1 iутыж борис поэт, писатель, драматург 2 3



Pdf көрінісі
бет3/19
Дата06.03.2017
өлшемі2,02 Mb.
#8484
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19
Перевод подстрочный
Так своеобразно использован, авторски освоен миф о запретном 
плоде.
Цикл о любви Б. Утижева открывается стихотворением из четы-
рех строк под тем же название «Любовь». В ней говорится о том, что 
любовь не только приходит внезапно, но она «обжигает нас и исчезает 
также неожиданно».
Философские рассуждения о любви содержатся и в ранних стихах 
поэта. Возьмем стихотворение «Со мною можно творить многое».
Со мною можно делать что угодно,
Ведь масса слабостей у меня.
Но не пытайся играть мною, пожалеешь.
Для меня любовь – это бог, а
Сердце мое для нее – Коран…
Однако мне не с чем сравнить мужскую честь.
Ты ее не трогай, оставь ее мне.
Она – мать моей любви.
Перевод подстрочный
Чего больше  здесь: любви  или философии? Трудно ответить од-
нозначно.  Ясно  одно:  поэт  к  проблеме  любви  подходит  философски
Не все симпатии, не все прекрасные отношения становятся любовью. 
Многие из них для лирического героя со временем становятся прият-
ными воспоминаниями. В одном случае он благодарит «свою ошибку» 
(«Хотя наши дороги пересекались») за чистоту отношений, в другом – не 
приемлет  любви  «с  заплатками  молодости»,  любви  из  жалости  («Как 
грустно осенью ненастной»). В стихотворении «Играет солнце в ямках 
на  щеках  твоих»  поэт  утверждает:  «Ты  вся  состоишь  из  молодости, 

51
прекрасны даже… твои недостатки». Любовь часто проходит как сон, 
что вполне естественно. Но лирический герой Б. Утижева иногда вос-
принимает любовь как сон в настоящем времени. Одно стихотворение 
так и называется – «Сон».
Сон… Все сон…
Сон – эта ночь, Луна, смотрящая с края облаков,
Шепот ветра, жизнь, убывающая с каждым мгновеньем.
Все сон, но необъяснимо приятный сон.
Перевод подстрочный
И любовь на этом фоне тоже бывает частью этого сна. Лирический 
герой Б. Утижева в стихотворении «Я, зная, что вертится земля...» гово-
рит, что умом знает правду о луне, земле, весне и других явлениях, но ему 
они  кажутся  «лицом  возлюбленной»,  «ее  мыслями»,  «ее  образом».  Он 
просит ученых, чтобы ему оставили «малую свою неправду при себе».
Особенностью любовной лирики Б. Утижева является то, что в ней 
используются элементы диалога. Часто лирический герой обращается к 
возлюбленной, задает вопросы, призывает к диалогу, рассуждает вслух 
с ней о проблемах их взаимоотношений. Нередко разговор переходит 
в формы монолога, исповеди. Автор не просто декларирует, описывает 
чувства и переживания, диапазон которых весьма широк, а рассуждает 
о них. Можно сказать, что его любовная лирика имеет медитативный 
характер. Образ любви многолик и многообразен в творчестве Б. Ути-
жева. Любовь у поэта не носит фатального характера, как у некоторых 
других авторов. Здесь нет громких интонаций, клятв, обещаний. Автор 
воспевает это прекрасное чувство тихим, но емким словом, через запо-
минающиеся образы.
Стихи о любви Б. Утижева зачастую носят элегический характер. 
В них грусть и печаль передаются через пейзаж. Можно подтвердить 
эту  мысль  стихотворением  «Сегодня  идет  дождь».  Открывается  оно 
описанием  ненастного  дня,  когда  облака,  «словно  саван  ложатся  на 
мертвое  лицо  земли»,  а  возлюбленная,  забыв  «прошедшие  весенние 
дни  любви» и стихи, сочиненные «глазами», оставила его в  одиноче-
стве. Жизнь стала похожа на природу, «больная ночь осени» зовет ли-
рического героя под саван, напоминая, что солнце любви зашло. Автор 
согласен с ней: «Любовь – это солнце, но и оно заходит, но я буду ждать 
опять солнце, которое будет светить и греть, без перерыва на ночь». 
В этом стихотворении, как и во многих других, автор демонстрирует бо-
гатство изобразительно-выразительных средств, разнообразие образов, 

52
широту и многоцветие поэтической лексики. Для него важными явля-
ются органически взаимосвязанные категории: слово, стиль и образ.
Общеизвестно,  что  слово  –  это  основной  строительный  матери-
ал любого художественного произведения, это – «кирпич» поэзии. Его 
значение удваивается в лирике, которая ограничена объемом, поэто-
му  столь  важен  подбор  слов.  Само  слово  на  кабардино-черкесском 
языке  звучит  «псалъэ»,  что  значит  «вместилище  души»,  «кладезь 
души». Народ придал ему образность, сделал его поэтическим сим-
волом. И вполне оправданно.
Лингвисты  и  литературоведы  нередко  специально  и  каждый  со 
своих позиций исследуют язык того или иного писателя. Такой чести 
среди адыгов удостоился классик кабардинской поэзии Али Асхадович 
Шогенцуков, по материалам его произведений составлен словарь. Го-
товится к изданию труд по словарю языка Алима Кешокова, который 
является  прекрасным стилистом. Такого же внимания, на мой взгляд, 
заслуживает и  Б.  Утижев.  По  признанию критиков, режиссеров и ар-
тистов  театра,  которые  часто  обращаются  к  драматическим  произве-
дениям  Б.  Утижева,  он  обладает  необычайно  богатым  поэтическим 
языком. В его устах родное слово обретает меткость и удивительную 
образность. Чтобы объяснить этот феномен, следует назвать несколько 
причин, которые способствовали развитию поэтического языка Б. Ути-
жева. Во-первых, с детства для него примером была чистая и богатая 
народная речь родителей и родственников, живших в многонациональ-
ной среде, далекой от центра. В ней почитались слово и творчество.
Во-вторых, Б. Утижев имел университетское филологическое об-
разование, успешно окончил аспирантуру, защитил кандидатскую дис-
сертацию  по  языкознанию.  Он  много  лет  работал  старшим  научным 
сотрудником в отделе кабардинского языка научно-исследовательского 
института, внес большой вклад в разработку целого ряда проблем изу-
чения кабардино-черкесского языка, в составление толкового словаря. 
Б. Утижев также имел опыт работы с учителями родного языка, в тече-
ние ряда лет возглавляя кафедру в Институте повышения квалифика-
ции. К этому надо добавить и его работу главного редактора журнала 
«Ошхамахо» (Эльбрус), выходящем на родном языке. Все перечислен-
ные факторы обогатили стиль Б. Утижева, расширили диапазон и глу-
бину лингвистической составляющей его творчества.
Общественный деятель, ученый, писатель Б. Утижев был в гуще всех 
культурных событий. Вместе с тем он никогда не забывал о проблемах 
развития и функционирования родного языка. На эту тему он выступал 

53
на  различных  научных  конференциях,  публиковал  статьи  в  газетах  и 
журналах республики, участвовал в передачах на радио и телевидении. 
Вместе с тем, он один из тех, кто своей художественной практикой спо-
собствовал развитию литературного и поэтического языка. Перечислен-
ные выше обстоятельства отразились в лирике и драматургии Б. Утиже-
ва. Обратимся к примерам из поэтического сборника «Моя Даханаго». 
Даханаго – героиня адыгского фольклора. Ее имя буквально означает 
«Прекрасная кареглазая». В этом сборнике лирический герой часто об-
ращается к ее образу, автор ведет с ней «заочный диалог», не получая 
ответа на вопросы. В подзаголовке цикла неслучайно указано: «Гум и 
псысэхэр» – сказки сердца.
Философские размышления в прозе открывают и завершают цикл. 
Во вступлении автор говорит, что между небом и землей несметное ко-
личество звуков, которые сталкиваются, притираются. Многие из них 
«ранят мысли», «тяжелым грузом ложатся на сердце». Однако находят-
ся люди, которые достраивают «недоделки всевышнего», находят зву-
ки, рожденные друг для друга. Люди – как звуки, их тоже носит ветер 
времени, они «вспыхивают, а затем время гасит их». Все ищут дорогу к 
единству двоих, но мир огромен, трудно найти ее. В какую прекрасную 
мелодию превратилась бы жизнь, если бы нашлись те, которые рожде-
ны друг для друга!
Лирический герой верит, что есть любовь, он ее ждет за каждой 
дверью,  за  деревом,  углом,  везде.  Иногда  он  сомневается,  «не  бездо-
мная ли эта мысль», но … вера опять возвращается. Любовь для него 
значит «Моя кареглазая». Она в настоящем, будущем, в воспоминани-
ях.  Он зовет ее:  «Послушай,  моя  Даханаго,  мысли  моего  сердца.  По-
слушай  песни,  сочиненные  сердцем  для  тебя».  Далее  идет  большой 
цикл стихов о любви. Первое же стихотворение «Моя Даханаго» отли-
чается  яркой  образностью  и  обилием  изобразительно-выразительных 
средств, замечательным подбором слов. В начале стихотворения лири-
ческий герой обращается к возлюбленной со словами, что гордится ее 
красотой, чистотой, умом. Затем описывает ее образ:
Мазэр изогъэщхьыр уи напэм
Пшэхухэр – уи щIыфэ щабэм,
Дыгъэм и бзийхэр – уи щхьэцым,
Хьэуар – уи Iубахъэ гурыхьым
Лэгъупыкъур – уи бгъэ къэухьым.

54
Луну сравниваю с твоим лицом.
Облака – с мягким телом,
Лучи солнца – с прядью волос, 
Радугу – с очертанием груди,
Воздух – с дыханием твоим,
Молнию – с твоими бровями.
Перевод подстрочный
Сравнения бровей с молнией, радуги с очертанием груди необыч-
ные и оригинальные. И в других стихах данного цикла много удачных 
и выразительных сравнений: «сердце как цветок растет из груди», «ре-
бенок  словно  вопросительный  знак  в  подоле  земли»,  «любовь  –  мой 
бог, сердце – Коран, а честь мужская – мать любви», лучи солнца срав-
ниваются со струнами национального музыкального инструмента, черная 
бурка – то в роли ночи, то в роли девичьих кос. Таких примеров масса.
Вернемся к заглавному стихотворению. После описания красоты 
Даханаго  герой  хочет  все  доверить  ей,  желает  «обжечь  сердце  от  ее 
горячих губ», «искупать ее красоту в лучах солнца». Но Даханаго – это 
не земная женщина из плоти и крови, а мечта, идеал, поэтому, согласно 
правилам художественной условности, поэт просит ее не спешить сни-
зойти до земли. Завершается же стихотворение обращением:
Прошу, если много слишком я прошу, 
Все же оставь в моих руках чудесную сказку.
Лирика Б. Утижева насыщена оригинальными эпитетами: степной 
сон, жадные дела, дерево надежды, кружка счастья, молодости заплат-
ка, бездомная мысль, солнечные губы, солнечная улыбка, опечаленная 
душа и др. Удачно использует автор  и  междометия –  хьа-хьа-хьа,  ей-
ей-ей. При этом звуковую организацию стиха обогащают аллитерации, 
ассонансы, умело использованные анафоры, эпифоры. Показательно в 
этом смысле стихотворение «Есть на земле секрет печали», в котором 
7 раз повторяется начальное слово строки:
ЗэблокIыр гъэхэр…
ЗэблокIыр гъуэгухэр…
ЗэблокIыр цIыхухэр…
ЗэблокIыр нэхэр…
ЗэблокIыр гухэр…
ЗэблокIыр гурылъхэр...
ЗэблокIыр гухэлъхэр…
Разминаются (расходятся): годы, дороги, люди, глаза, сердца, меч-
ты, тайны, чтобы больше не встречаться. Автор усиливает фатальность 

55
этих  понятий  через  анафору.  Буквально  в  следующем  стихотворении 
автор идет еще дальше: слова повторяются и в начале строки, и в ее конце:
Весьма  часто  в  лирике  Б.  Утижева  встречаются  повторы  одно-
родных членов предложения, которые усиливают значение отдельных 
слов. В подобных случаях эмоции идут по возрастающей:
Мапхъэ си гур мэпIейтей. МэлъаIуэ.
Спешит сердце. Волнуется. Просит.
Сэ сщIэжкъым уэ сыщыпхуэзар. СыщыпIуплъар. Сыщыпхьэхуар.
Я не помню, когда встретил тебя. Когда увидел. Когда был пленен.
Продуктивны  и  аллитерации.  Например,  в  стихотворении  «Мой 
Шолох» (шолох – одна из элитных пород адыгских лошадей) в корот-
ком печальном четверостишии из 12 слов, звук «с» встречается 9 раз:
Уэсщ, дунейр, уэсщ
Нэр зыдэплъэм нэс!
Сису Iэжьэм сэ
СокIуэ, сешэ псэм!
В другом же стихотворении тот же звук повторяется в четверости-
шии 10 раз, что делает ритм очень выразительным и четким:
Усэ, усэ…ДэнкIи плъэи – усэ!..
Усэ етх усэным къыхуалъхуам.
Усэ етх щIэхъуэпсым усэ уасэм.
Усэ етх цIыху зи щхьэр зэIыхьам.
«Стихи»
В этом отрывке повторяются не только звуки, но и отдельные сло-
ва «етх» – 3 раза, «усэ» – 7 раз. Повторы выполняют не только роль ста-
билизатора ритма и мелодии стиха. Выделение и повтор данных слов 
делает  их  ключевыми,  сосредотачивает  внимание  читателя  на  них: 
основная  идея  произведения  передается  именно  через  эти  повторы  и 
делает  неожиданным  резюме  в  последней  строке.  Звуковые  повторы 
в  лирике  Б.  Утижева  представляют  собой  многообразные  сочетания 
гласных и согласных звуков, междометий. Повторы подчеркивают ди-
намику жизненных процессов, они отражают повторяемость самих яв-
лений окружающей действительности.
Еще одна особенность лирики Б. Утижева, которая очевидна при 
звуковой  организации  речи.  Она  заключается  в  том,  что  один  звук, 
гласный  или согласный,  несколько  раз  повторяется  подряд  в  одной и 

