При переводе следует добираться до непереводимого, только тогда можно по- настоящему познать
жүктеу/скачать 2,37 Mb.
|
| илистое» и «Змеиное болото», прилагательные, компоненты которых явно переведены с латышского; у Дж. Лондона есть «Лунная долина» и «Сын Волка», но есть и ничего не говорящие нам «Джис-ук» и «Чугэнгат»— индейские имена, несомненно осмысленные в языке соответствующего племени; мы переводим «Скалистые горы», но сохраняем Оксфорд («Воловий брод») и Голливуд («Священный лес»). Рассказы А. П. Чехова населены невероятным множеством персонажей, и большая часть их фамилий и прозвищ обладают совсем прозрачной внутренней формой. Открываем наугад т. Зсобр. соч. и читаем «подполковник Требьен» (фр. «очень хорошо»), «Клюшкин», «Перега-рин», «Зельтерский», «Бленский» ! — из пяти фамилий четыре «говорящих» на одном только развороте книги...
Что же нужно переводить, что транскрибировать? В отношении названий действительно существующих географических объектов (топонимов) строго установленного правила нет. По традиции одни топонимы передаются путем транскрипции, независимо от достаточно ясного содержания (мы говорим Шварцвальд, а не «Черный лес», Стара планина, а не «Старая гора»), другие переводятся — «остров Святой Елены (в оригинале Saint Helena Island), Берег Нокса (в оригинале Кпох Coast). Но переводчика интересуют прежде всего встречающиеся в художественном произведении вымышленные имена. В рассказе А. П. Чехова «Экзамен на чин» все фамилии персонажей можно причислить к смысловым: главный герой Фендриков, учитель географии Галкин, учитель русского языка Пивомедов, смотритель уездного училища Хамов, законоучитель Змиежалов, инспектор народных училищ Ахахов. Экзаменуемый Фендриков, «приемщик X-го почтового отделения» — «седой, бородатый человек с почтенной лысиной и солидным животом», а устаревшее шутливое слово фендрик значит «молодой человек с претензиями» (MAC) или «фатоватый молодой человек» (Уш.); можно было бы предположить, что автор подтрунивает над своими героями, но рассказ не дает почвы и для такого вывода. Нет видимой причины толковать характеры или поведение и остальных персонажей исходя из значений их фамилий; Хамов только раз упомянут: «Через переднюю пробежал на улицу штатный 1 Чехов А. П. Собр. соч., в 12-ти томах. Т. 2. М.: Гос. изд-во худ. лит-ры, 1961, с. 194—195. 217 8-747 смотритель уездного училища Хамов», и это все, что автор сообщает о нем. При этом положении едва ли будет оправданным стремление во что бы то ни стало осмысливать все эти не то что говорящие, а прямо-таки кричащие имена, коль скоро они не имеют подчеркнутой опоры в тексте. Потери, конечно, будут: нередко веселое, смешное имя создает атмосферу, но перевод или подстановка могут оказаться большим из двух зол. Если есть основания для «перевода» фамилии дьячка Вонмигласова («Хирургия») —очень уж «духовное» у нее содержание, то его партнер, фельдшер Курятин, вероятно, сохранит свою и в переводе, так как ни с профессией, ни с характером, ни с поведением его в рассказе она не связана. Переводя «Хамелеона», английский переводчик счел нужным объяснить в сноске значения фамилий Очумелова (from the word "ochume-li" — crazed) и Хрюкина (khryu-khryu — pig's grunt); в сноске раскрыто внутреннее содержание фамилии Червя-кова из «Смерти чиновника». Вряд ли А. П. Чехов связывал фамилии первых двух с какими-нибудь чертами их характеров; так что переводчик своим подстрочным объяснением только отвлекает внимание английского читателя от действительной характеристики героев. А что касается Червякова, то осмысление фамилии, если считать ее столь тесно связанной с образом чиновника (вопрос не бесспорный), можно было, пожалуй, достигнуть иным путем— например, заменив рус. червяка англ, worm (а, может быть, и добавив характерное для русских фамилий окончание -ин или -ский). В других случаях намерения автора совершенно ясны, когда имя, как говорил Золя, «становится в наших глазах как бы душой персонажа»1. Б. А. Старостин приводит несколько таких имен с их переводами из «Моникинов» Купера: Lord Chatterino — Лорд Балаболо, John Jaw — Джон Брех (букв. Джон Челюсть), Island of Leap-high— остров Высокопрыгия. Такие имена-ярлыки, встречающиеся гораздо чаще у старых авторов, насыщают текст всевозможными символами. К материалам о переводе подобного рода говорящих имен у Н. Галь, А. Арго, Н. Любимова2 и др. можно добавить хотя бы примеры из Марка Твена — прозвище придворного остряка-самоучки сэра Дайнадена-шутника, имя, которое жена героя дает новорожденной дочке — Алло-Центральная, из «Петра I» — «Федька Умойся Грязью», заглавие книги А. Реб-манна «Странствования Ганса Глазей-на-мир (Kiekindie-welt) по всем частям света и по Луне». Из русской литературы достаточно упомянуть хотя бы «Недоросля» и любое произведение М. Е. Салтыкова-Щедрина. По существу это, конечно, не столько фамилии, сколько клички, прозвища, т. е. названия, даваемые помимо имени, обычно указывающие на какую-либо примечательную черту характера, наружности, деятельности (БАС), что и обусловлено их более тесной связью с контекстом. Так как в них обычно содержание преобладает над формой, т. е. форма «подогнана под содержание», выбор приема сделать, в общем, легче. Тем не менее между прозвищами (кличками) и другими говорящими именами людей нет качественной разницы: их смысл выявляет только контекст, и только при таком осмыслении переводчик обязан довести до сознания своего читателя их внутреннее содержание. Иначе каждого Рыжика (мальчик) и каждую Буренку (корова) придется переводить. Мы, конечно, не хотим сказать, что если можно безболезненно сохранить в переводе бурую масть Буренки, то этого делать не надо. Напротив: это всегда желательно, так как при транскрипции прозвища потери неизбежны; но если ее нарицательное значение не связано с контекстом, если из последнего не видно, что она была действительно бурая, то меньшей потерей будет транскрипция, чем какое-нибудь режущее глаз английское имя, сочиненное на основе этого цвета, типа Browny. В качестве иллюстрации различного типа связей говорящего имени с контекстом приведем несколько примеров. «В шутку его (Лос-Анджелес) называют Роудсвил-лем — Дорогоградом» '. До этого автор освещает вопросы дорожного строительства в этом городе, подробно описывает дороги, так что шутливая кличка как бы резюмирует сказанное; если оставить ее непереведенной, она повиснет в воздухе, почему в самом тексте и дается перевод. «Улица, где живет Сережа, называется Дальняя. Просто 1 См.: Старостин Б. А. Нормы практической транскрипции.— РР, 1969, № 5, с. 53. 2 Г а л ь Н. Слово живое и мертвое. Из опыта переводчика и редактора. М.: Книга, 1972, с. 130—134; Арго А. Факты и выводы.— 218 8* МП, 1959, 1, с. 297—299; Любимов Н. Перевод — искусство -МП, 1963, 3. 1 Кондратов С. Н. Свидание с Калифорнией, с. 27. 219 называется: от нее всюду близко»1 — пример другого типа: противопоставляя внутреннему содержанию названия улицы антоним «близко», автор сосредоточивает на нем внимание читателя, и, следовательно, если не передать и в переводе значение этого имени, смысл второго предложения остается непонятным; транскрипция имени здесь явно противопоказана. Обычно, как в приведенных примерах, на необходимость осмысления указывает узкий контекст. Возможны однако и случаи, когда переводчику приходится при решении этого вопроса опираться на широкий контекст и даже на произведение в целом. Приведем здесь два близких по решению переводческой проблемы примера: «Лошадиная фамилия» и «Кому на Руси жить хорошо». В рассказе на трех с половиной страницах — свыше 40 «лошадиных» (-{-одна «собачья») фамилий! И все подлежит переводу, ни одну нельзя передать путем транскрипции. Но это почти не связано с затруднениями переводческого характера, так как переводчик имеет свободу действия: он не обязан осмысливать каждую фамилию по оригиналу — достаточно того, 1) чтобы она была «лошадиной», 2) чтобы по форме напоминала русскую фамилию (суффиксы, окончания) и 3) чтобы соответствовала правилам ассоциации в отношении последовательности появления этих фамилий в подлиннике: Д'обылицын — /(обылятников — К,обелев («собачья» фамилия, по ассоциации с другими), /(оренной— /(оремников— Пристяж-кин—*/ерезседельников— Засупонин; и, разумеется, в конце связь между овсом и «настоящей» лошадиной фамилией Овсов. Затруднения, вероятно, вызовет перевод рассказа на неславянские языки, но трудность будет заключаться не в семантике отдельных имен, а в передаче формы. Примерно так же обстоит дело с переводом начала пролога «Кому на Руси жить хорошо»; необходимость подстановок и здесь обусловлена всем содержанием поэмы, и здесь точность семантики не связывает руки переводчику; достаточно передать признаки крайней нищеты и бесправия, но, конечно, чем ближе к подлиннику, тем лучше. Приведем несколько строк с перечислением этих имен и, соответственно, болгарский перевод (разрядка наша — авт.): 'Панова В. Ф. Сережа. М.: Госуд. изд. худ. лит-ры, 1958, с. 4. 220 «Седмина полукрепостни от Стегната губерния, от Страдала околия, отПустопразна община, из близките села: Закръпково, Окъсанко, Босяков о, Треперково, Горелов о, Гладничево, и още Недород...» «Семь временнообязанных, Подтянутой губернии Уезда Терпигорева, Пустопорожней волости Из смежных деревень — 3 а_п л а т о в а, Д ы р я в и н а, Ра'зутова, Знобишина, Горелова, Н'е е л о в а, Неурожайка тож...»1 В этих примерах как семантика имен, так и намерения авторов совершенно ясны. Бывают, однако, случаи, когда автор вкладывает в данное имя смысл, рассчитанный на более «тонкую сообразительность», даже на качества читателей выше среднего уровня. Приведем два примера из журнала «Крокодил». В фельетоне, озаглавленном «Хороший урожай — это плохо», интервьюированный «попросил, чтобы его имя не упоминалось, и мы будем называть его в интервью вымышленным именем, например, Эгри Калчер»2. Нигде не указано значение этого английского «имени» — «Земле Делив»: всюду оно дается инициалами «Э. К.», но, поскольку речь идет о сельском хозяйстве и «говоритель» — фермер, имя это не случайно придумано. И второй пример: «Экзаменационная комиссия,— сказал мистер Кобрин г. — Прошу: мисс Эда Асфиксия, Сеньор Джан-Мария дела Пиранья и мистер Роббер»3 (разрядка наша — авт.). В данном случае все имена являются выразителями роли зловещей комиссии: Кобринг— от «кобры», Асфиксия — от «удушья», «душительница», Пиранья — намек на хищную рыбу и Роббер — «разбойник». Но все эти значения настолько зашифрованы английским «шифром», что не могут дойти до сознания читателя оригинала. Подобные имена есть в романе А. Р. Беляева «Человек-амфибия»: Их-тиандр («рыбочеловек»), доктор Салватор («спаситель») и много других. Что делать переводчику с такими именами, значение которых не всегда понятно и читателю подлинника? Вряд 'Некрасовы. А. Сочинения в 2-х томах. Т. П. М.: Худ. литра, 1976, с. 153. 2 Кр., 1977, № 23, с. 12. 3 Кр., 1975, № 27, с. 12. 221 ли можно дать однозначный ответ, так как решения будут приниматься в каждом отдельном случае с учетом особенностей текста. Желательно, в общем, найти средство, если не раскрыть внутреннюю форму такого имени, то хотя бы ненавязчиво подсказать ее наличие. Намного сложнее передавать такие имена, в которых , за совсем будничной формой кроется глубокое содержание. Ряд исследователей отмечает, что тот или иной писа- . тель дает своим героям символические имена '. Думается, i что, поскольку подавляющее большинство читателей под- » линника не ощущает этих символов, нельзя вменять в ви- i ну и переводчику, если он не отразит их символичность. • Непереводимость имен собственных, их отнесенность -к безэквивалентной лексике обусловлена присущей боль- -шинству из них связи с определенным народом, с нацио- .-нальными традициями и культурой, что и роднит их с j? реалиями (см. ч. I, гл. 1). Рус. или болг. Иван потеряет;* свою национальную принадлежность, если его «перево- * дить» фр. Жан, англ. Джон, исп. Хуан («Жуан» и «Гу- . ан» — плоды неудачной транскрипции), серб. Яоеан, | венгр. Янош, нем. Йохан, ит. Джованни, чеш. и пол. Ян, |; фин. и эст. Юхан, арм. Ованес. И не только потеряет свое, •• а хуже того — приобретет чужое, не присущее ему кон- ' нотативное значение, искажающее национальный, а иногда и исторический колорит соответствующего текста. .: П. А. Дмитриев и Г. И. Сафронов, рассматривая группу славянских имен, фамилий и прозвищ, указывают между прочим и на их «способность... выражать определенную национальную или иноязычную специфичность»2, признак, который при переводе должен непременно сохраниться. Того же мы требовали и от реалий. Коннотацией обладают прежде всего личные имена, несмотря на постоянно растущее «смешение языков» в современном об- 1 Например, имена братьев Карамазовых (Дмитрий — от богини земли Деметры) и др. См.: Белов С. В. Имена и фамилии у Ф. М. Достоевского. — РР, 1976, № 5; Неслучайные слова и детали в «Преступлении и наказании». — РР, 1975, № 1; Магаза-н и к Э. Б. Имена собственные в художественной литературе. — РР, 1968, J$> 3; Шаталова В. М. Указ, соч.; Громова В. В. Фамилии в романе М. Шолохова «Тихий Дон». — РР, 1977, № 1. 2Дмитриев П. А., Сафронов Г. И. Передача славянских имен при переводах. — ТКП, с. 150. 222 ществе. Каждая нация стремится сохранить свой фонд национальных имен, ограничить проникновение иноязычных; в результате Игорь и Олег, Татьяна и Валентина — это русские имена, а Альфреды, Жанетты и Жоржетты составляют нежелательные исключения. Сохранение при переводе собственных имен в их первозданном виде связано с некоторыми особенностями транскрипции в плоскости каждой пары языков; на них мы останавливаться не можем. Подчеркнем опять-таки лишь основную тенденцию: передавать звучание имени настолько близко к оригинальному, насколько это позволяет графическая система ПЯ. Частным вопросом при передаче личных имен является «перевод» суффиксов субъективной оцен-к и. Трудность здесь заключается не в том, что одни языки богаты уменьшительными, увеличительными, уничижительными, ласкательными и другими формами, в то время как в других языках их почти нет; в отношении имен собственных это особого значения не имеет, поскольку мы не можем болг. Петърчо передать рус. Петенька, или рус. Оленьку — болг. Оленце: оказалось, что эти суффиксы также являются носителями некоторого отблеска национального колорита. Затрудняет в основном необходимость довести до сознания читателя значение суффикса. Если рус. Верунька оставить как есть в болгарском переводе, то маловероятно, чтобы читатель догадался об оттенке, который придают этому имени суффиксы — ласковом и вместе с тем шутливо-уничижительном. И еще: нередко в тексте одного произведения встречается целый ряд вариантов одного и того же имени: Андрей, Андрю-ша, Андрюха, Андрюшенька, Андрюшка; тут уж читатель не только не сумеет различить оттенки, но может подумать, что речь идет о разных персонажах. Выйти из этого положения без потерь почти невозможно. Видимо, придется ограничиться несколькими наиболее популярными из суффиксов, понятных читателю перевода из его прежнего читательского опыта, и отбросить все остальные или контекстуальными средствами дать понять, каков характер эмоциональной оценки, вносимой тем или иным суффиксом. Есть, однако, еще одно затруднение, в частности при переводе на близкородственные языки: омонимия суффиксов субъективной оценки. Суффикс -к- в болгарском языке имеет только уменьшительно-ласкательное значение (Яна — Янка), а в русском — в ряде случаев 223 пренебрежительное (Соня — Сонька); и того хуже — в болгарском он может употребляться и в отношении мужских имен: болг. Васка может быть ласкательным от Басил, но также и самостоятельным женским именем, Банка— только ласкательное от Иван, а Ваня —только женское имя. Суффиксы эмоциональной оценки — национально окрашенные— нельзя смешивать со словообразовательными суффиксами, которые являются лишь элементами грамматики и передаче на другой язык не подлежат. Поэтому болг. Иваница, т. е. жена Ивана, мы совершенно . свободно переводим рус. Иваниха. При переводе на другие языки, где аналогичной формы нет, в случае надобности это имя собственное можно передать описательно — «жена Ивана», если, конечно, это не обращение. Сложно обстоит дело и с передачей на некоторые языки, так сказать, «семейного» имени: Ивановы, Джонсы.-Например, фамилия в «Саге о Форсайтах» (в подлиннике The Forsyte Saga) в болгарском переводе фигурирует как Форсайтови, т. е. она приобрела славянский притяжательный суффикс -ов, точно так же, как и Буденброкови; на наш взгляд, это приводит к некоторой болгаризации фамилии и едва ли является лучшим выходом. Может быть, лучше в ряде случаев сохранить фамилию в ее исходной форме. Определенными национальными чертами обладают у разных народов и фамилии. С известной приблизительностью по фамилии можно угадать национальность ее носителя: если Джонс — это скорее всего англичанин или американец, то Иванов — вероятнее всего, русский или болгарин, Йованович— серб, Иваненко — украинец, Петреску— румын, Петропулос — грек, а Ованесян — наверняка, армянин или, по меньшей мере, лицо армянского происхождения. Все это, однако, несколько условно: Май-ер — вероятнее всего, немец или австриец, но с тем же успехом он может быть и американцем, и русским, и евреем, и даже французом; Флотов и Бюлов при характерно славянском суффиксе являются немцами, а лейтенант Шмидт Петр Петрович — русским; впрочем, исключения не отменяют правил. Важно здесь подчеркнуть, что и фамилии транскрибируются с максимальной тщательностью, чтобы сохранить их национальный колорит. Нам не пристало рассказывать русским читателям об особенностях русских фамилий, но с точки зрения болгарского переводчика отметим только, что огромное их раз- 224 нообразие в добавление к падежным изменениям создает иногда серьезные трудности. Даже и сейчас иной раз родительный падеж принимают за именительный, смешивают мужские имена с женскими, не различают иностранную фамилию русских в отношении рода (переведено Бауэром — переведено Бауэр) и т. д. В романских, германских, скандинавских языках специальные формы для фамилий типа Джонсон, Эриксен, Коллинз, Адамз относительно редки по сравнению, например, со славянскими языками. Однако с точки зрения перевода важнее, что в последних женские фамилии четко отличаются от мужских. Так как у англичан и французов этого нет, то естественные для каждого русского различия часто оказываются для них недоступными. А при переводе на русский, наоборот, придется, быть может, дополнительно пояснять, кто говорит: господин или госпожа Уайт? Вопреки всему сказанному, немалую роль в «переводе» имен собственных играет и традиция. О географических названиях мы уже говорили. А в антропонимах также существуют свои привычные несообразности. Так, Лев Николаевич Толстой во французской транскрипции будет Leon Nlkolaievitch Tolstoi, Алексей Толстой — Alexis тоже Николаевич, Николай Васильевич Гоголь также переменил имя на французское — Nicolas, Илья Мечников — на ЕНе; великий болгарин Георги Димитров известен во Франции как George Dimitrov и т. д. М. М. Морозов' отмечает англифицированные имена персонажей басен И. А. Крылова: «Демьянова уха» превращается в soup of master John, «сосед Фока» — в Thomas, «Тришкин кафтан»— в Sammy's coat и т. д. Думается, что если французская транскрипция — давно укрепившаяся традиция, то англификация персонажей Крылова — просто самоуправство. В отношении приемов передачи собственных имен при переводе мы уже не первое десятилетие настаиваем на том, что в интересах передачи национального колорита нельзя пренебрегать ни малейшей возможностью сохранения их максимально близкого к оригинальному звучания в любом языке, куда бы они ни попали. Того же мнения, к нашему большому удовлетворению, придерживается и А. А. Реформатский. Мысль эта выражена ясно и 'Морозов М. М. Пособие по переводу. М.: Изд. лит. на иностр. яз., 1956, с. 17. 225 образно, что и заставило нас привести всю цитату из его прекрасной статьи: «Если я вижу «одну и ту же» фамилию, допустим, в русском тексте — Яблонская, а в иных текстах передо мною: Яблоньска, Яблонска, Я б-лонськая,то мне ясно, что 1) это польская фамилия, 2) это чешская фамилия, 3) это украинская фамилия. Информация о «национальном колорите» дана в написании, и это хорошо! Многих пугает вопрос, «а как же склонять», если Яблоньска или Яблонска (для мужчин: Яблоньски, Яблонски)? Во-первых, это уже второй вопрос. Надо различать' исходную форму и вопрос о том, как с ней поступать в синтаксически связанном тексте. А разве нас пугают такие «несклоняемые» грузинские фамилии, как Орджоникидзе, Бадридзе или Палиашвили, Яшвили? Ничего страшного для русского текста нет. Кроме того, можно установить, если уж так хочется склонять, «супплетивное правило»: в именительном падеже (исходная форма!) Яблоньска, Яблоньски, а в косвенных — по русскому образцу: Яблоньской, Яблоньскую, Яблоньского, Яблоньскому... Но 6 для польских извольте беречь! Это «национальная метка», пусть она будет цела»1. В литературе немало данных о «переводе» чешских, литовских, латвийских, польских, венгерских имен2, на которых мы останавливаться не будем. Переводчику нужно постараться уточнить, что относится к области грамматики и не подлежит транскрипции (например, инверсия имени и фамилии в венгерских именах — мы говорим не Лист Ференц, а Ференц Лист), а что составляет «национальный костюм»3 и должно быть передано при переводе (например, суффикс -увна — -owna в польских девичьих именах). И имя-отчество в русских именах, уникальная особенность, не имеющая подобной ни в одном языке, в том числе и славянских: Петр Иванович и Ирина Георгиевна могут быть в принципе только русскими, и если можно говорить о «национальном костюме» в ономастике, то это 'Реформатский А. А. Указ, соч., с. 329—330. 2 Реформатский А. А. Указ, соч.; Левый И. Указ соч.; Россельс Вл. Перевод и национальное своеобразие подлинника; Молочковский Ю. Легче или труднее? — МП, 1962, 2; Кундзич О. Переводческий блокнот. — МП, 1966, 5. 3Кундзич О. Переводческая мысль и переводческое недомыслие.— Сб. Вопросы художественного перевода. М.: Сов. писатель, 1955, с. 235. 226 самый яркий пример. И здесь еще небольшая деталь: русское отчество часто соответствует по форме югославским фамилиям, а кроме того, ту же форму нередко имеют и русские фамильные имена, но тогда обычно с другим ударением (Петр Максимович — имя и отчество, а Максимович, с ударением на предпоследнем слоге, — фамилия); и еще: нередко в разговорной речи отчество используется в качестве обращения. Важно здесь то, что все эти детали — тоже детали «национального костюма», который следует перевоплотить в ПЯ. От умного, тактичного введения в текст перевода чужих имен собственных в значительной степени зависит и успех в деле сохранения национального колорита всего произведения. А для этого требуется, помимо владения языками, еще и широкая переводческая культура. Полезно также помнить, что, например, топонимы с течением времени меняются: сегодня столица Болгарии называется София (с ударением на первом слоге), прежде называлась Средец, а еще раньше — Сердика, что древний Царь-град (болг. Цариград) стал впоследствии у русских Константинополем, а теперь известен под своим турецким именем — Стамбул (болг. Истамбул); что болгарский город Плевен во время русско-турецкой войны 1877— 1878 гг. русские называли Плевной и т. д. Впрочем, это уже исторический колорит. Здесь же, в заключение, мы только пожелаем еще раз переводчикам тщательнее присматриваться к именам собственным, стараясь путем транскрипции «сохранить «чужое», используя средства своего» (Гердер), но не называя Байрона Георгием или Нойштадт Новгородом. жүктеу/скачать 2,37 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|