Тысяча незабываемых поцелуев

Я освободил ожидающий гнев. Я позволил ему насытить меня и
вести вперед. Потянувшись к кровати, я наклонился, чтобы схватиться
за каркас и с громким ревом я поднял ее со всей силы, переворачивая
матрас и крепкий деревянный каркас. Я двинулся к столу и одним
движением смел все с него. Схватив свой ноутбук, прежде чем он упал
на пол, я развернулся на месте и кинул его в стену. Я слышал, как он
разбился, но это не помогло. Ничего не помогало. Боль все еще была
на месте. Выворачивающая правда.
Гребаные слезы.
Стиснув кулаки, я запрокинул голову назад и закричал. Я кричал и
кричал, пока мой голос не охрип, а горло не заболело. Опустившись на
колени, я позволил себе утопать в горе.
Затем я услышал, что моя дверь открылась, и поднял голову. Мама
вошла. Я покачал головой, поднимая руку, чтобы остановить ее. Но
она продолжала идти.
— Нет, — прохрипел я, пытаясь двигаться. Но она не слушала,
вместо этого она опустилась на пол рядом со мной. — Нет! —
закричал я громче, но она вытянула руки и обернула их вокруг моей
шеи.
— Нет! — Я боролся, но она притянула меня к себе, и я проиграл
битву. Я рухнул в ее объятия и заплакал. Я плакал и кричал в объятиях
женщины, с которой едва разговаривал последние два года. Но прямо
сейчас я нуждался в ней. Мне нужен был кто-то, кто понимал.
Понимал, что будет означать для меня потерять Поппи.
Поэтому я все отпустил. Я схватился за нее так сильно, что думал,
оставлю синяки. Но моя мама не шелохнулась, она плакала со мной.
Она тихо сидела, прижимая мою голову, пока я терял все силы.
Затем я услышал движение у двери.
Мой папа наблюдал за нами со слезами в глазах и печалью на лице.
И это разожгло пламя в моем животе. Во мне что-то щелкнуло, когда я
увидел мужчину, который забрал меня и силой увез от Поппи, когда
она нуждалась во мне больше всего.
Оттолкнувшись от мамы, я зашипел на него:
— Убирайся.
Мама напряглась, и я оттолкнул ее еще дальше, сердито посмотрев
на папу. Он поднял свои руки, шок отразился на его лице.
— Рун... — сказал он спокойным голосом.

Это только подлило масло в огонь.
— Я сказал убирайся! — я встал на ноги.
Папа посмотрел на маму. Когда он перевел взгляд на меня, мои
руки были сжаты в кулаки. Я приветствовал ярость, которая бурлила
во мне.
— Рун, сынок. Ты в шоке, тебе больно...
— Больно? Больно? Ты и понятия гребаного не имеешь! — ревел я
и сделал шаг ближе к нему. Мама подскочила на ноги. Я
проигнорировал ее, когда она пыталась встать у меня на пути. Мой
папа вытянул руку и задвинул ее за себя в коридор.
Потом слегка закрыл дверь, блокируя ей вход.
— Убирайся к черту, — сказал я последний раз, чувствуя, как
ненависть к этому человеку выходит на поверхность.
— Мне жаль, сынок, — прошептал он, и слеза скатилась по его
щеке. Он имел наглость стоять передо мной и прослезиться.
У него не было гребаного права!
— Нет, — предупредил я, мой голос был отрывистым и грубым. —
Даже не смей стоять здесь и плакать. Не смей говорить, что тебе жаль.
У тебя не было гребаного права забирать меня отсюда. Ты увез меня от
нее, когда я не хотел этого. Ты увез меня, когда она была больна. И
сейчас... сейчас... она ум... — я не смог закончить предложение. Я не
мог заставить себя произнести это слово. Вместо этого, я подбежал к
отцу и ударил его по широкой груди.
Он попятился назад и врезался в стену.
— Рун! — я слышал, как мама закричала в коридоре. Игнорируя ее
плач, я обхватил папу за воротник, и оказался с ним лицом к лицу.
— Ты увез меня на два года. И потому что меня не было, она
выкинула меня из своей жизни, чтобы спасти. Меня. Спасти от боли,
что я так далеко и не могу позаботиться о ней, обнять ее, когда ей
больно. Ты сделал так, что я не мог быть с ней, когда она боролась, —
я сглотнул, но смог добавить: — А сейчас слишком поздно. У нее есть
месяцы...— мой голос надломился. — Месяцы... — Я опустил руки и
отступил, еще больше слез и боли родились во мне.
Повернувшись к нему спиной, я сказал:
— Нет пути назад. Я никогда не прощу тебе, что ты забрал ее от
меня. Никогда. Между нами все кончено.
— Рун...

— Убирайся, — огрызнулся я. — Убирайся к черту из моей
комнаты и нахер из моей жизни. Я покончил с тобой. Покончил.
Секунду спустя я услышал, как закрылась дверь, и дом погрузился
в тишину. Но для меня в этот момент казалось, что дом кричал.
Убрав волосы с лица, я плюхнулся на опрокинутый матрас, затем
прислонился к стене. На минуты или, может, часы, я уставился в
пустоту. В моей комнате было темно, за исключением света от
настольной лампы в углу, которая чудом уцелела от моего приступа
ярости.
Я открыл глаза и уставился на фото на стене. Я нахмурился, зная,
что не вешал его сюда. Должна быть, это сделала сегодня мама, когда
распаковывала вещи.
И я уставился на фотографию.
Я смотрел на Поппи, за несколько дней до нашего отъезда,
танцующую в роще, в вишневой роще, которую она так любила, когда
она вовсю цвела вокруг нее. Ее руки были вытянуты к небу, она
кружилась, смеялась, запрокинув голову назад.
Мое сердце сжалось, когда я увидел ее такую. Потому что это была
моя Поппимин. Девочка, которая смешила меня. Девочка, которая
бежала в вишневую рощу, смеясь и танцуя всю дорогу.
Девочка, которая сказала мне держаться от нее подальше.

жүктеу/скачать 1,8 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: