Матео
20:41
Проснувшись, я чувствую себя неуязвимым. Не проверяю, сколько
времени: не хочу, чтобы что-то нарушило мой настрой победителя. В
моем сознании я уже проживаю следующий день. Я победил Отдел
Смерти и его предсказания, я единственный человек в истории,
которому это удалось. Надев очки, я целую Руфуса в лоб и наблюдаю,
как он отдыхает. Я волнуюсь, когда протягиваю руку к его сердцу, и с
облегчением ощущаю, что оно все еще бьется. Он тоже неуязвим.
Я перелезаю через Руфуса; готов поспорить, он убил бы меня
собственными руками, если бы застал за тем, как я покидаю наш
островок безопасности, но я хочу побыть своим папой. Я выхожу из
комнаты и иду в кухню, чтобы приготовить нам чай. Ставлю чайник на
конфорку, проверяю, какие чаи есть у нас в шкафчике, и останавливаю
свой выбор на мятном.
Когда я включаю газ, все внутри меня опускается от чувства
сожаления. Даже когда знаешь, что перед тобой твоя смерть, вспышка
все равно ошарашивает.
Руфус
20:47
Я просыпаюсь от того, что задыхаюсь в густом дыму. Оглушающая
пожарная сигнализация не дает сосредоточиться. Не знаю, что
происходит, но уверен, что вот он, тот самый момент. Я протягиваю
руку, чтобы разбудить Матео, но рука моя нащупывает в темноте
только мой телефон, который я убираю в карман.
– МАТЕО!
Сигнализация заглушает мои крики, я давлюсь дымом, но
продолжаю выкрикивать его имя. В окно проникает лунный свет, и
только на него мне и приходится рассчитывать. Я хватаю свою
флисовую куртку, оборачиваю ее вокруг лица и ползком начинаю
шарить по полу в поисках Матео. Он должен быть где-то здесь, он
точно не рядом с источником дыма. Я стараюсь не думать, о том, что
Матео сгорел. Нет, этого произойти не могло. Это невозможно.
Я добираюсь до входной двери в квартиру и распахиваю ее,
выпуская часть черного дыма на лестничную площадку. Я
безостановочно кашляю, не могу дышать, и свежий воздух – это
именно то, что мне сейчас необходимо, однако паника делает свое
дело: я подавлен и беспомощен и готов уже начать обратный отсчет.
Твою мать, как же тяжело дышать. На лестничной площадке собрались
соседи, о которых Матео ничего мне не рассказывал. Он столько всего
не успел мне рассказать… Но это ничего. У нас будет еще пара-тройка
часов, когда я его найду.
– Мы уже вызвали пожарную бригаду, – говорит какая-то женщина.
– Принесите ему воды, – говорит какой-то мужчина, похлопывая
меня по спине, пока я продолжаю задыхаться.
– Я сегодня получил от Матео записку, – говорит другой
мужчина. – В ней он сообщил, что скоро его не станет, и просил не
беспокоиться о плите… Когда он вернулся домой? Я стучался днем, но
его не было!
Я отчаянно откашливаюсь, насколько это, конечно, возможно,
после чего отталкиваю мужчину в сторону с такой силой, о которой я
даже не подозревал. Я снова вбегаю в горящую квартиру и
направляюсь прямо в кухню, из которой выбиваются оранжевые
всполохи. В квартире жарко, мне никогда в жизни не было так жарко.
В моей жизни не было жары сильнее, чем на Кубе во время каникул,
когда мы с семьей проводили время на пляже Варадеро. Не понимаю,
почему Матео не остался лежать в постели, мы же, мать его,
договорились. Без понятия, в чем была проблема с плитой, но если я
успел понять, что Матео за человек (а я, черт возьми, успел), держу
пари, он хотел сделать что-нибудь приятное для нас двоих. Что-то, что
совершенно не стоило его жизни.
Я иду навстречу пламени.
Уже приготовившись вбежать в кухню, я задеваю ногой что-то
твердое. Я падаю на колени, и оказывается, что это рука, которая
должна была обнимать меня при пробуждении. Я хватаю Матео, и
пальцы погружаются в обожженную кожу, я рыдаю в голос,
нащупывая вторую руку и вытаскивая тело из огня и дыма, к тем
придуркам, которые сейчас орут мне что-то из дверного проема, а сами
не нашли в себе смелости зайти в квартиру и спасти пару подростков.
На Матео падает свет с лестничной площадки. Его спина сильно
обгорела. Я переворачиваю его и вижу, что половина лица сгорела до
кости, вторая половина темно-красного цвета. Я подкладываю руку
ему под шею, прижимаю к себе и начинаю укачивать, как ребенка.
– Проснись, Матео. Просыпайся, просыпайся, – умоляю я. – Зачем
же ты вылез из постели… Мы же договорились, что не будем… – Не
надо было ему вставать с кровати, не надо было бросать меня в доме,
полном огня и дыма.
Приезжает пожарная бригада. Соседи пытаются оттащить меня от
Матео, я размахиваюсь и ударяю одного из них в надежде на то, что,
если я уложу одного, остальные либо от меня отстанут, либо, наоборот,
всей толпой окажутся в объятом огнем помещении. Мне так хочется
отхлестать Матео по щекам, чтобы разбудить его, но бить его по лицу
нельзя, его и так не пощадил огонь. Глупый Матео, он никак не хочет
просыпаться, чтоб его.
Рядом со мной присаживается на колени пожарный.
– Давайте мы отнесем его в машину скорой помощи.
Я наконец сдаюсь.
– Он не получал предупреждения, – вру я. – Доставьте его в
больницу как можно скорее, прошу.
Я не отхожу от Матео, когда его везут на каталке в лифт, через холл
и далее к машине скорой помощи. Врач проверяет пульс Матео и
смотрит на меня с сочувствием. Сраное дерьмо.
– Нам нужно доставить его в больницу, вы же ви-дите! – говорю
я. – Ну же! Что вы тут топчетесь! Поехали!
– Мне очень жаль. Он умер.
– СДЕЛАЙТЕ СВОЮ РАБОТУ И НЕМЕДЛЕННО ОТВЕЗИТЕ ЕГО
В ГРЕБАНУЮ БОЛЬНИЦУ!
Другой врач открывает заднюю дверь скорой, но не вкатывает
каталку с Матео внутрь. А достает черный мешок с застежкой-
молнией.
Только не это.
Я выхватываю мешок у него из рук и выбрасываю в кусты, потому
что такие мешки предназначены для трупов, а Матео еще жив. Я снова
поворачиваюсь к нему, давлюсь слезами и просто подыхаю.
– Ну же, Матео, это я, Руф. Ты же меня слышишь, да? Это Руф.
Просыпайся. Прошу, очнись.
Достарыңызбен бөлісу: |