Н. Ю. Зуева (жауапты хатшы), О. Б. Алтынбекова, Г. Б. Мәдиева
жүктеу/скачать 4,5 Mb. Pdf көрінісі
|
| «Влажные чистые глаза девочки-олененка
врываются в мой бред, в мой кошмар, словно лучи света, отбрасывают прочь зловещие тени» [1, 15]. «Бред», «кошмар», «окаянные годы» – это перманентное внутреннее состояние героя. Его духовный поиск происходит в пространстве реального и иллюзорного, границы которого настолько размыты, что и сам рассказчик не в силах отличить объективное бытие ото сна. Немаловажную роль в этой деструктурали- зации сознания, на наш взгляд, сыграл ланд- шафтный и исторический контекст взросления главного героя в условиях постоянных испыта- ний на Семипалатинском полигоне. По Ж.Х. Салхановой, национальный мир есть единый космос, в котором слиты человек и исторически окружающая его природная среда, влияющая на социальную психологию целого этноса [2, 295]. Как отмечает Н.К. Сарсекеева, «персонажи современной казахстанской прозы несут в себе отголоски исторических потрясений, бурь и катаклизмов; их ощущения и страдания во мно- гом связаны с историческим прошлым, памятью «истории своего рода» [3, 302]. Я рос хилым болезненным мальчиком. Мы росли и болели, болели и росли, и никто из нас не догадывался, что за западными холмами зарылся в землю айдахар по имени Полигон. Глухие подземные удары, трещины на стенах, периодический звон посуды в шкафу, свечение облаков были для нас такими же привычными явлениями, как очередные повальные эпидемии в округе, постоянное головокружение и сла- бость, кровотечение из носу, волдыри и лишаи, покрывающие тело с ног до головы [1, 41]. Приведенная ретроспектива архетипически очень значима. Мальчик, росший в окружении ядерных взрывов, не отдавал себе отчета в происходящем; в тексте имплицитно заложены архетипы детства и апокалипсиса, представлен- ные в дихотомии. Инклюзивное местоимение «мы» маркирует всех детей, взрослевших вместе с главным героем. Предикат «не догадывался» («никто из О. Валикова 143 Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 1(147). 2014 нас не догадывался») семантически возводит их в разряд безвинных жертв, ничего не знавших об испытаниях, страдавших и погибавших в своем незнании. Описание болеющих и гибнущих детей близко к эстетике натуральной школы, для ко- торой характерна фактографическая фиксация явлений («кровотечение из носу, волдыри и лишаи»). На концептуальном уровне дети при- равнены к жертвам. Онтологически это сбли- жает произведение с текстами Ф. Достоевского и И. Бунина. Так, поставленный Ф. Достоев- ским вопрос о том, «стоит ли мир слезки ре- бенка», знаменует гуманистическую идею писа- теля о детях как о будущем человечества. В «Деревне» И. Бунина, где все дети умирают в младенчестве либо раннем возрасте, символи- чески эксплицировано и само угасание рода, отсутствие какого-либо продолжения, крах общины. Дети в романе А. Жаксылыкова погибают из-за испытаний на полигоне. Автор обозначил его как айдахара, дракона, подземного змея. Это уровень подтекстовой, шире – интертексто- вой информации, аллюзия на Урбороса, биб- лейского Левиафана и великого скандинавского змея Ермунганда, олицетворяющего конец мира. Левиафа́н (ивр. ןָתָיְוִל (чит. ливьята́н) - «скрученный, свитый») – чудовищный морской змей, упоминаемый в Ветхом Завете, иногда отождествляемый с сатаной. В книге Иова Левиафан описывается так (Иов.40:20 – 41:26): Когда он поднимается, силачи в страхе, жүктеу/скачать 4,5 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|