В языкознание теория речевой деятельности психолингвистика

Начало
Содержание
Страница 67 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
Нижеоты – темный ствол
Мамэами – это небо
Пучь и чапи – черный грач...
Хлебников в прозаическом комментарии к этим стихам ссылается на предшествующий опыт
французских поэтов. Он называет при этом Бодлера и Малларме, но не Рембо, у которого как
раз и находится наиболее близкая параллель к его собственному эксперименту. Недавний разбор
Леви-Строса подтвердил принадлежность сонета «Гласные» ко всему тому большому интеллекту-
альному и эстетическому движению, в которое входила и вагнеровская идея «общего целостного
искусства», и открытие самим Леви-Стросом (для него Вагнер – один из предшественников его
структурной антропологии) музыкального взаимопроникновения разных кодов в мифологическом
мышлении. В России к этому слиянию разных видов искусства тяготел Скрябин. Как Хлебников
хотел найти однозначные соответствия фонемам, Скрябин устанавливал (в «Прометее» и потом в
незаконченной «Мистерии» и частично сохранившемся «Предварительном действе» к ней) одно-
значные соответствия между цветами и тональностями.
Как показал Н. Н. Николаенко, результаты работы которого по цветовым ассоциациям на
материале односторонних электросудорожных шоков близки к тому, что выяснили сходные иссле-
дования группы Сперри на материале людей с расщепленным мозгом, функции называния цвета
(левым полушарием) и его распознавания (главным образом правым полушарием) оказывается
возможным четко разделить в эксперименте. На меня произвел сильное впечатление эпизод, когда
мы вместе с Балоновым и Деглиным разговаривали после шока с больной, успешно до заболевания
начинавшей заниматься изобразительным искусством. Я еще раньше думал о поражающей в пись-
мах Ван Гога особой сосредоточенности на цвете и его названиях. В психиатрическом описании
заболевания талантливой художницы, вошедшей в историю под ее именем (без фамилии) Алоиза,
фиксируются ее рассуждения о роли красного цвета. Попав недавно в Лозанну, в поразительном
музее «сырого» искусства я мог увидеть композиции Алоизы, выполненные строго в красном цве-
те. Психологические индивидуальные и общекультурные ассоциации цвета мы начали изучать в
начале 1990-х гг. с канадским психологом У. Шафриром. Набор цветов, фиксируемых в языковых
названиях, установлен для всех известных науке языков. Он стандартен: если есть иерархически
менее значимый цвет (напр., зеленый), то в языке заведомо есть более значимые цвета (желтый).
Вероятна гипотеза о наличии соответствующих генов. Три основных цвета (черный – белый – крас-
ный) есть во всех языках мира; различия этих цветов используются во всех мифологиях и других
символических системах. В этой области языковые универсалии устанавливаются вполне отчет-
ливо. Но обнаруживаются и разительные отличия некоторых культур (как «синяя революция» в
истории французского искусства и культуры) и творческих индивидуальностей.

Начало
Содержание
Страница 68 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
Из впечатляющих примеров в русской культуре 20-го в. можно было бы сослаться на то, как
в романе «Петербург» начиная с первой его главы Андрей Белый использует на новый лад проти-
вопоставление «красного» и «черного», исходно являющееся универсальным и общечеловеческим
(желающие убедиться в поразительном многообразии культурных применений этого цветового раз-
личия могут обратиться к описанию его роли в обрядах африканского племени ндембу, изученных
в книгах выдающегося этнолога В. Тернера). Другим богатым по материалу примером может быть
эссе о желтом цвете кинорежиссера и теоретика искусства С. М. Эйзенштейна. Готовясь к созданию
цветовых фильмов (одним из первых примеров которых был эпизод пира опричников во второй
серии его «Ивана Грозного»), Эйзенштейн разбирал символику цвета в других видах искусства, в
частности, словесного (и здесь его предшественником был Андрей Белый, изучавший использова-
ние названий цветов и цветовые эпитеты в русской классической поэзии и у Гоголя). Продолжая
поиски Вагнера и Скрябина, Эйзенштейн мечтал о таком синтезе искусств, который объединил бы
их все в новом сочетании, использующем все невиданные возможности современной техники. В
этом направлении не так много сделано, хотя попытки создания такого синтетического искусства,
включающего и словесные компоненты, предпринимались многократно.
20. Остаточная энтропия языка и сложность
Начало второй половины XX в. ознаменовалось несколькими крупными открытиями, которые
обозначили новый этап в развитии науки в целом. Назову те из них, которые вошли в научный
обиход на моих глазах в период моего научного становления и подтвердили важность дешифро-
вочного подхода (который стал моделью всех крупных научных достижений): для меня самыми
значительными были обнаружение в 1953 г. генетического кода (результат подготовивших работу
Крика и Уотсона исследований, с самого начала в поисковых работах Гамова ориентировавших-
ся на лингвистическую модель), выявление реликтового излучения (подтвердившего надежность
методов реконструкции исходного состояния в физике и космологии: между высказанным тем же
Гамовым в 1948 г. предположением о возможности этого излучения и его открытием в 1965 г.
прошло 17 лет), дешифровка в 1952 г. письменности майя Ю. В. Кнорозовым (основанная на его
теории коммуникации, тем самым прошедшей проверку опытом) и в в том же году крито-микенской
письменности Вентрисом и Чедвиком (которые убедительно показали значимость выявления фор-
мальных структур). Но едва ли не самым поразительным для всего моего поколения было зна-
комство с теорией информации, которая дала возможность измерять то, что относится к духовной
деятельности человека, необычайно раздвинув тем самым границы точного человеческого знания.
Меня заинтересовала работа Шеннона о теоретико-информационном подходе к дешифровке (вско-
ре удалось вместе со Шрейдером и Пробстом приступить к реализации кнорозовского проекта

Начало
Содержание
Страница 69 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
дешифровки с частичной помощью компьютеров). Мне, кроме того, еще повезло в том отношении,
что я в 1960-1963 гг. принимал участие в тех занятиях А. Н. Колмогорова стихом и языком, которые
привели к созданию его теоретико-информационной модели стиха, а потом и к идее сложности.
Энтропия языка по А. Н. Колмогорову складывается из чисто смысловой информации, или
информационной емкости (h
1
), и гибкости, или остаточной энтропии (мера синонимии γ = h
2
):
H = h
1
+ h
2
(1)
Поскольку второе из этих слагаемых может быть получено из энтропии в целом путем вы-
читания другой составляющей – информационной емкости, в том же смысле можно говорить об
остаточной энтропии: та энтропия, которая остается после выражения определенных мыслей, мо-
жет быть затрачена на избранный метр, переносы, характер рифмовки и другие особенности худо-
жественной формы. Эти затраты энтропии на поэтическую форму могут быть точно подсчитаны.
Если коэффициент β , характеризующий ограничения, налагаемые стихотворной формой, и опре-
деляющий соответствующую свободу обращения поэта со словесным материалом, больше гибкости
языка, или остаточной энтропии γ:
β > γ (2)
то выражение заданной мысли в данной форме невозможно. Поэтому неравенство
γ > β (3)
является необходимым условием для осмысленного поэтического творчества и стихотворного
перевода.
Энтропия языка в общем случае при комбинаторном подходе понимается Колмогоровым как
«показатель разветвленности возможностей продолжения речи при данном словаре и данных пра-
вилах построения фраз»; для русского языка в целом она была оценена сотрудниками Колмогорова
как
H = 1, 9 ± 0, 1 (4)
Однако стилистические ограничения, характеризующие литературный жанр, снижают оценку
энтропии, получаемой при угадывании последующих букв, до
H
lit
= 1, 1 ± 0, 1 (5)
Для русского классического рифмованного ямба затраты остаточной энтропии по Колмогорову
составляют
h
2
= 0, 4 (6)
В таком случае информационная емкость для этого жанра русского языка предположительно
характеризуется как
h
1
= H
lit
- h
2
= 1,1 - 0,4 = 0,7 (7)

Начало
Содержание
Страница 70 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
Эту последнюю величину можно также оценить экспериментально, сравнив между собой раз-
ные русские переводы одного и того же иностранного текста или разные русские словесные опи-
сания ситуации, изображенной на одной и той же картине, схеме или географической карте. Ис-
следованием синонимии в последние десятилетия также занимались специалисты по лексической
семантике, которые (иногда – как Анна Вежбицкая – прямо следуя за давней мыслью Лейбни-
ца) пробовали ввести набор основных семантических единиц. С их помощью можно описать более
отвлеченную часть обиходного словаря языка и синонимические преобразования, его характеризу-
ющие. Можно надеяться, что развитие исследований синонимии естественного языка (в частности,
русского, для которого в последнее время выполнены работы по синонимическому словарю, идущие
в том же направлении) может привести и к оценке той остаточной энтропии, которая характеризу-
ет гибкость языка. При усложнении поэтической формы и соответственном повышении затрат на
нее остаточной энтропии гибкость поэтического языка может быть увеличена путем более широ-
кого употребления слов в метафорических значениях. Семантическая структура языка запрещает
только смешение значений слов внутри одного конкретного семантического поля (например, назва-
ний музыкальных инструментов или растений и их частей), но в поэтическом языке любое слово
одного семантического поля может быть использовано как метафорическое обозначение денотата
слова другого семантического поля (Стволы извилисты и голы, Как будто арфы и виолы у Ман-
дельштама). Поэтому повышенная образность произведений с особенно изощренной поэтической
формой (например, «Божественной комедии» и продолжающих ту же традицию терцин Пушкина
и Блока) легко объясняется в соответствии с неравенством (3).
С этой точки зрения для сравнительно-исторической поэтики значительный интерес может
представить техника древнеисландских кеннингов, для которых в работах по реконструкции ин-
доевропейской поэзии указаны прообразы в кеннингах общеиндоевропейских (отраженных уже
у Гесиода и Гомера). Логическая структура кеннингов изучалась Ю. И. Маниным. Значитель-
ное повышение гибкости языка древнеисландских аллитеративных стихов, достигаемое благодаря
систематическому использованию кеннингов, указывает на то, что при жесткости формальных
ограничений, наложенных на стих, оказывалось необходимым повышение остаточной энтропии.
Обе введенные Колмогоровым величины – чисто смысловая информация (h
1
) и гибкость, или
остаточная энтропия (мера синонимии γ = h
2
), могут быть оценены количественно, что представ-
ляет собой значительный шаг вперед по пути создания эстетики как экспериментальной научной
дисциплины, о чем мечтал еще Андрей Белый. Сама необходимость и возможность дать оценку
каждой из этих двух величин в их взаимозависимости обусловлены двусторонним знаковым харак-
тером поэтического текста – наличием в нем плана содержания (семантики) и плана выражения,
в письменном языке кодируемого буквенным письмом (отсюда расчеты количества информации,

Начало
Содержание
Страница 71 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
приходящегося на одну букву текста). Занятия этой областью стохастической семиотики подве-
ли Колмогорова к выработке теории сложности, представляющей также крупный шаг в развитии
тех аспектов математического знания, которые важны для науки в целом. В частности, им были
предложены методы исследования уникального сообщения, не входящего в совокупность других со-
общений, подобных данному, а стоящего вполне особняком (случай, особенно важный для истории
художественной литературы и других видов искусства).
Отчетливое понимание этой особенности словесного и других искусств привело Колмогорова к
такому изложению основ теории информации, которое строится вне обращения к теории вероятно-
стей. Вместе с тем понятия «энтропии» и «количества информации» оказываются применимыми к
индивидуальным объектам, в частности таким, которые являются произведениями художественной
литературы или других видов искусства.
Благодаря этому толкованию теории информации в контексте теории алгоритмов централь-
ным становится понятие сложности программы P, по которой строится индивидуальное сообщение.
Сложность определяется длиной этой программы.
Современная математическая теория стиха, позволяющая приближенно оценить сложность
программы построения cтихотворного текста, может быть одной из иллюстраций подобного под-
хода к индивидуальным сообщениям.
21. Замечания к проблеме методологии гуманитарных наук
С самого начала моих размышлений о языке и языкознании (после того как я в 1947 г. прочитал
Соссюра и Сепира) я стал думать о соотношении этой науки с более общими занятиями знаками
(семиологией Соссюра, нынешней семиотикой, в «тартуско-московской» школе в 1960-1980-е гг.
составившей главный предмет наших обсуждений). Стало ясным, что язык как абстрактная систе-
ма знаков входит в число объектов, изучаемых логической семиотикой и теми областями логики,
которые составляют особую математическую дисциплину. В то время, когда в Праге вырабатыва-
лись перенятые нами четверть века спустя в студенческие и аспирантские годы принципы подхода
к структурному описанию фонологической и грамматической систем языка, Венский кружок на-
мечал более широкое понимание языка, вслед за Карнапом развитое Рейхенбахом в книге, где
языковые категории рассмотрены с точки зрения математической логики. Мы пытались усвоить
выводы из работ этих ученых, а потом и продолжить их занятия в тот период, когда я вместе с
В. А. Успенским и П. С. Кузнецовым затеял университетский кружок по математической линг-
вистике. В те годы (1957-1958) один из главных семинаров, где мы занимались вместе с такими
логиками, как Д.А. Бочвар (в его институте, где его предметом исследований была химия), был

Начало
Содержание
Страница 72 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
посвящен тщательной проработке книги Карнапа о логическом синтаксисе языка. Одним из пер-
вых значимость этой линии исследований для языкознания оценил Ельмслев. В кругу связанных
со мной молодых лингвистов, начинавших в первые годы после смерти Сталина свободные заня-
тия наукой, прямым последователем Ельмслева и переводчиком его главного труда был умерший
молодым исключительно одаренный Ю.К. Лекомцев. Первым из нас он основательно изучил неко-
торые разделы математики и пробовал применить их в лингвистических и семиотических занятиях.
Несомненной заслугой многих лингвистов (главным образом русских и американских), которые ра-
ботали на перекрестке этих наук во второй половине XX в., было выяснение применимости ряда
понятий математической логики к изучению естественного языка. Предпринятый в нескольких
течениях русской науки (математической лингвистики в том очень широком смысле, в каком она
тогда у нас понималась) и американской порождающей грамматики и порождающей семантики
опыт перенесения принципов построения формальной системы на естественный язык полезен не
столько по непосредственным результатам (сказавшимся главным образом в прояснении многих во-
просов синтаксической структуры), сколько как некоторая модель возможной будущей науки (пока
еще никак не построенной). Обозначившееся в США противопоставление порождающей граммати-
ки, увлекшейся формализмом и иногда внешней кажущейся математикообразностью рассуждений,
и содержательно более богатой функциональной лингвистики как бы символизирует две дороги,
которые непременно должны соединиться. Функциональная лингвистика научится более строгим и
точным методам доказательств, а некоторые части наследия порождающей грамматики (которая
как теория, претендовавшая на не оправданную фактами языка универсальность, скорее всего, не
найдет продолжения) соединятся с данными вновь описываемых языков.
Связи языкознания, с одной стороны, и шенноновской теории информации и колмогоровской
теории сложности, с другой, представляют примеры того, как в будущем могут начать складывать-
ся отношения между научными дисциплинами. Вместо традиционно наследуемых и охраняемых
условных границ между ними наступит время исследований по проблемам, а не по установленному
условному размежеванию сфер занятий. Можно надеяться, что от принятой сейчас традиционной
и весьма консервативной классификации знаний уже скоро останутся одни воспоминания.
Следуя мыслям того же Колмогорова, которые он не раз излагал в переписке и разговорах,
можно было бы разделить математику (и отдельные входящие в нее дисциплины), науки об общих
идеях (примерами которых может быть информация и сложность), которые достаточно абстракт-
ны, чтобы объединить несколько разных областей, но при этом лишены отвлеченности математики,
и конкретные сферы исследования.
Общие идеи по мере того, как их изложение становится более абстрактным, частично могут
пересекаться с определенными разделами математики. Как не раз напоминал в своих публикациях

Начало
Содержание
Страница 73 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
на эту тему В.И. Арнольд, с математической точки зрения Рене Том занимался просто теори-
ей особенностей, но сфера приложения теории катастроф (в том числе и к языку, о чем у Тома
есть специальная работа) гораздо шире. Том хотел использовать язык топологии для проясне-
ния семантики нескольких употребительных глаголов. Настаивая на том, что связи лингвистики
и математики не лежат исключительно или главным образом в сфере числовых характеристик
языка, Роман Якобсон отмечал, что одно из центральных понятий лингвистики в его понимании –
инвариант – находит наиболее адекватное представление в топологии.
Опять-таки, возвращаясь к примеру Колмогорова, можно напомнить, что теория вероятности
как математическая дисциплина входит в теорию меры. Однако, например, применяя к изучению
языка и речи (в том числе поэтической) вероятностные методы, мы мало думаем об основаниях
теории вероятности, которые требуют знакомства с теорией меры. Можно надеяться, что наиболее
плодотворным соприкосновением с математикой для лингвистики может оказаться именно поиск и
выработка общих идей, объединяющих ее с другими науками. Кроме сказанного выше об информа-
ции убедительным примером может оказаться теория симметрии. Теория симметрии представляет
собой приложение теории групп. В такой же мере, в какой по Янгу физика после Эйнштейна це-
ликом строится на понятии симметрии, его аналог выдвигается на первый план и в синхронной
и диахронической лингвистике. Здесь можно снова вспомнить Панини и его продолжателей, а
возможно, и тех их предшественников, деятельность которых хотел реконструировать Соссюр. Та
строго симметричная картина форм и категорий санскрита, которой мы им обязаны, отчасти самим
языком, но едва ли не в большей степени его первоописывателями была достроена исходя из того
принципа, который после структуралистов мы называем системностью и наличием структуры. С
этим связано высокое эстетическое совершенство системы Панини. Возможность осуществления
не менее эстетически привлекательных построений в диахронической лингвистике, в частности в
«Мемуаре» Соссюра и в последующих теориях корня Бенвениста и Куриловича, в большой степе-
ни основывалась на использовании нескольких замечательных идей древнеиндийских грамматиков
(классификация глагольных классов, разделение корней set и anit ). Последовательное применение
симметрии для внутренней реконструкции составляет отличительную черту книги Гельба о рекон-
струкции протоаккадского. Особой эстетической стройностью отличаются реконструкции прано-
стратического, предложенные Илличем-Свитычем. Принципы симметрии лежат и в основе разных
вариантов исследования аналогии в грамматических изменениях от младограмматиков до Курило-
вича. Основные достижения разных школ психофонетики и фонологии (в частности, якобсоновских
двоичных различительных признаков) и тех геометрических представлений систем фонем, кото-
рые начал еще князь Трубецкой, и грамматических значений (падежей по Якобсону) также можно
изложить как описание симметрических отношений. В работах по симметрии давно уже приводят-

Начало
Содержание
Страница 74 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
ся в качестве примеров такие семантические противопоставления, как «левый» и «правый». Мне
думается, что именно на этом пути можно найти решение едва ли не самых сложных проблем
семантического исследования. Переделывая (но, быть может, с большим основанием) высказыва-
ние, касавшееся предельно общих вещей (мира в целом), я бы рискнул сказать, что лингвистика
спасется красотой (самого предмета исследований и того, как можно суметь его представить в
наиболее адекватном описании).
При рассмотрении того, как абстрактную систему знаков использует конкретный говорящий
(и описывает конкретный лингвист), языкознание вступает в область, пограничную не только с
психологией и философской прагматикой, но и с современной физикой, где на первый план выдви-
гается наблюдатель и соответственно вырастает роль субъективного начала. Антропный принцип,
утверждающий потенциальную значимость будущего наблюдателя с самого начала той Вселен-
ной, в которой мы живем, среди нескольких возможных следствий может иметь семиотические
и лингвистические: предполагается наличие у наблюдателя средств сообщения о наблюдаемом и
соответственно эволюция, направленная на то, чтобы их выработать. Хокинг формулирует след-
ствия из слабой версии антропного принципа как обусловленную структурой Вселенной возмож-
ность задавания ее разумными обитателями и наблюдателями вопросов о ее устройстве. Тем самым
предполагается наличие у них и разума, и способов выражения и обсуждения мыслей, основанных
на наблюдениях.
Выявление закономерных повторов в развитии («волн» или циклов) особенно важно для про-
гнозирования будущего (по отношению к языку немногие опыты предвидения будущего, например,
английского языка у Сепира и русского у Поливанова и Петерсона, при их успешности остаются
единичными, как и единократным было участие крупных лингвистов – князя Трубецкого, Сепира,

жүктеу/скачать 3,26 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: