Глава 13 Не навязывай другим то, чего ты сам не желаешь. — Конфуций Лана

— Просто заставьте их показать вам наши заявления! - рявкает мой
брат, когда они, наконец, вытаскивают нас на улицу.
Как только двери закрываются, они снова открываются, и шериф
выходит.
На наши запястья надевают наручники, но они не могут запереть нас
надолго. Это записано на пленку. Мы обвиняемся в неуважении к суду и
ни в чем другом.
— Посадите их в камеру, пока эта чертовщина не закончится. Я
больше не буду иметь с ними дела, пока не придется, - рявкает шериф.
Затем эти холодные глаза поворачиваются к нам. — Ты заключаешь
сделку с дьяволом, предавая души невинных. Твой отец виновен. И я
позабочусь о том, чтобы его повесили за его грехи.
Он начинает возвращаться внутрь, когда мы начинаем требовать,
чтобы нас отпустили.
Шериф поворачивается как раз в тот момент, когда мы доходим до
угла, и смотрит на меня.
— Я надеялся, что ты увидишь дьявола, которого любишь, более
ясными глазами, но, думаю, ты никогда этого не делала и никогда не
увидишь.»
Я терпеливо жду, молча наблюдая за ним глазами, пока он допивает
еще один стакан. Его глаза устремляются к чему-то рядом с диваном, и
его голова наклоняется, когда он изучает что-то, чего я не могу видеть
под этим углом.
Он отводит взгляд от того, что его больше не интересует, и несет свой
стакан за угол на кухню, которая находится рядом с его главной
спальней. Бесшумно толкая дверь, я выхожу, засовывая нож в ножны на
бедре.
Когда я подхожу к дивану, мои глаза устремляются вниз,
любопытствуя, что привлекло его внимание. И я закрываю глаза,
удерживаясь от разочарованного вздоха. Мой фонарик там. Я положила
его до этого, когда искала какое-нибудь спрятанное оружие, и забыла
забрать его обратно.
Ошибка новичка.
Снова открывая глаза, я хватаюсь за рукоятку ножа и иду на кухню.
Но я резко останавливаюсь, когда мой взгляд внезапно останавливается
на конце ствола.

— Бу, - говорит шериф, привлекая мой взгляд к себе, когда я
медленно поднимаю руки, изображая смирение.
Он смотрит поверх пистолета, чтобы посмотреть на меня сверху
вниз, дуло всего в нескольких дюймах от моего лица.
— Есть какая-нибудь причина, по которой подружка федерала
крадется у меня дома? - он лениво растягивает слова, скрывая
нарастающее разочарование, которое проявил всего несколько минут
назад, когда не знал, что я наблюдаю.
— Наверное, потому, что она не просто подружка федерала, -
язвительно замечаю я, горько улыбаясь ему.
Он наклоняет голову, наблюдая за мной.
— А кто ты такая на самом деле?
Я ухмыляюсь, делая шаг вперед, прижимая ствол прямо к виску, все
еще держа руки поднятыми. Его глаза слегка расширяются, но он
скрывает все остальные признаки удивления.
— Я девушка, которую ты послал убить своего сына. Я надеялась, что
ты увидишь дьявола, которого любишь, более ясными глазами, но,
думаю, ты никогда этого не делал и никогда не увидишь.
Замешательство освещает его глаза лишь на мгновение, прежде чем
узнавание скользит по его лицу.
— Нет, - говорит он хриплым шепотом.
Но затем его глаза превращаются в лед, и резонирующий звук
мертвого щелчка разносится по комнате, которая в остальном
погружена в тишину. Страх сменяет решимость, когда я улыбаюсь.
И он нажимает на курок снова, и снова, и снова... все это время я
делаю шаг назад.
— Надеюсь, вы не возражаете, шериф. Я взяла на себя смелость
разрядить все пули из любого оружия в доме, кроме вашего служебного
оружия, которое вы оставили в другой комнате.
Он начинает пробегать мимо меня, удивляя меня тем, что не
бросается на беспомощно выглядящую женщину перед ним. Наверное, я
слишком высоко ценила его мужественность и все такое.
Мое колено врезается ему в живот, останавливая его отступление, и
он падает на землю, рухнув с болезненным криком.

— Я всегда предпочитала ножи, - говорю я, вытаскивая свой,
просовывая его ему под горло, когда он напрягается и застывает под
лезвием.
Я присаживаюсь рядом с ним, держа нож там.
— Как ты выжила? - спрашивает он почти слишком тихо.
Я ухмыляюсь, поднимая брови. — Очень много боли. Много
исцелений. И чертовски много текилы. Но в основном я здесь из-за
Джейка. Ты ведь помнишь его, верно? Джейкоб Денвер? Мальчик,
которого ты не восприняла как угрозу, как только понял, что он был
влюблен в моего брата? Потому что какой слабый мужчина любит
другого мужчину, верно? Ни в коем случае такая мерзость не была бы
достаточно устрашающей, чтобы помочь мертвой девушке убить так
много ваших монстров.
Его губы приоткрываются, чтобы вырвался вздох удивления, и нож
этим движением прижимается ближе к его горлу.
Небрежно я достаю свой телефон свободной рукой, набираю Джейка
и кладу его на землю рядом со мной, включив громкую связь.
— Я так понимаю, ты все еще работаешь над пятой фазой? -
спрашивает Джейк, когда я смотрю на лицо шерифа.
— Он все еще позволяет всему этому утонуть в том, что все это его
вина. Что забавного в том, чтобы просто убить его, если он не пройдет
хотя бы небольшую пытку разума реальностью, которую он соткал из
всей своей лжи и коррупции? - спрашиваю я, ухмыляясь, когда взгляд
шерифа становится жестким.
Вот этот высокомерный сукин сын, которого я знаю.
— Шестая фаза сработала лучше, чем планировалось.
Персонализированные сообщения дошли до всех, кроме троих. Я только
что загрузил последний в машину, пропустив ненужный самосвал. Я
высажу их в безопасной зоне, как только проверю местонахождение
помощников шерифа, а затем перейду к восьмому этапу.
— Хорошо. Я хочу, чтобы шериф услышал седьмую фазу, вот почему
я позвонила.
Я почти слышу, как Джейк улыбается, когда я смотрю, как шериф
наблюдает за мной.
— Сейчас достаю свой клон телефона шерифа, - говорит Джейк.

Шериф с любопытством переводит взгляд на мой телефон. Я
нажимаю кнопку отключения звука, держа ее так, чтобы он мог ее
увидеть, все еще держа нож прижатым к его горлу другой рукой.
— Помощник шерифа Хейс, мне нужно, чтобы вы собрали все имена,
которые я собираюсь вам зачитать. Это те, кому я доверяю. Помощник
шерифа и офицеры в форме, о которых не упоминалось, должны
отправиться на окраины и начать выяснять, смогут ли они что-нибудь
найти. Понимаешь?
Наступает пауза, и я смотрю на лицо шерифа. Мы можем слышать
только часть разговора Джейка.
— Они поймут, что это не я, - рычит шериф, затем морщится, когда
из-за разговоров лезвие едва касается его горла. Вытекает струйка
крови, а я продолжаю удерживать его на месте.
— Ты слышишь голос Джейка. Но когда он проходит через этот
конкретный телефон, он звучит точно так же, как ты на другом конце, -
говорю я ему, ухмыляясь, когда его лицо бледнеет. — Я упоминала, что
Джейк - мальчик-гений?
Джейк начинает перечислять имена всех, кто был причастен к смерти
моего отца и собранию, которое привело к смерти моего брата и смерти
Виктории Эванс, какой ее все знали.
Даже отставных депутатов вызывают, учитывая, что они уже
сплотились, чтобы помочь "защитить" город. Избавляет меня от лишней
поездки, когда я наношу им индивидуальные визиты.
— У вас есть один час, - продолжает Джейк, заканчивая список имен.
Я вешаю трубку, наблюдая, как надежда исчезает с лица шерифа.
Беспомощный - это восхитительный взгляд на него.
— Теперь встань, - говорю я, отводя лезвие назад и медленно
поднимаясь на ноги.
Он настороженно наблюдает за мной, медленно садясь, но дальше
этого не двигается.
— Я должна была быть терпеливой в течение долгих десяти лет,
шериф. Перестань тянуть время, потому что у меня кончается терпение.
Его глаза с вызовом сужаются. Он замышляет какую-то глупость.
Его руки широко раскрыты.
— Если ты хочешь, чтобы я встал, тогда...

Его слова заканчиваются криком, когда я наступаю ему на лодыжку
каблуком своего боевого ботинка. За топотом следует
удовлетворительный хруст, и я вонзаю пятку ему в лодыжку, прежде чем
он наклоняется, чтобы схватить меня за ногу. Затем моя нога взлетает
вверх, соприкасаясь с его лицом.
— Кровь брызжет у него изо рта, когда он снова падает назад. Он
перестает стучать головой о плитку, и я спокойно подхожу к его голове.
— Я сказала, вставай. Ты сам решаешь, сколько побоев тебе
потребуется, чтобы подчиниться.
— В чем смысл? он рычит, выплевывая кровь. — Ты просто
планируешь убить меня. Ты чудовище. Отродье самого дьявола.
Я опускаюсь на колени рядом с ним, сохраняя безопасное
расстояние между нами, и мои глаза встречаются с его.
— Ваш сын был чудовищем, шериф. Держание библии или ношение
значка также не дает вам прощения за вашу собственную
бесчеловечность. Я наклоняю голову, наблюдая, как ярость и
беспрецедентное возмущение проносятся в его глазах.
— Ты ошибаешься, - кипит он.
— Тебе мог потребоваться год, возможно, даже больше, чтобы
понять, что ты совершил ошибку. Может быть, когда через год
произошло еще одно изнасилование и убийство? Сразу за
Делани-Гроув? Та же виктимология, что и у всех остальных, - небрежно
говорю я, наблюдая, как его взгляд снова меняется.
— Как только ваш гнев и горе успокоились и начали утихать, вы
поняли, что Роберт Эванс никогда не был подходящим человеком, и вы
подставили его, жестоко наказали за грехи, которых он никогда не
совершал.
Каждая борьба в нем утихает, когда эти слова оседают, и в его глазах
появляется удивительный блеск.
— Ты слишком поздно понял, что настоящий монстр все еще убивал
женщин и забирал у них, и ты - причина, по которой он был свободен
делать это. Вся эта кровь на ваших руках, шериф. Это не смоется.
Слезы начинают появляться в его глазах, когда я продолжаю.
— Вы знали, что все эти претензии к Кайлу тоже не могли быть
ложными, но вы уже потеряли одного ребенка. Вы заставили себя жить
в отрицании того, что у другого есть ребенок.

— Ты заставил себя жить в отрицании того, что другой был
прогнившим до глубины души. Но опять же, вы убили его мать после
того, как насильно заручились ее помощью в подставе моего отца.
Скажите мне, шериф, вы сами собирали презервативы? Или это была
работа Джонсона?
Он прочищает горло, пытаясь избавиться от чувства вины в своих
глазах, но изо всех сил пытается это сделать. Это значит, что я попала в
точку.
— Из-за того, что вы убили мать своего сына в своем стремлении
подставить невинного человека, вы оправдали все отвратительные
поступки своего мерзкого сына. Солгали городу. Лгали самому себе. В
ту ночь, когда ты сказал ему позаботиться о нас, ты никогда на самом
деле не ожидал, что он приведет всех своих друзей. Вы никогда не
ожидали, что они достигнут пределов разврата, а затем перейдут их еще
более сурово, чем вы перешли их с моим отцом. Но ты все равно скрыл
правду. Скрыл нас. Вел себя так, как будто жизни двух невинных детей
никогда не имели значения.
Гнев в моем голосе больше невозможно скрыть, и губы шерифа
дрожат, когда из его глаза капает слеза.
— Я ненавидела вашу дочь. Но я никогда не желала ей смерти. Мой
отец однажды починил окно ее машины. Ты знал об этом?
Он медленно качает головой.
— Она переспала с парнем другой девушки из другой школы.
Девушка написала "шлюха" на машине вашей дочери. Затем она
вылетела из окна водителя. Ваша дочь знала, что ей придется
объясняться, но она слишком боялась сказать вам, что спит с кем
попало. Мой отец вмешался и помог ей, хотя эта девушка была для меня
презренной сукой без всякой причины. Потому что мой отец сказал, что
она была ребенком. И он никогда не мог быть жестоким с ребенком,
опасаясь, что однажды кто-нибудь может сделать то же самое с нами.
Он втягивает воздух, чертовски усердно пытаясь сдержать свои
эмоции.
— Она даже не поблагодарила его. Она вела себя так, как будто это
была его работа - заменить это окно до того, как ты вернешься домой с
охоты. Она даже не заплатила ему за окно, хотя у нас выло туго с
деньгами. Но он так и не сказал ни слова. Потому что она была всего
лишь ребенком. И все же вы назвали его монстром. Ты разрушил
каждую унцию достоинства, которое у него когда-либо было. И ты

послал настоящих монстров за всеми нами троими, включая себя.
Скажите мне, шериф, вы чувствуете, что все ваши молитвы о прощении
сработали?
Я провожу лезвием по полу, наблюдая, как его взгляд падает на него.
— Или ты думаешь, что наказание наконец-то было послано за все
твои грехи?
Его подбородок дрожит, но он продолжает смотреть мне в глаза.
— Встань, - говорю я снова, в моем тоне слышится резкость.
На этот раз он неуклюже поднимается на ноги, его плечи не так
высоко подняты.
Он не смотрит на меня, когда я указываю в сторону ванной. — Иди в
душ.
— Зачем? - огрызается он.
— Или делай, что я говорю, или я позволю всему городу посмотреть
видео, на котором Кайл признается во всем.
Его глаза устремляются на мои, широко раскрытые и полные ужаса.
— Да, шериф. Возможно, они уже ушли, но в конце концов все равно
увидят видео. Все его грехи на одном длинном видео. Кстати, он плачет
во время своих признаний. В промежутках между криками мольбы о
пощаде.
Шериф давится, предотвращая срыв, когда отворачивается от меня,
теперь у него текут слезы.
— На всех остальных видео они все признаются. Мало-помалу у меня
было все, что мне было нужно. Они подробно рассказали о том, где
найти все эти драгоценные кадры с камер обоих этих инцидентов, как
вы любили их называть. Они рассказали мне все. И люди увидят эти
кадры.
— Даже Кайла? - спрашивает он хрипло. — Независимо от того, буду
ли я делать то, что ты говоришь?
Я улыбаюсь про себя. — Я полагаю, вы раскусили мой блеф. Да, они
все равно это увидят. Но я заключу сделку, чтобы все его пытки не
попали на камеру, если ты просто пойдешь в чертов душ. Не заставляй
меня тащить тебя. Мне пришлось бы сломать тебе руки, чтобы
убедиться, что ты не сделал ничего глупого, и это займет некоторое
время и усилия, чтобы полностью сломать их.

Он издает болезненный звук, тяжело сглатывая.
— Как ты превратилась в это?
Мои глаза расширяются. — Это риторический вопрос, шериф?
Потому что я почти уверен, что это было бы очевидно.
Он внезапно делает выпад, заставая меня врасплох. Но я ударяю
тыльной стороной ладони ему в грудь, выбивая воздух из его легких,
затем присаживаюсь и бью ногой вверх, попадая ему прямо в пах.
Всегда хотела ударить его там.
Когда он падает на землю, я пинаю его в лицо достаточно сильно,
чтобы почти вырубить. Он ошеломленно смотрит, как кровь течет у него
между губ.
— Отлично. Мы сделаем это трудным путем, - щебечу я.
Я пинаю его ногой в живот, хватаю его наручники с бедра и
прижимаю коленом к позвоночнику, грубо заламывая ему руки за спину.
Он все еще слишком ошеломлен, чтобы драться со мной, поэтому я
спешу, пока он не пришел в себя.
В конце концов, у меня есть время к которому нужно закончить.
Наклоняясь, я хватаю его за воротник рубашки и начинаю тащить в
ванную. Он снова борется, но на данный момент это бесполезно. Я
хватаю его за волосы, когда мы добираемся до ванной, и заставляю
подняться на ноги.
Идиот пытается ударить меня головой, когда он стоит передо мной,
но я намного ниже ростом и просто уклоняюсь от него, оборачиваюсь
вокруг него и пинаю его в открытую ванну.
Болезненный стон вырывается у него, когда он приземляется на
спину.
— Что ты делаешь? - спрашивает он, глядя на меня снизу вверх, в то
время как его ноги свисают с боков.
— Использую тебя, чтобы воплотить фантазию, - язвительно замечаю
я, закрывая занавеску в душе. — На самом деле, две фантазии.
Уставившись на белую простую занавеску для душа, я вытаскиваю
свой нож. Мрачная улыбка кривит мои губы, прежде чем я начинаю
проигрывать музыку со своего телефона, и я наношу ему удар через
занавеску.

Крик боли и удивления эхом отражается от стен ванной.
Но я наношу удар снова.
И еще раз.
И еще раз.
До тех пор, пока он не превратится в булькающие звуки.
Затем я отдергиваю занавеску, ухмыляясь. — Жизненные цели, -
говорю я себе, все еще улыбаясь, когда оставляю умирающего в ванне.
Я прохожу через дом и возвращаюсь в гостиную, где на столе все еще
лежит его табельное оружие.
Это единственный заряженный пистолет в доме, и стрелять в шерифа
— из его собственного пистолета — слишком поэтично, чтобы
отказаться.
Песня продолжает звучать, когда я вхожу обратно, и кровь течет из
всех ран и изо рта шерифа, когда я наблюдаю за ним с порога.
Его глаза едва остаются открытыми, когда я направляю пистолет ему
в пах. Слова пытаются сложиться в слова, но он слишком ранен, чтобы
издать внятный звук.
Я хватаю стопку полотенец и бросаю их ему на колени, затем
прижимаю пистолет к полотенцам и стреляю. Звук все еще громкий,
несмотря на то, что он приглушен полотенцами, но, по крайней мере, у
меня не звенит в ушах.
Я ненавижу оружие.
Но опять же... слишком поэтично.
Шериф дергается, когда я убираю пистолет, и белые полотенца
становятся все краснее и краснее, когда он истекает кровью. Ванна
собирает всю кровь, унося ее в канализацию, пока он продолжает
проливать свою тень.
Я вытираю нож, пока шериф медленно умирает, и слушаю песню,
которая звучит на повторе.
Я застрелила шерифа...
Затем я делаю снимок для Джейка, как только жизнь наконец
покидает глаза шерифа.

Просто чтобы быть уверенной, я проверяю пульс. Он пропал. Затем,
чтобы быть вдвойне уверенной, я перерезаю ножом ему горло, оставляя
его истекать.
Я снова вытираю нож, кладу его обратно в ножны на бедре,
натягиваю капюшон и выхожу, а мой телефон все еще играет эту песню.
Сейчас город похож на старый западный город-призрак. Я почти жду,
что перекати-поле начнет катиться мимо меня, когда подует ветер. До
захода солнца осталось три часа, но до конца игры осталось всего
несколько мгновений.
Все ожидают, что закат будет временем окончания игры, так как это
то, что мы им сказали.
Но у нас есть набор правил, по которым мы играем.
И мы готовы.
Джейк уже в моем старом доме, когда я переступаю порог знакомого
дома. Этот дом находится в идеальном месте.
Мое сердце бьется немного быстрее, когда я вижу то, что внутри,
потому что это все равно, что войти в водоворот. Никаких наших
фотографий на стенах, как раньше.
Ковер был заменен на деревянный. Все синие цвета были заменены
нейтральными цветами. И они выбили стену между гостиной и кухней.
Все по-другому, и все же у меня в груди что-то знакомое.
Он подключил все свои мониторы, готовый начать этот процесс.
— Ты потратила больше времени, чем предполагала, - говорит
Джейк, когда я вхожу и снимаю толстовку.
— Я застрелила шерифа, - начинаю я петь, и он ухмыляется.
— Время стрелять в помощников шерифа.
Я снимаю с себя одежду и начинаю натягивать свою одежду для
убийства. Я не могу носить мешковатую толстовку или узкие брюки. Это
конечная зона поражения.
— Девятая фаза завершена? - Я спрашиваю его.
— Как только ты войдешь в центр города, все, что мне нужно
сделать, это нажать кнопку. Следующая кнопка будет нажата, когда ты
войдешь внутрь. Тогда ты будешь сама по себе. Ты знаешь, что плата
установлена; ты знаешь, через какое маленькое окошко тебе нужно

выбраться; и ты знаешь, что нужно не высовываться. Не убивайся на
той части, которую мы могли бы пропустить.
Я натягиваю леггинсы, обязательно делаю шпагат и дважды
проверяю их гибкость.
Джейк мрачно наблюдает за мной.
— Я не пропущу эту часть, Джейк. Они должны испытывать тот же
страх. Просто умереть недостаточно хорошо. И рисковать тем, что
кто-то выживет, тоже нехорошо.
Он выдыхает, когда я хватаю свою майку, готовая противостоять
холодному воздуху, будучи без рукавов. Я разогреюсь, как только начну
драться.
После того, как я снова надеваю ботинки, я хватаю
пуленепробиваемый жилет, который тоньше и менее стесняет, чем
большинство — спасибо, Джейк.
Затем я начинаю упаковывать все оружие в свои многочисленные
кобуры и использую сборку экшн-игры, которую выложил Джейк.
— Минутку, - говорит Джейк, прикусывая костяшки пальцев, когда я
заканчиваю заряжать последнее оружие в назначенные места на моей
обвязке.
— Что? - спрашиваю я, выгибая бровь.
— Такие времена напоминают мне, почему я не могу отказаться от
женщин. Что-то о девушке с пистолетом, и прямо сейчас ты -
сексуальная девушка-фантазия каждого ботаника из комиксов.
Я закатываю глаза.
— Серьезно! Узкие брюки, все оружие, рубашка без рукавов...
— Все предназначено для функциональности, - сухо заявляю я.
— Все еще не разрушает иллюзию. Он издает мечтательный вздох, и
я смеюсь, несмотря на надвигающееся безумие, к которому я близка.
— Ты готова? - спрашивает он более серьезно, когда я заканчиваю
обрезать последний нож.
— Так, как никогда либо.
— Тогда я подготовлю твою тематическую песню.

— Ты действительно собираешься играть музыку? - Я размышляю,
пока иду к двери.
— Каждой эпической кульминации нужна хорошая тематическая
песня, - шутит он, заставляя себя улыбнуться.
Он пересекает комнату несколькими быстрыми, длинными шагами, и
его руки обнимают меня, притягивая к себе, когда он целует меня в
макушку. Я отвечаю на объятия, успокаивая свои нервы и дыхание.
— Я люблю тебя, сестренка, - тихо говорит он.
— Я люблю тебя, старший брат, - говорю я в ответ, крепче прижимая
его к себе.
Он отстраняется, обхватывает мой подбородок рукой, когда наши
глаза встречаются.
— А теперь иди и убей их всех, пока я сожгу город дотла.
Я киваю.
—  Десятая фаза.

жүктеу/скачать 0,67 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: