«Основаны в 1790 году для сожжения проанглийской лите-
ратуры в колониях.
Первый пожарный — Бенджамин Франклин.
Правило 1. По сигналу тревоги выезжай немедленно.
2. Быстро разжигай огонь.
3. Сжигай все дотла.
4. Выполнив задание, тотчас возвращайся на по-
жарную станцию.
5. Будь готов к новым сигналам тревоги».
все смотрели на Мон тэга. он не шелохнулся.
вдруг завыл сигнал тревоги.
не бритых щек? Эти люди были как две капли воды похожи на
него самого! неужели в пожарные команды людей подбирали
не только по склонности, но и по внешнему виду? в их лицах
не было иных цветов и оттенков, кроме цвета золы и копо
ти, их постоянно сопровождал запах гари, исходивший от их
вечно дымящихся трубок. вот, окутанный облаком табачного
дыма, встает брандмейстер Битти. Берет новую пачку табака,
открывает ее — целлофановая обертка рвется с треском, на
поминающим треск пламени.
Мон тэг опустил глаза на карты, зажатые в руке.
— Я... я задумался. вспомнил пожар на прошлой неделе
и того человека, чьи книги мы тогда сожгли. Что с ним сде
лали?
— отправили в сумасшедший дом. орал как оглашенный.
— но он же не сумасшедший!
Битти молча перетасовывал карты.
— если человек думает, что можно обмануть правительс
тво и нас, он сумасшедший.
— Я пытался представить себе, — сказал Мон тэг, — что
должны чувствовать люди в таком положении. например,
если бы пожарные стали жечь наши дома и наши книги.
— у нас нет книг.
— но если б были!
— Может, у вас есть?
Битти медленно поднял и опустил веки.
— у меня нет, — сказал Мон тэг и взглянул мимо сидящих
у стола людей на стену, где висели отпечатанные на машинке
списки запрещенных книг. названия этих книг вспыхивали в
огнях пожаров, когда годы и века рушились под ударами его
топора и, политые струей керосина из шланга в его руках,
превращались в пепел. — нет, — повторил он и тотчас по
чувствовал на щеке прохладное дуновение. Снова он стоял в
передней своего дома, и струя воздуха из знакомой вентиля
58
59
Колокол под потолком дежурного помещения заколотил,
отбивая свои двести ударов. Четыре стула мгновенно опусте
ли. Карты, как снег, посыпались на пол.
Медный шест задрожал. люди исчезли.
Мон тэг продолжал сидеть. внизу зафыркал, оживая, оран
жевый дракон.
Мон тэг встал со стула и, словно во сне, спустился вниз по
шесту.
Механический пес встрепенулся в своей конуре, глаза его
вспыхнули зелеными огнями.
— Мон тэг, вы забыли свой шлем!
Мон тэг сорвал со стены шлем, побежал, прыгнул на под
ножку, и машина помчалась. ночной ветер разносил во все
стороны рев сирены и могучий грохот металла.
* * *
Это был облупившийся трехэтажный дом в одном из старых
кварталов. он простоял здесь, наверное, не меньше столетия.
в свое время, как и все дома в городе, он был покрыт тонким
слоем огнеупорного состава, и казалось, только эта хрупкая
предохранительная скорлупа спасла его от окончательного
разрушения.
— Приехали!..
Мотор еще раз фыркнул и умолк. Битти, Стоунмен и Блэк
уже бежали к дому, уродливые и неуклюжие в своих толстых
огнеупорных комбинезонах. Мон тэг побежал за ними.
они ворвались в дом. Схватили женщину, хотя она и не пы
талась бежать или прятаться. она стояла, покачиваясь, глядя
на пустую стену перед собой, словно оглушенная ударом по
голове. губы ее беззвучно шевелились, в глазах было такое
выражение, как будто она старалась чтото вспомнить и не
могла.
наконец вспомнила, и губы ее, дрогнув, произнесли:
— «Будьте мужественны, ридли. Божьей милостью мы за
жжем сегодня в англии такую свечу, которую, я верю, им не
погасить никогда».
— Довольно! — сказал Битти. — где они?
С величайшим равнодушием он ударил женщину по лицу
и повторил свой вопрос. Старая женщина перевела взгляд на
Битти.
— вы знаете, где они, иначе вы не были бы здесь, — про
молвила она.
Стоунмен протянул записанную на карточке телефоног
рамму: «есть основания подозревать чердак дома № 11 по
Элмстрит». внизу вместо подписи стояли инициалы «Э. Б.».
— Это, должно быть, миссис Блейк, моя соседка, — сказа
ла женщина, взглянув на инициалы.
— ну хорошо, ребята. За работу!
и в следующее мгновение пожарные уже бежали по лест
нице, размахивая сверкающими топориками в застоявшейся
темноте пустых комнат, взламывали незапертые двери, наты
каясь друг на друга, шумя и крича, как ватага разбушевавших
ся мальчишек:
— Эй! Эй!
лавина книг обрушилась на Мон тэга, когда он с тяжелым
сердцем, содрогаясь всем своим существом, поднимался
вверх по крутой лестнице. Как нехорошо получилось! рань
ше всегда проходило гладко... все равно как снять нагар со
свечи. Первыми являлись полицейские, заклеивали жертве
рот липким пластырем и, связав ее, увозили кудато в своих
блестящих жукахавтомобилях. Когда приезжали пожарные,
дом был уже пуст. никому не причиняли боли, только раз
рушали вещи. а вещи не чувствуют боли, они не кричат и не
плачут, как может закричать и заплакать эта женщина, так
что совесть тебя потом не мучила. обыкновенная уборка,
60
работа дворника. Живо, все по порядку! Керосин сюда!
у кого спички?
но сегодня ктото допустил ошибку. Эта женщина тем, что
была здесь, нарушила весь ритуал. и поэтому все старались
как можно больше шуметь, громко разговаривать, шутить,
смеяться, чтобы заглушить страшный немой укор ее молча
ния. Казалось, она заставила пустые стены вопить от возму
щения, сбрасывать на мечущихся по комнатам людей тонкую
пыль вины, которая лезла им в ноздри, въедалась в душу... не
порядок! неправильно! Мон тэг вдруг обозлился. только это
го ему не хватало ко всему остальному! Эта женщина! она не
должна была быть здесь!
Книги сыпались на плечи и руки Мон тэга, на его обра
щенное кверху лицо. вот книга, как белый голубь, трепеща
крыльями, послушно опустилась прямо ему в руки. в слабом
неверном свете открытая страница мелькнула, словно бело
снежное перо с начертанным на нем узором слов. в спешке и
горячке работы Мон тэг лишь на мгновение задержал на ней
взор, но строчки, которые он прочел, огнем обожгли его мозг
и запечатлелись в нем, словно выжженные раскаленным желе
зом: «и время, казалось, дремало в истоме под полуденным
солнцем». он уронил книгу на пол. и сейчас же другая упала
ему в руки.
— Эй, там, внизу! Мон тэг! Сюда!
рука Мон тэга сама собой стиснула книгу. Самозабвенно,
бездумно, безрассудно он прижал ее к груди. над его голо
вой на чердаке, подымая облака пыли, пожарники ворошили
горы журналов, сбрасывая их вниз. Журналы падали, словно
подбитые птицы, а женщина стояла среди этих мертвых тел
смирно, как маленькая девочка.
нет, он, Мон тэг, ничего не сделал. все сделала его рука.
у его руки был свой мозг, своя совесть, любопытство в каж
дом дрожащем пальце, и эта рука вдруг стала вором. вот она
62
63
сунула книгу под мышку, крепко прижала ее к потному телу и
вынырнула уже пустая... ловкость, как у фокусника! Смотри
те, ничего нет! Пожалуйста! ничего!
Потрясенный, он разглядывал эту белую руку, то отводя
ее подальше, как человек, страдающий дальнозоркостью, то
поднося к самому лицу, как слепой.
— Мон тэг!
вздрогнув, он обернулся.
— Что вы там встали, идиот! отойдите!
Книги лежали, как груды свежей рыбы, сваленной на берег
для просолки. Пожарные прыгали через них, поскользнув
шись, падали. вспыхивали золотые глаза тисненых заглавий,
падали, гасли...
— Керосин!
включили насосы, и холодные струи керосина вырвались
из баков с цифрой 451 — у каждого пожарного за спиной был
прикреплен такой бак. они облили керосином каждую книгу,
залили все комнаты. Затем торопливо спустились по лестни
це. Задыхаясь от керосиновых испарений, Мон тэг, спотыка
ясь, шел сзади.
— выходите! — крикнули они женщине. — Скорее!
она стояла на коленях среди разбросанных книг, нежно
касалась пальцами облитых керосином переплетов, ощупы
вала тиснение заглавий, и глаза ее с гневным укором глядели
на Мон тэга.
— не получить вам моих книг, — наконец выговорила она.
— Закон вам известен, — ответил Битти. — где ваш здра
вый смысл? в этих книгах все противоречит одно другому.
настоящая вавилонская башня! и вы сидели в ней взаперти
целые годы. Бросьте все это. выходите на волю. люди, о кото
рых тут написано, никогда не существовали. ну, идем!
Женщина отрицательно покачала головой.
— Сейчас весь дом загорится, — сказал Битти.
Пожарные неуклюже пробирались к выходу. они огляну
лись на Мон тэга, который все еще стоял возле женщины.
— нельзя же бросить ее здесь! — возмущенно крикнул
Мон тэг.
— она не хочет уходить.
— надо ее заставить!
Битти поднял руку с зажигалкой.
— нам пора возвращаться на пожарную станцию. а эти
фанатики всегда стараются кончить самоубийством. Дело
известное.
Мон тэг взял женщину за локоть.
— Пойдемте со мной.
— нет, — сказала она. — но вам — спасибо!
— Я буду считать до десяти, — сказал Битти. — раз, два...
— Пожалуйста, — промолвил Мон тэг, обращаясь к жен
щине.
— уходите, — ответила она.
— три. Четыре...
— ну, прошу вас, — Мон тэг потянул женщину за собой.
— Я останусь здесь, — тихо ответила она.
— Пять. Шесть... — считал Битти.
— Можете дальше не считать, — сказала женщина и раз
жала пальцы — на ладони у нее лежала крохотная тоненькая
палочка.
обыкновенная спичка.
увидев ее, пожарные опрометью бросились вон из дома.
Брандмейстер Битти, стараясь сохранить достоинство, мед
ленно пятился к выходу. его багровое лицо лоснилось и горе
ло блеском тысячи пожаров и ночных тревог.
«господи, — подумал Мон тэг, — а ведь правда! Сигналы
тревоги бывают только ночью. и никогда днем. Почему? не
ужели только потому, что ночью пожар красивое, эффектное
зрелище?»
64
65
на красном лице Битти, замешкавшегося в дверях, мель
кнул испуг. рука женщины сжимала спичку. воздух был про
питан парами керосина. Спрятанная книга трепетала у Мон
тэга под мышкой, толкалась в его грудь, как живое сердце.
— уходите, — сказала женщина.
Мон тэг почувствовал, что пятится к двери следом за Бит
ти, потом вниз по ступенькам и дальше, дальше, на лужайку,
где, как след гигантского червя, пролегала темная полоска
керосина. Женщина шла за ними. на крыльце она останови
лась и окинула их долгим спокойным взглядом. ее молчание
осуждало их.
Битти щелкнул зажигалкой.
но он опоздал. Мон тэг замер от ужаса.
Стоявшая на крыльце женщина, бросив на них взгляд, пол
ный презрения, чиркнула спичкой о перила.
из домов на улицу выбегали люди.
* * *
обратно ехали молча, не глядя друг на друга. Мон тэг сидел
впереди, вместе с Битти и Блэком. они даже не курили тру
бок, только молча глядели вперед, на дорогу. Мощная Сала
мандра круто сворачивала на перекрестках и мчалась дальше.
— ридли, — наконец произнес Мон тэг.
— Что? — спросил Битти.
— она сказала «ридли». она чтото странное говорила,
когда мы вошли в дом: «Будьте мужественны, ридли». и еще
чтото... Чтото еще...
— «Божьей милостью мы зажжем сегодня в англии такую
свечу, которую, я верю, им не погасить никогда», — промол
вил Битти.
Стоунмен и Мон тэг изумленно взглянули на брандмейстера.
Битти задумчиво потер подбородок.
— Человек по имени латимер сказал это человеку, которо
го звали николас ридли, когда их сжигали заживо на костре
за ересь в оксфорде шестнадцатого октября тысяча пятьсот
пятьдесят пятого года.
Мон тэг и Стоунмен снова перевели взгляд на мостовую,
быстро мелькавшую под колесами машины.
— Я начинен цитатами, всякими обрывками, — сказал
Битти. — у брандмейстеров это не редкость. иногда сам себе
удивляюсь. не зевайте, Стоунмен!
Стоунмен нажал на тормоза.
— Черт! — воскликнул Битти. — Проехали наш поворот.
* * *
— Кто там?
— Кому же быть, как не мне? — отозвался из темноты
Мон тэг.
он затворил за собой дверь спальни и устало прислонился
к косяку.
После небольшой паузы жена наконец сказала:
— Зажги свет.
— Мне не нужен свет.
— тогда ложись спать.
он слышал, как она недовольно заворочалась на постели,
жалобно застонали пружины матраца.
— ты пьян? — спросила она.
так вот, значит, как это вышло! во всем виновата его рука.
он почувствовал, что его руки — сначала одна, потом дру
гая — стащили с плеч куртку, бросили ее на пол. Снятые брю
ки повисли в его руках, и он равнодушно уронил их в темноту,
как в пропасть.
Кисти его рук поражены заразой, скоро она поднимет
ся выше, к локтям, захватит плечи, перекинется, как искра,
66
67
с одной лопатки на другую. его руки охвачены ненасытной
жадностью. и теперь эта жадность передалась уже и его гла
зам: ему вдруг захотелось глядеть и глядеть, не переставая,
глядеть на чтонибудь, безразлично, на что, глядеть на все...
— Что ты там делаешь? — спросила жена.
он стоял, пошатываясь в темноте, зажав книгу в холодных,
влажных от пота пальцах.
Через минуту жена снова сказала:
— ну! Долго ты еще будешь вот так стоять посреди ком
наты?
из груди его вырвался какойто невнятный звук.
— ты чтото сказал? — спросила жена.
Снова неясный звук слетел с его губ. Спотыкаясь, ощупью
добрался он до своей кровати, неловко сунул книгу под хо
лодную, как лед, подушку, тяжело повалился на постель. его
жена испуганно вскрикнула. но ему казалось, что она гдето
далеко, в другом конце комнаты, что его постель — это ле
дяной остров среди пустынного моря. Жена чтото говорила
ему, говорила долго, то об одном, то о другом, но для него это
были только слова, без связи и без смысла. однажды в доме
приятеля он слышал, как, вот так же лепеча, двухлетний ма
лыш выговаривал какието свои детские словечки, издавал
приятные на слух, но ничего не значащие звуки...
Мон тэг молчал. Когда невнятный стон снова слетел с его
уст, Милдред встала и подошла к его постели. наклонившись,
она коснулась его щеки. и Мон тэг знал, что, когда Милдред
отняла руку, ладонь у нее была влажной.
* * *
Позже ночью он поглядел на Милдред. она не спала. Чуть
слышная мелодия звенела в воздухе — в ушах у нее опять
были «ракушки», и опять она слушала далекие голоса из
далеких стран. ее широко открытые глаза смотрели в пото
лок, в толщу нависшей над нею тьмы.
он вспомнил избитый анекдот о жене, которая так мно
го разговаривала по телефону, что ее муж, желавший узнать,
что сегодня на обед, вынужден был побежать в ближайший
автомат и позвонить ей оттуда. не купить ли и ему, Мон тэгу,
портативный передатчик системы «ракушка», чтобы по но
чам разговаривать со своей женой, нашептывать ей на ухо,
кричать, вопить, орать? но что нашептывать? о чем кричать?
Что мог он сказать ей?
и вдруг она показалась ему такой чужой, как будто он
никогда раньше ее и в глаза не видел. Просто он по ошибке
попал в чейто дом, как тот человек в анекдоте, который, воз
вращаясь ночью пьяный, открыл чужую дверь, вошел в чужой
дом и улегся в постель рядом с чужой женой, а рано утром
встал и ушел на работу, и ни он, ни женщина так ничего и не
заме тили...
— Милли! — прошептал он.
— Что?..
— не пугайся! Я только хотел спросить...
— ну?
— Когда мы встретились и где?
— Для чего встретились? — спросила она.
— Да нет! Я про нашу первую встречу.
он знал, что сейчас она недовольно хмурится в темноте.
он пояснил:
— ну когда мы с тобой в первый раз увидели друг друга.
где это было и когда?
— Это было... — она запнулась. — Я не знаю.
ему стало холодно:
— неужели ты не можешь вспомнить?
— Это было так давно.
— Десять лет назад. всего лишь десять!
68
69
— Что ты так расстраиваешься? Я же стараюсь вспом
нить. — она вдруг засмеялась странным, взвизгивающим сме
хом. — Смешно! Право, очень смешно! Забыть, где впервые
встретилась со своим мужем... и муж тоже забыл, где встре
тился с женой...
он лежал, тихонько растирая себе веки, лоб, затылок. При
крыл ладонями глаза и нажал, словно пытаясь вдвинуть па
мять на место. Почемуто сейчас важнее всего на свете было
вспомнить, где он впервые встретился с Милдред.
— Да это же не имеет никакого значения. — она, очевид
но, встала и вышла в ванную. Мон тэг слышал плеск воды, лью
щейся из крана, затем глотки — она запивала водой таблетки.
— Да, пожалуй, что и не имеет, — сказал он.
он попытался сосчитать, сколько она их проглотила, и в
его памяти встали вдруг те двое с иссинябледными, как цин
ковые белила, лицами, с сигаретами в тонких губах, и змея с
электронным глазом, которая, извиваясь, проникала все глуб
же во тьму, в застоявшуюся воду на дне... ему захотелось ок
ликнуть Милдред, спросить:
«Сколько ты сейчас проглотила таблеток? Сколько еще
проглотишь и сама не заметишь?» если не сейчас, так позже,
если не в эту ночь, так в следующую... а я буду лежать всю ночь
без сна, и эту, и следующую, и еще много ночей — теперь, ког
да это началось. он вспомнил все, что было в ту ночь, непод
вижное тело жены, распростертое на постели, и двоих сани
таров, не склонившихся заботливо над ней, а стоящих около,
равнодушных и бесстрастных, со скрещенными на груди ру
ками. в ту ночь возле ее постели он почувствовал, что, если
она умрет, он не сможет плакать по ней. ибо это будет для
него как смерть чужого человека, чье лицо он мельком видел
на улице или на снимке в газете... и это показалось ему таким
ужасным, что он заплакал. он плакал не оттого, что Милдред
может умереть, а оттого, что, смерть ее уже не может вызвать
у него слез. глупый, опустошенный человек и рядом глупая,
опустошенная женщина, которую у него на глазах еще больше
опустошила эта голодная змея с электронным глазом...
«откуда эта опустошенность? — спросил он себя. — По
чему все, что было в тебе, ушло и осталась одна пустота? Да еще
этот цветок, этот одуванчик!» он подвел итог: «Какая жа
лость! вы ни в кого не влюблены». Почему же он не влюблен?
Собственно говоря, если вдуматься, то между ним и Мил
дред всегда стояла стена. Даже не одна, а целых три, которые
к тому же стоили так дорого. все эти дядюшки, тетушки, дво
юродные братья и сестры, племянники и племянницы, жив
шие на этих стенах, свора тараторящих обезьян, которые веч
но чтото лопочут без связи, без смысла, но громко, громко,
громко! он с самого начала прозвал их «родственниками»:
«Как поживает дядюшка льюис?» — «Кто?» — «а тетуш
ка Мод?»
Когда он думал о Милдред, какой образ чаще всего вставал
в его воображении? Девочка, затерявшаяся в лесу (только в
этом лесу, как ни странно, не было деревьев) или, вернее, за
блудившаяся в пустыне, где когдато были деревья (память о
них еще пробивалась то тут, то там), проще сказать, Милдред
в своей «говорящей» гостиной. говорящая гостиная! Как
это верно! Когда бы он ни зашел туда, стены разговаривали
с Милдред:
«надо чтото сделать!»
«Да, да, это необходимо!»
«так чего же мы стоим и ничего не делаем?»
«ну давайте делать!»
«Я так зла, что готова плеваться!»
о чем они говорят? Милдред не могла объяснить. Кто на
кого зол? Милдред не знала. Что они хотят делать? «Подожди
и сам увидишь», — говорила Милдред.
он садился и ждал.
70
71
Шквал звуков обрушивался на него со стен. Музыка бом
бардировала его с такой силой, что ему как будто отрывало
сухожилия от костей, сворачивало челюсти, и глаза у него
плясали в орбитах, словно мячики. Чтото вроде контузии.
а когда это кончалось, он чувствовал себя, как человек, ко
торого сбросили со скалы, повертели в воздухе с быстротой
центрифуги и швырнули в водопад, и он летит, стремглав ле
тит в пустоту — дна нет, быстрота такая, что не задеваешь о
стены... вниз... вниз... и ничего кругом... Пусто...
гром стихал. Музыка умолкала.
— ну как? — говорила Милдред. — Правда, потря сающе?
Да, это было потрясающе. Чтото совершилось, хотя люди
на стенах за это время не двинулись с места и ничего между
ними не произошло. но у вас было такое чувство, как буд
то вас протащило сквозь стиральную машину или всосало
гигант ским пылесосом. вы захлебывались от музыки, от ка
кофонии звуков.
весь в поту, на грани обморока Мон тэг выскакивал из гос
тиной. Милдред оставалась в своем кресле, и вдогонку Мон
тэгу снова неслись голоса «родственников»:
«теперь все будет хорошо», — говорила тетушка.
«ну, это еще как сказать», — отвечал двоюродный братец.
«Пожалуйста, не злись».
«Кто злится?»
«ты».
«Я?»
«Да. Прямо бесишься».
«Почему ты так решила?»
«Потому».
— ну хорошо! — кричал Мон тэг. — но изза чего у них
ссора? Кто они такие? Кто этот мужчина и кто эта женщина?
Кто они, муж и жена? Жених и невеста? разведены? Помолв
лены? господи, ничего нельзя понять!..
— они... — начинала Милдред. — видишь ли, они... ну, в
общем, они поссорились. они часто ссорятся. ты бы только
послушал!.. Да, кажется, они муж и жена. Да, да, именно муж
и жена. а что?
а если не гостиная, если не эти три говорящие стены, к
которым по мечте Милдред скоро должна была прибавиться
четвертая, тогда это был жук — открытая машина, которую
Милдред вела со скоростью сто миль в час. они мчались по
городу, и он кричал ей, а она кричала ему в ответ, и оба ничего
не слышали, кроме рева мотора. «Сбавь до минимума!» —
кричал он. «Что?» — кричала она в ответ. «До минимума! До
пятидесяти пяти! Сбавь скорость!» «Что?» — вопила она, не
расслышав. «Скорость!» — орал он. и она вместо того, что
бы сбавить, доводила скорость до ста пяти миль в час, и у него
перехватывало дыхание.
а когда они выходили из машины, в ушах у Милдред уже
опять были «ракушки».
тишина. только ветер мягко шумит за окном.
— Милдред! — он повернулся на постели.
Протянув руку, он выдернул музыкальную пчелку из ушей
Милдред:
— Милдред! Милдред!
— Да, — еле слышно ответил ее голос из темноты. ему
показалось, что он тоже превратился в одно из странных су
ществ, живущих между стеклянными перегородками теле
визорных стен. он говорил, но голос его не проникал через
прозрачный барьер. он мог объясняться только жестами и
мимикой в надежде, что Милдред обернется и заметит его.
они не могли даже прикоснуться друг к другу сквозь эту
стеклянную преграду.
— Милдред, помнишь, я тебе говорил про девушку?
— Какую девушку? — спросила она сонно.
— Девушку из соседнего дома.
74
75
под ее рукой, как живое насекомое, и вот она снова жужжит в
ушах Милдред.
он прислушался — его жена тихонько напевала.
За окном мелькнула тень. осенний ветер прошумел и за
мер. но в тишине ночи слух Мон тэга уловил еще какойто
странный звук: словно ктото дохнул на окно. Словно чтото,
похожее на зеленоватую фосфоресцирующую струйку дыма
или большой осенний лист, сорванный ветром, пронеслось
через лужайку и исчезло.
«Механический пес, — подумал Мон тэг. — он сегодня на
свободе. Бродит возле дома... если открыть окно...»
но он не открыл окна.
* * *
утром у него начался озноб, потом жар.
— ты болен? — спросила Милдред. — не может быть!
он прикрыл веками воспаленные глаза.
— Да, болен.
— но еще вчера вечером ты был совершенно здоров!
— нет, я и вчера уже был болен. — он слышал, как в гос
тиной вопили «родственники».
Милдред стояла у его постели, с любопытством разгля
дывая его. не открывая глаз, он видел ее всю — сожженные
химическими составами, ломкие, как солома, волосы, глаза с
тусклым блеском, словно на них были невидимые бельма, на
крашенный капризный рот, худое от постоянной диеты, сухо
щавое, как у кузнечика, тело, белая, как сало, кожа. Сколько он
помнил, она всегда была такой.
— Дай мне воды и таблетку аспирина.
— тебе пора вставать, — сказала она. — уже полдень. ты
проспал лишних пять часов.
— Пожалуйста, выключи гостиную.
— Какую девушку из соседнего дома?
— ну, ту, что учится в школе. ее зовут Кларисса.
— а, да, — ответила жена.
— Я уже несколько дней ее нигде не вижу. Четыре дня, что
бы быть точным. а ты ее не видала?
— нет.
— Я хотел тебе рассказать о ней. она очень странная.
— а! теперь я знаю, о ком ты говоришь.
— Я так и думал, что ты ее знаешь.
— она... — прозвучал голос Милдред в темноте.
— Что она? — спросил Мон тэг.
— Я хотела сказать тебе, но забыла. Забыла...
— ну скажи сейчас. Что ты хотела сказать?
— ее, кажется, уже нет.
— Как так — нет?
— вся семья уехала кудато. но ее совсем нет. Кажется,
она умерла.
— Да ты, должно быть, о комто другом говоришь.
— нет. о ней. Маклеллан. ее звали Маклеллан. она попа
ла под автомобиль. Четыре дня назад. не знаю наверное, но,
кажется, она умерла. во всяком случае, семья уехала отсюда.
точно не знаю. но, кажется, умерла.
— ты уверена?..
— нет, не уверена. впрочем, да, совершенно уверена.
— Почему ты раньше мне не сказала?
— Забыла.
— Четыре дня назад!
— Я совсем забыла.
— Четыре дня, — еще раз тихо повторил он.
не двигаясь, они лежали в темноте.
— Спокойной ночи, — сказала наконец жена.
он услышал легкий шорох:
Милдред шарила по подушке. радиовтулка шевельнулась
76
77
— но там сейчас «родственники»!
— Можешь ты уважить просьбу больного человека?
— хорошо, я уменьшу звук.
она вышла, но тотчас вернулась, ничего не сделав.
— так лучше?
— Благодарю.
— Это моя любимая программа, — сказала она.
— где же аспирин?
— ты раньше никогда не болел. — она опять вышла.
— Да, раньше не болел. а теперь болен. Я не пойду сегодня
на работу. Позвони Битти.
— ты ночью был какойто странный. — она подошла к
его постели, тихонько напевая.
— где же аспирин? — повторил Мон тэг, глядя на протя
нутый ему стакан с водой.
— ах! — она снова ушла в ванную. — Чтонибудь вчера
случилось?
— Пожар. Больше ничего.
— а я очень хорошо провела вечер, — донесся ее голос из
ванной.
— Что же ты делала?
— Смотрела передачу.
— Что передавали?
— Программу.
— Какую?
— очень хорошую.
— Кто играл?
— Да, ну там вообще — вся труппа.
— вся труппа, вся труппа, вся труппа... — он нажал паль
цами на ноющие глаза. и вдруг бог весть откуда повеявший
запах керосина вызвал у него неудержимую рвоту.
Продолжая напевать, Милдред вошла в комнату.
— Что ты делаешь? — удивленно воскликнула она.
он в смятении посмотрел на пол.
— вчера мы вместе с книгами сожгли женщину...
— хорошо, что ковер можно мыть.
она принесла тряпку и стала подтирать пол.
— а я вчера была у Элен.
— разве нельзя смотреть спектакль дома?
— Конечно, можно. но приятно иногда пойти в гости.
она вышла в гостиную. он слышал, как она поет.
— Милдред! — позвал он.
она вернулась, напевая и легонько прищелкивая в такт
пальцами.
— тебе не хочется узнать, что у нас было прошлой но
чью? — спросил он.
— а что такое?
— Мы сожгли добрую тысячу книг. Мы сожгли женщину.
— ну и что же?
гостиная сотрясалась от рева.
— Мы сожгли Данте и Свифта, и Марка аврелия...
— он был европеец?
— Кажется, да.
— радикал?
— Я никогда не читал его.
— ну ясно, радикал. — Милдред неохотно взялась за теле
фонную трубку. — ты хочешь, чтобы я позвонила брандмейс
теру Битти? а почему не ты сам?
— Я сказал, позвони!
— не кричи на меня!
— Я не кричу. — он приподнялся и сел на постели, весь
красный, дрожа от ярости.
гостиная грохотала в жарком воздухе.
— Я не могу сам позвонить. не могу сказать ему, что я
болен.
— Почему?
78
«Потому что боюсь, — подумал он. — Притворяюсь боль
ным, как ребенок, и боюсь позвонить потому, что знаю, чем
кончится этот короткий телефонный разговор: «Да, бранд
мейстер, мне уже лучше. Да, в десять буду на работе».
— ты вовсе не болен, — сказала Милдред.
Мон тэг откинулся на постели. Сунул руку под подушку.
Книга была там.
— Милдред, что ты скажешь, если я на время брошу ра
боту?
— Как? ты хочешь все бросить? После стольких лет рабо
ты? только изза того, что какаято женщина со своими кни
гами...
— если бы ты ее видела, Милли...
— Мне до нее нет дела. не держала бы у себя книги! Сама
виновата! надо было раньше думать! ненавижу ее. она сов
сем сбила тебя с толку, и не успеем мы оглянуться, как окажем
ся на улице, — ни крыши над головой, ни работы, ничего!
— ты не была там, ты не видела, — сказал Мон тэг. —
есть, должно быть, чтото в этих книгах, чего мы даже себе не
представляем, если эта женщина отказалась уйти из горящего
дома. Должно быть, есть! Человек не пойдет на смерть так, ни
с того ни с сего.
— Просто она была ненормальная.
— нет, она была нормальная. Как ты или я. а может быть,
даже нормальнее нас с тобой. и мы ее сожгли.
— Это все пройдет и забудется.
— нет, это не пройдет и не забудется. ты когданибудь
видела дом после пожара? он тлеет несколько дней. а этот
пожар мне не потушить до конца моей жизни. господи! Я ста
рался потушить его в своей памяти. всю ночь мучился. Чуть
с ума не сошел.
— об этом надо было думать раньше, до того, как ты стал
пожарным.
80
81
— Думать! — воскликнул он. — Да разве у меня был вы
бор? Мой дед и мой отец были пожарными. Я даже во сне
всегда видел себя пожарным.
из гостиной доносились звуки танцевальной музыки.
— Сегодня ты в дневной смене, — сказала Милдред. —
тебе полагалось уйти еще два часа тому назад. Я только сейчас
сообразила.
— Дело не только в гибели этой женщины, — продолжал
Мон тэг. — Прошлой ночью я думал о том, сколько кероси
на я израсходовал за эти десять лет. а еще я думал о книгах.
и впервые понял, что за каждой из них стоит человек. Чело
век думал, вынашивал в себе мысли. тратил бездну времени,
чтобы записать их на бумаге. а мне это раньше и в голову не
приходило.
он вскочил с постели.
— у когото, возможно, ушла вся жизнь на то, чтобы запи
сать хоть частичку того, о чем он думал, того, что он видел.
а потом прихожу я, и — пуф! — за две минуты все обращено
в пепел.
— оставь меня в покое, — сказала Милдред. — Я в этом
не виновата.
— оставить тебя в покое! хорошо. но как я могу оставить
в покое себя? нет, нельзя нас оставлять в покое. надо, чтобы
мы беспокоились, хоть изредка. Сколько времени прошло с
тех пор, как тебя в последний раз чтото тревожило? Чтото
значительное, настоящее?
и вдруг он умолк. он припомнил все, что было на про
шлой неделе, — два лунных камня, глядевших вверх в темно
ту, змеюнасос с электронным глазом и двух безликих, равно
душных людей с сигаретами в зубах. Да, ту Милдред чтото
тревожило — и еще как! но то была другая Милдред, так глу
боко запрятанная в этой, что между ними не было ничего об
щего. они никогда не встречались, они не знали друг друга...
он отвернулся.
вдруг Милдред сказала:
— ну вот, ты добился своего. Посмотри, кто подъехал к
дому.
— Мне все равно.
— Машина марки «Феникс» и в ней человек в черной кур
тке с оранжевой змеей на рукаве. он идет сюда.
— Брандмейстер Битти?
— Да, брандмейстер Битти.
Мон тэг не двинулся с места. он стоял, глядя перед собой
на холодную белую стену.
— впусти его. Скажи, что я болен, — промолвил он.
— Сам скажи. — Милдред заметалась по комнате и вдруг
замерла, широко раскрыв глаза, — рупор сигнала у входной
двери тихо забормотал: «Миссис Мон тэг, миссис Мон тэг, к
вам пришли, к вам пришли. Миссис Мон тэг, к вам пришли».
рупор умолк.
Мон тэг проверил, хорошо ли спрятана книга, не спеша
улегся, откинулся на подушки, оправил одеяло на груди и на
согнутых коленях.
Придя в себя, Милдред бросилась к двери, и тотчас же в
комнату неторопливым шагом, засунув руки в карманы, во
шел брандмейстер Битти.
— выключитека «родственников», — сказал он, не глядя
на Мон тэга и его жену.
Милдред выскочила из комнаты. Шум голосов в гостиной
умолк.
Брандмейстер Битти уселся, выбрав самый удобный стул.
его красное лицо хранило самое мирное выражение. не спе
ша он набил свою отделанную медью трубку и, раскурив ее,
выпустил в потолок большое облако дыма.
— решил зайти, проведать больного.
— Как вы узнали, что я болен?
82
83
Битти улыбнулся своей обычной улыбкой, обнажившей
конфетнорозовые десны и мелкие, белые, как сахар, зубы.
— Я видел, что к тому идет. Знал, что скоро вы на одну ноч
ку попроситесь в отпуск.
Мон тэг приподнялся и сел на постели.
— ну что ж, — сказал Битти, — отдохните.
он вертел в руках неразлучную свою зажигалку, на крыш
ке которой красовалась надпись: «гарантирован один милли
он вспышек». Битти рассеянно зажигал и гасил химическую
спичку — зажигал, ронял несколько слов, глядя на крохотный
огонек, и гасил его, снова зажигал, гасил и смотрел, как тает в
воздухе тоненькая струйка дыма.
— Когда думаете поправиться? — спросил он.
— Завтра. или послезавтра. в начале той недели.
Битти попыхивал трубкой.
— Каждый пожарник рано или поздно проходит через это.
и надо помочь ему разобраться. надо, чтобы он знал исто
рию своей профессии. раньше новичкам все это объясняли.
а теперь нет. и очень жаль — Пфф... — только брандмейсте
ры еще помнят историю пожарного дела. — Снова пфф!.. —
Сейчас я вас просвещу.
Милдред нервно заерзала на стуле.
Битти уселся поудобнее, минуту — не меньше — сидел
молча, в раздумье.
— Как все это началось, спросите вы, — я говорю о нашей
работе, — где, когда и почему? началось, помоему, пример
но в эпоху так называемой гражданской войны, хотя в наших
уставах и сказано, что раньше. но настоящий расцвет насту
пил только с введением фотографии. а потом, в начале двад
цатого века, — кино, радио, телевидение. и очень скоро все
стало производиться в массовых масштабах.
Мон тэг неподвижно сидел в постели.
— а раз все стало массовым, то и упростилось, — продол
жал Битти. — Когдато книгу читали лишь немногие — тут,
там, в разных местах. Поэтому и книги могли быть разными.
Мир был просторен. но, когда в мире стало тесно от глаз,
локтей, ртов, когда население удвоилось, утроилось, учетве
рилось, содержание фильмов, радиопередач, журналов, книг
снизилось до известного стандарта. Этакая универсальная
жвачка. вы понимаете меня, Мон тэг?
— Кажется, да, — ответил Мон тэг.
Битти разглядывал узоры табачного дыма, плывущие в
воздухе.
— Постарайтесь представить себе человека девятнадцато
го столетия — собаки, лошади, экипажи — медленный темп
жизни. Затем двадцатый век. темп ускоряется. Книги умень
шаются в объеме. Сокращенное издание. Пересказ. Экстракт.
не размазывать! Скорее к развязке!
— Скорее к развязке, — кивнула головой Милдред.
— Произведения классиков сокращаются до пятнадцати
минутной радиопередачи. Потом еще больше: одна колонка
текста, которую можно пробежать за две минуты, потом еще:
десять — двадцать строк для энциклопедического словаря.
Я, конечно, преувеличиваю. Словари существовали для спра
вок. но немало было людей, чье знакомство с «гамлетом» —
вы, Мон тэг, конечно, хорошо знаете это название, а для вас,
миссис Мон тэг, это, наверное, так только, смутно знакомый
звук, — так вот, немало было людей, чье знакомство с «гам
летом» ограничивалось одной страничкой краткого пере
сказа в сборнике, который хвастливо заявлял: «наконецто
вы можете прочитать всех классиков! не отставайте от своих
соседей». Понимаете? из детской прямо в колледж, а потом
обратно в детскую. вот вам интеллектуальный стандарт, гос
подствовавший последние пять или более столетий.
Милдред встала и начала ходить по комнате, бесцельно пе
реставляя вещи с места на место.
86
87
— Дай я поправлю подушку, — сказала Милдред.
— не надо, — тихо ответил Мон тэг.
— Застежкамолния заменила пуговицу, и вот уже нет лиш
ней полминуты, чтобы над чемнибудь призадуматься, одева
ясь на рассвете, в этот философский и потому грустный час.
— ну же, — повторила Милдред.
— уйди, — ответил Мон тэг.
— Жизнь превращается в сплошную карусель, Мон тэг.
все визжит, кричит, грохочет! Бац, бах, трах!
— трах! — воскликнула Милдред, дергая подушку.
— Да оставь же меня наконец в покое! — в отчаянии вос
кликнул Мон тэг.
Битти удивленно поднял брови.
рука Милдред застыла за подушкой. Пальцы ее ощупыва
ли переплет книги, и по мере того, как она начала понимать,
что это такое, лицо ее стало менять выражение — сперва лю
бопытство, потом изумление... губы ее раскрылись... Сейчас
спросит...
— Долой драму, пусть в театре останется одна клоунада, а
в комнатах сделайте стеклянные стены, и пусть на них взлета
ют цветные фейерверки, пусть переливаются краски, как рой
конфетти, или как кровь, или херес, или сотерн. вы, конечно,
любите бейсбол, Мон тэг?
— Бейсбол — хорошая игра.
теперь голос Битти звучал откудато издалека, изза гус
той завесы дыма.
— Что это? — почти с восторгом воскликнула Милдред.
Мон тэг тяжело навалился на ее руку. — Что это?
— Сядь! — резко выкрикнул он. Милдред отскочила. руки
ее были пусты. — не видишь, что ли, что мы разговариваем?
Битти продолжал, как ни в чем не бывало:
— а кегли любите?
— Да.
не обращая на нее внимания, Битти продолжал:
— а теперь быстрее крутите пленку, Мон тэг! Быстрее!
Клик! Пик! Флик!1 Сюда, туда, живее, быстрее, так, этак,
вверх, вниз! Кто, что, где, как, почему? Эх! ух! Бах, трах, хлоп,
шлеп! Дзинь! Бом! Бум! Сокращайте, ужимайте! Пересказ пе
ресказа! Экстракт из пересказа пересказов! Политика? одна
колонка, две фразы, заголовок! и через минуту все уже испа
рилось из памяти. Крутите человеческий разум в бешеном
вихре, быстрее, быстрее! — руками издателей, предприни
мателей, радиовещателей, так, чтобы центробежная сила вы
швырнула вон все лишние, ненужные бесполезные мысли!..
Милдред подошла к постели и стала оправлять простыни.
Сердце Мон тэга дрогнуло и замерло, когда руки ее косну
лись подушки. вот она тормошит его за плечо, хочет, чтобы
он приподнялся, а она взобьет как следует подушку и снова
положит ему за спину. и, может быть, вскрикнет и широко
раскроет глаза или просто, сунув руку под подушку, спросит:
«Что это?» — и с трогательной наивностью покажет спря
танную книгу.
— Срок обучения в школах сокращается, дисциплина па
дает, философия, история, языки упразднены. английскому
языку и орфографии уделяется все меньше и меньше времени,
и наконец эти предметы заброшены совсем. Жизнь коротка.
Что тебе нужно? Прежде всего работа, а после работы развле
чения, а их кругом сколько угодно, на каждом шагу, наслаж
дайтесь! так зачем же учиться чемунибудь, кроме умения
нажимать кнопки, включать рубильники, завинчивать гайки,
пригонять болты?
1
Click, Pic, Flick
—
все эти слова созвучны названиям американских
бульварных изданий с минимальным количеством иллюстраций.
(Здесь
и далее примеч. переводчика.)
88
89
— а гольф?
— гольф — прекрасная игра.
— Баскетбол?
— великолепная.
— Бильярд, футбол?
— хорошие игры. все хорошие.
— Как можно больше спорта, игр, увеселений — пусть
человек всегда будет в толпе, тогда ему не надо думать. ор
ганизуйте же, организуйте все новые и новые виды спорта,
сверхорганизуйте сверхспорт! Больше книг с картинками.
Больше фильмов. а пищи для ума все меньше. в результате
неудовлетворенность. Какоето беспокойство. Дороги запру
жены людьми, все стремятся кудато, все равно куда. Бензи
новые беженцы. города превратились в туристские лагеря,
люди — в орды кочевников, которые стихийно влекутся то
туда, то сюда, как море во время прилива и отлива, — и вот
сегодня он ночует в этой комнате, а перед тем ночевали вы, а
накануне — я.
Милдред вышла, хлопнув дверью. в гостиной «тетушки»
захохотали над «дядюшками».
— возьмем теперь вопрос о разных мелких группах внут
ри нашей цивилизации. Чем больше население, тем больше
таких групп. и берегитесь обидеть которуюнибудь из них —
любителей собак или кошек, врачей, адвокатов, торговцев,
начальников, мормонов, баптистов, унитариев, потомков
китайских, шведских, итальянских, немецких эмигрантов, те
хасцев, бруклинцев, ирландцев, жителей штатов орегон или
Мехико. герои книг, пьес, телевизионных передач не долж
ны напоминать подлинно существующих художников, кар
тографов, механиков. Запомните, Мон тэг, чем шире рынок,
тем тщательнее надо избегать конфликтов. все эти группы и
группочки, созерцающие собственный пуп, — не дай бог как
нибудь их задеть! Злонамеренные писатели, закройте свои
пишущие машинки! ну что ж, они так и сделали. Журналы
превратились в разновидность ванильного сиропа. Книги —
в подслащенные помои. так, по крайней мере, утверждали
критики, эти заносчивые снобы. не удивительно, говорили
они, что книг никто не покупает. но читатель прекрасно знал,
что ему нужно, и, кружась в вихре веселья, он оставил себе
комиксы. ну и, разумеется, эротические журналы. такто
вот, Мон тэг. и все это произошло без всякого вмешательства
сверху, со стороны правительства. не с какихлибо предписа
ний это началось, не с приказов или цензурных ограничений.
нет! техника, массовость потребления и нажим со стороны
этих самых групп — вот что, хвала господу, привело к нынеш
нему положению. теперь благодаря им вы можете всегда быть
счастливы: читайте себе на здоровье комиксы, разные там лю
бовные исповеди и торговорекламные издания.
— но при чем тут пожарные? — спросил Мон тэг.
— а, — Битти наклонился вперед, окруженный легким
облаком табачного дыма. — ну, это очень просто. Когда шко
лы стали выпускать все больше и больше бегунов, прыгунов,
скакунов, пловцов, любителей ковыряться в моторах, летчи
ков, автогонщиков вместо исследователей, критиков, ученых
и людей искусства, слово «интеллектуальный» стало бран
ным словом, каким ему и надлежит быть. Человек не терпит
того, что выходит за рамки обычного. вспомнитека, в школе
в одном классе с вами был, наверное, какойнибудь особо ода
ренный малыш? он лучше всех читал вслух и чаще всех отве
чал на уроках, а другие сидели, как истуканы, и ненавидели
его от всего сердца? и кого же вы колотили и всячески истя
зали после уроков, как не этого мальчишку? Мы все должны
быть одинаковыми. не свободными и равными от рождения,
как сказано в конституции, а просто мы все должны
стать
одинаковыми. Пусть люди станут похожи друг на друга как
две капли воды, тогда все будут счастливы, ибо не будет
92
93
только для того и существует. Для удовольствий, для острых
ощущений. и согласитесь, что наша культура щедро предо
ставляет ему такую возможность.
— Да.
По движению губ Милдред Мон тэг догадывался, о чем она
говорит, стоя в дверях. но он старался не глядеть на нее, так
как боялся, что Битти обернется и тоже все поймет.
— Цветным не нравится книга «Маленький черный Сам
бо». Сжечь ее. Белым неприятна «хижина дяди тома». Сжечь
и ее тоже. Ктото написал книгу о том, что курение предрас
полагает к раку легких. табачные фабриканты в панике. Сжечь
эту книгу. нужна безмятежность, Мон тэг, спокойствие.
Прочь все, что рождает тревогу. в печку! Похороны нагоняют
уныние — это языческий обряд. упразднить похороны. Через
пять минут после кончины человек уже на пути в «большую
трубу». Крематории обслуживаются геликоптерами. Через
десять минут после смерти от человека остается щепотка чер
ной пыли. не будем оплакивать умерших. Забудем их. Жгите,
жгите все подряд. огонь горит ярко, огонь очищает.
Фейерверки за спиной у Милдред погасли. и одновремен
но — какое счастливое совпадение! — перестали двигаться
губы Милдред. Мон тэг с трудом перевел дух.
— тут, по соседству, жила девушка, — медленно прого
ворил он. — ее уже нет. Кажется, она умерла. Я даже хоро
шенько не помню ее лица. но она была не такая. Как... как это
могло случиться?
Битти улыбнулся.
— время от времени случается — то там, то тут. Это Кла
рисса Маклеллан, да? ее семья нам известна. Мы держим их
под надзором. наследственность и среда — это, я вам скажу,
любопытная штука. не такто просто избавиться от всех чуда
ков, за несколько лет этого не сделаешь. Домашняя среда мо
жет свести на нет многое из того, что пытается привить школа.
великанов, рядом с которыми другие почувствуют свое нич
тожество. вот! а книга — это заряженное ружье в доме сосе
да. Сжечь ее! разрядить ружье! надо обуздать человеческий
разум. Почем знать, кто завтра станет очередной мишенью
для начитанного человека? Может быть, я? но я не выношу
эту публику! и вот, когда дома во всем мире стали строить
из несгораемых материалов и отпала необходимость в той
работе, которую раньше выполняли пожарные (раньше они
тушили пожары, в этом, Мон тэг, вы вчера были правы), тог
да на пожарных возложили новые обязанности — их сделали
хранителями нашего спокойствия. в них, как в фокусе, со
средоточился весь наш вполне понятный и законный страх
оказаться ниже других. они стали нашими официальными
цензорами, судьями и исполнителями приговоров. Это — вы,
Мон тэг и это — я.
Дверь из гостиной открылась, и на пороге появилась Мил
дред. она поглядела на Битти, потом на Мон тэга. Позади
нее на стенах гостиной шипели и хлопали зеленые, желтые и
оранжевые фейерверки под аккомпанемент барабанного боя,
глухих ударов тамтама и звона цимбал. губы Милдред двига
лись, она чтото говорила, но шум заглушал ее слова.
Битти вытряхнул пепел из трубки на розовую ладонь и
принялся его разглядывать, словно в этом пепле заключен
был некий таинственный смысл, в который надлежало про
никнуть.
— вы должны понять, сколь огромна наша цивилизация.
она так велика, что мы не можем допустить волнений и не
довольства среди составляющих ее групп. Спросите самого
себя: чего мы больше всего жаждем? Быть счастливыми, ведь
так? всю жизнь вы только это и слышали. Мы хотим быть
счастливыми, говорят люди. ну и разве они не получили то,
чего хотели? разве мы не держим их в вечном движении, не
предоставляем им возможности развлекаться? ведь человек
94
95
вот почему мы все время снижали возраст для поступления в
детские сады. теперь выхватываем ребятишек чуть не из колы
бели. К нам уже поступали сигналы о Маклелланах, еще когда
они жили в Чикаго, но сигналы все оказались ложными. Книг у
них мы не нашли. у дядюшки репутация неважная, необщите
лен. а что касается девушки, то это была бомба замедленного
действия. Семья влияла на ее подсознание, в этом я убедился,
просмотрев ее школьную характеристику. ее интересовало не
то, как делается чтонибудь, а для чего и почему. а подобная
любознательность опасна. начни только спрашивать поче
му да зачем, и если вовремя не остановиться, то конец может
быть очень печальный. Для бедняжки лучше, что она умерла.
— Да, она умерла.
— К счастью, такие, как она, встречаются редко. Мы уме
ем вовремя подавлять подобные тенденции. в самом раннем
возрасте. Без досок и гвоздей дом не построишь, и если не хо
чешь, чтобы дом был построен, спрячь доски и гвозди. если
не хочешь, чтобы человек расстраивался изза политики, не
давай ему возможности видеть обе стороны вопроса. Пусть
видит только одну, а еще лучше — ни одной. Пусть забудет,
что есть на свете такая вещь, как война. если правительство
плохо, ни черта не понимает, душит народ налогами, — это
всетаки лучше, чем если народ волнуется. Спокойствие, Мон
тэг, превыше всего! устраивайте разные конкурсы, например:
кто лучше помнит слова популярных песенок, кто может на
звать все главные города штатов или кто знает, сколько соб
рали зерна в штате айова в прошлом году. набивайте людям
головы цифрами, начиняйте их безобидными фактами, пока
их не затошнит, — ничего, зато им будет казаться, что они
очень образованные. у них даже будет впечатление, что они
мыслят, что они движутся вперед, хоть на самом деле они сто
ят на месте. и люди будут счастливы, ибо «факты», которы
ми они напичканы, это нечто неизменное. но не давайте им
такой скользкой материи, как философия или социология. не
дай бог, если они начнут строить выводы и обобщения. ибо
это ведет к меланхолии! Человек, умеющий разобрать и соб
рать телевизорную стену, — а в наши дни большинство это
умеет, — куда счастливее человека, пытающегося измерить
и исчислить вселенную, ибо нельзя ее ни измерить, ни ис
числить, не ощутив при этом, как сам ты ничтожен и одинок.
Я знаю, я пробовал! нет, к черту! Подавайте нам увеселения,
вечеринки, акробатов и фокусников, отчаянные трюки, реак
тивные автомобили, мотоциклыгеликоптеры, порнографию
и наркотики. Побольше такого, что вызывает простейшие
автоматические рефлексы! если драма бессодержательна,
фильм пустой, а комедия бездарна, дайте мне дозу возбужда
ющего — ударьте по нервам оглушительной музыкой! и мне
будет казаться, что я реагирую на пьесу, тогда как это всего
навсего механическая реакция на звуковолны. но мнето все
равно. Я люблю, чтобы меня тряхнуло как следует.
Битти встал.
— ну, мне пора. лекция окончена. надеюсь, я вам все разъ
яснил. главное, Мон тэг, запомните — мы борцы за счастье —
вы, я и другие. Мы охраняем человечество от той ничтожной
кучки, которая своими противоречивыми идеями и теориями
хочет сделать всех несчастными. Мы сторожа на плотине. Де
ржитесь крепче Мон тэг! Следите, чтобы поток меланхолии и
мрачной философии не захлестнул наш мир. на вас вся наша
надежда! вы даже не понимаете, как вы нужны, как мы с вами
нужны в этом счастливом мире сегодняшнего дня.
Битти пожал безжизненную руку Мон тэга. тот неподвиж
но сидел в постели. Казалось, обрушься сейчас потолок ему
на голову, он не шелохнется. Милдред уже не было в дверях.
— еще одно напоследок, — сказал Битти. — у каждого
пожарника хотя бы раз за время его служебной карьеры бы
вает такая минута: его вдруг охватывает любопытство. вдруг
96
97
захочется узнать: да что же такое написано в этих книгах?
и так, знаете, захочется, что нет сил бороться. ну так вот что,
Мон тэг, уж вы поверьте, мне в свое время немало пришлось
прочитать книг — для ориентировки, и я вам говорю: в кни
гах ничего нет! ничего такого, во что можно бы поверить,
чему стоило бы научить других. если это беллетристика, там
рассказывается о людях, которых никогда не было на свете,
чистый вымысел! а если это научная литература, так еще
хуже: один ученый обзывает другого идиотом, один философ
старается перекричать другого. и все суетятся и мечутся, ста
раются потушить звезды и погасить солнце. Почитаешь — го
лова кругом пойдет.
— а что если пожарник случайно, без всякого злого умыс
ла унесет с собой книгу? — нервная дрожь пробежала по
лицу Мон тэга. открытая дверь глядела на него, словно ог
ромный пустой глаз.
— вполне объяснимый поступок. Простое любопытство,
не больше, — ответил Битти. — Мы изза этого не тревожим
ся и не приходим в ярость. Позволяем ему сутки держать у
себя книгу. если через сутки он сам ее не сожжет, мы это сде
лаем за него.
— Да. Понятно. — во рту у Мон тэга пересохло.
— ну вот и все, Мон тэг. Может, хотите сегодня выйти по
позже, в ночную смену? увидимся с вами сегодня?
— не знаю, — ответил Мон тэг.
— Как? — на лице Битти отразилось легкое удивление.
Мон тэг закрыл глаза.
— Может быть, я и приду. Попозже.
— Жаль, если сегодня не придете, — сказал Битти в разду
мье, пряча трубку в карман.
«Я никогда больше не приду», — подумал Мон тэг.
— ну, поправляйтесь, — сказал Битти. — вы здо рав ли вай
те. — и, повернувшись, вышел через открытую дверь.
* * *
Мон тэг видел в окно, как отъехал Битти в своем сверкающем ог
ненножелтом с черными, как уголь, шинами жукеавто мобиле.
из окна была видна улица и дома с плоскими фасадами. Что
это Кларисса однажды сказала о них? Да: «Больше нет кры
лечек на фасаде. а дядя говорит, что прежде дома были с кры
лечками. и по вечерам люди сидели у себя на крыльце, разго
варивали друг с другом, если им хотелось, а нет, так молчали,
покачиваясь в качалках. Просто сидели и думали о чемнибудь.
архитекторы уничтожили крылечки, потому что они будто бы
портят фасад. но дядя говорит, что это только отговорка, а на
самом деле нельзя было допускать, чтобы люди вот так сиде
ли на крылечках, отдыхали, качались в качалках, беседовали.
Это вредное времяпрепровождение. люди слишком много
разговаривали. и у них было время думать. Поэтому крылеч
ки решили уничтожить. и сады тоже. возле домов нет больше
садиков, где можно посидеть. а посмотрите на мебель! Крес
локачалка исчезло. оно слишком удобно. надо, чтобы люди
больше двигались. Дядя говорит... дядя говорит... дядя...» го
лос Клариссы умолк.
Мон тэг отвернулся от окна и взглянул на жену, она сидела
в гостиной и разговаривала с диктором, а тот, в свою очередь,
обращался к ней. «Миссис Мон тэг», — говорил диктор, —
и еще какието слова. — «Миссис Мон тэг» — и еще что
то. Специальный прибор, обошедшийся им в сто долларов,
в нужный момент автоматически произносил имя его жены.
обращаясь к своей аудитории, диктор делал паузу, и в каждом
доме в этот момент прибор произносил имя хозяев, а другое
специальное приспособление соответственно изменяло на
телевизионном экране движение губ и мускулов лица дикто
ра. Диктор был другом дома, близким и хорошим знакомым...
«Миссис Мон тэг, а теперь взгляните сюда».
98
99
Милдред повернула голову, хотя было совершенно оче
видно, что она не слушает.
Мон тэг сказал:
— Стоит сегодня не пойти на работу — и уже можно не
ходить и завтра, можно не ходить совсем.
— но ты ведь пойдешь сегодня? — воскликнула Милдред.
— Я еще не решил. Пока у меня только одно желание —
это ужасное чувство! — хочется все ломать и разрушать.
— возьми автомобиль. Поезжай проветрись.
— нет, спасибо.
— Ключи от машины на ночном столике. Когда у меня
бывает такое состояние, я всегда сажусь в машину и еду куда
глаза глядят, только побыстрее. Доведешь до девяноста пяти
миль в час — и великолепно помогает. иногда всю ночь ката
юсь, возвращаюсь домой под утро, а ты не знаешь ничего. За
городом хорошо. иной раз под колеса кролик попадет, а то и
собака. возьми машину.
— нет, сегодня не надо. Я не хочу, чтобы это чувство рас
сеивалось. о черт, чтото кипит во мне! не понимаю, что это
такое. Я так ужасно несчастлив, я так зол, сам не знаю поче
му. Мне кажется, я пухну, я разбухаю. Как будто я слишком
многое держал в себе... но что, я не знаю. Я, может быть, даже
начну читать книги.
— но ведь тебя посадят в тюрьму. — она посмотрела на
него так, словно между ними была стеклянная стена.
он начал одеваться, беспокойно бродя по комнате.
— ну и пусть. Может, так и надо, посадить меня, пока я
еще когонибудь не покалечил. ты слышала Битти? Слышала,
что он говорит? у него на все есть ответ. и он прав. Быть счас
тливым — это очень важно. веселье — это все. а я слушал его
и твердил про себя: нет, я несчастлив, я несчастлив.
— а я счастлива, — рот Милдред растянулся в ослепи
тельной улыбке. — и горжусь этим!
— Я должен чтото сделать, — сказал Мон тэг. — не знаю
что. но чтото очень важное.
— Мне надоело слушать эту чепуху, — промолвила Милд
ред и снова повернулась к диктору.
Мон тэг тронул регулятор на стене, и диктор умолк.
— Милли! — начал Мон тэг и остановился. — Это ведь и
твой дом тоже, не только мой. и, чтобы быть честным, я дол
жен тебе рассказать. Давно надо было это сделать, но я даже
самому себе боялся признаться. Я покажу тебе то, что я це
лый год тут прятал. Целый год собирал, по одной, тайком.
Сам не знаю, зачем я это делал, но вот, одним словом, сделал,
а тебе так и не сказал...
он взял стул с прямой спинкой, не спеша отнес его в пе
реднюю, поставил у стены возле входной двери, взобрался
на него. С минуту постоял неподвижно, как статуя на пьедес
тале, а Милдред стояла рядом, глядя на него снизу вверх, и
ждала. Затем он отодвинул вентиляционную решетку в сте
не, глубоко засунул руку в вентиляционную трубу, нащупал
и отодвинул еще одну решетку и достал книгу. не глядя, бро
сил ее на пол. Снова засунул руку, вытащил еще две книги и
тоже бросил на пол. он вынимал книги одну за другой и бро
сал их на пол: маленькие, большие, в желтых, красных, зеле
ных переплетах. Когда он вытащил последнюю, у ног Милд
ред лежало не менее двадцати книг.
— Прости меня, — сказал он. — Я сделал это не поду
мав. а теперь похоже, что мы с тобой оба запутались в эту
историю.
Милдред отшатнулась, словно увидела перед собой стаю
мышей, выскочивших изпод пола. Мон тэг слышал ее пре
рывистое дыхание, видел ее побледневшее лицо, застывшие
широко открытые глаза. она повторяла его имя — еще и еще
раз — затем с жалобным стоном метнулась к книгам, схва
тила одну и бросилась в кухню к печке для сжигания мусора.
100
101
Мон тэг схватил ее. она завизжала и, царапаясь, стала вы
рываться.
— нет, Милли, нет! Подожди! Перестань, прошу тебя. ты
ничего не знаешь... Да перестань же!.. — он ударил ее по лицу
и, схватив за плечи, встряхнул.
губы ее снова произнесли его имя, и она заплакала.
— Милли! — сказал он. — выслушай меня. одну секун
ду! умоляю! теперь уж ничего не поделаешь. нельзя их сей
час жечь. Я хочу сперва заглянуть в них, понимаешь, заглянуть
хоть разок. и если брандмейстер прав, мы вместе сожжем их.
Даю тебе слово, мы вместе их сожжем! ты должна помочь
мне, Милли! — он заглянул ей в лицо. взял ее за подборо
док. вглядываясь в ее лицо, он искал в нем себя, искал ответ
на вопрос, что ему делать.
— хочешь не хочешь, а мы все равно уже запутались. Я ни
о чем не просил тебя все эти годы, но теперь я прошу, я умо
ляю. Мы должны наконец разобраться, почему все так полу
чилось — ты и эти пилюли и безумные поездки в автомобиле
по ночам, я и моя работа. Мы катимся в пропасть, Милли! но
я не хочу, черт возьми! нам будет нелегко, мы даже не знаем, с
чего начать, но попробуем какнибудь разобраться, обдумать
все это, помочь друг другу. Мне так нужна твоя помощь, Мил
ли, именно сейчас! Мне даже трудно передать тебе, как нуж
на! если ты хоть капельку меня любишь, то потерпишь день,
два. вот все, о чем я тебя прошу, — и на том все кончится!
Я обещаю, я клянусь тебе! и если есть хоть чтонибудь тол
ковое в этих книгах, хоть крупица разума среди хаоса, может
быть, мы сможем передать ее другим.
Милдред больше не сопротивлялась, и он отпустил ее. она
отшатнулась к стене, обессиленно прислонилась к ней, потом
тяжело сползла на пол. она молча сидела на полу, глядя на
разбросанные книги. нога ее коснулась одной из них, и она
поспешно отдернула ногу.
— Эта женщина вчера... ты не была там, Милли, ты не ви
дела ее лица. и Кларисса... ты никогда не говорила с ней. а я
говорил. такие люди, как Битти, боятся ее. не понимаю! По
чему они боятся Клариссы и таких, как Кларисса? но вчера
на дежурстве я начал сравнивать ее с пожарниками на стан
ции и вдруг понял, что ненавижу их, ненавижу самого себя.
Я подумал, что, может быть, лучше всего было бы сжечь самих
пожарных.
— гай!
рупор у входной двери тихо забормотал: «Миссис Мон
тэг, миссис Мон тэг, к вам пришли, к вам пришли».
тишина.
они испуганно смотрели на входную дверь, на книги, ва
лявшиеся на полу.
— Битти! — промолвила Милдред.
— не может быть. Это не он.
— он вернулся! — прошептала она.
и снова мягкий голос из рупора: «... к вам пришли».
— не надо открывать.
Мон тэг прислонился к стене, затем медленно опустился
на корточки и стал растерянно перебирать книги, хватая то
одну, то другую, сам не понимая, что делает. он весь дрожал,
и больше всего ему хотелось снова запрятать их в вентилятор.
но он знал, что встретиться еще раз с брандмейстером Бит
ти он не в силах. он сидел на корточках, потом просто сел
на пол, и тут уже более настойчиво прозвучал голос рупора у
двери. Мон тэг поднял с пола маленький томик.
— С чего мы начнем? — он раскрыл книгу на середине и
заглянул в нее. — Думаю, надо начать с начала...
— он войдет, — сказала Милдред, — и сожжет нас вместе
с книгами.
рупор у двери наконец умолк. тишина. Мон тэг чувствовал
чьето присутствие за дверью: ктото стоял, ждал, прислуши
103
вался. Затем послышались шаги. они удалялись. По дорожке.
Потом через лужайку...
— Посмотрим, что тут написано, — сказал Мон тэг. он
выговорил это с трудом, запинаясь, словно его сковывал жес
токий стыд. он пробежал глазами с десяток страниц, пере
скакивая с одного на другое, пока наконец не остановился на
следующих строках:
«установлено, что за все это время не меньше одиннадца
ти тысяч человек пошли на казнь, лишь бы не подчиняться по
велению разбивать яйца с острого конца».
Милдред сидела напротив.
— Что это значит? в этом же нет никакого смысла! Бранд
мейстер был прав!
— нет, подожди, — ответил Мон тэг. — начнем опять.
начнем с самого начала.
Достарыңызбен бөлісу: |