ОПАСНЫЕПРИДВОРНЫЕИГРЫ: предостережение
Талейран был непревзойденным придворным, особенно в отношении его господина,
Наполеона. Когда они только знакомились друг с другом, Наполеон вскользь заметил: «На днях я
приду на обед в ваш дом». У Талейрана был дом в Отейле, в окрестностях Парижа. «Буду
счастлив, мой генерал, — ответил министр. — И, поскольку мой дом недалеко от Булонского леса,
вы сможете развлечься, немного постреляв после обеда».
«Я не люблю стрелять, — сказал Наполеон, — но я люблю охоту. Есть ли в Булонском лесу
кабаны?» Наполеон был родом с Корсики, где охота на кабана — излюбленное развлечение.
Задавая вопрос о кабанах в Париже, он показал себя провинциалом, настоящей деревенщиной.
Талейран не рассмеялся, однако он не мог устоять перед соблазном разыграть человека, который
был теперь его руководителем в делах политики, не превосходя его ни по крови, ни по
благородству, поскольку Талейран принадлежал к старому аристократическому роду. Итак, на
вопрос Наполеона министр ответил просто: «Очень немного, мой генерал, но осмелюсь сказать,
что вам удастся найти одного».
Было решено, что Наполеон прибудет в дом Талейрана на следующий день к семи часам
вечера и проведет там также следующее утро. «Охота на кабана» должна была состояться вечером.
Все утро взволнованный генерал ни о чем не мог говорить, кроме охоты. Тем временем Талейран
тайком отправил слуг на рынок, приказав им купить двух огромных черных свиней и доставить их
в знаменитый парк.
После обеда охотники со сворами собак отправились в Булонский лес. По секретному
сигналу Талейрана слуги выпустили одну из свиней. «Я вижу кабана!» — радостно вскрикнул
Наполеон, вскочил на коня и пустился в погоню. Талейран остался позади. Через полчаса скачки
по парку «кабана» наконец удалось схватить. В момент триумфа к Наполеону подошел один из его
приближенных, который понимал, что пойманное существо никак не могло быть кабаном, и
боялся, что генерала высмеют, если история получит огласку. «Сир, — сказал он Наполеону, —
вы понимаете, конечно, что это не кабан, а домашняя свинья».
В ярости Наполеон пустился вскачь к дому Талейрана. По пути он осознал, что может стать
объектом множества шуток и что вспышка гнева по отношению к Талейрану лишь поставит его в
еще более смешное положение. Лучше уж показать, что он отнесся к этому с юмором. Однако ему
было трудно скрыть свое негодование.
Талейран решил попытаться смягчить ситуацию и умаслить задетое самолюбие генерала.
Он попросил Наполеона повременить с возвращением в Париж — нужно еще раз поохотиться в
парке. Там было много кроликов, охота на которых была любимым времяпрепровождением
Людовика XVI. Талейран даже предложил Наполеону воспользоваться набором ружей, который
некогда принадлежал Людовику. Лестью и уговорами он убедил Наполеона снова отправиться на
охоту.
Охота состоялась на следующий день. По пути Наполеон сказал Талейрану: «Я не Людовик
XVI, конечно же, мне не удастся убить и одного кролика». Но в тот день, как ни странно, парк
кишел кроликами. Наполеон подстрелил не меньше полусотни, и его настроение изменилось от
гнева до удовлетворения. В конце его азартного приключения со стрельбой, однако, к нему
подошел тот же приближенный и шепнул: «Сказать правду, сир, я начинаю думать, что и это не
дикие кролики. Подозреваю, что этот плут Талей-ран сыграл с нами еще одну шутку».
Роберт Грин «48 законов власти»
Роберт Грин «48 законов власти»
173
(Предположение это было верным: Талейран послал нескольких слуг, чтобы они купили на рынке
несколько десятков кроликов и выпустили их в парк.)
Наполеон немедленно поднял на дыбы своего коня и галопом умчался прочь, на этот раз
прямо в Париж. Впоследствии, предупреждая Талейрана, что ни одной живой душе не должно
стать известно о происшествии, Наполеон предупредил, что, если он станет посмешищем для
Парижа, расплата будет ужасной.
Наполеон смог вновь доверять Талейрану только спустя долгое время и никогда не мог до
конца простить ему унижение.
Толкование
Придворные — волшебники. Они умеют делать так, что окружающие видят именно то, что
им хотят показать. Имея наготове огромный набор трюков и манипуляций, они должны только
позаботиться о том, чтобы окружающие не замечали их хитростей и были ослеплены ловкостью
их рук.
Талейран был великим мастером придворной интриги, и, если бы не приближенный
Наполеона, ему бы, вероятнее всего, удалось и доставить удовольствие своему господину, и
самому позабавиться за счет генерала. Но придворная жизнь — тонкое искусство: если вовремя не
заметить подвоха или ловушки, то нечаянная ошибка может разрушить ваши лучшие трюки. Не
подвергайте себя опасности быть пойманным за руку во время ваших маневров; никогда не
выдавайте окружающим свои замыслы. Если это произойдет — вы сразу же упадете в их глазах,
превратившись из придворного с прекрасными манерами в отвратительного негодяя. Вы ведете
тонкую игру, отвлекайте внимание, маскируйте свои намерения и не допускайте, чтобы господин
разоблачил вас.
Роберт Грин «48 законов власти»
Роберт Грин «48 законов власти»
174
СОТВОРИСЕБЯЗАНОВО СОБЛЮДЕНИЕ ЗАКОНА (1)
Юлий Цезарь оставил свой первый значимый след в общественной жизни Рима в 65 году до
н. э., когда исполнял должность эдила, официального лица, надзиравшего, помимо прочего, за
общественными играми. Он начал с того, что организовал серию тщательно подготовленных
зрелищ — охоты на диких зверей, пышных гладиаторских боев, состязаний театральных актеров.
По целому ряду причин он оплачивал эти представления из собственного кармана. У простых
людей его имя вскоре стало прочно отождествляться с этими весьма любимыми в народе
развлечениями. По мере того как он неторопливо продвигался, заняв пост консула, популярность в
массах служила отличным фундаментом его власти. Говоря современным языком, он создал себе
имидж грандиозного шоумена.
В 49 году до н. э. Рим находился на грани гражданской войны из-за соперничества двух
лидеров — Цезаря и Помпея.
В момент наивысшего напряжения Цезарь, поклонник сиены, отправился в театр на
представление, а затем, погруженный в раздумья, возвращался в темноте в свой лагерь на берегу
реки Рубикон, отделявшей Италию от Галлии. Перейти со своей армией реку и оказаться на
италийском берегу для Цезаря означало начало его войны с Помпеем.
В присутствии сопровождавших его друзей и слуг Цезарь проговаривал вслух оба варианта,
приводя доводы «за» и «против», словно актер на сиене, прообраз Гамлета. В конце концов,
подводя свой монолог к завершению, он указал на фигуру на берегу реки — очень высокого
солдата, который сыграл сигнал на трубе, а затем перешел мост через Рубикон и произнес:
Роберт Грин «48 законов власти»
Роберт Грин «48 законов власти»
175
«Примем это как знак от богов и последуем туда, куда они призывают нас, к отмщению нашим
двуличным врагам. Жребий брошен!»
Эти слова сопровождались театральным жестом, указывающим в сторону реки, при этом
Цезарь смотрел на своих соратников. Он знал, что они колебались, поддержать ли им его, но его
красноречие поразило их и позволило ощутить драматизм происходящего. Более прозаическая
речь, возможно, не возымела бы такого эффекта. Соратники приняли сторону Цезаря. Вместе со
своей армией он перешел Рубикон и на следующий год, победив Помпея, стал диктатором Рима.
В качестве полководца Цезарь был великолепен, идеальный командир. Он держался в седле лучше
своих воинов и гордился тем, что превосходил их в мужестве и выносливости. Он вступал в битву
в самые трудные и напряжен- ные моменты, так что солдаты видели его в гуще сражения. Он звал
их за собой, всегда оказываясь в центре, богоподобным символом мощи и образцом для
подражания. Из всех армий Рима армия Цезаря была преданной и верной. Его солдаты, подобно
простому люду, восторгавшемуся Цезарем, стали отождествлять себя с ним и считать его дело
своим.
_______________________________
Человек, который вознамерился попытать счастья в этой древней столице мира [Риме], должен быть хамелеоном, восприимчиво отображающим краски окружающей его атмосферы —
Протеем, способным принимать любую форму, любые очертания. Он должен быть гибким, податливым, неопределенным и вкрадчивым, близким, неуловимым, загадочным и непостижимым, часто низменным, порой искренним, иногда вероломным; всегда скрывающим