НАСЕКОМЫЕ-ПУТЕШЕСТВЕННИКИ

 

481 

 

 

Рис. 494 – Кобылка-пустынница 

 

Вспархивают  кобылки  с  голубыми,  желтыми,  розовыми,  зеленоватыми  крыльями, 

сверкают яркими цветами на солнце пустыни и, прекратив полет, исчезают из глаз, будто 

проваливаются  под  землю.  Для  чего  кобылкам-пустынницам  нужна  яркая  окраска 

крыльев? Представьте себе серый незаметный камешек. Вы собираетесь на него наступить 

ногой.  Или  даже  вы  видите  скромное  насекомое  и  намерены  схватить  его  пальцами.  И 

вдруг, треск, шум, от серенького невзрачного насекомого не осталось и следа, а в воздухе 

сверкает  ярко  расцвеченный  комочек,  несется  в  сторону,  петляет,  делает  внезапные 

повороты.  Неожиданное  преображение  ошеломляет.  Доли  секунды  замешательства  –  и 

кобылочка уже далеко. 

Скорее, не спуская глаз, бежать за этим расцвеченным пятнышком! Но кобылочка-

цветок неожиданно исчезает. Происходит опять внезапное преображение, и в поле зрения 

нет ничего, а там, где, казалось, села кобылочка, лежат самые обычные голые камешки. 

Нелегко  наловить  громкоголосых  кобылочек.  Они  очень  осторожны  и,  завидев 

человека, еще издали срываются с места. Надо походить за кобылочкой подольше, устав, 

она станет подпускать к себе ближе. Это старый испытанный прием. Вот только мешает 

тяжелая полевая сумка. Ее надо положить у кустика боялыша на самом видном месте. Ну, 

начнем  преследование!  Взлет,  шорох  крыльев,  мелькание  светлых  крыльев  с  черными 

пятнышками, приземление. И так много раз. Кобылочка удивительно вынослива. 

Уже  полчаса  продолжается  безуспешная  погоня.  И  какая  странная  особенность! 

Кобылочка  будто  не  желает  расставаться  со  своим  местом,  крутится  на  небольшой 

площади диаметром не более двадцати-тридцати метров, а полевая сумка, оставленная у 

кустика,  почти  центр  этого  обжитого  места.  Неужели  каждая  кобылочка  избирает  для 

своей жизни строго определенную территорию? До сего времени об этой черте поведения 

решительно  ничего  не  было  известно.  Так  зарождается  предположение.  За  ним  следуют 

многочисленные эксперименты. 

Теперь, встретив кобылочку, на землю кладу белый сачок. Он служит ориентиром. В 

руках лист бумаги и карандаш. Каждый перелет наношу на бумагу. Вот и получился план 

извилистого  пути  певучей  кобылочки.  Зигзаги  полетов  не  вышли  за  пределы 

ограниченной  территории.  Зарисовал  еще  путь  кобылки  Мозера.  И  тут  та  же  картина 

 

482 

полетов.  Кобылочка  не  пожелала  покинуть  обжитое  ею  место.  Также  повели  себя  и 

скальная пустынница, темнокрылая кобылка и многие другие. 

Может  быть,  все  это  мне  кажется  и  является  следствием  какой-то  особенности 

движения  в  пространстве,  результат  ошибки  эсперимента?  Совершая  полет,  кобылочка, 

возможно, слегка заворачивает в одну сторону на строго определенный угол при каждом 

перелете.  Сумма  сложения  углов  множественных  перелетов  образует  круг?  Давно, 

например, известно, что, блуждая в темноте, человек ходит по кругу, возвращается на то 

же место. Правая сторона тела сильнее левой, правая нога заносится дальше левой, путь 

оказывается  не  прямолинейным,  а  идет  по  кругу.  Та  же  черта  замечена  и  у  диких 

животных.  Но  зигзаги  полетов  кобылок  идут  в  самых  различных  направлениях,  и  это 

хорошо заметно на схеме, нанесенной на бумаге. 

 

 

 

Подгорная равнина близ южных отрогов Джунгарского Алатау (видны курганы урочища 

Бесшатыр) 

 

Надо  повторять  эксперименты  в  различных  вариациях.  Прежде  я  преследовал 

кобылок, заходя к ним сзади. Теперь буду заходить спереди, как бы заставляя кобылок все 

время  возвращаться  назад.  Но  результат  получается  тот  же,  что  и  прежде.  Ни  одна  из 

кобылочек  не  желает  расставаться  со  своей  территорией.  Буду  подходить  к  кобылочкам 

по  всякому,  и  сзади,  и  сбоку,  вспугивать  медленно  или,  наоборот,  стремительно.  Все 

получается по-прежнему. 

Тогда  слегка  помечу  несколько  кобылочек  масляной  краской.  Места,  где  живут 

помеченные  кобылочки,  обозначу  кучками  камней.  Через  несколько  дней  почти  все 

кобылочки  находятся  там  же,  где  и  прежде,  и  только  немногих  нет.  Куда  они 

запропастились?  Быть  может,  погибли  от  ящерищ  или  от  кекликов.  Мало  ли  врагов  у 

пустынных кобылочек. 

Теперь  сомнения  исчезают,  и  рождается  уверенность  в  предположении.  Каждая 

кобылочка  держится  своей  определенной  территории  и  всеми  силами  старается  ее  не 

покидать.  На  этом  обжитом  месте,  наверное,  кобылочке  известна  каждая  ложбинка, 

 

483 

кустик,  камешек,  укрытие.  И,  кто  знает,  не  есть  ли  это  место  ее  маленькая  родина,  где 

прошло  детство,  юность  и  наступила  пора  песен  и  полетов.  Эта  особенность  помогает 

равномерному распределению кобылок в местности, где они обитают. Потом оказалось, та 

же закономерность присуща многим другим насекомым... 

 

И  все  же,  несмотря  на  строгую  привязанность  к  определенной  обстановке  жизни, 

насекомые усиленно путешествуют. Но прежде чем рассказать об этой черте вездесущих и 

самых многочисленных на нашей планете созданий, остановимся на том, кто и как из них 

умеет передвигаться по поверхности земли. 

 

ПОЧТИ ОСЕДЛЫЕ 

 

Для  живых  существ  трудно  установить  незыблемые  законы  так  же  точно,  как  для 

неорганической  природы.  Жизнь  –  самое  высшее  проявление  материи  на  Земле.  Она 

сложна и многолика. И все же более или менее общий закон таков: в личиночной стадии 

насекомые  ведут  более  оседлый  образ  жизни,  чем  во  взрослой.  У  личинок  нет  крыльев, 

часто  неразвиты  ноги,  они  менее  подвижны,  сильнее  привязаны  к  какому-либо  строго 

определенному  объекту  питания.  Став  же  взрослым,  насекомые  расстаются  со  своей 

колыбелью.  Каждому  теперь  надо  искать  пару,  место,  где  бы  устроить  свое  потомство, 

попытаться одновременно расселиться во все стороны, если почему-либо стало плохо или 

тесно  жить  на  старом  месте.  Быть  строго  оседлым  в  привычной  обстановке  хорошо,  но 

опасно. 

В  природе  нет  ничего  незыблемого  и  постоянного.  Условия  жизни  могут 

измениться,  оказаться  невыносимыми  и  тогда  выживет  тот,  кто  умеет  двигаться, 

путешествовать, искать новые и более привольные места для существования. 

И  все  же  кое-кто  из  насекомых  очень  малоподвижен.  Сейчас,  когда  человек  стал 

сильно  преображать  природу,  когда  поля,  луга,  леса  начали  уступать  место 

сельскохозяйственным угодьям, поглощаться городами и селениями, угроза исчезновения 

нависла  и  над  малоподвижными  насекомыми.  Очень  редким  стал  в  пустынях  Средней 

Азии замечательный кузнечик зичия

7

, толстый, малоподвижный, бескрылый (рис. 495).  

 

 

 

Рис. 495 – Кузнечик Дамалоканта («Зичия») (фото В.Т. Якушкина) 

                                           

7

 Сейчас этот кузнечик называется Damalocanta vacca (ред.) 

 

484 

 

Почти  не  стало  одного  кузнечика,  обитавшего  ранее  в  степях  Украины,  ныне 

распаханных.  Трудно  встретить  замечательного  бескрылого  кузнечика  дыбку  (рис.  496). 

Несмотря  на  совершенную  окраску  под  цвет  окружающей  растительности  и  земли, 

обречен  на  постепенное  исчезновение  крупный  кузнечик,  обитающий  в  степях 

Забайкалья.  Он  медленно  и  лениво  ползает,  не  умеет  ни  прыгать,  ни  летать.  Кто  не 

способен передвигаться, для того опасность исчезновения с лика земли может появиться 

рано или поздно. 

Интересна  еще  такая  особенность,  происходящая  с  малоподвижными  насекомыми. 

Они  постепенно  попадают  в  условия  изоляции,  начинают  жить  отдельными 

разрозненными  скоплениями  и,  не  соприкасаясь  со  своими  соседями,  постепенно 

изменяясь,  превращаются  в  самостоятельные  виды.  Таковы,  к  примеру,  обитающие  в 

пустынных  степях,  особенно  в  гористых,  усачи-корнееды  (рис.  497),  таковы  и  слоники 

Отиоринхус. 

 

   

 

 

Рис. 496 – Кузнечик Дыбка степная 

 

Рис. 497 – Усач-корнеед Доркадион 

 

 

 

ПО ВОЗДУХУ, ПО ВОДЕ, ПРИЦЕПИВШИСЬ К КОМУ-ЛИБО 

 

Есть  и  насекомые,  способные  расселяться  пассивно  в  стадии  личинки.  Такие 

нередко,  отпутешествовав  в  детском  возрасте,  становятся  домоседами  взрослыми. 

Способность  к  переселениям  у  насекомых  самая  различная.  И  не  обязательно  она 

вызывается  умением  активно  передвигаться.  Иногда  она  зависит  от  образа  жизни. 

Например, муравьи, живущие большими обществами, способны перемещаться только на 

короткие  расстояния,  обязанность  же  расселителей  лежит  на  крылатых  самках.  То  же 

самое и у термитов. Как известно, шмели прекрасно летают, но работницы не могут сами 

обосновывать колонии при случайном расселении, а самки летают только ранней весной 

короткое время после зимовки, когда закладывают гнездо для будущей семьи, и во время 

полетов  избегают  открытых  пространств.  Поэтому  шмели  очень  медленно  заселяют 

острова,  даже  незначительно  удаленные  от  берега,  а  расселение  вида  происходит 

медленно и подобно расплывающемуся на бумаге масляному пятну. 

Как же быть насекомым крохотным, бескрылым, безногим? Таких на свете немало. 

К  тому  же  крошечный  организм  не  может  сам  по  себе  далеко  путешествовать,  какое  он 

может  преодолеть  расстояние  на  большой  земле,  если  мал?  И  все  же!  Можно 

путешествовать по воде, по воздуху, с человеком, верхом на других животных. Не только 

человек  умеет  передвигаться  на  других  животных,  используя  оленей,  лошадей,  быков, 

ослов,  верблюдов  и  лам.  Задолго  до  того,  как  человек  сел  верхом  на  них  и  запряг  их  в 

телегу  или  в  сани,  насекомые  использовали  для  передвижения  других  животных. 

 

485 

Особенно  насекомые  малютки.  Примеров  такого  использования  животных  крупных  – 

мелкими,  масса.  Жучок  Клавигер  тестацеус,  обитающий  в  муравейниках,  передвигается, 

забравшись  на  спины  своих  хозяев.  Другой  жучок  из  семейства  Ториктидэ,  также 

обитающий  в  муравейниках  на  положении  квартиранта,  также  передвигается  на  своих 

хозяевах,  прицепившись  за  усики.  Наездничек  Сцелионида,  обитающий  на  Яве  и 

паразитирующий  на  яйцах  различных  насекомых,  переселяется  на  богомолах  и 

кузнечиках.  В  Восточной  Африке  личинки  мошек  прикрепляются  не  как  обычно  к 

камням, находящимся в воде, а к крабам или нимфам поденок. Паразиты птиц пухоеды, 

поджидая  своих  хозяев  в  пылевых  ваннах,  переползают  с  одной  птицы  на  другую  при 

спаривании.  Они  же  прицепляются  к  другим  паразитам  –  мухам-кровососкам  и 

расселяются  с  их  помощью.  Иногда  на  кровососках  находили по  тридцать пухоедов.  Не 

забавно  ли?  Паразит  приспособился  ездить  на  паразитах  же!  Клещики  Паразитис 

колеоптераторум,  обитатели  помета  травоядных  животных,  находят  навоз,  которым 

питаются,  только  благодаря  тому,  что  прикрепляются  к  жукам  копрофагам,  то  есть 

поедателям  навоза.  Их  специальная  расселительная  стадия  дейтонимфа  устойчива  к 

высыханию и недостатку пищи. Клещики Аноетида распространяются при помощи мух. 

Иногда  крупные  насекомые  способствуют  распространению  других  местных  животных. 

Так на надкрыльях жука плавунца было найдено более двух десятков моллюсков Ансилю 

флювиатилис. 

Передвижение  насекомых  с  помощью  других  насекомых  настолько  широко 

распространено, что даже получило специальный термин «форезия». 

Всюду  по  земле  текут  то  тихие,  то  стремительные  потоки  воды  многочисленными 

родниками,  ручейками,  реками  и  каналами.  Крошечному  насекомому  ничего  не  стоит 

удержаться  на  воде  благодаря  так  называемой  ее  поверхностной  пленке  натяжения,  и 

уплыть  далеко  от  места  начала  своего  вояжа.  Пупарии  водных  мух  Тетаноцеуина 

свободно  дрейфуют  по  воде,  обычно  используя  различные  плывущие  на  ней  предметы. 

Даже морские течения используются насекомыми. 

На  побережье  Балтийского  моря  10-11  июня  1958  года  после  сильных  ветров  к 

берегу прибило много майских хрущей, рисовых листоедов и колорадских жуков. Из них 

на  пляжах  образовалась  полоса  в  полтора  метра  ширины,  кишащая  насекомыми.  Заносу 

насекомых способствовало морское течение. Обсохнув, жуки полезли на сады, огороды и 

посевы. 

Некоторые  сухопутные  насекомые  умеют  активно  использовать  воду  для 

расселения.  Жук  Карабус  канцеллятус  может  быстро  плавать  по  гладкой  поверхности 

воды, развивая приличную скорость. 

Но  чаще  всего  насекомые,  особенно  маленькие,  пользуются  для  расселения 

попутным  ветром.  С  бурными  ветрами  можно  за  короткое  время  преодолеть  большие 

расстояния.  Ими  пользуются  не  только  личинки  и  взрослые,  но  даже  яички.  Гусеницы 

многих бабочек волнянок специально приспособились разлетаться на паутинках, подобно 

тому, как это делают маленькие паучки, с той только разницей, что у них, кроме того, еще 

имеются густые длинные волоски, увеличивающие парашютирующую поверхность тела. 

У  гусеницы  монашенки  такие  волоски  на  концах  несут  шарообразные  вздутия, 

наполненные воздухом, за что их назвали аэростатическими. 

Ветер – могучий расселитель живых организмов по планете. Известно, что сильные 

ветры  разносят  не  только  насекомых.  В  мае  1937  года  юго-западный  ветер  принес  из 

Африки в Швейцарию песок. Он прошел над Альпами на большой высоте. В 1947 году в 

Югославии  в  Белграде  выпал  желтый  снег  из-за  пыли,  также  принесенной  из  Африки  с 

расстояния не менее 1300 километров. Зарегистрировано более семидесяти случаев, когда 

выпадали  дожди  с  лягушками,  рыбами,  моллюсками,  перенесенными  ветрами.  О  том, 

какая масса насекомых, особенно мелких, передвигается по ветру, поднимаясь высоко над 

землей,  легко  убедиться,  побывав  в  горах,  особенно  утром,  когда  в  ущелье  начинает 

заглядывать  солнце.  Тогда  на  темном  фоне  теневого  склона  видна  масса  сверкающих  в 

 

486 

солнечных  лучах  маленьких  путешественников,  совершающих  подчас  самые 

разнообразные  и  сложные  передвижения  в  воздухе.  В  такой  обстановке  видно  самое 

крохотное насекомое, как пылинка в лучике, прорвавшемся в темную комнату через щель 

в  ставнях,  закрывающих  окно.  Очень  много  летает  над  землей  мелких  насекомых, 

поднимающихся конвекционными токами воздуха, особенно над сильно нагретой землей 

открытых  пространств.  Зона  от  20  до  5000  метров  над  землей  заполнена  великим 

множеством  мелких  насекомых.  На  высоте  2000  метров  встречаются  тли,  листоблошки, 

личинки кожеедов и многие другие насекомые. 

Однажды  в  специальную  ловушку  для  насекомых,  которую  буксировал  самолет, 

попалась  даже  блоха!  Впрочем,  по  поводу  опытов  с  ловлей  насекомых  на  ловушку, 

установленную  на  самолете,  было  высказано  предположение,  что  насекомые, 

поднявшиеся так высоко, должны были вскоре же погибнуть. Но специальные повторные 

опыты опровергли это предположение. 

О том, сколько летает в воздухе невидимых для нас насекомых, можно судить хотя 

бы по ласточкам и стрижам, бесконечно охотящимся за ними с утра до вечера над землей. 

Все  строение  этих  птиц  приспособлено  для  питания  мелочью,  флотирующей  в  воздухе. 

Многие гусеницы бабочек, покрытые густыми волосками, благодаря их парашютирующей 

поверхности, расселяются во все стороны, и этот способ передвижения более эффективен, 

нежели  разлет  их  взрослых  родителей  на  крыльях.  Молодые  гусеницы  бабочки-

монашенки, свисая с деревьев на тоненьких паутинках, легко разносятся ветром благодаря 

длинным  и  густым  волоскам.  О  том,  что  гусеницы  одного  из  злейших  вредителей  леса, 

бабочки непарного шелкопряда разносятся ветром, было установлено еще в XIX столетии. 

Доказано,  что  для  подобных  путешествий  этих  гусеничек  наиболее  благоприятна 

температура  в  18  градусов  при  скорости  ветра  4-8  метров  в  секунду  и  восходящими 

токами воздуха. Гусеницы подхватываются ими еще с голых деревьев и поднимаются до 

высоты 100-300 метров и, по-видимому, еще выше. Установлена и дальность их полета в 

десятки  километров.  В  некоторых  местах  ветры  имеют  громадное  значение  в 

распространении этого вредителя. 

Также  разносятся  ветром  гусеницы  бабочки  краснохвостки  Дарихиза  пуолибунда, 

златогузки  и  многих  других  бабочек.  Переносятся  ветром  яйца  мирмекофильной  моли 

Мирмекозелла охацеелла, обмотанные клубками выделений самки. Активно расселяются 

по ветру тли. В Англии было доказано, что эти насекомые поднимаются до высоты в 170 

метров.  Ветер  усиливает  число  летающих  тлей.  Суточный  ход  перелетов  зависит  от 

температуры.  В  Южной  Калифорнии  в  специальных  ловушках  попадались  тли,  которые 

разлетались даже на расстояние в 120 километров от мест обитания. Тли были найдены и 

на  снегах  Шпицбергена,  занесенные  туда  по  ветру.  Ближайшее  место  их  обитания 

находилось  в  СССР  на  расстоянии  около  1300  километров.  В  США  мелких  насекомых 

ловили  на  высоте  4500  метров.  Там  же  было  подсчитано,  что  над  землей  в  воздухе  в 

полутора квадратных километрах, начиная от пятнадцати метров от поверхности и кончая 

4-5  километрами,  находилось  в  среднем  25  миллионов  насекомых.  Численность  их 

доходила в разных местах до 36 миллионов. 

Крошечные насекомые трипсы обладают узкими крыльями, отороченными по краям 

тонкими  и  длинными  волосками.  Благодаря  им  они  превосходно  держатся  в  воздухе  и 

переносятся ветром на большие расстояния. Доказано, что трипсы, обитающие на посевах 

зерновых  культур,  заселяют  их  с  подветренной  стороны,  после  того,  как  они 

пробуждались  на  зимовках  и  принимались  расселяться.  Личинки  червецов  и  щитовок 

выполняют  назначение  расселителей,  так  как  взрослые  насекомые  не  имеют  органов 

движения, их ноги редуцированы, они сидят неподвижно, прикрепившись к растениям. За 

эту  особенность  личинок  червецов  и  щитовок  назвали  бродяжками.  Роль  ветра  в 

распространении  бродяжек  тоже  велика  и,  как  было  доказано,  в  одном  случае  нимфы 

щитовок  Фонапсис  пинифолия  переносятся  ветром  на  расстояние  до  трех  километров. 

Клопы  Мургантия  хистриоиика  и  злаковая  тля  Токсоптера  граминум  занесены  на  север 

 

487 

штата Минесота сильными юго-западными ветрами, которые над этой территорией всегда 

снижают  скорость.  Здесь,  прижившись,  они  дали  неожиданную  вспышку  массового 

размножения.  Крошечные  комарики  галлицы,  вызывающие  на  растениях  вздутия-галлы, 

очень малы, слабы и во взрослой фазе живут очень недолго. Крылья их по краям опушены 

волосками. Комарики расселяются тоже по ветру. 

Если  выйти  за  пределы  класса  насекомых  и  обратиться  к  паукам,  то  широкое  их 

расселение, особенно только что выбравшихся из коконов, происходит преимущественно 

по  ветру.  При  этом  паучки  выбирают  для  полетов  теплые  дни  со  слабым  движением 

воздуха,  что  предохраняет  их  от  заноса  на  громадные  расстояния  за  пределы 

географических  границ  их  жизненного  района  обитания.  То  осеннее  время,  которое 

называется в народе «бабьим летом», и есть наилучшая пора для разлета паучков. 

 

ЧЕЛОВЕК РАСЕЛЯЕТ НАСЕКОМЫХ 

 

Есть  такая  категория  насекомых,  которая  расселилась  благодаря  человеку.  Притом 

против его желания, по случайному стечению обстоятельств, сами по себе. Она особенно 

явно проявилась в наш век технического прогресса, когда развились все виды транспорта: 

воздушный, наземный, речной и морской. Насекомые стали развозиться во все стороны с 

фруктами, овощами, шерстью и просто с различными предметами. Большей частью такое 

случайное  переселение  заканчивалось  гибелью  иммигранта,  который,  оказавшись  в 

несвойственной  обстановке,  не  мог  выжить.  Но  немало  из  таких  путешественников  по 

неволе  отлично  приживалось,  к  тому  же  оставив  на  родине  своих  исконных  врагов, 

ограничивавших их численность. 

Сейчас  расселение  насекомых  человеком  принимает  катастрофические  размеры. 

Благодаря человеку происходит постепенная европеизация фауны насекомых в Америке и 

американизация  –  в  Европе.  В  Америке  настолько  много  завезенных  человеком 

насекомых, что, называя какое-нибудь из них, американцы прибавляют слово «импортед», 

то есть завезенный, импортированный, тем самым подчеркивая, что вид этот чужеземный. 

От  преднамеренного  перевоза  сильно  страдает  сельское  и  лесное  хозяйство,  когда 

неожиданно в массовом количестве объявляются новые насекомые-вредители. В Америку 

проник  вредитель  леса  непарный  шелкопряд  и  вскоре  стал  буквально  национальным 

бедствием. В Европу из Америки переселился колорадский жук (рис. 498), отменный враг 

картофеля, белая бабочка - вредитель леса и т.д.  

 

 

Рис. 498 – Колорадский жук на листьях картофеля 

 

 

488 

Нашлись  и  насекомые-переселенцы,  приносящие  ущерб  здоровью  человека.  Так,  в 

Америку проник огненный муравей, укусы которого вызывают сильное воспаление кожи. 

Сейчас  он  уверенно  осваивает  новый  для  него  континент.  Муха  це-це  –  переносчик 

опаснейшего  недуга  человека  сонной  болезни  –  стала  расширять  в  Африке  свой  ареал, 

расселяясь при помощи человека. Подобных примеров расселений – масса. При этом, как 

полагают  энтомологи,  расселение  насекомых  по  ветру,  по  воде  даже  уступают 

расселению,  проводимому  человеком.  Бороться  с  этим  злом  очень  трудно,  несмотря  на 

организацию  в  каждой  стране  специальных  карантинных  инспекций,  проводящих 

тщательный  досмотр  всего  импортируемого  материала.  Добавим  к  печально  известным 

примерам с непарным шелкопрядом и колорадским жуком еще несколько. 

На  острове  Диксон  домашняя  муха  появилась  в  1923  году.  Там  она  сейчас 

обыкновенна. В первой половине XX века ложнощитовка Саессетия нигра из тропических 

стран проникла в Калифорнию, акклиматизировалась там и превратилась в опаснейшего 

вредителя.  Бабочки  Данаус  плексиппус  переселились  недавно  в  Европу  и  стала 

расселяться  по  континенту.  Считалось,  что  в  тропическую  Америку  муравьи  Старого 

Света совсем или почти совсем не проникли. Между тем, один из мирмекологов недавно 

установил,  что  такие  многочисленные  виды  муравьев,  обитающие  в  жилище  человека  в 

Бразилии,  как  Тетрамориум  гвинензе,  Мономориум  фараоне,  Мономориум  флорикола, 

Патрехина лонгиесорнис и Тапинома меланойефала, все завезены. Эти муравьи обитают в 

новых  зданиях  и  гостиницах,  больницах,  вокзалах,  где  местные  виды  поселяются 

неохотно  и  редко,  а  фараонов  муравей  проникает  в  пищевые  продукты,  в  воду 

умывальников  и  может  переносить  инфекции.  В  Польшу,  как  было  установлено,  этот 

муравей был завезен из Германии в двадцатых годах нашего столетия. Сейчас он обитает 

во Вроцлаве в гостиницах, больницах, пекарнях, помещениях, где температура никогда не 

падает  ниже  15  градусов.  Этот  муравей  крошка  в  последние  десятилетия  усиленно 

осваивает  жилище  человека  и  в  нашей  стране.  Поселяется  он  в  полостях  стен  семьями, 

насчитывающими  несколько  десятков  тысяч  рабочих  и  многими  самками.  Муравьи 

неразборчивы в пище и поедают самые различные продукты. Борьба с ним очень сложна. 

Цикада Цикадатра австралис попала в Новую Зелландию из Австралии, по меньшей 

мере,  90  лет  назад  и  стала  вредителем  большого  числа  растений.  Ее  выделения  охотно 

собирают  пчелы,  но  мед  становится  ядовитым.  Чешуйчатница  Термобия  доместика  из 

Северной  Америки  была  завезена  в  Европу  в  1928  году  и  была  сперва  обнаружена  в 

Гамбурге. Теперь она заполонила Италию, Голландию, Англию и Германию, где держится 

в теплых помещениях и особенно в пекарнях. Очередь за другими странами, в которых, 

надо  полагать,  она  вскоре  объявится.  Розовый  червь  –  так  называют  гусеницу  бабочки 

Пектинофора  госсипиеля  –  со  своей  родины  Индии  переселился  в  1906  году  в  Египет, 

затем  завоевал  всю  Африку,  попал  в  Китай,  на  Филиппины,  на  Гавайские  острова.  В 

Мексику  он  проник  в 1911  году,  в  Техасе  оказался  в  1917  году.  Заселил  он  Бразилию и 

Австралию. 

Новая  Зеландия,  где  прежде  обитали  испокон  веков  только  жившие  местные  виды 

насекомых, стала особенно сильно заселяться насекомыми-иммигрантами. Это заселение 

началось  120  лет  назад  и  продолжается  до  настоящего  времени.  Ранее  здесь 

насчитывалось  только  12  тысяч  местных  видов  насекомых,  число  завезенных  уже 

перевалило за одну тысячу. Среди завезенных: жуков – 500, двукрылых – 200, бабочек и 

клопов – по 100, перепончатокрылых – 5 видов, из них бескрылых видов – 73. 

Когда насекомое размножается в нескольких поколениях в году, расселение падает 

обычно на одно из поколений. Так, колорадский жук усиленно расселяется после зимовки, 

расползаясь и разлетаясь во все стороны. Затем новые поколения этого вида становятся в 

основном оседлыми. Таракан-прусак (рис. 499), всем нам хорошо известный и всеми нами 

нелюбимый, проник к нам в 1762-63 годах, когда русская армия после Семилетней войны 

возвратилась на родину и привезла с собою из Германии этого прихлебателя человеческих 

жилищ. Вкусы таракана и его хозяина-человека сошлись и оказались одинаковыми. 

 

489 

 

Рис. 499 – Таракан-прусак 

 

Курьезный  случай  умышленного  переселения  насекомых  человеком  описывает 

проф.  В.Н.Скалон.  При  переселении  из  Европейской  части  России  в  Амурский  край 

некоторые женщины везли с собою в коробочках тараканов. Они слышали от ходоков, что 

на Амуре тараканов нет, а эти насекомые якобы приносят счастье. 

 

РАССЕЛЯЮТСЯ САМИ 

 

Пассивные способы расселения – не главные у насекомых. Умеют они завоевывать 

территории и активным расселением. Прежде всего, насекомые, в том числе и летающие, 

все умеют ползать по земле при помощи трех пар ног или другими способами. Насекомым 

приходится  преодолевать  силу  тяжести  неизмеримо  легче,  чем  крупным  животным. 

Благодаря  малой  силе  гравитации  они  способны  использовать  значение  молекулярных 

сил,  легко  ползают  по крутым  наклонам  и  даже  по  поверхностям,  обращенным  вниз,  то 

есть двигаться кверху ногами. Кроме того, они обладают различными приспособлениями, 

облегчающими  перемещение  по  поверхности.  Например,  у  мух  между  коготками 

находятся  присоски,  благодаря  которым  они  могут  в  совершенстве  ползать  по  идеально 

гладким поверхностям. 

Большинство насекомых движется так:  передняя и задняя ноги на одной стороне и 

средняя – на другой опираются об опору, тогда как другие подняты над нею и движутся 

вперед. И так попеременно. Впрочем, передняя слегка движется раньше задней. Ползают 

насекомые по-разному. У многих движению помогает конец тела, выполняя как бы роль 

непарной ноги. У личинок жуков-щелкунов эту функцию несет специальный бугорок.  

Ноги  многих  гусениц  начинают  двигаться  спереди  назад.  Своеобразно 

передвигаются  гусеницы  бабочек-пядениц  (рис.  500).  Они  выносят  броском  переднюю 

часть туловища и, прикрепившись ею, пододвигают заднюю. За эту особенность и назвали 

гусениц пяденицами, так как их движение подобно тому, как человек измеряет что-либо 

широко  расставленными  в  сторону  большим  и  указательным  пальцами.  Еще  их  зовут 

землемерами,  по-латыни  Геометридами,  так  как  их  движение  напоминает  человека, 

измеряющего  землю.  Личинки  мух  не  имеют  грудных  ног  и  движутся,  сокращая  и 

расслабляя  тело.  У  многих  движению  помогают  ложноножки,  представляющие  собою 

плоские выступы на теле. 

Личинки  насекомых,  обитающие  в  почве,  при  движении  под  землей  используют 

шипики  и  щетинки  на  теле.  Личинки  бронзовок  (рис.  501),  живущие  в  земле, 

передвигаются  в  ней  на  спине,  ногами  кверху.  Ноги  у  них  развиты  плохо.  Личинки 

муравьиных львов ползают вспять, оставляя на песке или пыли длинные борозды – следы 

 

490 

своих  путешествий.  Также  пятятся  назад  и  гусеницы  огневок,  причем,  передвигаются 

таким образом довольно быстро. Гусеницы бабочек семейства слизнячек Гетерогенеидэ не 

имеют  брюшных  ног,  да  и  грудные  едва  развиты.  Передвигаются  они  едва  заметными 

скользящими движениями, напоминая слизней, за что и получили такое название. 

 

    

 

 

Рис. 500 – Гусеница бабочки-пяденицы 

 

Рис. 501 - Личинки жука-бронзовки 

 

К ползающим также следует отнести и тех, кто способен передвигаться, как пауки, 

по  выпускаемой  специально  для  этого  паутинке.  Гусеницы  Амфидазис  бетулария 

спускаются отвесно по ниточке, выделяемой прядильными железами. Толщина этой нити 

около  микрона,  но  в  шестом  возрасте  гусеницы  толщина  нити  увеличивается  до  12 

микронов.  Поднимаясь  по  ней,  гусеница  захватывает  нить  над  головой  грудными  или 

брюшными  ногами  и,  подтягиваясь,  вновь  прикрепляется  к  ней  головой  при  помощи 

секрета прядильных желез. Молодые гусеницы пядениц ползают по туго натянутой нити 

характерными движениями, свойственными обычному передвижению. 

В годы массового размножения насекомые собираются вместе и ползут, выбрав одно 

из направлений. Но об этом позже. 

Быстрота передвижения ползающих насекомых не так уж и велика из-за маленьких 

размеров.  Крошечная  личинка  стрепсиптеры  может  проползти  миллиметр  за  четверть 

минуты,  таракан  –  за  секунду  тридцать  сантиметров.  Пешая  саранча  движется  со 

скоростью  около  двух  километров  в  час.  Скорость  ползания  очень  сильно  зависит  от 

температуры окружающего воздуха. 

Даже обычно неподвижные куколки у некоторых насекомых могут передвигаться. У 

верблюдок  (рис.  502),  как  известно,  составляющих  специальный  отряд,  куколка  перед 

выходом  из  нее  взрослого  насекомого  разгибает  ноги  и  быстро  бежит,  выбираясь  на 

поверхность  земли,  после  чего  кожа  на  ней  лопается  и  выходит  взрослое  насекомое. 

Куколки  бабочки  Гепиалида,  обитающие  в  почве,  могут  передвигаться  при  помощи 

извивающихся движений и пробиваться на поверхность почвы, даже если она значительно 

затвердела.  Подвижны  куколки  у  ручейников,  комаров  и  некоторых  ветвистоусых 

комариков.  Куколки  одного  ручейника  плавают  при  помощи  средней  пары  дуговидно 

расширенных ног, усаженных щетинками. 

Есть  среди  насекомых  и  немало  отличных  пловцов.  Вообще  же,  благодаря  малым 

размерам и ничтожному весу, насекомые свободно садятся на поверхность воды и легко 

по  ней  передвигаются  и  также  легко  с  нее  взлетают  (рис.  503).  Так  называемая  пленка 

поверхностного  натяжения  воды  свободно  выдерживает  насекомых,  что  же  касается 

самых  маленьких,  то  они  вовсе  не  тонут  и  плавают  по  поверхности,  как  пылинки, 

расселяясь по течению. 

Превосходно  плавают  насекомые,  обитающие  в  воде.  При  этом  многие  из  них 

передвигаются  в  ее  толще  или  по  поверхности  различными  способами  и  обладают 

 

491 

различными для этого приспособлениями. Обыкновенный клоп-гладыш Нотонекта глаука 

плавает  в  воде  кверху  брюшком  и  гребет  задними  ногами,  как  веслами.  Клоп  Корикса 

пунктата  также  плавает  в  воде,  используя  задние  ноги  для  гребли.  При  движении  по 

вертикали  клоп  изменяет  положение  плоскостей  гребущих  задних  ног  и  плывет  при 

помощи  ударов  средних  ног  под  определенным  углом.  Легким  биением  средних  ног  в 

ритме, противодействующем движению задних ног, погашается краниальное всплывание 

насекомого  и  обеспечивается  горизонтальное  движение.  Горизонтальное  руление 

достигается силой ударов гребущих задних ног то правой, то левой стороны. 

 

    

 

 

Рис. 502 – Верблюдка 

 

Рис. 503 – Клоп-водомерка на поверхности 

воды 

 

Клопы-кориксы  часто  обитают  в  мелких  лужах,  а  когда  они  пересыхают,  то  эти 

водные  насекомые,  умея  превосходно  летать,  отправляются  на  поиски  других  водоемов, 

часто  преодолевая  большие  расстояния.  Такие  же  отличные  авиаторы  –  другие  водные 

насекомые  –  жуки  водолюбы  (рис.  504).  Превосходно  плавают  и  летают  некоторые 

маленькие наездники из Сцелионид, откладывающие яйца в яйцекладки водяных клопов 

Гаррис.  Таков  Лимнодитес  геррифагус.  Под  водой  он  гребет,  как  веслами,  своими 

крыльями. 

 

 

 

Рис. 504 – Жук-водолюб 

 

 

492 

Оригинальный  способ передвижения  в  воде  выработался  у  личинки стрекоз.  Она  с 

силой выбрасывает воду из задней кишки и, получив толчок, подскакивают вперед. В этом 

способе  заключается  сходство  с  движением  каракатицы.  И  те,  и  другие  пользуются 

принципом реактивного двигателя, изобретенного природой много миллионов лет назад. 

Лучшие пловцы – крупные плавунцы Дитискус и Ацилиус, а также клопы Белостома 

и Наукорис. Нога одного из них  - совершеннейший из всех известных в мире животных 

аппаратов,  обеспечивающих  поступательное  движение  по  принципу  сопротивляемости. 

Очень  интересное  насекомое,  единственное  из  мира  этих  существ,  приспособившееся  к 

жизни  в  морской  стихии  –  морская  водомерка.  Она  отличается  исключительно  большой 

скоростью  движения  по  поверхности  воды,  одновременно  соблюдая  повышенную 

осторожность, ловко увертывается от врагов, зорко следит за прибоем, не приближаясь к 

нему. 

Считается,  что  насекомые  бегать  не  умеют.  Бег  –  это  такой  способ  передвижения, 

когда на какое-то мгновение, оттолкнувшись от земли ногами, животное оказывается без 

опоры в воздухе. На шести ногах такой маневр выполнить трудно и нецелесообразно. И 

все  же  некоторые  насекомые  бегают.  Очень быстро  бегают  жуки-скакуны.  Движения  их 

порывисты  и  чередуются  с  короткими  и  стремительными  взлетами.  С  необычайной 

быстротой  бегают  по  стволам  деревьев  представители  одного  из  родов  Погоностома, 

обитающего на Мадагаскаре.  

Дитя  пустыни,  необыкновенно  быстрый  в  движениям  муравей-бегунок  особенно  в 

жаркую  погоду  не  столько  ползает,  сколько  действительно  бегает,  совершая 

стремительные броски над землей и отталкиваясь сразу всеми шестью ногами. Наиболее 

распространенный  способ  совершать  прыжки  осуществляется  при  помощи  задних 

конечностей. Человеческая блоха  (рис. 505) может прыгать на расстояние около метра и 

на высоту до 16 сантиметров. Чтобы делать эквивалентные прыжки, человек должен был 

бы  прыгать  на  высоту  почти  ста  метров,  а  по  горизонтали  –  на  сто пятьдесят  метров. У 

блох существует система рычагов и курков для взведения мышц и мгновенной реализации 

прыжка.  Кроме  того,  есть  система  амортизации.  Она  представляет  собою  спирально 

склеротизированные  пружинки,  расположенные  на  передней  кромке  бедер  всех  ног  и 

состоящие из трех-четырех витков.  

Передвигаются  прыжками  земляные  блошки  из  семейства  жуков-листоедов  (рис. 

506), слоники-прыгуны. У тех и у других имеются отлично развитые задние прыгательные 

ноги. 

 

    

 

 

Рис. 505 – Человеческая блоха  

(рис. В.А. Тимоханова) 

 

Рис. 506 – Земляная блошка 

 

 

Обладают  прыгательными  задними  ногами  и  широко  распространенные 

паразитические насекомые хальциды (рис. 507). Самые же распространенные прыгуны  – 

 

493 

это  кобылки,  кузнечики  и  триперсты.  Оригинальный  способ  прыгать  существует  у 

личинки сырной мухи Пиофила казеи. Она вводит ротовой крючок в анальное отверстие 

и, резко его высвобождая, подскакивает. Муравьи из подсемейства Понеринэ складывают 

свои большие длинные челюсти и, быстро их расправляя в стороны, отталкиваясь ими от 

земли, подпрыгивают. На конце их челюстей имеются длинные волоски. Когда муравей, 

падая  на  землю,  прикасается  к  ней  этими  волосками,  то,  быстро  складывая  челюсти  и 

вновь отталкиваясь, прыгает опять. 

Некоторые  трипсы  подпрыгивают,  как  предполагают,  отталкиваясь  брюшком. 

Впрочем,  механизм  их  прыжка  точно  не  установлен.  Уж  очень  крохотное  насекомое  – 

трипсы.  Своеобразный  прыгательный  орган  имеют  маленькие  низшие  и  бескрылые 

насекомые  колемболы,  составляющие  особый  отряд.  У  них  есть  своеобразный  упругий 

хвостик,  который,  загибаясь  кпереди  на  нижнюю  поверхность  брюшка,  защемляется 

концом  в  особой  защелке.  Когда  же  защелка  раздвигается,  хвостик,  расправляясь, 

подбрасывает насекомое кверху и кпереди. У жуков-щелкунов (рис. 508), особые бугорки, 

расположенные  на  спинной  стороне  переднеспинки,  зацепляются  в  углублении  на 

среднеспинке. Падая, жук опрокидывается на спинку и, освобождая бугорки, со щелчком 

ударяет об опору, с одной стороны, головой, с другой, - концом тела и резко подскакивает 

кверху. 

 

    

 

 

Рис. 507 – Хальцидоидный наездник 

Брахимерия 

 

Рис. 508 – Жук-щелкун Аностирус 

 

Оригинальный способ прыжков подарила природа гусеницам бабочки-листовертки, 

развивающейся в семенах молочайных растений. Каким-то образом, по-видимому, ударяя 

изнутри  по  оболочке  семени,  они  подпрыгивают  вместе  со  своим  убежищем  и  так 

передвигаются.  Семенам  с  такими  живущими  в  них  насекомыми  дали  название 

«прыгающие» или «чертовы». 

Клещики  Аноетидэ,  о  которых  уже  говорилось,  способны  подпрыгивать  на  высоту 

до пяти сантиметров, пытаясь прикрепиться к мимо проползающим мухам. 

 

НА КРЫЛЬЯХ ПО ВОЗДУХУ 

 

Громадное разнообразие насекомых, распространившихся и процветающих по всему 

земному шару, в значительной мере произошло оттого, что они стали летать и завоевали 

воздух для передвижения. 

В наш век авиации в последние десятилетия полет насекомых привлек пристальное 

внимание физиков. Его сейчас тщательно изучают биофизики, пытаясь разгадать наиболее 

совершенные  типы  полета,  до  которых  еще  так  далеко  нам,  строящим  современные 

самолеты.  Как  и  следовало  ожидать,  представители  разнообразного  мира  насекомых 

обладают и разнообразными типами полета. 

 

494 

В  силу  сложившихся  жизненных  обстоятельств,  среди  насекомых  одни  потеряли 

способность  к  полету,  другие  летают,  но  плохо,  обладая  примитивными  летными 

качествами, но есть и изумительные мастера полета, непревзойденные в мире животных 

по  быстроте  и  различным  способам  передвижения  в  воздухе.  Насекомые,  благодаря 

малым  размерам,  легче  преодолевают  силу  тяжести.  Об  этом  уже  говорилось.  Это 

обстоятельство позволяет легко и мгновенно менять скорость полета. 

Принципы  полета  насекомых,  в  общем,  сходны  с  принципами  полета  птиц  и 

млекопитающих.  Но  насекомые  в  большинстве  при  полете  пользуются  двумя  парами 

крыльев,  поверхность  их  крыла  неровная  из-за  жилок  и  волосков,  частота  взмахов  во 

много  раз  больше.  Масса  крыльев  насекомых  очень  мала  и  смещение  центра  тяжести  в 

полете  незначительно.  У  некоторых  насекомых,  таких  как  стрекозы,  задние  крылья 

несколько  опережают  передние.  У  перепончатокрылых  и  задние,  и  передние  крылья 

работают  синхронно,  образуя  функуиональную  двукрылость.  Полет  бабочек  сходен  с 

полетом птиц, причем совки отличаются большой частотой взмахов крыла, доходящей до 

45  в  секунду,  и  большой  маневренностью,  напоминая  полет  воробьиных  птиц.  У 

бражников  частота  взмахов  крыла  и  маневренность  ниже,  а  их  парящий  полет  сходен  с 

полетом дневных хищных птиц. Но, в общем, каждое насекомое летает по-своему. Проще 

всех  летают  поденки,  сложнее  всех  –  мухи.  У  них  при  полете  конец  каждого  крыла 

описывает  сложную  восьмерку.  Управление  полетом  достигается  изменением 

направления плоскости крыла, а бросок вбок – выключением крыльев одной стороны. 

Самые  изворотливые  в  воздухе  –  мухи.  Характер  полета  в  значительной  мере 

зависит от скорости взмахов крыльев. Она самая разная. Методика определения частоты 

взмахов крыльев насекомых разработана слабо, поэтому у различных авторов приводятся 

и  различные  сведения.  Весьма  вероятно,  расхождения  эти  вызваны  тем,  что  не 

учитывается температура окружающего воздуха, а также вид, пол и возраст насекомого. 

Естественно, что при повышении температуры воздуха  увеличивается и частота взмахов 

крыла. 

С какой скоростью взмахивают крыльями насекомые, говорит следующая табличка.  

Навозник - 87 раз в секунду 

Пчела медоносная - 248-307 

Шмель - 123-223, 114 

Оса обыкновенная - 165-247, 110 

Наездник - 40 

Комар - 594, 248-307 

Домашняя муха - 117, 330, 147-220, 100-330 

Дергун мохнатоусый - 169-494 

Овод - 345 

Слепень - 122-126 

Махаон - 5 

Брюквенница - 6 

Траурница - 10 

Капустница - 9 

Крапивница - 5 

Белая бабочка - 9 

Совка - 37-48 

Бражник глазчатый - 37-41, 72 

Стрекоза - 28, 30, 30-50, 22 

 

К сожалению, в этом списке участники эксперимента не указали видового названия 

насекомого, и с энтомологической стороны он не выдерживает критики. 

Насекомые  обрели  способность  к  полету  длительнейшей  эволюцией,  и  первые 

насекомые, поднявшиеся в воздух, обладали очень несовершенным крыловым аппаратом 

 

495 

с  низкими  аэродинамическими  качествами.  Скорость  взмахов  крыла  многих  древних 

форм,  вероятно,  была  очень  мала,  чем  объясняется  то,  что  древнекрылые  насекомые 

обладали большими крыльями. 

О  том,  как  различные  обстоятельства  влияют  на  особенности  полета,  говорит  хотя 

бы то, что у совки Леукания сепарата частота взмахов крыльев наибольшая в первые дни 

жизни  после  выхода  из  куколки  и  возрастает  к  третьему-четвертому  дню  жизни,  затем 

вновь  резко  падает,  так  как  к  этому  времени  развиваются  яичники,  утяжеляющие  вес 

насекомого.  Частота  взмахов  крыла  больше  всего  в  возрасте  три-четыре  дня,  с 

повышением температуры от 10 до 25 градусов она заметно возрастает и при температуре 

25-30 градусов держится на постоянном уровне, но выше 35 градусов уменьшается. 

Резкий свет, звук повышают частоту взмахов. Частоту взмахов можно определить по 

звуку работающих крыльев. Но надо иметь в виду, что один взмах крыла дает две волны, 

возникающие  при  верхнем  и  нижнем  его  положении.  Поэтому  при  определении  числа 

взмахов  крыла  по  звуку  его  частоту  делят  на  два.  Оказалось,  насекомые  могут  снижать 

частоту взмахов. Так, домашняя пчела при полете взмахивает крыльями 435 в секунду, но 

уставшая понижает это число до 326. 

Большая частота взмахов крыльев свидетельствует о необычайных физиологических 

особенностях крыловых мышц насекомых, способных с такой феноменальной быстротой 

сокращаться  и  расслабляться.  С  какой  скоростью  летают  насекомые,  можно  судить  по 

следующим данным. 

Бражник............................................15 м в сек. 

Вьюнковый бражник.................…..4-10 

Бабочка.............................………….25-2,7,8-9,6 

Бабочка шкипер...............................25-40 

Бабочка-белянка (Пиерис)...............5,6-8,2 

Бабочка Макроглосса.......................5-17 

Бабочка Сфингида............................54 

Майский жук.....................................10 

Жук Мелалонта..........................…...2,3-3.8,1 

Овод самец................................….…3,.12,8 

Слепень Табанус.........................…..15, 14-40 

Стрекоза Либеллюла ……................10-15 

Муха комнатная.................................2,5 

Пчела медоносная..............................2.5-6,7 

Саранча…............................................3-4,5 

Златоглазка…......................................0,6-0,1 

Но эти сведения относительны, без указания температуры, при которой проводился 

эксперимент!  Кроме  того,  при  особенно  благоприятных  условиях  и  еще  по  каким-то 

неучтенным обстоятельствам возможен и более быстрый полет. Так, однажды видели, как 

крупная  стрекоза  летела  за  самолетом  со  скоростью  144  километра  в  час  и  даже 

временами его обгоняла. 

В 1926 году газеты облетела сенсация, в которой сообщалось, что муха Цефеномия 

прутти  в  Южной  Америке  летает  с  феноменальной  быстротой  и  способна  развивать 

скорость  около  1200  километров  в  час.  Но  вскоре  это  сообщение  было  опровергнуто 

физиологами, доказавшими, что такой полет невозможен, так как муха должна принимать 

каждую  секунду  пищу  в  полтора  раза  больше  веса  ее  тела,  иначе  должна  сжечь  себя  в 

течение долей секунды. Энтомолог Кирпатрик назвал это сообщение триумфом фантазии. 

Забавно, что подобный триумф фантазии кое-когда возрождается и подобные сообщения 

появляются время от времени. Так, в газете «Вечерняя Алма-Ата» от 7 февраля 1983 года 

было  помещено  сообщение  о  том,  что  «комнатная  муха  может  развить  скорость  180 

километров в час, с еще большей скоростью она спасается от  врагов. Стрекоза догоняет 

добычу со скоростью до 500 километров в час». 

 

496 

Некоторые  бабочки  из  семейства  Урбиколидэ  обладают  необычайно  быстрым 

полетом.  Один  из  энтомологов  писал,  что  «глаз  не  может  уследить  за  ними,  когда  они 

проносятся мимо, а разрезаемый их крыльями воздух издает низкий тон». 

Относительная  скорость,  или,  как  ее  называют  «субъективная»  скорость,  полета 

насекомых  больше,  чем  у  кого-либо  из  других  летающих  животных.  Об  этом  говорит 

следующая табличка: 

Шмель прилетает в минуту   10000 своих длин 

Стрекоза..........................…….8500  

Голубь ………………….........3600 

Ворона серая....................……1700  

Скворец……............................6180 

Самолет...........................…….1500 при скорости 900 км в час. 

Скорость полета не отражает полностью способность к расселению. Многие быстро 

летающие насекомые не могут преодолевать большие расстояния, так как быстро устают. 

Впрочем,  эта  способность,  как  мы  увидим  позже,  сильно  зависит  еще  от  ветра  и  от 

температуры  окружающего  воздуха.  С  громадной  быстротой  и  на  далекие  расстояния 

способны летать бабочки-бражники (рис. 509). Но, к примеру, вьюнковый бражник, к югу 

осенью летит гораздо медленнее, чем к северу, к местам откладки яиц, поступая так же, 

как и перелетные птицы. 

 

 

 

Рис. 509 – Бабочка-бражник Макроглоссум 

 

Очень далеко летают бабочки. Одна из них, которую англичане называют «бабочка-

леди»,  проделывает  каждую  весну  маршрут  в  1280  километров,  пролетая  из  Африки  в 

Европу  и  минуя  на  своем  пути  Средиземное  море.  Бабочки  Данаиды  перелетают  в 

восточную  Канаду  из  Мексики,  проделывая  путь  длиной  около  трех  тысяч  километров 

после  зимы  в  теплых  краях,  чтобы  отложить  на  листья  канадского  ваточника  яйца,  из 

которых вырастает новое поколение бабочек. 

Олеандрового  бражника  находили  нередко  от  мест  выплода  на  расстоянии  в  1200 

километров. Вместе с тем, бабочка Хоризагротис ауксилярис может пролетать не более 15 

километров, развивая скорость среднюю 5-7 и максимальную 15 километров в час. После 

одного  питания  эти  бабочки  пролетают  80  километров,  подкармливаясь  же  –  до  250. 

Вообще, эта бабочка способна к длительным перелетам. 

 

497 

Рассчитано,  что  самые  упитанные  особи  саранчи  могут  лететь  не  более  15  часов 

непрерывно,  после  чего  наступает  истощение.  Но  тучи  саранчи  встречали  в  открытом 

море,  куда  они  могли  долететь  не  менее  чем  через  60  часов.  По-видимому,  саранча 

пользовалась  попутным  ветром  или,  быть  может,  если  были  хорошо  выражены 

конвекционные токи воздуха, планирующим полетом, не требующим затраты энергии. И 

все  же  известны  хорошо  доказанные  случаи,  когда  саранча  летела  около  трех  суток, 

покрыв  расстояние  около  2000  километров.  Бабочка-монарх  была  поймана  25  сентября 

1939  года  на  борту  корабля  «Герцогиня  Ричмонд»  в  2720  километрах  на  пути  от 

Галифакса до Ливерпуля и в ста шестидесяти километрах от Азорских островов.  

В октябре 1954 года саранча достигла южной Англии, пролетев 3200 километров от 

Рио-де-Оро в южном Алжире – самого ближайшего места, где она могла жить. Из Африки 

саранча  достигала  Болеарских  островов.  Энтомолог  Скэдуэр  наблюдал  ее  2  ноября  1865 

года  на  корабле,  шедшем  из  Бордо  в  Бостон  и  находившемся,  по  меньшей  мере,  в  1920 

километрах  от  ближайшей  суши.  Насекомые  обсели  все  судно.  Это  была  Шистоцерка 

грегарина. Домашняя пчела может лететь за взятком до 8 километров, хотя преодолевать 

такое расстояние для нее экономически невыгодно. Летая за взятком на расстояние трех 

километров,  пчела  расходует  0,00035  грамма  сахара.  В  ее  зобу  содержится  0,2  грамма 

нектара.  При  концентрации  сахара  в  нектаре  в  20  процентов  расходуется  0,004  грамма 

сахара.  При  полете  на  три  километра  сгорает  9  процентов  груза,  который  прилежная 

сборщица  нектара  помещает  в  зоб.  Вместе  с  тем,  такие  насекомые,  как  москиты  не 

разлетаются дальше ста пятидесяти метров от мест выплода. 

Дополнительный  отдых  во  время  перелетов  имеет  громадное  значение,  и  к  нему 

насекомые  часто  прибегают.  Так,  бабочка-космополит  Пирамеис  кардуи  (рис.  510)  во 

время перелетов садится отдыхать на поверхность воды, не смачивается ею и не тонет. 

 

 

 

Рис. 510 – Бабочка-репейница Пирамеис кардуи 

 

 Известна  масса  примеров,  когда  насекомые  перелетали  большие  расстояния, 

используя  ветер.  В  июне-июле  1958  года  с  воздушными  потоками  в  Шотландию  и  на 

северо-восток  Великобритании  было  занесено  огромное  количество  бабочек  моли 

 

498 

Плютелля  макулипеннис,  которая,  как  предполагают,  выплодилась  в  восточной  части 

Балтийского  моря.  Часть  бабочек  была  обнаружена  в  Атлантическом  океане  в  800 

километрах  от  побережья  Великобритании.  В  1962  году  наблюдался  аналогичный  занос 

ветром совки Лафигма эксигуа с западного побережья Северной Африки в южные районы 

Великобритании. В обоих случаях насекомые были перенесены на расстояние более 3200 

километров и, судя по всему, находились в воздухе не менее пяти суток. Летом 1964 года 

далеко  к  северу  от  Чукотского  полуострова  на  льдах  Восточно-Сибирского  моря  были 

найдены живые бабочки листовертки. От ближайшего берега было 300 километров, а до 

ближайшего возможного места их жизни – не менее 1000 километров. Бабочек было очень 

много. Их массовый перелет проходил не без участия ветра. 

Энтомолог Шарп рассказывает, как на корабль адмирала Смита в Средиземном море 

при южном ветре налетела масса мух. Ближайший южный африканский берег был в это 

время не менее чем в 180 километрах. Далее он сообщает, как корабль «Ундина» встретил 

рой бабочек, летящих к югу. В это время судно находилось в 1500 километрах от берега 

южной Африки. 29 ноября 1886 года на шкуну «Пауль Торман» прилетела крупная, до 19 

сантиметров в размахе крыльев бабочка. Ближайшей в этом месте сушей был мыс святого 

Фомы в Бразилии, отстоявший на 2260 километров. 

Во  время  активного  полета,  особенно  при  машущем  полете,  происходит  большая 

трата  энергии,  поэтому  экономия  сил  достигается  использованием  попутного  ветра,  а 

также  планирующим  полетом.  Как  выяснили  ученые,  африканская  саранча  Шистоцерка 

грегарина  тратит  на  грамм  тела  13,7  калорий  за  час  полета.  Одна  калория  равна  работе 

соответственно  поднятию  1200  грамм  на  высоту  30  сантиметров.  За  час  полета 

двухграммовая  саранча  выделяет  энергии  достаточно,  чтобы  поднять  1200  грамм  на 

высоту  почти  одного  метра.  Усиленная  трата  энергии  при  полете  тотчас  же  вызывает 

повышение  температуры  тела  насекомого.  После  нескольких  минут  полета  у  саранчи 

поднималась  температура  на  10  градусов  выше  предшевствующей.  Вот  почему  из 

летящей стаи саранчи, как правило, вниз падают на землю те, которые не смогли дальше 

следовать  вместе  со  всеми.  У  самцов  таракана  Перипланета  американика  потребление 

кислорода  при  активном  движении  возрастает  в  сто  раз  по  сравнению  с  потреблением 

кислорода в покое. Истощение таракана наступает через 10-15 минут полета. 

По  словам  очевидцев,  из  летящей  стаи  шистоцерки  всегда  падали  вниз  отдельные 

особи,  которых  охотно  склевывали  куры.  В  1935  году  энтомолог  Е.А.Кузнецова  видала 

стаю шистоцерки, которая летела так высоко, что казалась слабой туманностью на фоне 

неба.  На  землю  при  этом  все  время  опускались  отставшие  и  уставшие  особи.  В  этом 

отношении  планирующий  полет  значительно  выгоднее  машущего.  При  наблюдении  в 

Восточной  Африке  и  в  Аравии  над  шистоцеркой  планирующий  полет  –  обычная  черта 

поведения этого насекомого. В отдельных стаях планировали все особи без исключения. 

Продолжительность планирования колебалась от нескольких секунд до двух-трех минут. 

Длительное же планирование на большой высоте происходило только при конвекционных 

токах  воздуха.  В  условиях  длительного  полета  планирование  имеет  большое  значение. 

Аэродинамические особенности планирующего полета не изучены. Предполагается, что к 

этому  типу  полета  насекомые  прибегают  еще  и  для  того,  чтобы  понизить  температуру 

тела, поднимающуюся при машущем полете. 

Насекомые  по-разному  взлетают  с  земли.  Многие  умеют  подниматься  в  воздух 

прямо  с  ее  поверхности,  другие  же,  не  отличающиеся  легкостью  полета,  как,  например, 

жуки, стараются прежде чем взлететь, забраться повыше, на кончик травинки или куста. 

Трудно  взлетать  насекомым,  несущим  груз.  Так,  оса  Сфециус  специозус,  обитающая  в 

Северной Америке и охотящаяся на цикад, с добычей обязательно забирается на дерево, 

откуда уже способна начать полет. Так же поступают многие осы-хищницы. Вместе с тем, 

комар, напитавшийся крови, наполнив до предела желудок желанной пищей  (рис. 511) и 

увеличив свой вес ровно в два раза (он весит 5 миллиграммов, а выпивает крови по весу 

столько же), хотя и с трудом, но взлетает в воздух. 

 

499 

 

 

Рис. 511 – Комар Аэдес, напившийся крови 

 

Водные насекомые, прежде чем расстаться со своей родной стихией и отправиться в 

полет, совершают ряд подготовительных действий. Энтомолог Ю.М. Залесский наблюдал 

в Подмосковье, как гребляки, разомчавшись в воде при помощи задних ног, подплывали 

близко  к  поверхности  воды,  где  быстро  переворачивались  (гребляки  плавают  обычно 

спиной  книзу),  так  что  спина  оказывалась  над  водой,  приоткрывали  надкрылья, 

расправляли  крылья  и  начинали  быстро  взмахивать  ими,  разгоняясь  еще  скорее,  как 

глиссеры,  и,  наконец,  как  гидропланы,  отрываясь  от  воды,  улетали,  оставляя  на  ее 

поверхности след в виде узкой бороздки. 

Малый  черный  плавунец,  прежде  чем  лететь,  из  воды  выбирается  на  траву  или 

какой-либо  выступающий  предмет.  Некоторые  выбираются  на  пологий  берег.  Затем 

плавунец  выпускает  из  анального  отверстия  большую  каплю  воды,  тем  самым  облегчая 

вес тела. Если приготовившийся лететь плавунец, неудачно взлетев, падает в воду, то он 

сразу не может погрузиться в нее. Видимо, для этого необходимо вновь проглотить воду. 

Так поступает плавунец, закончивший полет и приводнившийся. 

Прежде чем лететь, многие насекомые, особенно плохо летающие, такие как хрущи, 

совершают  усиленные  дыхательные  движения,  нагнетая  воздух  в  воздушные  полости 

дыхательной  системы.  Если  температура  окружающего  воздуха  низка,  то  насекомые, 

пытающиеся  лететь, начинают  вибрировать  крыльями,  повышая  тем  самым  температуру 

своего тела. 

Морфологические  и  физиологические  особенности,  связанные  с  полетом,  очень 

разнообразны и слабо изучены. У стрекозы, например, на каждое крыло работает девять 

мышц: пять опускающих, три поднимающих и одна мышца приводящая. Жужжальца мух 

в  полете  вибрируют.  Частота  их  колебаний  стоит  в  противовесе  с  крылом.  Вибрация 

жужжальца  обеспечивается  одной  мышцей,  возвращение  же  его  в  обратное  положение 

происходит за счет эластичности. Жужжальца как будто выполняют роль датчика угловой 

скорости.  Ноги  тоже  играют  определенную  роль  в  полете.  Одна  довольно  крупная 

поденка, например, во время полета выставляет так же, как и усики, вперед первую пару 

ног. При полете они служат как рули, а при опускании – парашютируют. 

 

500 

Путем  математической  обработки  выяснено,  что  покрытое  чешуей  крыло  бабочки 

развивает подъемную силу на 15 процентов больше ,чем при удалении с него чешуек. При 

полете  бабочка  с  удаленными  чешуйками  летит  штопором.  Многочисленные 

представители  отряда  перепончатокрылых,  в  частности  пчелы  и  осы,  имеют  на  крыльях 

специальные  зацепки,  которыми  во  время  полета  скрепляют  друг  с  другом  крылья  с 

каждой  стороны.  Подобные  же  зацепки  развились  и  у  некоторых  насекомых  других 

отрядов. Таково сетчатокрылое из семейства Гемеробиидэ – Дрепаноптера фаленоидес, по 

внешнему виду очень похожее на ночную бабочку, которое хорошо летает. 

Для  того,  чтобы  устранить  так  называемый  флятер  –  вредные  колебания  крыла 

самолета, ранее приводившие к воздушным катастрофам, изобрели противофлятер – груз 

на  передней  кромке  крыла,  гасивший  эти  колебания.  Такой  противофлятер  имеется  на 

крыльях  стрекоз  и  многих  других  насекомых  (так  называемый  глазок,  или  стигма)  (рис. 

512). Если бы об этом знали раньше! 

 

 

 

Рис. 512 – Стрекоза Ортетрум (на крыльях хорошо видны стигмы) 

 

Жуки  в  общем  летают  тяжело  и  неловко.  Многие  из  них  при  полете  держат 

надкрылья поднятыми, что обеспечивает им поперечную устойчивость. То же сделано и у 

самолетов. Эта устойчивость важна при поворотах. Но надкрылья жуков мешают полету, 

так как увеличивают так называемое лобовое сопротивление. Поэтому многие жуки, такие 

как бронзовки, летают со сложенными надкрыльями. 

Насколько  плохо  изучен  полет  насекомых,  говорит  тот  факт,  что  согласно  законам 

аэродинамики  жуки  летать  не  должны.  При  среднем  весе  в  0,9  грамма  для  того,  чтобы 

лететь,  жук  должен  иметь  коэффициент  подъемной  силы  (относительная  величина, 

пропорциональная  подъемной  силе)  от  двух  до  трех.  Но  эти  насекомые  имеют 

коэффициент подъемной силы всего лишь менее единицы. Специалисты по аэродинамике 

сбиты  с  толку,  современная  теория  полета  опорочена.  Крыло  жука,  хотя  и  кажется 

малоэффективным,  обладает  большой  подъемной  силой.  Самые  совершенные  крылья, 

созданные  человеком  на  самолетах,  имеют  коэффициент  подъемной  силы  от  1  до  1,5. 

Ученые Нью-Йорка предприняли очень сложное исследование полета жуков, доставляя их 

из  Европы  в  Америку,  построили  хитроумные  модели  полета.  Руководитель  этих  работ 

 

501 

Леон Бенит заявил: «Если мы сумеем определить аэродинамику полета майского жука, то 

обнаружим  какое-то  несовершенство  в  современной  теории,  касающейся  полета 

насекомого, или откроем, что майский жук обладает каким-то неизвестным нам способом 

создавать  высокую  подъемную  силу».  Чем  закончились  эти  исследования,  пока 

неизвестно. 

Есть  насекомые,  у  которых  в  пределах  одного  и  того  же  вида  крылья  сильно 

варьируют  в  размерах.  Таковы  сверчки,  многие  из  которых  умеют  хорошо  летать,  тогда 

как другие лишены этой способности. У кобылок сильно варьируют длина надкрылий при 

изменении  условий  существования.  При  сильной  засухе  развиваются  особи,  склонные  к 

миграциям  с  более  длинными  крыльями.  У  соснового  клопа  Арадус  циннамоменс 

существуют  две  формы  самок:  длиннокрылая  и  короткокрылая.  Первая  форма  по 

существу  является  расселительницей,  тогда  как  самки  короткокрылые  не  летают. 

Длиннокрылая  самка  совершает  перелеты  только  ранней  весной  после  зимовки  и 

спаривания. Таким образом, функцию расселения принимает на себя только особая форма 

самок.  Она  составляет  незначительную  часть  особей.  Но,  что  интересно,  число 

длиннокрылых  самок-расселительниц  резко  возрастает,  как  только  условия  жизни 

становятся хуже.  

У  сверчка  Ахета  дезерта  всегда  бывают  как  короткокрылые,  так  и  длиннокрылые 

особи.  Первые  из  них выполняют  роль  расселителей.  Подобный  же  диморфизм  есть  и  у 

некоторых  жужелиц.  Крошечный  трипс  Микрасефалотрипс  абдоминалис,  обитающий  в 

Индии,  также  имеет  короткокрылые  и  длиннокрылые  формы,  кроме  того,  еще  сильно 

различающиеся размерами: одни из них крупные, другие – мелкие. Длиннокрылые формы 

появляются в мае, когда происходит расселение. 

Немало  насекомых,  в  прошлом  умевших  летать,  утратили  крылья.  Таковы  жуки-

чернотелки  (рис.  513).  Надкрылья  их  срослись,  образовав  мощный  панцирь  над  телом 

насекомого,  предохраняя  его  от  излишнего  испарения  влаги,  что  в  условиях  сильной 

сухости  пустынь  оказалось  важнее  полета.  У  некоторых  кузнечиков  и  сверчков  крылья 

редуцировались и целиком превратились в музыкальные аппараты. Таковы обитающие в 

пустынях  некоторые  кузнечики  и  сверчки.  Очевидно,  посылка  звуковых  сигналов  ради 

того,  чтобы  легче  находить  друг  друга  в  условиях  больших  пространств  безжизненных 

пустынь, оказалась важнее умения летать. Вместе с тем, есть насекомые, правда редкие, с 

превосходно  развитыми  крыльями,  но  не  умеющие  летать  и  не  пользующиеся  своим 

летательным аппаратом. Такова муха Амазия фимбрис, обитающая в Европе. Отчего она 

такая – мы не знаем. 

Природа  удивительна  в  своих  творениях  хотя  бы  потому,  что  любой  орган 

животных,  приобретенный  длительной  эволюцией,  имеет,  выражаясь  языком  физиков, 

громадный  запас  технической  прочности.  Как  ни  совершенны  созданные  человеком 

летательные аппараты, подчас незначительное их повреждение в воздухе грозит тяжелой 

катастрофой. Этого не скажешь про насекомых. Даже большие повреждения крыльев не 

препятствуют  полету,  хотя  они  теряет  свои  первоначальные  качества.  Один  из 

энтомологов  укорачивал  крылья  у  мухи  эристалии  с  12  миллиметров  до  2,  а  у  стрекозы 

Лестес  виридис  (рис.  514)  с  26  до  9  миллиметров,  бабочки  капустницы  с  35  до  15 

миллиметров, и это существенно не нарушало полета. Функциональная асимметрия легко 

компенсировалась животным, и оно не теряло способности к полету. 

Многие так называемые низшие насекомые никогда не имевшие крыльев, такие, как 

например  Бессяжковые,  Ногохвостки,  Двухвостки,  Щетинохвостки,  составляющие 

подкласс Бескрылых (Аптеригота), вообще, не  умеют летать и не имеют крыльев. Те же 

насекомые,  которые  обладают  крыльями,  сильно  различаются  друг  от  друга,  и  полет  их 

варьирует от очень сложного до едва выполняемого подпрыгивания короткими бросками. 

В  эволюции  крылового  аппарата  прослеживается  тенденция к  исчезновению  одной 

пары крыльев и переход к двукрылости или исключением одной пары крыльев из полета, 

как  у  жуков,  или  сцеплением  с  каждой  стороны  двух  крыльев  в  одно  целое.  Отличные 

 

502 

летуны  стрекозы  могут  планировать,  взмахивая  то  передними,  то  задними  крыльями 

поочередно,  то  всеми  сразу,  умеют  и  «стоять»  на  месте,  двигаться  назад,  вертикально 

кверху или вниз. Удивительно совершенен полет мух,  утративших в процессе эволюции 

заднюю  пару  крыльев.  Они,  кроме  того,  еще  способны  делать  неожиданные  и  быстрые 

броски из стороны в сторону, парить на месте. 

 

    

 

 

Рис. 513 – Пустынная чернотелка Пимелия 

 

Рис. 514 – Стрекоза-лютка Лестес 

 

Энтомолог  Е.Б.Родендорф  так  описывает  полет  мухи-львинки:  «Летают  львинки 

весьма своеобразно, иногда имеет место очень быстрый прямолинейный полет издалека, 

причем муха садится сразу на определенный цветок, иногда же наблюдается относительно 

медленный  «реющий»  полет  среди  растительности,  причем  насекомые  очень  свободно 

передвигаются по весьма запутанному маршруту, совершая многочисленные повороты». 

 

МАССОВЫЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЯ 

 

Внимание  человека  всегда  привлекали  массовые  переселения  насекомых.  Своей 

подчас  грандиозностью  они  невольно  запоминались  надолго,  получили  отражение  в 

литературе  научной,  научно-популярной  и  художественной.  Массовые  полеты  и 

переселения неслучайны, отчасти потому, что происходят чаще всего во время массового 

размножения того или иного вида. Но, кроме того, насекомые для совершения массовых 

перекочевок  собираются  вместе  даже  при  низкой  численности  в  природе.  Собираться 

вместе  и  путешествовать  компанией  в  какой-то  мере  выгодней,  чем  в  одиночку.  При 

массовом  переселении  в  новые  районы  жизни  попадает,  если  не  так  уж  и  много,  то,  по 

крайней  мере,  не  единичные  особи.  Потом  в  период  размножения  будет  легче  решаться 

проблема встречи полов. Кроме того, при массовом переселении больше шансов выжить и 

уберечься от различных врагов-поедателей, которые вскоре же, как только на территории 

появятся  переселенцы,  насытятся  ими  и  станут  равнодушными  к  столь  обильной  и 

однообразной пище. 

Массовые  путешествия  предпринимают  не  только  взрослые  насекомые.  Очень 

многие  отправляются  в  неведомые  страны,  будучи  личинками.  Во  время  массового 

размножения  капустной  белянки  в  Германии  наблюдалось  и  массовое  передвижение  их 

гусениц, которые все двигались в направлении на север. В годы массового размножения 

гусеницы  североамериканской  совки  Цирфис  унипункта  собираются  большими 

скоплениями  и  ползут  скопищами  в  поисках  пищи.  В  бывшем  Змиевском  районе,  ныне 

Харьковской  области,  в  1879  году  из  сильно  поврежденного  леса  гусеницы  непарного 

шелкопряда, переселяясь, заняли полосу шириной в один километр и так густо покрывали 

землю,  что  не  оставляли  на  ней  ни  одного  ее  кусочка  свободной.  Самое  активное 

передвижение гусениц происходило от 6 до 11 часов – до наступления жары. В 1963 году 

 

503 

личинки  полынного  листоеда  Теоне  костипеннис  во  время  массового  размножения 

совершали переходы по несколько километров, двигаясь сплошным потоком. Часть из них 

останавливалась на попутных кустах полыни, многие же, не находя корма, погибали. 

Иногда  массами  собираются  личинки  растительноядного  жука  коровки  Булея 

Лихачева (рис. 515). Очень часто совершают переселения личинки саранчи. Так, личинки 

саранчового  Фиматеус  лагротис  в  Сомалийской  республике  ведут  стадный  образ  жизни, 

образуя  скопища,  или,  как  их  принято  называть,  кулиги,  до  тысячи  особей  и  совершая 

значительные  передвижения.  Взрослые  кобылки,  однако,  не  проявляют  никаких 

наклонностей к путешествиям. Журнал «Знание и сила» поместил следующее сообщение 

своего  читателя:  «Летом  в  районе  села  Ершово  и  окружающих  местах  выдался  высокий 

урожай  черемухи.  Весна  1967  года  была  ранняя,  и  цветение  черемухи  началось  раньше, 

чем  всегда.  Весна  принесла  полчища  гусениц  бабочки-боярышницы,  которые  истребили 

на  огромной  территории  зеленый  покров  черемухи  и  боярки.  14  мая  я  уничтожил  1000 

гусениц на изгороди длиной 80 метров. Сплошной массой они переползали в направлении 

огородов, домов. При грубом подсчете на 1 квадратный метр площади в отдельных местах 

приходилось  125  гусениц.  Даже  суровый  сибирский  климат  не  оказывает  губительного 

влияния на них. Зимой в нашей местности морозы достигают –50-55 градусов, и гусеницы 

весьма стойко переносят их, прячась в зимних гнездах из тонких листьев». 

 

 

 

Рис. 515 – Коровка Булея Лихачева 

 

Массовым  переселениям  способствует  жизнь  скопищами  или  колониями.  Таков 

знаменитый  ратный  комарик  Сциария  милитарис.  Личинки  этого  комарика  питаются 

разлагающимися  веществами  и  всегда  живут  большими  скоплениями.  При  недостатке 

пищи  или  по  каким-то  еще  неясным  причинам,  они  предпринимают  периодические 

массовые  переселения.  Слипаясь  друг  с  другом  при  помощи  слизистых  выделений,  они 

движутся громадными скоплениями подобно длинной извивающейся ленте, чрезвычайно 

напоминая большую змею. Со страху, не разобравшись, такую ленту всегда принимают за 

необыкновенного удава, нивесть каким путем заявившегося из жарких стран. 

С явлением переселения ратного комарика ранее в народе было связано множество 

различных суеверий и примет. Массовые путешествия известны среди бабочек, саранчи, 

стрекоз,  жуков,  тлей,  ногохвосток  и  многих  других  насекомых.  Такие  путешественники, 

или,  как  их  принято  называть,  мигранты,  обычно  движутся  безостановочно  на  большие 

расстояния и чаще всего перед созреванием яичников. 

 

504 

В  кантоне  Валлис  у  перевала  Бретолет  (Швейцария)  для  изучения  миграций 

насекомых  была  создана  энтомологическая  наблюдательная  станция.  Ее  работники 

установили,  что  большая  часть  мигрирующих  насекомых  –  двукрылые  и  среди  них 

наиболее  многочисленны  мухи-сирфиды.  Мигрирующие  насекомые  иногда  были 

настолько  многочисленными,  что  казались  тучей,  переваливающей  через  хребет  с 

оглушительным гудением. В Дании в 1967 году наблюдали массовую миграцию 14 видов 

сирфид. Передвижение шло двумя потоками с 11 до 14 часов и с 16 до 17 часов. В каждый 

период интенсивность пролета была неравномерной, и насекомые шли как бы волнами. За 

утро,  как  было  подсчитано,  мимо  наблюдателя  пролетело  20000  насекомых.  Скорость 

полета была около 18 километров в час. 

Целыми  облаками  мигрируют  в  Северной  Америке  маленькая  мушка  Туцеллиа 

маритима, осенью направляясь на запад. Здесь же вдоль берега Нью-Джерси и Длинного 

острова  мигрируют  многие  бабочки,  осы,  пчелы,  древогрызы,  мухи-эристалии,  мухи-

жужжало  и  другие  насекомые.  Многие  миграции  остаются  не  замеченными  человеком. 

Цикадка Эмпоуска фаба ежегодно с юга перелетает в штат Иллинойс, где она развивается 

летом. Зимовать здесь она не остается. 

Гораздо  реже  замечены  миграции  жуков.  В  пустынях  Казахстана  мне  однажды 

привелось  видеть  массовую  миграцию  жуков  чернотелок  Прозодес  асперипеннис  (рис. 

516). Эта миграция не была вызвана массовым размножением, и для ее совершения жуки 

просто  собрались  вместе.  В  конце  сентября  1953  года  в  южном  Устюрте  наблюдалась 

массовая  миграция  чернотелок  Лазиостола  пубесценс  (рис.  517).  На  протяжении  75 

километров жуки двигались в северо-восточном направлении. Число жуков доходило до 

70-100  особей  на  один  квадратный  метр.  Периодические  переселения  совершают  жуки-

коровки  из  низин  в  горы.  Как  установлено,  они  вызываются  исчезновением  тлей  - 

исконной  добычи  этих  жуков.  Собираясь  в  разгар  лета  высоко  в  горах,  они  впадают  в 

спячку,  длящуюся  до  самой  весны.  Подобные  же  миграции  я  обнаружил  и  у  клопов 

солдатиков.  В  пустынях  и  степях  Средней  Азии  после  редких  летних  дождей  на 

поверхности  земли  появляется  масса  колембол,  которые  совершают  отчетливые 

переселения, чаще всего пользуясь попутным ветром или течением маленьких ручейков. 

В  1957  году  вблизи  Тутцинга  в  ФРГ  наблюдали  тоже  массовое  передвижение  колембол 

Цератофизелла  сигиллата.  Миллионы  насекомых  образовали  ленту  в  несколько  метров 

длины, передвигаясь по лесной дороге. 

 

    

 

 

Рис. 516 – Жук-чернотелка Прозодес 

 

Рис. 517 – Жук-чернотелка Лазиостола 

пубесценс 

 

С древнейших времен были известны массовые перелеты и передвижения саранчи. 

Человек  их  запоминал,  как  бедствие,  когда  тучи  опускавшихся  на  землю  насекомых 

пожирали посевы, виноградники, оголяли деревья, оставляя лишь голые стебли да ветви и 

 

505 

обрекая жителей на голод. Сохранилась следующая любопытная запись о пешей саранче 

трехтысячелетней  давности:  «Она  (саранча  -  П.М.)  покрыла  лицо  всей  земли  так,  что 

земли  было  не  видно,  и  поела  всю  траву  земную  и  все  плоды  древесные,  уцелевшие  от 

града, и не оставалось никакой зелени ни на деревьях, ни на траве полевой во всей земле 

египетской».  Обычно  саранча,  а  под  этим  термином  подразумевается  несколько  видов, 

начинает  собираться  еще  в  личиночной  стадии  и  задолго  до  того,  как  поднимется  на 

крыло, начинает свои передвижения целыми лавинами. 

Знтомолог  Р.Шовен  так  описывает  пешую  саранчу,  с  которой  ему  привелось 

встретиться:  «На  сей  раз  мне  встретился  более  мелкий  вид  Доциостаурус  марокканус. 

Масштабы явления не так грандиозны, да и замкнувшееся вокруг меня кольцо состоит из 

еще  бескрылых  личинок.  Но  впечатление  все  же  сильное;  безостановочно,  как 

равнодушные  машины,  движутся  по  направлению  к  Аяччо  личинки  всех  возрастов. 

Завидев меня, по всей вероятности еще издалека, они за моей спиной, метра за полтора, 

сворачивают, а в одном-двух метрах впереди снова смыкаются в колонну. Впрочем, слово 

«колонна»  выбрано  не  слишком  удачно  –  скорее  можно  говорить  о  широком,  не  всюду 

одинаково плотно сомкнутом фронте. И здесь также, когда прохлада надвигающейся ночи 

дает,  наконец,  о  себе  знать,  неутомимые  путешественницы  останавливаются.  Они 

вскарабкиваются  на  кусты  и  застывают  в  неподвижности.  Утреннее  солнце  будит  их 

своими  лучами,  и  они  снова  спускаются  на  землю,  снова  движутся  точно  в  том  же 

направлении, в каком шли накануне. Ничто не остановит их. Встретится на пути стена  – 

они ее обойдут или перелезут. В дверь войдут только в том случае, если она открыта: как 

и все животные, они повинуются закону наименьшей затраты энергии и не расходуют сил 

понапрасну.  Они  бросаются  в  воду,  заполняют  своими  телами  рвы,  тушат  огненные 

заграждения,  спешно  зажженные  на  их  пути,  прокладывая  дорогу  по  обугленным 

останкам своего авангарда.  

Цифры поражают: каждый экземпляр Шистоцерки грегарины весит два-три грамма, 

а туча покрывает иногда площадь в сто квадратных километров, если не больше, вес же 

всей  массы  насекомых  превосходит  50  тысяч  тонн.  Я  отлично  понимаю,  что  они  могут 

остановить  паровоз:  колеса  будут  буксовать  в  массе  раздавленных  тел.  В  окрестностях 

Сетифа  саранча  напала  на  окаймлявшие  дорогу  тополя:  все  листья  были  объедены, 

молодая  кора  обглодана,  и  деревья  погибали  под  жгучим  солнцем  Константины.  Вся 

истребительная операция длилась около десяти минут, а под тополями нога по щиколотку 

тонула в помете, оставленном саранчой». 

Пешая  саранча  обычно  движется  в  заранее  взятом  направлении  с  удивительным 

упорством  и  настойчивостью.  За  время  своего  путешествия  она  часто  использует 

попутные  дороги,  передвигаться  по  которым,  естественно,  легче.  При  переправах  через 

водные  препятствия  такая  пешая  колонна  образует  мост  из  своих  тел.  Далее  тот  же 

энтомолог Р.Шовен пишет:  «Внезапно нас закрывает огромная тень: на горизонте встает 

красная  туча  –  это  миллиардами  улетает  саранча.  Оказывается,  то,  что  я  считал  плодом 

фантазии, свойственной южанам любви к преувеличениям, – чистая правда: туча на самом 

деле  закрывает  солнце.  Ослепленные,  оглушенные,  растерянные,  мы  ищем  укрытия  в 

кузове  машины.  Но  проходит  десять  минут,  и  воцаряется  тишина;  лишь  кое-где  видны 

отдельные  насекомые,  больные  или  искалеченные,  а  коричнево-красная  туча  плывет  в 

небесной синеве, летит прямо на Марракеш». 

Интересно  одно  наблюдение,  вскрывающее  механизм  постепенного  объединения 

странствующих  личинок  саранчовых.  Энтомолог  Захаров  в  1950  году  описывает,  как 

саранча с утра движется в сторону солнца по световым дорожкам. Вначале это движение 

идет  на  северо-восток,  а  потом  на  восток,  юго-восток,  юг,  юго-запад.  Когда  солнце 

заходит  на  северо-запад,  кулижки  саранчи  оказываются  на  юго-западе  от  места  выхода. 

Путь личинок поэтому носит характер спирали и способствует слиянию отдельных кулиг. 

Далеко  не  всегда  полет  и  движение  саранчи  идет  в  направлении,  где  насекомые 

находят  места,  пригодные  для  существования.  Уже  упоминавшийся  энтомолог  Р.Шовен 

 

506 

рассказывает,  что  «саранча  может  сняться  совсем  с  еще  неиспользованного  тучного 

пастбища  и  унестись  в  пустыню  на  верную  гибель  или  сотнями  миллиардов  ринуться  в 

морскую  пучину.  Так  случилось  неподалеку  от  Рабата,  где  приливом  вынесло  на  пляж 

такие  огромные  массы  разлагающейся  саранчи,  что  все  население,  по  крайней  мере,  на 

неделю  было  лишено  возможности  купаться  в  море.  И  это  не  единственный  пример 

коллективного самоистребления, оно наблюдалось и у других мигрирующих животных». 

Обычно стаи пустынной саранчи летят днем,  совершая посадку  вечером или после 

полудня.  Приземление  часто  совпадает  с  падением  освещения,  когда  солнце  или 

скрывается за тучами, или заходит за горизонт. Но некоторые стаи или одиночные особи 

продолжают лететь и ночью, если только они теплые, особенно в те годы, когда средняя 

температура  сезона  выше  средней.  При  понижении  температуры  до  25  градусов 

пустынная  саранча  прекращает  ночной  полет.  Энтомологи  отметили  повышение  летной 

активности саранчи и перед полнолунием.  

Азиатская саранча (рис. 518), населяющая южные районы Азии и распространенная 

у нас в пределах Средней Азии,  – опасный бич полей. Когда-то она наводила панику на 

жителей  своими  нашествиями.  Вспоминается  жаркий  день  вскоре  после  Великой 

Отечественной  войны  в  одном  из  небольших  пристанционных  поселков  недалеко  от 

города  Алма-Аты.  Неожиданно  раздались  выстрелы,  паровозные  гудки,  удары  о  железо, 

крики  людей.  Залаяли  собаки,  громко  и  протяжно  закричали  ослы.  Случилось  то,  чего 

больше всего опасались жители поселка; в синем небе, сверкающем солнцем, надвигалась 

темная  туча  саранчи.  Стая  опустилась  на  огороды,  и  вскоре  от  растений  ничего  не 

осталось, кроме жалких пеньков. Урожай пропал. 

 

 

 

Рис. 518 – Азиатская саранча 

 

Переселенческий  инстинкт  у  саранчи  появляется  с  достаточной  силой  только  при 

перенаселении.  Это  обстоятельство  не  оставляет  сомнения.  Интересно,  что  направления 

странствующей  саранчи  совпадает  с  путями  миграции  ее  предков.  Различают 

миграционные передвижения саранчи, происходящие в пределах основных мест обитания 

и эммиграционные  – за пределы основных мест обитания. Последние могут тянуться до 

полутора  месяцев,  когда  саранча  может  удалиться  за  многие  сотни  или  даже  тысячи 

километров. 

 

507 

Теперь  за  азиатской  саранчой  зорко  следят  энтомологи,  и  как  только  где-нибудь 

появляется  небольшой  очаг  этого  прожорливого  насекомого,  его  тотчас  же  уничтожают 

при  помощи  химикатов.  Профилактика  массовых  размножений  азиатской  саранчи  в 

нашей  стране  отлично  разработана  и  остается  надеяться,  что  наука  защиты  растений  от 

насекомых  вредителей  вскоре  станет  на  этот  путь  предупреждения  «пожаров»,  путь, 

сулящий наименьшее загрязнение окружающей среды.

8

 

Многие заметили и массовые переселения стрекоз. Эти очень подвижные и отлично 

летающие хищники также периодически, следуя зову инстинкта и  далеко не всегда из-за 

массового размножения или недостатка пищи, собираются в большие стаи и отправляются 

в  путь.  В  августе  1967  года  я  наблюдал  массовый  перелет  через  Кокпекское  ущелье 

(восточная  часть  Заилийского  Алатау)  стрекоз  рода  Анакс  (рис.  519).  В  этом  ущелье 

всегда  дует  ветер.  В  самые  жаркие  часы  дня  стрекозы  сидели  на  проводах  телефонной 

линии.  Во  всем  ущелье,  протяжением  около  десяти  километров,  на  проводах  скопилось 

около  десятка  тысяч  этих  насекомых,  не  считая  находившихся  в  воздухе  и  ловивших 

добычу.  Стрекозы  летели  со  стороны  реки  Или  на  юг.  Затем  большой,  но  разреженный 

рой  стрекоз  мне  привелось  увидеть  близ  озера  Балхаш.  Они  летели  вдоль  побережья  с 

запада на восток. 

 

 

 

Кокпекское ущелье Сюгатинских гор 

 

С  14  июня  по  4  июля  1962  года  в  Южном  Приморье  был  отмечен  правильный 

суточный  лет  стрекоз  Либеллюла  квадримакулята  (рис.  520).  Утром  стрекозы  летели  со 

                                           

8

 Здесь описывается состояние противосаранчовой службы до распада Советского Союза (ред.) 

 

508 

стороны  леса,  вечером  –  в  сторону  леса.  Про  эту  же  стрекозу  энтомолог  Шарп  говорит, 

что  она  чаще  других  образует  рои  и  совершает  массовые  и  длительные  переселения, 

причина  которых  неизвестна.  Такие  переселения  происходят  ежегодно  в  департаменте 

Нижняя Шаранта (Франция) в направлении с севера на юг. Мигрируют в массе стрекозы 

из Франции в Испанию через Пиренеи. 

 

    

 

 

Рис. 519 – Стрекоза Анакс партенопе 

 

Рис. 520 – Стрекоза Либеллюла 

квадримакулята 

 

Массовая  миграция  стрекоз  была  замечена  и  в  западном  Тянь-Шане  на  хребте 

Боролдайтау. Стрекозы двигались широким фронтом навстречу ветру на высоте 15 метров 

над землей на расстоянии около метра друг от друга. Пролет длился днями, прекращаясь 

только при полном безветрии. По самым скромным подсчетам, на фронте шириной в один 

километр проходило в день около 15-20 тысяч стрекоз. Самок было больше, чем самцов. 

Ближайшие  места  выплода  находились  в  сотне  километров.  По-видимому,  стрекозы 

летели с озер Бийлюкуль и Ащикуль. Весеннего возвращения стрекоз не было замечено.  

В  1930  году  через  город  Антверпен  пролетела  большая  стая  четырехпятенных 

стрекоз.  Она  была  такой  большой,  что  на  улицах  приостановилось  движение  не  только 

пешеходов, но и конного транспорта. В июле 1965 года была замечена массовая миграция 

стрекоз через Киргизский хребет по ущелью Талды. Высота перевала около 3000 метров 

над  уровнем  моря,  и  он  находился  в  снегу  на  северной  стороне.  Стрекозы  летели  из 

Чуйской  долины  в  Таласскую  долину  упорно  и  настойчиво,  преодолевая  перевал  при 

сильном встречном ветре. 

Считается,  что  у  стрекоз  происходит  массовое  переселение  только  в  одном 

направлении.  Но  у  европейской  стрекозы  Симпетрум  стриолатум  отмечен  перелет  и 

обратного направления, как у бабочек – путешественниц, о которых сейчас и расскажем. 

Массовые переселения бабочек ранее  мало привлекали внимание человека, так как 

пролетавшие  мимо  путешественницы  сами  по  себе  не  приносили  никакого  вреда 

человеку.  Возможно,  поэтому  бабочки-путешественницы  стали  известны  лишь  недавно 

энтомологам.  В  последние  же  десятилетия  перелетами  бабочек  стали  усиленно 

интересоваться.  Собрано  много  фактов  об  этом  удивительном  явлении.  Только  в  одной 

Голландии  теперь  зарегистрировано  25  видов  явно  кочующих  бабочек.  Такое  же  число 

мигрирующих  бабочек  известно  и  в  Австралии.  В  этой  стране  бабочкам-мигрантам 

прикрепляли  крошечные  этикетки  и,  оповещая  население,  просили  возвращать  таких 

бабочек для изучения их перелетов.  

Энтомолог Р.Шовен считает, что около 20 видов бабочек можно считать великими 

путешественницами, способными перелетать на громадные расстояния. Как установлено, 

бабочки  во  время  перелетов  с  большой  точностью  придерживаются  постоянного 

направления, несмотря на ветер. Препятствия на своем пути в виде насаждений и деревьев 

 

509 

они  преодолевают  сверху,  не  изменяя  своего  курса.  Долетая  до  определенного  места, 

бабочки  могут  лететь  по  новому  курсу,  одинаковому  для  всех.  Причины  миграции 

бабочек пока не поддаются расшифровке и, по крайней мере, связаны с перенаселениями. 

В  громадные  стаи  иногда  собирается  бабочка-чертополоховка  Пирамеис  кардуи 

(рис. 521), улетающая на громадные расстояния. Благодаря переселениям бабочка широко 

расселена по земному шару и стала почти космополитом. 

Журнал  «Знание-сила»  опубликовал  несколько  сообщений  своих  читателей, 

которым удалось быть свидетелями массовых перелетов бабочек. Приведем их. 

«Это было в середине августа 1965 г. в городе Городище Пензенской области. Три 

часа  дня.  Странная  духота  обступила  город  со  всех  сторон.  С  северо-востока  ползла 

тяжелая  туча.  Я  поспешил  домой,  и  тут  началось:  вдруг  по  земле,  по  лугу  кругом 

замелькали  тени.  Я  поднял  голову.  Бабочки,  сотни  бабочек!  Они  летели  на  высоте  2-3 

метров на юго-запад. Их было очень много, они торопились. Не без труда определил, что 

это  были  репейницы.  Сейчас  я  знаю,  что  они  бабочки  перелетные,  но  тогда  меня  это 

поразило. Я остановился, с удивлением нанаблюдал за ними. Что заставило их собраться 

вместе  и  куда-то  лететь?  Может  быть,  гроза?  Туча  уже  обложила  почти  все  небо,  на 

северо-востоке ярко сверкали молнии. Я побежал – начался ливень. А бабочки все летели. 

Многие из них падали под ударами тяжелых капель. Гроза была всю ночь. Утром я вышел 

на  улицу.  В  уже  подсыхающих  лужах  плавала  пыльца  бабочек.  Такого  я  больше  не 

наблюдал». 

Другой читатель сообщает о перелете бабочек следующее: 

«Я с группой товарищей в 1964 году видел массовый перелет бабочек на Северном 

Кавказе.  (Суда  по  снимку  в  журнале,  это  были  репейницы).  При  подходе  к  одному  из 

перевалов из группы Санчаро мы увидели, что на высоте 8-10 метров над нами полосой в 

100-150  метров  летели  бабочки.  Они  летели  в  направлении  перевала  на  юг,  в  сторону 

моря.  При  подходе  к  перевалу  бабочки  опускались  все  ниже,  жались  к  земле.  На  самой 

точке перевала они прямо стелились по земле. Одолевали перевал мы часов 5-6 и все это 

время мы шли в потоке бабочек. Они летели друг от друга на расстоянии 0,5-1 метра, где 

чуть гуще, где чуть реже. Было это 19 июля 1964 г.». 

Третий  читатель  сообщает  из  города  Шемонаиха  Восточно-Казахстанской  области: 

«У  нас  очень  много  бабочек  капустниц  (рис.  522),  и  все  они  летят  на  северо-запад, 

независимо от того, дует ли ветер им навстречу или попутно». 

 

    

 

 

Рис. 521 – Бабочка-чертополоховка 

Пирамеис кардуи 

 

Рис. 522 – Бабочка-капустница Пиерис 

брассицэ 

 

Четвертый  читатель  журнала  из  Ленинградской  области  прислал  следующее 

сообщение: «В течение семи лет я наблюдал и проводил сборы бабочек в поселке Уиково 

Рощиского района. За все эти годы я ни разу там не видел ни репейницы, ни махаоиа, ни 

 

510 

адмирала. Но 1964 год отличался от других. За два дня 21 и 22 июня я поймал репейницу 

и  трех  адмиралов  (рис.  523).  С  четвертого  августа  местность  была  буквально  наводнена 

громадным  количеством  репейниц,  учесть  которых  было  невозможно.  Через  несколько 

дней число их уменьшилось. С 24 по 28 августа я часто видел адмиралов, хотя их было во 

много раз меньше, нежели репейниц. Так как июньские экземпляры были сильно потерты, 

а августовские  - как репейницы, так и адмиралы  – совершенно чистые и свежие, можно 

предположить, что июньские летели с юга, а августовские вывелись под Ленинградом и 

улетали на юг. В следующие годы это явление не повторялось». 

С  путешествующими  бабочками  довелось  встретиться  недавно  гляциологам  в 

Джунгарском  Алатау  на  леднике  Обручева.  Как  пишет  газета  «Вечерняя  Алма-Ата», 

зрелище  поразило  даже  бывалых:  мириады  крупных  мохнатых  бабочек  с  яркими 

красными  крылышками  сплошной  тучей  летели  с  долины  в  верховья  ледника.  Бабочки 

летели навстречу крепкому джунгарскому ветру, к тому же и порывистому, на высоте не 

менее двух метров от поверхности льда. 

В  научной  прессе  сообщалось  о  двух  неслыханных  переселениях  в  1962  году 

бабочек  Ирания  лейлюс  с  запада  на  восток  в  Гвиане.  Перелет  этой  ночной  бабочки 

протекал  днем.  Летели  миллионы.  Бабочки  пересекали  реку  Маронн  в  строго 

определенных  местах,  всегда  прямолинейно  со  скоростью  птицы  на  расстоянии  метра 

друг от друга. Переселение происходило в течение десяти дней и наступало тотчас же, как 

только бабочки выходили из куколок. 

6 мая 1962 года на юге Англии появились в большом количестве бабочки Лафигма 

эвсигна и Номофилла ноктуелла. По карте ветров удалось проследить, что миграции этих 

видов  начались  2  мая  из  Северной  Африки.  Был  также  замечен  большой  залет  бабочки 

Повесиа гамма и в меньшей степени Ванесса кардуи. 

В  восточной  Африке  белая  бабочка  Белонис  месентина  совершает  миграции 

громаднейшими  скоплениями,  которые  в  литературе  получили  сравнение  со  снежным 

штормом.  Было  подсчитано,  что  на  протяжении  полутора  километров  пролетало  в  день 

около  36  миллионов  бабочек.  По  Р.Шовену,  двое  путешественников  испытали  в  чаще 

сингалезских  джунглей  чувство  ужаса  и  тревоги,  когда  они  оказались  со  всех  сторон 

окруженными огромной тучей перелетных бабочек. Их, без преувеличения, душило белое 

с  желтым  облако  из  многих  тысяч  покрытых  пушком  бабочек,  а  обувь  их  увязала  в 

клейкой крови из раздавленных бабочек. 

На  горе  Гримзель  в  Швейцарии  на  высоте  1800  метров  над  уровнем  моря  видали 

куда-то  пролетавшую  стаю  около  ста  особей  бабочек  «мертвая  голова».  Бабочка  эта 

удивительно редка, и непонятно, как она могла собраться вместе в таком количестве. 

Через горные перевалы Пиринеев в сентябре-октябре летят к югу широким фронтом 

от  побережья  Атлантического  океана  до  Средиземного  моря  многие  бабочки,  такие  как 

репейница, желтушка (рис. 524), шафрановая бабочка, адмирал. Белянка и адмирал летят 

на высоте около семи метров над землей, желтушка  - на высоте одного метра. Скорость 

полета обычная для бабочек и равняется около 15 километров в час. В пасмурную погоду 

пролета  не  бывает.  Кроме  того,  летят  мухи  Каллифора,  Криптолюцилла,  некоторые 

перепончатокрылые и стрекозы. 

В мае 1958 года наблюдалась массовая миграция бабочек, охватившая значительную 

часть  Европы  и  юг  Англии.  Мигрировали  бабочки  Ванесса  кардуи,  Лампидес  бэтикус 

(рис. 525), Целерио линеата, Хлоридеа пельтигера, Хлоридеа нубигера, Лофигма екеигна, 

Митимна лореи и другие. Присутствие среди них бабочки Хлоридеа нубигера  указывает 

на  то,  что  миграция  началась  в  Северной  Африке.  В  ряде  мест  один  из  мигрировавших 

видов становился обильным, другие обнаруживались впервые. Что  послужило причиной 

массовой  миграции  сразу  нескольких  видов  бабочек,  остается  тайной  биологии  этих 

насекомых. 

Для нескольких видов бабочек довольно точно установлена причина их стремлений 

к  перемене  мест.  Она  оказывается  той  же,  что  и  сезонные  перелеты  птиц.  В  этом 

 

511 

отношении  более  всего  изучены  виды  бабочки-монарха  Данаис  архиппус  и  Данаис 

плекеиппус,  обитающие  в  Северной  Америке  и  Африке.  Обеим  бабочкам  посвящена 

многочисленная  литература.  В  общем,  бабочка-монарх  –  обитательница  северной 

Америки  –  размножается  в  северной  части  своего  ареала,  а  на  зиму  улетает  к  югу  во 

Флориду,  в  Калифорнию  и  даже  еще  южнее.  Перезимовав,  бабочки  возвращаются 

обратно, размножаясь по пути и достигая северных участков ареала. Прилетающие весной 

с юга бабочки бывают сильно потрепаны. В последнее время доказано, что часть бабочек 

все  же  размножается  на  юге  на  месте  своих  зимовок,  а  отродившееся  поколение  на  юге 

постепенно  возвращается  к  северу,  совершая  таким  образом  реэмиграцию.  Интереснее 

всего  то,  что  по  пути  бабочки-монархи  всегда  останавливаются  отдыхать  на  строго 

определенных деревьях. Опустив крылья, они садятся на ветви деревьев такой массой, что 

само  дерево  становится  неразличимым,  кроме  его  ствола.  Такие  деревья  местное 

население  называет  «деревьями  бабочек».  Какова  причина  такого  постоянства  –  сказать 

трудно. 

 

    

 

 

Рис. 523 – Бабочка-адмирал Ванесса 

аталанта 

 

Рис. 524 – Бабочка-желтушка Колиас эратэ 

 

В  1965  году  в  США  наблюдали  массовую  миграцию  бабочки  Ванесса  кардуи  во 

второй половине лета из центральных штатов к югу. Эта бабочка размножается весной в 

Калифорнии  и  в  северной  Мексике,  весной  же  продвигается  на  север.  По  всей 

вероятности,  миграция,  которая  происходила,  была  второй  осенней  и  обратной. 

Некоторые  бабочки  весной  перелетают  в  Европу  из  Средиземноморья,  осенью  же  новое 

поколение  мигрирует  назад  на  юг.  Самки  этого  потока  всегда  не  имеют  развитых 

яичников.  Предполагают,  что  в  зимнее  время  на  юге,  как  только  кончается  цветение 

растений,  насекомые  перелетают  к  северу.  С  нектаром  они  получают  витамин  Е, 

способствущий развитию яичников.  

В  Китае  был  выпущен  миллион  меченых  бабочек  Л.  гепарата.  Затем,  после  их 

отлова,  было  выяснено,  что  весной  бабочки  летят  на  север  из  южных  и  даже  из 

центральных  провинций.  В  обратный  путь  бабочки  отправляются  осенью.  Пролетают 

бабочки большие расстояния. 

 

Бабочек,  совершающих  регулярные  сезонные  миграции  осенью  на  юг  и  весной  на 

север,  предложено  называть  истинно  перелетными  в  отличие  от  бабочек,  миграция 

которых происходит эпизодически. 

По  многочисленным  наблюдениям  в  Тироле  и  Трентино,  бабочка  лиственничная 

листовертка  каждый  год  в  августе-сентябре  отправляется  лететь  по  долинам,  пересекая 

хребты  высотой  более  трех  тысяч  метров  над  уровнем  моря.  Обычно  направление 

 

512 

перелетов  идет  на  север  в  южные  Альпы,  в  северный  Тироль  и  на  запад  в  Швейцарию. 

Отчасти  места,  откуда  начинаются  перелеты,  являются  территорией  массовых 

размножений,  и  сами  полеты  –  естественная  реакция,  направленная  на  разряжение 

численности вида. 

Массовые  залеты  бабочек  не  всегда  заканчиваются  удачно,  как  это,  к  примеру, 

удалось  установить  с  бабочкой  Алабама  агриляпеа,  которая  получила  название 

хлопкового червя за то, что ее гусеницы вредят этой ценной культуре. Они мигрируют так 

далеко,  что  долетают  до  Канады,  где,  не  найдя  хлопка,  погибают.  Но  и  там,  где 

произрастает  хлопок,  бабочки  не  дают  постоянного  потомства  и,  не  вынося  условий 

зимовок, постепенно в течение двух-трех генераций вымирают. 

Многие  бабочки  кочуют  поодиночке,  но  все  в  одном  направлении,  как  бы  каждая 

сама  по  себе.  В  Семиречье  в  разгар  лета,  когда  выгорают  растения  пустыни,  к  горам 

кочуют  бабочки  боярышницы  (рис.  526)  и  желтушки,  по  пути  останавливаясь  на 

уцелевших  цветущих  растениях.  Такие  одиночные  бабочки  часто  регистрируются  в 

разных  странах.  Например,  в  1956  году  в  Англии  было  зарегистрировано  40  видов 

залетных  бабочек,  в  Нидерландах  –  10  видов.  Совка  Сидемия  золикофери  –  один  из 

немногих  восточно-европейских  мигрантов,  периодически  залетающих  в  среднюю  и 

северную  Европу.  Частично  она  залетает  и  в  западную  Европу.  Тут  она  чрезвычайно 

редка. Бабочка Полидорус гектор часто мигрирует между Цейлоном и другими островами 

и Индостаном. Бабочки летят всегда поодиночке и в первую половину дня. При сильном 

ветре они держатся низко над водой и часто садятся на нее отдыхать. 

 

    

 

 

Рис. 525 – Бабочка-голубянка Лампидес 

бэтикус 

 

Рис. 526 – Бабочка-боярышница Апория 

кратэги 

 

Интересна  история  с  одной  бабочкой-путешественницей.  В  марте  1960  года  около 

города  Оксфорда  была  поймана  бабочка  Номофила  ноктуелла,  радиоактивность которой 

на 20 процентов оказалась выше фоновой. Выяснилось, что бабочка имеет радиоактивные 

частицы,  попавшие  в  ее  тело  после  выпадении  радиоактивных  осадков  при  испытании 

Францией  атомной  бомбы  в  Сахаре  в  феврале  1960  года.  Нахождение  этой  бабочки 

подтвердило  взгляд,  согласно  которому  весенний  залет  в  Англию  некоторых 

чешуекрылых  идет  непосредственно  из  Северной  Африки,  а  не  с  европейского 

континента.  Одновременно  этот  же  случай  говорит  о  том,  что  радиоактивные  осадки 

после атомного взрыва могут разноситься далеко во все стороны живыми организмами. 

 

КАК ОРИЕНТИРУЮТСЯ В ПУТЕШЕСТВИЯХ 

 

Всякое  передвижение  по  земле  неизбежно  связано  с  ориентацией  в  пространстве. 

Движение животного, лишенного чувства направления бессмысленно и бесцельно. 

 

513 

При  изучении  ориентации  животных  и,  в  частности  насекомых,  проведено  немало 

самых  разнообразных  экспериментов,  написано  много  научных  сообщений  и  высказано, 

пожалуй,  больше  догадок,  чем  достоверно  доказанных  фактов.  Насекомые  очень  далеки 

по своей организации от  позвоночных животных, в том числе и от нас, людей, и в этом 

заключается одна из трудностей их изучения. 

Многие  насекомые,  особенно  общественные,  находят  свой  дом  чаще  всего  по 

следовым  запахам,  хотя,  по-видимому,  играют  роль  и  какие-то  еще  другие 

дополнительный  ориентиры.  Например,  песчаный  бегунок  Катаглифис  паллидус, 

обитающий  в  обширных  песчаных  пустынях  Средней  Азии,  занимая  территории  не 

закрепленных  растениями  песков,  постоянно  передвигающихся  ветрами  и  к  тому  же 

сильно нагревающихся летом, не могут оставлять пахучие следы и, тем не менее, хорошо 

находят свое жилище, удаляясь от него на значительные расстояния в поисках пищи. 

Итальянский  энтомолог  Санчи  в  десятых  годах  XIX  столетия  посадил  муравья  на 

высокий забор так, чтобы он не мог видеть мелкие земные ориентиры и заслонил от него 

солнце. И все-таки насекомое, поспешно возвращаясь к своему жилищу, поворачивало в 

нужную сторону. Санчи сделал вывод, что муравей мог видеть звезды и ориентироваться 

по  ним  даже  днем,  когда  человеку  небо  представляется  равномерно  голубым.  Он  явно 

ошибался.  Муравьи  часто  находят  путь  по  следовым  пахучим  меткам  и  следуют  по 

пахучим дорожкам, оставленным собратьями. 

Следовое  пахучее  вещество  муравьи  выделяют  специальными  железками.  Оно 

быстро твердеет на воздухе и очень долго сохраняется. Дождь его не уничтожает, так как 

в воде оно не растворяется. Оно сохраняется даже в мертвых муравьях после того, как все 

ткани  тела  разложились.  Пользуются  следовыми  пахучими  веществами  и  термиты, 

выделяя их также специальной железой. Вытяжкой из этих желез можно  провести линии 

по  земле  и  по  ним  пойдут  термиты,  как  по  настоящим  следовым  дорожкам.  Было 

предположено,  что  пахучие  следы  имеют  полярность,  то  есть  по  ним  можно  угадать 

направление следа и узнать, в какой стороне находится жилище. По моим наблюдениям, 

дело не в полярности, а в форме пахучей метки. Но об этом после. 

Гусеницы  горностаевой  моли  (рис.  527),  возвращаясь  в  коллективное  гнездо, 

руководствуются, как по запаху, так и по паутинным дорожкам. 

 

 

 

Рис. 527 – Горностаевая моль 

 

514 

В  ориентации  насекомых,  без  сомнения,  важное  значение  имеет  солнце.  Когда  же 

небо  пасмурное,  насекомые  ориентируются  с  помощью  сложных  глаз,  анализирующих 

свет, частично поляризованный облаками. 

Реакцию  движения  на  свет,  проявляемую  животными,  называют  фототаксисом. 

Когда  насекомое  стремится  к  нему,  фототаксис  называют  положительным,  от  него  – 

отрицательным.  Фототаксис  проявляется  в  том,  что  животные  ориентируются  в 

пространстве  часто  перпендикулярно  световым  лучам.  Эта  реакция  у  саранчи 

контролируется задними глазками. Выключение их резко снижает реакцию на свет. В этой 

реакции  принимают  участие  и  сложные  глаза,  особенно  их  задние  части.  Возможно, 

молодые  саранчуки,  выходя  из  яйца,  фиксируют  положение  солнца  в  определенном 

направлении,  постоянно  внося  поправку  с  учетом  суточных  перемещений  дневного 

светила. 

Жуки-стафилиниды Пэдерус руброторациус живут около воды. Попадая в нее, они 

всегда  устремляются  назад  к  «своему»  берегу,  даже  если  их  выпустить  с 

противоположного берега. Оказалось, что жуки ориентируются по солнцу, учитывая при 

этом  его  движение  по  небу.  Эта  ориентация  исчезает  через  неделю  при  содержании  в 

неволе. К искусственным источникам света жуки относятся отрицательно. Доказано, что 

при полетах в места питания и обратно самки майского хруща ориентируются по солнцу и 

по  поляризованному  свету  неба.  Обратно  они  летят  по  чувству  противоположного 

направления, которое могут сохранять до десяти дней. 

Очень  интересные  результаты  ученые  получили  изучением  клопов-водомерок.  При 

пересадке  их  на  сушу  они  неизменно  летят  на  юг.  В  обычной  же  обстановке  они 

ориентируются  по  солнцу  и  поляризованному  свету  голубого  неба.  В  лаборатории 

ориентировка происходит на лампочку, которой освещается помещение. У водомерок, как 

и  у  пчел  и  некоторых  других  членистоногих,  имеется  способность  определять  страны 

света,  сообразуясь  с  временем  суток  и  года.  У  водомерок,  таким  образом,  существуют 

своеобразные  внутренние  часы.  По  ним  происходит  постоянное  изменение  угла 

ориентации  к  солнцу  в  зависимости  от  времени  дня.  Скорость  измерения  этого  угла 

зависит еще от соотношения между темной и светлой частями суток, чем обеспечивается 

сезонная поправка к суточному типу ориентации. В том случае, если насекомое попадает в 

темноту или в условия одинакового освещения, угол ориентировки доходит до нуля, тогда 

внутренние  часы  останавливаются.  Но  после  возобновления  периодичности  освещения 

дня, то есть при возвращении в обыденную обстановку жизни, часы вновь возобновляют 

свой ход, при этом сперва восстанавливается правый угол ориентировки. Все это говорит 

о том, насколько сложно построена ориентация насекомых и как трудны пути ее познания. 

Как  доказано,  медоносные  пчелы,  руководствуясь  положением  солнца,  отлично 

угадывают  его  даже  при  сильной  облачности,  улавливая  ультрафиолетовые  лучи  между 

3000  и  4000  А.  Интересно,  что  водомерка  в  первой  половине  дня  реагирует  левым,  а  во 

второй  половине  дня  –  правым  глазом.  Такая  ритмическая  световая  ориентация  иногда 

сопровождается  и  еще  какой-то  дополнительной  неритмичной  ориентацией.  Песчаная 

блоха  Талитрус  садьтатор  выбирает  направление  к  морю  по  положению  на  небосводе 

луны. 

Некоторые  позвоночные  животные  так  же,  как,  допустим,  грызуны  лемминги,  при 

миграциях  выбирают  одно  направление,  которого  и  придерживаются  все  время  вне 

зависимости от световых ориентиров. Постоянство направления характерно для саранчи. 

В чем причина неукоснительного движения в одном направлении, неизвестно. 

Многие насекомые, особенно те, которые совершают дальние перекочевки, такие как 

бабочки  и  стрекозы,  очевидно,  руководствуются  крупными  ориентирами:  долинами  рек, 

горными  хребтами,  побережьями  озер,  морей  и  т.п.  В  направлении  путешествия  ими 

руководит  инстинкт  предков,  в  котором  запрограммированы  эти  ориентиры.  Как  это 

происходит – неизвестно. 

 

515 

В Онтарио массовые полеты стрекоз Анакс юниус идут вдоль берега озера Эри. При 

пересечении больших водных пространств насекомые вначале летят, как и птицы, вдоль 

берегов. Было также доказано, что в начале или в конце полета жуки, сверчки, кузнечики, 

пчелы,  мухи  и  некоторые  другие  насекомые  предпочитают  направления  север-юг  или 

запад-восток. Искусственное магнитное поле может изменить эту ориентацию. 

Ориентация насекомых – явление очень сложное и многообразное, и все, что стало 

известно, – лишь незначительная доля существующего. 

 

ПОЧЕМУ МИГРИРУЮТ 

Прежде  было  немного  сказано  о  том,  что  побуждает  насекомых  к  ближним  и 

дальним  странствованиям.  Предполагается,  что  передвижения  насекомых  на  большие 

расстояния,  прежде  всего,  вызваны  стремлением  найти  места,  куда  можно  было  бы 

поместить  потомство,  уйти  от  опасных  врагов,  болезней,  в  поисках  пищи  избежать 

конкуренции  между  особями  своего  вида,  когда  численность  становится  чрезмерной. 

Немало  энергии  отнимают  у  насекомых  и  поиски  полов,  особенно  когда  численность 

низка  и  встретиться  друг  с  другом  трудно.  Одно  из  главных  значений  путешествий 

заключается и в том, чтобы как можно шире расселиться по земной поверхности, занять 

все  места,  где  возможна  жизнь.  Некоторые  насекомые,  как  было  уже  сказано, 

перемещаются,  подобно  птицам,  гонимые  холодом  и  бескормицей  на  юг  осенью, 

возвращаясь на родину весной. 

Значение скученности вида в возникновении стремления к расселению проявляется в 

появлении  длиннокрылых  особей  среди  обычных  короткокрылых.  Так,  основной 

причиной появления крылатых тлей Териоафис макулята в Калифорнии было скучивание 

бескрылых.  У  японской  цикады  Нилалутвата  люгенс  и  Зоодельфакс  стриателлюс 

полнокрылые формы появляются, как только увеличивается численность вида и возникает 

скученность  и,  наоборот.  Эта  цикада  –  серьезный  вредитель  риса.  Как  показали 

исследования,  проведенные  в  Китае,  короткокрылые  особи  этого  вида  появляются  при 

высоких  температурах  и  питании  на  одном  растении.  У  тлей  существует  периодическая 

смена растений. Как только заканчивается цикл развития на одном растении и возникает 

необходимость переселения на другие растения, появляются крылатые особи. 

У  рисового  долгоносика  Каландра  ориза  взрослые  жуки  покидают  посевы,  как 

только  плотность  их  населения  достигает  определенного  уровня.  Как  курьезный  случай 

зарегистрирован  перелет  саранчи  якобы  из-за  землетрясения.  Эта  грозная  стихия,  как 

приближающаяся, так и происходящая, без сомнения, оказывает влияние на насекомых и 

вызывает их реакции, но, к сожалению, этот вопрос пока почти не изучен. 

Близко к явлению расселения стоит роение общественных насекомых и, в частности, 

термитов.  При  переизбытке  особей  термиты  покидают  свои  жилища  и  образуют  рои, 

иногда  достигаюшие  громадных  размеров,  подобных  облаку.  Они  переносятся  на 

значительные  расстояния.  Роение  медоносной  пчелы  фактически  тоже  проявляется,  как 

только в улье оказывается избыток работниц и маток. 

Племя  насекомых  беспрестанно  посылает  своих  лазутчиков  во  все  стороны  от 

основного  места  жительства  в  поисках  незанятых  пространств.  Этому  инстинкту 

расселения широко следуют животные вообще, не чужд он и человеку, столь любящему 

путешествия  в  дальние  страны.  К  тому  же,  природа  не  любит  пустоты,  все  территории, 

почему-либо оказавшиеся свободными, быстро заселяются насекомыми, несмотря даже на 

их  значительную  удаленность  от  очагов  жизни.  Примером  этому  может  служить  остров 

Кракатау.  26  августа  1883  года  извержением  вулкана  все  живое  на  этом  острове  было 

начисто уничтожено. Через три года на острове было обнаружено уже много мух, клопов 

и  жуков.  В  1908  году  через  25  лет  после  катастрофы  было  найдено  уже  240  видов 

членистоногих. В 1922 году фауна острова восстановилась на 62 процента, а фауна пауков 

– полностью. Площадь острова 33,5 километра. Расположен он в 41 километре от острова 

Явы. 

 

516 

На  исландском  вулканическом  острове  Суртсее,  возникшем  14  ноября  1963  года, 

через полгода уже была найдена самка комарика хирономиды Диамеза урзус. 

Миграции  насекомых  усиленно  изучают  энтомологи  и  пристально  следят  за  ними. 

Нередко они имеют большое практическое значение. Так, массовое размножение бабочки-

репейницы  происходит  в  Средней  Европе  только  в  годы  залета  большого  количества 

бабочек  весеннего  поколения.  Осеннее  поколение  не  дает  потомства  и  мигрирует  в 

обратном  направлении.  Залеты  опасных  вредителей  сельского  хозяйства,  таких  как 

саранча, сопоставимы со стихийными бедствиями и нуждаются в постоянном внимании. 

И все же в явлении миграций, особенно массовых, даже таких как перелеты саранчи, 

все еще много неясного и не разгаданного и ожидающего новых исследований. Ученые до 

сих  пор  не  могут  прийти  к  единому  мнению  в  оценке  причин,  вызывающих  миграцию 

саранчи.  Предполагается,  что  главным  является  недостаток  корма,  необходимость 

повышения температуры тела и аэрации тканей для созревания яичников или потребность 

периодической  смены гнездилищ,  для  того  чтобы  освободиться  от  исконных  врагов  или 

болезней.  Имеют значение перелеты  и  для  смешения  разных популяций  и  приобретения 

большей жизненности особей. 

Без  сомнения,  переселения насекомых  обусловлены  инстинктами,  укоренившимися 

прочно и незыблемо в поведении, отработанными длительной эволюцией того или иного 

вида,  инстинктами,  испытавшими  проверку  на  царящую  в  природе  органическую 

целесообразность. 

«Что  же  такое  –  этот  инстинкт  миграций,  –  пишет  энтомолог  Р.Шовен,  –  что  за 

безумие  овладевает  в  равной  мере  как  саранчой,  так  и  леммингами  или  бабочками? 

Практически об этом мы ничего не знаем, нам предстоит все изучать сначала. Но в науке 

это  случается,  и  мы,  несомненно,  достигнем  цели.  Да,  можно  не  сомневаться  в  том,  что 

цель  будет  достигнута  и  все  дело  лишь  во  времени.  Но  будет  ли  достигнут  конец  в 

разгадке  этого  явления?  Природа  так  ослепительно  сложна  и  с  таким  трудом  удается 

открывать ее тайны»! 

 

Мне  не  раз  приходилось  видеть  массовые  переселения  насекомых,  и  на  эту  тему 

написано несколько очерков. Здесь эти очерки соединены вместе. Предоставляю читателю 

возможность убедиться в разнообразии явления миграции насекомых. 

 

ПОСПЕШНОЕ  РАССЕЛЕНИЕ.  Слева  от  дороги,  идущей  вдоль  озера  Балхаш, 

показались  обширные  солончаки.  Увидев  их,  я  остановил  машину,  выключил  мотор, 

поднял  капот.  Пусть  остывает  мотор,  да  и  надо  взглянуть  на  пустыню,  может  быть, 

найдется что-либо интересное. 

Большое  белое,  сверкающее  солью  пятно  солончака  протянулось  на  несколько 

километров, Кое-где с его краев синеют мелкие озерца, отороченные рамкой низенького 

ярко-красного растения солероса. Сейчас в разгар жаркого лета он высыхает. 

Лавируя между коряжистыми и приземистыми кустиками, осторожно приближаюсь 

к  озерку  среди  солончака.  Меня  сопровождает  любопытная  каменка-плясунья.  Она 

садится  на  кустик  тамариска  и,  раскачиваясь  на  тоненьких  его  веточках,  вглядывается 

черными  глазами  в  незнакомого  посетителя  этого  глухого  места.  Один  раз,  осмелев, 

трепеща крыльями, она повисает в воздухе почти над моей головой. 

По вязкой почве солончака отпечатал когтистые лапы барсук. Здесь он охотился на 

медведок.  Их  извилистые  ходы-тоннели,  приподнявшие  валиком  чуть  подсохшую 

поверхностную корочку земли, пересекают во всех направлениях солончак. 

Неожиданно  раздаются  тоскливые  зычные  птичьи  крики:  то  переговариваются 

между собою атайки. К ним присоединяются короткие, будто негодующие возгласы уток 

пеганок.  Завидев  меня,  они  снимаются  с  воды,  облетают  вокруг  на  почтительном 

расстоянии и уносятся в пустыню. 

 

 

517 

 

 

 

Такыр в предгорьях хр. Кату-Тау 

 

Небольшое, темно-синее, сильно соленое озерко в красном бордюре солянок, близко. 

От  него  доносятся  тревожные  крики  ходулочников.  И  вот  надо  мною  уже  носятся  эти 

беспокойные кулички, оглашая воздух многоголосым хором. 

На  солончаках  немало  высоких  холмиков,  наделанных  муравьями-бегунками  (рис. 

528). Они переселились сюда недавно с бугров, как только весенние воды освободили эту 

бессточную впадину. 

Вот  и  озерко.  Вокруг  него  носится  утка-пеганка,  то  ли  ради  любопытства,  то  ли 

беспокоится.  Где-то  рядом,  возможно,  находится  ее  потомство.  Ходулочники  отстали, 

разлетелись во все стороны. Иногда одна птица для порядка проведает, покричит и улетит. 

С воды молча снимается стайка куличков-плавунчиков и уносится вдаль. На воде у самого 

берега хорошо видна издали темная полоса из мушек береговушек (рис. 529). Иногда они, 

испугавшись  меня,  поднимаются  роем,  и  тогда  раздается  гул  жужжания  множества 

крыльев. 

Птицы  меня  отвлекли,  загляделся  на  них.  Давно  следовало,  как  полагается 

знтомологу,  не  спускать  глаз  с  земли.  На  ней  творится  что-то  необыкновенное.  Масса 

маленьких,  не  более  полусантиметра,  светло-желтых  насекомых  мчится  беспрерывным 

потоком  от  мокрого  бережка  с  солеросами  в  сухую  солончаковую  пустыню.  Мчатся  без 

остановки и промедления, все с одинаковой быстротой, как заведенные механизмы. 

От  неожиданности  я  опешил.  Сперва  мне  показалось,  что  вижу  переселение 

неведомых желтых муравьев. Но странные легионеры оказались везде. По таинственному 

сигналу  они  выбрались  с  мокрого  бережка  и  понеслись  широким  фронтом  дружно  и 

одновременно  вдаль  от  родного  озерка  с  синей  горько-соленой  водой,  очевидно,  решив 

переселиться  в  другое  место,  которому  не  грозит  высыхание.  С  каждой  минутой  их  все 

больше  и  больше,  живой  поток  растет  и  ширится.  Несколько  десятков  торопливых 

созданий,  оказавшись  в  эксгаустере,  все  так  же  быстро-быстро  семеня  ногами,  бегут  по 

стеклянной  стенке,  скользя  и  скатываясь  обратно.  Они  так  поглощены  бегом,  что, 

 

518 

оказавшись  на  походной  лопатке  и  домчавшись  до  ее  края,  не  задерживаются  ни  на 

мгновение  перед  неожиданной  пропастью  и  без  раздумий,  сохраняя  все  тот  же  темп 

движения, срываясь, падают на землю. Ими управляет жестокий закон: никакой задержки, 

никаких даже мимолетных остановок, двигаться вперед и только вперед! 

 

   

 

 

Рис. 528 – Гнездо муравья-бегунка 

 

Рис. 529 – Мухи-береговушки 

 

 

 

 

Берег соленого озера 

 

Всматриваюсь  в  незнакомцев.  У  них  продолговатое,  сильно  суживающееся  кзади 

тело  с  двумя  длинными  хвостовыми  нитями,  тоненькие,  распростертые  в  стороны 

слабенькие  ножки.  Голова  спереди  с  большим,  направленным  вперед  отростком,  к 

 

519 

которому снизу примыкают две острые и загнутые, как серп, челюсти. Сверху на голове 

мерцают черные точечки глаз. Я узнал в них личинок веснянок. 

Личинки некоторых видов веснянок обитают в мокрых илистых берегах водоемов и 

так  сильно  их  истачивают,  что  вызывают  разрушение  береговой  линии.  Подобных 

личинок я встречал в низеньких  обрывчиках горько-соленого озера Кызылкуль недалеко 

от хребта Каратау. Там земля была изрешечена этими насекомыми. В почве они охотятся 

за всякой мелочью. Но тогда все они сидели по своим местам. А здесь будто произошло 

помешательство:  внезапно  вся  многочисленная  братия,  бросив  родной  бережок,  в 

исступлении поспешила в бегство. 

С  каждой  минутой  поток  личинок  захватывает  все  более  широкую  полосу  земли. 

Прошло минут двадцать нашего знакомства, и они уже растянулись фронтом вдоль озера 

шириной около тридцати метров и длиной около пятидесяти. Сейчас примерно на каждый 

квадратный дециметр площади приходится от десяти до пятнадцати личинок, на всем же 

участке  –  около  полумиллиона!  И  кто  бы  мог  подумать,  что  такое  великое  множество 

личинок незримо обитало в почве мокрого бережка соленого озерка! 

Сегодня  пасмурно,  солнца  не  видно  за  густыми  облаками,  хотя  и  тепло  после 

изнурительных  знойных  дней.  В  воздухе  душно  и  влажно.  Рано  утром,  вспоминаю,  на 

восходе солнца, выглянув из полога, увидал два ярких галло. Личинки веснянок отлично 

съориентировались  в  метереологической  обстановке  и  выбрали  подходящую  погоду  для 

своих  путешествий.  Что  бы  с  ними,  такими  тонкокожими  обитателями  мокрой  почвы 

было  бы  сейчас,  если  из-за  туч  выглянуло  солнце  и  его  жаркие  лучи  полились  на 

солончаковую  пустыню!  Веснянки  будто  никому  не  нужны.  Наоборот,  жители  пустыни 

будто  обеспокоены  внезапным  нашествием  лавины  пришельцев.  Потревоженные 

массовым шествием бегут во все стороны паучки. Заметались на своих гнездах муравьи-

бегунки.  Как  отделаться  от  неожиданных  незнакомцев.  А  они  валят  валом  мимо  их 

жилища,  заползая  по  пути  во  все  норки  и  щелочки,  не  обращая  внимания  на  удары 

челюстей  защитников  муравьиной  обители.  Лишь  один  храбрый  вояка,  крошечный 

муравей-тетрамориум, уцепился за хвостовую нить личинки, и та поволокла его за собою, 

не замедляя своего бега. Прокатившись порядочное расстояние, муравей бросил личинку 

веснянки. 

Среди  животных  довольно  часты  случаи  массовых  переселений.  Такой  же 

безумствующей  лавиной  мчатся  небольшие  грызуны  лемминги  –  обитатели  тундры, 

массами  бросаются  в  реки,  оказавшиеся  на  их  пути,  перебираются  через  населенные 

места,  попадая  под  колеса  машин.  Им  все  нипочем.  У  них  одно  стремление  –  бежать  и 

бежать  вместе  со  всеми  в  заранее  взятом  направлении.  В  годы  массового  размножения 

более  разреженными  массами  переселяются  белки.  Молодая  саранча  собирается 

громадными скоплениями и путешествует по земле, а, став взрослой, тучами поднимается 

на  крыльях  в  воздух,  отправляясь  в  неведомый  маршрут  и  опустошая  по  пути  на  своих 

кратковременных  остановках  всю  растительность.  Цветистыми  облачками  носятся  над 

землей  многочисленные  бабочки,  совершая  переселения.  Инстинкт  давний,  древний, 

отработанный  длительной  эволюцией  вида,  повелевает  животным  расселиться  во  все 

стороны,  когда  их  становится  слишком  много  или  когда  условия  жизни  оказываются 

плохими.  Расселяться  для  того,  чтобы  не  погибнуть  всем  попусту  от  голода  или  от 

опустошительной заразной болезни, вспыхивающей там, где земля оказывается слишком 

перенаселенной,  расселяться  для  того,  чтобы  занять  территории,  пустующие,  но 

пригодные  для  жизни.  Пусть  во  время  этого  безудержного  и  слепого  стремления 

разойдутся  друг  от  друга,  погибнут  тысячи,  миллионы,  миллиарды  жизней,  оставшиеся 

продолжат род. 

Кисея  облаков,  протянувшаяся  над  пустыней,  временами  становится  тоньше  и  на 

землю  проникают  рассеянные  лучи  солнца.  Над  Балхашом  уже  разорвались  облака,  и 

проглянуло  синее  небо.  Утки-пеганки  будто  привыкли  ко  мне,  облетая,  сужают  круги, 

 

520 

садятся  на  воду  совсем  близко.  Ходулочники  успокоились,  замолкли,  бродят  по  воде  на 

длинных ножках. 

Интересно,  что  будет  с  многочисленными  путешественниками,  когда  проглянет 

солнце.  Но  они  уже  прекратили  продвижение  в  сторону  пустыни.  Одни  из  них 

возвращаются  обратно  к  родному  топкому  бережку,  заросшему  красными  солянками, 

другие мечутся, заползают в различные укрытия. Здесь под сухой соленой корочкой земля 

влажная, а еще глубже – мокрая, и, если опереться телом на посох, он быстро погружается 

почти наполовину. 

Проходит  полтора  часа  с  момента  нашей  встречи.  Она  уже  не  кажется  мне  такой 

интересной,  как  вначале,  и  ожидание  ее  конца  становится  утомительным.  Но  все 

неожиданно заканчивается. Толпы безумствующих личинок редеют, каждая находит себе 

убежище,  и  земля,  кишевшая  личинками  веснянок,  опустевает.  Вспышка  расселения 

потухла. 

Потом  всходит  солнце,  и  сразу  становится  нестерпимо  жарко.  Пора  спешить  к 

машине. 

 

МИЛЛИОННОЕ  СКОПИЩЕ.  Вечером  на  горизонте  пустыни  появилась  узкая 

темная полоска. Большое красное солнце спряталось за нее, позолотив ее кромку. Ночью 

от порывов ветра зашумели тугаи и сразу замолкли соловьи, лягушки и медведки. Потом 

крупные  капли  дождя  застучали  о  палатку.  А  утром  над  нами  –  вновь  голубое  небо, 

солнце  сушит  траву  и  потемневшую  от  влаги  землю.  Кричат  фазаны,  поют  соловьи, 

воркуют горлинки, бесконечную унылую перекличку затеяли удоды. 

 

 

 

В пустыне перед ненастьем 

 

В дождливую ночь обитатели глубоких нор, трещин, любители прохлады и все, кто 

боится жары и сухости, выползают из своих потайных укрытий и путешествуют по земле 

до  утра  и,  кто  знает,  наверное,  среди  них  немало  и  тех,  кто  никогда  не  встречается 

 

521 

человеку.  Поэтому,  едва  одевшись,  хватаю  полевую  сумку,  фотоаппарат,  походный 

стульчик и спешу. Будет ли какая-нибудь встреча, не знаю, но чтобы не разочароваться, 

не  тешу  себя  надеждами.  Сколько  таких  дней  и  походов  прошло  попусту  в  поисках 

интересного – не сосчитать. 

Воздух,  промытый  дождем,  удивительно  чист  и  прозрачен.  Далеко  справа  высятся 

громады синих гор со снежными вершинами Тянь-Шаня.  Слева тянутся сиреневые горы 

Чулак. Застыли серебристые заросли лоха, будто огнем полыхают красные, в цветах кусты 

тамариска. 

 

 

 

Горы Чулак  

 

Сегодня  ночью  в  пустыне,  конечно,  царило  большое  оживление.  Еще  и  сейчас 

спешат  в  поисках  дневных  укрытий  запоздалые  чернотелки,  мокрицы,  муравьи  наспех 

роют  норы,  пока  земля  влажна  и  легко  поддается  челюстям,  ежесекундно  выскакивают 

наверх с грузом. И будто больше нет ничего особенного, все обыденное. Но в небольшой 

ложбинке, поросшей  колючим  осотом,  на  голой  земле  я  вижу  темное,  нет,  почти  черно-

фиолетовое  пятно  около  полуметра  в  диаметре.  Его  нежно-бархатистая  поверхность 

бурлит,  покрыта  маленькими  беспрестанно  перекатывающимися  волнами.  Пятно 

колышется,  меняет  очертания,  будто  гигантская  амеба  медленно  переливая  свое  тело, 

тянется кверху, выдвигая в стороны отростки-щупальца. Над ним все время подскакивают 

многочисленные  крошечные  комочки  и  падают  на  землю.  Такое  необыкновенное  и 

чудесное  это  пятно,  что  мне  не  хочется  разгадки,  не  тянет  приблизиться,  чтобы  не 

открылось самое обычное. Но пора все же подойти поближе... 

Я вижу колоссальное скопление крошечных существ-колембол. Каждое из них равно 

миллиметру. Здесь их не менее миллиона, а может быть, даже десять миллионов или еще 

больше. Как подсчитать участников этого бушующего океана. 

 

522 

Колемболы  –  маленькие  низшие  насекомые.  Они  никогда  не  имели  крыльев.  Зато 

природа  одарила  их  своеобразным  длинным  хвостиком,  который  складывается  на 

брюшную  сторону  и  защемляется  специальной  вилочкой.  Выскочив  из  нее,  хвостик 

ударяет о землю и высоко подбрасывает в воздух ее обладателя. 

Известно,  что  все  колемболы  –  любители  сырости.  Жизнь  их  таинственна,  и  не 

разгаданы законы, управляющие скопищами этих крошек. 

Пока я рассматриваю через лупу свою находку, начинает пригревать солнце, темно-

фиолетовое пятно кипит еще сильнее, колышется. Колемболы ползут кверху из ложбинки, 

им,  видимо,  надо  выбраться  из  нее,  чтобы  завладеть  полянкой,  поросшей  полынью. 

Каждый  торопится,  скачет  на  своих  волшебных  хвостиках.  Но  на  крутом  склоне 

маленькие прыгуны часто падают вниз и теряют пройденное расстояние. 

Какой инстинкт, чувство, явное повиновение таинственному сигналу заставили всех 

этих  малышек  собраться  вместе,  ползти  всех  сразу  вверх  в  полном  согласии,  единении, 

строго в одном направлении! 

По светлому склону ложбинки солнце нарисовало причудливый узор тени колючего 

осота. Забавные прыгунчики боятся солнца, оно им чуждо, избегая встречи с его лучами, 

они перемещаются по узору тени, отчего темно-фиолетовое пятно становится еще темнее 

и ажурнее. 

Мне  хочется  сфотографировать  это  буйствующее  скопление,  и  я  убираю  растения. 

На солнце скопище приходит в величайшее смятение, серенькие комочки мечутся, скачут 

в поисках прохлады. 

Собираю колембол в пробирку со спиртом, чтобы потом определить, к какому виду 

они  относятся.  Воздух  упорно  держится  в  обильных  мелких  волосках,  густо 

покрывающих  тело  насекомых,  и  они  в  серебристой  оболочке  не  тонут,  а  плавают  на 

поверхности. Им нипочем не только вода, даже раствор спирта. Они не в силах смочить их 

тело. 

Вокруг жизнь идет своим чередом. Заводят песни кобылки, бегают муравьи. Иногда 

кто-нибудь  из  них  случайно  заскакивает  на  скопище  малюток  и  в  панике  убегает, 

отряхиваясь  от  многочисленных  и  неожиданных  незнакомцев.  Солнце  еще  больше 

разогревает  землю,  и  тень  от  осота  становится  короче,  а  живое  пятно  неожиданно 

светлеет,  тает  на  глазах.  Колемболы  поспешно  забираются  в  глубокие  трещинки  земли. 

Путь наверх из ложбинки преодолен только наполовину. 

Через час заглядываю в ложбинку, но никого уже там нет и ничто не говорит о том, 

что  здесь  под  землей  укрылось  многомиллионное  общество  крохотных  существ  с 

неразгаданными тайнами своей маленькой и, наверное, очень сложной жизни... 

Прошло шесть лет. После необычно многоснежной и морозной зимы весна 1969 года 

затянулась.  А  когда  неожиданно  грянули  теплые  апрельские  дни,  наспех  собравшись, 

помчался  в  пустыню  в  тугаи  у  реки  Или.  Погода  же  разыгралась  по-летнему.  Солнце 

щедро грело землю, температура в тени поднялась почти до тридцати градусов. 

С  какой  радостью  встречается  первое  живительное  тепло!  Холода  забыты,  и 

кажется,  уже  давно  настало  лето.  Но  пустыня,  залитая  солнцем,  еще  мертвая  и  голая,  и 

ветер гонит по ней струйки песка и пыли. Казался и вымершим тугай. Блекло-серый, без 

единого  зеленого  пятнышка,  он  производил  впечатление  покинутого  всеми  мира.  Но 

издалека  из  болотца  доносились  нежные  трели  жаб,  на  земле  виднелись  холмики 

свежевыброшенной муравьями земли. Проснулись паучки-ликозы (рис. 530), высвободили 

свои  подземные  убежища  от  земляных  пробок  и,  разбросав  катышки  мокрой  почвы, 

выплели  охотничьи  трубочки.  Среди  колючего  лоха  на  небольшой  полянке  засверкала 

огоньком  бабочка-голубянка  (рис.  531),  облетела  вокруг  несколько  раз  свободное  от 

зарослей пространство, настойчиво, будто кого-то разыскивая, и исчезла. 

Немного  досадно,  что  в  такую  теплынь  мало  живого,  и  скучно  ходить  по  тугаю. 

Видимо,  еще  не  пришло  время  пробуждаться  от  зимней  спячки.  Вся  шестиногая  братия 

 

523 

затаилась  в  земле,  как  в  холодильнике,  и  весна  к  ним  еще  не  подобралась.  То  же  и  с 

деревьями: тело в жару, а ноги в прохладе. 

 

    

 

 

Рис. 530 – Паук-ликоза 

 

Рис. 531 – Бабочка-голубянка Терсамон 

 

 

Вечереет. С запада на синее небо незаметно наползают высокие серебристые облака. 

За  ними  тянется  серая  пелена.  Завтра,  видимо,  будет  похолодание  и,  как  это  бывает 

нередко в апреле, не на один день. Рано еще настоящей весне! 

На дороге, ведущей в тугае к биваку, кое-где поблескивает в колеях вода, хотя земля 

уже  сухая  и  твердая,  как  камень.  В  одной  лужице  плавают  два  черных  пятна. 

Закрадывается  тревога:  неужели  это  масло  от  машины,  откуда  ему  просочиться.  Но 

беспокойство преждевременно, и, освобождаясь от полевой сумки и рюкзака, становлюсь 

на колени. Довелось опять встретиться со старыми знакомыми! 

На  поверхности  лужицы,  сбившись  комочками,  плавает  миллионное  скопище 

колембол.  Одно  из  них  размером  с  ладонь,  другое  -  поменьше.  Крошечные  черно-

аспидные  насекомые  с  коротенькими  усиками  и  ножками-культяпками  копошатся, 

образовав  месиво  живых  тел.  Утром  эта  лужица  была  чиста,  я  это  хорошо  помню.  Для 

них, таких крошек, пленка поверхностного натяжения воды – отличная опора. Им здесь на 

совершенно  гладкой  поверхности,  наверное,  куда  удобнее,  чем  на  земле,  покрытой 

бугорками и ямками. 

Большое пятно, будто магнит. Оно привлекает к себе рассеянных по воде одиночек, 

и  они,  оказавшись  поблизости,  неожиданно  несутся  на  большой  скорости  к  своему 

скопищу,  без  каких-либо  усилий,  лежа  как  попало  на  боку  и  на  спине,  сцепившись  по 

несколько штук вместе. Сначала кажется непонятной эта сила притяжения. Но потом все 

просто объясняется. На краю пятна поверхность воды имеет явный уклон к скоплению, и, 

попав на него, одиночки скользят, как по льду на салазках. 

Каждая  колембола,  оказавшись  в  воде,  образует  возле  себя  ямку.  Беспомощно 

барахтаясь в ней, она не может из нее выбраться. Оказывается, нелегко ей путешествовать 

по воде и, уж если надо перебраться на другое место, она пускает в ход свою волшебную 

палочку-прыгалочку и, ударив ею о воду, подскакивает на порядочное расстояние. Не для 

этого  ли  предназначена  эта  палочка?  Вот  почему  иногда  темное  пятно  будто  стреляет 

крошенными  комочками.  Это  прыгает  тот,  кому  надоело  шумное  общество  и  кто  ищет 

уединение. Не менее ретиво прыгают и одиночки, затерявшиеся вдали от всех. 

Быть  может,  им  на  воде  прыгалочка  более  годится,  чем  на  суше.  Ножки  же 

необходимы для движения накоротке, там, где не прыгнешь, в трещинках земли. 

Сизо-черное,  с  бархатной  поверхностью  скопище  будто  ради  разнообразия 

украсилось  несколькими  ярко-красными  пятнышками.  Это  клещи-краснотелки.  Тело  их 

 

524 

тоже бархатистое, в нежных волосках и также не смачивается водой. Что им здесь надо на 

чужом пиру? 

Впрочем, если уж говорить о пире, то он у краснотелок. Будто волки, забравшиеся в 

стадо  овец,  они  заняты  непомерным  обжорством.  Растерзают  одну  колемболу,  бросят, 

возьмутся за другую, а потом и за третью. Рыскают, выбирают, какая получше, вкуснее. 

Колемболам же этот разбой нипочем. Вон сколько их здесь собралось, стоит ли бояться за 

свою участь. 

Еще  в  темном  пятне  малышек  сверкают  крохотные  белые  точки.  Только  через 

сильную лупу видно, что это маленькие гамазовые клещи, паразиты колембол, случайно 

попавшие  в  воду  вместе  со  своими  хозяевами.  Клещики  беспомощно  барахтаются, 

размахивают ножками. 

Ночью раздумываю о том, какая сила, какие необыкновенные сигналы помогли этим 

маленьким насекомым найти друг друга, собраться вместе. Ведь на длинной дороге тугая 

место свидания выбрано только в одной лужице из множества других. И зачем для места 

свидания выбрана вода? 

Колемболы – любители сырости и влаги. Кроме того, в воде легче встретиться, сюда 

труднее добраться врагам, хотя и нашлось несколько клещей краснотелок. Для колембол 

сухость воздуха пустыни и жаркие лучи солнца гибельны... 

На  реке  расшумелись  пролетные  утки.  Крикнула  в  воздухе  серая  цапля.  С  далеких 

песчаных холмов донеслось  уханье филина. Крупные комары аэдесы жужжат  в палатке. 

Земля  укуталась  облаками,  ночь  теплая.  К  утру  холодает.  Дует  ветер.  Колемболы  по-

прежнему в луже, только разбились на несколько мелких дрейфующих островков. Должно 

быть,  из-за  ветра.  Осторожно  зачерпываю  одно  скопление  с  водой  в  эмалированную 

тарелку.  Теперь  оно  плавает  посредине  ее  и  не  пристает  к  ее  краям.  Возле  них  вода 

приподнята валиком, с него невольно скатываются обратно. 

Теперь  в  палатке,  вооружившись  лупой,  пытаюсь  разгадать  секреты  малюток-

аргонавтов. Но долго ничего не могу разобрать в их сложных делах, запутался, бессилен 

что-либо разглядеть в хаотическом движении копошащихся тел. Прилаживаю на коротком 

штативе  фотоаппарат,  выбираю  удачный  кадр,  освещение,  не  жалея  пленки,  пытаюсь 

заснять малышек крупным планом при помощи лампы-вспышки. Зеркальная камера мне 

помогает.  Через  нее  все  видно,  и  вскоре  одна  маленькая  тайна  народца  раскрыта.  Они 

собрались  сюда  на  воду  для  свершения  брачного  ритуала.  Наверное,  и  тогда,  в  первую 

встречу,  ради  него  громадной  компанией  колемболы  направились  в  далекий  весенний 

поход  на  поиски  хотя  бы  небольшой  лужицы,  собирая  по  пути  все  больше  и  больше 

соплеменников. 

Ветер  крепчает,  тугай  шумит  громче,  река  пожелтела  и  покрылась  крупными 

волнами. Потом пелену облаков разорвало, проглянуло солнце. Но не надолго. Весь день 

был пасмурным и холодным. Колемболам такая погода кстати. Может быть, они угадали 

ее заранее и собрались поэтому. Не зря и наш барометр упал. 

На  следующий  день  то  же  пасмурное  небо,  спящая  пустыня  и  мертвый  тугай. 

Хорошо,  что  хотя  бы  рядом  со  мною  в  тарелке  плавают  колемболы.  Да  и  до  лужицы  с 

ними недалеко. Поглядывая на них, начинаю замечать странные истории и вскоре укоряю 

себя за поспешные выводы. 

Во-первых,  из  скоплений  исчезли,  наверное,  потонув,  гамазовые  клещи-паразиты, 

избавив  общество  прыгунчиков  от  своего  назойливого  сожительства.  Уж  не  ради  этого 

предпринята водная процедура! 

Во-вторых,  черное  пятно  запестрело  снежно-белыми  полосками.  Это  шкурки 

перелинявших колембол. Счастливцы, сбросившие старую и обносившуюся одежду, стали 

светлее,  нежно-темно-сиреневого  цвета.  Значит,  скопище  еще  существует  ради  весенней 

линьки, полагающейся после долгой зимовки. 

В-третьих,  среди  скопления  появились  белые  узкие  крохотные  колемболы-детки. 

Они  родились  совсем  недавно  и  потихоньку,  едва  шевеля  ножками,  покидают  общество 

 

525 

взрослых.  У  них,  бедняжек,  еще  нет  прыгательного  хвостика.  Значит,  скопище  –  еще  и 

своеобразный родильный дом, чем-то удобный и безопасный на воде. 

Сколько разных новостей открылось в эмалированной тарелке! 

К  вечеру  разыгрывается  не  на  шутку  дождь,  а  рано  утром,  сидя  за  рулем  машины, 

отчаянно скользящей по жидкой грязи, всматриваюсь в дорогу, чтобы объехать стороной 

лужицу  с  бархатисто-черными  пятнами.  Но  вместо  них  вижу  снежно-белые  скопления 

хаотически нагромоздившихся друг на друга линочных шкурок. Сбросив старые одежды и 

облачившись  в  новые,  все  участники  миллионного  скопища,  закончив  свои  дела, 

бесследно  исчезли.  То  ли  разбрелись  во  все  стороны,  то  ли  под  покровом  ночи 

отправились в очередное совместное путешествие. 

 

КЛОПИНАЯ ЛУЖА. Грозовые дожди прогнали нас из хвойных лесов Заилийского 

Алатау,  и  мы,  не  желая  попусту  отсиживаться  в  палатке  в  ожидании  хорошей  погоды, 

помчались вниз в сухую и жаркую пустыню к далекой реке Или. 

Нестерпимый  зной,  яркое  солнце  действуют  первое  время  оглушающе  после 

прохладного  климата  гор.  Путь  тянется  долго.  Но  вдали  показалась  зеленая  полоска 

тугаев, за нею – угрюмые коричневые горы Калканы и еще дальше – отроги Джунгарского 

Алатау. 

 

 

Горы Чулак – южные отроги Джунгарского Алатау 

 

Вот и песчаные барханы, и озерко между ними, и ровные площади солончаков. Здесь 

недавно  прошел  дождь  и  кое-где  еще  сверкают  крохотные  лужи.  В  одной  из  них  вижу 

оживленное  общество  водяных  клопов  корикс.  Сколько  сюда  набралось  этих  водных 

обитателей – клопиков. Наверное, несколько сотен. 

Интересно, как они сумели сразу большой компанией заселить именно одну лужицу. 

Поблизости  в  таких  же  лужицах  никого  нет.  Неужели,  совершая  дальний  перелет, 

 

526 

опустились все вместе сразу одной дружной стайкой или, наоборот, в нее сперва попало 

несколько ретивых путешественников и уже потом они, подавая особым образом сигналы, 

привлекли  остальных  пролетавших  мимо.  Перелеты  водяных  клопов  плохо  изучены,  и 

никто не знает, как они происходят. Все это  – одна из немногих бесконечных загадок, с 

которыми постоянно встречается энтомолог, изучающий насекомых. 

Лужица, занятая кориксами, маленькая, не более одного квадратного метра. В такую 

жару  она  едва  ли  сохранится  до  вечера,  высохнет,  и  клопы  в  ней  могут  погибнуть, 

влипнут в грязь и не выберутся из нее. Но невольные пленники усердно копошатся в илу, 

некоторые перепачкались в нем так, что их не узнать. Им, таким любителям переселений, 

сейчас  надо  бы  менять  свою  временную  остановку,  перебираться  в  другое  место.  Да, 

наверное, нет такого правила в их племени летать днем, да еще в такую жару и сухость. 

Ночью и влажнее, и врагам невидно. Вот и ждут конца дня. Хорошо, если дождутся! 

На следующий день к вечеру возвращаюсь обратно, останавливаюсь возле знакомой 

лужицы. От нее осталось лишь поблескивающее глянцевитой поверхностью пятно глины. 

И  в  ней  –  только  два  клопа-неудачника,  те,  кто  влипли  в  грязь  и  не  смогли  из  нее 

выбраться.  Остальные  все  же  дождались  вечера  и  убрались  восвояси.  Вот  молодцы-

путешественники! 

 

 

 

Красный солончак в предгорьях хр. Кату-Тау 

 

НОЧНЫЕ  ПОЛЕТЫ.  Четвертый  час  машина  мчится  без  остановок  по  бесконечной 

пустыне. Ровная и гладкая, она кое-где прорезается сухими руслами дождевых и селевых 

потоков  –  водомоинами,  поросшими  кустарничками.  Слева  видна  голубая  зубчатая 

полоска гор, справа – желтая ниточка кромки песков, впереди на ровном горизонте маячит 

далекая светлая точка. На небе ни облачка, и, хотя ветер прохладен, все еще ласково греет 

осеннее  октябрьское  солнце.  Иногда  взлетает  впереди  стайка  жаворонков.  Провожая 

 

527 

машину, летит каменка-плясунья. В стороне от дороги поднимаются чернобрюхие рябки и 

в стремительном полете скрываются за горизонтом. 

Светлая точка колышется, отражаясь в озерах-миражах, и медленно увеличивается. 

Потом  становятся  заметны  очертания  болъшого  полуразрушенного,  сделанного  из 

сырцового  кирпича,  мавзолея  Сары-Али.  Дорога  минует  его,  и  машина  мчится  к  новым 

горизонтам. Еще час пути, и совсем рядом с дорогой протянулась полоска саксаульников. 

Солнце  закатывается  за  горизонт,  становится  прохладно.  Но  что  может  быть  чудесней 

ночлега  в  холодную  ночь  у  костра  в  саксауловом  лесу!  Ветерок  слегка  посвистывает  в 

тонких  безлистных  веточках  саксаула,  ровно  и  жарко  горит  костер.  В  сумерках  на 

вершине  холма  появляются  неясные  силуэты  сайгаков,  они  застывают  на  мгновение  и 

внезапно исчезают.  

Темнеет.  Сгрудились  у  костра,  слушаем  песню  чайника  и  бульканье  супа  в  котле. 

Вдруг что-то, падая, ударяется о чайник, потом раздается звук удара по кабине машины. 

Затем  кого-то  легонько  стукнуло  по  спине,  а  через  минуту  один  из  членов  нашей 

экспедиции  стал  уверять,  будто  его  «полоснуло»  по  носу.  Вскоре  мы  все  слышим  звуки 

падения  вокруг  нас  чего-то  небольшого,  но  твердого.  Еще  больше  темнеет,  и  в  небе 

загораются крупные, яркие звезды пустыни. В баке с водой появляется тоненькая корочка 

льда:  после  теплого  осеннего  дня  температура  быстро  упала  значительно  ниже  ноля. 

Наступила ночь. В темноте трудно разглядеть, что так звонко продолжает падать вокруг 

нас. 

 

 

 

Саксаул 

 

Вот  опять  что-то  маленькое  и  темное  упало  в  костер,  шевельнулось  и  исчезло  в 

жарком  пламени.  Раздается  возглас  недоумения:  из  котла  вместе  с  супом  наш 

добровольный  повар  извлекает  каких-то  темных  насекомых-утопленников.  Еще  чаще 

 

528 

раздаются щелчки, и мы видим уже редкий дождь насекомых, падающих на землю почти 

вертикально  сверху.  На  земле  они  беспомощно  барахтаются,  судорожно  подергивают 

ногами, но не в силах подняться в воздух. 

При свете костра вглядываюсь в ночных гостей, рассматриваю их блестящее черное 

одеяние,  округлую  голову  с  небольшим,  плотно  прижатым  к  брюшку  хоботком,  черные 

глаза, овальное, обтекаемой формы тело. Ноги  у воздушных путешественников светлые, 

плоские, снабженные оторочкой из густых щетинок, типичные плавательные ноги-весла. 

Так  вот  кто  нас  посетил!  Это  типичные  обитатели  водоемов  –  клопы  гребляки  Корикса 

дентипес (рис. 532). 

Гребляки  населяют  не  только  стоячие,  но  и  проточные  воды.  Для  дыхания  они 

выставляют  из  воды  не  конец  брюшка,  как  это  делают  многие  водные  насекомые,  а 

голову.  Яйца  обычно  откладывают  весной  на  водяные  растения.  Самцы  многих  видов 

гребляков  обладают  музыкальными  способностями,  издавая  звуки  с  помощью  передней 

ноги,  которой,  как  смычком,  проводят  по  своему  хоботку,  исчерченному  поперечными 

бороздками. 

Но  откуда  здесь,  в  центре  безводной  пустыни,  взяться  клопам-греблякам,  да  еще  в 

холодную осеннюю ночь? Ближайшая вода – река Или, озера ее дельты и озеро Балхаш – 

от  нас  не  менее  чем  в  восьмидесяти  километрах  по  прямой  линии.  Больше  здесь  нет 

никаких пригодных для гребляков водоемов. 

На  земле  гребляки  быстро  затихают  и  замерзают.  Видимо,  с  суши  они  не  умеют 

подниматься  в  воздух  и  на  ней,  вне  родной  стихии,  беспомощны.  Пробую  отогреть 

гребляка.  Лакированный  комочек  начинает  быстро  барахтаться.  Подбрасываю  его  в 

воздух: крылья раскрываются, раздается едва слышный шорох, взлет, поворот обратно к 

свету  костра  и  опять  падение  на  землю.  Клопов  непреодолимо  притягивает  свет  костра, 

они не в силах противиться его магическому влиянию. В чем же причина столь странного 

поведения?  По-видимому,  здесь  сочетается  значение  нескольких  обстоятельств.  На  зиму 

гребляки  покидают  все  мелкие  и  промерзающие  до  дна  водоемы,  переселяются  в 

глубокие.  Кроме  того,  одновременно  они  следуют  инстинкту  расселения.  Осенними 

ночами и происходят их путешествия. Летят они далеко во все стороны, быть может, даже 

на  большой  высоте,  согреваясь  от  мышечной  работы.  Не  исключено,  что  эти  клопы  на 

зиму  перелетают  на  зимовки  очень  далеко,  подобно  птицам.  Видимо,  они  очень 

чувствительны  к  свету  и  способны  улавливать  ничтожнейшие  лучи  отражения  света  от 

водной  поверхности  звездного  неба.  У  них,  как  говорят  биологи,  сильно  развит 

положительный фототаксис, стремление к свету. Мерцание костра сбивало с пути ночных 

пилотов,  они  резко  снижались  вниз  и  вместо  воды,  ударяясь,  оказывались  на  сухой  и 

твердой земле пустыни. 

Потом я узнал, что есть кориксы, которые летают и днем. Они, возможно, относятся 

к  другим  видам.  Как-то  в  начале  октября  в  ясный  теплый  день  я  красил  крышу  гаража 

асфальтовым  лаком.  К  моему  удивлению,  вскоре  на  ней  оказалось  несколько  водяных 

клопов  корикс.  Я  даже  не  заметил,  когда  они  успели  приземлиться.  Крыша  блестела  на 

солнце и очень походила сверху на болотце с тихой стоячей водой. 

 

ЗИМОВКА В ГОРАХ. Чуть было не прошел мимо большой серой гранитной скалы, 

но задержался, случайно заметив на ней необычные красноватые пятна. «Наверное, такой 

забавный  лишайник!»  –  подумал  я.  На  скалах  часто  растут  лишайники,  и  среди  них 

встречаются  и  красные.  В  Центральном  Казахстане  особенно  часты  такие  красные, 

растущие большими пятнами на гранитных скалах. А здесь – только пятнышки. 

Но  можно  ли  верить  мимолетному  впечатлению?  Оно  так  часто  вводит  нас  в 

заблуждение.  Тем  более,  что  в  горах  Тянь-Шаня  мне  ни  разу  не  встречались  красные 

лишайники. Надо подойти поближе и взглянуть. 

 

529 

И передо мною открылось маленькое чудо. Вместо лишайников я увидал скопление 

красных  клопов  Лигэус  эквестрис  (рис.  533).  Судя  по  всему,  они  здесь  перезимовали  и 

теперь сидели кучками на камнях, тесно прижавшись друг к другу и грелись на солнце. 

 

     

 

 

Рис. 532 – Клоп-корикса (фото из 

Интернета) 

 

Рис. 533 - Скопление клопов Лигэус 

эквестрис 

 

 

Сегодня  хороший  теплый  весенний  день,  и,  хотя  на  северных  склонах  между  елей 

всюду  голубеют  полосы  снега  и  уж,  конечно,  все  вершины  гор  сверкают  безмолвными 

ледниками, здесь на южном склоне – теплынь, зазеленела трава, мать-и-мачеха пожелтила 

пятнами землю, порхают бабочки-крапивницы, мечутся жуки-скакуны. 

 

 

В низкогрьях Заилийского Алатау 

 

530 

Сколько же здесь клопов? Наверное, не менее трех-четырех тысяч. Таких серых скал 

немало на этом южном склоне, зимовка же только одна. Клопам рядышком друг с другом 

теплее и, возможно, безопасней. К тому же от скопления слышен легкий, но отчетливый и 

своеобразный  запах.  Он,  как  химический  сигнал.  И  хотя  и  кажется  он  слабым,  клопам 

слышен хорошо: «мол мы здесь, здесь мы зимуем!» 

Некоторые  клопики  ползают  в  стороне.  Из  них  то  один,  то  другой,  сверкнув 

красными  крыльями,  взлетает  в  воздух  и  уносится  вниз  в  голубой  простор  далекой 

пустыни. Эти клопы – жители жарких равнин. Собрались они сюда высоко в горы только 

на зиму и теперь начинают возвращаться в родные места. 

Птицы на зиму летят на юг, в теплые страны перекочевывают и некоторые летучие 

мыши. Еще летят осенью на юг некоторые бабочки. А клопы? Что за странное поведение, 

к зиме скрываться от тепла, переселяться в холод, навстречу снегам. 

Но  это  только  кажется  странным.  В  горах  зимой  в  полосе  леса  не  бывает  сильных 

морозов,  а  в  пустыне,  наоборот,  иногда  столбик  ртути  термометра  падает  до  30-35 

градусов ниже ноля. В горах не бывают сильные оттепели. А в пустынях зимой случается 

так,  что  хоть  загорай  голышом  на  солнце.  А  после  этого  –  снова  мороз.  Такие  капризы 

погоды  плохи  для  насекомых.  Кто  проснулся  от  тепла  –  голодает,  истощается  или  даже 

гибнет от недоедания и резкой смены температуры. И, наконец, весной в пустыне в очень 

теплые  ранневесенние  дни  нечем  питаться,  природа  еще  дремлет.  Нет,  уж  лучше 

перезимовать  в  горах  да  спуститься  в  родные  края,  когда  там  минуют  оттепели  да 

заморозки и когда жизнь по-настоящему пробудится и забьет ключом. 

Путешествие в горы ради зимнего сна происходит тоже не без риска. На пути много 

врагов.  А  сколько  надо  израсходовать  сил,  чтобы  добраться  до  желанной  цели.  Вот 

почему многие клопы остаются зимовать где попало, в том числе и в пустыне. В горы же 

летят не все. И в этом большой резон. Случится в пустыне ранняя оттепель или поздний 

заморозок, или даже зимняя стужа  – клопы  от  них погибнут. Зато  останутся целыми те, 

кто улетел в горы. Они как страховой запас на случай непредвиденной катастрофы. Так и 

водится в этом племени испокон веков. 

На  зимовку  в  горы  летят  еще  и  жуки-коровки  (рис.  534),  златоглазки,  некоторые 

мухи,  но  про  путешествие  клопов  ни  разу  не  приходилось  слышать.  Наверное,  мне 

впервые привелось встретиться с таким явлением. 

 

 

 

Рис. 534 – Жук-коровка на лессовом обрыве в низкогорьях Заилийского Алатау 

 

 

531 

Первые  солнечные  дни  весны,  первая  солнечная  ванна.  Она  и  согреет,  и  убьет 

бактерии  и  грибки,  вызывающие  недуги,  и  пробудит  к  жизни  организм.  Положенный 

рядом с клопами термометр показывает сорок градусов. Неплохо! При такой температуре 

сильнее бьются сердца клопов, быстрее мчится по сосудам и камерам кровь. 

Но для некоторых зимовщиков солнечные лучи ни к чему. Они, наоборот, ускорили 

гибель: сверху вниз на камни падают хворые клопики, перевертываются кверху ногами и 

замирают. Кто они, старики или больные? 

Возле  погибших  крутится  орава  соплеменников.  Они  здоровы,  энергичны.  Что  для 

них  чужое  страдание!  Вонзают  длинные  серые  хоботки  в  тело  гибнущих  собратьев, 

пожирают  их.  Возле  каждого  неудачника,  как  вокруг  обеденного  стола,  рассаживаются 

кружочком  с  десяток  канибаллов.  Ну  что  же!  И  это  неплохо,  хотя  и  кажется  нам 

неприглядным. Зачем попусту пропадать добру, если оно может служить на благо своего 

рода. Быть может, так водится испокон веков в обществе клопиков неслучайно: погибать, 

так уж не где попало, а в своем скоплении, ради своих соплеменников, служить в конце 

жизни запасом пищи. Больных и заразных, наверное, не стали бы поедать. А старики идут 

в  дело.  Для  этого  они и  летят  сюда  на зимовку.  В  жизни  все  так  целесообразно.  Между 

прочим,  в  давние  времена  дикие  племена  человеческого  рода  тоже  поедали  своих 

немощных стариков, очевидно, полагая, что лучшая для них могила – желудок потомков. 

Кое-где  клопы  на  камнях  оставляют  красные  пятнышки.  Видимо,  после  зимовки 

перед  длительным  полетом  полагается  освобождать  кишечник  от  продуктов  обмена 

веществ и пищеварения, накопленных за зиму. 

Не хочется расставаться со  скоплением клопиков. Не каждая прогулка в горы дает 

такую  интересную  находку.  Надо  бы  еще  посмотреть,  сколько  дней  клопики  будут 

греться, когда все разлетятся. Но пора спускаться вниз на дно ущелья. Там уже царит тень, 

прохлада, полумрак. 

Проходит  неделя,  и  я  почти  каждый  день  навещаю  своих  знакомых.  Клопиков  все 

меньше  и  меньше.  Наконец,  остается  несколько  сотен,  почти  все  разлетелись,  оставив 

после себя горки трупов и красные пятнышки на серых камнях. Потом и эти запоздавшие 

улетают. 

Потом при случае несколько лет подряд проведывал зимовку клопов и всегда на ней 

находил многочисленных ее обитателей. Количество их от года к году колебалось. Иногда 

клопов  собиралось  зимовать  очень  много,  иногда  –  мало.  Паломничество  жителей 

пустыни в ущелье не прекращалось. 

Возвращаясь с зимовки в родные жаркие пустыни, взрослые клопы вскоре, отложив 

яички,  погибали.  Так  же,  как  и  большинство  других  насекомых,  они  не  жили  больше 

одного года. Маленькие, выбравшиеся из яичек насекомые быстро росли и к осени, став 

взрослыми,  некоторые  из  них  отправлялись  в  далекое  путешествие  в  горы  к  скалам, 

испокон веков использовавшихся их предками. 

Казалось бы, в этом не было ничего особенного. Но как клопы, впервые отправляясь 

в  зимовочный  путь,  не  сбивались  со  своей  дороги  и  безошибочно  прибывали  на  «место 

назначения»?  В  путь-дорогу  их  направлял  загадочный  инстинкт,  этот  опыт  предков, 

передававшийся  по  наследству.  Кроме  того,  в  поисках  скопления  клопам  помогал 

химический сигнал-запах, далеко разносившийся по ущелью с серой зимовочной скалы.  

 

Скопление клопов на зимовку мне напомнило еще одну встречу. Жара заставила нас 

забраться  в  небольшую  рощицу  развесистых  карагачей.  Среди  молодой  поросли  мелких 

кустиков  я  заметил  старый  и  высокий  пень,  оставшийся  от  спиленного  дерева,  и, 

предвкушая  удачную  охоту  на  насекомых,  отправился  к  нему,  захватив  полевую  сумку, 

фотоаппарат и походный топорик. 

На пне сохранилась толстая кора. В одном месте она слегка отслоилась. Осторожно 

засунул  в  щель  лезвие  топора:  сейчас  узнаю,  кто  схоронился  от  жары  и  света.  Но  в  тот 

момент,  когда  кора  едва  отошла  в  сторону,  очень  сильно  запахло  клопами.  Я  подумал: 

 

532 

наверное,  задел  головой  сидящего  на  листике  вонючку-клопа  и  он  отомстил  по  своему 

клопиному обычаю за потревоженный покой. Но ошибся. Густой клопиный запах шел из-

под  коры.  Здесь  вся  щель  под  нею  оказалась  забитой  множеством  сухих  клопиных 

шкурок.  Гардероб  клопов  был  строго  стандартен:  все  одежки  сбросили  с  себя  молодые 

клопы-пентатомиды последнего возраста, прежде чем превратиться во взрослых франтов. 

Линька  у  насекомых  –  ответсвенное  дело  в  жизни.  Протекает  она  медленно, 

болезненно, насекомые в это время беспомощны. Вот и собрались клопы вместе, подзывая 

друг  друга  запахом  для  обряда  прощания  с  детством  и  сообща  напустили  столько 

защитной  вони,  что  ее  не  выдержал  бы  ни  один  враг.  К  тому  же,  быть  может,  было  и 

полезней собраться всем вместе, чтобы, став взрослыми, легче встретиться друг с другом. 

Клопам  хотя  бы  что,  своя  вонь  не  слышна.  Зато  никто  не  тронет,  не  обидет.  В 

единении – сила! 

 

СТРЕКОЗЫ ПУТЕШЕСТВЕННИЦЫ. После  путешествия по проселочным дорогам 

вдоль  озера  Балхаш  мы,  наконец,  выскочили  на  асфальт,  идущий  в  город  Балхаш,  и  уж 

теперь блаженствую прежде всего я: не надо ежеминутно переключать рычаг скоростей, 

тормозить, лавировать между камнями, ни на секунду не отрывая взгляда от пути. 

Утренний  воздух  еще  прохладен  и  свеж,  и  в  щелке  слегка  приподнятого  лобового 

стекла  ветер  поет  тихую  песенку.  Постепенно  однообразие  бега  машины  сперва 

успокаивает, потом начинает усыплять. Для водителя такое состояние самое опасное. Мои 

же  спутники  давно  залегли,  оставив  меня  одного  со  своими  мыслями.  И  вдруг  – 

необычное! Над дорогой реет масса стрекоз, целая стая. Проходит десяток минут, а наша 

машина  все  еще  их  не  миновала.  Скорость  полета  стрекоз  небольшая,  около  20-30 

километров  в  час,  и  друг  от  друга  они  выдерживают  дистанцию  в  несколько  метров. 

Армада воздушного рейса движется по ветру на запад, насекомые куда-то путешествуют. 

Переселения  насекомых  известны  не  только  у  саранчи.  Летят  стаями  некоторые 

бабочки. Есть среди них и такие, которые, подобно птицам, осенью регулярно летят на юг, 

а  весной  возвращаются  на  родину  обратно.  И  вот  еще  стрекозы  попали  в  разряд 

путешественников. 

Не  особенно  приглядное  и,  может  быть,  даже  смешное  зрелище  для  пассажиров 

проезжающих  мимо  автомобилей  –  видеть,  как  пожилой  человек,  подобно  мальчишке, 

гоняется  с  сачком  за  стрекозами.  Меня  смущают  любопытные  взгляды.  Кое-кто  даже 

притормаживает машину. Но что поделаешь! 

Скоро  у  меня  несколько  пленниц.  Стрекозы  небольшие,  все  одного  вида,  как 

оказалось впоследствии, Симпетрум флавеолюм (рис. 535). Полет их меня озадачил. Все 

они летят с Балхаша, поперек ветра, дующего с востока на запад. Озеро отсюда недалеко: 

в одном-двух километрах. Но, достигнув асфальта, стрекозы сворачивают и направляются 

вдоль него и следуют над ним по ветру на запад, как бы демонстрируя какой-то принятый 

в их племени обычай. Ну, положим, асфальт необходим автомобилям. По нему они мчатся 

с  быстротой,  не  то,  что  по  проселочным  дорогам.  А  стрекозам  зачем?  Может  быть,  над 

асфальтом больше нагрет воздух и сильнее его конвекционные токи, с помощью которых 

легче лететь? Но сейчас утро, по сравнению с дневной жарой прохладно, всего около 24 

градусов.  Да  и  ветер  настолько  силен,  около  сорока  километров  в  час,  что  вряд  ли 

ощущается разница в температуре над дорогой и вне ее. К тому же, стрекозы почти все 

летят на высоте около пяти-восьми метров над землей. Нет, тут что-то другое! 

Стрекозы  явно  следуют  асфальту,  возможно,  воспринимая  его  как  реку,  водный 

поток,  вдоль  которого  и  надлежит  путешествовать  как  можно  дальше.  Жизнь  стрекоз 

связана с водой, все их детство проходит в воде. Ну а стремление к расселению, к поискам 

новых  мест,  пригодных  для  жизни,  к  выселению  оттуда,  где  размножилось  слишком 

много сородичей, существует в той или иной степени почти у всех животных. 

 

533 

Предположение кажется верным. Впоследствии много раз встречал стрекоз, летящих 

над асфальтовыми дорогами. Бедные странницы! Куда только не уводил их этот ложный 

путь! 

 

 

 

Рис. 535 – Стрекоза Симпетрум 

 

И еще одна встреча со стрекозами над асфальтом, но уже совсем по другой причине.  

Проснулся  и  удивляюсь  необычной  тишине.  Город  будто  замер.  Потом  догадался: 

выпал ранний снег. Мягкое его покрывало заглушило звуки пробуждающегося города. То, 

что сейчас ненастье, – хорошо. За ним обязательно будет солнце и тепло, и я вывожу из 

гаража  заранее  подготовленную  машину.  Среди  низкой  и  серой  пелены  неба  показалась 

едва просвечивающая синева. Обязательно будет хорошая погода в пустыне, куда лежит 

наш путь. 

Недалеко  от  села  Баканас,  где  дорога  близко  подходит  к  реке  Или,  над  асфальтом 

вижу  много  стрекоз.  Их  поведение  необычно,  они  реют  очень  низко,  в  нескольких 

сантиметрах  от  поверхности  дороги,  и  не  желают  улетать.  Судя  по  всему,  они  здесь  не 

впервые,  уже  привыкли  к  необычной  обстановке,  так  как  ловко  увертываются  от  нашей 

машины. Зачем понадобился стрекозам асфальт, что они нашли в нем хорошего? Потом 

догадываюсь:  температура  воздуха  около  восьми  градусов  тепла,  над  асфальтом  же  – 

значительно  теплее.  Он,  черный,  быстрее  прогревается.  Наверное,  эту  разницу  учуяли  и 

другие  мелкие  насекомые.  За  ними  и  охотятся  ретивые  хищницы.  Мелочь  же  мне  не 

разглядеть из машины. 

 

СТРАННЫЕ  ПУТЕШЕСТВЕННИКИ.  Тугаи  у  реки  Или  стали  необыкновенными. 

Дождливая  весна,  обилие  влаги  –  и  всюду  развилась  пышная,  невиданно  богатая 

растительность.  Цветет  лох  и  волнами  аромата  напоен  воздух.  Местами  лиловые  цветы 

чингиля закрывают собою всю зелень.  

 

 

 

534 

 

 

Цветущий чингил в предгорьях Джунгарского Алатау 

 

Как  костры,  горят  розовые  тамариски.  Будто  белой  пеной  покрылись  изящные 

дзужгуны, а на самых сыпучих песках красавица песчаная акация, светлая и прозрачная, 

оделась  в  темно-фиолетовое,  почти  черное  убранство  цветов.  Рядом  с  тугаями  склоны 

холмов  полыхают  красными  маками,  светится  солнечная  пижма.  Безумолчно  щелкают 

соловьи,  в  кустах  волнуются  за  свое  короткохвостое  потомство  сороки.  Короткая  и 

счастливая  пора  пустыни!  Биение  жизни  ощущается  в  каждой  былинке,  крошечном 

насекомом. 

После  жаркой  пустыни  мы  с  удовольствием  располагаемся  под  деревьями,  и  какая 

благодать  тут  в  тени  рядом  со  зноем  южного  солнца!  Отдохнув,  иду  на  разведку,  на 

поиски встреч с насекомыми. 

Но поиски неудачны. Насекомых мало. Сказались три предыдущих года, голодных и 

сухих. И сейчас не для кого это изобилие цветов, их аромата и ярких красок. Кое-где лишь 

зажужжит пчела, застынет в воздухе муха-бомбилида (рис. 536). Удивительно это время 

сочетания буйства растений и малочисленности их шестиногих друзей! Пройдет год, быть 

может, два, насекомые воспрянут и вновь оживят лик пустыни. 

Надоело приглядываться. Всюду пусто, и не  за что зацепиться взглядом. Вот  разве 

интересны зигзаги, тянущиеся узенькими полосками по песку, протянутые таинственными 

незнакомцами. Кто тут путешествовал, ползал в песке под самой поверхностью, чтобы не 

быть заметным врагам и самому остаться неуязвимым? Но сколько ни раскапываю песок, 

ничего  не  нахожу  и  не  могу  понять,  в  какую  сторону  направлялись  хозяева  следов. 

Обидно  не  раскрыть  загадки  и  возвращаться  ни  с  чем  к  биваку.  А  они,  эти  извилистые 

ходы, встречаются на каждом шагу и будто прочерчены в издевку надо мною. 

Утешаю  себя:  по-видимому,  обладатели  ходов  бродят  ночью,  а  на  день  прячутся 

глубоко в песок. Поэтому сейчас их не найти, и пора бросить всю затею. Перевожу взгляд 

 

535 

на расцвеченные кусты чингиля, дзужгуна, тамариска, слежу за птицами,  убеждаю себя, 

что неудача мелкая, не стоящая внимания, и почти забываю таинственные зигзаги. 

Но  на  биваке,  у  машины,  где  мы  несколько  часов  назад  истоптали  весь  песок,  он 

оказался  весь  испещрен  зигзагами.  Их  проделали,  когда  мы  все  разошлись  по  тугаям. 

Тогда снова ползаю по песку и опять без толку. Мне пытаются помочь, песок весь изрыт, 

истоптан, зигзаги перекопаны, но никому нет счастья разгадки. 

 

 

 

Рис. 536 – Муха-бомбилида 

 

Тогда, стараясь отвлечься, усиленно занимаюсь другими делами, привожу в порядок 

коллекции,  записи.  На  биваке  наступает  тишина,  все  снова  разошлись  по  делам.  Долго 

вспоминая  название  одного  растения,  случайно  гляжу  под  ноги  и  вижу  легкую  струйку 

песка,  вздымающуюся  кверху.  Впереди  этой  струйки  толчками,  с  остановками  движется 

небольшой  песчаный  бугорок.  Сзади  бугорка  вижу  то,  что  искал  весь  день  –  тонкую 

извилистую  борозду,  тот  самый  след  незнакомца.  Он  быстро  удаляется  от  меня, 

приближается к кустику, отходит от него в сторону, прочеркивая зигзаги. 

Не  переводя  дыхания,  я  смотрю  в  бинокль  с  лупками  и  вижу  такие  знакомые, 

торчащие из песка кривые челюсти-сабли личинки муравьиного льва. Она ползет вспять, 

брюшком  вперед,  головой  назад,  вся  спряталась  в  песке,  а  изогнутой  кверху  головой 

взметывает  струйками  песок,  прокладывая  путь,  оставляя  позади  себя  дорожку. 

Оригинальный  способ  передвижения!  Даже  не  могу  припомнить,  есть  ли  аналогия  ему 

среди  обширного  мира  насекомых.  Пожалуй,  нет.  Да  и  звери  с  птицами,  кто  из  них 

способен передвигаться вспять! 

Так вот кто ты, такой таинственный незнакомец! Воронки муравьиных львов здесь 

всюду виднеются по пескам в тугаях. Для этих насекомых не миновала беда прошлых лет, 

и  вот  теперь  они  страдают  от  недостатка  добычи.  Никто  не  попадает  в  их  хитроумные 

ловушки и, наверное, поэтому голодные личинки так часто меняют места, путешествуют в 

поисках несуществующих богатых угодий. 

 

ОДНОНОГИЙ  СКАКУН.  Что  может  быть  чудесней  заброшенных  и  слабо 

накатанных дорог в незнакомой местности! Все ново, неожиданно, и за каждым холмом 

ожидается что-нибудь интересное. Вот и сейчас после скалистых угрюмых гор пустыни, 

каменистых  ущелий  с  испуганно  бегущими  по  осыпям  кекликами,  настороженно 

 

536 

выглядывающими  из-за  вершин  рогатыми  архарами,  внезапно  открывается  широкая 

долина  со  змейкой  желтых  прошлогодних  тростников.  Здесь  проносятся  стремительные 

чирки, неохотно поднимаются с земли журавли, присевшие отдохнуть после долгого пути 

на северную родину. 

Дорога  упирается  прямо  в  ручей.  Воде  мы  рады:  можно  пополнить  иссякнувшие 

запасы в бачке, очистить от грязи и пыли машину. Ручей в тростниках немалый, и сейчас, 

весной, он предстал перед нами во всей своей мощи. Поэтому радость поездки омрачается 

заботами:  я  знаю  по  опыту,  что  прежде  чем  выйти  из  ущелья,  дорога  должна  пересечь 

ручей  несколько  раз,  и,  кто  знает,  под  силу  ли  его  пересечь  нашему  маленькому 

«Москвичу».  Приходится  разуваться  и  лезть  в  холодную  воду.  Дно  здесь  каменистое,  а 

вода – выше колен. Трудно будет проехать это место. А дальше, может быть, еще хуже? 

Обидно  возвращаться  обратно.  Наспех  разбив  палатку,  мы  отправляемся  на  разведку, 

обследуем  один  за  другим  броды,  тщательно  осматриваем  объезды,  убираем  с  пути 

большие камни.  

В  прозрачной  воде  мелькают  стайки  рыб.  На  отмелях,  где  вода  теплее,  греются 

водяные  ужи.  Ущелье  то  широко  расходится,  то  сужается,  и  тогда  черные  скалы 

подступают к самой воде и тростникам. Но вот ущелье становится совсем широким, ручей 

уходит влево, дорога идет по высокому берегу правой стороны. Разведка закончена. Итак, 

нам предстоит пересечь шесть бродов. 

Прежде  чем  вернуться  к  биваку,  мы  забираемся  на  вершину  горы  и  смотрим  на 

выход  из  ущелья,  в  ту  сторону,  куда  бежит  ручей,  на  обширную  пустынную  равнину, 

уходящую  на  сотни  километров  к  едва  различимой,  задернутой  сизой  дымкой  полоске 

горизонта. С горы хорошо видно, как много всюду красно-оранжевых тюльпанов, ярких 

красных маков и ревеня Максимовича с громадными плоскими листьями. По небу плывут 

кучевые облака, по бескрайней желтой пустыне тихо ползут синие тени от них. У выхода 

из  ущелья  в  полукилометре  от  нас  синяя  тень  заползает  на  черную  гору,  а  там,  где  она 

была раньше, появились какие-то светло-желтые пятна. 

– Сайгаки! – с возбуждением восклицает Николай. 

Пятна  как  будто  слегка  передвигаются  с  места  на  место,  то  сходятся  вместе,  то 

расходятся  в  стороны.  Может  быть,  просто  светлые  камни  кажутся  живыми.  Надо 

посмотреть  подольше,  тогда  все  выяснится.  Но  тихо  подплывает  еще  одна  синяя  тень  и 

закрывает пятна. 

– Определенно, сайгаки! – заверяет мой спутник. 

Солнце стало клониться за горы. Пора торопиться обратно и еще по теплу перейти 

через холодную воду. 

Так мы и не  узнали в тот  день, что это были за пятна, и, конечно, никто из нас не 

подумал, что это одноногие скакуны. Впрочем, мы тогда о них ничего не знали. 

Первая  половина  дня  ушла  на  переправы,  и  к  выходу  из  ущелья  мы  добрались 

только  к  обеду.  Здесь  ярко  светило  солнце,  тюльпаны  казались  маленькими  язычками 

пламени, пробивающимися из земли. Кое-где большие листья ревеня захватили дорогу и 

скрипели под колесами машины. А там, где вчера почудились сайгаки, стояли в полном 

цвету высокие ферулы илийские. 

Ферулы  –  замечательные  растения.  Толстый  стебель  с  блестящей  поверхностью, 

почти не утончаясь и не ветвясь, шел от земли до вершины и заканчивался развесистой, 

круглой, как шар, шапкой мелких веточек, усыпанных желтыми цветами. Каждый цветок 

нес широкий рубчик. Стебель снаружи покрыт тонкой, но прочной оболочкой, внутри же 

заполнен очень пористой и легкой белой тканью. Все растение, вырванное из земли, очень 

легкое.  И  как  только  оно  удерживается  в  почве,  когда  в  пустыне  разгуляется  ветер! 

Ферула  илийская  –  типичное  растение  пустыни,  настоящий  эфемер,  развивающийся  в 

короткое  время  –  только  ранней  весной,  как  и  красные  тюльпаны,  маки,  ревень 

Максимовича и многие другие растения пустыни. Семена этого растения якобы обладают 

ценным свойством увеличивать отделение молока у коров. 

 

537 

 

 

Ферула 

 

Цветы  ферулы  издают  сильный  и  приятный  аромат.  На  этот  запах  слетаются 

насекомые пустыни. И кого тут только нет: пчелы, осы, мухи, жуки, бабочки, наездники 

(рис.  537).  Весь  этот  многоликий  мир  насекомых  жужжит  над  желтой  шапкой  цветов, 

сверкая  своими  разноцветными  нарядными.  Иногда  налетал  ветер,  слегка  вздрагивали 

желтые  цветы,  потревоженные  насекомые  поднимались  роем  и,  собравшись  с 

подветренной стороны, толклись в воздухе. 

 

 

Рис. 537 – Насекомые на цветах ферулы 

 

538 

 

Вскоре  мы  расстались  с  ферулой.  Но  не  навсегда.  Пришло  время  второй  встречи. 

Она  произошла  в  разгар  жаркого  лета.  Над  пустыней  висело  ослепительное  солнце  и 

нещадно  обжигало  сухую  пыльную  землю.  Горный  ручей  в  ущелье,  который  летом 

доставил  столько  хлопот,  неузнаваемо  обмелел.  По  сухим  прошлогодним  тростникам 

прогулялся  кем-то  пущенный  огонь,  а  на  месте  сожженных  растений  выросли  новые 

пышные зеленые тростники с серебристыми метелочками. Над тихими мелкими заводями 

реяло  множество  синих  и  зеленых  стрекоз-стрелок,  беспрерывно  подлетали  к  воде 

страдающие  от  жажды  осы,  пчелы  и  мухи.  В  густых  тенистых  зарослях  спрятались 

комары  и  замерли  в  ожидании  прохладной  ночи.  Даже  почуяв  нас,  они  не  рисковали 

вылетать  из  своих  укромных  уголков,  слишком  жарко  и  сухо  было  для  этих  любителей 

прохлады и сырости. 

Пустыня выгорела, и как-то не верилось, что еще совсем недавно она была покрыта 

яркими цветами тюльпанов и маков. Большие листья ревеня высохли, ветер их поломал и 

разметал по пустыне, как клочки бумаги. Куда же делась красавица ферула? Она куда-то 

исчезла,  и  только  обрывки  сухих  листьев  кое-где  застряли  на  редких  кустиках  солянки 

боялыша. Неужели ее кто-то заготовил как топливо или еще для чего-нибудь? Вряд ли они 

могла пригодиться и на костер путнику: от большого и очень легкого растения мало тепла. 

Налетает  ветер,  шуршит  сухими  коробочками  семян,  поднимает  в  воздух  сухие 

обрывки листьев ревеня, взметывает их вверх и несет по пустыне к горам.  

–  Скачет,  смотрите,  кто-то  скачет!  –  кричит  Николай.  То,  что  я  увидел,  было 

совершенно  неожиданным.  Не  сайгаки  несутся  по  пустыне  и  не  лисица  выскочила  из-за 

пригорка.  Через  кусты  боялыша,  перекатываясь  по  ветру  на  круглой  шапке  высохших 

пружинящих  ветвей,  мчится  ферула.  Вот  она  уткнулась  в  кустик,  зацепилась  за  него  и 

сразу,  влекомая  ветром,  повернулась  боком,  взмахнула  в  воздухе  толстым  стволом, 

уперлась им о землю, перескочила на этой своей одной «ноге» через препятствие и вновь 

помчалась  дальше.  Опять  на  пути  препятствие,  снова  взмах  ногой,  упор,  скачек  и… 

стремительный бег. 

Мы бросаемся на поиски одноногих скакунов, находим среди них еще не полностью 

вырванных  ветром,  а  в  глубоких  ложбинах  натыкаемся  на  целые  завалы  застрявших 

путешественниц. 

Сухая ферула очень легка и, несмотря на свои крупные размеры, кажется невесомой. 

Круглая  шапка  –  хороший  парус.  Ветер  раскачивает  ферулу,  и  в  том  месте,  где  ствол, 

переходя  в  корневую  шейку,  погружается  в  землю,  образуется  воронка.  Ткань  корневой 

шейки какая-то другая, чем в пористом и легком стволе и, странно, она слегка влажна на 

ощупь.  По-видимому,  она  гигроскопична  из-за  обилия  в  ней  солей.  Достаточно  пройти 

небольшому дождю, как влага скопляется в воронке и попадает на корневую шейку.  

Для чего же нужна влага корневой шейке? Ответ на этот вопрос прост. На влажной 

ткани растет какой-то зеленовато-синий грибок. Легкий запах плесени подтверждает его 

существование. Грибок разъедает ткань корневой шейки. Дунет ветер, шейка сломается, и 

одноногий  скакун  на  свободе,  скачет  по  пустыне,  рассеивая  по  пути  свое  потомство  – 

плоские  семечки.  Скачет  долго,  до  тех  пор  скачет,  пока  не  сломается  парус  и  от  всей 

круглой  шапки  останутся  коротенькие  пеньки  на  верхушке  сухого  толстого  ствола.  Как 

все замечательно устроено у ферулы! 

Форма  шара  ветвей  и  широкая  поверхность  семян  –  это  парус,  чтобы  катиться  по 

ветру;  очень  легкий  и  прочный  ствол  –  нога,  чтобы  перескакивать  с  ее  помощью  через 

кустики и промчаться как можно дальше, разнести семена в места, где возможна жизнь; 

впитывающая  влагу  корневая  шейка  вместе  с  грибком  –  волшебный  замок,  вовремя 

открывающий и отпускающий на волю отцветшее растение. 

Интересно  узнать,  живет  ли  кто-нибудь  в  сухой  феруле.  Нашел  овражек,  сплошь 

забитый сухой ферулой, прискакавшей сюда по ветру, вооружился ножом и стал разрезать 

стволы растения на мелкие кусочки. 

 

539 

В сухой феруле оказались насекомые. В сердцевине жили слоники, крупные, серые, 

с  длинными  хоботками  (рис.  538).  Разве  мог  такой  теплый,  да  еще  и  подвижный  домик 

остаться  незаселенным.  Слоники  проникали  из  земли  в  корень  и  ствол  еще  личинками, 

выедали там широкий продольный канал и в нем окукливались. В стадии куколки они и 

совершали вместе с ферулой путешествие по пустыне. Ради этого они и поселялись в ней. 

Потом, став жуками, прогрызали отверстие в плотной стенке и покидали убежище. 

 

 

 

Рис. 538 – Долгоносик Ликсус 

 

Небольшие мохнатые пчелки, кажется, только и ждали, когда слоники проделают в 

стволе  отверстие  и  покинут  его.  Как  всегда,  озабоченные  и  деловитые,  они  заползали  в 

ствол, выгрызали в мягкой сердцевине продольные ходы и заполняли их ячейками. Между 

ячейками они устанавливали небольшие перегородки из слегка уплотненной сердцевины 

стебля растения. В каждой ячейке, расположенной одна над другой, пчелка заготавливала 

пыльцу, смешанную с нектаром и клала яичко. 

Новое  поколение  пчелок  выходило  из  старых  поломанных  стволов  ферулы  почти 

через  год,  только  когда  отцветала  новая  ферула,  разбегалась  по  пустыне,  а  из  нее 

выбирались наружу слоники. 

В  широкие  продольные  ходы,  оставленные  слониками,  на  зиму  набивалось  еще 

много  разного  шестиногого  народца,  спасающегося  от  стужи,  снега,  холодных  ветров  и, 

главное, от резких смен температур. 

До чего замечательно устроена ферула – это совершенное дитя пустыни, и сколько 

насекомых связало с нею свою жизнь! 

 

ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ.  После  темного  елового  леса  на  степном  склоне  горы  такое 

раздолье,  и  далеко  во  все  стороны  видны  и  горы,  и  долины,  и  скалистые  вершины  со 

снегами. Здесь и мир насекомых другой, и жизнь оживленней. 

Тоненькими  голосами  жужжат  мухи-неместриниды.  Вяло  перелетают  с  цветка  на 

цветок ярко-красные, с черными пятнами ядовитые бабочки медведицы, летают крылатые 

муравьи  лазиусы  (рис.  539),  бабочки  голубянки.  А  какой  из  травы  доносится 

многоголосый хор кобылок музыкантов! 

 

540 

Напротив,  на  темном  фоне  горы,  поросшей  еловым  лесом,  вижу  летающих 

насекомых.  Впереди  каждого  торчит  очень  ровная  и  довольно  толстая  палочка.  Это, 

наверное,  вытянутые  в  струнку  усики.  А  крылья  что-то  слишком  широки  и  будто  их 

четыре.  Пилоты  проносятся  над  глубокой  горной  долиной,  все  до  единого  в  одном 

направлении вниз в долины, против легкого бриза, как всегда в здешних горах дующего с 

низовий  к  вершинам.  Насекомые  летят  без  перерыва.  Становится  ясным:  сейчас 

происходит массовое их переселение. Но к чему оно и кто такие путешественники? 

Незнакомцев не просто поймать, а летят они довольно высоко над землей. Несколько 

неудачных  попыток,  и,  тяжело  переводя  дыхание,  изволь  после  быстрых  перебежек 

подниматься к оставленному на горе рюкзаку. 

Многие  переселенцы  поднимаются  из  травы,  и  в  момент  взлета  видно,  как  у  них 

сзади торчат, как у журавлей, длинные и, как мне кажется, слегка красноватые ноги. Но 

поднявшись в воздух, они их подгибают под туловище, будто маленький самолет убирает 

шасси. 

Когда  нет  ветра,  пилоты  медленно  набирают  высоту.  Если  же  он  силен,  то 

взлетевшего  преследует  неудача,  он  отбрасывается  током  воздуха  назад  и  тогда  садится 

обратно  в  траву.  Но  когда  силы  ветра  и  мышц  крыльев  уравновешиваются,  аэронавты 

поднимаются  в  воздух  все  выше  и  выше,  сверкая  на  фоне  темного  южного  неба 

прозрачными блестящими крыльями. Подъем идет успешно, две-три сотни метров высоты 

осилены,  далекое  путешествие  начато,  и  удачник  летит,  планируя  к  далеким  и  жарким 

долинам. 

Если прилечь на землю и, запрокинув голову, посмотреть на небо, тогда видно много 

таких  переселенцев.  Среди  летящих  насекомых  иногда  появляются  непохожие  на  всех, 

чуть больше размером, с желтым, а не красноватым кончиком брюшка. Они редки, один 

на  полсотни  обычных.  Полет  их  тяжелый,  медленный.  Им  редко  удается  высоко 

подняться над землей. 

Я  хорошо  отдохнул  от  долгого  подъема  в  горы,  вдоволь  насмотрелся  на 

незнакомцев,  совершающих  перелеты  и  не  прочь  вновь  поохотиться  за  ними  с  сачком  в 

руках.  По  крутым  склонам  трудно  гоняться  за  летающими  насекомыми.  Но  что  значит 

одышка  и  тяжелое  биение  сердца,  когда  сквозь  ткань  сачка  наконец  виден  трепещущий 

комочек. К  удивлению, в нем я  узнаю одного из самых распространенных саранчовых  – 

кобылку Хортиппус априкариус (рис. 540).  

 

    

 

 

Рис. 539 – Крылатый муравей Лазиус 

(самка) 

 

Рис. 540 – Кобылка Хортиппус априкариус 

 

Кто бы мог подумать, что маленькая кобылочка способна совершать переселения по 

воздуху, да еще подниматься так высоко. Подобные вещи за ними не наблюдались. 

Чем-то  этот  год  оказался  благоприятным  для  этой  кобылки,  ее  появилось  много 

высоко в горах на степных склонах и в межгорных равнинах. Местами трава вздрагивает 

 

541 

от  них,  и  всюду  раздается  неумолчное  и  несложное  их  стрекотание.  В  зеленую  низинку 

спустилась  стая  галок  и  черных  ворон.  Каркая  на  разные  лады,  птицы  торопливо 

склевывают кобылок. Их так много! 

Некоторые  кобылки,  периодически  размножаясь  в  массовых  количествах, 

поднимаются  в  воздух  и  стаями  перелетают  на  большие  расстояния.  Такова  знаменитая 

азиатская саранча, известная еще с древнейших времен, марокская саранча, итальянский 

прус (рис. 541).  

 

 

 

Рис. 541 – Итальянский прус 

 

Считают,  что  благодаря  перелетам  саранча  избегает  перенаселения,  за  которым 

обычно следуют губительные болезни или опустошительные нападения врагов. Массовое 

размножение  хортиппусов  тоже  пробудило  инстинкт  расселения.  И  вот  в  теплый 

августовский  день  один  за  другим  стали  подниматься  в  воздух  маленькие 

путешественники и полетели вниз в полную неизвестность на поиски раздольных мест. 

Я  порядочно  устал,  гоняясь  за  летающими  кобылками,  зато  доволен.  Улов  неплох. 

Но  все  до  единого  пилоты  оказались  самцами.  Неужели  те,  кто  плохо  и  тяжело  летел  – 

самки?  Приходится  продолжать  ловлю,  еще  более  трудную,  с  выжиданием, 

высматриванием и выбором. Наконец, и тот, кто нужен. Да, это самка! 

Тогда появляется еще одна загадка. Почему переселяются главным образом самцы? 

Стройным подвижным самцам легче подниматься в воздух. Но это не объясняет сущности 

происходящего  явления.  Я  ищу  ответа,  не  могу  его  найти  и  огорчаюсь:  ведь  все 

происходящее в природе должно иметь какое-то значение. Но какое? Может быть, самки 

перелетели  раньше  или,  наоборот,  они  еще  только  собираются  лететь  за  самцами.  К 

сожалению, я не удосужился заняться детальным подсчетом соотношения полов кобылок 

этого вида на земле в траве. 

 

Опускаясь вниз, думаю о том, что загадочное массовое размножение, как некоторые 

считают, является последствием подъема жизненных сил и отражает влияние на природу 

явлений,  действующих  извне,  из  космоса,  от  активности  солнца.  Результатом  подъема 

жизненных  сил  и  инстинктивным  ощущением  перенаселения  следует  возбуждение 

двигательной активности и стремление к раселению. 

 

 

542 

ОЖИДАЮЩИЕ  ВЕТРА.  У  входа  в  подъезд  нашего  дома  растет  большой 

перистоветвистый вяз. Видимо, из-за темной коры это дерево в Средней Азии называют 

карагачем, то есть черным деревом. Карагач  – дитя знойного юга. Он хорошо переносит 

жаркое  засушливое  лето  и,  когда  в  посадках  начинают  страдать  от  зноя  тополя,  акации, 

березки,  липки  и  другие  деревья  и  на  них  прежде  времени  желтеют  листья,  карагач 

благоденствует  и  ему  ничего  не  делается.  За  свою  устойчивость  к  засухе  карагач  стал 

одним из самых распространенных деревьев в городских и полезащитных посадках. 

Примерно с начала июня с карагача начинают свешиваться на тончайших паутинных 

нитях  крохотные  гусенички.  Они  едва  ли  несколько  миллиметров  длины.  Висят  они  на 

своих канатиках неподвижно. Иногда легкое движение воздуха слегка раскачивает нити, и 

тогда  крошечные  их  хозяева,  будто  миниатюрные  маятники,  колеблются  из  стороны  в 

сторону.  Гусенички  висят  долго,  более  недели,  лишь  иногда  поднимутся  кверху, 

очевидно, сматывая свою нить, или, наоборот, опустятся ниже, выпустив ее. 

Странное  поведение  гусеничек  всегда  привлекало  мое  внимание.  Думалось,  может 

быть,  гусенички  больны?  Но,  оказавшись  в  руках,  они  энергично  двигались  и  старались 

уползти  из  неожиданного  плена.  Или  таким  необычным  путем  они  избегали  врагов, 

обитающих  на  дереве?  Но  в  городе  мало  насекомых,  в  том  числе  и  охотников  на  всю 

малую  живность  –  муравьев.  Нет,  воздушная  обитель  гусеничек  имела  какое-то  другое 

значение. Только какое? 

Через  одну-две  недели  гусенички  исчезали,  но  появлялись  снова  на  своих 

тончайших  нитях  через  два  месяца  в  конце  июля,  начале  августа.  И  тогда  история 

начиналась снова. 

В некоторые годы гусеничек, висящих на своих воздушных качелях, было так много, 

что пройти в дом или выйти из него было трудно, чтобы не нацеплять на себя паутинок. 

Они щекотали лицо, не особенно были приятны и сами гусенички, когда, оказавшись на 

обнаженной  коже,  начинали  по  ней  ползать.  Тогда  жители  нашего  подъезда  поминали 

недобрыми словами крошечных обитателей карагача, заодно посылая нелестные эпитеты 

ко  всем  остальным  насекомым.  Наиболее  любознательные  из  них  не  упускали  случая, 

чтобы не допросить меня о причинах столь странного явления природы. Но я не находил 

вразумительного ответа. Насекомых так много, и всех знать просто невозможно. 

В конце концов мне пришлось поискать ответа в книгах. Оказалось, что гусеничка 

известна,  принадлежала  она  так  называемой  кривоусой  моли  Буккулятрикс  улмуелла. 

Зимуют  ее  куколки  на  коре  дерева,  весной  вышедшие  из  яиц  крохотные  гусенички 

внедряются  в  листья,  поселяясь  между  нижней  и  верхней  пластинками,  первое  время 

живут в этом тесном пространстве, затем, подрастая, выбираются из листа и устраиваются 

на  его  поверхности,  выедая  его  ткани  ограниченными  участками.  Потом  они  строят 

замысловатый  кокон,  окукливаются  в  нем.  После  первого  развивается  новое  второе 

поколение,  а к концу сентября появляется и третье. Только гусенички этого, последнего 

поколения якобы и висят на длинных паутинных нитях, неизвестно зачем и ради чего. 

Литературные  сведения  разошлись  с  моими  наблюдениями.  Но  не  верить  им  я  не 

имел основания. Так появилась еще загадка. В общем, как всегда, чем больше начинаешь 

интересоваться  жизнью  какого-либо  насекомого,  тем  чаще  встречаешься  с  тайнами  его 

жизни  и  все  оказывается,  как  в  известной  русской  пословице:  «Чем  дальше  в  лес,  тем 

больше дров». 

Недалеко от города вблизи шоссейной дороги есть одно хорошее местечко, где мы 

всегда  останавливаемся,  возвращаясь  домой  из  далекого  путешествия.  Здесь  растет 

несколько  развесистых  карагачей,  в  тени  которых  можно  отдохнуть,  в  речке  помыть 

машину и вытрясти из вещей пыль пустыни, привести и себя в порядок. На этой остановке 

мне,  сидящему  за  рулем,  привилегия,  и  я  отдыхаю,  устраиваясь  под  тенью  дерева  и 

занимаюсь своими записями. Но в этот раз, едва я вынул из полевой сумки тетрадь, как 

над  ней  увидел  висящую  на  неразличимой  паутинке  мою  старую  знакомую  крохотную 

гусеничку кривоусой моли. Едва я принялся ее разглядывать, как налетел легкий ветер и 

 

543 

моль мгновенно исчезла из глаз. Ее найти я уже не мог. Зато увидел другую. Ее паутинка, 

влекомая ветром, стала почти в горизонтальное положение и вдруг оборвалась. Несколько 

мгновений я видел, как гусеничка, сверкнув на солнце яркой полоской своего самолетика, 

исчезла  в  синеве  неба.  Отправилась  в  путешествие.  Тогда  я  проследил  еще  несколько 

таких  полетов  и  вспомнил  крошечных,  только  что  вышедших  из  кокона  паучков 

ядовитого  каракурта,  образ  жизни  которого  мне  пришлось  детально  изучить  в  давние 

времена.  Устроившись  на  вершинке  какого-либо  растения,  паучок  выпускал  несколько 

нитей и, влекомый воздухом, отправлялся в полет. От него к отчальной мачте несколько 

мгновений еще тянулась ниточка, и, когда аэронавт  удалялся на порядочное расстояние, 

эта ниточка, не выдержав натяжения, обрывалась почти у самого места ее прикрепления. 

Видимо,  в  этом  участке  она  была  самой  тоненькой.  Так,  наверное,  было  и  у  крохотной 

гусенички. В самом начале ниточка была утончена, а, как говорится в народной пословице 

«Где тонко, там и рвется». 

Вдоволь налетавшись, паучок сматывал свои паутинные нити и приземлялся. Так же, 

наверное, поступала и крошечная гусеничка-путешественница. 

Итак,  сомнений  не  оставалось.  Гусенички  выпускали  паутинные  нити  и  висели  на 

них  в  ожидании  ветра  только  ради  того,  чтобы  расселиться  подальше  от  места  своего 

рождения.  Все  живые  организмы  способны  расселяться,  растения  большей  частью 

семенами, с помощью разных летучек или цепляясь за животных, животные – на крыльях, 

на ногах и вот на паутинках. И чем больше становится в какой-либо местности животных, 

тем  сильнее  их  поведением  овладевает  инстинкт  расселения.  В  годы  массового 

размножения  толпами  бегут  по  тундре  грызуны-лемминги,  длительные  переселения 

затевают  белки,  олени  переходят  большими  стадами...  Уж  не  поэтому  ли  моему 

предшественнику, изучавшему кривоусую моль, не пришлось видеть на паутинных нитях 

гусеничек  первого  и  второго  поколений,  что  было  их  мало,  а  мне,  наоборот,  удалось 

наблюдать их у всех поколений. 

Ответить  же  на  вопрос,  почему  гусенички  так  долго  висят  на  своих  паутинках  в 

Алма-Ате, просто. Наш город расположен в полукольце гор и находится в так называемой 

ветровой тени. Ветер здесь очень редок. Когда же на дереве много моли, ей необходимо 

расселяться. Вот  и приходится гусеничкам долго  висеть на своих паутинках в ожидания 

ветра, раздражая своим присутствием жителей города. 

Через  несколько  лет  после  знакомства  с  гусеничками  повстречался  с  ними  в 

городском  парке.  Их  оказалось  множество  свисавших  с  деревьев  на  паутинках. 

Раскачиваясь  на  своих  канатиках,  они  ждали  ветра.  Одна  такая  гусеничка  висела  перед 

моим  лицом  и  была хорошо  видна на  фоне  темной  тени. Я  собрался  слегка  повернуть  в 

сторону, чтобы избежать сопрокосновения с нею, но в этот момент налетела оса, быстро 

схватила гусеничку, оторвала ее от паутинки и улетела вместе с нею. Нападение осы было 

совершено изящно и быстро. Чувствовалось, охотник имел большой опыт и, наверное,  в 

день перетаскивал немало гусеничек в свое гнездо. 

К концу лета появляется много ос. И тогда они  удивительно явно смелеют, рыщут 

всюду в поисках пропитания. И вот приспособились питаться гусеничками. 

 

ГОСТИ  ПРОТОЧКИ.  Все  лето  из-за  таяния  снегов  высоко  в  горах  на  реке  Или 

держалась  большая  вода,  а  когда  в  сентябре она  схлынула,  всюду  обнажились  песчаные 

косы среди мелких проточек. Возле одной такой проточки мы и поставили палатку. Здесь 

было едва заметное течение, днем вода сильно прогревалась, а большая песчаная отмель 

была  вся  изрисована  многочисленными  следами  уток,  цапель,  куличков  и  ондатр.  У 

самого  берега,  высунув  из  воды  пучеглазые  мордочки,  сидело  множество  зеленых 

лягушек. 

После  небольшого  похолодания  стояли  последние  летние  жаркие  дни,  и  красный 

столбик  нашего  термометра  поднимался  выше  тридцати  градусов.  Днем  среди  деревьев 

над  нашим  биваком  жужжали  мухи,  носились  неугомонные  стрекозы.  В  сумерках  из 

 

544 

темных  укрытий  выбирались  темные  совки,  и  тогда  к  комариному  звону  добавлялся 

шорох крыльев этих бабочек. 

Ночью  в  проточке  плескались  ондатры,  кто-то  громко  булькал  в  воде  и  чавкал 

грязью.  Иногда  слышался  тонкий  посвист  крыльев  утиной  стаи,  без  конца  шлепались  в 

воду лягушки. Их было много, они шуршали в траве, скакали по тенту, прыгали на стенки 

палатки,  очевидно,  собирая  с  них  комаров,  наиболее  пронырливые  из  них  забирались  в 

палатку и протискивались под марлевый полог. 

Рано  утром  в  застывшем  воздухе  в  зеркальную  воду,  розовую  от  разгорающейся 

зорьки,  гляделись  деревья,  кустарнички  и  тростники,  густой  стеной  обступившие  ее  с 

берега.  Сегодня  же  на  рассвете  я  увидал  на  проточке  необычное:  с  противоположной 

стороны  ее  молниеносными  бросками  из  стороны  в  сторону  стремительно  мчался  к 

нашему берегу жучок-вертячка. Вот он подплыл к берегу, почти к самым моим  ногам и, 

резко  свернув,  понесся  вдоль  его  кромки,  где-то  разбудил  другого  вертячонка,  потом 

второго, третьего... Вскоре у берега уже мчалась целая стайка резвых жучков, их всех до 

единого, наверно, собрал тот, кто приплыл с противоположного берега. 

Но вот стайка повернула в обратном направлении, понеслась по течению, и всюду к 

ней  присоединялись  такие  же  жучки.  Они  на  ходу  ловко  миновали  многочисленные 

палочки,  комья  земли,  торчавшие  из  воды,  иногда  налетая  на  лягушку,  высунувшую  из 

воды голову, как будто нарочно постукивали ее по телу. Но она, застывшая как сфинкс с 

немигающими  глазами,  не  обращала  на  резвящихся  насекомых  никакого  внимания  и  не 

предпринимала  попыток  полакомиться  ими.  Очевидно,  вертячки  были  несъедобны,  если 

ими пренебрегали такие рьяные охотники за мелкой живностью. 

Я  шел  за  этой  беспокойной  компанией  неимоверно  подвижных  жучков:  было 

интересно,  что  же  произойдет  дальше.  Неожиданно  стайка  примкнула  к  большому 

темному пятну и слилась с ним. Подойдя ближе, я увидал то, что меня глубоко поразило и 

о чем я никогда не слышал и не читал. Возле берега плотной кучкой, прижавшись друг к 

другу,  плавало  громадное  скопление  вертячек  (рис.  542).  Они  были  совершенно 

неподвижны,  и  только  с  самых  краев  кипела  и  бесновалась  каемка  жучков.  Мелко 

вибрируя, участники этой каемки всеми силами старались пробраться в центр скопления, 

и  те,  кому  это  удавалось,  моментально  застывали  в  неподвижности.  Вертячки, 

находившиеся  с  краев,  рано  или  поздно  добивались  до  своего,  проникали  в  гущу 

собратьев, и члены этого странного общества медленно обменивались местами. Желание 

оказаться в самой кучке у некоторых было так велико, что они даже взбирались на спины 

и по верху заползали в центр, добивались цели, с трудом растолкав в стороны собратьев. 

Жучки  располагались  рядками,  образуя  различные  переплетения,  из-за  чего 

надкрылья их, испещренные продольными полосками, по-разному отражали свет: одни из 

них казались светлыми, другие – темными. Поэтому все скопление, казалось, состояло из 

причудливой  мозаики  пятен.  Вообще  же,  собравшиеся  вместе  вертячки  напоминали  в 

миниатюре громадное скопище бревен, сплавляемых по воде. Еще немного оно походило 

на семена подсолнечника, помещенные кучкой на воду. 

Среди  однообразия  тел  многотысячного  скопища  выделялось  восемь  крупных  и 

совершенно черных вертячек другого вида. Они вели себя точно так же, как и остальные, 

оказавшись с краю, мелко вибрируя и суетясь, пробирались в центр. Кто они были такие, 

почему оказались не в своей компании и что им здесь надо было среди чужаков? 

Вертячки  были  очень  чуткими.  Незначительное  неосторожное  движение  –  и  с 

легким характерным шумом, по-видимому, сигналом тревоги, все густое пятно мгновенно 

рассыпалось,  жучки  отплывали  от  берега,  и  каждый  участник  сборища  принимался  за 

свою обычную быструю пляску. Но вскоре же рассыпанных в стороны насекомых будто 

железо магнитом стягивало вместе, и они, слегка прикоснувшись краем к бережку, опять 

замирали на месте. 

 

 

 

545 

 

Рис. 542 – Скопление жуков-вертячек 

 

Жучки  располагались  рядками,  образуя  различные  переплетения,  из-за  чего 

надкрылья их, испещренные продольными полосками, по-разному отражали свет: одни из 

них казались светлыми, другие – темными. Поэтому все скопление, казалось, состояло из 

причудливой  мозаики  пятен.  Вообще  же,  собравшиеся  вместе  вертячки  напоминали  в 

миниатюре громадное скопище бревен, сплавляемых по воде. Еще немного оно походило 

на семена подсолнечника, помещенные кучкой на воду. 

Среди  однообразия  тел  многотысячного  скопища  выделялось  восемь  крупных  и 

совершенно черных вертячек другого вида. Они вели себя точно так же, как и остальные, 

оказавшись с краю, мелко вибрируя и суетясь, пробирались в центр. Кто они были такие, 

почему оказались не в своей компании и что им здесь надо было среди чужаков? 

Вертячки  были  очень  чуткими.  Незначительное  неосторожное  движение  –  и  с 

легким характерным шумом, по-видимому, сигналом тревоги, все густое пятно мгновенно 

рассыпалось,  жучки  отплывали  от  берега,  и  каждый  участник  сборища  принимался  за 

свою обычную быструю пляску. Но вскоре же рассыпанных в стороны насекомых будто 

железо магнитом стягивало вместе, и они, слегка прикоснувшись краем к бережку, опять 

замирали на месте. 

С  большими  предосторожностями,  едва-едва  передвигаясь,  подобрался  к  жучкам  и 

несколько  раз  их  сфотографировал.  Впрочем,  постепенно  вертячки  будто  ко  мне 

привыкли, стали реже впадать в панику, и я, осмелев, начал их фотографировать почти в 

упор, а потом отловил несколько загадочных черных вертячек. 

Весь день вертячки не давали мне покоя. Они оказались всюду по всей проточке (ее 

длина  была  около  полукилометра)  обычными  маленькими  группками.  Но  скопление 

большое было только одно. 

Встреча с вертячками произошла на четвертый день нашей жизни возле проточки. За 

это  время  ее  берега  были  исхожены  во  всех  направлениях,  и  нигде  не  было  ни  одного 

жучка.  Очевидно,  они  прилетели  сюда  сразу  громадной  компанией  только  прошедшей 

ночью.  Водные  насекомые  часто  совершают  массовые  перелеты.  К  этому  их  вынуждает 

высыханием мелких теплых водоемчиков. 

Для  чего  же  вертячки  собрались  вместе  таким  громадным  скопищем?  Никаких 

признаков брачного поведения среди них не было. Ради того, чтобы согреться – не имело 

смысла,  так  как  и  дни,  и  ночи  были  отменно  теплыми.  Впрочем,  думалось:  вот  взойдет 

солнце, наступит жара, и кучки не выдержат, не смогут торчать плотными скоплениями и, 

 

546 

разогревшись,  невольно  разбегутся  по  проточке.  Но  наступил  жаркий  день,  вода  в 

проточке  потеплела,  а  вертячки  не  собирались  расставаться.  Наоборот,  они  как  будто, 

стали еще более неподвижными. 

Может  быть,  для  вертячек  наступила  пора  бродяжничества,  и  для  поддержания 

инстинкта  расселения  полагалось  соединяться  вот  такими  кучами,  подобно  тому,  как 

образуют стаи перелетные птицы, прежде чем покинуть родные северные края? 

Весь день вблизи нашего бивака у самого бережка на одном и том же месте плавало 

странное общество водных насекомых. К вечеру с запада подул ветер, зашуршали деревья 

и на проточку полетели сухие листья лоха. На небе повисли облака. Далеко над рекой, с 

подсушенных  солнцем  песчаных  кос  поднялись  кучи  пыли.  Все  заволокло  мглою. 

Общество вертячек продолжало держаться вместе. 

К  ночи  ветер  утих,  воздух  застыл,  облака  растаяли  и  сквозь  ветви  деревьев 

засверкали звезды. Как и прежде, в проточке плескались ондатры, кто-то громко булькал и 

чавкал  грязью,  без  конца  шлепались  в  воду  лягушки.  Ночью  я  навестил  вертячек.  Они 

оставались на месте. 

Рано  утром,  когда,  как  и  прежде,  в  зеркальной  воде  проточки  отразилась  розовая 

заря,  выбрался  из-под  полога  и  поспешил  к  вертячкам.  Они  бесследно  исчезли.  Все  до 

единой со всей проточки. Будто их здесь никогда и не было! 

Маленькие жучки пробыли в этом тихом месте только сутки. Но по какому сигналу 

и как они собрались в путешествие, для чего плавали большим скоплением и куда потом 

направились? 

На следующий день после исчезновения жучков неожиданно подул сильный ветер, 

нахлынули  темные  облака,  внезапно  похолодало.  Температура  воздуха  с  32  градусов 

упала  до  6.  Жаркие  дни,  когда  вертячки  прилетели  на  проточку,  были  в  этом  году 

последними. Непогода же продолжалась несколько дней, вершины далеких гор засверкали 

снегами.  Такое  ранее  похолодание  было  необычным  и,  как  сообщили  синоптики, 

оказалось  впервые  после  1916  года.  Может  быть,  вертячки  затеяли  переселение  перед 

непогодой? 

Все это произошло с 11 по 13 сентября 1969 года. 

 

БЕДНЫЙ  ВЕРТЯЧОНОК.  С  маленьким  Мишей,  сыном  моих  соседей,  мы  шли 

медленно в гору. Холмы только начали зеленеть, кустарники стояли еще голые, по синему 

небу плыли белые облака, высоко в небе курлыкали журавли. У Миши глаза зорче, чем у 

меня, да и к земле он ближе. В поле после большого шумного двора ему все интересно, он 

все  замечает.  Нашел  жука-медляка  (рис.  543),  схватил  руками.  «Какой  интересный!  – 

говорит Миша, – Руки две, как у всех, а ног четыре». 

У  жука  кравчика  (рис.  544)  разглядел  длинный  отросток,  торчащий  из  головы.  – 

«Для чего жуку длинный зуб? Он им кусается?» Возле кустика шиповника Миша увидел 

разбитую бутылку и возле нее стакан с отколотыми краями. И снова ко мне с вопросом: 

«Почему в стакане вода, почему в воде кто-то плавает?» 

Пустяковая  мелочь,  на  которую  обратил  внимание  мой  юный  спутник,  открывает 

маленькую загадку. В стакане – жук вертячка. Сейчас весной здесь еще никто не ходил и 

после того, как сошел снег, нет никаких следов. Стакан, судя по всему, простоял всю зиму 

и теперь осталась в нем чистая вода после недавнего дождя. 

Жуки вертячки всегда разлетаются со своих родных речек и озер во все стороны, кто 

куда,  лишь  бы  попутешествовать,  удовлетворить  инстинкт  древних  предков.  Повинуясь 

ему,  наш  маленький  жучок  тоже  летел  над  горами  издалека,  так  как  нигде  поблизости 

здесь нет воды, пригодной для него. Во время полета, тут я затрудняюсь сказать, как он 

своими  крошечными  близорукими  глазками  заметил  с  высоты  воздушной  трассы 

ничтожный  кружочек  воды  в  полуразбитом  стаканчике.  И  все  же  он  привлек  его 

внимание, притянул к себе. Не раздумывая, пилот ринулся на посадку, плюхнулся в воду, 

ожидая встретить своих сородичей или дождаться их. Откуда  ему,  бедному, было знать, 

 

547 

что  он  попал  в  случайную  ловушку.  Из  стаканчика  он  не  смог  выбраться,  погиб  в  нем, 

окоченел. 

 

 

«Прилаки» Заилийского Алатау весной 

 

 «Почему  вертячонок  не  мог  выбраться  из  стакана  наружу,  почему  ему  никто  не 

помог?» – допрашивает меня Миша. 

 

    

 

 

Рис. 543 – Жук-медляк 

 

Рис. 544 – Жук-кравчик 

 

 

ВЕТЕР,  СОЛНЦЕ  И  СВЯЩЕННЫЕ  СКАРАБЕИ.  Неудачный  сегодня  день!  Небо  в 

серых  тучах,  хлещет  дождь,  стеклоочиститель  беспрестанно,  поскрипывая,  стирает  с 

лобового  стекла  машины  капли  влаги,  от  мимо  проходящих  машин  летят  брызги  грязи. 

 

548 

Может быть, дальше в пустыне будет хорошая погода? Вот город и горы остались позади 

далеко, мы в песчаной пустыне, но и здесь непогода. Потом чуть посветлело, прекратился 

дождь. 

Миновали  последнее  поселение  –  Илийск.  Машина  ползет  на  подъем.  У  вершины 

подъема  вдруг  раздается  скрежет,  машину  наклонило  на  бок,  руль  сильно  тянет  вправо, 

еще немного – и валяться бы нам в кювете дороги. Нехороший сегодня день! Лопнули обе 

стремянки задней рессоры, колесо уперлось в крыло, ехать нельзя. 

Вообще говоря, нам посчастливилось: авария произошла на небольшой скорости, на 

подъеме  и  не  в  городе.  Да  и  поселок  недалеко.  Теперь  быстрее  туда  заказывать  новые 

стремянки и болты к ним. Мои помощники ушли, я остался один. 

В небе появились голубые окошечки. В них иногда проглядывает солнце. Без конца 

с  запада  дует  холодный  ветер  и  несет  тучи.  С  вершины  холма  хорошо  видны  дали: 

спереди небольшой пологий хребет Малайсары, слева – каньоны ущелья Капчагай, справа 

–  очень  далекий  хребтик  Архарлы.  Места  все  знакомые,  изъезженные.  По  одну  сторону 

дороги  далеко  внизу  по  ложбине  медленно  движется  отара  овец.  Пустыня  зазеленела, 

после долгой бескормицы зимы овцы блаженствуют. 

Когда  выглядывает  солнце,  сразу  становится  тепло,  запевают  каменки,  повторяя 

голоса разных птиц пустыни. Из-под кустов выбираются чернотелки, а над самой дорогой 

в воздухе появляются  большие жуки.  Одни из них летят почти над самой дорогой, друг 

другу  навстречу,  и  потом  неожиданно,  будто  заколдованные,  не  долетая  до  меня, 

заворачивают прямо против ветра на запад. Другие несутся издалека, на запад из-за холма. 

Что  у  них  здесь,  особенная  и  чем-то  обозначенная  воздушная  дорога?  И  кто  они  такие? 

Придется выбираться из машины на прохладный ветер. 

Таинственные  незнакомцы  оказываются  самыми  обыкновенными  навозниками, 

священными  скарабеями  (рис.  545),  и  мне  смешно,  как  я  сразу  их  не  узнал.  Дела  жуков 

становятся  сразу  понятными.  Те,  кто  летит  наперерез  ветру,  путешествуют  в  поисках 

добычи, обнюхивают воздух чутьистыми усиками и потом, зачуяв поживу, сворачивают к 

отаре  овец.  Неплохой  прием  обследования  местности,  если  только дует  ветер.  До  отары 

же не так близко, около двух километров, и, если я не чувствую от нее никакого запаха, то 

уж жуки умеют его различать, обоняние у них острое. 

 

 

 

Рис. 545 – Священный скарабей 

 

 

549 

Но как улавливают этот запах скарабеи, летящие издалека прямо к овцам с востока 

на запад против ветра из-за холма? Видимо, ощущают запах на еще большем расстоянии. 

Когда  проглядывает  солнце,  скарабеев  появляется  в  воздухе  много.  Они  мелькают 

один за другим. Но стоит солнцу спрятаться, лет прекращается. В прохладе чувства жуков 

тупеют. 

Жаль,  что  я  не  могу  последовать  за  жуками,  полюбоваться  их  чудесными  шарами, 

раздорами  из-за  них,  всей  неуемной  их  работой  и  вынужден  торчать  здесь  около 

поломанной машины неизвестно сколько времени. 

Появляются мои помощники, поломка устранена, день разгулялся, и мы свернули с 

дороги и стали на бивак. С высокого холма вижу, как мой помощник размахивает руками, 

что-то мне кричит. Я же только что присел возле песчаной осы, она начала рыть норку, 

должна сейчас принести свою добычу. Придется расстаться с осой, спуститься книзу. 

Оказывается,  возле  дороги  лежит  скарабей  без  брюшка  и  медленно-медленно 

размахивает  своими  могучими  ногами,  будто  жестикулирует.  Возле  него  собралась 

изрядная компания муравьев-бегунков. Они терзают добычу, выгрызают из груди мышцы. 

И, видно, давно заняты этим делом. 

Но  куда  делось  брюшко,  что  случилось  с  навозником?  Через  час  я  натыкаюсь  на 

такую  же  картину.  Скарабея  без  брюшка  тоже  терзают  муравьи.  Только  не  бегунки  – 

любители  падали,  а  вегетарианцы  –  муравьи-жнецы.  И  так  же,  как  и  тот  мученик, 

скарабей  слегка  поводит ногами,  шевелит  усиками,  будто  в  недоумении,  силясь  сказать: 

«Вот видите, случилось же такое!» А потом еще две таких же находки! Странные истории 

происходят со скарабеями, как их объяснить? 

Не  может  быть  такого,  чтобы  какая  либо  приспособившаяся  к  подобному  делу 

птица,  откусив  брюшко,  бросала  жука.  Да  и  невкусен  навозник,  жестки  его  покровы,  а, 

если уж его есть, то, конечно, прежде всего, грудь, а не брюшко, заполненное кишками с 

навозом. Нет, тут что-то другое. 

А другое, как ни рассуждай, остается единственное. На ослабевшего и умирающего 

жука  нападают  муравьи  и  быстро  его  свежуют.  Сперва  растаскивается  по  кусочкам 

брюшко,  потом  открывается  путь  к  мышцам  груди,  прикрытым  очень  прочной  броней. 

Пока  с  телом  жука  расправляются  многочисленные  хищники,  несчастный  скарабей  все 

еще продолжает шевелиться, ноги, привыкшие к движению, продолжают работать. 

Отнимаю добычу  у муравьев и прячу ее в пробирку. На следующий день ноги еще 

шевелятся. Еще на следующий день они слегка вздрагивают. Медленно, очень медленно 

оставляет жизнь тело этого неутомимого труженика. 

И  все  же  я  не  могу  догадаться,  почему  сейчас,  весною  столько  погибающих 

навозников. Или это старики, хотя и перезимовавшие, но приблизившиеся к жизненному 

концу,  или  гибнущие  от  какого-либо  недуга,  развившегося  на  ослабленном  организме 

после  зимовки,  или  только  что  очнувшиеся  от  зимнего  сна,  вялые  и  неповоротливые, 

беспомощные и подвергнувшиеся нападению? 

 

ЧАЕПИТИЕ.  В  пустыне  уже  в  мае  бывают  такие  жаркие  дни,  когда  все  живое 

прячется в спасительную тень. В жару горячий чай утоляет жажду и, вызывая  испарину, 

охлаждает тело. Наши запасы воды иссякли, дел предстояло еще немало, каждая кружка 

воды  была  на  учете,  поэтому  горячий  чай  казался  роскошью.  В  такое  время  у  нас 

объявились  неожиданные  гости:  маленькие  комарики-галлицы,  личинки  которых 

вызывают  различные  наросты  на  растениях.  Покружившись  над  кружкой,  они 

усаживались  на  ее  край  и  с  жадностью  утоляли  жажду  сладкой  водой.  Их  тоненькие  и 

длинные  узловатые  усики  с  нежными  завитками  волосков  трепетали  в  воздухе,  как  бы 

пытаясь  уловить  различные  запахи,  а  иногда  одна  из  длинных  ног  быстро  вздрагивала. 

Так и пили мы чай вместе с галлицами. 

Это  чаепитие  напомнило  одну  из  давних  экскурсий  в  Казахстане,  проведенную  на 

велосипеде.  Загрузив  багажник  спальным  мешком,  пологом  и  продуктами,  я  тронулся  в 

 

550 

путь, намеревась добраться в тот же день до озера Сорбулак. Судя по карте, до него было 

около пятидесяти километров. 

Пустыня  оказалась  безлюдной,  дорог  множество,  и  каждый  развилок  вызывал 

сомнения и раздумья. Больше доверяя компасу, я продолжал путь. 

Через несколько часов далеко на горизонте появилось странное белое зарево. Уж не 

там  ли  Сорбулак?  Свернув  с  дороги,  пошел  целиною  по  направлению  к  нему,  лавируя 

между  кустиками  терескена  и  верблюжьей  колючки.  Еще  час  пути  –  и  открылась 

обширная впадина километров десять в диаметре, искрившаяся белой солью. Кое-где по 

ней  разгуливали  легкие  смерчи,  поднимая  в  воздух  белую  пыль.  Впадину  пересекала 

казавшаяся  на  белом  фоне  черной  узенькая  полоска  воды,  окаймленная  реденькими 

тростниками. При моем приближении с нее снялась стайка уток. 

Ручей  оказался  соленым.  Но  вблизи  от  его  начала  виднелось  маленькое  болотце,  в 

центре которого из-под земли выбивались струйки воды, почти пресной, более или менее 

сносной. Здесь у этого источника я и остановился. 

Обширная площадь жидковатой грязи, прикрытая белым налетом, кое-где сверкала 

длинными  и  причудливыми  кристаллами  соли.  Полнейшее  безлюдие  и  тишина 

производили  своеобразное  впечатление.  Было  очевидно,  что  весною  эта  впадина 

заливалась  водою  и  становилась  настоящим  озером,  но  с  наступлением  жарких  дней 

быстро высыхала. 

Здесь  оказалось  много  разнообразных  насекомых,  особенно  тех,  которые 

приспособились  жить  на  солончаках  и  солянках,  окружавших  полосой  с  краев  всю 

впадину.  Пресное  болотце,  судя  по  следам,  посещалось  многими  жителями  пустыни.  Я 

увидел  отпечатки  лап  барсука,  лисицы  и  даже  нескольких  волков.  Но  пить  воду  сырой 

было невозможно: она сильно пахла сероводородом. По опыту я знал, что привкус этого 

запаха легко исчезает при кипячении. 

Остаток  дня  прошел  незаметно.  По  берегам  озера  среди  солянок  оказалось  много 

нор тарантулов, которыми я тогда особенно интересовался. 

Наступил  вечер.  В  воздухе  высоко  над  землей  стали  быстро  проноситься  какие-то 

бабочки.  При  полном  безветрии  они  все  летели  безостановочно  в  одном  направлении, 

приблизительно  на  запад.  Каждая  бабочка  летела  сама  по  себе  и  в  отдалении  друг  от 

друга.  Ни  одной  из  них  поймать  не  удалось,  и  участницы  переселения  остались 

неизвестными.  Массовые  перелеты  бабочек  хорошо  изучены  в  некоторых  странах. 

Нередко  бабочки  летят  осенью  на  юг,  где  зимуют,  а  весной,  подобно  птицам, 

возвращаются  обратно  на  северную  родину.  Но  о  бабочках  пустыни,  совершающих 

массовые перекочевки, никто ничего не знал. 

Потом  стали  раздаваться  легкие  пощелкивания  о  брезентовый  верх  спального 

мешка:  что-то  падало  сверху  почти  отвесно,  подобно  дождю.  Вот  падения  стали 

учащаться,  и  вокруг  на  земле  закопошились  маленькие  жужелицы  Амары  (рис.  546). 

Жуки, видимо, летели тоже на большой высоте. 

Дождь  из  жужелиц  продолжался  недолго.  Возможно,  жуки  предпринимали  тоже 

массовое  переселение,  а  их  рой,  пролетая  над  пустыней,  внезапно  снизился.  Подобное 

поведение  неизвестно  для  жужелиц,  не  проявляющих  обычно  наклонностей  ко  всякого 

рода скопищам. 

Еще больше сгустились сумерки. Начала гаснуть вечерняя зорька, и, как бывает на 

юге, быстро наступила ночь и загорелись первые звезды. Теперь, когда день закончился, 

пора кипятить воду и вдоволь напиться чаю после жаркого дня и тяжелого путешествия. 

Топлива было мало. Все же из мелких палочек и сухих стеблей разложил маленький 

костер и повесил над ним котелок с водой. 

Стояла  удивительная  тишина,  было  слышно  тиканье  карманных  часов.  Иногда 

раздавалось  гудение,  отдаленно  напоминавшее  звук  мотора  самолета.  Потом  гудение 

стало  громче,  раздалось  совсем  рядом,  мимо  пролетело  что-то  большое  черное  и 

шлепнулось  у  костра.  Это  был  самый  крупный  из  наших  жуков-навозников  Гамалокопр 

 

551 

(рис. 547), бронированный красавец с широкими передними ногами-лопатами, блестящим 

черным костюмом, отражавшим пламя крохотного костра. Вслед за ним, покружившись в 

воздухе,  ударился  прямо  в  костер  второй  жук,  разбросав  горящие  веточки.  Третий 

стукнулся о дужку котелка и свалился в него. И еще, и еще полетели большие навозники, 

воздух  наполнился  жужжанием  крыльев,  и  высохшая  трава  пустыни  зашевелилась  от 

множества жуков. 

 

   

 

 

Рис. 546 – Жужелица Амара 

 

Рис. 547 – Жук-навозник 

Гамалокопр 

 

 

Костер был потушен жуками, а красавцы навозники ползли и летели со всех сторон. 

О чае не приходилось и думать. 

Попив тепловатой и пахнущей сероводородом воды, я залез в спальный мешок. Лет 

жуков постепенно затих, а те, кто приземлился возле меня, расползлись или улетели. 

Ночью  с  холмов  раздался  заунывный  и  долгий  вой  волков.  Хищники  были  явно 

недовольны мною, занявшим место у водопоя. Потом что-то крупное стало разгуливать по 

спальному  мешку.  Пригляделся.  На  брезенте  уселась  большая  фаланга  (рис.  548). 

Попытался, размахивая ногами в мешке, ее сбросить, но она, такая наглая, промчалась к 

голове и по пути, хватив за палец челюстями, скрылась в темноте. 

На озере я провел еще один день. Царапина от укуса фаланги в сухом и солнечном 

климате пустыни быстро присохла. Впрочем, о ней я не беспокоился: фаланги не имеют 

ядовитых желез, и слухи об опасности этих паукообразных вымышлены. 

В  следующий  вечер  дружного  полета  больших  навозников  уже  не  было,  жуки  не 

мешали кипятить чай, совсем не летали и бабочки, не падали сверху жужелицы омары, и 

вечер  казался  обыденным.  Видимо,  развитие  и  жизнь  больших  навозников,  а  также 

жужелиц Амаров были таковы, что все оказались готовыми к брачному полету в один и 

тот  же  день.  А  это  немаловажное  обстоятельство:  попробуйте  в  громадной  пустыне 

встретиться друг с другом. 

Прошло  двадцать  лет,  и  так  случилось,  что  я  за  это  время  ни  разу  не  побывал  на 

Сорбулаке. Весна 1969 года была необычно дождливая и прохладная, пустыня покрылась 

обильной  весенней  травой  и  цветами.  Не  проселочные  дороги,  а  асфальтовое  шоссе 

прорезало холмы, по которым когда-то я путешествовал на велосипеде. По нему мчались 

автомашины. Велосипедом теперь на столь большое расстояние никто не пользовался. И 

сам  я  сидел  за  рулем  легковой  машины,  загруженной  массой  экспедиционных  вещей, 

предназначенных для удобства экспедиционного быта и работы. Вокруг зеленели всходы 

 

552 

пшеницы: сельскохозяйственные посевы заняли большие площади в этой когда-то глухой 

и обширной пустыне. Иногда по пути встречались поселки совхозов. 

 

 

 

Рис. 548 – Сольпуга (Фаланга) 

 

Сорбулак  оказался  все  тем  же  –  в  обширных  просторах  пустыни,  теперь  зеленой, 

пышной,  украшенной  красными  маками.  Только  на  месте  солончака  блестело,  отливая 

синевой  неба,  озеро.  Многоснежная  зима  и  весенние  дожди  обильно  заполнили  водой 

почти  до  самых  краев  эту  бессточную  впадину.  По  кромке  голого  топкого  берега 

виднелись  влипшие  в  грязь  погибшие  большие  навозники  гамалокопры,  потомки  тех, 

которые когда-то разбросали мой крохотный костер. Только на вязком берегу уже не было 

видно  ни  следов  барсуков,  ни  лисиц,  ни  волков.  Не  летали  и  утки.  Лишь  когда  зашло 

солнце,  сверкнув  красным  закатом  по  полоске  воды,  в  сумерках  на  Сорбулак  прилетели 

осторожные утки атайки и долго в темноте переговаривались гортанными голосами. 

Что влекло к Сорбулаку этих жуков? Они, ночные жители, днем не активны. Ночью 

же, когда стихал ветер от озера во все стороны тянуло густым запахом сероводорода. Этот 

газ  образуется  от  гниения  органических  веществ,  присутствует  он  и  в  запахе  навоза  и 

разлагающихся трупов. Не запах ли сероводорода привлекал к озеру больших навозников? 

Летом  домашних  животных  перегоняли  на  горные  пастбища,  и  бедные  жуки  явно 

голодали.  К  тому  же,  как  я  недавно  выяснил,  брачные  дела  гамалокопры  справляют 

совсем  в  другой  обстановке.  Самцы  разыскивают  самок,  находящихся  в  вырытой  ими 

норе и с запасенным большим навозным шаром. 

 

ЗАКОН РАССЕЛЕНИЯ. Сегодня, десятого марта 1965 года, небо ясное, и, наверное, 

после  долгого  ненастья  будет  теплый  весенний  день.  Солнце  взошло  над  тугаями  и 

пустыней, и сразу почувствовались его ласковые лучи. 

Высоко в небе к Соленым озерам тянут стаи уток, кричат в кустах фазаны и хлопают 

крыльями,  заливаются  щеглы,  синички-лазоревки.  Только  насекомых  не  видно.  Еще  не 

отогрелись после утреннего заморозка. 

Но с каждым часом теплее. От ручейка на берег выползает темно-серый  ручейник. 

На  его  спине  два  отросточка  –  зачатки  крыльев.  Он  очень  торопится,  забирается  на 

тростинку,  крылья  его  вырастают,  расправляются,  складываются  на  спину  и  вскоре  он, 

справляя весну, трепещет в воздухе. 

 

553 

Сверкают  на  солнце  крыльями  жуки-стафилины,  какой-то  большой  жук  с  гулом 

проносится мимо. Куда он спешит, зачем так рано проснулся! 

Открыл  крышечку  своего  подземелья  люковой  паук,  принялся  за  ремонт  зимней 

квартиры,  соскребывает  ядоносными  крючками  комочки  земли,  опутывает  паутиной, 

собирает в тючки и выбрасывает наружу. 

Муравьи еще спят в подземных убежищах, ждут, когда к ним в глубину проникнет 

тепло,  не  верят  весеннему  дню.  Еще  будут  морозы,  холода,  дожди,  быть  может,  даже 

снега.  Зато  любители  прохлады  муравьи-жнецы  все  пробудились,  выбрались  наверх  и 

принялись  заготавливать  семена  тех  трав,  которые  осенью  были  несъедобны,  а  теперь, 

после  зимы,  как  раз  кстати.  Кое-где  возле  входов  гнезд  греются  их  зоркие  и  чуткие 

крылатые самки и самцы. Едва упадет на них тень, все они в спешке, сверкнув крыльями, 

мчатся в спасительные подземные лабиринты. 

Кончился сон у пустынных мокриц (рис. 549). Теперь прощайте зимовочные норки и 

тесные  скопища!  Наступила  пора  расселения,  свадебных  путешествий  и  заботы  о 

потомстве. Не беда, что еще будут холода, весна все же наступила, чувствуется во всем ее 

дыхание. 

 

 

 

Рис. 549 – Пустынная мокрица 

 

Над  небольшой  полянкой  среди  высокого  лоха  реют  в  воздухе  красные  клопы  и 

садятся  на  землю.  Желтая  сухая  трава  колышется  от  множества  телец.  Они  тоже 

расселяются и сюда залетают со всех сторон по пути. 

В ложбинках, где скопилась вода, в мелководных лужах копошатся клопы-гладыши, 

кориксы, жуки-водолюбы. Они прилетели сюда на мелководье, прогретое под солнцем, из 

холодных, в ледяных заберегах речек. Когда наступит засуха, вся эта братия переселится 

обратно. 

Солнечные лучи становятся еще жарче. В тени уже более двадцати градусов. Яркие 

цветистые  фазаны  по-весеннему  раскричались  в  кустах  чингиля.  На  сухом  суку  завел 

веселую и звонкую трель пестрый дятел. Прилетела сорока с веточкой в клюве для гнезда. 

Высоко  в  небе  просвистели  крыльями  шеренги  уток-шилохвосток.  Сверху  донеслись 

крики  журавлей.  Большие  птицы,  медленно  взмахивая  крыльями,  неслись  на  север,  на 

родину. Когда же стих ветер и чувствовалась только едва заметная и плавная тяга воздуха, 

 

554 

на  паутинках  поднялись  паучки  и  полетели  в  дальние  странствования.  Полетели  все: 

крошечные  юнцы-малыши,  едва  вышедшие  из  родительских  коконов,  и  те,  кто  еще 

осенью начал самостоятельную жизнь и удачно перезимовал. Поднялись в воздух и пауки-

волки  из  семейства  Ликозиды.  Вот  мимо  на  длинной  сверкающей  нити  медленно 

проплыла  молодая  самка  ликоза  размером  с  горошину.  За  ней  другой  пилот  бродяга-

скакунчик  стал  постепенно  набирать  высоту.  Земля  запестрела  от  паутиновых  нитей,  а 

небо  расчертилось  сверкающими  нитями.  Никто  не  знал  о  том,  что  пауки-ликозы  и 

скакунчики  также  умеют  летать,  как  те,  кто  всю  жизнь  сидит  на  одном  месте  в  своих 

паутинных  ловушках  и  только  один  раз  в  детстве  превращается  в  воздушных 

путешественников. Так, неожиданно открывается маленькая тайна паучьей жизни. 

Поднимаются  на  крыльях  в  воздух  мириады  мелких  насекомых,  пробудившихся 

после  зимнего  сна.  Маленькие  моторы  беззвучно  работают  и  несут  повсюду  бездумных 

переселенцев.  Буйство  расселения  завладело  всеми,  и,  казалось,  будто  в  природе  во  все 

стороны  разносится  гул  набата  и  взывает:  «Разбегайтесь,  разлетайтесь,  расползайтесь, 

прощайтесь с насиженными местами, занимайте все места, где только возможна жизнь. Не 

беда, если кто и окажется неудачником, жизнь обязана заполнить все закоулки, где только 

она возможна!» 

 

Незаметно склоняется к горизонту солнце, розовые лучи падают на далекие снежные 

вершины  гор  Тянь-Шаня,  и,  когда  оно  прикасается  к  горизонту  большой  молчаливой 

пустыни, все старые сухие травы начинают сверкать паутинными нитями, и это ранее не 

заметное  богатое  убранство,  эти  следы  переселенцев,  светятся,  мерцают  и  медленно 

гаснут  вместе  с  наступающими  сумерками.  Первый  весенний  день  пробуждения  и 

расселения закончился! 

 

ТАЙНОЕ УБЕЖИЩЕ. Не спится. Быть может, виновата луна. Светит она особенно 

ярко и медленно-медленно двигается по небу от одного края ущелья к другому, освещая 

застывшие  горы,  темные  камни,  кустики  таволги  и  караганы.  Сейчас,  весной,  желтая 

ферула  рассеченная  заняла  все  ущелье  и  при  лунном  свете  красуется  будто  свечками. 

Беспокойно  и  уныло  кричит  филин.  Осторожная  птица  ни  разу  не  приблизилась  к  нам, 

спящим  на  земле  возле  машины.  Наверное,  многим  обитателям  ущелья,  в  котором  мы 

заночевали, стало известно о появлении самого опасного существа - человека. 

Временами  запевает  козодой.  Нежная  барабанная  трель  его  доносится  то  издалека, 

то совсем близко, то усиливаясь, то затихая. 

Пролетают  жуки  с  низким  и  внушительным  гудением  крыльев.  Судя  по  звуку 

полета, их два вида. Одни – большие, по-видимому, гигантские навозники – гамалокопры, 

стремительно проносятся с запада на восток. Другие – меньше, летят с юга на север. Это 

переселение имеет какую-то скрытую цель, наверное, очень сложную, унаследованную от 

далеких предков с таких давних времен, когда на земле еще не было человека. Ко второй 

половине ночи жуки смолкли, пролетели. 

Иногда раздавался тонкий и нудный звон крыльев комара. Он летел снизу ущелья со 

стороны  низины.  А  до  нее  было  не  менее  двадцати  километров.  Сколько  времени 

путешествовал бедняга-кровопийца. Он не примеряется, куда сесть, а, видимо, усталый, из 

последних  сил  сразу  плюхается  на  лицо.  И  так  постепенно  один  за  другим  через 

небольшие  промежутки  времени.  Когда  комару  везло,  он,  отяжелевший  от  крови,  гудел 

уже по-другому, улетая в обратном направлении. 

Один раз со склона горы звонко, как металл, зазвенели мелкие камни под чьими-то 

ногами.  Но  в  глубокой  черной  тени  ущелья  никого  не  видно.  Только  потом  на  горе 

показались неясные силуэты горных козлов. Застыли на мгновение и растаяли в темноте. 

Совсем  рядом  в  сухом  русле  зашумел  очень  громко  кто-то.  Пришлось  посмотреть.  Луч 

карманного  электрического  фонарика  выхватил  из  темноты  пустынного  ежика, 

маленького, добродушного, веселого, с бусинками черных блестящих глаз. 

 

555 

Наступило  время,  когда  все  звуки  замерли,  и  изумительная  тишина  завладела 

пустынными горами. Тогда стало слышно тихое и неясное гудение. Этот  гул был где-то 

рядом в себе. Быть может, так звучала кровь, переливающаяся по сосудам, то, что мы не в 

силах различить даже в ночной тишине спящего города. 

А  ночь  все  шла.  Большая  медведица  уходила  влево,  постепенно  поднимая  кверху 

хвост. Луна, наконец, переползла над ущельем, приблизилась к вершинам гор, скользнула 

по  черным  зазубренным  скалам  и  скрылась.  В  ущелье  легла  тень,  и  потухли  ферулы-

свечки.  Но  небо  оставалось  все  таким  же  чистым  и  прозрачным,  с  редкими  звездами  и 

небрежными  серебристыми  росчерками  перистых  облаков.  Потом,  когда  едва  заалел 

восток,  как-то  сразу  проснулись  все  жаворонки  и  их  дружные  крики  показались 

нестерпимо  громкими  после  долгой  тишины.  Наступил  рассвет.  Долгая  бессонная  ночь 

кончилась. 

О чем только не передумаешь, когда не спится. Ферулы напомнили, что основание 

отходящего  от  стволика  каждого  листочка  покрыто  глубокой  продольно  вытянутой 

чашечкой,  тесно  смыкающейся  своими  краями.  В  этой  чашечке,  в  отличном  и  темном 

убежище, на день затаиваются разные насекомые. Интересно бы сейчас на них взглянуть. 

Едва  позавтракав,  перехожу  от  ферулы  к  феруле.  Вот  паучок-скакунчик  (рис.  550) 

забрался в чашечку и сидит в ней в ожидании добычи. Другой завил себя со всех сторон 

нежной  тканью,  очень  занят,  линяет.  Некоторые  из  пауков  закончили  эту  трудную 

операцию, покинули убежище, оставив шелковый домик. Но больше всех здесь уховерток 

(рис.  551).  Они  всегда  путешествуют  компанией  и,  уж  если  займут  ферулу,  то  всю,  и 

битком набьются в ее пазухи: в них и безопасно, и солнце не печет, и, главное, влажно, не 

слишком сушит воздух пустыни. Каждый раз, как только я открываю убежища уховерток, 

они  приходят  в  величайшее  возбуждение  и,  грозно  размахивая  клещами,  в  величайшем 

волнении  и  в  спешке  разбегаются  во  все  стороны.  А  когда  ферулы  завянут,  уховертки 

переселятся под камни и начнут выводить потомство. И так, видимо, повелось исстари, и 

обычай поддерживается из года в год в этом ущелье. 

 

    

 

 

Рис. 550 – Паук-скакун Филеус 

 

Рис. 551 – Уховертка Анехура 

 

 

В пазухах листьев я нахожу больших зеленых, с белой каемкой по бокам, гусениц. 

Многие из них больны, покрылись ржавыми пятнами, а некоторые погибли, сморщились. 

Неужели  гусеницы  устраиваются  сюда  только  на  время  болезни!  Ведь  кое-кто  из  них 

выздоровел  и,  покинув  убежище,  оставив  в  нем  после  себя  типичные  серые  комочки 

испражнений, здравствует. 

Забрались сюда крошечные муравьи-пигмеи, оживленно снуют, что-то ищут, к чему-

то присматриваются. Они не едят растение, не сосут из него влагу, не собираются здесь и 

устраивать  гнездо.  У  них  жилище  в  земле,  отличное,  старое,  с  многочисленными 

 

556 

камерами и сложными лабиринтами, переходами. Что им тут надо? Можно бы расстаться 

с  ферулой,  но  загадка  муравьев  не  дает  покоя.  Но  вот,  наконец,  найден  на  нее  ответ. 

Большой отряд крошечных подземных жителей, оказывается, переселил наверх с корней 

растения  своих  кормилиц,  больших,  черно-коричневых,  головастых,  с  длинными 

хвостиками  цикадок.  Видимо,  цикадкам  нужен  новый  корм  или  пришла  пора 

размножаться. Но как муравьи-лилипутики перегнали сюда свою скотинушку? Наверное, 

с  помощью  каких-то  особенных  приемов.  Цикадки  –  все  их  достояние.  От  них  зависит 

благополучие муравьиной семьи и поэтому, когда я раскрыл убежище, наполненное ими, 

маленькие труженики, растерянные и обеспокоенные, с величайшей энергией заметались, 

спасая свое добро. 

Жизнь ферулы скоротечна. Она, такая большая, выросла совсем недавно, и пройдет 

еще  немного  времени,  когда  от  растения  останутся  одни  сухие  палочки,  которые  ветер 

развеет по пустыне. 

Припекает  солнце.  Поднимается  легкий  ветер  и  раскачивает  растения.  От  ферулы 

начинает  исходить тонкий и  нежный  аромат.  По  струйкам  запаха  к  ее  цветам  мчатся  со 

всех  сторон  многочисленные  насекомые,  жадно  льнут  к  нектарникам,  расхватывают 

желтую пыльцу. Они тоже, как и ферула, очень торопятся в эту короткую весну пустыни. 

 

ПОСПЕШНОЕ  БЕГСТВО.  За  поселком  Сарышаган  мы  решили  остановиться  на 

берегу  озера  Балхаш.  Вдали  виднелся  длинный  узкий  и  каменистый  полуостров, 

окаймленный  с  берегов  полоской  зеленых  растений.  Там,  думалось,  мы  пообедаем,  а 

ветерок и вода облегчат наши страдания от нестерпимой июльской жары. 

Подъехали к мыску и пошли искать удобное место у самого берега. Едва я ступил на 

землю, как что-то больно укусило за шею, потом за плечо. Виновником укусов оказались 

два  небольших  жука  божьи  коровки.  Такая  вольность  этих,  в  общем  миловидных 

созданий,  неуемных  пожиратели  тлей  иногда  бывает,  когда  они  голодны.  Но  здесь 

слишком  бесцеремонными  они  оказались,  укусы  следовали  один  за  другим,  и  мои 

спутники  дружно  и  громко  завопили  о  спасении.  Странное  поведение  жуков.  Если  так 

будет продолжаться дальше, то какой окажется наша стоянка. 

Возвратился  к  машине  и  поразился.  За  короткое  время  весь  тент  украсился 

величайшим  множеством  красных  коровок.  Многие  из  них  уже  забрались  в  машину, 

очевидно,  приняв  ее  за  большой  и  скважистый  камень,  такой  отличный  как  укрытие. 

Больше  всех  оказалось  одиннадцатиточечной  коровки,  немного  меньше  –  коровки 

изменчивой  (рис.  552).  Изредка  встречалась  самая  крупная  коровка  семиточка.  Жуки 

ползали всюду по камням, реяли в воздухе, немало их устроилось и под камнями. 

 

 

 

Рис. 552 – Коровка изменчивая 

 

 

557 

Благополучие  коровок  всецело  зависит  от  тлей,  которыми  они  питаются.  Появится 

много  тлей,  моментально  размножатся  коровки,  тли  исчезнут  –  и  коровкам  приходится 

нелегко,  они  голодают,  гибнут,  многие  улетают  высоко  в  горы  и  там,  в  прохладе, 

спрятавшись в укромные местечки, обычно вместе большими скоплениями, засыпают на 

остаток лета, осень и зиму. По-видимому, такое же скопление коровок возникло и здесь 

среди голых камней. Но откуда жучки могли сюда прилететь? В пустыне в этом году не 

было дождей, не было и тлей. Правда, кое-где пролились местами дожди и там, где вода 

смочила землю, пышно зазеленела трава. Быть может, с таких мест коровки и взяли курс 

на север к спасительной прохладе и влаге. 

Но  что  нам  делать?  Никогда  и  никто  из  нас  не  испытывал  такого  количества 

болезненных укусов. Наспех стряхнув с машины несносных насекомых и отказавшись от 

обеда,  мы  помчались  с  возможной  скоростью  подальше  от  каменистого  полуострова, 

послужившего  прибежищем  для  этих  созданий,  неожиданно  проявивших  извращенный 

вкус.  Потом  весь  остаток  дня  выгоняли  на  ходу  из  машины  наших  непрошеных 

пассажиров,  хватаясь  за  тех,  кто  по  своему  неразумению  вонзал  свои  челюсти  в  наши 

истерзанные тела. К счастью, боль от укуса коровки моментально проходила, не оставляя 

следа на коже. 

 

СТРАШНАЯ ПОГИБЕЛЬ. Люблю этот уголок пустыни, заросшей саксаулом. Здесь 

по одну сторону синеет хребтик Тас-Мурун, по другую - видна гряда песков с дзужгуном 

и песчаной акацией. В этом месте особенно хорошо весной.  

 

 

 

Песчаная пустыня  

 

Среди  кустиков  саксаула  земля  украшена  пятнами  широких  морщинистых  листьев 

ревеня, по нежно-зеленому фону пустыни пламенеют красные маки. Между ними, яркими 

 

558 

и нарядными, вкраплены крошечные цветы пустынной ромашки, оттеняя своей скромной 

внешностью  и  чистотой  кричащее  великолепие  горящих  огнем  цветов.  В  это  время 

безумолчно звенят жаворонки, несложную перекличку ведут желтые овсянки. 

Еще хорошо это место тем, что тут с реки Или идет небольшой канал. Мутная, чуть 

беловатая и богатая плодородным илом вода струится на далекие посевы. Рано утром на 

канале вижу необычное. Что-то здесь произошло, какая-то разыгралась трагедия. Вся вода 

пестрит  черными  комочками.  Местами  у  самого  берега  они  образовали  темный  бордюр 

или тянутся  по  воде  длинными  полосами.  Не  раздумывая,  я  спускаюсь  к  воде  с  крутого 

берега канала. Что бы это могло быть?  

– Бросьте это! – кричит мне Александр. – Не видите разве, овечий помет с кошары 

попал в воду! 

Но овечий помет, мне самому вначале таким показался, – небольшие чернотелки, все 

как  на  подбор  одного  вида.  Самки  чуть  крупнее,  самцы  меньше  и  стройнее.  Почти  все 

жуки  мертвы.  Лишь  немногие  из  них  еще  вяло  шевелят  ногами,  редкие  счастливчики, 

запачкавшись жидкой тиной, уцепились за твердую землю, выбрались из предательского 

плена  на  бережок,  обсыхают  или,  набравшись  сил,  уползают  наверх  подальше  от 

страшной погибели. 

Жуков масса, не менее десятка тысяч. Все они скопились только в небольшой части 

канала  длиной  около  двухсот  метров.  Быть  может,  этому  способствовало  то,  что  здесь 

спокойное  течение  воды.  Настоящие  жители  безводных  пустынь,  они,  попав  в  нее, 

оказались совершенно беспомощными. 

 

 

 

Рис. 553 – Чернотелка Прозодэс 

 

Но что завлекло жуков-чернотелок в воду? В пустынях живет много разнообразных 

видов чернотелок. Они потеряли способность к полету, зато их толстая и прочная броня из 

надкрыльев срослась на спине и образовала панцирь, предохраняющий тело от высыхания 

в жарком климате пустыни. 

Вот  и  сейчас  бродят  возле  самые  разнообразные  чернотелки.  Некоторые  из  них 

подползают  к  воде,  но  решительно  заворачивают  обратно.  Она  им  чужда  или  даже 

неприятна. Они даже не все умеют ее пить, а необходимую для организма влагу черпают 

из растительной пищи. Только эти странные небольшие чернотелки не сумели разгадать 

опасность и попали в непривычную для себя стихию. 

 

559 

Наверное,  жуки  куда-то  переселялись,  подчиняясь  все  сразу  воле  загадочных 

инстинктов, отправились в одном направлении и, встретив на своем пути воду, не смогли 

превозмочь чувство заранее взятого направления путешествия. 

Брожу  возле  канала,  фотографирую  протянувшуюся  в  воде  длинными  полосами 

печальную процессию утопленников и вижу одного, за ним другого, беспечно ползущих к 

каналу.  Они  спускаются  вниз,  бездумно  вступают  в  воду  и  беспомощно  в  ней 

барахтаются. Это те, кто отстал от всеобщего помешательства. Откуда им, таким глупым, 

почувствовать смертельную опасность. Они тупые заведенные механизмы, не способные 

даже разглядеть своих же погибших сородичей. 

Чернотелки-утопленники,  как  оказалось  впоследствии,  назывались  Прозодэс 

асперипеннис.  

Встреча  с  чернотелками-утопленниками  напомнила  мне  одну  из  давних  поездок  в 

урочище  Сорбулак.  Большая  бессточная  впадина  располагалась  в  пустыне  километрах  в 

ста от Алма-Аты. В дождливую весну 1973 года она была закрыта водой. Обычно летом 

под  жарким  летним  солнцем  здесь  сверкала  солью  громадная  ровная  площадь  влажной 

земли. 

Увязая  по  щиколотки  в  липком  илистом  грунте,  я  бродил  по  берегу  этого 

временного мелкого и соленого озерка, разглядывая следы барсуков, лисиц, ходуленожек 

и шилоклювок. 

Кое-где  к  озерку  со  стороны  холмов  тянулись  пологие  овражки,  издавна 

проделанные потоками дождевой воды. Недавно вода озерка заходила сюда, в устья этих 

овражков,  оставив  следы  береговой  линии.  Один  из  овражков  издали  привлек  мое 

внимание. Уж очень странные черные полосы тянулись вдоль его берегов. 

Пригляделся.  Черные  линии  оказались  скоплениями  громадного  количества 

крошечных черно-синих жуков-листогрызов. Они попали в воду, завязли в жидком илу и 

погибли. Здесь их было несколько миллионов. 

Неужели  и  они  отправились  путешествовать  и  тоже  попали  в  беду,  встретив  на 

своем пути узкую полоску воды? 

 

НЕПОНЯТНОЕ  СБОРИЩЕ.  Обширная  впадина,  в  которой  лежит  озеро  Каракуль, 

заросла редкими кустарниками тамариска и густой порослью татарской лебеды. К озеру с 

каменистых холмов протянулось несколько проселочных дорог. По одной из них, самой 

глухой,  я  часто  прогуливаюсь,  всматриваюсь  в  голую  землю  колеи,  надеясь,  что-либо 

увидеть интересное в дремучих зарослях лебеды. За ночь это растение накапливает уйму 

желто-зеленой  пыльцы  и  щедро  ею  осыпает  одежду.  К  вечеру  вся  пыльца  с  растений 

облетает, и тогда можно бродить по зарослям без опасения ею измазаться. 

Солнце  еще  высоко,  но  уже  спала  изнурительная  жара.  Пробудились  муравьи-

жнецы, потянулись по колее дороги колоннами. Им, зерноядным, здесь живется несладко, 

лишь кое-где растут пустынные злаки, с которых можно собрать урожай. 

Во всех направлениях мчатся красноголовые прыткие муравьи Формика субпилоза, 

над  колеею  дороги  паук  Аргиопа лобата  (рис.  554)  выплел  аккуратные  круговые  тенета. 

На одиночном кустике кендыря уселась большая и яркая гусеница молочайного бражника 

(рис. 555). Иногда, выскочив из травы, по дороге с величайшей поспешностью промчится 

глазчатая ящерица. 

Но вот, кажется, и нашлось интересное. На светлой земле колеи ползают неуклюжие 

личинки  божьей  коровки  Булея  Лихачева  (рис.  556).  Они  мне  хорошо  известны.  И 

личинки, и жуки, не в пример своим многочисленным родственникам, растительноядны, 

но в выборе пищи строги и питаются излюбленными растениями из семейства маревых. 

Татарская лебеда – их исконный корм. 

Личинок  масса,  не  менее  тысячи.  Они  собрались  в  довольно  густое  и  четко 

очерченное  общество,  снуют  беспорядочно  во  все  стороны  без  какого  либо плана,  цели, 

но не разбредаются в стороны. Будто какая-то сила, общий сигнал, ощущаемый каждым 

 

560 

членом этой братии, заставляет их быть вместе единой компанией. Одни из них, поспешно 

семеня  ножками-коротышками,  спешат  от  центра  скопища  к  его  периферии,  другие  – 

наоборот.  Они  почти  не  сталкиваются,  не  мешают  друг  другу,  хотя  в  их  движениях  как 

будто нет решительно никакого порядка. 

 

    

 

 

Рис. 554 – Паук Аргиопа лобата 

 

Рис. 555 – Гусеница молочайного бражника 

 

Не  особенно  интересно  торчать  возле  бестолку  снующих  личинок  коровок.  Но 

приходится призывать на помощь терпение: надо узнать, что будет дальше? 

Проходит томительный час. Красное солнце медленно опускается к горизонту. Затих 

ветер,  и  в  наступившей  тишине  робко  и  неуверенно  запел  первый  сверчок.  Вдоволь 

набегавшись,  личинки  постепенно  стали  разбредаться  в  разные  стороны,  исчезли  в 

зарослях, очистили дорогу, оставив меня в полном недоумении. 

Для  чего  личинкам  жуков  понадобилось  общество  себе  подобных?  Чтобы 

отправиться  в  дальний  поход,  подобно  тому,  как  это  делают  многие  животные  во  время 

массового размножения? Но похода не последовало, да и массового размножения не было. 

Чтобы  собраться  вместе,  прежде  чем  превратиться  в  жуков,  ради  облегчения  встречи 

взрослых  в  брачную  пору?  Но  коровка  эта  отлично  летает  и,  к  тому  же,  может  легко 

находить друг друга на излюбленных растениях. Чтобы... Нет, не могу найти я объяснения 

загадки  жучиного  сборища.  Неясно,  и  с  помощью  каких  сигналов  эти,  в  общем, 

малоподвижные  личинки  могли  собраться  ради  совместного  двухчасового  ритуального 

свидания. 

 

НА КАМЕННОМ ОСТРОВЕ. Неспеша я шагаю по кромке мокрого и твердого песка, 

стараясь не попасть под набегающие волны, посматриваю по сторонам. Справа, как море, 

– чудесное зеленовато-голубое озеро Балхаш, слева – золотистые желтые дюны и за ними 

– каменистые холмы острова, отороченные каемкой зеленых кустарников. Солнце, песок и 

вода сияют ослепительно, и зеленые растения кажутся почти черными. Я вглядываюсь в 

холмы, нет ли где интересных насекомых, любуюсь озером и далеким белым парусом на 

горизонте. Зягляделся, едва не прозевал интересное под самыми ногами. 

По  песчаному  берегу  ползет  целая  армада  гусениц.  Они  очень  нарядны  в  красных 

шишечках  с  султанчиками  белых  и  черных  длинных  волосков.  Я  хорошо  их  знаю.  Это 

одно  из  распространенных  в  пустыне  насекомых  –  гусеницы  бабочек  Оргия  дубия  (рис. 

557). Самки бабочек без усиков, без крыльев, без ног и без глаз, настоящий бархатистый 

комочек, набитый яичками. 

Гусеницы  ползут  почти  вдоль  берега  на  юг,  как  мне  показалось,  прямо  на  солнце. 

Многие из них попали на мокрую полосу берега, смачиваемую волнами, вода закрутила 

их,  забила,  и  они  застыли,  жалкие  и  перепачкавшие  свой  богатый  бархатистый  наряд 

песком  и  мелким  мусором.  Тех,  кто  ползет  по  сухому  песку,  легкое  дуновение  ветра 

 

561 

сносит,  как  соринок,  в  сторону  к  высокому  берегу.  Но  ни  ветер,  ни  волны  не 

останавливают  движения  этой  толпы  обезумевших  в  своем  стремлении  к  перемене  мест 

гусениц и они ползут и ползут... 

 

    

 

 

Рис. 556 – Коровка Булея Лихачева 

 

Рис. 557 – Гусеница бабочки Оргия дубия 

 

Я  прошел  уже  более  полукилометра,  а  шествию  гусениц  нет  конца.  Они  пришли 

сюда  с  береговой  растительности,  повинуясь  какому-то  необычному,  загадочному  и 

единовременному для всех повелительному сигналу. 

Пытаюсь  найти  гусениц  на  тамариске,  селитрянке,  терескене  и  зря.  Гусеницы 

исчезли  с  растений,  все  разом  пошли  в  путь  и  теперь,  продолжая  его,  совершают 

безрассудное самоубийство, погибая от волн, набегающих на берег. 

Массовые  переселения  животных  –  явление,  широко  распространенное. 

Громадными  стадами  кочуют  дикие  северные  олени,  антилопы-сайгаки  зимой 

переселяются  к  юг,  где  мало  снега.  Целыми  полчищами  бегут  крошечные  полевки-

лемминги, обитатели тундры, не останавливаясь перед препятствиями и нередко тысячами 

погибая  в  водах  оказавшихся  на  их  пути  рек  и  озер.  Таежная  жительница  белка  иногда, 

как  бы  обезумев,  снимается  со  своих  родных  мест  и  мчится  в  одном  направлении, 

неожиданно появляясь в крупных поселениях и городах. Снимаются с насиженных мест и 

насекомые.  Несколько  раз  я  встречал  стрекоз-путешественниц,  не  так  давно  в  пустынях 

Семиречья  видел  массовое  переселение  гусениц  сразу  двух  видов  совок:  дикой  совки  и 

совки какой-то другой. 

Вот и гусениц бабочки Оргиа дубиа тоже инстинкт расселения повелел отправиться 

в  путь,  возможно,  потому,  что  стало  не  хватать  еды,  слишком  тесно,  возникла  угроза 

опустошительного  заразного  заболевания,  обычно  возникающего  при  массовых 

размножениях  и  частом  соприкосновении  друг  с  другом.  Впрочем,  у  этой  бабочки 

переселения  гусениц  могут  быть  обыденными.  Как  же  расселяться,  занимать  места,  где 

возможна  жизнь,  если самки  безноги, бескрылы  и  безглазы и  сидят на  одном  месте,  где 

окуклились.  На  суше  эта  черта  поведения  полезна  и  необходима,  но  здесь  на  острове, 

небольшом  и  окруженном  со  всех  сторон  водой?  Полезен  ли  здесь  этот  инстинкт 

расселения!  Хотя  может  ли  какое-либо  проявление  жизни  быть  универсальным  и 

полезным  по  своему  предназначению  для  процветания  вида  или  даже  для  его  спасения, 

одновременно не таить в себе вреда? Безусловное совершенство невозможно. 

Встреча с гусеницами задержала мой поход по острову. Но я рад, день удачный, и я 

продолжаю  наблюдения.  Сейчас  дует  прохладный  ветер,  не  жарко,  и  песок  не  нагрет. 

Иначе пришлось бы нелегко гусеницам на горячем берегу. Наблюдая гусениц, я еще раз 

убеждаюсь  в  том,  что  не  раз  видал  в  своей  долгой  жизни  натуралиста,  –  в  широкой 

изменчивости  поведения.  Никогда  и  ни  у  какого  организма,  в  том  числе  у  самого 

 

562 

простого,  стоящего  на  низшей  ступени  древа  жизни,  не  бывает  строгого  стандарта  в 

поведении  даже  в  одинаковой  обстановке.  Психическая  жизнь  –  наиболее  сложное  и 

многообразное  проявление  живой  материи.  Приспособляемость  к  окружающей  среде 

прежде  всего  обеспечивается  изменчивостью  поведения,  за  которой  уже  следуют 

изменения и в строении тела.  

Вот  и  здесь  тупой  и  бездушный  автоматизм  гусениц  в  явлении  расселения  тоже 

оказался  не  одинаковым.  Я  вижу,  как  часть  гусениц  повернула  обратно,  как  бы 

убедившись  в  бесполезности  и  в  небезопасности  заранее  взятого  направления  пути  по 

острову. Некоторые гусеницы, испытав удар набежавшей волны, резко меняют шествие и 

уходят от опасности, заворачивая к сухому берегу, тогда как другие настойчиво отдаются 

во власть волн. И, наконец, у некоторых гусениц-путешественниц будто угасает инстинкт 

смены  мест,  и  они  начинают  искать  укрытия  после  долгого  похода.  Кое-кто  из  них 

забирается на вершинки случайно оказавшихся на пути былинок, другие прячутся в тень 

под  рухлядь,  вынесенную  прибоем  на  берег,  хотя  еще  не  жарко.  Немало  и  тех,  кто 

продолжает путь по песку. 

Золотой пляж кончается. Далее идут скалистые обрывы. Здесь нет береговой полосы 

растений,  нет  и  армады  обезумевших  гусениц.  Теперь  мне  остается  пересечь  остров  в 

обратном направлении; товарищ, оставшийся в лодке, наверное, давно меня заждался. Но 

прежде  чем  добраться  до  нашего  суденышка,  остров  преподносит  мне  еще  один 

маленький  сюрприз.  Неожиданно  из-за  холма  выскакивают  три  сайгака  и,  как  всегда, 

опустив  книзу  горбоносые  головы,  уносятся  за  горизонт,  поднимая  ударами  копыт 

облачка пыли. Забрели сюда во время зимних кочевок и остались! 

На  следующий  день  наша  лодка  вновь  мчится  наперерез  волнам,  дует  прохладный 

ветер  –  и  брызги  воды  обдают  лицо  и  одежду.  Мы  пристаем  у  скалистого  обрыва, 

сверкающего  белыми  камнями.  С  него  снимается  большой  орлан-белохвост,  за  ним  с 

криком мчится крачка. Этот орел питается рыбой, вряд ли покушался на птенцов чаек, и 

поведение  крачки  выдает  некоторую  антипатию  этих  птиц  вообще  к  хищникам.  Потом 

едем дальше. Скалы кончаются, и передо мной знакомый золотой песчаный пляж. С него 

снимается стая диких гусей. В воздухе проносятся с мелодичными криками чернобрюхие 

рябки, на большом камне сидит и, как всегда, галантно раскланивается, каменка плясунья. 

Что же стало с гусеницами-путешественницами? Мы пристаем к песчаному берегу. 

Паломничество  в  неведомые  края  закончилось.  Нет  более  легиона  гусениц, 

перекатываемых ветром по песку, нет и погибших у прибойной полосы. Но кое-где видны 

еще  скопления  неудачниц  в  теневых  участках:  возле  камешков  и  разного  мусора, 

выброшенного  волнами  на  берег.  Сюда  они  спрятались  на  самое  жаркое  время  дня  и, 

видимо, как только похолодает, расползутся в разные стороны. Инстинкт расселения угас. 

Вот  и  южная  оконечность  острова.  Впереди  пролив,  и  вдали  за  ним  на  темной 

полоске  берега  едва  различимыми  точками  видна  наша  машина  и  рядом  с  нею  желтые 

палатки. 

 

СПАСИТЕЛЬНЫЙ  ОСТРОВОК.  Вчера  я  колесил  по  едва  заметным  дорогам 

высохших и желтых гор Сюгаты, преодолевая головоломные спуски и подъемы, и ничего 

не нашел интересного. Выгорели горы, третий год стоит засуха. Потом пересек обширную 

Сюгатинскую  равнину,  добрался  до  подножья  гор  Турайгыр.  Но  и  здесь  меня  ожидало 

разочарование. Два  ущелья, в которых были ранее родники, оказались сухими, и горы  – 

тоже опаленные солнцем. Оставалось третье ущелье. Что оно покажет? Больше я не знал 

мест с водою. 

 

 

563 

 

 

В горах Турайгыр 

Вот оно знакомое, с громадными нависшими над узкой долинкой черными скалами. 

Начало не предвещало ничего хорошего. Там, где раньше струилась вода, было сухо, на 

дне  бывшего  родника  белели  камешки,  трава  давно  посохла  под  жарким  солнцем  и 

пожелтела. Но чем дальше и выше я пробирался на «Газике», тем все зеленее становилось 

ущелье,  и  вот,  наконец,  какая  радость,  на  пути  заросли  мяты  и  с  сиреневых  ее  цветов 

взлетела целая стайка бабочек-сатиров (рис. 558). Здесь уже влажная почва, значит, вода 

доходит сюда ночью, когда нет испарения. 

 

Еще дальше - зеленее ущелье, гуще травы. Цветущая мята сиреневой полосой вьется 

по  ущелью,  с  боков  ее  сопровождает  лиловый  осот,  кое-где  желтая  пижма,  высокий 

татарник,  шары  синеголовника.  И  всюду  тучи  бабочек.  Такого  изобилия  я  никогда  не 

видал. И еще – птицы. Масса птиц! Высоко подняв головки и со страхом поглядывая на 

машину,  бегут  по  земле  горные  куропатки,  стайками  поднимаются  полевые  воробьи, 

шумной  ватагой  проносятся  розовые  скворцы.  Сейчас  они  молоденькие,  серенькие,  и 

слово «розовые» к ним не подходит. С водопоя взлетают стремительные голуби. 

Я  не  сомневаюсь  в  том,  что  такое  множество  бабочек  не  могло  здесь  вырасти.  На 

каждый  квадратный  метр  зеленой  полоски  растительности  ущелья  приходится,  по 

меньшей  мере,  по  две-три.  Их  гусеницы  объели  бы  все  растения.  Между  тем,  никаких 

повреждений нет. Да, сюда в этот спасительный уголок слетелось, сбежалось, сошлось из 

соседних ущелий и из гор пустыни немало жителей. 

В  ущелье  уже  легла  глубокая  тень,  хотя  всего  лишь  около  четырех  часов  дня,  и 

вершины  противоположного  склона  золотятся  от  солнца.  Здесь  же  кончилась  жара,  и 

легкий  ветер  кажется  таким  прохладным  и  милым  после  долгого  изнурительного  и 

жаркого дня. 

 

564 

На  рассвете  вокруг  стоянки  раздалось  столько  звуков.  Кричали  кеклики,  порхали 

птицы,  со  свистом  крыльев  над  пологами  пролетели  скворцы.  Мой  спутник  фокстерьер 

нервничал, настойчиво требовал пробуждения и пытался выбраться из-под полога. 

Вскоре  солнце  заглянуло  в  ущелье  и  сразу  стало  усердно  припекать.  Я  отправился 

бродить  по  ущелью,  сопровождаемый  роями  взлетающих  бабочек  и  не  переставая 

удивляться их изобилию. Всегда, когда какой-либо вид появляется в массе, осторожность 

исчезает. Так и здесь, бабочки были непугливы, смелы, собирай их хотя бы руками. 

Больше  всех  было  сатиров  аретуза  (рис.  558).  Значительно  меньше  встречался 

другой  сатир.  Выделялись  своей  окраской  редкие  бабочки-желтушки.  Кое-когда 

встречались  бабочки-голубянки.  Издалека  были  заметны,  благодаря  своим  крупным 

размерам, бабочки-махаоны. Несколько раз встретилась бабочка перламутровка. Один раз 

пролетела  бабочка  аполлон  (рис.  559).  Бабочки-белянки  держались  небольшой 

обособленной стайкой на лиловых цветах шалфея. Еще на цветах крутились дикие пчелы: 

крупные  синие  ксилокопы,  большие  мегахиллы,  крошечные  галикты.  Всюду  трудились 

грузные шмели. Немало летало ос-эвмен, сфексов (рис. 560), амофилл. В траве стрекотали 

кобылки. Меня радовало это многоликое общество насекомых, давно я не встречал такого 

их  изобилия.  И,  главное,  никаких  следов  человека!  Скотоводы  ушли  рано  весной,  и  за 

лето густая трава покрыла истерзанную за зиму землю. 

 

    

 

 

Рис. 558 – Бабочка-сатир Аретуза 

 

Рис. 559 – Бабочка Аполлон 

 

Приглядываюсь  к  самым  многочисленным  бабочкам-сатирам  и  замечаю  то,  что 

давно  открыл  у  многих  других  насекомых.  Каждая  бабочка,  в  общем,  придерживается 

определенного участка и, если ее не особенно настойчиво преследовать, далеко не улетит 

и  возвратится  обратно.  Благодаря  такому  неписаному  правилу  происходит  равномерное 

распределение бабочек по всему ущелью и по всем пригодным для них местам. Конечно, 

это  правило  не  абсолютно  и  в  какой-то  мере  относительно,  но  все  же  существует  и 

помогает  поддерживать  определенный  порядок.  Замечаю  еще  одну  особенность 

поведения  сатиров.  Кое-где  они  усаживаются  на  отцвевших  синеголовниках  вместе 

тесной  группой  штук  по  десять.  Их  хоботки  неподвижны.  Здесь  делать  нечего,  разве 

только вот так проводить в бездеятельности время. Но зачем? Понять поведение бабочек 

трудно.  Я  пытаюсь  сфотографировать  такую  милую  компанию.  Но  куда  там!  Мои 

попытки заканчиваются неудачно. Бабочки в обществе, оказывается, зорки и осторожны, 

не в пример одиночкам. 

Еще вижу, что ни одна бабочка не занята исполнением супружеских обязанностей. 

Массовая  численность  подавила  способность  к  воспроизведению  потомства.  Природа 

обладает способностью автоматически регулировать население вида. 

Наверное, в этом обществе слетевшихся сюда бабочек, нашедших здесь спасение от 

голода,  в  обществе,  живущего  по  принципу  пословицы  «хотя  в  тесноте,  да  не  в  обиде», 

 

565 

установилось  еще  немало  других  правил  поведения,  соответствующих  создавшейся 

обстановке. 

 

ПОЛЕТЫ БЕЛЯНОК. Машина мчит нас по асфальтовому шоссе из города в далекое 

путешествие.  Мимо  мелькают  поселения,  придорожные  аллеи,  посевы,  пастбища. 

Недалеко от дороги – поле, засаженное капустой. Здесь особенно много бабочек белянок 

(рис.  561).  Они  все  летят,  будто  сговорившись,  поперек  дороги  к  северу.  Впрочем, 

немногие  из  них  будто  возвращаются  обратно  к  полю.  Сейчас  лето.  Куда  собрались 

бабочки, почему летят на север от гор в пустыню? 

 

    

 

 

Рис. 560 – Роющая оса Сфекс 

 

Рис. 561 – Бабочка-капустница 

 

 

Многие бабочки, подобно птицам, совершают массовые перелеты. Осенью они летят 

на  юг,  перезимовав  в  теплых  краях,  возвращаются  на  родные  места  -  на  север.  Наша 

белянка тоже, наверное, такая. 

Поле капусты далеко позади, а через дорогу все еще летят белянки, строго пересекая 

ее  поперек,  но  уже  в  обоих  направлениях.  Оказывается,  не  только  белянки  такие. 

Пересекают  дорогу  и  бабочки  репницы,  желтушки,  редкие  голубянки.  Летят  над  самым 

асфальтом,  едва  ли  не  прикасаясь  к  нему.  Среди  бабочек  есть  и  неудачницы,  сбитые 

автомашинами,  и  вот  над  одной,  трепещущей  поломанными  крыльями,  порхает  и 

крутится другая такая же бабочка. 

Дорога  проходит  в  аллее  из  высоких  тополей.  И  здесь  я  с  удивлением  вижу,  как 

бабочки пересекают ее, но уже не над самым асфальтом, а высоко, выше, чем машины и 

поэтому, наверное, нет над ней сбитых неудачниц. 

В аллее стоит неумолчный гомон воробьев. Здесь расположилась большая колония. 

Через дорогу «в гости» друг к другу постоянно перелетают птицы, и немало их, молодых 

и неопытных, сбивают машины. Поэтому здесь летают коршуны, торчат у обочин грачи и 

вороны. Добычи много, успевай подбирать да увертываться от машин. 

Теперь я не свожу глаз с бабочек, перелетающих через дорогу. Все же почему они 

пересекают  ее  только  с  юга  на  север  и  обратно?  Я  не  могу  ответить  на  этот  вопрос  и 

теряюсь в догадках, наверное, сезонные перемещения тут не причем. И ветер тут тоже не 

повинен.  Его  сегодня  нет,  и  пыль,  поднятая  машиной  по  ближней  проселочной  дороге, 

повисает в воздухе светлой полосой. 

Вскоре дорога резко поворачивает почти под прямым углом и идет прямо на север. 

И  тогда  я  вижу,  что  и  здесь  бабочки  пересекают  ее  тоже  строго  поперек.  Страны  света, 

оказывается, не имеют никакого значения. 

Проходят дни путешествия. Там, где наш путь идет по асфальту, продолжаю следить 

за  бабочками  и  теперь  твердо  убеждаюсь,  что  они  почти  все  пересекают  дороги  только 

 

566 

поперек и никогда не летят над ними вдоль. Чем вызвано это правило поведения, сказать 

трудно.  Бабочки,  летящие  по  дороге,  подвергаются  большей  опасности  от  мчащихся  по 

ней  машин.  Это  понимают  некоторые  животные.  В  пустыне,  например,  песчанки  всегда 

стараются  перебежать  дорогу  поперек  и  по  ней  протаптывают  торные  тропинки.  Змеи 

тоже оставляют следы своих путешествий поперек дороги. А бабочки? Невероятно, чтобы 

из-за  грозящей  от  машин  опасности  так  быстро  естественный  отбор  изменил  поведение 

этих,  в  общем,  медленно  летающих  насекомых.  Не  так  уж  давно  стал  развит 

автомобильный транспорт, да и асфальтовые дороги, в общем, занимают не столь много 

места по отношению к остальной площади земли. 

Загадка остается нерешенной. Когда-нибудь за нее возьмутся биологи. Открыть же 

секрет  поведения  интересно,  не  говоря  уже  о  том,  что  часто  расшифровка  поведения 

может иногда оказаться полезной в практической деятельности человека. 

Мне  кажется,  черная  лента  асфальтового  шоссе  воспринимается  бабочками  как 

водная  преграда,  допустим,  река,  которую  полагается  пересекать  в  кратчайшем 

направлении.  Подобное  правило  поведения  запрограммировано  испокон  веков  и 

инстинктивно  и  неукоснительно  соблюдается.  Вспоминается,  как  на  северном  берегу 

озера Балхаш, вытянутом в меридиональном направлении, бабочки-бражники пересекали 

озеро  строго  поперек,  предварительно  набрав  высоту.  Но  почему  тогда  бабочки 

пересекают  дорогу  на  большой  высоте,  когда  вдоль  нее  с  обеих  сторон  растут  большие 

деревья?  Возможно,  у  бабочек  существует  отчетливая  реакция  на  голые  открытые 

пространства,  пересекать  которые  из-за  опасности,  грозящей  от  различных  врагов, 

полагается в кратчайшем направлении. 

Прошел  год,  и  мне  представился  случай  наблюдать  вблизи  озера  Балхаш,  как 

стрекозы  и  по  одиночке,  и  стайками  тоже  отчетливо  реагируют  на  асфальтовые  дороги. 

Но  летят  они  строго  вдоль  них,  очевидно,  воспринимая  их  как  реки.  Черный  асфальт,  к 

тому  же,  отражает  голубое  небо  и,  действительно,  в  какой-то  мере  напоминает  воду.  С 

водою, как известно, стрекозы сильно связаны, в ней живут их личинки. 

 

НЕУДАЧЕНОЕ  ПУТЕЩЕСТВИЕ.  Мы  оживились,  когда  среди  бесконечных  голых 

холмов,  покрытых  черным,  загоревшим  на  солнце  щебнем,  показались  красные  скалы  с 

расщелиной  между  ними.  На  дне  расщелины  сияла  такая  яркая  и  чистая  зелень!  Может 

быть, она казалась такой необычной потому, что находилась в обрамлении красных гор. 

Остановив машину, спускаюсь вниз и обхожу стороной заросли могучего тростника. 

Что  там,  за  ними  на  крошечной  полянке?  Она  так  красива,  заросла  курчавкой,  перевита 

цветущими  вьюнками  и  по  краям  обрамлена  высокими  яркими  цветками  кипрея.  Там 

гудят пчелы – и мне приятно слышать эту симфонию беспрерывно работающих крыльев 

крошечного оазиса среди почти мертвой каменистой пустыни. 

Весной по ращелине тек родничок. Но теперь он высох, и вода ушла под камни. Но 

едва  я  вступаю  в  густое  переплетение  стеблей  вьюнка,  как  со  всех  сторон  из  тенистых 

укрытий,  заглушая  жужжание  пчел,  с  нудным  звоном  вылетает  целая  туча  комаров  и 

облепляет  меня  со  всех  сторон.  Вслед  за  ними,  шурша  крыльями,  в  воздух  поднимается 

эскадрилья стрекоз Симпетрум (рис. 562) и набрасывается на алчных кровопийц. 

Стрекозы  и  их  добыча,  спрятавшаяся  на  весь  день  от  своих  врагов,  от  жары  и 

сухости  в  зарослях  трав,  прилетели  сюда  с  попутным  ветром,  по  меньшей  мере,  за 

двадцать километров с реки Или. Отсюда она виднеется едва заметной полоской. 

Пока  над  крошечным  оазисом  происходит  ожесточенный  воздушный  бой,  я, 

побежденный  атаками  кровососов,  позорно  бегу  наверх  в  пустыню  к  машине.  Нет,  уж 

лучше издали с безопасного расстояния полюбоваться скалами и узкой ленточной зелени. 

Но  скоро  комары,  сопровождаемые  стрекозами,  добираются  до  нас,  и  мы  спешно 

удираем  на  машине  к  скалистым  вершинам,  ныряя  с  холма  на  холм  по  едва  заметной 

дороге, усыпанной камнями. 

 

567 

На  нашем  пути  распадок  между  горами,  поросший  саксаулом,  караганой  и 

боялышом.  Надо  хотя  бы  на  него  взглянуть.  Бреду  по  редким  зарослям  кустарников, 

присматриваюсь. 

Из-под  ног  во  все  стороны  прыгают  кобылки  прусы  (рис.  563).  Много  их  здесь 

собралось с выгоревшей от летнего зноя пустыни. Благо есть зелень кустарников. Мчатся 

муравьи бегунки. Проковыляла чернотелка. И будто нет ничего стоящего внимания. Но в 

стороне на большом камне колышется что-то темное. Надо подойти. В шикарном одеянии 

из черного бархата, украшенного сверкающими бриллиантами светлых пятнышек, лежит, 

распластав  крылья  большая  бабочка.  Ее  наряды  чисты,  свежи  и  свидетельствуют  о 

молодости. 

 

    

 

 

Рис. 562 – Стрекоза Симпетрум 

 

Рис. 563 – Кобылка Прус итальянский 

Осторожно наклоняюсь над прелестной незнакомкой. Это бабочка-сатир. Она вяла, 

равнодушна,  меня  не  видит,  едва  жива.  Легкий  ветерок  колышет  ее  распростертые  в 

стороны  крылья,  и  она  не  в  силах  ему  сопротивляться.  Эта  бабочка  –  обитательница 

высоких  гор,  горных  лугов,  сочных  трав,  скалистых  склонов,  заросших  густой 

растительностью. Она, неудачная путешественница, попала сюда издалека или с севера, с 

гор Джунгарского Алатау, или с юга, с хребта Кетмень. До них добрая сотня километров. 

Здесь она оказалась в суровой каменистой пустыне без единой травки, цветка, на котором 

можно  было  бы  подкрепиться  нектаром,  восстановить  силы,  истраченные  на  далекий 

перелет над сухой пустыней. 

Может  быть,  неудачницу  можно  возвратить  к  жизни?  Готовлю  капельку  сладкой 

воды  и  опускаю  в  нее  головку  бабочки.  Сейчас  спираль  хоботка  развернется,  бабочка 

жадно  примется  утолять  жажду  и  произойдет  чудодейственное  исцеление.  Но  капля 

сладкой  жидкости  –  запоздалое  лекарство,  моя  пациентка  к  ней  безучастна,  а  попытки 

лечения ни к чему. 

Тогда  вспоминаю,  что  органы  вкуса  бабочек  находятся  на  передних  лапках.  На 

цветках  с  помощью  ног  насекомое  узнает  пищу,  прежде  чем  приняться  за  трапезу. 

Осторожно  смачиваю  лапки  сладким  сиропом.  Но  и  эта  мера  слишком  поздна.  На  моих 

глазах бабочка замерла, уснула. 

Жаль  неудачную  путешественницу.  Она  не  долетела  до  маленького  зеленого  рая  с 

цветками кипрея и вьюнка с живительным нектаром всего каких-нибудь полкилометра. 

 

ДРУЖНЫЙ  ПОХОД.  Вечером  солнце  село  в  густую  коричневую  мглу,  но 

следующий  день  был  ясным  и  холодным.  Дул  северный  ветер,  утром  термометр 

показывал  около  шести  градусов  выше  ноля.  Но  солнце  быстро  принялось  разогревать 

землю. 

Я отправился бродить по зеленым холмам весенней пустыни, но, случайно взглянув 

на пологий и голый склон оврага, поразился: он был весь испещрен ищущими поперек его 

 

568 

полосками следов и на них всюду виднелись темные удлиненные цилиндрики. Там что-то 

происходило очень интересное. 

И  вот  вижу,  как  по  голому  склону  оврага,  разукрашенному  легкой  рябью,  кверху 

взбирается  целый  легион  голых  сереньких  гусениц  совок.  Все  они  держат  строго  одно 

направление, почти поперек склона, прямо кверху на северо-восток, примерно по азимуту 

в  52  градуса.  Их  путь  точен,  и  параллельные  полоски  следов  нигде  не  расходятся  и  не 

сходятся. Склон оврага высотой около пятидесяти метров. Можно подумать, что гусеницы 

руководствуются  наклоном  оврага  и  ползут  точно  под  наибольшим  углом.  Но  там,  где 

овраг  слегка  поворачивает  в  другую  сторону,  путь  гусениц  наклонен  все  по  тому  же 

азимуту. Какой же точный компас заложен в теле этих крошечных созданий, раз ни один 

из них не отклоняется от заранее избранного пути ни на один градус в сторону! 

Может  быть,  гусеницы  руководствуются  положением  на  небе  солнца?  Но,  забегая 

вперед,  скажу,  что  и  через  несколько  часов,  за  которые  солнце  основательно 

передвинулось по небосклону, гусеницы не изменили направления движения. 

Путешественницам  нелегко  преодолевать  препятствия  на  своем  пути,  песок 

осыпается  под  их  телами,  временами  порывы  ветра  опрокидывают  бедняжек,  и  они 

быстро скатываются обратно, теряя с таким трудом отвоеванную высоту. Но неудачниц не 

пугает невольное продвижение назад, и они с завидным упорством и трудолюбием вновь 

ползут  кверху  вместе  со  всеми  такими  же  преданными  идее  путешествия  в  неведомые 

края. 

Иногда, по-видимому, более случайно, одна гусеница следует за другой по ее следу. 

Ей  легче  передвигаться  по  ложбинке,  проделанной  на  песке  предшественницей.  Трудно 

гусеницам карабкаться по песчаному склону, его крутизна около тридцати градусов. 

Массовое переселение гусениц – явление интересное. Надо узнать, как широк фронт 

паломничества. По оврагу, он, хотя и извилист, но как раз лежит поперек пути маленьких 

странниц,  задача  легко  выполнима.  Но  никакого  особенного  фронта  нет.  Гусеницы-

переселенцы, оказывается, ползут везде, по всей пустыне независимо друг от друга и не 

видя  друг  друга.  Они  не  подражают  никому,  каждая  повинуется  своему  повелению  и 

удивительно, как оно у всех одинаково. Правда, заметить гусениц среди густой щетинки 

зеленой  травки  нелегко.  Но  выручают  светлые  холмики  земли,  выброшенной  наверх 

трудолюбивыми слепушонками. На них гусеницы легко различимы даже издалека. 

Обычно инстинкт направления овладевает одним каким-либо видом. Здесь же среди 

голых  гусениц  совок,  типичных  обитателей  пустыни,  прячущихся  на  жаркий  день  под 

камни или в основание кустиков, вижу еще гусениц, сильно мохнатых, нежно-зеленых, с 

красно-коричневыми  ножками.  Их,  хотя  и  немного,  но  они  тоже  ползут  в  компании  с 

чужаками абсолютно в том же направлении. 

Большей  частью  переселения  вызываются  массовыми  размножениями  и 

сопутствующей  им  бескормицей,  голодом  и  болезнями.  Каковы  причины  этого  вояжа? 

Три  предшевствовавших  года  подряд  пустыню  постигала  засуха.  В  этом  же  году  была 

многоснежная  зима,  прошли  весенние  дожди.  Смоченная  талыми  водами,  она  слегка 

ожила, зазеленела, принарядилась желтыми тюльпанами. Скоро расцветут красные маки, 

и тогда заалеют просторы пустыни. Бескормицы не должно быть. Гусениц много. На один 

квадратный метр – три-пять штук. Массовое размножение налицо. Почему же в тяжелые 

засушливые годы так размножились эти гусеницы? 

Численность многих насекомых часто зависит от деятельности их врагов, насекомых 

– наездников-паразитов. По-видимому, наездников стало мало. Они больше пострадали от 

засухи, не было цветов, не было и нектара - пищи взрослых, не было и сил проявить свою 

неугомонную  деятельность.  Гусеницам  же  совок,  исконним  и  нетребовательным 

жительницам пустыни, много ли им надо еды! 

Трудно  ответить,  почему  гусеницы  стали  переселяться.  Очевидно,  массовое 

размножение  всегда  вызывает  органически  целесообразную  реакцию  расселения  во  все 

стороны,  поиски  новых  и  незанятых  мест  обитания,  чтобы  избежать  конкуренции, 

 

569 

опустошительных  болезней,  распространению  которых  способствует  соприкосновение 

особей друг с другом. 

Почему же гусениуы ползут в строго одном направлении? Видимо, чем прямее путь, 

тем  дальше  можно  уйти  от  старого  места  жительства.  Почему  же  он  у  всех  строго 

одинаков? На этот вопрос ответить трудно даже предположительно. Или у гусениц есть в 

теле что-то, способное определять страны света, реакция на магнитный полюс земли, или 

они  определяют  свой  путь  по  солнцу,  умея  все  время  вносить  в  него  поправки  в 

зависимости от времени дня. 

Через  два  дня,  возвращаясь  обратно,  я  заглядываю  на  то  же  место.  Массового 

переселения уже нет. Склоны оврага чисты, и ветер покрыл их красивой рябью. Но кое-

где все еще ползут все туда же на северо-восток одинокие путешественницы, повинуясь 

загадочному инстинкту, унаследованному от далеких предков. 

 

ЖЕЛТЫЙ  ПОТОК.  Предгорные  холмы  у  западной  окраины  Заилийского  Алатау  в 

этом  году  неузнаваемы.  Средина  июля,  а  роскошная  сизая  полынь,  как  бархат,  покрыла 

светлую  землю,  и  ее  чудесным  терпким  ароматом  напоен  воздух.  Между  холмами 

длинный  пологий  распадок  зарос  буйной  порослью  осота,  развесистого  чия  и  по  самой 

средине - узкой полоской приземистого клевера. 

Видно,  не  так  давно,  может  быть,  неделю  назад,  прошел  дождь,  и  у  небольшого 

лѐссового обрывчика, испещренного норами, среди зелени блестит мутная лужица. Здесь 

водопой жаворонков. Мокрая глина испещрена  узорами нежной росписи следов птиц. И 

не  только  жаворонки  посещают  лужицу,  быть  может,  единственную  на  десяток 

километров.  Еще  видны  четкие  отпечатки  лап  барсука  и  колонка.  Сюда  прилетают 

большие  оранжевые  осы-калигурги  (рис.  564),  черные  осы-сфексы,  множество 

общественных  ос.  Сосут  влагу  из  мокрой  земли  нежные  бабочки-голубянки  (рис.  565). 

Над самой водой реет большая голубая стрекоза (рис. 566). Присядет на минутку на сухую 

веточку,  покрутит  головой  и,  заметив  добычу,  стремительно  взмоет  в  воздух.  В  воде 

кишат дафнии, снуют во всех направлениях, сталкиваются друг с другом. Много их здесь, 

этих крошечных ракообразных! 

 

    

 

 

Рис. 564 – Оса Каликург 

 

Рис. 565 – Бабочка-голубянка Ариция 

 

По самому краю лужицы, в тонкой взвеси ила, пробивая в нем длинные извилистые 

ходы-траншеи, ползают очень забавные, с длинным раздвоенным хвостиком, похожим на 

перископ  подводной  лодки,  личинки  мухи.  Копошатся  красные  личинки  комаров-

хирономид.  Муравьи-тетрамориумы  патрулируют  вдоль  берегов,  что-то  собирают,  а 

может быть, пьют воду. По воде бегают мушки-береговушки. 

 

 

 

570 

 

 

Предгорья в западной части Заилийского Алатау 

 

Солнце  печет  по-летнему,  лужица  высыхает  на  глазах.  Вот  сбоку  отъединилось  от 

нее  крохотное,  размером  с  чайное  блюдце  озерко,  вода  быстро  испарилась  из  него, 

осталась  мокрая  глина,  в  которой  гибнут  ее  обитатели.  Весь  этот  мир  с  дафниями  и 

личинками мух и комариков доживает последний день, завтра к вечеру ничего от него не 

останется. 

Но я, кажется, ошибся. С далеких гор по небу потянулись белые полосы прозрачных 

облаков. Они добрались до солнца и прикрыли его. За ними поползли темные тучи. Стало 

пасмурно. Послышались отдаленные раскаты грома. Упали первые капли. 

Жарким  летом не  быть  настоящему  дождю.  Сейчас,  как  обычно,  прошумит  гром и 

все закончится. Но капли дождя все чаще и чаще, и полил настоящий дождь. По склонам 

холмов  стала  сочиться  вода.  Мокрая  глина  превратилась  в  скользкую.  Я  торопливо 

раскладываю палатку. Но, как бывает в таких случаях, дело не спорится. Где-то в коляске 

мотоцикла запропастились колышки, перепутались веревки. Совсем мокрый, забираюсь в 

палатку, переодеваюсь в сухую одежду, раскладываю вещи и облегченно вздыхаю: теперь 

у меня отличнейший дом, я не боюсь дождя, и пусть он льет хоть весь остаток дня и всю 

ночь.  Дождь  шумит  о  крышу  палатки  целый  час  и  навевает  сладкую  дрему.  Но  вот  он 

затихает,  мелкие  капельки  уже  не  барабанят  по  крыше,  а  поют  нежную  песенку  почти 

шепотом, и, когда все смолкает, становится очень тихо. Тогда в этой тишине появляется 

какой-то  звук.  Сквозь  сон  я  силюсь  узнать,  вспомнить  что-то  в  нем  знакомое.  Да  это 

журчит вода! Скорее из палатки! 

Совсем рядом, не спеша, течет желтый поток. Он затопил зеленую полоску клевера, 

добрался до чия и осота. Сколько в нем терпящих бедствие насекомых! Плывет жужелица, 

пытается  прицепиться  к  веточкам  растений.  На  кустики  всползли  осы-калигурты,  осы-

сфексы,  клопы-солдатики,  серые  слоники,  божьи  коровки,  всего  не  перечтешь.  Упала  в 

 

571 

лужицу  белоголовая  муха  сирфида,  крутится,  трепещет  крыльями,  пытается 

перевернуться  и  взлететь.  Увидала  тонущую  сирфиду  водомерка,  стала  ее  атаковать, 

ударяет  головой  о  голову.  Что  она  затеяла,  трудно  понять,  то  ли  игру  от  избытка  сил  и 

одиночества, или решила поживиться тонущей. Иногда она отбежит на своих ходульных 

ногах, потом снова проведает муху и боднет ее, бедную. И так много раз. 

В одном месте все кустики черные. Они облеплены копошащейся массой жуков. Это 

красноголовые  шпанки  Эпикаута  эритроцефаля  (рис.  567).  Как  я  их  сразу  не  заметил! 

Грудь жуков темная, голова темно-коричневая, надкрылья испещрены продольными ярко-

белыми и черными пятнами. Одежда красноголовой шпанки, как и у всех представителей 

семейства  шпанок,  заметная,  видная  издали,  предупреждает  о  ядовитости.  Для  чего 

шпанки  собрались  большой  компанией?  Посмотрю  внимательно,  сколько  тут  самцов  и 

самок. Им легко различать друг от друга. Самцы меньше, усики их толще и устроены по-

другому. В скопищах, оказывается, преобладают самцы, но те жуки, которые отлетают от 

него – самки. 

 

    

 

 

Рис. 566 – Голубая стрекоза Ортетрум 

 

Рис. 567 – Красноголовая шпанка 

Эпикаута эритроцефала 

 

Видимо,  чем-то  сильно  пахнут  жуки.  Дует  легкий  ветерок,  и  с  подветренной 

стороны  на  химический  сигнал  несется  к  скопищу  новое  пополнение.  За  сколько 

километров жуки уловили призыв, почувствовали скопление своих собратьев? 

Скопище  жуков  не  случайное,  а  брачное.  Оно,  видимо,  будет  существовать  еще 

несколько дней, пока постепенно не рассеется. Самцы потом погибнут. Самки откладут в 

землю яички и также прекратят существование. Все это произойдет скоро, сейчас, весной. 

Из  яичек  потом  выйдут  маленькие  и  очень  подвижные  личиночки, и  разбредутся  во  все 

стороны.  Личинки  этого  вида  развиваются  на  яйцекладках,  или,  как  их  еще  называют, 

кубышках  саранчовых.  В  поисках  их  многие  личинки  гибнут,  истощив  свои  силы, 

некоторым же удается добраться до своей цели. Как только кубышка найдена, личиночка 

жадно  принимается  поедать  яйца,  вскоре  же  линяет  и  приобретает  совершенно  другую 

внешность.  Дальше  происходит  странное  превращение,  смысл  которого  трудно 

объяснить. Личинка второй стадии снова линяет и становится слабо подвижным толстым 

червячком.  Потом  следует  еще  линька  без  особенных  изменений  и  еще  одна  очередная 

линька,  после  которой  из  личинки  выходит  что-то  похожее  на  куколку.  Эта  ложная 

куколка  опять  линяет,  из  нее  выходит  вновь  подвижная  личинка.  Наступает  шестая 

линька,  и  подвижная  личинка  превращается,  наконец,  в  настоящую  куколку.  К  этому 

времени все яйца в кубышке съедены. Куколка замирает на зиму, весной из нее выходит 

жук, красноголовая шпанка, и взлетает в воздух в поисках брачного скопища. 

Красноголовые  шпанки  сильно  уничтожают  саранчовых  и  в  этом  отношении 

приносят пользу. 

 

572 

Внизу продолжает журчать вода. По ней бегают пауки ликозы. Они ее нисколько не 

боятся,  передвигаются  по  ней,  как  по  гладкому  асфальту,  кто  порожняком,  а  кто  и  с 

тяжелым коконом, подвешенным к кончику брюшка. 

Иду  вдоль  ручья  по  направлению  к  лѐссовому  обрыву,  где  была  прежде 

пересыхавшая лужа. На ее месте глубокая яма, заполненная водой и сверху в нее, журча, 

вливается  маленький  водопадик.  Ничего  не  осталось  от  лужицы,  и  все  ее  обитатели, 

маленькие  дафнии,  личинки  мух,  красные  личинки  комариков,  расселились  по  всему 

распадку, а когда пройдет вода, будут долго жить в таких же маленьких лужицах, пока их 

не высушит горячее солнце. 

 

В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ. Солнце склонилось к западу, и в глубокий каньон реки Чарын 

среди  каменистой  пустыни  легла  тень.  На  ее  темном  фоне  я  вижу  рои  беснующихся 

насекомых.  Они  поспешно  несутся  кверху,  против  легкого  встречного  ветра,  дующего  с 

низовий  реки,  мелькают  мимо  меня,  направляясь  с  высоких  красных  гор  с  обрывами 

далеко в пустыню. 

 

 

 

Скалистый каньон реки Чарын 

 

Рискуя свалиться под откос, размахиваю сачком и рассматриваю улов. Это крылатые 

муравьи  Кампонотус  ламеери.  Они  гнездятся  в  тугаях  рек,  проделывая  многочисленные 

галлереи  под  корой  деревьев  и  в  древесине  тополей.  Образ  жизни  этих  муравьев 

неизвестен.  Ярко-оранжевая  грудь  и  черное  брюшко  у  самки  отливают  гладкой,  как 

зеркало,  поверхностью.  Рабочие  похожи  на  самок,  но  меньше  их.  Самцы  тоже 

значительно меньше своих супруг, но черные. Муравей редкий. 

Поспешный  их  полет  из  каньонов,  из  маленьких  тугайчиков,  в  которых 

воспитывались  муравьи,  продолжается  долго.  Иногда  муравьи  образуют  сверкающее 

 

573 

прозрачными крыльями  облачко.  Но никто  из  них не  обращает  внимания  друг  на  друга. 

Будто  крылатым  муравьям  предстоит  дальний  путь  в  особые  обиталища,  сейчас  же  не 

время для брачных дел. Странные обычаи, не как у всех! 

Хочется  подольше  понаблюдать  за  полетом  муравьев,  наловить  для  коллекции 

побольше  путешественников,  но  вблизи  на  скалистом  уступе  в  гнезде  уже  около  часа 

лежит  одинокое  яйцо  орла  и  медленно  остывает,  а  мать  беспокойно  планирует  в  небе, 

всматриваясь пронзительными желтыми глазами в нарушителя покоя. 

Придется покинуть это место, оставить в покое орла. Но мои сожаления напрасны. 

Всюду  над  каньонами  я  встречаю  все  тех  же  несущихся  кверху  в  пустыню  крылатых 

муравьев. Зачем они туда стремятся? Быть может, держат путь в далекие тополевые леса в 

низовья  реки  Чарын,  в  обширные  тугаи  реки  Или,  на  родину  своих  предков,  места 

раздольные, где так много старых деревьев и проточенных в их древесине муравейников. 

Здесь  же  в  каньонах  реки  Чарына  только  узкой  каемкой  вдоль  воды  растут  деревья,  и 

муравьям,  по-видимому,  негде  жить.  Но  как  они  понимают,  что  надо  искать  другие  и 

более раздольные территории жизни. 

До  пустыни,  примыкающей  к каньонам,  совсем  недалеко.  Не  выбраться  ли  наверх, 

полюбоваться просторами? И опять карабкаюсь кверху, перебираюсь над обрывами. 

Один  обрыв  оказался  особенно  страшным.  Острые  скалы  торчали  отвесно,  и  река 

шумела  далеко  под  ними  внизу.  Этот  обрыв  и  рои  крылатых  муравьев,  сверкающие 

крыльями  на  темном  фоне  глубокого  каньона,  стремящиеся  к  неведомой  цели, 

запечатлелись надолго в памяти. 

 

СБОРИЩЕ САМОК. Каменистая пустыня у каньонов Чарына заметно изменилась за 

два  тяжелых  засушливых  года.  Редкие  кустики  боялыша  и  других  солянок  посохли,  и 

остались  от  них  одни  сухие  стволики-скелетики.  Исчезли  ранее  здесь  обыденные 

чудесные толстячки кузнечики зичия. Совсем голая пустыня, один щебень да галька! 

 

 

 

Засоленная щебнистая пустыня на левом берегу реки Чарын 

 

 

574 

Сегодня  23  апреля  –  по-настоящему  второй  теплый  день,  и  муравьи  все  сразу 

проснулись.  Кто  отогрелся,  выбрался  наверх,  а  кто  еще  продолжает  париться  в 

поверхностных камерах. Там жарко, как раз то, что необходимо после долгой зимовки и 

холода. 

По крутым склонам спускаюсь в глубокий каньон. Вода, ветер, холод и жара создали 

здесь  фантастическую  картину,  напоминающую  древний  разрушенный  город.  Каньон 

ведет  к  реке  Чарын.  Он  хорошо  знаком.  Река  течет  среди  высоких  обрывистых  скал 

причудливой формы. Заканчивается он  у реки небольшим тугайчиком. Может быть, там 

есть какая-нибудь жизнь. 

 

 

 

Река Чарын в районе гор Турайгыр 

 

Путь недолог. Вскоре слышу шум реки. Вот и знакомый тугайчик. Подальше от реки 

он  зарос  саксаулом,  ближе  к  ней  –  колючим  чингилем  и  барбарисом,  у  самой  же  воды 

узкой  лентой  теснятся  лески  из  лавролистного  тополя,  клена  Семенова,  ивы.  Из-за 

прошедших  в  горах  дождей  по  реке  мчится  бурный  кофейно-желтый  поток.  Он 

вздымается буграми над скрытыми под водой большими валунами. Прежде так не бывало. 

Сейчас дождевые потоки скатываются по голой земле, унося с собою поверхностный слой 

почвы. 

Тугайчик  маленький,  метров  триста  длиной  и  около  ста  шириной.  Он  тоже,  как  и 

пустыня, выгорел, серый, и только тополя разукрасились крохотными, покрытыми липкой 

смолой,  листочками.  Саксаул  совсем  высох.  Лишь  кое-где  на  его  желтоватых  стволиках 

проклюнулись  крохотные  зеленые  точечки-почки.  В  прошлые  годы  сильно  понизился 

уровень  воды  в  реке  и  деревья  не  смогли  добывать  влагу  из-под  земли.  Но  саксаул  – 

детище пустыни – может переносить засуху и в таком состоянии. 

 

575 

Брожу по тугайчику, заглядываю под куски коры на старых тополях и почти всюду 

встречаю муравьев древесных Кампонотус ламеери, блестящих, будто отполированных, с 

ярко-красной  головой  и  грудью  и  черным  брюшком.  Им  засуха  не  страшна.  Вся  жизнь 

связана с деревом. Оно их кормит, и у самой реки ему ничего не делается плохого. На нем 

же вдоволь снеди. 

Еще  вижу  на  молоденьком  тополе  невероятное  столпотворение  возбужденных 

муравьев  Формика  куникулярия  (рис.  568).  Они  мечутся,  снуют  туда-сюда.  Что 

обеспокоило этих энергичных созданий? 

 

 

 

Рис. 568 – Муравей Формика куникулярия 

 

Гнезда их в земле, на дерево они забираются только ради тлей. Сейчас же рано, тлей 

еще  нет  и  в  помине.  Придется  приглядеться  к  бушующей  компании.  На  другой  стороне 

стволика деревца, оказывается, тоже мечутся муравьи, только другие, маленькие, черные, 

Лазиус  алиенус.  Осматриваюсь  вокруг:  гнездо  куникулярий  от  дерева  метрах  в  пяти,  а 

черные лазиусы, судя по всему, совсем недавно поселились у самого стволика в земле. Так 

вот  в  чем  дело!  Муравьи  куникулярии  обеспокоены:  дерево,  находящееся  на  их 

территории,  занял  чужой  народ.  Летом  на  этом  дереве,  конечно,  немало  тлей,  так  что 

причина беспокойства немаловажная. 

Плохую  новость  принес  куникуляриям  первый  день  пробуждения.  Пока  муравьи 

мечутся в возбуждении, кое-кто  уже схватился с черными чужаками. Не миновать здесь 

ожесточенной баталии! 

Бреду  дальше  по  тугайчику:  земля  голая  и  будто  нет  на  ней  ничего  более 

примечательного. Проснулись муравьи-жнецы, с десяток рабочих выносят наружу землю, 

подновляют  свои  помещения.  У  самой  реки  во  влажной  почве  под  камнем  прогревается 

многочисленное  племя  муравьев  тетрамориумов.  Они  влаголюбы  и  от  воды  далеко  не 

отходят. 

 

576 

Надо взглянуть, что есть под камнями. Их немало на почве тугайчика. Под первым 

же  камнем  вижу  большую  самку  черноголового  желтого  муравья  Кампонотус 

туркестанус. Она красавица, гладкая, блестящая, голова желтая, с густо-черной шапочкой, 

на светлой груди тоже черная бархатная накидка, а большое черное брюшко расчерчено 

ярко-желтыми поперечными полосочками. Она завершила брачный полет, опустилась на 

землю,  обломала  роскошные  длинные  и  прозрачные  крылья  и  вот,  какая  деловитая,  уже 

нашла  себе  крышу  и  под  ней  успела  вырыть  каморку.  Счастливица!  В  воздухе  ее  не 

поймала птица, а на земле – ящерица. Да и другие муравьи как раз заняты охотой на таких 

ищущих  укрытие  самок.  Теперь,  если  в  ее  крепость  не  проберется  никакой  неприятель, 

она из каморки проведет вглубь норку, сделает вторую пещерку, отложит яички, выведет 

помощниц, а там – пойдут дела. 

 

 

 

Река Чарын, урочище Актогай 

 

Самочка  в  беспокойстве  мечется,  не  знает,  куда  спрятаться.  Осторожно  уложил 

камень на старое место. Пусть живет, занимается своими делами! 

Дальше же будто какое-то наваждение. Под  каждым камнем вижу  таких же самок, 

часто  даже  по  две-три  в  одной  и  той  же  каморке.  Немало  их  ползает  и  по  земле,  ищут 

убежище.  Такого  изобилия  отлетавшихся  самок  желтого  черноголового  кампонотуса 

никогда  не  приходилось  видеть.  Откуда  они  взялись,  почему  избрали  для  своего 

поселения этот крошечный тугайчик? 

После долгих поисков, наконец, нахожу под большим камнем и старый муравейник 

этого  же  вида.  Но  только  всего  один  единственный.  В  нем  сейчас  скопище  крылатых 

самок  и  самцов.  Их  еще  не  успели  выпустить  в  полет,  здесь  у  реки  в  глубоком  каньоне 

прохладней и сроки полетов запоздалые. 

 

577 

Еще ищу такие гнезда, но не нахожу более. Все отлетавшиеся самки прибыли сюда в 

этот маленький мирок среди громадной пустыни откуда-то издалека. 

День сегодня не на шутку знойный, щедрое горячее солнце катится по синему небу, 

будто  огненный  шар.  Возвращаясь  обратно  к  биваку  по  каньону  среди  нагромождения 

громадных  скал,  с  удовольствием  забираюсь  в  тенистые  уголки  под  ними,  отдыхаю  от 

зноя.  И  тогда  вижу,  как  сверху  вниз  из  голой  каменистой  пустыни  в  тугайчики  летят 

большие красавицы самки желтого кампонотуса. 

Обратный путь скучен и труден. Особенно тяжел крутой подъем из каньона наверх, 

и я, стараясь отвлечься, раздумываю об увиденном. 

Желтый  кампонотус  чаще  всего  живет  в  каменистой  пустыне.  Сейчас  после  двух 

засушливых лет 1974 и 1975 годов в сухой и бесплодной каменистой пустыне ему живется 

несладко, многие семьи влачат тяжкое существование и даже вымирают от бескормицы. 

Да и весна этого года тоже сухая. Уж не из таких ли, терпящих бедствие муравейников, 

летят  продолжатели  муравьиного  рода,  руководимые  древним  и  мудрым  инстинктом, 

переселяются  в  места  поближе  к  воде,  места,  спасительные  от  невзгод,  постигших  их 

племя.  Этот  инстинкт  мог  выработаться  многими  тысячелетиями,  когда  пустыне  не  раз 

приходилось переживать трудные годы продолжительных засух. Но как муравьи все это 

понимают? 

Сложна и многообразна жизнь муравьиного народца! 

 

578 

Список переименованных географических названий, 

использованных в тексте 

 

Старое название 

Новое название 

Алма-Ата  

Алматы 

Анрахай  

Айтау 

Балхаш  

Балкаш 

Большие Богуты  

Улькен Бугыты 

Большой Калкан  

Улькен Калкан 

Джунгарский Алатау  

Жетысуский Алатау 

Заилийский Алатау  

Илейский Алатау 

жүктеу/скачать 19,98 Mb.