военно-аристократической верхушки даже в самых развитых обществах скотоводов

наличии у тех же скифов не только аристократии, но и государственности с правящей 
царской династией (Граков 1954: 18; Хазанов 1975: 149-179). Развитие этого института 
надежно документируется не только свидетельствами античных авторов, но и 
иконографическими образами хищников, в том числе в характерных геральдических позах, 
служивших символами власти в развитых вождествах и ранних государствах (Березкин 
1995а: 66), не говоря уж о сюжетах греко-скифского антропоморфного искусства, а также 
нумизматических материалах с легендами скифских царей(Раевский 1977: 145-171). Наличие 
достаточно развитых властных структур не только в степи, но и в лесостепи подтверждает 
упоминание Геродотом "царей" будинов, гелонов, меланхленов и других лесостепных 
этносов, участвовавших в военном совете скифов в самый напряженный момент войны с 
Дарием (Herod., IV,102,119). О том же свидетельствуют курганы местной лесостепной знати 
от Днепровского Правобережья на западе до Среднего Подонья на востоке. Причем, даже по 
составу керамического комплекса инвентарь последних резко отличался от культуры 
рядового населения близлежащих городищ (Медведев 1999: 117). Видимо, в скифо-
сарматскую эпоху мы явно имеем дело с моделями политогенеза, направленными на 
становление ранней государственности, что в археологии наглядно проявляется в 
формировании субкультуры властвующей элиты. 
Однако, при всем этом я бы сейчас не решился утверждать о наличии у скифов или 
сарматов цивилизации в стадиально-историческом смысле. И дело здесь не только в 
принципиальной несовместимости цивилизации в изначальном смысле этого слова - а оно 
все-таки всегда вызывает определенные ассоциации с гражданским обществом, заложенные 
в его латинской основе (от сivis - гражданин), и номадизма, где признаки гражданского 
общества явно отсутствуют. Существеннее другое. У скифов, как впрочем, и у других 
номадов, не получил развития такой важнейший атрибут цивилизации как письменность. 
Ряд современных исследователей вполне резонно рассматривают именно письменность в 
качестве обязательного признака цивилизации, отличающего ее от первобытных 
доисторических обществ. Так, по Т.В. Гамкрелидзе и В.В. Иванову, цивилизация - это 
культура классового общества, овладевшего письменностью (Гамкрелидзе, Иванов 1984: 
885-890), с чем согласны и некоторые археологи (Сафронов 1989: 72). Видимо, связь 
цивилизации, классового общества и письменности далеко не случайна. По мнению Р. Барта 
(1994: 304-306),одно из свойств письменности - быть средством социального господства. 
Действительно, письменность как знак приобщения к цивилизации появляется в 
большинстве раннеклассовых земледельческих обществ, что осознавали уже и сами древние. 
На это были свои глубокие социально-экономические и религиозные причины, связанные с 
особенностями функционирования именно древнейших земледельческих обществ, прежде 
всего с насущной потребностью во всеохватывающей системе учета и распределения 
людских и материальных ресурсов в рамках дворцового или храмового хозяйственного 
механизма. 
Скотоводческое общество по самой своей природе не требовало развития таких сложных и 
изощренных систем учета и контроля, которые мы знаем в древнейших речных 
цивилизациях. И данные письменных источников и этнография кочевников 
свидетельствуют, что у подавляющего большинства пастушеских народов не было своих 
собственных систем письма по крайней мере до перехода к прочной оседлости и до 
возникновения у них "кочевых империй". В силу объективных причин у номадов не 
получала сколько-нибудь глубокого развития письменная культура, хотя различные 
знаковые системы, в частности, тамги хорошо известны (Драчук 1975). Видимо, тоже самое 
следует сказать и о культуре более ранних скотоводов эпохи бронзы, хотя в последнее время 
отдельные исследователи, вопреки имеющемуся материалу постулируют появление 
письменности уже в пастушеских обществах II тыс. до н.э. (Häusler 1985: 1-9; Harmatta 1990: 
106

124-127; Пряхин 1999: 103) и даже находят в некоторых знаках аналог в прото- и 
раннеалфавитных системам письма ближневосточного типа (Пустовалов 1998: 47-48). 
Высказанные здесь суждения об уровне социокультурного развития пастушеских 
обществ II тыс. до н.э. и номадов I тыс. до н.э. ни в коей мере не претендуют на роль истины 
в последней инстанции. Скорее они являются плодом многолетних раздумий и дискуссий 
автора со своими коллегами по кафедре археологии и истории древнего мира Воронежского 
университета – специалистами по культурам эпохи бронзы. Однако представляется, что 
изложенный в настоящей статье подход имеет определенные преимущества перед 
цивилизационным и этнологическим. Отказ от ставшего уже традиционным для нашей науки 
изолированного, статичного рассмотрения этих обществ в рамках только "своей" эпохи 
позволяет выявить весьма глубокие, я бы даже сказал качественные различия между ними. 
Что стоит за ними – различия типологические или стадиальные – однозначно ответить не 
берусь. Может быть это два разных пути развития скотоводческих обществ Евразии, тем 
более, что между ними практически не прослеживается преемственности после катастрофы 
рубежа эпохи бронзы и железного века. Но мне кажется, что в этих двух моделях социальной 
организации все-таки можно видеть и две стадии в развитии скотоводческих обществ с 
явными признаками формирования иерархических, а затем и раннегосударственных 
структур у номадов с I тыс. до н.э. 
ЛИТЕРАТУРА 
Акишев, К.А. 1999. Археологические ориентиры прогнозирования структуры древних 
обществ Степной Евразии. Комплексные общества Центральной Евразии III-I тыс.до 

жүктеу/скачать 1,83 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: