г. поступила и в  1945 г. окончила  полный курс

13
12
И
С
ТОКИ МОЕЙ ТВ
ОРЧЕСК
ОЙ ДЕЯТЕ
ЛЬН
О
С
Т
И
И
С
ТОКИ МОЕЙ ТВ
ОРЧЕСК
ОЙ ДЕЯТЕ
ЛЬН
О
С
Т
И
не помню), который прекрасно знал все орфографические 
правила, но делал в диктантах до 20 ошибок, почти в каж-
дом слове. Когда другие ученики проверяли записанный 
диктант, я считала ошибки в диктанте Вани, сообщала ему 
количество ошибок и ждала, пока он сам их найдет и испра-
вит. На моих глазах происходила связь теории с практикой, 
и к концу года Ваня стал делать 2–3 ошибки.
В свободное время (а у меня его было много) я ста-
ла читать «Пармский монастырь» Стендаля на француз-
ском языке, активно используя словарь. Постепенно я все 
реже обращалась к словарю.., но «прононс» у меня был 
своеобразный…
1946 год. Моя жизнь в Алабино была голодной, и я уе-
хала к маме в Бийск, где был учительский институт и учите-
лей русского языка и литературы было достаточно.
Моя старшая сестра работала в гороно бухгалтером, 
и меня решили сделать инспектором… Я хорошо понимала, 
что это, мягко говоря, несерьезно, и решила пойти в инсти-
тут попросить работу лаборанта.
Директор института посмотрел мои документы (дип-
лом с отличием) и предложил работать преподавателем 
старославянского языка, исторической грамматики и исто-
рии русского литературного языка вместо умершего препо-
давателя. Мотивы директора: у вас свежие знания по этим 
предметам, на современный русский язык мы можем взять 
любого учителя, а на эти предметы… Я отказалась. Однако 
директор мои документы спрятал в стол и предложил мне 
подумать. Я думала неделю, на другой день я была зачислена 
в штат, за неделю до начала учебного года.
Из всей учебной литературы в моем распоряжении была 
только хрестоматия и лекции по исторической грамматике. 
Неделю я готовила лекции по старославянскому языку 
и за два часа прочитала то, что приготовила на пять лекций. 
Половина или 1/3 моих первых студентов были фронтовика-
ми, старше меня… Они поняли мое состояние, и староста 
попросил меня читать медленнее, дать им возможность де-
лать записи. Я училась вместе со студентами: ночью готови-
лась, потом рассказывала студентам и снова… 
И все-таки студенты меня не подвели. Весной приехала 
комиссия из Барнаула по проверке работы института. Руко-
водителем комиссии был специалист по истории языка. Есте-
ственно, что весь институт ждал его мнения о моей работе.
Лекцию о языке и стиле В. Маяковского я прочитала 
выразительно: Маяковского было больше, чем меня, и это 
понравилось проверяющему. 
Я решила провести практическое занятие по истори-
ческой грамматике так, как я обычно проводила. Я дала 
по хрестоматии текст для изучения и список вопросов, на 
которые студенты должны были ответить. Первый час за-
нятий прошел успешно: студенты работали, иногда перего-
варивались, я молча нервничала, проверяющий занимался 
чтением каких-то бумаг.
Второй час начался анализом текста. Выступил старо-
ста курса, дал ответы на все вопросы, кое-кто его допол-
нил… Я сделала заключение и стала ждать, что скажет про-
веряющий… Он был в восторге, предложил мне перейти на 
работу в Барнаул.
Однако в Барнаул я не поехала, а решила уехать в 
Нальчик в поисках романтики. Работа в Бийском институте 
показала мне, что изучать язык гораздо интереснее заня-
тий литературоведением, а еще, что в курсе современного 
русского языка должны быть использованы исторические 
справки. Даже мои школьные учебники включают сведения 
из истории языка. Любовь к чтению художественной ли-
тературы сопровождала меня всю жизнь. Муж и сын тоже 
любили читать. В Москве мы выписывали, кроме газет и 
специальных журналов, «Новый мир», «Иностранную лите-
ратуру», «Дружбу народов», «Знамя», «Юность», «Октябрь» 
и покупали все, что можно было купить в те времена.
В Барнауле на рынке у меня украли все деньги… К сча-
стью, билет до Нальчика был в другом месте. До Москвы мне 
продуктов хватило, а потом… ругала себя за беспечность. 
В Москве (между поездами) я посетила родной инсти-
тут, где меня никто не ждал, но в кабинете русского языка 
я познакомилась с женой известного лингвиста К.А. Тимо-
феева, и мы душевно поговорили.
Неожиданно к отходу поезда проводить меня пришел 
сам К.А. Тимофеев с коробкой шоколадных конфет, которы-
ми я угощала соседей в купе поезда, но они, взяв по конфете, 
мои надежды не оправдали. Я много ездила в своей жизни и 

15
14
И
С
ТОКИ МОЕЙ ТВ
ОРЧЕСК
ОЙ ДЕЯТЕ
ЛЬН
О
С
Т
И
И
С
ТОКИ МОЕЙ ТВ
ОРЧЕСК
ОЙ ДЕЯТЕ
ЛЬН
О
С
Т
И
установила: если у тебя есть что поесть, тебя угощают, если 
нет… никто из соседей в вагоне поезда на Нальчик даже не 
спросил, почему я не ем…
И вот я в Нальчике (1947–1959), где нет знакомых, нет 
денег, но есть письмо заведующего отделом образования в 
обкоме КПСС, куда я и отправилась. Не повезло: товарищ 
уехал отдыхать в санаторий… Я в замешательстве… Иду в 
институт к директору. Рассказываю о себе: кто я, откуда, по-
казываю письмо в обком… Хотя письмо не распечатывали, 
все-таки оно произвело впечатление, и директор института 
предложил мне место лаборанта в кабинете основ марк сиз-
ма-ленинизма, комнату в подвале (с маленьким окошечком 
под потолком; в нее надо проходить через комнату, в которой 
жила уборщица). Я и за это была благодарна, так как выхода 
у меня не было. Моя просьба о работе преподавателем была 
отвергнута со словами: «Мы каждый год выпускаем таких, 
как вы, 50 человек, причем они старше вас».
Да, еще деталь, к тому же немаловажная. Директор дал 
указание в столовую (чтобы меня накормили) и в бухгал-
терию, чтобы мне выдали аванс. Зарплата лаборанта – 430 
рублей, ассистента – 120 рублей. Так началось мое житье-
бытье в Нальчике, где оно продолжалось около 10 лет.
Тихо и смирно я сидела в кабинете основ марксизма-
ленинизма дня два-три, потом мне надоело молча выдавать 
книги студентам, и я стала интересоваться, какие книги они 
берут и зачем… Короче: я начала помогать студентам го-
товиться к семинарским занятиям. Недели через две-три в 
кабинет пришел завкафедрой основ марксизма-ленинизма 
знакомиться со мной. Он отметил, что семинары стали 
проходить интереснее, что студенты стали лучше отвечать 
на вопросы. Завкафедрой предложил мне пойти на его ка-
федру ассистентом. Эта кафедра меня не заинтересовала, 
и я отказалась.
Месяца через два-три я попросила командировку в 
Москву для сдачи кандидатских экзаменов. Дали деньги 
на командировку, но проректор меня предупредил: «Если 
ничего не сдашь, вычтем деньги из зарплаты». Я сдала два 
экзамена (старославянский и французский) и вернулась в 
Нальчик с двумя пятерками, довольная и гордая. Еще бы 
мне не получить «5» за старославянский! Я год его препо-
давала: учила других и училась сама. Проректор на одном из 
собраний рассказал о моих успехах и поругал тех, кто про-
сто «катается в Москву».
В это время на кафедре русского языка произошли 
две трагедии – одна за другой. Умер преподаватель мето-
дики преподавания русского языка, а тот, кто его заменил, 
почему-то вскоре застрелился… Не было мне счастья, а не-
счастье помогло. Второй раз мне, неопытному человеку, 
предложили читать методику. Я (а что мне терять?!) согла-
силась, и меня перевели на кафедру русского языка на долж-
ность ассистента, с зарплатой 110 рублей и дали комнату на 
первом (!) этаже в Доме научных работников (боковушку в 
трехкомнатной квартире). Я была счастлива!
Опыт педагогической работы – один год в Бийском учи-
тельском институте и полгода в школе. Как бы то ни было, 
но чтение методики и руководство педпрактикой сыграло 
роль в моей жизни: и в плане работы и как преподавателя, 
и как ученого. Мои научные публикации ориентированы 
(прямо или косвенно) на практику преподавания русского 
языка в школе и вузе.
Образцом лекций по методике и более поздних мето-
дических публикаций стала для меня книга Н.Н. Прокопо-
вича и Н.С. Поспелова «Изучение русского языка в средней 
школе (Морфология)» (М., 1954).
Вслед за Н.Н. Прокоповичем, Н.С. Поспеловым, С.Г. Бар-
хударовым и другими я шла к методическим указаниям от 
лингвистики. И это позволило мне позднее назвать лингво-
методикой раздел науки на стыке лингвистики и методики.
Я читала в Нальчике и другие курсы: «Введение в язы-
кознание», «Историю русского литературного языка», «Со-
временный русский язык». С каждым из курсов связаны за-
бавные и поучительные воспоминания.
Курс «Введение в языкознание» я читала на основе 
традиционных пособий. А это было в те времена, когда в 
столицах активно насаждалось учение Н.Я. Марра о языке. 
И я попалась…
В 1949 году в Нальчик приехала из министерства про-
свещения СССР комиссия по проверке работы институ-
та. В решении комиссии по итогам проверки в мой адрес 
было высказано предложение: пропагандировать учение 

17
16
И
С
ТОКИ МОЕЙ ТВ
ОРЧЕСК
ОЙ ДЕЯТЕ
ЛЬН
О
С
Т
И
И
С
ТОКИ МОЕЙ ТВ
ОРЧЕСК
ОЙ ДЕЯТЕ
ЛЬН
О
С
Т
И
Н.Я. Марра. Делать нечего… Целый год я изучала работы 
этого ученого и постаралась извлечь из них рациональные 
зерна. Мартышкин труд! Весной вышла работа «гениально-
го лингвиста» И.В. Сталина «Марксизм и вопросы языко-
знания» (1950 год).
Дирекция института поручила мне (а кому же еще?!) 
на всех четырех курсах трех факультетов (всего 12 лекций) 
разгромить учение Н.Я. Марра как псевдонаучное, что я с 
удовольствием и знанием дела и проделала. В награду меня 
отпустили в Москву для сдачи последнего кандидатского 
экзамена по основам марксизма-ленинизма и по болгарско-
му языку. Первый экзамен нужно было сдавать через три 
дня. (Мне сказали, в конце месяца для вас лично комиссию 
собирать не будут.) Решила сдавать!!! Ведь я недавно учи-
лась в институте, сама учила студентов готовиться к семи-
нарам… Авось! 
Первый вопрос был общего характера (что именно – 
я не помню). Зато второй – работа И.В. Сталина «Марк-
сизм и вопросы языкознания». Что-то я вякала, отвечая на 
первый вопрос, зато мой ответ на второй вопрос комиссия 
слушала больше часа.., пока один член комиссии не сказал: 
«Товарищи, надо же совесть иметь!» Естественно, члены ко-
миссии не знали того, что так хорошо знала я…
О других моих лекционных курсах. На последней лек-
ции по истории русского литературного языка студент-
кабардинец спросил: «Вот вы все время говорили 

жүктеу/скачать 1,44 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: