Российская академия наук центр цивилизационных и региональных исследований

Исходя из всего вышеизложенного, было бы не совсем правильным считать, что 
возникновение кочевой империи представляло собой качественный скачок от племенного 
общества с сильными родовыми связями к военно-иерархической организации, в которой 
система традиционных кланово-линиджных связей была бы заменена личными 
иерархическими отношениями. На самом деле любая степная держава была в сущности 
"имперской конфердерацией" племен и/или вождеств, в которой новые военно-
иерархические отношения не только не сменили, а сосуществовали и переплетались со 
сложной системой кланово-племенной генеалогии номадов. 
Местные племенные вожди и старейшины были инкорпорированы в общеимперскую 
десятичную иерархию. Но их реальная власть держалась на поддержке соплеменников и в 
известной степени была автономной от политики центра. Возможности влиять на племена со 
стороны наместников были ограничены. Следовательно, главная опасность единству 
империи находилась на уровне, связывающем подчиненные племена и имперских 
наместников. Данная ситуация осложнялась стремлением иноэтничных кочевых племен и 
других владений к политической независимости. 
Вследствие этого, любая кочевая империя, казавшаяся со стороны незыблемой 
иерархической пирамидой, на деле являлась, в известном смысле, достаточно хрупким 
механизмом. Теоретически, ее правитель мог требовать от подданных беспрекословного 
подчинения и издавать любые приказы, однако в реальности его политическое могущество 
было ограничено рядом объективных обстоятельств: (1) хозяйственная самостоятельность 
делала племенных вождей потенциально независимыми от центра; (2) главные источники 
власти являлись достаточно нестабильными и находились вне степного мира; они были 
связаны с организацией грабительских войн, перераспределением дани и других внешних 
субсидий, налаживанием торговли с земледельческими странами; (3) всеобщее вооружение 
ограничивало возможности политического давления сверху; (4) 
перед недовольными 
политикой центра племенными группировками открывались возможности откочевки, 
дезертирства на юг или восстания. 
Поэтому политические связи между племенами и органами управления степной империи 
не были чисто автократическими. Надплеменная власть сохранялась в силу того, что, с одной 
стороны, членство в конфедерации обеспечивало племенам политическую независимость от 
соседей и ряд других важных выгод, а, с другой стороны, верховный хан и его окружение 
гарантировали племенам определенную внутреннюю автономию в рамках империи.
Как можно было поддерживать вертикаль власти в этом мультиполитическом обществе? 
В отношениях с другими племенами верховный вождь или хан мог рассчитывать, в первую 
очередь, на поддержку своих родственников. Поэтому для сохранения единства, помимо 
редистрибуции военной добычи и подарков, правители кочевых империй использовали 
институт наместников из числа родственников и лично зависимых сподвижников. Подобная 
система, в частности, была прослежена на примере Хуннской кочевой империи (Barfield 
1981; Крадин 1996). В ней часть из высших в империи сановников, носивших титул 
"темника", были поставлены во главе особых надплеменных подразделений, объединявших 
подчиненные или союзнические племена в "тьмы" численностью примерно по 5-10 тыс. 
воинов. Данные лица должны были являться проводниками политики метрополии на местах. 
Точно так же были организованы другие кочевые империи Евразии. Система улусов 
существовала во всех мультиполитиях кочевников евразийских степей: у усуней (Бичурин 
1950б: 191), у европейских гуннов (Хазанов 1975: 190, 197), в Тюркском (Бичурин 1950а: 
270) и Уйгурском (Barfield 1992: 155) каганатах, в Монгольской империи (Владимирцов 
1934: 98-110). 
Кроме этого, во многих кочевых империях были специальные функционеры более 
низкого ранга, занимавшиеся поддержкой центральной власти в племенах. В империи Хунну 
такие лица назывались гудухоу (Pritsak 1954: 196-9; Крадин 1996: 77, 114-117). В Тюркском 
87

каганате существовали функционеры, посылаемые для контроля над племенными вождями 
(Бичурин 1950а: 283). Тюрки также посылали своих наместников тутуков для контроля над 
зависимыми народами (Бичурин 1950б: 77; Материалы 1984: 136, 156). Чингис-хан после 
реформ 1206 г. приставил к своим родственникам для контроля специальных нойонов (Козин 
1990: § 243). 
Несмотря на все это, всегда имелись причины, которые потенциально способствовали 
структурной неустойчивости кочевых империй: (1) нестабильные внешние источники 
поступления прибавочного продукта в отличие от земледельческо-городских обществ; 
(2) экстенсивная природа скотоводческого хозяйства, не благоприятствовавшая внутренней 
интеграции и дифференциации экономической инфраструктуры; (3) 
мобильность и 
вооруженность кочевников, вынуждавшая верховную власть империй балансировать в 
поисках консенсуса между различными политическими группами; (4) специфическая (так 
называемая "удельно-лествичная") система наследования власти, поощрявшая внутренний 
сепаратизм, согласно которой каждый из представителей правящего линиджа от главных жен 
имел право в соответствии с очередью по возрасту право на повышение административного 
статуса и в том числе права на престол; (5) полигамия в среде высшей элиты кочевников (у 
Чингис-хана, например, было около 500 жен и наложниц и множество сыновей от них; у 
Джучи 114 сыновей, у Хубилая около 50 сыновей и т.д.; один из чингизидов за то, что он 
имел более ста сыновей имел шутливое прозвище "сотник"). Даже если теоретически 
допустить, что "среднестатистический" хан имел, допустим, пять сыновей от главных жен, то 
при таких же темпах рождаемости он должен был иметь не менее 25 внуков и 125 правнуков. 
В такой прогрессии уже через 60-70 лет конкуренция за наследство, как правило, должна 
была привести к кровавым усобицам и, в итоге, к гражданской войне, заканчивающейся 
резней большей части конкурентов или к распаду улуса. Такую закономерность удалось, в 
частности, проследить на примере истории Хуннской державы (Крадин 1996). Аналогичные 
процессы происходили и в других кочевых империях. 
В результате, судьба кочевой державы всякий раз зависела от того, насколько ее 
правитель был способен решить все перечисленные выше проблемы, направить энергию 
своих многочисленных родственников и соратников вовне собственного социума. Таким 
образом, степная стихия предъявляла к кандидатам в правители кочевых империй особые 
требования. Кроме сильных личных амбиций претендент должен был обладать острой 
интуицией в области политики и войны. Он должен был быть незаурядной личностью, чтобы 
заново подчинить своей воле подвластные его предшественнику племена и вождества 
скотоводов, заставить их беспрекословно подчиняться во время войны, проявлять щедрость 
и великодушие во время дележа добычи и распределения "подарков". Если этого сделать не 
удавалось, империя номадов была обречена на распад и историческое забвение. 
ЛИТЕРАТУРА 
Бичурин, Н.Я. 1950аб [1851]. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в 

жүктеу/скачать 1,83 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: