритреа  после 

оплодотворения тотчас же начинает откладывать яички в своеобразной пляске, во время 

которой  она  ритмично  ударяет  о  воду  концом  брюшка.  В  это  время  самец  обязательно 

следит  за  ней  и  разгоняет  в  стороны  других  самцов,  чтобы  они  не  мешали  этому 

священнодействию.  Иногда  возбужденный  ответственностью  возложенной  на  него 

охраны самец настолько  увлекается дракой с  самцами-конкурентами и погоней за ними, 

что теряет свою напарницу и уже не может ее разыскать.  

Другие  стрекозы  поступают  несколько  иначе.  Самец,  схватив  самку,  очень  долго  с 

ней  летает.  Затем,  размахивая  брюшком  и  прижимая  его  книзу,  он  помогает  самке 

 

250 

погружать в жидкий ил или в воду брюшко. Во время такой своеобразной пляски самка и 

откладывает яйца. Одно яйцо приходится примерно на десять-пятнадцать взмахов, и весь 

процесс устройства яичек длится долгое время.  

Стрекоза Гатерина американа для  откладки яиц погружается под воду, в это время 

самец  остается  над  местом  погружения  и  сторожит  его.  Наконец,  оба  они  вместе 

погружаются в воду по стеблю растения для того, чтобы отложить в его подводные части 

яички. Даже среди мух есть галантные кавалеры, помогающие самкам откладывать яички. 

Таковы  обычаи  у  мух  Скатофага  стеркорария  (рис.  286),  Салтелля  сфоидулии  и 

Копромиза атра. Все они помещают яички в свежий навоз крупного рогатого скота. Когда 

матери приступают к откладке яиц, отцы каждого вида устраивают коллективную защиту 

от самцов других видов, чтобы те не мешали своими нелепыми притязаниями рождению 

нового потомства.  

 

 

 

Рис. 286 – Муха-навозница Скатофага стеркорария 

 

Весьма  вероятно,  что  в  мире  насекомых  немало  и  других  случаев,  когда  самцы 

принимают участие в заботе о потомстве наряду с самками. Но мы не знаем об этом, так 

как  сложная  жизнь  насекомых,  этих  вездесущих  и  крайне  многообразных  созданий,  в 

изобилии населяющих нашу планету, еще плохо изучена. 

 

 

жүктеу/скачать 19,98 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: