Тюркский героический

Детство героя. Богатырский конь и оружие 237
 
ный и могущественный помощник и покровитель эпического героя. Хорошо
известна легенда об Огузхане, который якобы происходил из татарского ро‐
да Алп‐Арслана и был вскормлен львицей
1
. В эпосе народов Средней Азии и
Казахстана одним из самых распространенных становится сравнение бога‐
тыря и его дружины с волком. Чрезвычайно широко распространяются в
тюркоязычном мире имена, составной частью которых является слово волк –
бүре, бөрi. Весьма интересно при этом заметить, что как выше упоминалось,
волк по казахски называется қасқыр. Однако казахский эпос почему‐то «не
признает» авторитета этого обозначения волка и одного из главных героев
сказания «Алпамыс батыр» называет не Байқасқыр, а непременно – Байбөрi:
Байбөрi Хаққа налынды:
«Алмадың, Қудай, жанымды.
Бiр баланың жоғынан
Ағайын жейдi малымды»
2
.
Байбори молился Справедливому:
«Не взял, Кудай, мою душу.
Из‐за отсутствия единственного сына
Родственники съедают мое богатство».
(Курсив и пер. наш. – Ф.У.)
Мотив воспитания ребенка волком и медведем встречается и в якут‐
ском героическом эпосе, в частности в олонхо «Эрбехтэй Бэргэн». В «Кни‐
ге моего деда Коркута» говорится, что один из огузских беков Аруз‐коджа
при перекочевке потерял ребенка, «которого потом подобрала и вскор‐
мила львица»
3
.
Интересны с рассматриваемой точки зрения слова Х.Т. Зарифова: беремен‐
ная жена отца Гороглы «осталась на чужбине и умерла перед родами. Ребенок
родился в могиле (отсюда его имя: сын могилы). До четырех лет его кормила
своим молоком кобыла, которую пас пастух Рустам. Рустам воспитал мальчика,
дал ему имя Гороглы и отправил на родину его отца в сопровождении вскор‐
мившей его кобылицы»
4
. В данном случае речь идет, конечно, о позднем и зна‐
чительно трансформированном варианте архаического мотива. Со временем,
однако, и он становится устойчивым и повторяется в таджикской версии на‐
званного эпоса – «Гуругли». Говорится в сказании об этом подробно: когда сорок
юношей погнали лошадей на водопой, одна из кобылиц провалилась копытами
в могилу: «Увидала кобылица прекрасного младенца, сиротку, стало кобылице
жаль его: “Высохло, видно, молоко в груди его матери, и оставила она сиротку
голодным в могиле”. И стала кобылица кормить сиротку (своим молоком) в мо‐
гиле, из‐за укусов его зубов остались от кобылицы только кожа да кости» (пер.
1
Кор‐оглы Х. Туркменская литература. М., 1972. С. 29. 
2
Алпамыс батыр // Ақ сауыт. Батырлар җыры. Т.1. 168 б. 
3
Типология и взаимосвязи средневековых литератур Востока и Запада. М., 1974. С. 285. 
4
Вопросы изучения эпоса народов СССР. М., 1958. С. 121. 

238 Тюркский героический эпос
И.С. Брагинского)
1
. В оригинале сказания этот мотив дастана звучит так: «Гала‐
бон дошт – чил чавон, Галара хай карданд ба об чанд галабон, Суми байтал рафт
дар гур шуд нихон, Байтал дид гилмонак сағир – ачаб чавон, Мехри байтал афтид
хамчунон: “Шир аз синаи очаш қоқ шудаст, Сағира гушна мондааст дар
гуристон”. Сағирара байтал макконд дар гуристон: Аз захми дандони сағира
байтал шуд пусту устухон»
2
.
Возвращаясь к истокам рассматриваемого сюжета, отметим, что из грече‐
ской мифологии он проникает в греческий эпос и приобретает уже новое зна‐
чение, связанное со следующим этапом развития эстетической мысли, особен‐
ности которой теперь обусловливаются поэтикой такого художественного яв‐
ления, как огромное эпическое сказание. У Гомера Одиссей «подчеркнуто “оди‐
нокий” герой в том смысле исключительности рода, когда из поколения в поко‐
ление продолжателем рода оказывается единственное дитя: эпическое выра‐
жение концентрации родоплеменных сил в их совокупности, эпически вопло‐
щенное тождество “всех” в “одном”»
3
.
В классических памятниках средневекового европейского эпоса остаются
весьма устойчивые отголоски мотива одиночества героя. Одиноким был Бео‐
вульф одноименного англосаксонского эпоса в том смысле, что у него не было
никаких родных. Само слово «богатырь» в немецкой эпической традиции свя‐
зывается с мотивом одиночества героя: «Первоначальное значение термина
“Recre” – “изгнанник”, затем: “одиноко странствующий герой”, отсюда – “ге‐
рой”». В связи с этим одинок Зигфрид немецкой «Песни о нибелунганх», потому
что он «найденыш, воспитанный кузнецом»
4
. Впрочем, неоднократно называ‐
ется найденышем и главный герой бурятской Гэсэриады – Гэсэр.
Также и в тюркском героическом эпосе хорошо сохраняется связь с пер‐
вобытным фольклором. На основе сравнительно‐исторического анализа раз‐
личных произведений И.В. Пухов писал, что этот мотив встречается «в древ‐
нейших пластах эпоса тюркских народов Сибири, особенно в якутских олон‐
хо». В качестве примера он ссылался на шорское сказание «Кан‐Кес» и приво‐
дил следующий отрывок: «Кан‐Кес молод был; вскормившего его отца не
знал, родившую и кормившую его мать не знал, совсем одиноким жил»
5
. На
основе анализа якутских олонхо И.В. Пухов пришел к правомерному выводу:
«Мотив изначальности жизни на земле и связанный с ним мотив первона‐
чального одиночества героя принадлежит к древнейшим в эпосе тюрко‐
монгольских народов. Здесь, несомненно, отражена общность эпической тра‐
диции тюрко‐монгольских народов»
6
.
С этой точки зрения существенный интерес представляет повествование о
1
Гуругли. Таджикский народный эпос. М., 1987. С. 359. 
2
Там же. С. 49, 359. 
3

жүктеу/скачать 3,04 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: