Проблемы  этнического  формирования  носителей  говоров  Западного  Приуралья

(Карьевский  и  Рожин  со  своими  князьями  соотв.  Зевендук  и  Амбал),  тогда  как  Кунгурский  уезд 

(входивший  сначала  в  Сибирский  Приказ)  состоял  из  четырех  четвертей:  Карьевская,  Верхиренская, 

Шаквинская,  Верхнесылвинская  (между  прочим,  совпадающих  с  территориями  распространения 

одноименных подговоров, выделенных нами на основе диалектных различий) (Рамазанова, 1996: 6–8). 

Осинский уезд (в состав которого входила и территория современного Бардымского района Пермской 

области)  в  пределах  традиционных  границ  оказался  в  Казанском  Приказе,  далее  в  Уфимской 

провинции;  население  же,  как  и  все  землевладельцы  Башкирии,  стало  именоваться  башкирами-

вотчинниками  (Рахматуллин,  1981:  7),  и  их  учёт  вёлся  в  особых  ясачных  книгах,  к  сожалению,  не 

дошедших до нас. 

В  исторической  литературе  под  этнонимом  остяк  подразумевались  различные  народы  (ханты, 

манси  и  др.)  (Бахрушин,  1955:  98;  Преображенский,  1956;  Бударин,  1952:  24).  Остяк~иштяками  со 

стороны восточных соседей называлась часть сибирских татар и часть башкир (Народы…, 1956: 570; 

Филоненко,  1915:  21).  Известный  татарский  писатель  и  учёный  Т.Ялчигул  считал  себя  «болгарлык 

иштђк» (Кузеев, 1960: 164), т.е. иштяк из Булгара. 

Этническая  принадлежность  остяков  связывается  учёными  с  тюркским  миром.  По  М.З.Закиеву, 

слово остяк восходит к ас-аш-ис и др. (см. выше) + афф. -лык (-тык.); по Ф.С.Фасееву, этноплеменное 

образование аштђк-остяк-иштяк-истяк — «продукт тюркско-остякского взаимодействия в VIII–XVII 

вв.»  (Фасеев,  1983,  154–155).  Р.Г.Кузеев  считает,  что  иштяки  —  результат  контактов  тюрков  с  их 

северными соседями  (Кузеев, 1974: 204), хотя в заключении своей монументальной работы включает 

иштяков  в  число  тюркоязычных  кочевников  (Кузеев,  1974:  503).  Д.М.Исхаков  неоднократно 

затрагивает различные  стороны  истории  формирования пермских татар, он  считает,  что  в  Приуралье 

вплоть  до  начала  XVII в.  между  Камой,  Белой  и  районом  проживания  удмуртов...  существовали 

остяцкая  территория  и  иштякская-остякская  этническая  общность:  «тюрко-угорского  характера», 

«угры смешаны с тюрками» и т.п. (Исхаков, 1987: 114–121; 1983: 53–54; 1991: 176–178; 1993: 37–41). 

Относительно остяцкой территории необходимо учесть фактор времени: видимо, к средним векам 

остяки локализовались на указанной Д.М.Исхаковым территории. 

Ономастический материал также подкрепляет этногенетическую связь пермских татар с остяками. 

На  юге  Пермской  области  и  на  северо-западе  Башкортостана  имеются  татарские  деревни  под 

названием Истяк. 

Культура  племён,  живших  в  бассейнах  Чусовой,  Сылвы  и  в  Среднем  Прикамье  в  IX–XV  вв., 

археологами выделена в особую — сылвинскую культуру; носителей этой культуры археологи относят 

к  племенам  угорской  семьи  языков  (Генинг  В.Ф.,  1959:  212;  Бадер,  Оборин,  1958:  214).  В  ис-

следованиях  последних  лет  сылвинская  культура  XV–XVI  вв.  сближается  с  синхронной  культурой 

угорских групп «Низовьев рек Белая и Ик» (Казаков, 1978: 83, 88, 97, 99; Исхаков, 1985: 53). 

Таким  образом,  комплекс  различных  материалов  свидетельствует  о  существовании  остяков  в 

Прикамье.  В  XV–XVI  вв.  они  не  отличались  от  татар,  их  и  собственные  имена  были  тюркские, 

например, Батырев, Канмурзачка, Ураско Урмаметев, Ишимбайко, Козебахта Карьев и т.д. Причём, в 

названных выше писцовых книгах наблюдается преемственность имён и фамилий остяков-татар (подр.: 

Рамазанова, 1989). 

По  составу  и  характеру  диалектальных  особенностей  говор  пермских  татар  стоит  несколько 

особняком в системе других говоров западноприуральского ареала. Он уникален, имеет много древних 

черт, редко встречающихся в остальных татарских говорах, а также в других тюркских языках; в нём 

сохранились  явления,  характерные  для  более  древнего  этапа  развития  языка  татар  Волго-Камья.  В 

формировании  говора  пермских  татар  именно  как  татарского  решающая  роль  принадлежала 

поволжско-тюркскому компоненту (Рамазанова, 1990-3: 110–122). 

Булгарский  период  также  свидетельствует  об  общности  населения  поволжско-приуральского 

ареала  (А.А.Дмитриев,  1884;  А.П.Смирнов,  1951;  1952;  1957;  А.Н.Усманов,  1960;  В.Ф.Генинг,  1964; 

С.М.Шпилевский,  1887;  С.И.Руденко,  1955;  Б.Д.Греков,  Н.Ф.Калинин,  1948;  А.Х.Халиков,  1971; 

Р.Г.Кузеев, 1974; и др.) (Григорьев, 1836; Лызлов, 1990; Мажитов, 1971: 15; История Урала: 38; Очерки 

по истории.., 1956: 32–35; Закиев, 1986: 43; 1995: 66). 

В  Приуралье,  особенно  в  пределах  северо-западных  районов  современного  Башкортостана  и 

южных  районов  Пермской  области,  сохранялось  постоянство  по  территориально-административной 

принадлежности: в составе Булгарского государства, его преемника  — Казанского ханства (Усманов, 

1960: 25–57; Кузеев, 1971: 25). После падения Казанского ханства «стало возможным присоединение к 

Русскому  государству  всего  Западного  Урала»  (История  Урала..:  45),  и  указанная  территория  в 

пределах традиционных границ оказывается в ведении Казанского Приказа (ЦГАДА, ф.1209, оп.1 кн. 

153  (в  нём  г.Оса  назван  пригородом  Казани)  и  далее  —  до  1728 г.  —  Казанской  губернии  (История 

Татарии, 1937: 487). 

Часть территории распространения западноприуральских говоров, в пределах современной северо-

западной  Башкирии,  в  русских  источниках  до  XVII в.  фигурировала  как  самостоятельная 

административная единица, отдельно от «Башкирских улусов», под названием «Беловоложская земля». 

«Белая Воложка» — название р.Белой в пределах её нижнего течения. 

В  этом  свете  особенно  значительными  становятся,  на  наш  взгляд,  выводы  учёных,  исследующих 

историю  данного  региона.  Так,  антропологи  —  М.С.Акимова  и,  в  последнее  время,  Р.М.Юсупов  — 

выделяют  этот  регион  и  указывают  на  преобладание  в  краниологическом  материале  его 

европеоидности и волго-камских признаков (Акимова, 1971: 39; Юсупов, 1983: 56–59). Как выяснено 

Р.З.Янгузиным  (1971:  219,  223),  для  хозяйства  населения  региона уже  в  эпоху поздней  бронзы  было 

характерно  сочетание  скотоводства  с  земледелием.  Автор  заключает,  что  в  формировании  характера 

хозяйственного  уклада  региона  решающую  роль  сыграли  «местные  оседло-земледельческие 

этнические группы». Р.З.Янгузиным приведены архивные источники, свидетельствующие об оседлом 

характере  населения  северо-запада  Башкирии  и  в  XV–XVI вв.  Документы  аналогичного  содержания 

обнаружены и нами во время работы в архивах гг. Уфы, Москвы (XVII в.: ЦГАДА, ф.1324, оп.1, ед.хр. 

2257(1632 г.); ф. 1173, оп. 1, ед.хр. 1341(1701 г.), 353 (1641 г.), 355 (1695 г.); 50; 207; 271; XVIII в.: ф. 

615, ед.хр. 12157 (1714г.), 12274 (1702 г.), 12149 (1710 г.); 13240 (1725 г.); и др.). 

Относительно  юго-западной  Башкирии  Р.Г.Кузеев  писал:  «Этот  удобный  для  ведения 

земледельческого  хозяйства район  задолго  до присоединения  Башкирии  к  Русскому  государству  был 

объектом колонизации булгарских племён ...» (Кузеев, 1957: 23). 

Падение Булгарского государства после нашествия монголов, политическая обстановка в Золотой 

Орде  и  др.  вызвали  определённые  перемещения  населения  Поволжья  на  север и  северо-восток.  «...  к 

концу  XVI в.  относятся»  «сведения  о  переселении  из  Булгар  племени»  гайна  (или  группы  знатного 

сословия — тархан), сыгравшего решающее значение в этно- и глоттогенезе татар Пермской области 

(Рамазанова, 1996: 13–38; 1983: 140). В XIII–XIV вв. произошёл следующий этап заселения бассейнов 

р.Ик и низовьев Белой выходцами из Поволжья: булгарскими племенами кече, кэлчер, юмран, буляр,  

еней, юрми, входившими некогда «в единое этнополитическое образование»; байлярцы бассейна р.Ик 

также  «были  в  активном  контакте  с  булгаро-угорскими  и  другим  населением  края»  (Очерки  по 

истории: 32–35; Кузеев, 1974: 274, 326, 458). 

Что касается кочевых башкирских племён, то следует здесь подчеркнуть следующие моменты. Во-

первых, мы пока не располагаем данными, позволяющими выяснить, что же стало с теми башкирами, 

которые  жили  бок  о  бок  с  племенами  булгарского  объединения  и  постоянно  упоминались  в  записях 

арабских путешественников рядом с булгарами. Во-вторых, переселение кочевых башкирских племён 

в лесистый северный регион Приуралья вряд ли было возможным. 

Миграция  булгарских  племён  положила  начало  другому,  качественно  новому  этапу  в  этногенезе 

татар Приуралья и формировании их говоров. Именно в тех ареалах, в заселении которых участвовали 

булгарские племена, в настоящее время распространены татарские говоры, единодушно рассматривае-

мые  исследователями  в  диалектной  системе  татарского  языка  (Рамазанова,  1996,  28–34;  1997;  1979; 

1982; 1983; 1984; 1985; 1990, 1993; 1993; 1997).). К тому же, эти говоры проявляют общность с такими 

говорами  татарского  языка,  как  нукратский,  касимовский,  кряшенские,  носители  которых  в  течение 

сравнительно  небольшого  отрезка  времени  в  том  или  ином  (территориальном,  культурно-

экономическом,  политическом  и  т.д.)  отношении  обособились  от  казанских  татар  (Махмутова,  1974: 

223).  Тем  самым,  в  настоящее  время  татароязычными  являются  потомки  енейцев,  байлярцев, 

тарханцев, гайнинцев, булярцев, юрмийцев, юрматынцев и др. 

В  XVI в.,  после  падения  Казанского  ханства,  начинается  массовая  крестьянская  колонизация 

Приуралья поволжскими татарами и другими народами (удмуртами, марийцами, чувашами), бывшими 

под протекторатом Казанского ханства. Основные причины были такие: политика насильственной хри-

стианизации народов Поволжья, усиление феодального и колониального гнета, нежелание согласиться 

с новым, подчиненным положением и т.д. Их привлекали на юге и юго-востоке воля, свободные земли 

(подр.:  Клочков,  1911),  относительно  легкий  ясак,  на  что  неоднократно  указывали  учёные  (Рычков, 

1792:  85;  Филоненко,  1915:  33;  Степанов,  1966:  107).  О  том,  что  у  башкир  ясак  был  легче,  чем  у 

соседей,  т.е.  у  татар  и  других  народов  Поволжья,  свидетельствуют  и  архивные  источники.  Так,  на 

требование  выдать  беглых,  вотчинники  Башкирии  ответили:  «Они  (вотчинники.—  Д.Р.)  только 

платили с осьми ясаков по одной кунице (в год.— Д.Р.),  которой цена восемь гривень и обойдется с 

ясака токмо по гривне в год, а зо втора по четыре деньги. А в Казани с ясака в год денежных сборов 

збирается по осьми рублей по двадцати по шести алтын с полу деньгою и оные беглые с тех пустых 

ясаков  живут  у  них  у  башкирцев  и  не  токмо  одни  иноверцы,  но  и  русские  многие  и  на  них  всякую 

работу  работают  и  пашни  им  пашут...»  (ЦГАДА,  ф.  248,  он,  3,  кн.  115,  л.  978-об.).  По  мнению 

Н.Ф.Демидовой, «средняя цифра ясачного сбора была чрезвычайно невысока, особенно по сравнению с 

подушным  сбором  с  русских  крестьян»  (Демидова,  1961:  218).  «С  точки  зрения  земледельца 

Центральной  России  и  Среднего  Поволжья  здесь  лежали  „впусте”  манящие  к  себе  тучные  и 

хлебородные земли, леса и пастбища, охотничьи и рыболовные угодья» (Рахматуллин, 1981: 5–6). Но в 

то же время «в основу управления Башкирией на протяжении XVI–XVII вв. было положено сохранение 

самостоятельности внутрифеодального управления башкирских общин и признание вотчинного права 

башкир на землю» (Демидова, 1961: 211). 

Нами установлено, что после падения Казанского ханства ход дальнейших этнических процессов в 

Приуралье предопределился различиями в общественно-экономическом положении народов бывшего 

Казанского ханства и вновь образованной в составе Русского государства Башкирии: 1) тяжёлый и всё 

более увеличивающийся за счёт различных поборов ясак  — у первых и относительно легкий ясак — у 

вторых; 2)  вотчинное  право  у  населения  Башкирии на  свои  земли;  3)  государственная  — у первых  и 

общинная — у вторых форма землепользования; 4) налаженный и сильный контроль над населением 

Поволжья  и  ограничение  возможности  вмешательства  со  стороны  правительства  в  предотвращение 

притока  и  устройства  беглого  населения  в  Башкирии  (надлежащий  надзор  и  административное 

управление,  полный  учёт  населения  Башкирии  были  налажены  соответствующим  образом  лишь  в 

середине XVIII в. после постройки Оренбурга); 5) близость (в ряде случаев общность) языка, обычаев и 

нравов  пришлого  и  местного  населения;  6)  сохранение  льгот  у  правящей  верхушки:  сохранение 

тарханства,  полученного  от  Казанского  ханства  и  Ногайской  Орды,  также  и  продолжение 

предоставления  Русским  правительством  тарханства  служилым  и  другим  татарам  (Очерки  Истории 

СССР…,  1955:  675;  Степанов,  1966:  107–109;  Материалы..,  III:  360;  Любавский:  2,  13;  История 

Татарии: 87, 123; ЦГАДА, ф. 1173, оп. 1, ед.хр. 196; 575; 581; 592; 1087; и др. (документы датированы: 

1669,  1690  и  др.).);  7)  относительно  свободные  земли,  ставшие  одной  из  последних  отдушин  для 

беглых,  лишенных  своих  лучших  земель  (История  Татарской..,  1968:  103–136;  Кузеев,  1957:  121; 

Кармин, 1934: 12; Алишев, 1973: 39–48). 

Проблема бегства и стихийной колонизации приуральских земель (хотя и неоднократно привлекала 

внимание  исследователей)  до  сих  пор  специально  не  изучалась.  В  наших  работах  затронуты  также 

лишь  некоторые  её  стороны,  касающиеся  нашей  проблематики.  Так,  первый  и  весьма  интенсивный 

миграционный  поток  начался  уже  во  второй  половине  XVI

 

–

 

начале  XVII в.,  о  чём  ярко 

свидетельствуют,  например, правительственные  указы  от  1581,  1597  гг.  (История  Татарской…,  1968: 

110;  Полн.  собр.  законов, 1830:  80),  многочисленные  исследования,  архивные  материалы,  сообщения 

административных  деятелей в  Правительствующий  Сенат  (История  Татарии..: 387;  Рычков, 1792: 89; 

Материалы...,  III:  560;  ЦГАДА,  ф.  248,  оп.  3,  кн.  115,  л.  978;  Рамазанова,  1984:  21–38;  1985;  1986). 

Позволим  себе  в  качестве  примера  привести  из  имеющихся  в  нашем  распоряжении  огромного 

количества  архивных  материалов  лишь  несколько  фактов.  На  землях  Уранской  волости  Осинской 

дороги возникло 50 (37  — до 1662 г., 13 — после 1662 г.) татарских, также и марийских, удмуртских 

деревень  (ЦГАДА,  ф.  1173,  оп.  1,  ед.хр.  980  (док.  от  1668 г.).);  в  пределах  вотчин  татар  дер.Мушуга 

Ирехтинской вол. — 20 деревень, причём выясняется, что некоторые из жителей жили на новых землях 

уже 50, даже 70 лет (ЦГАДА, ф. 615, оп. 1, ед.хр. 12157 (док. от 1701 г.); Васильев, 1950: 63; ПСЗ, VII: 

503; ЦГАДА, ф. 248, оп. 3, кн. 101, лл. 39, 40, 210–214-об. и др.; кн. 115, лл. 283–284-об.; 374–377, 458, 

531, 922–931, 978; ф. 1173, оп. 1, ед.хр. 980; и мн. др.). 

Как  свидетельствуют  архивные  источники,  среди  беглецов  численно  преобладали  татары, 

подавляющее  большинство  беглых  были  выходцами  из  Казанского  уезда  (Рамазанова,  1984:  23–25; 

1985; 1986; ПСЗ, т. 1: 80). Этнолингвистическая ситуация в Приуралье была такова, что в этническом 

формировании  населения  и  в  сложении  его  говоров  ведущая  роль  принадлежала  татарам.  О  роли 

казанских  татар  в  возникновении  той или  иной  деревни  Восточного Закамья  Татарстана  и  Западного 

Башкортостана  часто  говорится  также  в  многочисленных  легендах  и  преданиях,  бытующих  среди 

населения  (Рамазанова,  1997).  Не  было  ни  одной  деревни,  где  бы  не  упоминалось  об  участии  в  её 

заселении  татар  из  Поволжья  («Казан  ягыннан»).  В  некоторых  деревнях  имеются  более  поздние 

переселенцы — «казаннар», «казан кешесе», которые пока не совсем слились с местным населением. 

Необходимо  особо  сказать  об  огромной  роли  татар  в  этнических  процессах  Приуралья.  Ещё 

царские  чиновники  XVIII в.  вынуждены  были  обратить  на  это  внимание  (см.:  «Изъяснение  о 

территориальном  и  внутриродовом  разделении  башкир  Уфимского  уезда,  о  живущем  на  их  земле 

нерусском населении и о мерах борьбы с магометанством и перенаселением уезда» И.К.Кириллова от 

1735 г. (Материалы...—Т. III.—С. 493.). 

Большое место отводится вопросу о мерах борьбы с отатариванием башкир и киргизов в отчёте от 

21  октября  1876 г.  министра  просвещения  графа  Д.А.Толстого:  «...нужно  принять  все  меры,  чтобы 

удержать  киргизское  население  от  отатаривания  и  омагометанивания  и  не  допустить  их  слиться  с 

татарами, как это случилось с башкирами, ...» (Аграрный…, 1936: 338). В этом отчёте много говорится 

о сильном влиянии татар на чуваш, на язычников в Уфимской губернии (Аграрный.., 1936: 335–340). 

Татары, как грамотный слой общества, оказывали сильное влияние на население, были наставниками, 

писцами, обучающими грамоте, и т.д. (Усманов, 1960: 38–39; Демидова, 1958: 49). Духовными лицами 

в Уфимском уезде, в основном, были выходцы из Казани, о чём сообщается в письменных источниках. 

И.И.Лепехин  в  середине  XVIII в.  отмечал,  что  ахун  из  башкир  был  редкостью  (Семенов-Тянь-

Шанский, 1914: 138–139; Материалы…, ч. III: 527; ЦГАДА, ф. 248, оп. 3, кн. 115, лл. 775, 323, 909 и 

др.; ЦГА БАССР, ф. 172 оп. 1, ед.хр. 46, л. 101; Лепехин, 1821: 279). 

Язык казанских татар служил языком общения в той сложной этнической среде, которая возникла в 

XVII–XVIII вв. в Приуралье. Эта традиция продолжается и по сей день, в чём нам не раз приходилось 

убеждаться во время наших многолетних экспедиций. 

Исследователями  отмечено  значительное  влияние  татарского  языка  и  на  формирование  говоров 

финно-угорских языков, распространённых в данном регионе (см., например: Насибуллин, 1973). 

Влияние татарского языка шло и через татарский письменный литературный язык, служивший, как 

свидетельствуют  письменные  источники,  языком  деловых  бумаг  (Тумашева,  Усманова,  Хисамова, 

1977: 51–66). В архивах городов Уфы, Оренбурга, Москвы сохранилось множество различных деловых 

актов,  написанных  на  татарском  языке.  Кстати  отметим,  что  в  их  языке  совершенно  отсутствуют 

специфичные черты башкирского языка. 

Уложением царя Ал.Михайловича (1649 г.) людям «всяких чинов» запрещалось покупать земли у 

башкир (Фирсов, 1866: 153, 247). Законный доступ на земли башкир был возможен, в основном, только 

тем,  кто  имел  с  ними  общую  культуру,  язык,  религию,  т.е.  «му сульманам».  Башкирия  сохраняет 

«инородческий  характер»  до  конца  XVII в.  Представители  же  других народностей  для  устройства  на 

башкирских землях принимали магометанство («омусульманивались») (Фирсов, 1866: 153, 247; Кузеев, 

1974: 164, 332, 459). 

В  начале  XVIII в.  происходит  ещё  один  мощный  поток  переселенцев,  связанный  с  введением  в 

России  подушной  подати,  усилением  второй  волны  христианизации  (Рамазанова,  1984:  22–23;  1985: 

10–11;  1986).  Стихийная  колонизация  земель  Приуралья  в  различной  степени  активности 

продолжалась до XX в. Активная колонизация края русскими стала возможной после объявления указа 

1736 г.,  разрешающего  продавать  представителям  определённых  сословий  земли  Башкирии 

(Добросмыслов,  1900:  190;  Материалы...,  Ч.  1:  302,  где  записка  Казанского  губернатора 

А.П.Волынского от 1730 г.: «... и понеже за 30 лет прошедших не было нигде ясашных русских сёл ...»). 

Исследование проблемы бегства включает и такой немаловажный вопрос, как  изменение к концу 

XVII

 

–

 

началу  XVIII в.  формы  и  содержания  общественных  и  земельных  отношений  между 

вотчинниками и царским правительством, с одной стороны, и вотчинниками и припущенниками  — с 

другой. 

Строительство городов и других укреплённых крепостей, заселение вотчинных земель служилыми, 

стрелецкими  и  другими  категориями  населения,  возведение  монастырей  и  др.  сопровождались 

изъятием  правительством  земельных  угодий  у  владельцев,  что  вызвало  серьезное  беспокойство  у 

последних.  Кроме  того,  пришлый  элемент  на  территории  Башкирии  достиг  такого  соотношения  с 

местным, что сходцы стали ущемлять права вотчинников на их земельные угодья, доходные места, о 

чём  ярко  свидетельствует  обилие  жалоб  от  вотчинников,  тархан  и  др.  на  насильственный  захват 

пришлыми  их  угодий  (Добросмыслов,  1900:  55,  190;  Ефремов,  1913;  Типеев,  1930:  35).  При 

возникновении же земельных тяжеб правительство вставало на сторону пришлых, если те состояли на 

каком-либо ясаке. 

Всё  это  вызвало  у  землевладельцев  Башкирии  стремление  к  защите  своих  владений  путем 

конкретного  юридического  оформления.  Роды  или  различные  подразделения  племён  приобретают 

владенные  грамоты  или  выписки  на  свои  определённые  территории.  Так,  племя  юрматы  при  царе 

Ал.Михайловиче  получило  грамоту  (ГАОО,  ф.  6,  оп.  3,  ед.хр.  2579,  л.  434),  часть  племени  гайна 

утвердилась в бассейне р. Тулва, грамота от 1596 г. (Материалы…, I: 74). Одиннадцать родов племени 

мин  в  1671 г. получили  от  царя  раздельную  грамоту на  свои  земли  (Кузеев,  1690: 51, 188).  Возникла 

«необходимость  в  создании  официальных  редакций  наиболее  популярных  шежере»,  что  в  условиях 

интенсивного  процесса  осложнения  земельных  отношений  приобретает  особое  социально-

экономическое  значение  (Кузеев,  1960:  9),  т.к.  сильное  увеличение  пришлого  элемента  привело  к 

возникновению  новых  подразделений  в  составе  родов  (причём,  любопытны  их  названия:  чувашбай, 

татар, черемис, ногай, ар, казан, абсалям, кушылды (т.е. присоединился), юлдаш (спутник), мурзалар и 

мн.  др.;  (подр.  cм.:  Рамазанова,  1984:  32–33;  Кузеев,  1960:  68)  и  т.д.  Те  же  причины  вызвали 

необходимость  письменного  оформления  припуска  сходцев  (с  1701 г.  —  только  в  государственных 

учреждениях). 

Таковы  наиболее  основные  вопросы,  связанные  с  бегством  податного  населения  из  Среднего 

Поволжья в сторону Урала в XVI–XVII вв. 

Ряд  источников  даёт  основание  полагать,  что  вотчинникам  не  совсем  выгодно  было  выдавать 

беглых,  возможно,  существовала  и  обоюдная  заинтересованность  между  вотчинником  и 

припущенником.  Так,  в  письме  Н.Кудрявцева  от  1706 г.  А.Д.Меньшикову  читаем:  «...  к  Уфимским 

башкирцам  ездил  я  от  Казани  ...  ко  мне  приехали...  Уразай  Ногаев,  Кемей  Шишмаметов  да  мещеряк 

Имай...  сказали,  что  они  беглых  никого  не  знают.  А  из  верхних  городов  иноверцы  и  уездные  люди 

бегут  в  Уфимский  уезд,  а  башкирцы  их  принимают  и  заказу  нашего  не  слушают  ...»  (История 

Татарии…, 1937: 387–388). 

П.И.Рычков  (очевидец  тех  событий)  одной  из  основных  причин  возникновения  Алдар-

Кусюмовского  восстания  (1704–1705)  считает  требование  «с  неумеренною  строгостию»  Казанского 

комиссара  А.С.Сергеева  с  башкир  «выдачи  беглых  людей»  (Рычков,  1762:  89).  Факты  отказа  выдать 

беглых людей  зафиксированы и в делах, связанных с миссией И.Г.Головкина (ЦГАДА, ф. 248, оп. 3, 

кн. 115, л. 373, 586, 720, 777–780). 

Государственная  колонизация  Башкирии  татарами  началась  после  присоединения  её  к  Русскому 

государству,  когда  возникла  необходимость  укрепления  новых  юго-восточных  границ  городами.  В 

1578 г.  начинают  строиться  города-крепости Уфа,  Бирск,  Мензелинск,  Самарск  (Алекторов, 1883:  7). 

Эти  города  и  окрестные  их  земли  были  заселены  служилыми  татарами.  Обратимся  к  документам.  В 

«Представлении» К.Уракова (1746 г.) говорится: «... мещеряки, которых деды и отцы некоторые малое 

число не в давние годы пришли в Уфимский уезд из Казанской, Воронежской губернии, ... с отвозными 

грамотами, чтоб им служить в Уфимском уезде...». И.К.Кириллов в «Изъяснении» от 1735 г. указывает, 

что «мещеряки, то есть служилыя татара», и они «накликаны» «с начала города Уфы» (Новиков, 1879: 

25; Материалы ..., Ч. III: 493, 556; Ч. V: 581). Мишари призывались неоднократно: 1573, 1659, 1695 гг. 

и  др.  (ЦГАДА,  ф.  248,  оп.  3,  кн.  115,  лл.  562–631;  ф. 1173, оп. 1,  ед.хр.  548,  л.6;  ед.хр.  1183,  л.  1–2). 

Потомки  служилых  татар-мишарей  Уфимского  края  в  своих  многочисленных  прошениях  всегда 

подчёркивали, что предки их были мурзами и служилыми, что они более 200 лет тому назад присланы 

Русским  государством  для  обороны  «пришедших  во  Всероссийское  подданство  башкирцов»  (ЦГА 

БАССР, ф. 2, оп. 1, ед.хр. 67, л. 1.). По писцовым книгам от 1720 г., в Осинской дороге в 34 деревнях, в 

Казанской  —  в  5,  Ногайской  и  Сибирской  —  по  1  деревне  в  каждой  насчитывалось  380  дворов 

служилых мишарей (ЦГАДА, ф. 248, оп. 3, кн. 115, л. 659–662). В 1765 г. в поход на Сибирские линии 

были снаряжены, наряду со служилыми башкирами, мишари из ок. 100 деревень из всех четырёх дорог 

(ГАОО, ф. 3, оп. 1, ед.хр. 79, лл. 20–74). 

Как  свидетельствует  документ  от  1659 г.  мишари  Осинской  дороги,  т.е.  предки  носителей 

байкибашевского  говора,  происходили  из  Алатырского,  Арзамасского  (бассейн  р.  Пьяна)  уездов 

(ЦГАДА, ф. 1173, оп. 1, ед.хр. 488, л. 44), заселённых в свою очередь мишарями-выходцами из Кадома 

(Махмутова,  1978:  5).  Таким  образом,  архивные  документы  подтверждают  ранее  высказанную, 

основанную на бытующих среди носителей байкибашевского говора легендах, мысль об истории воз-

никновения  этих  мишарских  сел.  Связь  носителей  говора  с  мишарями  определённого  ареала 

доказывается  и  на  основе  языкового  материала  (Махмутова,  1978:  5;  1962:  карты).  Об  этом  же 

свидетельствуют  и  результаты  изучения  их говора  методом  лингвистической  географии  (Рамазанова, 

Хайрутдинова: 62–92). Некоторые из служилых татар перешли в Уфимский у., уже пожив в Поволжье 

(ЦГАДА, ф. 615, оп. 1, ед.хр. 1130, л.30; ф. 1173, оп. 1, ед.хр. 1119, л. 30; ф. 248, оп. 3, кн. 115, лл. 607, 

634, 651; ф. 452, оп. 2, ед. хр. 74, лл. 1, 16, 96, 100; ф. 1173, oп. 1, ед.хр. 838, л. 1; ЦГА БАССР, ф. 168, 

оп. 1, ед.хр. 123; 144; ф. 172, оп. 1, ед.хр. 34; 42; Хайрутдинова, 1985: 8–17). Со временем население 

деревень увеличивалось и байкибашевцы стали занимать в оброк земли из других мест. Миграция их 

шла в восточном и южном направлениях (там же). 

Часть служилых мишарей Уфимского края, получивших в своё время за те или иные заслуги перед 

царским  правительством  дворянские  чины  и  являющихся  мурзами  и  князьями,  в  XVI–XVII  вв. 

сохранили  некоторые  привилегии  и  на  новых  линиях,  в  частности,  в  окрестностях  г.Уфы,  получали 

поместные  земли  и  т.п.  (Ураковы,  Кадомцевы,  Мамадышевцевы,  Янгозины,  Кузеевы,  Дашкины, 

Еникеевы,  Чанышевы,  Кудашевы  и  мн.  др.).  Многие  из  этих  фамилий  и  ныне  распространены  в 

татарских  деревнях,  исследованных  нами  (Материалы…,  ч.  III:  503–506;  История  Татарии..:  181; 

Новиков, 1879: 27–30, 43, 88–94). 

Служилые татары в 1747–1754 гг. платили в казну по 25 коп. с двора, с 1754 г. данный платёж был 

снят и они должны были покупать соль из  казны; с 1797 г. — включены в ведомство Оренбургского 

военного управления и разделены на кантоны. С этого времени они в одинаковом положении с сослов-

ными башкирами. 

Среди  служилых  татар также  происходил  переход  в  башкирское  сословие,  который  шёл  теми  же 

путями,  что  и  у  других  разрядов  пришлого  населения.  Позволим  некоторые  примеры.  Жители 

дер.Тимкино,  основанной  служилыми  мишарями  в  начале  XVIII в.  по  припуску  башкир  Ногайской 

дороги,  перешли  в  башкирское  сословие  (ЦГА  БАССР,  ф.  172,  оп.  1,  ед.хр.  45,  л.  81).  «Мещеряки» 

деревень Сафаровой и Термы (совр. Чишминский регион) к середине XIX в. оказались в числе башкир 

и  в  деле  они  неоднократно  именуются  «вотчинниками-мишарями»,  «башкирами  из  мещеряков», 

«мещеряки, ныне башкиры» и т.д. (ЦГА БАССР, ф. 172, оп. 1, ед.хр. 46, лл. 101, 148, 160). «Башкирами 

из мещеряков» являлись жители дер.Халикеево, Ново-Мусино (ЦГА БАССР, ф. 172, оп. 1, ед.хр. 101, л. 

96); часть «башкир» Челябинского уезда состояла из «прежде бывших мурз» (ГАОО, ф. 13, оп. 1, ед.хр. 

80, л. 3–5); мещеряк дер.Балыклыкуль Стерлитамакского у. Токтар Аликеев с семейством в 26 человек 

перешёл в башкиры в Троицкий уезд (ГАОО, ф. 98, оп. 2, ед.хр. 33). По преданиям, башкирами счи -

талось  мишарское  население  ряда  деревень  Альшеевского,  Аургазинского,  Стерлитамакского  и  др. 

районов. 

Следующая  форма  государственной  колонизации  Башкирии  татарами  (также  и  чувашами, 

марийцами,  удмуртами)  начинается  во  II  четверти  XVIII в.  переселением  татар  других  различных 

категорий  (служилых,  адмиралтейских  и  др.)  после  объявления  указа  от  1736 г.  Этим  указом  не 

примкнувшие  к  восстанию  служилые  татары,  «застарелыя  тептяри  и  бобыли»,  ясачные  татары 

(большое число архивных документов приведено: Рамазанова, 1984) и др. были навсегда «утверждены» 

на землях, арендуемых ими раньше из оброка вотчинникам и оставлены «при одном прежнем ясачном 

платеже  в  казну»  (Добросмыслов,  1900:  190;  Новиков,  1879,  43).  В  XVIII в.  часть  служилых  татар 

поселилась  в  Новомосковскую  дорогу  и  Сеитовскую (Каргалинскую)  слободу. Сеитовцы  в основном 

состояли  из  купцов  и  служилых  татар  Арской  дороги  Казанского  у.;  среди  них  были  выходцы  и  из 

Свияжского,  Симбирского,  Уфимского  уу.  (ЦГАДА,  ф.  350,  оп.  3,  ед.хр.  2450,  л.  23–89).  Вскоре  их 

численность,  согласно  правительственному  указу,  была  сокращена  и  часть  из  них  переселена  на 

окрестные  земли.  С  ними  связаны  говоры  самых  южных  татарских  сёл  Башкортостана  (Рамазанова, 

1984: 56–67). 

Переселение различных категорий крестьян с разрешения правительства отразилось в материалах II 

(1745 г.)  и  III  (1762 г.)  ревизий:  на  арендуемых  или  купленных  (припуск)  ими  по  договору  землях 

оставлены  навечно  ок.  50-и  татарских  деревень,  причём  из  них  лишь  2  определены  как 

новопоселённые. Всё это свидетельствует о массовом переселении татар гораздо раньше, уже в первой 

половине XVIII в. 

Кроме того, ревизские материалы показывают, что они являлись выходцами, главным образом, из 

Казанского и Свияжского уу. В сословном отношении последние образуют новые категории населения 

края: ясачные, однодворцы, служилые и т.п. (подр.: Рамазанова, 1984: 57–62). 

Подытоживая,  необходимо  подчеркнуть,  что  особенно  мощные  колонизационные  потоки  (как 

вольного, так и государственного) происходили в конце XVI  — начале XVII вв. и в первой половине 

XVIII в.  Пришлое  население  сохраняло  свою  культуру,  исконный  язык,  обряды  и  обычаи  до 

настоящего  времени,  чем  и  объясняется  их  единство  с  татарами,  их  татароязычность,  хотя  они  и 

фигурировали  в  документах  под  различными  названиями:  тептяри,  бобыли,  башкиры,  ясачные, 

припущенники и т.д. Как показали наши исследования, такие факты были связаны с особенностями  их 

устройства на землях Башкирии. 

жүктеу/скачать 0,66 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: