В конце они оба умрут

Кто там ставил десять долларов на то, что в свой Последний день я
полезу в инстаграм? Откликнись, ты стал на десять баксов богаче.
Плутонцы так и не ответили ни на одно мое сообщение и ни на
один звонок. Я не схожу с ума от беспокойства, потому что они не
Обреченные, но твою ж мать, неужели никто из них не соизволит хотя
бы сообщить мне, на хвосте ли у меня еще копы? Ставлю на что
угодно, они все просто уснули. Я и сам был бы не прочь, окажись
сейчас передо мной кровать. Да и кресло с подлокотниками прокатило
бы. Но точно не эта скамейка, на которой и сидя-то уместятся от силы
двое. А отдыхать в позе эмбриона я точно не буду, это не про меня.

Я просматриваю ленту инстаграма, рассчитывая найти новый пост
в аккаунте Малкольма 
(@manthony012
), но в нем вот уже девять часов
не появлялось ничего нового. Последним он запостил фото без
фильтров, на котором запечатлена бутылка кока-колы с его именем на
этикетке. В мировой войне пепси против колы он воюет на стороне
пепси, только вчера он так обрадовался, когда увидел свое имя в
холодильнике магазинчика на углу, что не смог устоять. И кофеин
только подстегнул его перед дракой.
Хотя не стоит называть то, что произошло между нами с Пеком,
дракой. У него даже не было возможности как следует замахнуться,
так я его прижал.
Я набираю Эйми сообщение с извинениями (хотя делаю это не
совсем от души, ведь этот ее маленький говнюк натравил на меня
копов прямо посреди моих чертовых похорон), как вдруг с лестницы
на опасной скорости сбегает Матео. Он пулей несется к выходу из
подъезда, и я бегу вслед за ним. У него красные глаза, он тяжело
дышит, как будто изо всех сил старается не расплакаться по-
настоящему.
– Ты в порядке? – Очевидно, что нет, – тупо задавать такие
вопросы.
– Нет. – Матео распахивает дверь. – Пойдем, пока Лидия за мной
не погналась.
Я и сам не прочь поскорей отсюда двинуть, поверьте, но играть в
молчанку не собираюсь. Я иду за Матео и качу рядом велик.
– Ну давай, сбрось груз с души. Не будешь же ты весь день его
таскать.
– Да нет у меня никакого всего дня! – орет Матео, как будто его
только сейчас по-настоящему вывело из себя, что его не станет на
свете в восемнадцать лет. Оказывается, внутри у него полыхает пожар.
Он останавливается у обочины и садится на бордюр в полном
отчаянии. Может, он ждет, что какая-нибудь машина сейчас разом
избавит его от страданий.
Подножку от велика – вниз, Матео – вверх. Я просовываю руки ему
под мышки и поднимаю его. Мы уходим от обочины дороги,
прислоняемся к стене, и Матео дрожит. Он в самом деле не хочет быть
на улице, и, когда он сползает по стене на землю, я следую его
примеру. Матео снимает очки и утыкается головой в колени.

– Слушай, сейчас не будет пылкой речи. У меня нет никаких
заготовок, и вообще я не такой человек. – Я сделаю кое-что получше. –
Но я знаю, в каком ты сейчас отчаянии, чувак. К счастью, у тебя есть
выбор. Если ты захочешь вернуться к папе или к подруге, я не стану
тебя останавливать. Если захочешь отделаться от меня, не стану
преследовать. Это твой Последний день, блин, проживи его так, как
сам хочешь. А если тебе нужна помощь, чтобы его прожить, то я
рядом.
Матео поднимает голову и косится на меня.
– По-моему, довольно пылкая речь.
– Да. Виноват. – Мне он больше нравится в очках, но и без них он
выглядит хорошо. – Чем хочешь заняться? – Если он свалит, я отнесусь
к его решению с уважением и начну продумывать свой следующий
шаг. Надо проверить, что там с плутонцами, но возвращаться в
интернат нельзя: нет уверенности, что за зданием не установили
слежку.
– Я хочу идти дальше, – говорит Матео.
– Верное решение.
Он снова надевает очки, и, если вам захочется провести какую-то
аналогию с тем, что теперь он смотрит на мир новыми глазами, – то
флаг вам в руки. А я просто испытываю облегчение, что в этот день не
останусь один.
– Прости, что наорал на тебя, – говорит Матео. – Я все еще считаю,
что уйти не попрощавшись было правильным решением, пускай я и
буду сожалеть об этом весь сегодняшний день.
– Я со своими друзьями тоже попрощаться не успел, – говорю я.
– Что там случилось на твоих похоронах?
Я все время говорю о честности и призываю его снять груз с души,
а сам не то чтобы очень с ним откровенен.
– Их прервали. И я так до сих пор и не смог связаться со своими
друзьями. Надеюсь, они все-таки появятся до того как… – Мимо
проезжает машина. Я хрущу суставами пальцев. – Просто я хочу,
чтобы они знали, что я в порядке. Чтобы не гадали, жив я или нет. Но
не могу же я им слать сообщения до тех пор, пока неизбежное наконец
не случится.
– Создай себе профиль на форуме «Обратный отсчет»
, – 
предлагает
Матео. – Я столько историй там перечитал, что могу помочь тебе

разобраться.
В этом я не сомневаюсь. Хотя, если руководствоваться такой
логикой, я уже должен быть королем секса, столько порнухи
пересмотрел.
– Не, это все не для меня. Я даже к тамблеру и твиттеру так до сих
пор и не привык. Только к инстаграму. Увлекся тут недавно
фотографией, пару месяцев как. Инстаграм – это кайф.
– Можно посмотреть твой аккаунт?
– Конечно.
Я отдаю Матео свой телефон.
Профиль у меня открытый, потому что мне в принципе все равно,
кто из незнакомых мне людей на него наткнется. Но смотреть, как
незнакомый человек просматривает твои фото, – как-то странно. Я
чувствую себя обнаженным, как будто только что вышел из душа, а
кто-то смотрит, как я оборачиваю задницу полотенцем. Мои самые
первые 
фотки 
из-за 
плохого 
света 
выглядят 
довольно
непрофессионально, но редактировать их я не могу, и это, наверное, к
лучшему.
– Почему они все черно-белые? – спрашивает Матео.
– Я завел аккаунт через несколько дней после того, как переехал в
интернат. Мой кореш Малкольм сфотографировал меня… Вот
фотка… – Я подвигаюсь ближе к Матео и прокручиваю страницу в
самый низ, к моим первым фотографиям. Полсекунды перед этим я
стесняюсь грязи под своими ногтями, но потом забиваю. Я кликаю по
фотке, где сижу на кровати в Плутоне, закрыв лицо руками. Малкольм
указан как автор этого кадра. – Это моя третья или четвертая ночь в
семейном интернате. Мы играли в настольные игры, но в голове у
меня все взрывалось от чувства вины за то, что я вполне сносно
провожу время… Не, вру. Я офигенно проводил время. И от этого
становилось только больнее. Я ушел, не сказав никому ни слова, и
Малкольм пошел за мной, потому что меня слишком долго не было. И
сфоткал мой нервный срыв.
– Зачем? – спрашивает Матео.
– Сказал, что любит отслеживать рост человека, причем не только
физический. Он очень к себе строг, но в то же время умен как черт. –
Кстати сказать, когда Малкольм впервые показал мне это фото спустя
неделю, я пнул его по гигантской коленке. Сталкер. – Я делаю черно-

белые фотографии, потому что после смерти сестры и родителей моя
жизнь утратила цвет.
– И ты живешь, ни на миг о них не забывая? – спрашивает Матео.
– Точно.
– Я думал, люди регистрируются в инстаграме, просто чтобы быть
в инстаграме.
– Такой вот я старомодный, – пожимаю плечами я.
– Твои фотки и правда в стиле старой школы, – кивает Матео. Он
меняет позу и смотрит мне прямо в глаза. Потом улыбается, впервые за
все время нашего знакомства, и – блин – это совсем не лицо
Обреченного. – Тебе не нужен «Обратный отсчет». Пость все прямо
здесь. Можешь еще создать какой-нибудь хештег или типа того. Но,
по-моему, тебе лучше публиковать свою жизнь в цвете… Пусть
плутонцы запомнят тебя именно так. – Улыбка сходит с его лица (такой
уж сегодня день). – Забудь. Это тупо.
– Ничего не тупо, – говорю я. – На самом деле классная идея.
Плутонцы будут заходить сюда и вспоминать черно-белые кадры из
нашей с ними совместной жизни. Это как учебник истории, только
круче. А мой Последний день будет контрастировать с остальными
фотографиями и останется без фильтров. Можешь сфоткать, как я тут
сижу? Если вдруг это будет мое последнее обновление в инстаграме, я
хочу, чтобы все видели меня живым.
Матео снова улыбается, как будто позирует он, а не я.
Затем встает и направляет на меня камеру.
Я не позирую. Я просто сижу, прислонившись спиной к стене, в
том самом месте, где убедил своего Последнего друга продолжить
приключения и где он подсказал мне, как напоследок оживить мой
аккаунт. Я даже не улыбаюсь. Я никогда не любил улыбаться, и
начинать сейчас уже как-то странно. Не хочу, чтобы на фото друзья
увидели незнакомого человека.
– Готово, – говорит Матео и протягивает мне телефон. – Если не
понравится, пересниму.
Мне в принципе все равно – я не настолько от себя без ума, чтобы
одобрять или отбраковывать свои же фотки. Но кадр, который сделал
Матео, на удивление крут. Ему удалось поймать выражение моего лица
– одновременно печальное и гордое. Такое было у моих родителей,

когда Оливия выпускалась из школы. И даже переднее колесо моего
велика получило камео.
– Спасибо, чувак.
Я загружаю фото без всяких фильтров. Думаю, не поставить ли
хештег #последнийдень, но мне не нужны комментарии, полные
фальшивого сочувствия типа: «О нет, покойся с миром!!!» или реакции
всяких троллей вроде: «Мир паху твоему!!!» Самые дорогие мне люди
и так все знают.
И я надеюсь, они помнят меня таким, какой я есть, а не тем парнем,
который без веских на то причин бил кому-то морду.

жүктеу/скачать 3,19 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: