Сборник материалов международной научной конференции кипчаки евразии: история, язык и

түпқып. 

– түпқыпшақ (прақыпшақ) 

түпоғ. –  түпоғыз 

түптүр. –  түптүрік (пратүрік) 

түр. –  түрік 

хак. 

як.–  якут (сақа) 

АФТ  –  Мелиоранский П.М.  Араб-филолог о турецком языке. СПб., 1900 

Баскаков  Туба  –    Баскаков  Н.А.  Современные  диалекты  алтайского 

(ойротского)  языка:  Диалект  черневых  татар  (туба-кижи).  Грамматический 

очерк и словарь. М.: 1966 

БМ  –    Баскаков  Н.А.  Историко-типологическая  морфология  тюркских 

языков. М., 1979 

Battal  –  Battal Aptullah. İbnü-Mühennâ lûgati. Ist., 1934; Ankara, 1988 

БСл   –  Будагов Л.З. Сравнительный словарь турецко-татарских наречий. Т. 

I-II. СПб., 1869-1871 

ДТС   –    Древнетюркский  словарь.  Под  ред.  В.М.Наделяева,  Д.М.Насилова, 

Э.Р.Тенишева, А.М.Щербака. Л., 1969 

Ибатов  –  Ибатов Ә. Қутбтың «Хусрау уа Шірін» поэмасының сөздігі: XIV 

ғасыр. А., 1974 

Котвич  –  Котвич В. Л.  Исследование по алтайским языкам. Под ред. Н.А. 

Баскакова. М., 1962 

Курышжанов    –    Курышжанов  А.  К.  Исследование  по  лексике 

старокыпчакского  письменного  памятника  XIII  в.  –  «Тюркско-арабского 

словаря». А., 1970 

ҚТҚЭС  –  Қазақ тілінің қысқаша этимологиялық сөздігі. А., 1966 

MK Dizin  –  Divanü lûgat-it-Türk Dizini «Endeks». Yaz. Besim Atalay. Ankara, 

1943 

Наджип I   –  Наджип Э. Н. Историко-сравнительный словарь XIV века. На  

материале «Хосрау и Ширин» Кутба. Кн. I. М., 1979 

Рамстедт    –    Рамстедт  Г.  И.    Введение  в  алтайское  языкознание: 

Морфология. Под ред. и с пред. Н. А.Баскакова. М., 1957 

РСл   –  Радлов В. В. Опыт словаря тюркских наречий. I-IV. СПб., 1893-1911 

САГ   –    Севортян  Э.  В.  Аффиксы  глаголообразования  в  азербайджанском 

языке. М., 1962 

Clauson ED  –  Clauson G. An Etymological Dictionary of Pre-Thirteenth-Century  

Turkish. Oxford, 1972 

ФЗ    –  Фазылов Э. И., Зияева М. Т. Из     ысканный дар тюркскому языку. 

Ташкент, 1978 

ЩФ   –  Щербак А. М. Сравнительная фонетика тюркских языков. Л., 1970 

ЭСТЯ  –    Этимологический  словарь  тюркских  языков.  T.  I-IV  с  указанием 

автора:  Э.В.Севортян, т. V-VII – без. М.,1974-2003 

ЮКЛ I  –  Юнусалиев Б.М. Киргизская лексикология. Ч. I: Развитие корневых 

слов. Фрунзе, 1959 

 

 

 

ДРЕВНЕЙШИЕ ИСТОКИ КИПЧАКСКОГО ТРАНСКУЛЬТУРНОГО 

ФЕНОМЕНА. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ИННОВАЦИИ 

 

 

Сулейманов  И. М. 

Алматы, Казахстан 

 

      «Тюрки-кипчаки отличаются от других тюрков, то есть в первую очередь 

от каи-османов, отвагой, легкостью в беге, красотой, ростом, неутомимостью 

в  походах  и  благородством».  (Ибн  Фадлаллах  аль-Умари,  цит.  по  Josef 

Marquart "Uber das Volkstum der Kumanen", 1910) 

ВВЕДЕНИЕ 

      На 

международной 

конференции 

по 

проблемам 

методологии 

исторической  науки  (18.04.2013,  Алматы,  Ин-т  истории  и  этнографии  им. 

Валиханова) академик  РАН  А.  Мартынов  в  своем  докладе  призвал к отказу 

от  «европоцентризма».  Полностью  разделяя  его  точку  зрения,  в  качестве 

введения  предлагаем  к  рассмотрению  один  малоизвестный  нарративный 

материал  под  названием  «Описание  Земли  III»  о  происхождении 

северогерманских  народов  от  тюрков.  Отрывок  из  него  приводим  здесь  в 

качестве антитезы «троянской» генеалогической версии Снорри Стурлусона. 

Сочинение  содержится,  в  рукописи  AM  764,  4°  (XIV  в.) 

–  пергамент,  48 

листов, листы 39-40 (ранее AM I еß 4°),

 

перевод – Е. А. Мельникова, И. М. 

Сулейманов

. 

Язык  оригинала  исландский:

  «Upphaf  allra  frasagna  i  Norrænni 

tungu þeirri er sanindi fylgia, hofz, þa er Tyrkir ok Asia menn bygdu nordrit. Þui er 

þat  med  sonnu  ad  segia,  at  tungan  kom  med  þeim  nordr  hingat,  er  ver  kollvm 

Norrænu,  ok  geek  su  tunga  um  Saxland,  Danmork  ok  Suidioþ,  Noreg,  ok  um 

nockurn  hluta  Einglanz.  Hofud  madr  þessa  folks  uar  Odin  son  Þors,  harm  atti 

marga sonu. Til Odins telia marger menn ættir sinar. Hann skipadi sonum sinum til 

landa, ok  gerdi  hofdingia  eirm  af  sonum.  Hann  er  nefndr  Skiolldr, sa  er  land  tok 

ser, þat er nu heiter Danmork. Enn þa uoro pessi lond, er Asia menn bygdu, kollud 

Godlaund,  en  folkid  Godiop  (a).  ...  Oþin  ok  hans  syner  uoru  storum  uitrir  ok 

fiolkunniger,  fagrer  ad  aalitum  ok  sterker  ad  afli.  Marger  adrer  i  þeirra  ætt  uoru 

miclir af burdar menn med ymisligum algerleik, ok nuckura af þeim toku menn til 

at blota ok trua aa, ok kolludu god sin. ... J Europa er austaz Cithia, þat kollum uer 

Suiþiod hinu myclu» [1]. 

      Перевод:  «В  начале  всех  достоверных  рассказов  на  северном  языке 

говорится,  что  север  заселили  тюрки  и  люди  из  Азии.  Поэтому  с 

уверенностью  можно  сказать,  что  вместе  с  ними  пришел  сюда  на  север  и 

язык,  который  мы  называем  северным,  и  распространился  этот  язык  по 

Саксонии, Дании, Свитьоду (Швеция – И.С.), Норвегии и по некоторой части 

Англии.  Главой  этого  народа  был  Один,  сын  Тора,  у  него  было  много 

сыновей.  К  Одину  возводят  свой  род  многие  люди.  Он  разделил  землю 

между  своими  сыновьями  и  одного  из  них  назначил  главным.  Звали 

Скьельдом  того,  который  взял  себе  ту  землю,  которая  называется  Дания.  И 

тогда  те  земли,  которые  заселили  люди  из  Азии,  были  названы  Годланд 

(Земля богов – И.С.), а народ – годиопа (божественные – И.С.). ...  

Один и его 

сыновья были очень мудрыми и сведущими в колдовстве, красивыми лицом 

и могучими силой. Многие другие в их роду были замечательными людьми с 

различными  совершенствами,  и  некоторым  из  них  местные  люди  стали 

приносить  жертвы,  и  верить  в  них,  и  называть  своими  богами  ...  В  Европе 

самая восточная [часть] – Скифия, которую мы называем Великой Свитьод». 

В  ряде  произведений  при  изложении  легенды  о  заселении  Скандинавии  из 

Азии земли, где асы жили до переселения, названы словом Gođland («Земля 

богов»),  от  gođ  –  «бог».  К  примеру,  у  Снорри  Стурлусона  в  «Саге  об 

Инглингах»  (Ynglinga  saga)  [2]  говорится:  «Þessa  Svíþjóđ  kölluđu  þeir 

Mannheima,  enina  miklu  Svíþjóđ  kölluđu  þeir  Gođ  heima»  («Эта  Свитьод 

названа  ими  Маннхейм  (т.е.  «жилище  людей»  –  И.С.),  а  Великая  Свитьод 

названа  ими  Годхейм»  («жилище  богов»  –  И.С.). 

Отождествление 

первоначального  места  обитания  асов  с  Великой  Свитьод,  или  Скифией, 

противоречит «троянской» теории их происхождения. Асы и ваны в «Саге об 

Инглингах»  также  как  и  вышеприведенном  «Описании  земли  ІІІ» 

рассматриваются  в  качестве  туранских  (тюркских)  и  западноскифских 

(западнее  Дона)  вождей,  которым  местные  племена,  видя  их  мудрость  и 

удачливость,  стали  приносить  жертвы  и  обожествили  их  как  «аруахов».  

Казалось  бы,  перед  нами  очередной  генеалогический  миф,  ибо  с  позиций 

европоцентризма и автохтонизма какое отношение к «тюркам» могут иметь 

предки  норманов,  датчан  и  англосаксов?  Однако  не  стоит  от  него 

легкомысленно «отмахиваться». И вот почему. 

       СВЯЗИ  ЗАПАДНОЕВРОПЕЙЦЕВ  И  КИПЧАКОВ  ПО  ДАННЫМ 

ГЕНЕТИКИ, ЭТНОГРАФИИ И ЛИНГВИСТИКИ 

        Среди кельто-германских народов Западной Европы, а также у басков на 

сегодняшний день доминирует Ү-хромосомная гаплогруппа R1b, по данным 

«Molecular  Biology  and  Evolution»,  Vol.  22,  2013,  причем  в  модификации 

R1b1a2.  Не  углубляясь  в  проблему  происхождения  гаплогруппы  R1b,  лишь 

отметим, что высказанная несколько лет назад гипотеза о ее происхождении 

из Иберии на сегодняшний день подтверждения не находит. Дело в том, что 

«центральноазиатский» гаплотип R1b1a1, обнаруженный с высокой частотой 

у  башкирских  и  казахских  кара-кипчаков,  у  алтайских  куманов  (куманды 

кижи), у каракалпакских кипчаков-канжигалы и канглы, у уйгуров, дунган, у 

афганских и  пакистанских  хазара, хронологически гораздо  древнее, чем  его 

европейский  «младший  брат»  R1b1a2.  Последний  гаплотип  также 

присутствует у башкир, у казахских торы-кипчаков, толенгутов (теленгитов), 

у шорцев и у каракалпакских канглы. В целом, гаплогруппа  R1b абсолютно 

доминирует  у  башкирских  кипчаков  (87%),  казахских  кипчаков  (67%),  у 

алтайских куманов (49%) и у каракалпакских канглы (60%). Примечательно 

то,  что  у  каракалпакских  кипчаков  более  распространена  гаплогруппа  R1a, 

нежели  чем  R1b,  тогда  как  у  канглы  –  наоборот.  Интересен  также  факт 

присутствия «кето-селькупской» гаплогруппы Q у казахских кулан-кипчаков. 

По  мнению  большинства  специалистов,  сам  факт  значительного 

генетического  полиморфизма  по  Ү-гаплогруппе  R1b  в  кипчако-кумано-

канглийской  среде  указывает  на  ее  зауральское,  восточноевразийское, 

происхождение. 

       Исландский 

этнографический  материал,  свидетельствующий  об 

азиатском  «тюркском»  происхождении  северогерманской  правящей  элиты, 

«руководящего суперстрата», таким образом, вполне коррелирует с данными 

популяционной генетики. Что по этому поводу говорит казахский фольклор? 

У казахов существует своего рода императив, который гласит: «Түгел сөздің 

түбі  бір,  түп  атасы  Майқы-би».  Это,  в  образно-смысловом  переводе, 

означает:  «В  целом  у  гуманитарного  знания  –истории,  языкознания, 

правоведения  –  один  источник,  один  корень.  Этим  источником  знаний  для 

нас является Майкы-бий». В конкретно-историческом аспекте в приведенной 

поговорке имеется в виду историко-философское учение Майкы-бия «Жасау-

ізі»  («Яссы»)  [3].  В  нем  говорится  следующее:  у  праматери  «Ал  Бір-ана» 

было  три  сына  –  Кибирь,  Сибирь,  Ибирь,  от  которых  пошло  человечество. 

Обратим  внимание  на  то,  что  по  свидетельству  Тацита  древние  германцы 

поклонялись  Альбруне  [4].  Фонетическое  и  лексико-семантическое 

тождество  германской  Альбруны  и  майкыбиевской  праматери  «Ал  Бір-ана» 

очевидно. Далее говорится, что потомок Кибиря по имени Алтай вывел свою 

общину  из  горящих  лесов  на склоны  гор, получивших  в  его  честь  название 

Алтай,  научил  копать  искусственные  пещеры  «ін»,  т.е.  землянки,  за  что 

получил прозвище-титул «Ін». Далее в преданиях он упоминается как «Арғы 

Ін»,  т.е.  «Древний  Инь».  Это  очень  важный  архетипический  сюжет,  его 

расшифровка  будет  приведена  ниже,  при  рассмотрении  феномена  жилищ 

Ботайской  культуры...  Когда  Инь  охотился  в  алтайских  горах,  то  встретил 

девушку  из  племени  великанов-дэвов  (каз.  «дәу»,  «алп»),  которая 

расчесывала волосы. Он с ней боролся, хитростью победил и она родила ему 

сына-богатыря, которого в честь материнского племени дэвов назвали «Ді», 

по имени-отчеству – «Ін Ді» (Инь Ди, Инд). С тех пор, по преданию, пошла 

традиция соревноваться с невестой. Опять же сравним этот сюжет с «Песней 

о Нибелунгах», когда Зигфриду приходится бороться с королевой Исландии, 

сестрой  Аттилы,  чтобы  посватать  к  ней  Гунтара,  братишку  своей  жены, 

применяя  различные  хитрости  [5].  Реминисценция  древнейшего  сюжета 

налицо. Аналогичное генеалогическое предание есть и у алтайского племени 

«албат» (алмат), также возводящего свое родословие к охотнику и женщине-

алпу.  Родовая  тамга  алтайских  албатов/алматов  –  левосторонняя  свастика, 

которую они именуют словом «қас», переводя на русский как «гусь» [6]. Это, 

разумеется,  народная  этимология.  Обратим  также  внимание  на  то,  что 

башкиры  своими  первопредками  считают  народ  «синд»,  но  при  этом  сами 

себя  именуют  народом  «хон»  (каз.  «қун»,  венг.  kun,  кит.  匈奴  пиньин 

Xiōngnú).  Фонетическая  корреляция  «синд»  -  «хинд»  -  «инд»  вполне 

очевидна. Далее, у Майкы-бия говорится о двух сыновьях от Ди, старший из 

которых  изобрел  лук,  стрелы,  колесо  и  шанырак,  за  что  получил  прозвание 

«кыбчак»,  а  младший  изобрел  телегу  и  повозку,  за  что  получил  титул 

«канглы».  Это  также  важный  момент,  который  пригодится  нам  далее,  при 

рассмотрении  этимологии  «кипчак»  (кыбчак).  Отметим  общность  родовых 

тамг  –  одна  вертикальная  черта  |  у  канглы  и  две  вертикальные  черты  ||  у 

кипчаков. Отметим также, что в чингисхановскую эпоху этнонимы «кипчак» 

и  «канглы»  употреблялись  как  синонимы.    Интеллектуальное  наследие 

Майкы-бия  в  Казахстане  исследовалось  академиком  С.  Зимановым  и  М.-Х. 

Сулеймановым.  Единые  корни  казахской  и  древнегерманской  мифологии 

проанализированы Кондыбаем Серикболом  [7]. 

      Рассмотрим  теперь  лингвистический  и  искусствоведческий  аспекты  в 

русле  фонетических  и  визуальных  архетипов.  В  2010  году  нами  была 

опубликована  монография  «Праиндоевропейские  корни  в  казахском  языке. 

Краткий 

философско-лингвистический 

и 

историко-этимологический 

справочник»  [8],  где  представлены  результаты  лексико-семантического  и 

фонологического  анализа  365  базовых  лексем,  классифицированных  по 

разделам  «субстанциональные  категории»,  «животноводство»,  «домашнее 

хозяйство,  ремесла»  и  пр.,  в  сравнении  с  санскритом,  хетто-лувийским, 

древнеиранским,  древнегерманскими  и  др.  ИЕ-языками.  По  ряду  лексем 

обнаружились  еще  более  древние,  чем  ПИЕ,  а  именно  –  ностратические 

корни. В ходе дальнейших исследований было выявлено, что в сложении т.н. 

«индоевропейской языковой общности» активное участие принимал и урало-

алтайский  языковой  субстрат  на  территории  Южной  Сибири  и  Казахстана. 

То  же  и  с  «алтайской  языковой  семьей»  –  множество  лексем  имеют  общие 

корни  (с  поправкой  на  эффект  ресемантизации)  с  сино-кавказскими, 

индоевропейскими  и  др.  языками.  Процесс  этот  не  был  примитивно-

линейным, как это пытаются представить сторонники «древовидной» схемы 

глоттогенеза.  Имели  место  локальные  дивергенции  и  конвергенции,  затем 

вновь дивергенции и так далее. Имели место широкие экзогамные отношения 

на  всем  пространстве  Великой  степи.  Эндогамия  не  была  нормой  для 

носителей  R1b  степной  и  лесо-степной  ойкумены.  Наличие  у 

индоевропейских  мигрантов  в  эпоху  урало-алтайского  неолита-энеолита 

«катунской  фратрии»  из  числа  автохтонных  протоугорских  и  самодийских 

общин  охотников  и  рыболовов    вряд  ли  станет  сейчас  отрицать  любой 

исследователь  ботайской,  терсекской  или  афанасьевской  культур.  И  здесь 

следует иметь в виду принципиальный методологический принцип: есть три 

разных  лексических  страта  –  субстрат,  суперстрат  и  адстрат.  Первый 

характеризуется  т.н.  «списком  Сводеша».  Если  жены  массово  и  длительное 

время берутся извне, к примеру из «катунской» фратрии, и инкорпорируются 

в  «мужскую»  фратрию,  то  эта  лексика  будет  соответствовать  лексике 

ассимилирующего  языка,  но  с  фонетикой  ассимилянта,  ибо  языку  ребенка 

учит мать и ребенок обязательно усвоит материнский акцент и особенности 

материнской  фонетики,  равно  как  и  грамматику,  и  морфологию.  Иначе  как 

объяснить  «древнебулгарский  ламбдаизм»  (чередование  ш/л),  ротацизм 

(чередование з/р) или образование множественного числа в чувашском через 

аффикс  «-сем»  вместо  «классических  тюркских»  «-лар»/«-лер»?  Так,  к 

примеру, сложился и казахский язык, по меткому замечанию профессора С. 

Аманжолова  с  «кыпчакской  лексикой  и  аргынской  фонетикой». 

Действительно, кыпчаки и аргыны испокон веков поддерживают сватовские 

отношения по принципу «құда – мың жылдық» (сватья на тысячу лет) и даже 

трагический инцидент между Кобланды-батыром и Акжол-бием не смог этот 

принцип  нарушить.  Есть  и  обратная  ситуация,  когда  ассимилянтами 

оказывается  мужская  фратрия,  к  примеру,  дружина,  мужской  коллектив, 

мигрировавшие  в  чужое  этно-культурное  пространство.  В  этом  случае 

субстратная лексика из «списка Сводеша» окажется лексикой ассимиляторов, 

но  суперстратный  лексикон,  относящийся  к  охоте,  войне,  мужским 

промыслам и мужским ремеслам, идеологическим и сакральным категориям, 

к  политике  и  ряду  др.  аспектов  –  все  это  будет  лексическим  суперстратом 

завоевателей-мигрантов.  Но  и  в  этом  случае  он  обязательно  подвергнется 

«женскому  влиянию»  со  стороны  фонетики  и  грамматики.  Примерами 

служат  древнехеттский  и  современный  арабский  языки,  несущие  в 

суперстратной  лексике  ряд  индоевропеизмов.  В  казахском  языке  при  всей 

жесткой  патрилинейной  системе  родства  нет  понятия  «әке  тілі»  (отцовский 

язык),  но  есть  понятие  «ана  тілі»  (материнский  язык).  Казахи  говорят: 

«Ананың  ақ  сүтімен  келген  тілі»,  т.е.  «язык  впитывается  вместе  с  белым 

молоком матери». Более того, скорость нейронно-синапсных связей в мозгу 

программируется  митохондриальной  ДНК,  которая,  как  уже  отмечалось, 

передается  только  по  материнской  линии.  Связь  между  «быстродействием» 

мозга, вербальным интеллектом и морфологией языка вполне очевидны. Это 

мы  считаем  важнейшим  антитезисом  господствующему  сегодня,  к 

сожалению,  в  гуманитарных  науках  (истории  и  языкознании)  принципу 

«мужского  шовинизма».  Поэтому  призываем  коллег  в  качестве 

методологической  инновации  взять  на  воружение  принцип  гегелевской 

диалектической  логики  «восхождение  от  абстрактного  к  конкретному», 

выражающийся  в  переходе  от  абстрактных,  а  потому  примитивных,  схем 

этногенеза  в  истории  и  глоттогенеза  в  языкознании,  не  учитывающих 

влияние  «катунских  фратрий»  и  роль  женщины  вообще.  Сегодня  это 

абстрагирование (=примитивизация), исподволь подразумевающее тотальное 

мужское  доминирование  в  этно-  и  глоттогенетических  процессах,  на  наш 

взгляд, являются главным тормозом развития как исторической науки, так и 

исторической  компаративистики.  Серьезный  прорыв  в  этом  направлении 

осуществил казахстанский востоковед Ю. Зуев в итоговом труде своей жизни 

«Ранние  тюрки.  Очерки  истории  и  идеологии»  [9].  Этот  аспект  важен  не 

только в вопросах языка, но и в таком важном вопросе идеологии и религии, 

как  прикладное  искусство,  в  частности  –  орнаментика.  Очевидно,  что 

постольку,  поскольку  в  андроновской  и  предшествовавшей  ей  культурах 

изготовлением  керамики,  ткачеством  и  шитьем  занимались  женщины,  то  и 

носителями  визуальных  архетипов  являлись  женщины.  Хранителями  и 

ретрансляторами орнаментальных традиций в керамике, одежде, ковровых и 

войлочных  изделиях  являлись  именно  женщины.  Не  стоит  забывать,  что 

многие  племена  традиционно  ведут  свое  родословие  от  праматери  – 

достаточно  вспомнить  легенду  о  происхождении  монгол  от  Алан-Гоа, 

которую  оплодотворил  луч  света,  или  мундусов  от  кыпчакской  женщины, 

которая  съела  три  льдинки  [10].  Схожесть  геометрических  орнаментальных 

мотивов  американских  индейцев  с  казахскими,  ковровой  цветосемиотики, 

эстетических  канонов  и  совпадение  ряда  лексем,  включая  ономастические 

термины  (к  примеру,  родо-племенные  наименования),  заставляет 

предположить  гораздо  более  ранние  этнические  контакты  предковых 

популяций  в  районе  Алтая,  откуда,  как  известно,  начали  миграцию  кето-

селькупы и америнды. Ү-ДНК тех и других характеризуется гаплогруппой Q. 

Эта же гаплогруппа имеется у казахских кулан-кыпчаков. Енисейские кеты, 

именуют  себя  «дәң»  (букв.  «тело»,  «человек»  –  ср.  с  каз.  «дене»).  Таким 

образом,  на  наш  взгляд,  ностратическая  общность  не  была  какой-то 

изначальной  данностью,  а  формировалась  в  результате  смешения  восточно-

евразийских  и  западно-евразийских  мезо-  и  неолитических  общностей.  Это 

была нелинейная, волнообразная сложная конвергенция, где в одних случаях 

субстратом  служили  «праиндоевропейцы»,  а  суперстратом  «азиаты»,  урало-

алтайцы,  в  других  случаях  –  наоборот.  Процесс  конвергенции  сменялся 

дивергенцией и, в ряде случаев, обратными миграциями.  

       ГДЕ НАЧАЛО КИПЧАКСКОГО ЭТНОГЕНЕЗА? 

      Перейдем  теперь  к  данным  археологии.  В  качестве  «реперных  точек» 

отметим  две  соседние  культуры  –  ботайскую  и  терсекскую.  Первую 

подробно исследовал В. Зайберт [11], вторую  – В. Логвин [12]. Первое, что 

бросается  в  глаза  –  это  принципиальная  разница  в  жилищах  по  форме,  по 

конструкции и по гендерно-семейному концепту. Если у ботайцев жилище в 

плане  практически  круглое,  то  у  терсекцев  –  прямоугольное.  Далее, 

ботайское жилье снабжено уникальной конструкцией крыши в форме купола 

без  столбовых  опор.  Это  технологическое  решение  показывает  особый 

инженерно-технический талант носителей этой культуры. Видимо, неспроста 

первого изобретателя этой архитектуры казахская народная память чтит как 

Древнего Иня (каз. «ін» – нора, землянка, пещера). У терсекцев, напротив – 

крыша  дома  двух-  или  четырехскатная,  с  опорными  столбами.  Наконец, 

терсекское  жилище,  будучи  по  сути  прототипом  раннего  андроновского, 

разделено на две части, что академик Е. Кузьмина отмечала как «мужскую» и 

«женскую»  половины  [13].  Никаких  намеков  на  гендерное  деление  в 

ботайском  жилище  –  прототипе  казахского  зимнего  жилища  «шошала»  и 

летней юрты – мы не находим. У всех народов очаг священен, но у иранских 

народов  сакрализованы  также  опорные  столбы,  поддерживающие  крышу, 

тогда как у туранских народов сакральным является «шанырак» (шангарак) – 

верхнее  отверстие  в  крыше.  Очевидно,  что  это  напрямую  связано  с 

упомянутыми  архитектурно-конструктивными  особенностями  жилища.  Как 

подчеркивала  Е.  Кузьмина,  жилище  является  одним  из  главных  этнических 

индикаторов  [там  же].  Также  обращает  на  себя  внимание  и  различие  в 

составе  стада:  если  у  ботайцев,  по  данным  В.  Зайберта,  99,9%  составляли 

кони,  то  у  терсекцев  значительную  часть  стада  составлял  крупный  рогатый 

скот,  по  данным  В.  Логвина.  Причем  комолость  скота  служит  показателем 

высокого  уровня  развития  селекции  у  терсекцев.  Отсюда  и  различия  в 

рационе  питания:  ботайцы  питались  в  основном  кониной  и  кумысом,  тогда 

как  терсекцы  –  говядиной  и  кашами  из  растений,  сваренными  в  коровьем 

молоке,  плюс  разнообразная  дичь.  В  рационе  ботайцев  значительную  роль 

играла рыба, тогда как в рационе терсекцев рыбы было немного. В. Зайберт 

предполагает,  что  приручение  коня  произошло  благодаря  экстраполяции 

техники  запруд  для  рыбы  в  технику  загонов  для  лошадей  при  облавной 

охоте. Вопрос о том, была ли эта раса коневодов и технологов-изобретателей 

автохтонной  или  пришлой  весьма  полемичен.  Как  бы  то  ни  было, 

всадничество  возникло  в  ботайской  культуре  и  первыми  всадниками, 

охотившимися на коне, отлавливавшими лошадей из табуна и укрощавшими 

диких  жеребцов,  были  кипчаки-ботайцы,  предки  туранских,  кельтских  и 

германских  народов.  Ботайцев  ряд  ученых  относит  к  распространителям 

культуры  колоколовидных  кубков  на  территории  севера  Европы.  О 

терсекцах: они, вопреки мнению В. Логвина, этническими уграми не были – 

по  мужской  линии  они  были  носителями  гаплогруппы  R1a,  владевшими 

отщеповой техникой обработки камня, в отличие от туземной пластинчатой 

каменной  индустрии.  Первые  терсекские  неолитческие  иммигранты-

скотоводы,  судя  по  остродонной  посуде,  веревочному  орнаменту  и 

добавлению  толченных  раковин  в  керамическое  глину  с  одной  стороны,  а 

также по  наличию собачатины,  лягушатины  и  человечины  в  меню  с  другой 

стороны,  не  были  моноэтничным  субстратом,  а  скорее  всего  представляли 

«микст»  из  мужчин  днепро-донецкой  и  женщин  среднестоговской  культур. 

«Катунская  фратрия»  из  местных  женщин,  вполне  вероятно,  могла  быть 

протоугорской – они скорее всего и привнесли те культурные артефакты, на 

основании  которых  В.  Логвин  сделал  свой  вывод.  Видимо,  запрет  на 

совмещение  декоров  зубчатым  штампом  и  веревочным  орнаментом  у 

терсекцев  отражает  этническую  дифференциацию  изготавливавших 

керамику женщин. Весьма примечательно также отсутствие овцеводства и у 

ботайцев,  и  у  терсекцев  практически  до  середины  3-го  тыс.  до  н.э.  Одежду 

ботайцы делали из крапивы и льна, а шерсть стали использовать лишь после 

аридизации  и  резкого  похолодания  в  указанный  период.  Общаясь  с 

кельтеминарской  и  среднестоговской  культурой,  овец  они  выменивали, 

употребляли  в  пищу,  но  по  принципиальным  соображениям  не  разводили. 

Аналогичный  конфликт  «ковбоев»  и  овцеводов  имел  место  в  19  веке  среди 

колонистов  США. Причина,  на  наш  взгляд,  в  следующем:  поедание овцами 

травы  под  корень  и  взрыхление  почвы  острыми  копытцами.  Примитивное 

земледелие  было  у  тех  и  других,  о  чем  свидетельствуют  каменные  серпы и 

мотыги.  Вызывает  интерес  изображение  колесницы  у  ботайцев  в 

традиционном плане-развертке задолго до андроновской и срубной культур. 

Кроме  того,  похоже,  что  часть  всадников-ботайцев  работала  у  терсекцев  в 

качестве  табунщиков  и  пастухов  на  отгонах.  О  таком  разделении  труда 

свидетельствует,  во-первых,  отсутствие  на  «чисто  терсекских»  поселениях 

боласов ботайского типа  – шаров, привязываемых к аркану для спутывания 

ног лошади, а во-вторых, отдельные коневодческие поселения. Заблуждение 

касательно  якобы  доместикации  коня  в  среднестоговской  культуре 

(Дереивка)  давно  развеяно,  а  одомашнивание  коня  ботайцами,  напротив  – 

доказано.  Вообще,  следует  отметить,  что  эти  две  расы  тесно  между  собой 

общались,  осуществляя  активный  кросскультурный  и  товарный  обмен. 

Совместное расположение жилищ протоиранцев-терсекцев и прототуранцев-

ботайцев  говорят  и  о  брачных,  сватовских  отношениях.  Ботайцы,  видимо, 

частично  ассимилировались  с  терсекцами,  о  чем  свидетельствуют  их 

поселения  типа  Кожай-1  в  качестве  «жайлау»  (летовки)  в  «исконно 

терсекской»  среде.  Приведенные  В.  Логвиным  факты  убедительно 

свидетельтсвуют  о  том,  что  уже  в  ботайско-терсекскую  эпоху  начался 

первый  опыт  кочевого  отгонного  скотоводства  и  кочевого  коневодства  по 

принципу  «жайлау-кыстау»  (летовка-зимовка):  «Терсекское  общество  было 

кочевым,  в  его  полукочевом  варианте.  Зимой  и  летом  основная  масса 

населения  жила  относительно  оседло  на  зимних  и  летних  поселениях,  а 

весной  и  осенью  совершались  перекочевки»  [12].  Уже  в  то  время 

прокладывались  главные  кочевые  маршруты  и  стоянки,  которыми  казахи 

пользовались  вплоть  до  20  века  н.э.  Еще  раз  подчеркнем,  что  это  явилось 

результатом  взаимодействия  и  гармоничного  синтеза  двух  различных 

культур  –  «прототуранской»  ботайской  и  «протоарийской»  терсекской. 

Именно этот сплав, очевидно, и стал той основой, на которой формировались 

позже срубная и андроновская культуры, а еще позже – происходящие от них 

кельто-киммерийская  и  скифо-сакская  культуры.  В  этническом  аспекте, 

синтезируя данные генетики, этнографии, лингвистики и археологии, можно 

констатировать,  что  те  мужчины-ботайцы,  носители  гаплогруппы  R1b, 

которые  женились  на  терсекских  женщинах  и  инкорпорировались  в 

протоарийскую  терсекскую  среду,  дали  начало  племени  канглы  и 

авестийской стране Канга, а позже, мигрируя на юг с родичами-арьями R1a, 

они  дали  название  реке  Ганг  в  Индии.  Многочисленные  инвазии  ботае-

терсекцев  на  запад  сформировали  культуры  колоколовидных  кубков  во  3-2 

тыс.  до  н.э.,  а  позже  –  кельтскую  макрокультуру  Западной  Европы  и 

Британских островов, ассимилировавшие туземных автохтонов, охотников и 

рыболовов.  Вот  как  комментирует  этот  процесс  с  позиции  теорий 

«диффузионизма»  и  «культурных  кругов»  руководитель  Казахского  ДНК-

проекта  доцент  Ж.  Сабитов:  «Экспансия  шла  только  в  отношении 

территории, где жили охотничьи племена Европы, в то время как экспансия 

на  территории  Европы,  где  была  сильная  производящая  экономика,  не 

велась,  так  как  никаких  конкурентных  преимуществ  перед  ними 

представители  гаплогруппы  R1b  не  имели.  Новых  пришельцев  R1b  можно 

связать с культурой колоковидных кубков. Как известно, в хозяйстве племен 

этой культуры, самую важную роль играло коневодство, а домашние лошади 

появились  в  Европе  именно  с  племенами  этой  культуры.  Именно 

коневодство  стало  тем  конкурентным  преимуществом,  которое  помогло 

индо-европейцам  R1b  вытеснить  охотников,  которые  по  большей  части 

принадлежали  к  гаплогруппе  I»  [14].  Единственное  замечание,  которое 

хотелось  бы  сделать,  касается  «индо-европейской»  атрибуции  носителей 

гаплогруппы  R1b.  Это  же  замечание  касается  и  заявлений  уважаемого 

генетика,  профессора  Гарвардского  университета  А.  Клесова  о  якобы 

поголовном  «тюркоязычии»  мужчин  R1b.  Как  уже  отмечалось  выше,  в  ту 

эпоху еще не выкристаллизовались ни лексика, ни морфология, ни фонетика, 

ни,  тем  более,  грамматика  «индоевропейских»  и  «тюркских»  языков, 

позволяющие проводить  четкий «водораздел» между ними. Поэтому, с точки 

зрения  лингвистики  и  глоттохронологии,  корректнее  звучит  термин 

«ностратическое праязыковое состояние» для рассматриваемого региона тех 

давних  времен.  Оба  автора  применяют  совершенно  необоснованное 

абстрагирование,  отождествляя  понятия  «языковая  общность»  с  мужской 

частью  этой  общности  (пресловутый  «мужской  шовинизм»).  Еще  одним 

методологическим недостатком А. Клесова является ничем не обоснованное 

допущение  о  генетическом  мономорфизме  и  этнокультурной  гомогенности 

носителей  культуры  колоколовидных  кубков.  Как  уже  отмечалось  выше, 

носителями  культуры  любой  керамики  в  степных  праиндоевропейских  и 

урало-алтайских социумах были женщины, поскольку в отличие от «южных» 

культур расписной керамики, производством занимались они, а не мужчины. 

Хранителями  и ретрансляторами  семиотики  визуальных  архетипов,  как  уже 

отмечалось выше, также являлись женщины. Другое дело, что мужьями этих 

женщин  были  коневоды  и  строители  круглых  купольных  жилищ  R1b.  И 

отнюдь не факт, что с ними не было их «сватьев» R1а: разведение крупного 

рогатого  скота,  его  сакрализация  указывают  на  то,  что  скорее  всего 

мужчины-коневоды  R1b  и  мужчины  R1а  осваивали  евразийские 

пространства  совместно...  Вернемся  к  ботайцам:  помимо  брачных  связей  с 

терсекцами,  R1b  продолжали  брачно-родственные  отношения  с  предками 

кетов-дене, носителями Ү-гаплогруппы Q. Эта их часть стала прародителями 

кипчакского  народа,  и,  в  целом,  туранской  всаднической  расы.  Их  потомки 

три тысячелетия спустя создадут Тюркский каганат, который возглавит клан 

Ашина  с  гаплогруппой  Q.  Отношения  ботайцев  с  соседями  не  всегда  были 

безоблачными,  поскольку  факты  пожарищ  и  брошенных  жилищ  терсекцев 

свидетельствуют  о  нападениях  на  них.  Не  здесь  ли  берут  начало  древняя 

дружба  и,  одновременно,  противостояние    Ирана  и  Турана,  славян  и 

половцев,  России  и  Запада?  Мы  отчетливо  тут  видим  действие  гегелевской 

феноменологии  «единичное  –  особенное  –  всеобщее»  [16]:  ботайское 

всадничество и кочевничество было в энеолите тем самым «единичным», что 

развилось, став «особенным» в эпоху бронзы, и далее развилось до категории 

«всеобщего» в эпоху железа.  

       ЗНАЧЕНИЕ ПОНЯТИЙ «КАЗАК» И «КИПЧАК»  

       Попробуем все же разобраться, что Ж. Сабитов и А. Клесов имели в виду 

под  терминами  «индоевропейский»  и  «тюркский».  Для  этого  применим 

содержательную,  диалектическую  логику  вместо  формальной.  Кажущееся 

противоречие,  на  самом  деле  –  не  более  чем  результат  искусственной 

дихотомии, 

вызванной 

некорретной 

терминологией. 

В 

итоге 

содержательного 

анализа 

производится 

«диалектическое 

снятие» 

противоречия,  на  место  антитезисам  приходит  синтез  [16]  и,  тем  самым, 

напрашивается 

основной 

вывод: 

Люди 

ботайско-терсекской 

макрокультуры,  включая  носителей  мужской  «кельто-германо-кипчакской» 

гаплогруппы  R1b,  говорили  на  ностратическом  праязыке,  успешно 

реконструированном В. Илличем-Свитычем.  

      Теперь  можно  приступить  к  исследованию  этнонимических  категорий 

коневодов-ботайцев,  что  позволит  верифицировать  основной  вывод. 

Приведенные  выше  этнографические  данные  казахов  и  башкир  позволяют 

установить,  что  эндоэтнонимом  ботайцев  R1b,  формирующимся  по 

патрилинейному  принципу,  было  Hind/Sind/Ind.  Подтверждением  этому 

служат  топоним  Индер  в  Западно-Казахстанской  области  и  гидроним 

Сындасты в Челябинской обл. (Синташата, приток Тобола), а также открытие 

на  том  же  самом  месте  Д.  Здановичем  синташтинского  культурного 

комплекса  эпохи  средней  бронзы,  главными  маркерами  которого  являются 

металлургия, коневодство и круглая планировка города [17], т.е. все то, что 

характеризует способности, навыки и традиции носителей гаплогруппы R1b. 

Причерноморские  племена  синдов,  их  «тезки»  в  Южной  Азии,  очевидно, 

являются  потомками  древних  ботайцев,  именовавших  себя  так  в  честь 

легендарных  праотцов  Инь  и  Ди.  Древнекитайскую  династию  Инь  и  имя 

правителей Ди, равно как и металлургию, коневодство и колесный транспорт, 

по  всей  видимости,  принесли  они  же.  Их  эндоэтнонимом  (самоназванием) 

был «синд» (хинд, инд). Как собирательный эпонимический образ он вошел в 

ведический пантеон богов под именем Индра. Возможно, что племя «сеянто» 

китайских хроник – они же ...  

     Возникает  вопрос  –  а  каковы  были  их  экзоэтнонимы?  Ключ  к  ответу 

содержится  в  древнехеттских  клинописях,  где  этноним  «каска»  (касак)  мы 

встречаем в 15 веке до н.э., в период правления Тудхалия II (хет. Тутхалияс). 

Там  этот  народ  позиционируется  как  «коневоды»,  «специалисты  по 

разведению  и  тренировке  лошадей».  Также  они  в  ряде  случаев  именуются 

«разбойниками»,  «бунтовщиками»,  но  это  уже  вторичные  эпитеты.  Каска 

упоминаются  как  родственный  по  языку  хеттам  народ  [18].  В  современном 

казахском языке сохранилось немало общих  с древнехеттским языком слов, 

например, «орел» (каз. қыран, хетт. xaran), «повозка, транспорт» (каз. көлік, 

хетт.  huluk),  «дело»  (каз.  іс,  хетт.  asa),  «умелый,  могучий,  мощный»  (каз. 

мықты, хетт. makkes), «сука, собака» (каз. қаншық, хетт. suwanis), «загон для 

скота» (каз. қора, хетт. gurtas), «веревка, привязывать» (каз. арқан, хетт. hark), 

«толстая кишка»  (каз.  қарта, хетт. karat) и  т.д.  [8]  Таким образом, одним из 

древнейших  экзоэтнонимов  корпорации  коневодов  можно  считать  термин 

«казак/касак». Доктор филологических наук, основоположник казахстанской 

археологии  академик  А.  Маргулан  обоснованно  этимологизировал  этот 

термин от индоевропейского корня K

w

as + суффикс -ak = «коневод» (конник). 

Этой же точки зрения придерживался узбекский академик А. Аскаров [19]. В 

советское  время  их  исследования  по  данной  теме  были  запрещены  и  не 

публиковались.  Сейчас  эта  важная  информация  обнародавана  благодаря 

Данель  Алькеевне  Маргулан.  Современной  лингвистикой  их  мнение 

подтверждается:  действительно,  *H

w

as  –  это  древняя  ИЕ-праформа, 

означающая  «конь»,  отсюда  hат/ат/аз  и  т.д.  В  целом,  каска/касак/казак 

означает  "коневод",  "конник",  "всадник",  "табунщик".  Можно  также 

перевести  как  «конеед»  :  рацион  питания,  национальная  кухня  также 

являются 

важнейшими 

этноиндикаторами. 

Каски/касаки 

были 

этнокорпорацией,  специализировавшейся  на  коневодстве,  когда  каждое 

племя  имело  определенные  хозяйстенно-бытовые  особенности,  несмотря  на 

комплексный самодостаточный вид хозяйства. Всем нужны были кони. А их 

выпасом  и  разведением  могла  заниматься  только  специализированная 

хозяйственно-экономическая  корпорация  (оформленная  в  роды  и  племена), 

которую  соседи  называли  «касак»  (каска).  Все  остальные  этимологии 

этнокорпоративного  бренда  «қазақ»  вроде  «гусь  белый»  относятся  к 

народному фольклору, именуясь «народная этимология»... 

     Как  еще  соседи  и  родственные  племена  именовали  коневодов-ботайцев?  

Другим  их  ярким  этноидентификационным  маркером,  помимо  коневодства, 

было  уникальное  округлое,  купольное,  безопорное  жилище.  Современные 

специалисты  по  внутренней  планировке,  дизайнеры  интерьера  отмечают, 

насколько  отсутствие  несущих  опор  внутри  помещения  зрительно 

увеличивает пространство, создает объем и ощущение внутренней свободы. 

Кроме  того,  из  школьной  геометрии  мы  помним,  что  из  всех  замкнутых 

кривых  данной  длины  только  окружность  имеет  максимальную  площадь. 

Этот эффект касается и купола ботайской крыши: сфера дает максимальный 

объем  пространства  по  сравнению  с  другими  поверхностями  той  же 

площади.  Помимо  очевидной  экономии  строительных  материалов  и 

трудозатрат, подобное жилье производило и значительный психологический 

эффект.  Каждый,  кто  был  внутри  юрты  знаком  с  ним:  это  ощущение 

комфорта  и  отсутствие  ощущения  стесненности,  несмотря  на  внешне 

небольшие  габариты.  Практически  во  всех  ностратических  языках  – 

уральских,  алтайских,  дравидийских,  индо-европейских,  картвельских  – 

философско-психологическая 

категория 

«замкнутого 

пространства» 

ассоциирована с понятиями «объем» и «пустота» и обозначается праформой 

*gop’a.  В  книге  В.  Иллича-Свитыча  «Опыт  сравнения  ностратических 

языков»  [20]  основная  семантика  праформы  проясняется  в  понятиях 

«пещера»,  «землянка»,  «нора»,  «полость»,  «пустота».  А  это  настолько 

совпадает с древними преданиями, к примеру, о происхождении Кыбчака из 

древесного  дупла,  о  происхождении  Афрасиаба-Пуго  из  дерева  или 

майкыбиевским  преданием  об  Ине,  который  выкопал  и  построил  землянку, 

что  приходится  признать  народную  историческую  память  заслуживающей 

большего  внимания  и  доверия,  чем  вымыслы  в  жанре  science  fiction 

некоторых  современных  академиков  [23].  Этимологию  «кыпчак»  шорского 

филолога  Г.  Косточакова  от  кето-селькупского  «медведь»  (кып/кый)  и 

«лебедь» (чи:к) тоже всерьез принять не можем, хотя признаем значительную 

роль кетов в кипчакском и тюркском этногенезе. 

      Вильгельм  Фридрих  Радлов  в  «Опыте  словаря  тюркских  наречий»  дал 

следующие  значения:  «Кыпчак  (von  кып+чак)  1)  Значение  этого  слова 

неясно;  оно  употребляется  всегда  с  прилагательным  кобы  «пустой, 

пустынный» и имеет вероятно одинаковое с ним значение. 2) Пустое дерево. 

3) Сердитый, вспыльчивый человек, которого всякое дело возбуждает» [21]. 

Обратим  внимание  на  семантику  древесного  символа,  ибо  он  не  случаен. 

Дело в том, что основным строительным материалом для ботайского жилища 

служило  именно  дерево.  Для  более  глубокого  осмысления  семантики 

обратимся  к  преданию  Майкы-бия,  где  говорится,  что  Кипчак  изобрел  лук, 

стрелы,  колесо  и  шанырак.  С  шаныраком,  как  с  сакральной  крышей  дома, 

формирующей объем, «пустоту» как внутреннее пространство, как со связью 

внутреннего мира с внешним, в принципе все понятно. Шанырак делался из 

дерева.  Далее,  что  означают  архетипы  лука  и  колеса?  Как  они 

взаимосвязаны? 

Для 

этого 

вновь 

обратимся 

к 

исторической 

компаративистике  на  ностратическом  уровне.  В  указанном  словаре  Радлова 

находим  корневые  лексемы  из  различных  тюркских  языков  с  учетом 

фонетического перехода п/б/м: «капа» - голова (ср. нем. Haupt, Kopf с тем же 

значением),  «капа»  -  закрывать  сверху,  накрывать,  «кымы»  -  сгибать, 

свертывать,  поджимать,  втягивать,  «кымыр»  -  согнутый,  искривленный, 

дугообразный,  «капар»  -  дух,  ум,  «капакал»  -  окружать.  Все  указанные 

термины  совпадают  с  семантикой  ботайского  жилища  и  отражают 

строительную  процедуру  (которая  тоже  была  сакральной).  Рассмотрим 

производные: каз., тат. «кібіт» - 1) кибитка, крытая повозка 2) уст. значение – 

кибить,  т.е.  гнущаяся  часть  лука.  В  языке  алтайских  куманов  и  челканов 

«қаптарға»  означает  «колчан  для  стрел».  Теперь  сравним  со  значениями 

указанной  выше  ностратической  праформы  *gop’a  в  семитских  и 

индоевропейских  языках:  араб.  ةبق    qаbba,  «купол».  В  словаре  М.  Фасмера 

находим:  «кибита  кибита   "дугообразный  обруч,  половина  обруча  большой 

верши",  киби тка  "дугообразно  покрытая  телега,  повозка,  дорожные  сани", 

стар.  кибить  ж.  "дуга"».  В  древнегреческом  hapsis  означало  «арка»,  «дуга», 

«обод колеса»; хинди 

चाप cāpa – «дуга»; перс. نامخ  häman 1. сгибающийся, 

гнущийся;  2.  уст.  1)  лук;  2)  дуга,  ن    käman  лук  (оружие);  *هلچ  (*هز)  тетива 

лука; 2) дуга (часть окружности);  3) астр. Стрелец (зодиакальное созвездие); 

4) уст. девятый месяц иранского солнечного года, соотв. ноябрю-декабрю); 5) 

арка,  свод;  6)  смычок.  Но  окончательное  разъяснение  дает  современная 

этимология латинских cavus – «пещера», лат. cavare – «полый, пустотелый», 

cavea  –  «пустота,  свободное  пространство»  от  ПИЕ-корня  *keue-  , 

означающего «арка, дуга, свод, выпуклость, полость» [22]. 

              ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

      Методологической  основой  проведенного  выше  исследования  были 

принципы  диалектической  логики  Гегеля,  примененные  к  истории  и 

лингвистике:  1)  «единичное    >  особенное    >  всеобщее»;  2)  «единство  и 

борьба  противоположностей»  3)  «восхождение  от  абстрактного  к 

конкретному».  

      Комплексный  анализ  новейших  данных  популяционной  генетики, 

археологии,  языкознания  и  этнографии  привел  к  выводу,  что  исторические 

истоки кипчакского транскультурного феномена лежат в ботайской культуре 

эпохи  неолита-энеолита.  Отличительной  особенностью  ботайцев,  носителей 

Ү-гаплогруппы  R1b,  была  технологическая  креативность,  что  привело  к 

доместикации коня способом устройства загонов, возникновению и развитию 

всадничества,  а  также  уникальной  конструкции  жилья.  Эти  два  наиболее 

отличительных  фактора  послужили  основой  для  экзоэтнонимов  «казак»  и 

«кыпчак»,  которыми  соседи  и  родственные  племена  именовали  ботайцев. 

Самоназванием  (эндоэтнонимом)  древних  казаков-кыпчаков  было  «синд» 

(хинд, инд). «Казак» этимологизируется из ПИЕ-языков и означает «конник», 

«всадник».  «Кыпчак»  этимологизируется  из  ностратического  праязыкового 

состояния  и  имеет  двоякое  значение:  1)  «строитель  круглого  просторного 

жилья-землянки»;  2)  «лучник».  Синд/инд  по  народным  преданиям 

происходит от легендарного праотца Иня, первым построившим капитальное 

жилье  в  виде  землянки.  Семантика  легендарного  самоназвания  полностью 

совпадает с семантикой «кыпчак». 

      Синды/казаки/кыпчаки  отличались  широкими  экзогамными  связями  и 

толерантностью. Главными «катунскими фратриями», «сватовскими родами» 

в  эпоху  ботайской  культуры  была  терсекская  культура  носителей  Ү-

гаплогруппы  R1а  в  ареале  Тургайского  прогиба,  а  также  кеты,  носители  Ү-

гаплогруппы 

Q, 

в 

предгорьях 

Алтая 

и 

бассейне 

Иртыша. 

Ассимилировавшиеся  в  терсекской  среде  ботайцы  стали  основой  для 

распространения коневодства и культуры колоколовидных кубков в Европе. 

В  Малой  Азии  они  были  известны  под  именем  «каска».  Они  же  составили 

субстрат  Андроновской  культуры.  Позже  они  же,  известные  как 

киммерийцы,  создали  кельтский  трансевропейский  феномен.  Другая  часть 

ботайцев  в  союзе  с  кетами  и  саяно-алтайскими  носителями  Ү-гаплогруппы 

С3*  стояла  у  истоков  сеймино-турбинского  транскультурного  феномена, 

андроновской  культуры  на  территории  Казахстана,  а  позже  создала  в 

монгольских степях кочевые сообщества, вошедшие в историю как «хунну» 

и  «сяньби».  Кыпчаки,  потомки  ботайцев,  стояли  и  у  истоков  Тюркского 

каганата.  Создав  степную  державу  от  Иртыша  до  Дуная,  известную  как 

Дешт-и-Кипчак,  они  вошли  в  историю  под  своим  древнейшим 

этнокорпоративным брендом «кыпчак», который развился в то время уже из 

этнонима  в  политоним.  В  монгольскую  эпоху  этот  политический  бренд 

утратил  свою  престижность,  и  вновь  сузился  до  этнонима.  После  развала 

монгольской империи на всем пространстве Дешт-и-Кипчака был возрожден 

второй древний экзоэтноним «казак». С тех пор и по сей день на территории 

Восточного  Дешт-и-Кипчака,  в  ареале  ботайской,  терсекской  и 

сформировавшейся  на  их  основе  андроновской  культуры  существует 

государство  Казакстан  и  народ  «қазақ»,  говорящий  на  кипчакском  языке, 

сохранившем древнейшие праформы.   

 

ЛИТЕРАТУРА 

[1] AM 764, 4° / 

SRD, t. II,  р.  34-37  («Fragmentum  vetus  Islandicum  Historico-

Geographicum de rebus Dano-Norvegicis») 

[2] Снорри Стурлусон «Круг Земной» (Snorri Sturluson «Heimskringla»), 1980 

[3] М.-Х. Сулейманов «Эра Чингисхана в истории казахской нации», 2008 

[4]  Корнелий  Тацит  «О  происхождении  германцев  и  местоположении 

Германии»  /          Сочинения  в  двух  томах.  т.1  Анналы.  Малые 

произведения, 1969  

[5] «Песнь о Нибелунгах» / Западноевропейский эпос, 1977 

[6] Е. Ямаева «Родовые тамги алтайских тюрок XIX-XX вв», 2002 

[7] С. Кодыбай «Казахская степь и германские боги», 2006 

[8]  И.  Сулейманов,  М.-Х.  Сулейманов  «Праиндоевропейские  корни  в 

казахском  языке.  Краткий  философско-лингвистический  и  историко-

этимологический справочник», 2010 

[9] Ю. Зуев «Ранние тюрки. Очерки истории и идеологии», 2005 

[10]  Л.  Потапов  «Этноним  теле  и  алтайцы»  /  Тюркологический  сборник, 

1966 

[11] В. Зайберт «Ботай. У истоков степной цивилизации», 2012 

[12]  В.  Логвин  «Тургайскии  прогиб  в  эпоху  мезолита  –  энеолита»,  диссер. 

д.и.н, 2002 

[13] Е. Кузьмина «Откуда пришли индо-арии», 1994 

[14]  Ж.  Сабитов  «Индоевропейские  гаплогруппы  R1a  и  R1b  глазами 

историка»  //  The  Russian  Journal  of  Genetic  Genealogy  (Русская  версия): 

Том 2, №1, 2010 

[15]  А.  Клесов  «Картирование  Европы  по  временам  ми-граций  субклада 

R1b1b2-L21»//Вестник  Российской  академии  ДНК-генеалогии.  2008.  Том 

3. №2 

[16] Георг Вильгельм Фридрих Гегель «Наука логики», 1982 

[17]  Д.  Зданович  «Синташтинское  общество:  социальные  основы 

"квазигородской"  культуры  Южного  Зауралья  эпохи  средней  бронзы», 

1997 

[18] Дж. Г. Маккуин. Хетты и их современники в Малой Азии. Под ред. и с 

послесл. В. Г. Ардзинба, 1983 

[19]  А.  Аскаров  «Арийская  проблема:  новые  подходы  и  взгляды»,  История 

Узбекистана  в  археологических  и  письменных  источниках,  "ФАН", 

Ташкент, 2005 

[20] В. Иллич-Свитыч «Опыт сравнения ностратических языков», т. 1, 1971 

[21]  Вильгельм  Фридрих  Радлов  «Опыт  словаря  тюркских  наречий»,  т.  2, 

1899 

[22] 

Douglas 

Harper 

«Online 

etimology 

dictionary», 

http://www.etymonline.com/index.php?allowed_in_frame=0&search=cave&search

mode=none 

[23] С. Кляшторный «Кипчаки в рунических памятниках // Türcologica, 1986. 

К восьмидесятилетию академика А.Н. Кононова, 1986 

жүктеу/скачать 4,03 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: