Настоящего его. Впечатляющее зрелище, но одного раза мне хватит.
— А больше никого?
— Ты имеешь в виду Феликса? — Минхо приподнимает голову. — Нет, Феликса не
показал. Но с Феликсом мы и так скоро увидимся.
Они спутываются пальцами, а на самом деле, конечно, артериями. Кровеносной
системой. Или корневой. Скорее, конечно, корневой. Сок, который течёт по их
венам вместо крови – общий. Сок, который течёт по их венам вместо крови –
сладкий.
Если разрезать им запястья кухонным ножом или вскрыть глотки детскими
ножницами, оттуда хлынет смола. Она стечёт, застынет и через много десятков
лет превратится в янтарь. Вот так всё просто – они и есть драгоценный камень.
Они и есть величайшее сокровище дома.
И как любое сокровище, их следует беречь от порока взросления.
Губы у Минхо похожи на сладкие леденцы. Но больше, разумеется, на листья. И
когда Джисон целует его – то чувствует тёплую вязкую смолу на языке. А под
пальцами – бьющийся пульс.
Стать бессмертным, в сущности, очень просто.
Достаточно несколько раз умереть.
***
Дом держится на просевшем фундаменте, нескольких насквозь мшистых стенах,
немного – на честном слове.
Гремит так, словно их забросило в самый центр морской бури. В сущности, так и
есть. В сущности – они посередине атлантического океана, совсем одни (вместе с
Сынмином и Чонином, прячущимся в Феликсовой комнате), без шлюпок, а самое
главное – без желания этими шлюпками воспользоваться, даже если бы они
были.
185/192
Небо похоже на густые сливки, взбитые с черничным соком. Если бы Джисон мог
положить облако себе на язык, оно связало бы ему рот и склеило зубы. Если бы
Джисон мог положить облако себе на язык, ему бы выломало челюсть и
разорвало черепушку, как маленькую керамическую чашечку, потому что небо
рассыпается и расслаивается на молнии, как на бесплатные конфеты. Грохочет
без перерыва.
— Стёкла сейчас вылетят, — нервно предупреждает Джисон, выглядывая через
окно в комнате Минхо. Тот оглядывается.
— Не вылетят. Бывало и хуже.
— Так это было раньше. А сейчас нам может снести крышу, и мы даже не
заметим.
Речь, разумеется, не о доме.
Хотя о доме в том числе.
Генератор выключают. В грозу в доме электричества быть не должно – что-то
где-то может закоротить, и дом вспыхнет, как маслянистая спичка. Будет гореть
даже лучше накормленного бензином склада. С Джисона достаточно огненных
развлечений.
Поэтому – темно, как в подвале. И холодно. Ветер вгрызается в срубы и дерёт их,
как кошка раскрывает горло пойманной мыши – на нитки и проволоку. Пол
иногда трясётся. Не слышно даже проносящихся мимо поездов.
Только собственное болезнетворное сознание.
Прилипший к окну Джисон мёрзнет в футболке. Это не его – Минхо; Джисону
было слишком лень лишний раз подниматься в комнату за собственной чистой
одеждой. Попробуй там пробраться, когда в коридоре зацветает расторопша и
ползёт синеголовник. Они не причинят Джисону вреда специально, но Джисон
сам по себе не отличается звериной грацией – по-звериному он может только
вопить. Так что проще оказывается одолжить у Минхо.
На стекле распускается несколько капель. Джисон отшатывается от
неожиданности, как будто они способны процарапать ему кожу.
Если бы капли были ножами, Джисон бы пошёл гулять без зонта много лет назад
и вернулся бы, весь насквозь истыканный слякотью, как игольница.
Слава богу, что раньше он не догадался.
— Дождь начинается, — сообщает он.
— Хорошо, — кивает Минхо. — Тогда пошли.
Он набил чем-то рюкзак и закинул на плечо. Надеждами, наверное. И молитвами.
Вряд ли там зубная щётка и запасные носки – зачем они им?
Минхо протягивает руку, и Джисон спешно хватается. Капилляры к капиллярам –
у них единая кровеносная система.
186/192
Они выходят в коридор, и что-то моментально падает Джисону на голову. Он
полуслышно ойкает и трёт макушку. На пол рушится картина в тонкой рамке –
странноватый жёлтый монстр Феликса. Сполз сюда с лестницы.
— Осторожно, — предупреждает Минхо.
— Ты тоже.
Пока они идут по коридору, что-то вспышкой пролетает им по ступням. Что-то,
похожее на Чонина – маленькое, молниеносное, неморгающее. Заяц. С длинными
ушами и длинными лапами – величиной с мироздание. И даже живой.
Удивительно.
Он уносится вверх по лестнице и исчезает там где-то, шелестя кустами.
У Джисона слегка болит голова. От шума и чего-то, смутно напоминающего
Достарыңызбен бөлісу: |