§ 2. Двоящиеся образы природы и культуры
В конце XIX столетия вопрос об отношении природы и культуры стал вопросом логики
и методологии. Была предпринята попытка показать, что человек, имея дело с природой и
культурой, использует существенно различные формы мышления и поведения. Наиболее
последовательное выражение эта попытка получила в философии Риккерта.
Риккерт настаивал на принципиальном различии методов, оперирование которыми дает
результаты, называемые нами «природой» и «культурой».
Природа – это действительность, понятая посредством обобщений, отвлекающихся от
конкретно-индивидуальных особенностей предметов. Это – конструкт, получаемый в
результате
использования
абстрактно-общих
понятий,
причинно-следственных
зависимостей, соответствующих объяснений, т.е. аппарата классического естествознания,
например, теоретической механики.
Культура – это действительность, выявляемая индивидуализирующим подходом, т.е.
представленная в ее уникальных, неповторимых, единичных образцах. В этом пункте,
правда, была одна незаметная на первый взгляд сложность. В одних случаях Риккерта можно
понять так, что сама действительность (в отличие от «препарированной» природы)
существует в совокупности своих индивидуальных проявлений. В других он рассуждает так,
как будто индивидуализированная реальность есть результат приложения особой
идеографической методологии, «индивидуализирующего» понятия. Фактически же
«индивидуализирующей» логики Риккерт не создает и, соответственно, не представляет. Но
дело не в этом. Суть методологической дилеммы, выявляемой Риккертом, ясна: либо мы
берем реальность такой, какова она в ее своеобычных проявлениях, но отказываемся от
традиционной логики (и стоящей за ней науки), либо мы «очищаем» действительность от
особенностей и неповторимых черт, но тогда осваиваем ее рационально-логически,
сохраняем ее для научного анализа и использования.
Фактически речь идет уже не о «природе» и «культуре» в традиционном смысле, а о
двух разных проекциях человеческого мышления и действия, об их несовместимости и
внешней дополняемости.
Более того, оказываются в принципе возможными два образа культуры и два образа
природы. Один и тот же объект может быть трактован и как объект природы, и как
культурная индивидуальность. Женевское озеро в качестве одного из озер – объект природы,
но как единственное в историко-культурном роде явление оно – уже вне ряда, а стало быть, –
вне природы.
Такой подход в конце XIX – начале XX в. мог показаться странным по меньшей мере.
Г. Риккерт «заслужил» массу упреков в субъективизме, иррационализме и т.п. Но он во
многом оказался прав. Так или иначе, но он показал, что традиционная логика,
рациональность, наука не справляются с динамикой отношений между людьми и природой.
Он обратил внимание на то, что образ природы «рисуется» культурой, зависит от ее средств,
от ее динамики, от ее самосознания.
В XX столетии на практике были опробованы те варианты, которые были заложены
методологическим дуализмом Риккерта. Были попытки создать машинизированную,
«натуралистическую» культуру. Заметным явлением стало движение «контркультуры»,
обращенное к раскрепощению человеческой натуры, к скрытым в ней творческим силам.
Еще продолжалось промышленное освоение природы, но уже возник образ естественной
системы (или систем), неподвластной человеческой технике, превосходящей по сложности
схемы человеческой рациональности. Возникли и новые попытки представить образ
культуры как сочетание творческой динамики и «натуроподобного» ее функционирования.
Наиболее ярким примером такого рода является шпенглеровское сочетание культуры и
цивилизации. У Шпенглера культура в ее уникально-творческой форме и культура как
машинизированный стандарт оказываются разными фазами ее бытия. Первая, условно
говоря, фаза восхождения, есть интервал, в котором оформляются ее основные понятия,
образы, модусы поведения, общения, личностного бытия. На второй стадии происходит
тиражирование, распространение и мельчание этих форм, вместе с тем и угасание
возбуждавших их творческих сил.
В форме цивилизации культура переходит в естественноисторическое состояние,
уподобляется механически освоенной человеком природе. Интенсивное развитие культуры
как определенной целостности на этом завершается, далее она может эволюционировать,
только «растекаясь» в социальном пространстве; ее собственные источники исчерпаны.
Такова, по Шпенглеру, судьба, например, европейской культуры.
Н. Бердяев, рассуждая в этом же ключе, различает применительно к культуре понятие
«организма» и «организации». В фазе восхождения культура представляется организмом,
исполненным энергии творческого становления, саморазвития. В фазе функционирования
она становится технически (собственно, механически) оформленной организацией: ее
средства чужды как субъекту, осуществляющему деятельность, так и объектам этой
деятельности. Автоматизм средств неизбежно порождает отчуждение цивилизации и от
человека, и от природы.
Расслоение и усложнение образа культуры должно было привести и к усложнению
образа природы. Как только общество на практике столкнулось с проблемой создания и
освоения сложных технических, социальных и природных систем, оно приступило к
переосмыслению своего отношения к природе, понимания природы, понятия природы.
Надо заметить, ко второй половине XX в. в философии, культуре и науке был накоплен
достаточный запас идей, стимулировавших новые методологии. Правда и то, что многие из
этих идей, возникнув еще в середине XIX в., не были востребованы до тех пор, пока
кризисность человеческого отношения к природе не была осознана обществом с достаточной
полнотой и серьезностью. Мы уже выше говорили о попытках ввести историчность в
трактовку природы, совершенных немецкой классикой. Следует, видимо, упомянуть и идеи
русской философии космизма, пролагавшие путь к пониманию культуры как составляющей
биосферного процесса. В области биологического познания важную роль сыграли
организмические и системные идеи А.А. Богданова, П.К. Анохина, Л. фон Берталанфи.
Существенным оказался сдвиг в установках естествознания, занимающегося «неживой»
природой, а именно «прорастание» идей историзма и системности в космологию,
синергетику, геологию. По всему фронту естествознания началось переосмысление
исходных представлений о природе. И хотя оно не распространилось еще на «массовую»
науку, но уже глубоко затронуло те разделы знания, в которых определяется стилистика
самого воззрения на мир.
Решающим обстоятельством в выработке новой концепции природы является
экологическая проблематика. Именно она жестко диктует правила дальнейшей
методологической «игры» в отношениях человека и природы и в научно-философском
переосмыслении этих отношений.
Первое – это преодоление традиционного дуализма природного и культурного,
«расслаивающегося» в сопоставления естественного и искусственного, дикого и
оформленного, рутинного и творческого.
Второе – понимание того, что культура является одной из систем природы, системой
особенной, сложной, но находящейся «внутри» природы, в окружении не менее сложных и
своеобразных систем. Единое правило взаимодействия культуры и природы является
культурно-исторической иллюзией; культура, стремясь к равновесию с внешним миром,
должна выработать в себе способность к изменению и созданию логик практического и
теоретического взаимодействия с различными природными комплексами.
Третье – уяснение сути экологической проблемы как проблемы культуры. Дисбаланс
культуры и внешнего окружения – это результат деятельности самих людей, их организации,
норм и ориентиров последней. Исправление экологических аномалий, стало быть, сопряжено
с изменением характера человеческих организаций, норм и ориентиров их деятельности.
Достарыңызбен бөлісу: |