56
той же морфеме. Эти повторы подчеркивают отдельную мысль, увели-
чивают объем, глубину смысла отдельного слова. Приведем несколько 
примеров  из  дружеских  эпиграмм,  посвященных  ученым,  артистам, 
художникам. В эпиграмме Зауру Налоеву:
Зэгуэр тхыдэтххэр хуа-а-абжьу зэпеуэнущ,
Урыху Iус жылэ псо-о-ори зэдэуэнущ.
Уже в первых двух строках по три раза повторяются гласные зву-
ки  «а»  (в  первой  строке)  и  «о»  (во  второй).  В  первом  случае  усили-
вается  слово  «хуабжьу»  –  очень,  а  во  втором  –  «псори»  –  все.  Автор 
юмористически представляет, как в будущем будут спорить историки и 
жители селений, обрамляющих речку Урух, о том, кому принадлежит 
ученый. И здесь повторы звука усиливают сам процесс спора, их жар, 
увеличивают количество людей, втянутых в этот спор.
В другой эпиграмме, посвященной автору этих строк, поэт повторяет 
согласный звук «ху» в словах «профессор», «академик», которые заканчи-
ваются суффиксом «шхуэ», придающим значение «большой», «огромный». 
Повторы и здесь усиливают отдельные слова и выделяют их из контекста. 
В  другом  случае  усиливается  суффикс,  возвышающий  степень 
любви  «фIыщ-щ-щ-эу».  По-русски  это  можно  передать  приблизи-
тельно,  как  «я  люблю  тебя  о-ч-ч-ч-ень».  В  стихотворении  «Хорошая 
должность»  выделяется  морфема,  выражающая  количество:  «ЦIыхур 
Iэдджэжьи зэрыхуейм». Здесь не просто «много нужно человеку», под-
черкнуто то, что потребности человека безграничны.
Поэт  удачно  раскрывает  возможности  отдельных  слов,  звуков 
для  усиления  содержательной  стороны  произведения.  Данный  при-
ем имеет место и в прозе, и в драматургии Б. Утижева. Он является 
новаторским  в  кабардинской  литературе,  увеличивает  возможности 
звуковой организации стиха.
Еще  об  одном  продуктивном  элементе  инструментовки  стиха  в 
творчестве Бориса Утижева надо сказать – о паузе. Он часто использу-
ет паузы при чередовании однородных сказуемых. Иногда он разбивает 
слово по морфемам, делая упор на паузы. На письме отдельные морфемы 
выделяемого слова разделены черточками. Например, «Лъа-гъу-ны-гъэ» 
усэхэр (рассказ «Что тебя не подведет» из сб. «ГушыIэхэр» [37, с. 35]) или 
«Ауэрэ да-щы-гъуп-щэ-жжы-нущ» (стих. «Правда») и т.д. Этот прием 
увеличивает вес отдельного слова, повышает его смысл. С той же целью 
повторяется  один  звук  в  начале  строки,  после  повтора  идет  морфема, 
имеющая значение целого слова. Так, в приветственном стихотворении 

57
к юбилею газеты «Адыгское слово» автор пожелания заканчивает так: 
«з-з-зыри къыппэхъун щымыIэу» – чтобы никто и ничто не могло с то-
бой сравнится». Повтор звука «з» («зы» – один) многократно усиливает 
значение этого слова. 
Общеизвестно, что в поэтической речи пауз примерно в два раза 
больше,  нежели  в  прозаической.  Их  делят  на  смысловые  и  ритмиче-
ские. Паузы в лирике Б. Утижева весьма разнообразны. Они усиливают 
эмоциональную напряженность речи, выделяют отдельные слова и вы-
ражения, увеличивают ритмичность стиха. Многообразие звуковых эф-
фектов  дополняет  идейно-художественную  целостность  произведения. 
В русской поэзии мастерами звуковой организации и удачного исполь-
зования пауз были В. Маяковский, А. Блок, А. Твардовский. В. Маяков-
ский, выделяя слова паузами, создавал свою «поэтическую лесенку». 
А. Блок и А. Твардовский при помощи прямого значения слов создава-
ли целую картину из назывных слов-предложений, таких как:
Переправа. Переправа.
Берег левый. Берег правый.
Снег шершавый. Кромка льда.
А. Твардовский. «Василий Теркин»
Или другой известный пример из А. Блока:
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека…
Подобное применение пауз находим и в творчестве Б. Утижева:
ЩIымахуэщ…
ЩIымахуэ мыухыжщ…
Уэс къос…
Къос зэпыу имыIэу…
Къос…Къос…Къос…
Зима…
Зима без конца…
Снег идет…
Идет не зная остановки…
Снег…Снег…Снег…
Перевод подстрочный
В отличие от других поэтов Б. Утижев часто прибегает к многото-
чиям. Так обозначается недосказанность и неоднозначность развиваемой 
мысли. Ярко выраженное лирическое ощущение достигается  целым 
комплексом изобразительно-выразительных средств, которыми бога-
та лирика Б. Утижева.

58
Так, его поэтической манере почти не свойственны перебои ритма. 
Много внимания уделяется звуковой и ритмической организации сти-
ха.  Весьма  разнообразна  его  инструментовка.  Поэт  создает  звуковой 
рисунок  с  помощью  повтора  идентичных  или  близких  качественных 
звуковых  образований.  Они  дополняют  известные  приемы,  такие  как 
анафора, аллитерация, ассонанс. В поэзии и прозе Б. Утижева иногда 
встречается и специфический для адыгского фольклора повтор «щи». 
Это – усеченная форма слова «аращи» («итак», «так»), которое выпол-
няло  роль  зачина  или  некоего  знака,  указывающего  на  продолжение 
рассказа. В стихах он может выступать своеобразным абзацем. В свою 
очередь этот элемент в какой-то степени иллюстрирует национальное 
своеобразие лирики Б. Утижева.
Как говорилось во введении, национальная специфика литера-
туры в науке почти не изучена. О национальном и интернациональ-
ном  в искусстве, о  национальной самобытности  ничего  не сказано 
ни в учебниках по теории литературы, ни в словарях литературоведче-
ских терминов. Между тем это актуально во все времена, ибо нацио-
нальное – явление историческое. Оно меняется вместе с литературой, 
чутко реагируя на изменения действительности.
Трудно ответить на вопрос: почему ученые обходят стороной про-
блему национальной специфики? Вероятно причина кроется в сложно-
сти исследования и вычленения этой специфики. Ведь ее признаки не 
лежат на поверхности, ибо они связаны с художественным менталите-
том каждого народа. Есть национальный взгляд на вещи, на такие по-
нятия, как красота, мужество, добро и зло, взаимоотношения мужчины 
и женщины, семья, любовь и многое другое. Бывает трудно определить 
специфический взгляд конкретного народа, ибо тысячелетиями народы 
живут в условиях взаимовлияния и взаимообогащения. Да и взгляд от-
дельного народа на вечные проблемы искусства исторически изменчив. 
Касательно  адыгских  литератур  можно  сказать,  что  на  начальном 
этапе их развития национальную специфику было легче обнаружить. На-
пример,  в  произведениях  адыгских  писателей-просветителей  ХIХ  века 
(Султан  Хан-Гирей  и  другие),  основоположников  профессиональной 
литературы  начала  ХХ  века  (Тембот  Керашев,  Али  Шогенцуков,  Аб-
дулах Охтов) явно заметен этнографизм. Эти произведения знакомили 
иноязычного читателя с особенностями быта и нравов адыгов в слож-
ный период жизни народов, соединивших свою судьбу после 1917 года. 
Впоследствии,  по  мере  развития  диктата  одной  партии,  в  идеологии 

59
многонационального  общества  главным  становится  стирание  граней 
между народами, идет ущемление понятия «национальная специфика» 
в угоду  интернациональному.  Идеологи  коммунизма  постарались  ни-
велировать историю народов. В литературе на несколько десятилетий 
магистральным  становится  конфликт  между  прошлым  и  настоящим: 
в  прошлом  –  все  плохо,  а  в  настоящем  благодаря  социалистической 
революции  достигается  процветание.  На  этом  пути  многие  писатели 
игнорировали принцип подлинного историзма.
В этих  условиях  бурно  развивается  так  называемая  гражданская 
лирика  (не  всегда  соответствующая  принципам  подлинной  граждан-
ственности), воспевающая вождей, руководителей партии, социалисти-
ческую родину. Если окинуть взором всю адыгскую поэзию с 20-х годов 
до наших дней, то нетрудно заметить, что удельный вес в ней подоб-
ной псевдогражданской лирики резко пошел на убыль со времен пере-
стройки. Эта тенденция отразилась и на творчестве Б. Утижева.
Гражданская  лирика  занимает  скромное  место  в  творчестве  и 
других  современников  Б.  Утижева,  адыгских  (кабардинских,  черкес-
ских, адыгейских) поэтов. Гораздо меньше стало неискренних стихов, 
восхвалявших политических деятелей, революционеров. Поменялась 
и  тональность  гражданской  лирики,  в  ней  стало  меньше  высокопар-
ности, шаблона.
Любовь  к  отчизне  у  Б.  Утижева  получает  образное  воплощение 
в картине детства, описанной в стихотворении «Зэрагъыжыр нэбэнэу-
шэт» («Зарагиж в дреме»). Родное село спит, сны достигли «сладост-
ных пределов», мать будит мальчика. Он запрягает лошадь. Шуба неж-
но  «гладит  тело»,  сухая  трава,  которой  заправляли  в  старые  времена 
обувь, «пахнет еще летом».
Далее  поэт  усиливает  выразительность  воспоминаний  деталью: 
«Пщэдджыжь пшэплъыр си напэм телъу» («С утренним заревом на ще-
ках») лирический герой едет навстречу дубовому лесу. Стихотворение 
заканчивается признанием лирического героя:
То утро было утром детства,
Времена больших невзгод.
Но детство как удивительное приведение
Пролетает над краем взрослых.
Перевод подстрочный
В  этом  произведении  есть  что-то  «щемящее»,  как  есенинское 
«проскакал на розовом огне». Такая эмоциональная экспрессия создана 

60
умелым  подбором  слов,  предметной  изобразительностью,  словесной 
живописностью. Любовь к родине поэт выражает тихо, без пафоса, че-
рез природу, скромные, но емкие образы.
Возвращаясь  к  проблеме  национальной  специфики  в  литера-
туре,  в  частности  в  творчестве  Б.  Утижева,  необходимо  сказать  еще 
несколько  слов  о теории вопроса. Этой проблемой в известной  мере 
интересуются  не  только  ученые-литературоведы,  но  и  философы,  и 
историки, и писатели.
Прогрессивные  мыслители  соотносят  вопросы  национально-
го  своеобразия  искусства  с  историческим  прошлым  и  современным 
бытием  нации.  «Национальное  прошлое,  –  писал  Д.  А.  Сикейрос,  – 
служит нам как бы для проверки того, кто мы и что мы собой пред-
ставляем, и для того, чтобы знать, чем мы будем впоследствии… надо 
смотреть  на  себя  в  зеркало  истории  нации,  для  того,  чтобы  изучать 
себя  в  этом  зеркале,  чтобы  идти  дальше  в  соответствии  с  реально-
стью нашего времени и все время глядя вперед» [38, с. 14].
Однако  было  бы  ошибкой  полагать,  будто  вопросы  националь-
ной самобытности искусства и литературы, в том числе, всегда нужно 
проецировать на историческое прошлое народа, на его традиционную 
культуру. Как и сама жизнь нации, национальная специфика всегда пе-
реживает процесс динамичного движения и обновления, что запечатле-
вается художественным сознанием [39, с. 215–229].
В советское время наука рассматривала преимущественно вопро-
сы  интернационального,  отодвигая  на  второй  план  проблемы  нацио-
нального  своеобразия  литературы  и  искусства.  При  этом  чаще  всего 
под интернациональным понималось то, что нивелировало националь-
ное. Общечеловеческое и национальное нередко противопоставлялись. 
А между тем эти явления находятся в диалектическом единстве и раз-
рываются они лишь при абстрактном анализе. Научное рассмотрение 
этих емких категорий должно идти с позиций добротного эстетическо-
го  анализа,  а  не  с  точки  зрения  традиционных  политических  устано-
вок. К сожалению, общечеловеческое нередко определяют по ставшим 
общими местами формальным признакам, оно отождествляется с тем, 
что по своей тематике универсально: дружба народов, идеи общности 
людей, борьба за мир, за сохранение окружающей среды и т.д.
Между  тем,  как  правильно  заметил  известный  литературовед 
Г.И.  Ломидзе,  «…без  отбора  и  обобщения  материала  национальной 
действительности, без крупных художественных открытий националь-
ное не станет интернациональным, не приобретет интернационального 

61
значения. Различие между интернациональным и национальным не в 
том, что интернационализм по своим границам шире национального, 
что он раздвигает узкие рамки национального бытия, возвышая част-
ное, единичное до всеобщих истин. Интернациональное берет разбег 
от национального»[40, с. 7].
В художественной литературе, как это происходит и в жизни, на-
циональное и интернациональное часто совпадают как по форме, так 
и  по  содержанию.  Вполне  естественно  стремление  человека  выйти  к 
кругозору всех, особенно это наглядно, если данный индивид – мастер 
художественного слова. В одном из писем к Станиславскому А.М. Горь-
кий писал: «Художник – это человек, который умеет разработать свои 
личные  –  субъективные  –  впечатления,  найти  в  них  общезначимые 
объективные и который умеет дать своим представлениям свои фор-
мы»  [41,  с.  259].  Как  видим,  общечеловеческое  очень  часто  отталки-
вается  от  конкретно-жизненного,  от  национального.  Национальное  – 
мощный источник обогащения интернационального.
Любой народ на протяжений своей истории стремится сохранить 
свой  менталитет,  свое  лицо.  Вот как  говорит  об  этом  известный  гру-
зинский  писатель  О.  Чиладзе:  «Противоборство  судьбе  и  сохранение 
самобытности  навсегда  останется  главнейшей  и  благороднейшей  по-
требностью любого народа, пока будет существовать человечество, по-
скольку своей самобытностью и неповторимостью тот или иной народ 
не только не противопоставляет себя остальному человечеству, а также 
по мере возможности обогащает его, добавляет в общую «семейную» 
картину именно ту краску, производить которую природа научила лишь 
его и без которой общая картина утратит полноценность»[42]. 
О национальной самобытности литературы в том же ключе нача-
ли судить еще в прошлом, начиная со времен И. Гердера (ХVIII век). 
Глубже осознал эту проблему Н.В. Гоголь, который в статье «Несколько 
слов о Пушкине» совершенно справедливо писал: «При имени Пушкина 
тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. В самом деле, ни-
кто из наших поэтов не выше его и не может назваться национальным; 
это  право  решительно  принадлежит  ему  [43,  с.  60].  Свое  суждение 
Н.В. Гоголь подтверждает тем, что Пушкин отразил русский характер, 
русскую  природу,  «он  при  самом  начале  своем  уже  был  национален, 
потому что истинная национальность состоит не в описании сарафана, 
но в самом духе народа. Поэт даже тогда может быть национален, когда 
описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами всего 

62
народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его ка-
жется, будто это чувствуют и говорят они сами».
Все это приложимо к творчеству А. Шогенцукова, который сыграл 
такую же роль для адыгской литературы, как и А.С. Пушкин для рус-
ской. Он создал поэтическую традицию. Именно ему удалось художе-
ственно полноправно  выразить в слове дух  народа,  раскрыть широко 
изобразительные возможности родного языка.
Широта познаний и творческих интересов Али Шогенцукова легли 
в основу реформы, совершенной им в кабардинской поэзии в 30-е годы. 
Глубоко творчески он соединил идейно-художественные традиции уст-
ного народного творчества кабардинцев с реалистическим опытом раз-
витых литератур, и прежде всего русской. Его новаторство прослежива-
ется в стихах, в которых гармонично сочетаются традиционные формы 
адыгского стихосложения с размерами и метрикой силлабо-тонического 
стихосложения. Особую организованность и мелодичность стихам Али 
Шогенцукова  придавало  то,  что  он  умело  и  гибко  сочетал  адыгскую 
традиционную внутреннюю аллитеративную рифмовку с разновидно-
стями концевой рифмы, свойственными европейской и русской поэзии.
Б.  Утижеву  и  другим  современным  кабардинским  поэтам  было 
легче идти по пути, проложенному Али Шогенцуковым. Но в отличие 
от тех, кто стал подражать манере и письму А. Шогенцукова, Б. Утижев 
шел к своему стилю, хотя и признавал «общее влияние» поэтического 
гения на всю последующую литературу. Видимо, трудно найти среди 
адыгских поэтов людей, в чьих жилах не текло бы хоть несколько ка-
пель «шогенцуковской поэтической крови».
Признавая  значительное  влияние А. Шогенцукова  на  адыгскую 
поэзию, надо сказать, что в 60–70-е годы ХХ века для поэтов последу-
ющих поколений расширились горизонты для освоения художествен-
ного опыта внутри адыгских литератур, которые были уже втянуты в 
общесоюзный, а через русский язык – в мировой литературный про-
цесс. С этого периода идет интенсивное взаимовлияние и взаимообо-
гащение литератур тогдашней огромной и многонациональной страны. 
Исчезает  «фанфарность»  (М.  Сокуров),  меняется  ее  голос,  тональ-
ность становится более тихой.
В  адыгском  литературоведении  не  получила  разрешения  про-
блема индивидуального стиля, не говоря уже о национальном стиле, 
основу которого заложил Али Шогенцуков. Его усилия  продолжили 
А. Кешоков, Б. Куашев, З. Тхагазитов, И. Машбаш, Н. Куёк, Х. Беш-
токов, М. Бемурзов, Б. Утижев и др.

63
Понятие  «стиль»  многозначное.  Оно  употребляется  во  многих 
областях  человеческой  деятельности  и  познания.  В  литературе  стиль 
связывают  с  художественным  методом,  эпохой,  творческой  индиви-
дуальностью.  Меньше  всего  ученые  говорят  о  национальном  стиле, 
связанном с менталитетом народа, с особенностями и возможностями 
конкретного языка, его образной системой. Стиль связан со  многими 
перечисленными выше явлениями, но самое важное для стиля писателя – 
это поэтический язык, диалектическая связь слова, стиля и образа.
Стилистика – область, в которой разрешена «охота» как лингвисту, 
так и литературоведу. Литературовед имеет дело не с изучением фонети-
ки, лексики или грамматики языка, а с иными особенностями языка.
Так,  поэтическую  речь  отличают  от  обычной  звучание  слов,  их 
порядок,  построение  фразы,  ритм,  пауза  и  т.д.  Стихотворная  речь,  в 
свою очередь, по-своему делит интонационные отрезки, нежели проза. 
Она имеет свои инструменты, такие как ритм, рифма, строфика, да и 
особую  звуковую  организацию  стиха.  Важным  является  также  син-
таксическое строение.
Каждая эпоха создает свой стихотворный стиль. Это явление име-
ет место и в адыгской поэзии. Стиль времен Али Шогенцукова отли-
чается более «чистой» лексикой. Тогда в языке было меньше немоти-
вированных заимствований, особенно из русского языка. Правда было 
больше  слов  арабского,  персидского  и  тюркского  происхождения,  но 
они не перегружали текст. В синтаксисе строения стихотворной строки 
преобладал прямой порядок слов, при котором в конце строки обычно 
оказывалось  сказуемое,  выраженное  чаще  всего  глаголом.  Это  созда-
вало  однообразие  звучания  стиха.  Бетал  Куашев,  представитель  сле-
дующего поколения адыгских поэтов, пришедших в литературу после 
войны,  широко  ввел  в  кабардинскую  поэзию  инверсию.  Она  отчасти 
разрядила однообразие ритмики стиха. Еще дальше пошли в этом на-
правлении современные поэты, и среди них Б. Утижев выделяется бо-
гатством  и  разнообразием  поэтической  лексики.  Он  один  из  тех,  кто 
выработал свой  индивидуальный  стиль,  кто узнаваем  по  своему  поэ-
тическому  почерку.  Если  в лирике Б.  Куашева инверсия  была  неожи-
данностью,  то  в  поэзию  Б.  Утижева  она  вошла  вполне  естественно. 
Прижилась  и  куашевская  рифмовка  иноязычных  слов  с  исконными 
словами  родного  языка.  Вспомним  у  Куашева:  «Пыл-Индыл»,  «Си 
ни  си  пи»,  –  «Миссисипи»,  «Румба»  –  «Тхъурымбэ».  У  Б.  Утижева: 
«Нуль» – «брул», «мурад» – «Завсклад». Он рифмует два иноязычных 

64
слова: «михьфэжьатун-джамилатун», «Гениальнэ» – «идеальнэ». Мно-
го таких рифм встречается и в других стихотворениях.
Рифма в лирике Б. Утижева отличается богатством и многообра-
зием. Использует он повторы звуков, звуковых комплексов, отдельных 
слов,  встречаются  и  панторифмы  –  повтор  отдельных  строк.  На  мой 
взгляд, необычная форма панторифмы использована в стихотворении 
без названия («Для нас этого очень мало. Для нас этого мало». Стихот-
ворение состоит из 16 строк. Приведем несколько строк из них:
ХэкIуэтащ гъэмахуэ жэщыр. ХэкIуэтащ!
ХэкIуэдащ уи щхьэцым си Iэр. ХэкIуэдащ!
ЩIэкIуэдащ уи нитIым си гур. ЩIэкIуэдащ!
Къэлындащ зы мафIэу ди пкъхэр. Къэлындащ…
Припозднилась летняя ночь. Припозднилась!
Исчезла в твоих волосах моя рука. Исчезла!
Скрылось в твоих глазах мое сердце. Скрылось!
Зажглись одним огнем наши тела. Зажглись…


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет